Тайна Серебряной долины

Юйлинь, граница провинции Шэньси, две недели спустя

      Степные просторы от стен Юйлиня до самой Серебряной долины были покрыты ярким красно-зелёным ковром цветущих маков. Ван Чжи со смехом пришпорил коня и обернулся назад.       — Не отставай, Дин Жун! Мы почти у цели!       Но Дин Жун намеренно немного отстал, чтобы дать возможность губернатору Хэтао выиграть эту гонку. Он радовался тому, как легко Ван Чжи держится в седле, и восхищался его грацией и отвагой. Недавние раны больше не напоминали о себе, а за время, проведённое в этих диких краях, из дворцового евнуха Ван Чжи превратился в настоящего воина степей.       За поворотом их ждала неказистая хижина пастухов, в которой они когда-то спасались от лютой снежной бури.       Дождавшись, когда Ван Чжи спрыгнет на землю и потреплет по холке своего резвого коня, Дин Жун последовал его примеру, принял у своего господина поводья и повёл лошадей в небольшой загон с крышей, примыкавший к хижине.       Тем временем, Ван Чжи зашёл внутрь, и до Дин Жуна донёсся его радостный и удивлённый возглас:       — Ого, кто-то здесь уже позаботился об уюте!       Низкая лежанка поверх старой вытертой циновки была покрыта добротным одеялом из овчины, а на столике у очага ждала своего часа красивая чайная посуда.       Дин Жун ответил на вопросительный взгляд Ван Чжи слегка смущённой улыбкой.       — Вчера я ездил в деревню Мэнцзявань, где выбирали старосту, и по дороге решил тут немного навести порядок. Так и знал, что это нам пригодится.       Ван Чжи одобрительно кивнул:       — Отличная работа, Дин Жун.       В ту зимнюю ночь они спали, укрывшись одним меховым плащом на двоих, и именно тогда Ван Чжи окончательно понял, что они с Дин Жуном будут вместе. Он вспомнил «японский поцелуй» с согревающим чаем, и его улыбка стала тоньше и лукавее.       Дин Жун снова заваривал чай, и Ван Чжи уже знал наверняка, что за этим последует.       — Повторим всё, как тогда? — спросил он, когда Дин Жун, усевшись рядом перед очагом, протянул ему большую гайвань с ароматным напитком.       — Мне бы хотелось пойти чуть дальше, — честно ответил Дин Жун, не пряча глаза.       Он тогда смотрел на Ван Чжи точно так же — с нежностью и обожанием, и этот взгляд согревал даже лучше, чем самый горячий чай.       — Мне и тогда этого хотелось, — негромко сказал Ван Чжи, пригубив чай. — Но знаешь… Здесь было холодно, и я… я не решился… и так ругал себя потом за это.       — Я тоже не решился, — кивнул Дин Жун, ощущая всё так, будто это было лишь вчера. Горячие губы Ван Чжи у его щеки, его рука, вцепившаяся в плечо, и растерянность в глубине глаз. — Я боялся сделать что-нибудь не так и оттолкнуть тебя своими чувствами. Боялся, что ты поймёшь всё не так.       — Но мы всё же поцеловались по-японски, — улыбнулся Ван Чжи, передавая ему гайвань. — Твоя очередь, Жун-эр.       Дин Жун, не отводя взгляда от внезапно раскрасневшегося лица Ван Чжи, поднёс к губам чашу и медленно выпил. За этим должно было последовать продолжение, и он, отставив в сторону чай, протянул руку и привлёк к себе Ван Чжи — так же, как тогда, когда тот с готовностью, испугавшей его самого, откликнуся на этот жест.       Ван Чжи устроился на коленях у Дин Жуна и, обхватив его за шею, поцеловал — совсем не так, горячо, отчаянно, переплетаясь с ним языком и ловя с каждым вздохом его ответ, но постепенно снизил напор и перешёл к нежному посасыванию. Дин Жун понял, что долго не выдержит эту игру, и, не давая ему отстраниться, потянул с его плеча мягкую ткань, следуя губами вдоль его шеи.       Ван Чжи не возражал. Он уже ни в чём не сомневался и ни о чём не думал, кроме возможности отдаться во власть страстных губ Дин Жуна, распластавшись на этой пастушьей лежанке посреди бескрайней степи. Это было его триумфом, его блаженством, его личным девятым небом…       Оставшись в одних лишь нижних штанах, он потянул Дин Жуна за пояс, когда тот склонился над ним, и хрипло прошептал:       — Снимай это, быстро. Я хочу тебя!       От страстного шёпота Ван Чжи жар прокатился по телу Дин Жуна, затрепетав где-то в животе, и он, путаясь в рукавах, поспешил помочь ему раздеть его.       — Ван Чжи, я тоже тебя хочу. Не спеши… Дай мне насладиться… ты такой красивый!..       Ван Чжи, с растрепавшимися волосами, губами, припухшими от поцелуев и нежной кожей, которую он сохранил даже вдали от роскоши дворца, был для него самой восхитительной картиной, которой можно было любоваться вечно. Дин Жун склонился над ним и лёгкими, как крылья бабочки, поцелуями заскользил вниз по его телу.       — Я красивый?.. — Ван Чжи счастливо засмеялся, выгибаясь ему навстречу, и обхватил ладонями его за плечи, стараясь прижаться ближе. — Это ты красивый, Жун-эр… такой сильный… такой… желанный!       Дин Жун коротко охнул и закрыл его рот поцелуем.       — Это ты — мой желанный, А-Чжи… Мой любимый… Единственный в мире…       Они ласкали друг друга, как в первый и в последний раз, забыв о времени и пространстве, об оставшихся где-то там проблемах и интригах, о боли от недавних ран и последних остатках смущения. Радость обладать друг другом без остатка вытеснила все другие мысли и эмоции, и Ван Чжи с Дин Жуном любили друг друга сначала страстно и жарко, потом нежно и бережно, потом менялись местами, пополняли силы свежим чаем и от японских поцелуев снова возвращались к привычным прикосновениям губ.       Когда сверчки за стеной уже начали воспевать приближающийся вечер, Ван Чжи сонно повертелся, лёжа в объятиях Дин Жуна, и прошептал:       — Как хорошо, Жун-эр! Мне никогда не было так хорошо… Ты веришь?       — Верю. Потому что мне тоже. — Дин Жун поцеловал его улыбающиеся губы — уже без всякой страсти, лишь с нежностью и благодарностью. — Спасибо тебе, А-Чжи. Ты — лучшее, что мне дали небеса…       — Спасибо, что ты есть в моей жизни, — эхом откликнулся Ван Чжи и крепко переплёл свои свои пальцы с пальцами Дин Жуна, не отрывая взгляда от его взволнованных глаз. — Я никому тебя не отдам, Жун-эр. Ты мой навсегда.       Дин Жун не спорил. Он слегка поёжился от вечерней прохлады, пробравшейся в хижину, кинул взгляд на уже потухший очаг и, встав на колени, протянул руку Ван Чжи.       — Нам пора возвращаться. Позволь, я помогу тебе одеться, А-Чжи.       — Да, только не отвлекайся, — с притворной строгостью велел Ван Чжи, потянувшись за своим ханьфу, брошенным на пол в пылу страсти. — Иначе до ночи не вернёмся. …       Когда Ван Чжи и Дин Жун вернулись в губернаторскую резиденцию, их дожидалось там два письма.       Одно было из столицы: Тан Фань сообщал о своих новых успехах, о том, что Суй Чжоу получил пост главного экзаменатора по боевым искусствам, о здоровье сестры и о проделках Дун-эр, которая снова с лёгкостью решила все старинные задачки по вейци, присланные Ван Чжи, и всерьёз задумалась о том, чтобы составить собственный сборник.       В другом письме, пришедшем из такой же захолустной провинции, как крепость Юйлинь, только значительно южнее, Цзя Куй коротко благодарил за возможность провести время с женой и сыном и обещал вернуться на службу с наступлением осени. Он всерьёз опасался, что к зиме монгольский хан может собрать новое войско и снова начать беспокоить границу в Хэтао.       Ван Чжи, отправляя Цзя Куя в бессрочный отпуск, сразу сказал ему, что будет рад, если тот вернётся, но это должно быть его собственным решением. Если этот бывалый воин соскучится в своей мирной жизни, он всегда может присоединиться к командующему — неважно, будет он охранять границу или бороться с заговорщиками в столице.       После лёгкого ужина и обсуждения текущих дел Ван Чжи встал за спиной Дин Жуна, разбиравшего бумаги, сидя в кресле губернатора, и, перекинув ему на плечо распущенные волосы, поцелуями провёл дорожку по его шее.       Дин Жун наклонил голову ниже, подставляя открытую шею, и Ван Чжи не замедлил этим воспользоваться, стянул с его плеч домашнее ханьфу, с улыбкой наблюдая, как одежда падает на пол, и, когда тот поднялся, помогая Ван Чжи распутать его пояс, обнял Дин Жуна, крепче прижимаясь грудью к его спине.       — Пойдём спать, Жун-эр, эти твои отчёты никуда не денутся.       — Это отчёты господина губернатора, — уточнил Дин Жун, не возражая против такого плана, повернулся к Ван Чжи лицом и, уловив в его глазах разгорающееся желание, подхватил на руки и понёс в постель.       — Господину губернатору будет лучше спаться, если я сделаю массаж, — игриво проведя пальцами по его обнажённой коже от сгиба локтя к запястью, улыбнулся Дин Жун. — Будет ли позволено этому слуге?..       — Это хорошая идея, господин губернатор одобряет, — фыркнул Ван Чжи и прикрыл глаза, наслаждаясь тем, как Дин Жун гладит его руку, перемежая ласковые касания с поцелуями. — Продолжай, мой драгоценный слуга.       Дин Жун не ограничился его руками и грудью и ласкал всё его тело, разжигая страсть и заставляя постанывать от удовольствия, и когда настал момент перейти к самым откровенным ласкам, Ван Чжи уже был к этому готов. Он принял умелые пальцы Дин Жуна, изнемогая от желания отдаться ему полностью, и только жарко шептал его имя, крепко вцепившись в его плечи.       — Дин Жун… мой Жун-эр… Ну давай, давай же… люби меня, как ты умеешь…       За мгновение до пика Дин Жун остановился, замедлил движение пальцев внутри Ван Чжи и выдохнул ему в шею:       — Да, мой А-Чжи, я люблю тебя…       Потом они лежали рядом, успокаивая дыхание и переплетясь ногами, будто не могли ни на мгновение отлипнуть друг от друга, и Ван Чжи, хитро улыбнувшись, спросил:       — А что, если мне написать в столицу маме Цуй?       — Зачем? Нам разве нужны афродизиаки? — сонно удивился Дин Жун и чуть заметно напрягся. — Или я… я что-то делаю не так?       — Ты всё делаешь отлично, просто к небесам меня уносишь, Жун-эр, — признался Ван Чжи, ласково погладив его спину. — Но если нам попробовать с нефритовой игрушкой? Я слышал, что ощущения будут просто сумасшедшие.       Он внезапно смутился, зарылся носом в растрёпанные волосы Дин Жуна, и пробормотал:       — Конечно, если ты считаешь, что это распутство и уместно только в борделе…       — Я буду рад любому способу доставить тебе удовольствие, баобао. — Дин Жун лёгким поцелуем развеял его сомнения и заинтересованно продолжил: — Значит, ты тоже нашёл в нашей библиотеке тот трактат про евнухов эпохи Сун? Да, это было бы интересно попробовать… А маме Цуй напишем, что это нужно для научных экспериментов. Чтобы ты не смущался, А-Чжи, я сам ей напишу.       Ван Чжи счастливо фыркнул и удобнее устроился на плече возлюбленного.       — Не надо, она всё равно догадается! Но этот секрет стоит того, чтобы рискнуть. Ты со мной согласен?       — Я всегда и во всём согласен с моим господином.       Дин Жун по-хозяйски обнял Ван Чжи за талию и расплылся в довольной улыбке, заметив, что его господин тоже улыбается.