Четвертьфинал

— Если ты сейчас же не переведешь взгляд куда-нибудь в другую сторону, — сварливо закудахтал щуплый старик с одной из живых картин, и Кэйа вздрогнул. — То я превращу тебя в огромную лупоглазую жабу! Кэйа сощурился, чтобы посмотреть, с кем он говорит. Золотая табличка указала: «Фаддеус Феркл». — А почему не в ежа? — усмехнулся он шепотом и добавил. — Не забывайте, сэр, мы в библиотеке. Будьте потише. Состроив серьезную гримасу, он коснулся губ указательным пальцем и шикнул, и поспешил, собрав вещи, отойти к столу, рядом с которым не было никаких картин. По всей видимости, он задумался, имея привычку останавливать на чём-то взгляд, уставился на один из них и неосознанно выбрал один из наиболее сварливых. Кэйа фыркнул и решил вернуться к своим записям. В читальном зале было тихо; его часто выбирали как место, где можно спокойно сделать домашнюю работу или просто посидеть в тишине, которая была редким гостем и в коридорах, и в гостиных факультетов. Кэйа не был исключением. Сегодня он пришел, чтобы подготовить эссе по рунам, однако ничего не лезло ему в голову, а этот наглый старик с картины, который прославился разве что тем, что при жизни превратил всех своих сыновей в ёжиков, лишь усугубил ситуацию. Ему было откровенно не до рун и эссе. До матча с пуффендуйцами оставалось полторы недели, и чем ближе он становился, тем больше нервничал Кэйа. Его постоянно преследовало ощущение, что всего, что они делали во время тренировок, что он вычитывал из старых газет и книг, было недостаточно. Недостаточная скорость. Недостаточная сила, с которой он кидает мяч в кольцо. Недостаточная внимательность. Недостаточное… чего-то точно недоставало. Но чего конкретно, он понять не мог, а потому тревожился еще сильнее. На уроках он тоже не мог сосредоточиться, то и дело рисуя на тетрадных листках ровный квадрат, по три кружка на каждую сторону и шесть других, закрашенных чернилами. Затем он незаметно касался их палочкой, произносил заклинание, и кружки оживали, метались по полю и сталкивались с другими “игроками”, не зная цели и своего предназначения. Кэйа, когда находилась свободная минута, передвигал их и думал, пожевывая карандаш, насколько та или иная позиция будет выгодной. Со стороны казалось, будто думает он над учебником, а потому преподаватели, у которых кредит доверия к Кэйе был большим, его не трогали. Сейчас он тоже неосознанно чертил уже знакомый квадрат, колечки и расставлял схематичные кружочки вместо того, чтобы повторять символику кофейных разводов. Напряжённо постучав по подбородку изжеванным карандашом, он не заметил, как снова вздрогнул и резко поднял голову. На этот раз его отвлёк не очередной ворчливый портрет, а безликий, привычный и при этом непростительный стук падающей книги. Как и все, он поднял голову ради коллективного осуждения, нашел источник шума и замер на пару мгновений. Книгу уронил соседний с ним стол, который заняли гриффиндорцы. Они честно старались не шуметь, но их было много – больше двух штук для гриффиндора было "много" – и им было весело. Их длинный стол пестрел бумажками, учебниками и перьями, которые несли по воздуху будущие кляксы в конспектах. Дилюк среди них тоже был; он сидел над книгой, раскрытой на столе, и неслышно читал себе под нос, подперев одной рукой щёку. Собранные в пучок волосы то и дело падали на лицо, и он, хмуря тяжёлые брови, каждый раз убирал их за ухо. Кэйа смотрел и не заметил, как тоже неосознанно подпёр рукой подбородок. Потом неожиданно вспомнил, о чем вообще думает, встрепенулся, обиделся сам на себя. Мотнул головой. Решил вернуться к кофейной гуще и рунам, но вместо размытых кофейных клякс обнаружил своё глупое поле с глупыми кругляшка́ми. Раздражённо поджал губы, а потом в библиотеке снова грохнуло, на этот раз — дверью. Внутрь зала вбежала – почти сразу вспомнив, где находится, она замедлилась до шага на цыпочках – Эмбер, гриффиндорка, игравшая роль ловца в команде по квиддичу. Она с извинением в глазах смотрела на всех, пока шла к своим, а там махнула рукой Дилюку. Он кивнул, улыбнулся, тихо отодвинул стул и пошел за ней. Кэйа вернулся к записям. Однако Дилюк остановился, когда проходил у него за спиной. Он вернулся на несколько шагов назад, очевидно, что-то приметив, и застыл, нагло рассматривая его записи – усердие, с которым тот посвящал свое время квиддичу, с одной стороны вызывало восхищение, а с другой немного пугало. Однако, когда Кэйа почувствовал чрезмерное внимание к себе и когда оно ему надоело, он откинул голову и поднял на Дилюка сердитый взгляд, но не успел сказать и слова, как тот, пойманный на горячем, тихо, но с иронией произнёс: — Не знаешь, сколько игроков в команде, Альберих? Кэйа так и остался сидеть с кривой гримасой на губах. Он посмотрел на тетрадь и снова поднял голову. — Не знаешь, что в чужие записи подсматривать плохо, Рагнвиндр? — Передразнил он. — Так сколько игроков в команде? — Семь. — А почему у тебя только шесть? — Потому что мне пока не нужен ловец, — отрезал Кэйа. Дилюк хмыкнул, засунул руки в карманы и саркастично промычал: — Понятно. Ну давай-давай. Кэйа сощурился. – Критикуешь – предлагай! – с искренним негодованием прошипел он, намереваясь, как и в прошлый раз, отвадить от себя Дилюка. Дилюк же, вместо того, чтобы отва́диться, медленно нагнулся, взял карандаш и нарисовал на поле кружочек и палочку, а к ним прибавил ручки и ножки, оставив Кэйю как-то бороться с негодованием. Дилюк пах каким-то приятным шампунем и излучал тепло, — виной тому был то ли его колючий свитер, то ли что-то ещё, — но Кэйа не отвлекался (почти) и следил за ним и его руками, сложив собственные на коленях и нетерпеливо пощипывая ими мантию. — Ловцы всегда будут «основной» командой, Альберих, — для пущего эффекта он ткнул остро заточенным карандашом в нарисованного человечка. Карандаш упал, а Дилюк выпрямился. — Ты не можешь думать об игре вокруг колец и при этом не учитывать ловцов. Своего и вражеского. Они там не сами по себе летают. — И с какого момента ты подумал, что имеешь право умничать? — проворчал он. Дилюк довольно хмыкнул; ему было приятно ткнуть когтевранца, особенно — Кэйю, в его ошибки. Оставить всё без комментариев Кэйа, разумеется, не смог. Он повернулся к нему, сощурился, смотря в глаза. — Интересно, этот твой «трюк», — желая продемонстрировать то, о чем говорит, он резко отсалютовал двумя пальцами. — Во время предыдущего матча тоже был частью «игры с ловцами»? Вместо того, чтобы огрызнуться в ответ, Дилюк ухмыльнулся, и от этой ухмылки в который уже раз по спине Кэйи пробежались мурашки. — А что, — в голосе Дилюка снова пронеслись те высокомерные нотки, с которыми он пришел отчитывать его в лазарет. Он наклонился, облокотившись о стол, и повернулся к нему, чтобы посмотреть Кэйе в лицо. Дилюк растягивал губы в улыбке и лукаво щурился. — Тебе не понравилось? — Мне? — Кэйа почему-то занервничал, снова увязнув в его глазах, и поспешил вспомнить про Дилюка что-то нелепое и глупое. Вспомнил. Улыбнулся. Опустил глаза на губы и прикусил свою, чтобы не засмеяться раньше срока. — Понравилось. Ты красавчик, Рагнвиндр, только полный дурак. Не переживай, в двух вещах сразу мало кому везёт. Дилюк нахмурился. — Это почему? — А потому, – охотно продолжил он. – Что теперь твой «манёвр» соперники будут раскусывать задолго до того, как ты его совершишь. Публика-то всё видит; увидит, что ты готовишься — начнет поддерживать овациями. А от соперника это точно не ускользнет. Дилюк смешно покраснел, скривился, а Кэйа, смотря на это, еле сдержался, чтобы не хохотнуть от восторга ему в лицо. Он проводил его взглядом и улыбкой — тот ушел, естественно, молча. Кэйа проследил за его спиной и вернулся к своему листку. Достав палочку, он легко коснулся ею «поля», прочитал заклинание и его кружки замотались вокруг единственного человечка. Тот летал на нарисованной метле, бился о кольца и других "игроков" и падал, но, не имея суставов и мышц, резво поднимался и снова садился на метлу. Ловец Дилюка выделялся среди них: он был целой фигуркой, с ручками-ножками, тогда как Кэйа обозначал всех простыми кружками. Человечек получился глупым, было даже странно от понимания, что он, такой хаотичный, дополняет его правильную, строгую схему. И всё же это его внезапное, совершенно спонтанное замечание что-то собрало в его голове. Кэйю осенило: если в мастерстве они явно уступают, то могут хотя бы попытаться, к примеру, создать помеху команде соперника. Они же вроде как самый умный факультет, так почему бы не использовать стратегию, чтобы, скажем, немного облегчить себе жизнь? Он передал Герте эту мысль, и она с неохотой, но согласилась. Поначалу ей казалось это чем-то нечестным, ведь у каждого игрока в команде уже была своя роль, и заставлять их кому-то мешать казалось когтевранке чем-то… неправильным; Кэйа же, изначально не видевший обмана, объяснил, что в её любимых шахматах каждая фигура также наделена определенной ролью, однако партию не выиграешь, ходя ими, куда вздумается и поедая всех, кто попадется на пути. Это бесполезно и совершенно не весело. Герте сравнение с шахматами почему-то не очень понравилось, но она дала добро, сказав при этом: — Ты только помни, что люди — не шахматы. Ему многого стоило объяснить своей команде, что теперь они должны будут следить не только за своими мячами, но и за тем, что творят их соперники. Поняли его не сразу. Для когтевранцев, которые в квиддич не особо вникали и чей уровень владения метлой был, откровенно говоря, не особо впечатляющим, подобное стало сюрпризом. Новый вызов, испытание способности в критической ситуации переключиться с одной задачи на другую и при этом не слететь с метлы. Смотреть не только за мячом, но и за ситуацией у вражеской команды, за ловцом, на которого раньше он особо не обращал внимание. Вместе они расставили игроков и поручили каждому задачу — следить за тем или иным пуффендуйцем, исключая вратарей. Обговорили, даже тренировались, по очереди играя роль соперника. Поначалу получалось не очень – игроки постоянно отвлекались и уходили в глухое "смотрю себе под нос", а потому пару раз кто-то нет-нет, да ронял квоффл на землю, за что Герта часто разражалась гневными тирадами, так, что даже Кэйе становилось не по себе. Он понимал, что так надо, а потому не спорил с капитаном. Ведь чем ближе становился матч, тем меньше времени у них оставалось на обсуждения. С каждой такой тренировкой его уверенность росла, пока в день матча не рухнула, стоило ему взять в руки метлу.