Четвертьфинал

Слизерин выиграл у Пуффендуя. Кэйа, когда это понял, поначалу не почувствовал ничего, кроме радости от зрелищного матча. Потом до него начало доходить. Слизеринцы играли зло и жестоко. Следующими со злыми и жестокими слизеринцами играли они. Это немного омрачало жизнь его окружения, привыкшего, что когда Кэйа Альберих нервно грызёт пальцы, ничего хорошего ждать не стоит. Сидя в гостиной факультета и утопая в своем любимом кресле, он снова незаметно для себя погрузился в тревожные мысли о предстоящем («Кэйа, «предстоящий» — это когда послезавтра, а не в конце месяца, перестань драматизировать») матче, причем настолько глубоко, что Альбедо пришлось стукнуть его по плечу, чтобы вернуть к разговору. — А? — Кэйа подпрыгнул и, встрепенувшись, повернулся к нему. Староста неодобрительно покачал головой. — Ты на Рождество едешь к родителям? — Да нет, здесь останусь. А что? — Мы с матерью планировали отправиться в Дублин на чемпионат по дуэлям, она предложила пригласить кого-нибудь. Хочу узнать, что об этом думаете вы с Ли… Лиза, ты меня слушаешь? — он устало повернул голову к камину. Там рядом с высоким зеркалом с багетом из серебряных звёзд крутилась когтевранка, задумчиво примеривая новую шляпу с острым колпаком. Альбедо она перестала слушать тогда, когда тот переключил своё внимание на Кэйю. Что ещё сделать, чтобы оба сконцентрировались вокруг его слов, причем одновременно, он не знал. Кэйа перетёк на подлокотник и, подперев щеку, наблюдал за Лизой. — Красивая шляпка, — произнес он; стоило это сделать, как в голове сразу же сложились «два» и «два». Расплывшись в ехидной улыбке и достав палочку, он на цыпочках подкрался к ней за спину. Шалость, правда, закончилась тотчас же: Лиза молниеносно развернулась и ткнула волшебной палочкой ему под подбородок. — Только попробуй, — спокойно произнесла она и улыбнулась. Кэйа улыбнулся в ответ. Показывая, что сдается, он поднял руки и попытался отойти, но Лиза всё вжимала ему под подбородок острую палочку. — Прости, прости, больше не буду! Я просто подумал, что Джинн понравятся пушистые волосы… Ты ведь с ней на свидание идёшь, да? Сидевший за кофейным столиком Альбедо в очередной раз обречённо вздохнул. Лиза вновь развернулась к Кэйе, русые волосы взметнулись вверх вместе с мантией. Она растянула губы и фыркнула. — Я просто передам ей конспекты. Вот и всё. — Ого, — показушно промычал Кэйа. — А конспекты ты ей в шляпке принесешь? Лиза вспыхнула, на губах быстро и ловко прошелестели заветные слова, а в следующий миг прямо перед Кэйиным носом раздался хлопок, окутывая его лицо грязно-серым облаком. Лиза театрально хохотнула, смотря на то, как он пытается разогнать дым. — Я же извинился! — обиженно воскликнул Кэйа и принялся оттирать сажу с носа, когда облако всё же развеялось, затянутое сквозняком из открытого окошка. — А я на всякий случай, — Лиза скрестила руки на груди. — И вообще, ты своему Дилюку тоже «конспекты носишь», да? Она ожидала, что однокурсник вспыхнет, покраснеет, и приготовилась отбивать какой-нибудь зловредный сглаз, но Кэйа неожиданно серьезно ответил: — Вообще-то, да. Я просто передал ему мои записи по зельеварению, потому что мне его жалко. И если он не вернёт их до пятницы, моя тетрадка что-нибудь ему откусит. — Фе. Никакой романтики в тебе нет, Кэйа. — Посмею напомнить, что он… — Да-да, сбил тебя бладжером. Я помню, Кэйа. Все помнят. — Ты, кажется, собиралась куда-то, разве нет? — фыркнул Кэйа. Лиза горделиво поправила шляпку и бодрым шагом отправилась к выходу, совершенно забыв о лежавших на соседнем столике конспектах. Кэйа же вернулся в кресло. Снова стало тихо. В камине лениво потрескивал костер. Альбедо попытался вернуть Кэйю к разговору о дуэлях, но тот отвечал вяло, неохотно; тогда он, вдохнув и не желая мешать другу самозакапываться, пожелал спокойной ночи и ушел в спальню. Кэйа кивнул ему тогда, когда Альбедо уже не было в комнате. Со слизеринцами у Кэйи были свои счеты, и утереть им нос он считал делом чести, пока не увидел их игру. Пока не услышал, как Лиза, которая привыкла шутить и делать комплименты кому ни попадя, стала неожиданно серьезной, комментируя матч с теми, кто носил змею в качестве своего символа. Почти профессиональная серьезность была довольно быстро разгадана: Лиза тщательно следила за нарушениями, чтобы первой сообщить о них зрителям. Сколько бы он ни кривил нос на эту глупость, мол, все темные маги являлись выпускниками Слизерина, сколько бы ни спорил до посинения о том, что статистика так не работает, всё же факт оставался фактом: во время матчей именно за ними наблюдалось больше всего штрафов и пенальти. Когда Когтевран, Гриффиндор, Пуффендуй выстраивали стратегию, как если бы играли в шахматы, Слизерин в этих же шахматах брал доску и бил ею соперника по башке. Шальная мысль пролетела перед тем, как Кэйю окончательно разморила дрёма: если бладжер в него метнёт, например, загонщица Роза, то его просто унесёт прямиком в трибуны, прямо как… как квоффл. Ещё один, немного побольше и покрасивей. Очень живописная картинка, которая принесла ему абсурдный, но оттого не менее страшный кошмар, в котором он оказался маленьким человечком на маленькой метле и всё, что мог делать, это улетать от роя зелёных пчел. Какое-то время он пытался придумать план, как в прошлый раз. Нужно всего лишь найти слабую точку в слизеринской команде и ударить именно туда. С пуффендуйцами же сработало, да? Но карандаш, рисовавший привычные кружочки, то и дело срывался и истерично перечеркивал листок. У слизеринцев не было слабых точек. Так, по крайней мере, казалось Кэйе. Герта, выслушав его тревоги, беспокоиться отказалась и попыталась успокоить и его. — Просто играй, — вздохнула она. — Если не удается найти слабости, значит, ищи их у себя. — Да тут… да… — Кэйа отчаянно махнул рукой на команду, которая мило обсуждала что-то у трибун. Он этого не сказал, но Герта поняла, что именно повисло над ними в воздухе во время этого молчания. Сощурилась. Сжала метлу и сильно ударила древком по спине. Отправила наматывать круги, и чтоб до скулежа, до отмороженных рук и понимания, что называть свою команду «слабостью» она не позволит. Возможно, он действительно немного перегнул и поставил своё-личное вперёд командного. А квиддич — это всё-таки командный спорт. После десятка виражей на морозе Кэйа в принципе был готов согласиться с чем угодно, лишь бы его отпустили погреться. По-хорошему, как намекнула ему Лиза, можно было обратиться к более опытным товарищам. К Ноэлль, к Джинн, к тому же Дилюку, ведь он уже помог ему однажды. Кэйа принял эту идею в штыки: во-первых, он уже просил помощи и не хотел на ней паразитировать, а во-вторых… просить Дилюка? Подсказать? Вот ещё. Он и в прошлый раз не сильно ратовал за то, чтобы тот лез в его записи. Это вышло случайно, и повторяться Кэйа совсем не хотел. А время шло.

***

Он не мог сказать никому о том, что так навязывалось во время уроков; и почему в друзьях у Кэйи были только либо совершенно правильные дети, либо староста и те, кто непосредственно относился к игре? Альбедо его убьет, если узнает. Лиза расскажет Альбедо. Герта… ему даже не хотелось думать, что она с ним сделает. То же казалось и Джинн, и Ноэлль, и Дилюка, хотя с последней троицей он в принципе не общался и за друзей не считал. Смешав измельчённые крылья кусачей феи с алихоцией и слизью флоббер-червя, а получившейся жижей, выстояв ее неделю, сбрызнуть на метлу, можно добиться любопытной реакции. Метла станет легче, а значит – быстрее, хоть разница и не будет чересчур сильной. Но «чересчур» Кэйе и не надо. Он был готов ухватиться за любое преимущество. Кэйа оправдывал себя так: он ни за что бы не пошел на такое, если бы не вынудили. Слизеринцы тоже наверняка жульничают, да и можно ли будет назвать жульничеством то, что он запланировал? Можно. Он прочитал это в одной из газет, и вычисляли жуликов по температуре метлы в хвосте, которая от такой смеси повышалась на пару градусов. Правда, потом он прочитал, что температуру измеряют только на международных матчах и что в Хогвартсе такого никогда не было. К тому же, он же не собирается делать это во время матча. Хотелось бы попробовать на тренировке, понять, будет ли эффект. Вдруг он будет слишком сильным и очевидным, зачем тогда позориться? А если его совсем не будет — зачем тогда тратить время на подготовку к самому матчу? Попробовать, это же не… это же не нарушение правил? Слизь и сушёная алихоция имелись в свободном доступе, крылья кусачей феи же Тимей хранил в отдельной подсобке. Достать их было легко и редкостью они не отличались, но Тимей все равно ограничивал к ним доступ из-за яда, которым обладали эти мелкие паразиты, и того факта, что студенты использовали их совсем не по назначению. Поэтому в кладовую нужно было пробраться поздно ночью и тихо. Кэйа несильно боялся встретить Тимея, ведь с ним, мягкосердечным и наивным, кто-то вроде него мог с лёгкостью договориться. Наплести что-нибудь, состроить грустную рожицу, попросить не рассказывать. Больше никого, кроме призраков (против которых было готово одно заклинание), он встретить не ожидал. В один из морозных вторников, сделав вид, что задерживается допоздна на факультативе по прорицаниям, Кэйа тихо повернул в противоположную от гостиной Когтеврана сторону. Ученики ещё шастали, сонные и уставшие; они его не замечали. Кэйа очень часто оставался допоздна вне стен гостиной, а потому ни для кого в принципе не должно было стать сюрпризом его перемещение по коридорам. Он ловко и мягко шел, почти не шурша мантией, по старому замку, испещренному сложными резными узорами — их им в наследство оставили английские христиане и самые первые маги, появившиеся в здешних густых лесах. Тихая школа ему нравилась; она была густой, спокойной, а риск вляпаться в неприятности, действительно опасные, по сравнению с его выходкой, придавали его поздним прогулкам ещё большей загадочности. Но сейчас у Кэйи в этих жёлтых коридорах была конкретная цель. Через смежный с залом холл он спустился вниз, к подземельям и кабинету зельеварения, то и дело оборачиваясь на случай, если пристанет какой-нибудь противный призрак. Осторожно пробираясь по казематам со слабеньким «люмос» на конце палочки, он наконец-то набрёл на нужный угол, завернул и повернулся лицом к небольшой двери. Люмос погас, и Кэйа принялся шептать заклинание, взламывающее дверь, и выводить на дереве необходимые для него символы. — ЭЙ! Это был не вскрик, скорее громкий шепот, но для Кэйи внезапный в тишине хогвартских коридоров голос прозвучал громче, чем майский гром. Он резко обернулся и испуганно посмотрел назад, а потом почувствовал, как горячая рука крепко схватила его за локоть и потащила за собой. В слабеньком «люмос» на конце палочки лицо Дилюка выглядело страшнее, чем любой призрак, любящий в качестве шалости выпрыгивать из-под кровати первокурсников. Когда страх сошел на нет, Кэйа очнулся и едва сдержался, чтобы не запустить в рыжие волосы какое-нибудь заклятие. Заупрямившись, он вырвался из его рук. — Ты что тут делаешь?! — зашипел Кэйа. Дилюк не растерялся, вновь потянулся к нему, за что получил ощутимый шлепок ладонью. — Сюда нельзя без разрешения! — поняв, что силой Кэйю не утащит (по крайней мере, без криков), он обошел его и закрыл спиной узкую дверку, на которой все ещё светились недочерченные когтевранцем символы. Кэйа развернулся за ним, скользя одними пятками, сложил руки в локтях и надменно отчеканил: — У меня есть разрешение. — Да ты что? А почему ты тогда ночью идёшь, если «есть разрешение»? — Потому что мне надо сейчас! Дилюк плавно двинулся следом, когда Кэйа попытался его обойти. — Хочешь, чтобы я профессора позвал? Рассказал, что ты планируешь что-то стащить? Ещё и дверь взломать пытался… да нет у тебя никакого разрешения! — зло прошипел он, после чего понизил голос и добавил. — Это нарушение правил. — Нет, если ты перестанешь лезть не в свое дело. А теперь отойди и не мешай! — Кэйа снова попытался обойти его, но Дилюк — не Альбедо, его мало было просто потянуть за мантию. Почему-то это настолько разозлило Кэйю, что он, поджав губы с искренней ненавистью, направил в его сторону палочку. — Считаю до пяти. Раз, — начал он, медленно, размеренно, давая возможность оценить свои шансы. — Два. Три… Дилюк, я тебя предупредил. — «Предупредил» с чем? От неожиданности палочка неуклюже выскользнула из рук и тихо, мягко стукнулась о древний камень. Кэйа спохватился, кинулся ее поднимать, но Дилюк больше на него не смотрел. Он смотрел на самый яркий светящийся шарик в своей жизни, умостившийся на кончике волшебной палочки, как толстый ленивый воробей. Кэйа поднялся, отряхнул мантию, взглянул на гриффиндорца и сразу понял: ничем хорошим это не закончится. Повернув голову к коридору, он был готов наслать на Дилюка Круцио и в тот же самый момент отправиться в ту самую тюрьму для волшебников. Однако с губ у него ничего запрещённого не слетело, а сам он — прошла минута, другая — продолжал стоять в сыром холодном подземелье, совсем рядом со складом ингредиентов. Варка стоял перед ними и переводил крайне выразительный взгляд то на одного, то на другого.