Искажение наших сердец

      Леголас прекрасно знал, что порой летние бури бывают опаснее прочих. Он смотрел на марево рассвета в проблесках свинцового неба и понимал, что грозы не миновать.       Ещё он понимал, что чувства Анны всё осложнят. Конечно, написанные рядом имена ничего не значат, но это наталкивало на определённые мысли. Лишённая в своей жизни любви и заботы, она легко может принять простое участие за нечто большее, неправильно отреагировать, и тогда…       Больше всего на свете Леголас не хотел повторять судьбу своего отца. Он знал, что Анариэль была несчастна, но и Трандуилу её чувства не добавляли радости, ведь холод обжигал обе стороны, и не важно, кто его источал.       К счастью, ещё была надежда на человеческую сущность Анны. Эльфийская любовь нерушима, словно горы, а человеческая во многом уступает ей.       Анна, более притихшая, чем обычно, сновала по кухне серой тенью и, подобно погоде, за окном чего-то ждала. Леголас не хотел с ней говорить, чувствуя из-за этого какую-то вину. Она не сделала ничего плохого, но пересилить себя он не мог — постоянные размышления о чужом будущем и нежеланная ответственность давили гранитной плитой.       Нужна была помощь. Леголас посмотрел в окно, прикидывая, сколько у него времени. Встреча с Анариэль должна была стать глотком воды, и ещё ни в чьём обществе Леголас не нуждался так сильно. В последние десять лет точно.       — Мне нужно уйти. Ты не испугаешься, если вдруг начнётся буря?       Анна замерла, сжав вымытую тарелку в руках. Она с опаской посмотрела в окно и отрицательно покачала головой.       Леголас кивнул, накидывая плащ и чувствуя некоторое облегчение. Анне полезно давать больше самостоятельности, он не должен находиться с ней постоянно и опекать. Возможно, тогда и чувств никаких не появится.       Ветер был ещё не сильный, но ветви деревьев уже угрожающе шелестели, а с вод Андуина доносился взволнованный шум. Люди и эльфы прятались по своим домам, и Леголас никого не встретил, кроме встревоженных птиц.       — Леголас! — Анариэль удивлённо всплеснула руками, увидев его на пороге. — Что за нелёгкая принесла тебя в непогоду?!       — Я успею вернуться до грозы. — Анариэль была с Леголасом одного роста, и после маленькой Анны он наконец-то смотрел на кого-то не с высока. — А даже если не успею, ничего страшного. Грядет обыкновенный летний ливень.       — Ты что же, оставил девочку одну в такой час? — Анариэль недовольно покосилась на лошадь Леголаса, пасущуюся у неё во дворе.       — Полагаешь, она за всю жизнь не видела дождя?       — Полагаю, что-то случилось, раз ты примчался ко мне.       Здесь Леголас не знал, что ответить. Он снял свой плащ и прошёл внутрь хорошо знакомого ему жилища. По меркам Итилиэна Анариэль жила хорошо — просторные комнаты, изящное убранство, но, как и у многих эльфов, в доме ощущался дух скорого отъезда.       — Так что стряслось? — Анариэль присела подле него, испытывающе пронизывая серыми глазами.       — Ничего, если подумать.       — Всё так плохо, что ты сбегаешь из собственного дома?       Леголас прикрыл глаза, чувствуя, что его тревоги не исчезают, но как-то притупляются. С Анариэль у них была особая связь, и Леголас, не знавший материнской ласки, смутно подозревал, что это что-то схожее с ней.       — Всё хорошо. Анна действительно не совсем потеряна, но мне кажется, что наша связь губительна для неё. Если она полюбит, то мне придётся разбить ей сердце, а я этого не хочу.       Слова замерли в напряжённом предгрозовом воздухе, и Анариэль горько усмехнулась.       — Вот как, и ты решил обсудить это со мной?       Леголас почувствовал острый приступ вины. Когда он успел так зачерстветь? Ведь Анариэль не Анна, её он знает всю свою жизнь…       — Прости, — совершенно искренне сказал он, сокрушенно закрывая глаза, — мне не стоило приходить к тебе и докучать своими…       — Я всегда рада тебе, не говори глупостей. К тому же я ждала, что тебя настигнут такие мысли, но мчатся ради этого… Она проявляет признаки влюблённости? — несколько отстранённо спросила Анариэль, словно думая о чём-то своём.       — Нет.       Написанные имена сейчас казались несусветной глупостью.       Анариэль улыбнулась и не стала ничего говорить, пожав плечами.       В облаках загрохотало, а небо пронзила первая молния. На землю упали тяжелые капли, и Леголас встал, чтобы завести лошадь под навес. Анариэль осталась в доме, ожидая его возвращения.       — В ней пробуждается эльфийская кровь, и это меня тоже беспокоит, — продолжил Леголас, вернувшись слегка мокрым.       Он замер на пороге, не желая нести влагу на мебель, но Анариэль сделала приглашающий жест.       — Что значит, пробуждается? Она догадывается?       — Я не думаю. — Леголас снова занял место на диване в гостиной. — Но это дело времени. Она начала учить синдарин.       — Быстро! — Удивилась Анариэль. — Ты предложил?       — Сама попросила. Ничего не просила, а это…       — Квенди, что тут скажешь. — Вздохнула Анариэль. — Ещё не было такого, чтобы эльф не знал о своей сущности. И не нам с тобой скрывать её происхождение.       — Думаешь, она сможет сделать Выбор? — задумчиво произнёс Леголас.       — Не исключено, если никто из её родителей не отказывался от эльфийской благодати.       — Родители… Когда Анна всё узнаёт, она начнёт задавать вопросы по поводу них. А у нас у самих это в голове не укладывается.       — Так уж и не укладывается?       Леголас удивлённо посмотрел на Анариэль, не ожидая от неё таких слов.       — Ты о чём?       Анариэль встала и подошла к окну, за которым плотной завесой лил дождь. Некоторое время она стояла молча и недвижимо, как статуя.       — Об искажении. Тебе ли не знать, насколько сильно искажает Арду. То, что было ранее неприемлемым, становится сначала желанным, а потом и обыкновенным.       Леголас некоторое время молчал, тоже невольно вглядываясь в дождь.       — Я допускаю, что те эльфы, которые останутся… Что, возможно, смешанные союзы станут привычным делом. В будущем, но мы сейчас говорим о прошлом.       Анариэль повернулась так резко, что Леголас не смог скрыть своего удивления.       — Тогда давай заглянем в прошлое. Скажи мне, Леголас, синдар чтят свои традиции? — Леголас понял. Понял, к чему она клонит, и его как будто окатили ледяной водой. — Ты и Тауриэль, — уже мягче продолжала она, — разве то, что было между вами, это правильно? Это по законам и обычаям, завещанным нам?       — Ты знаешь? — глухо отозвался Леголас, чувствуя, как под грудью начинает болеть старая рана.       — Что ты был близок с Тауриэль без любви и клятвы? Что вы, нарушив все устои, соединили свои хроа без благословения? Да, мне это известно. Поэтому я и говорю, кому, как не тебе знать об искажении.       В небе ещё раз полыхнуло, и на мгновение комната оказалась залита серебряным светом. Леголас не знал, что сказать. Он не был готов поднимать, что давно осело. Он вытравил память о произошедшем походом, войной и своим одиночеством.       То, что произошло за несколько месяцев до его отбытия на Совет, было грязным. Было постыдным, было неправильным.       Он не любил её. Не любил, но то, что испытывал, затмевало разум. Огонь. Испепеляющая страсть, не свойственная потомкам эльдар, бушевала между ними, и сильнее всего Леголас винил себя за то, что потакал ей. Тауриэль почти не сопротивлялась губительным чувствам, но он пытался изо всех сил. А в итоге они оба оказывались у одного исхода — в одной постели.       — Не вини себя. Перед началом войны многие испытали на себе силу Кольца. И многих влияние Врага свергло с пути. Люди становились более жестокими, эльфы более порочными.       — Многие, но не все.       — Порою, даже самые лучшие… — Анариэль неосознанно коснулась пальцами груди, будто там что-то болело. Леголас закрыл глаза, понимая, что не хочет больше ничего слышать, но даже ревущий дождь не мог заглушить голос собственных мыслей. — Анна вызывает в тебе такой протест, потому что напоминает об искажении, которому ты, как и те, кто породил её, не смог сопротивляться. Однако Тауриэль в прошлом. Мертва и она сама, и след вашей связи. А Анна жива. Вряд ли мы узнаем, кто её настоящие родители, но мы можем помочь. Её фэа чище, чем кажется на первый взгляд. И твоя тоже…       Слова доносились как будто из далека, а перед глазами стоял образ рыжеволосой воительницы и орочьи стрелы. Почти перед самой победой! За несколько дней до…       Со стороны дороги послышался шум. Анариэль напряглась, и Леголас, чувствуя нахлынувшую тяжёлой волной тревогу, вскочил на ноги. Переглянувшись, они бросились прямо под ледяные струи, замечая, что мимо дома проносятся кареты и всадники. Эльфы, люди…       — Что случилось?! — крикнула Анариэль, и ни один смертный не смог бы различить её голос в бушующей непогоде.       Только эльф.       — Дом принца горит! Молния! — прокричали с одной из повозок, прежде чем тут же исчезнуть.       Небо, казалось, рухнуло прямо на землю. Леголас не помнил, как промчался мимо застывшей Анариэль. Не помнил, как вскочил на коня, как нёсся по размокшей земле, как лицо покрывала грязь, вылетающая из-под копыт.       Он пришёл в себя лишь тогда, когда увидел ярко-оранжевые всполохи на фоне серых гор. Думать об этом было неуместно, но Леголас поймал себя на мысли, что они такие же, как волосы Тауриэль, и так же, как её образ, навевают мысли о смерти и разрушении.       Толпа вокруг полыхающего пожара была разномастной — стража, горожане, люди и эльфы, мужчины и женщины. Крыша полыхала почти полностью, но стены огонь ещё не тронул.       Как во сне Леголас шёл сквозь толпу, и как она не замечала его, так и он не видел никого и ничего, кроме этих проклятых оранжевых языков.       Она должна была успеть выбежать, ведь двери были не заперты, ведь… Не для этого Анна ворвалась в его жизнь, чтобы так скоро исчезнуть! Что же тогда останется?       Дождь ревел, бился раненым зверем, но огонь потушить не мог. Какая-то злая сила управляла огнём, не иначе.       Леголас увидел Анну чуть в стороне, в клубах едкого дыма. Оцепеневшую, в разодранном платье, но живую. Мокрая ткань облепила тело, кажущееся теперь ещё более хрупким. С дрожащих губ не сорвалось ни звука, когда Леголас оказался рядом.       Вдруг всё затихло. Не было больше грозы, ветра и криков. Только её испуганное сердце билось так сильно и быстро, что готово было проломить грудную клетку.       — Я не виновата… — Не голос, а мышиный писк.       Леголас приблизился, привлекая её к себе, и она не просто прижалась, а буквально вцепилась в него, словно от этого зависела вся жизнь. Леголас с трудом поднял руку, чтобы коснуться разметавшихся волос.       — Конечно, нет.       Звуки снова вернулись, и Леголас различил эльфийскую речь.       — Милорд! Мы потушим огонь, вам нужно отойти.       Леголас сделал шаг, но понял, что Анна не шагает вместе с ним. Он подхватил её на руки и даже не почувствовал никакого веса. Она вся состояла из крупной дрожи.       Время перестало существовать, как, кажется, и пространство. Леголас не понял, как далеко он отошёл, и ему казалось, что языки пламени вот-вот настигнут его.       Как настигла память о Тауриэль.       — Мой принц, как только буря стихнет, мы вытащим вещи, которые ещё можно спасти. Я так понимаю, все ценности в погребе?       Леголас узнавал этот голос. Он кивнул, понимая, что можно довериться.       — Любой из нас почтёт за честь предоставить вам кров и лучшие комнаты. Лорд Фарамир…       — Я буду у Анариэль.       Леголас опустил Анну, и она вся сжалась, не понимая, о чём они говорят.       — А девушка?       — Девушка со мной, — сказал он на всеобщем, чтобы Анна тоже поняла.

***

      — Принесли ещё три сундука. Кажется, вся сокровищница короля Трандуила теперь у меня в гостиной.       Анариэль подошла к сидящему Леголасу со спины и опустила руку ему на грудь.       — Всё обошлось, — мягко сказала она, прикасаясь губами к уже высохшим волосам. — Ты же не думаешь себя винить? Это просто случайность.       — Как она?       На то, чтобы перевезти уцелевшие вещи и разместиться, ушёл целый день. На улице было уже темно и пахло прошедшим дождём. Леголас чувствовал смертельную усталость и, вопреки здравому смыслу, вину.       — Цела. Напугана, но меня больше волнуешь ты.       Леголас коснулся узкой ладони, благодаря Анариэль за участие. Он хотел подняться, но рука предостерегающе сжалась.       — Леголас, не стоит идти к ней, если ты… Если ты боишься того, о чём мы говорили утром.       Леголас знал, что она тысячу раз права. Знал, что не стоит.       Он отворил дверь. Анна лежала на кровати прямая и напряжённая, а вытянутые вдоль туловища руки сжимали простынь.       Леголас сел прямо на постель, дотрагиваясь до сомкнутых пальцев, расслабляя своим прикосновением.       — Всё обошлось, — повторил он слова Анариэль, но Анна лишь дёрнулась.       — Ваш дом, мне так жаль…       — Самое главное, что никто не пострадал. Испугалась?       Конечно, она испугалась, и Леголас сам не знал, зачем задал столь бессмысленный вопрос. Как и не мог понять, почему он так взволнован. На дом ему было плевать, а Анна жива. Наверное, душу измучили воспоминания о Тауриэль, которые обрушились на него, как гроза на Итилиэн.       — У нас тоже однажды был пожар. Может, я приношу несчастья.       Анна всхлипнула, и Леголас понял, что она говорит на полном серьёзе.       — Ну что за глупости! Даже не думай об этом, ты слышишь? Не можешь ты быть причиной пожаров.       Леголас поднялся, понимая, что происходит какой-то абсурд. Он винит себя за то, что оставил Анну одну, Анна винит себя за то, что якобы приносит несчастья… Бред!       — Дом сгорел не полностью. — Леголас чуть смягчился. — Скоро мы сможем вернуться, а пока побудем здесь. Не стесняйся говорить, если тебе что-то нужно, боюсь, твоих вещей нашли совсем мало.       Леголас уже собирался уходить, но Анна вдруг подняла свои большие глаза, заставив остановиться.       — За просьбу не бьют? — тихо спросила она, и Леголас уже понял, о чём она попросит.       Давая себе необходимую паузу, Леголас закрыл дверь и поплотнее зашторил окна.       — Я буду рядом. Засыпай и ни о чём не волнуйся.       Он снова сел на кровать, но Анна вдруг поднялась и завозилась беспокойным зверьком.       — Что ты… — Леголас не договорил, потому что Анна положила голову ему на колени и обхватила руками за пояс — неловко и неудобно. Она крепко зажмурила глаза и сжалась, как будто ожидая удара.       — Ну, это никуда не годится… — Леголас совсем растерялся.       Ему не хотелось её отталкивать, но и поза была неприемлемой. Мягко, но настойчиво, он расцепил её руки и заставил лечь на спину.       — Я побуду с тобой, но давай без…       Анна свернулась калачиком и зашлась в беззвучных рыданиях.       — Снова я всё испортила, простите, — всхлипывала она, мелко вздрагивая.       Да что же такое! Леголас чувствовал себя мухой в паутине — одно неверное движение и он запутывался ещё сильнее.        — Успокойся! — чуть резче, чем надо сказал он, проклиная себя за то, что собрался сделать. — Я рядом.       Леголас лёг на кровать, сгребая хрупкое тело в охапку и прижимая к себе. Не как девушку, а как испуганного ребёнка.       — Тише, тише… — Раздражение постепенно уходило. — Пусть сон накроет тебя мягким одеялом. — Последние слова прозвучали на эльфийском и подействовали на Анну успокаивающе.       Она затихла, спрятав мокрое лицо у него на груди, но плечи ещё тряслись.       Леголас с грустью подумал, что делает всё, чтобы его опасения сбылись — привязанность Анны становилось всё более очевидной, и он только подогревал её.       С другой стороны, как ещё себя вести? Если бы Анна не была… Анной, то Леголас нашёл бы слова, которыми можно утешить эллет, пережившую подобные потрясения. Но что сказать девушке, которая была клубком запутанных чувств, непонятных и страшных для неё? Она и так пережила столько потрясений, а ещё и этот пожар.       Леголас вздохнул, злясь на себя за свою чересчур резкую реакцию. Ведь когда-то и для него чьи-то прикосновения были спасением.       Толстый лёд, сдерживающий запретные воспоминания, треснул, и мысли понеслись весенней рекой.       — Зачем ты пришла? — Леголас ощущает её присутствие, но не хочет оборачиваться, боясь собственной реакции. Реакции на неё. Королевские покои кажутся нестерпимо тесными. Сейчас бы на воздух, но как быть, если даже лес цвета её глаз?       — Ты мне не рад? Мне показалось…       — Ты прекрасно знаешь, что тебе не показалось!       Леголас разворачивается и понимает, что она ближе, чем он думал. Тауриэль лучшая в его отряде, и только она может подобраться к нему так близко со спины.       — Тогда почему…       Тауриэль растеряна. Она внимательно смотрит на него, но в глубине глаз мелькают искры сомнения. Взгляд неопытного воина перед первой битвой.       — Потому что ты моя подданная. Ты мой командир стражи. И потому что я не должен себя обнадёживать.       — А ты мой принц, и ты поцеловал меня прямо на этом празднике. Поцеловал, потому что я командир или подданная?       Дерзость. Леголас прекрасно понимает эту манеру боя — даже если чувствуешь, что слабее, бери противника на испуг.       — Тауриэль, я прошу прощения за своё неподобающее поведение. Мне не стоило переходить грань и очень жаль, что моя глупая выходка омрачила тебе праздник. Учитывая, что грядут тёмные времена, вряд ли мы ещё будем так праздновать… — дипломатические речи Леголасу удаются отлично.       Голос звучит с точно выверенной надменностью, не меньше и не больше, чем нужно.       — Ты получишь моё прощение, если скажешь, что не хочешь это повторить. — Успокоилась. Прямая спина, ровный взгляд, как перед атакой. И атака свершилась. — Скажи мне, что не хочешь меня видеть. Скажи мне уйти и найди в себе силы больше никогда не давать мне повода. Ведь это твоя слабость привела меня…       Леголас делает шаг вперёд, и на лице Тауриэль проскальзывает тень тревоги — она опасается его гнева. И Леголас обрушивает его, жёстко накрывая сомкнутые губы грубым поцелуем.       — Я хочу это повторить. И не один раз, — шепчет Леголас, прижимая Тауриэль к себе. — Но у меня нет к тебе тех чувств, что должны предшествовать подобным желаниям.       — И у меня нет, — соглашается Тауриэль, кладя руки на напряжённые плечи и снова приближаясь губами. — Но ведь желание — это тоже чувство.       Она впервые целует его сама, и в её поцелуе робость новобранца. В её поцелуе сама молодость. Леголас невероятным усилием воли отрывается от желанных губ.       — Мы ведь не люди, чтобы так легко поддаваться своим взбунтовавшимся хроа.       — Мне нелегко.       Леголас понимает, что последний рубеж перейдён, и больше нет никаких сил сопротивляться. Он запускает руку в огненные волосы, притягивая её голову, действуя на этот раз сильнее, требовательнее, резче.       Тауриэль тихо стонет на кровати, выгибаясь под его исступленными ласками. Одежда валяется где попало, устилая пол разномастным ковром, свечи чадят. А Леголас на грани.       Он больше не надеется, что сможет остановиться, но всё равно мучительно оттягивает момент единения, наслаждаясь совершенным телом. Тауриэль, смертоносная и опасная, сейчас податлива как воск, и этим подчиняет себе.       Он входит в неё, ощущая жар и острое удовольствие.       Леголас знает, что эльфийки не испытывают боли от первой близости, но сейчас в голове всё смешалось, и он замирает, заглядывая в приоткрытые глаза.       Зелень леса не может лгать, он единственный, но от этого почему-то только тяжелее. Осознание, что происходящее неправильно, накатывает удушливой волной, но очень быстро отступает. Леголас слышит своё имя, и огонь поглощает его полностью.       Мысль обрывается, когда приходит понимание, что ощущения слишком реальные.       Леголас открыл глаза и несколько отстранённо посмотрел на свои руки, сжимающие Анну в объятиях. Совсем не целомудренных и утешающих.       Проклятье! Леголас отдернул руку, сжимавшую упругую грудь. Те ласки, что он дарил Тауриэль…       Холодная реальность прогнала морок прошлого, и наступило суровое настоящее.       Выпутывая другую руку из тёмных волос, Леголас благодарил судьбу за то, что Анна спала. Главное не разбудить, главное, чтобы она ничего не почувствовала…       Ещё никогда Леголас так страстно не желал оказаться в другом месте. Он готов был бежать из комнаты прочь, но взгляд против воли потянулся к безмятежному лицу.       Совсем другая. В чертах Анны не было эльфийской утончённости, но почему-то сейчас они были милее и прекраснее, чем идеальные черты Тауриэль, искажённые в удовольствии.       Что происходит?       Леголас наклонился, дотрагиваясь до губ Анны и прислушиваясь к своим ощущениям. Никакого огня, даже близкого к тому, что терзал его в прошлом.       Дышать стало легче, и Леголас, поправив свою одежду и накрыв Анну одеялом, вышел из комнаты.