Ровно через год, на том же месте

Обладая хотя бы элементарными навыками, сделать такую пасту плохо невозможно: это просто разные виды вкуснятин, перемешанные вместе. Хоб, тем не менее, очень старается. И перед тем, как отдать блюдо на выдачу, выкладывает пару помидорок черри как глаза и насыпает мелко порубленной зелени полукругом условной улыбки. Обычно он делает так для детских заказов, но, может быть, парня с фингалом, полученным от собственного отца, эта мелочь тоже порадует. Оставшееся до закрытия кухни время Хоб продолжает негромко мурлыкать себе под нос выдуманные им самим мелодии: он не знает, если честно, почему появление Морфея обрадовало его так сильно. Может, это просто всё тот же социальный голод. Но – но… Он не знает, как объяснить это «но», но дело, как минимум, в том, что когда Морфей улыбается не ради приличий – у него очень красивая улыбка. Когда всё греющее-жарящее-парящее выключено, на кухне наведён порядок, а Хоб, отпустив других поваров, снимает поварской китель, на кухню снова заходит Чарли. На этот раз куда менее решительно. – Роб… Там такое дело. Тот твой друг с подбитым глазом… Я предлагал ему вино к пасте, он отказывался, а потом сказал что-то в духе «у меня был очень паршивый день» и согласился. А потом он ещё выпил пару шотов с водкой… – И что? – И он в говно. – С бокала вина и двух шотов?! – Ага. – Ладно, я разберусь. Когда Хоб выходит в зал – на этот раз в джинсах, худи со Скруджем Макдаком и с распущенными волосами – Морфей на дальнем конце барной стойки, скорее, лежит. Лежит щекой и делает какие-то движения губами, которые, когда Хоб подходит ближе, оказываются попытками сымитировать звук лопающегося пузыря. – Итак, тебе нельзя пить. Морфей, не отрывая щеки от барной стойки, пытается запрокинуть голову и поймать его взгляд своим, блестящим и расфокусированным. – Верно! Алко… Голь… Де… – Алкоголь не надо, – пытается закончить за него Хоб, но Морфей недовольно мычит и всё же поднимает голову. Она, правда, не особо держится, так что он подпирает её обеими руками. Его волосы взъерошены, и в своей чёрной-чёрной одежде, скукожившийся на высоком барном стуле, он кажется Хобу похожим на нахохлившегося воронёнка. – Алкоголь! Де… Дегидро… Геназы. Мало в печени моей. Быстро пьянею. – Ясно-понятно, – Хоб обходит барную стойку и подходит к Морфею с другой стороны, – зачем же ты тогда столько выпил, приятель. Блевать не тянет? – Нет. Хочу лежать, – Морфей опасно качается корпусом, как будто собирается реализовать своё желание прямо сейчас, и Хоб встревоженно обхватывает его за талию и прижимает к себе. О, и, наверное, дело просто в том, что у него давно никого не было. Да, только поэтому ему приносит удовольствие это прикосновение и то, как Морфей, сокрушенно вздыхая, укладывает голову ему на плечо. – Давай вызовем такси, ты поедешь домой и будешь там лежать, – Хоб открывает Uber на телефоне, – диктуй адрес. – Не хочу. Не помню. Не хочу домой, хочу лежать. – Я же не знаю, где ты живёшь, воронёнок. Мне нужен адрес, чтобы вызвать тебе такси. Или позвонить кому, чтобы за тобой приехали? – Нет. Не хочу. Хоб убирает телефон и шумно вздыхает. Он уже несколько месяцев не предлагал никому переночевать у него – и вот на тебе, невменяемо бухой с капли бухла член Совета директоров каких-то там компаний с подбитым глазом. У них абсолютно точно абсолютно ничего этой ночью не будет. Хоть он и красавчик, конечно. – Я живу тут на втором этаже. Переночуешь у меня? – Лааадно. – Тогда пошли. Хоб стягивает Морфея с барного стула, и тот, к своей чести, даже пытается удержаться на ногах, но очень быстро проигрывает этот бой: слабым местом оказываются подкашивающиеся колени. Он шарит рукой в поисках стула и заползает на него обратно. – Никак, – он поджимает губы и всем лицом выражает печальную растерянность. О, и, наверное, дело просто в том, что у Хоба давно никого не было. Да, только поэтому ему принесёт удовольствие то, что он собирается сделать. – Хорошо, что ты такой худой. Понесу тебя, как принца, – он перекидывает руку Морфея себе через шею, подхватывает его поперек спины и под коленями, и поднимает на руки. – А я мог бы быть принцем! – Морфей обнимает его обеими руками за шею и утыкается лбом в висок. Хоб немного чувствует его тёплое дыхание на своей шее. Ему не стоит об этом думать. – О, конечно же. – Мои родители – наслед… Ники дворецких титулов! – Дворянских, и кто бы сомневался. Не дёргайтесь, Ваше Величество, а то мы оба упадём на пол совсем не так грациозно, как следовало бы принцу и его слуге. – Я мог бы быть принцем! – Да-да, я уже понял. Морфей, может, и полегче некоторых девушек, которых Хоб носил на руках – но всё то время, что они идут на улицу, к чёрному входу, поднимаются по узкой лестнице на второй этаж к квартире Хоба и добираются в ней до спальни, он нескончаемо ёрзает. Несёт какую-то очаровательную пьяную чушь, пытается размахивать руками, пугается потери равновесия и снова обхватывает Хоба за шею. В итоге, когда они, наконец, доходят до кровати, руки Хоба уже начинают дрожать от напряжения, и он Морфея на неё практически сбрасывает. – Прибыли, Ваше Величество. Раздевайтесь. Хоб присаживается перед ссутулившимся и покачивающимся из стороны в сторону Морфеем на корточки и расшнуровывает его ботинки. Ему самому придётся поспать на диване. Да, он абсолютно точно будет спать на диване и не будет приставать к пьяному парню, пользуясь его беспомощностью. Он не плохой человек, в конце концов. И то, что никого, кроме Хоба, на этой кровати не было уже много десятков ночей, не имеет никакого значения. Не имеет. Хоб стягивает с Морфея ботинки и поднимает взгляд: тот ещё даже не справился со своим пиджаком. Стянул рукав наполовину и сидит, махая пустой половиной рукава и внимательно её рассматривая. Продолжает качаться из стороны в сторону. Боже, человек в ужасном состоянии, но почему это так смешно. – Помогай, – Морфей снова безуспешно пытается сфокусироваться на его взгляде, и Хоб не может сдержать смеха. – Слушаюсь и повинуюсь, Ваше Величество. Хоб скидывает барахло со стула, чтобы аккуратно сложить на нём дорогущие шмотки Морфея, и принимается за пиджак. Пиджак – это просто, он уже даже был расстёгнут, и Хоб просто вытряхивает Морфея из него, и вешает его на спинку стула. С остальным… сложнее. Морфей начинает засыпать, наваливается на Хоба, как тряпичная кукла, и вряд ли что-то понимает и чувствует. Хоб же… Он очень старается не касаться его бледной кожи больше необходимого. Раздевать так целомудренно, как это делали бы родители с ребёнком – да, он очень старается, и если он замечает родинку на плече, вставшие дыбом волоски на загривке или… Или… Выдыхает в паре сантиметров от его шеи. Мягко давит на плечо, чтобы он, наконец, лёг на спину, когда хочет стянуть с него брюки. Проводит кончиками пальцев по его бедру. То это вызвано исключительно нуждами раздевательного процесса. Раздетый до боксёров (конечно же, Calvin Klein; конечно же, чёрных), Морфей сам шебуршится по кровати и заворачивается в одеяло, лишая Хоба возможности его укутать. – Спокойной ночи, Ваше Величество, – Хоб выходит из комнаты, щёлкая выключателем.