***
Ночь — время тяжёлых дум. Леголас бродил по вязкой топи своего сознания, пачкаясь в мыслях. Наступал день, а грязь этих размышлений оставалась с ним, не смываясь ледяной водой, не выветриваясь свежим воздухом. В правильности своего решения он не сомневался, но тяжесть в груди мешала дышать. Анна была привязана к нему, и он к ней, но суть этой привязанности с её стороны составляла благодарность, а с его — жалость. И это не те чувства, на которых следует строить отношения. Незаконных связей Леголас больше не желал. Король не должен подавать дурной пример, и он поклялся, что следующая эльфийка, с которой он сблизится, станет его женой. Мысль о том, что его женой станет Анна, звучала невероятно глупо. Леголас всегда представлял рядом с собой личность сильную и в некотором роде независимую. Тауриэль идеально подходила под это описание, но была одна проблема — с ней его феа не трепетала. У Анны же вообще, можно сказать, не было личности. Она просто ещё не успела сформироваться. Но даже вопреки этому Леголас признавал, что его к ней тянет. За ночью наступал бесцветный день. Череда встреч, разговоры, трапезы, прогулки. Судьба явно благоволила Леголасу, потому что не прикладывая особых усилий, он получал то, что хотел. Успех ненадолго отвлекал. Отвлекали также и беседы с Арагорном. Арвен занималась детьми, поэтому Леголас мало её видел, и лишь однажды они пересеклись во дворце. — Я счастлива, что эльфы возвращаются под сень своих лесов, — сказала она тогда. — Мне невыносимо представлять Лориэн или Имладрис в запустении, и великая радость, что Эрин Ласгален не постигнет подобная участь. Она говорила на синдарине, но теперь слова будто не слушались её. Или Леголасу только так казалось? — Боюсь, мы найдём наши дома не в лучшем состоянии. Предстоит много работы, и я не хочу затягивать с этим. — Думаю, что магия твоего отца сохранила ваше королевство, ведь она не была связана с кольцами. Леголас тоже на это надеялся, но определённые опасения были. Конечно, он спросил об Анне: — Как она отреагировала на известия о своих родителях? Арвен неопределённо пожала плечами. — Достаточно равнодушно. — Удалось ей найти работу? — Да, в пекарне. Жить будет у хозяйки и помогать ей. Леголас кивнул, понимая, что это окончательное завершение их странных отношений. Он сделал всё, что мог для этого потерянного дитя, дальше все будет зависеть от неё. — Понимаю, что прошу лишнего, но можешь присматривать за ней? — Конечно. Она спрашивала о тебе. — По сердцу полоснули ножом. Леголас вздохнул и ничего не ответил. Последний вечер перед отъездом выдался тихим и безветренным. Тепло простившись с Арагорном и его семьёй, Леголас проводил время с несколькими эльфами. Неспешно текла беседа, и то, в какое русло она была обращена, Леголаса устраивало. Он почти расслабился, как вдруг к нему подошёл мужчина, одетый в форму королевской стражи. — Милорд, — поклонился он, — королева велела вам передать. В руках стражника появился сверток. Леголас бросил беглый взгляд, и мгновенно понял, что он от Анны. Её имя будто было написано на невзрачной ткани и горело на нём огнём. Негнущимися пальцами Леголас взял в руки что-то не очень тяжёлое. Эльфы затихли, с интересом глядя на своего принца. Понимая, что уйти он сейчас не может, Леголас с напускным равнодушием убрал свёрток в карман плаща, будто все происходящее было само собой разумеющемся. Ему стоило немалых усилий дотерпеть до приемлемого завершения их встречи. Сославшись на необходимость набраться сил перед дорогой, Леголас отправился в свои покои, ощущая тяжесть, будто нёс камень. Что она передала ему? Письмо? Но Анна плохо пишет, поэтому вряд ли это оно. Леголас горько усмехнулся. Его влечёт к той, которая едва-едва владеет грамотой! Узнай об этом отец… Стоило пальцам ощутить льняную ткань свёртка, мысли об отце тут же улетучились. Несколько лёгких движений, и Леголас увидел то, что никак не ожидал. Деньги. В ткань были завернуты двести тарни. Леголас дотронулся до них, словно сомневаясь в подлинности. Зачем она это сделала? Какой смысл? А смысл был. Неприятное осознание подступило к горлу липким холодком, замораживая до этого кипящую от нетерпения кровь. Двести тарни. Именно столько он заплатил Спиро за неё. Отвращение. Леголас испытал именно его, когда отшвырнул от себя деньги. Потом появился стыд, и следом сознание захлестнула жгучая боль. Своё наследство Анна потратила на то, чтобы вернуть долг, который, на её взгляд, имела перед Леголасом. Это так дико, что просто не укладывалось в голове. Вместе с тем это было… Хлесткой пощечиной. Точкой, которую ставила она, а не он.***
Путь, который они проделали с Анной за два дня, Леголас преодолел почти вдвое быстрее. Он нёсся во весь опор, останавливаясь лишь для того, чтобы лошадь могла передохнуть. К счастью, у него был невероятно выносливый роханский скакун, поэтому таких остановок делалось мало. В Итилиэне стоял солнечный полдень, и Леголас не сомневался, что застанет Анариэль дома. Но когда он зашёл внутрь, то увидел, что в гостиной сидит совсем другая эльфийка. Лотанариэ вздрогнула от неожиданности, когда Леголас, разгоряченный с дороги, порывисто распахнул дверь. — Ваше величество, — поклонились она, впервые обращаясь к Леголасу подобным образом. Причем сделала это так, будто иного не дано. — Где Анариэль? Леголас потянул за завязки плаща, и он скользнул по плечам вниз. Лотанариэ сделала шаг навстречу, чтобы помочь, но была остановлена жестом. — Она отошла по делам. Мы не ждали вас так рано. Может, вы голодны с дороги? Я могу приготовить обед. Леголас действительно был голоден, но говорить об этом не стал. — Только вина. Возможно, он вёл себя неподобающе, но присутствие Лотанариэ выбило его из колеи. Присев на диван, он наблюдал за этой эльфийкой, испытывая и недовольство, что она здесь, и некоторое удовлетворение. Останься он один, мысли поползли бы в ненужном направлении. — Ты можешь спеть мне? — спросил Леголас, когда Лотанариэ принесла ему вино. Разговаривать им было не о чем, а вот песни можно послушать. Лотанариэ с нескрываемым удовольствием кивнула и присела подле него. Несколько секунд она молчала, словно размышляя о чём-то, а потом комнату наполнил медленный тягучий напев. Чистейший синдарин. Дивный голос. Леголас закрыл глаза, и понял, что он в родном Лихолесье. Слышен плеск Лесной и пение птиц над ней. Деревья шелестят, и в их голосе он явственно слышит отца. Леголас почувствовал себя невероятно юным, словно вернулся в своё первое лето. Лотанариэ сменила напев, и Леголас тут же испытал щемящее чувство тоски. Лицо певицы стояло перед глазами, и оно было прекрасно. Такое, как подобает эльфийке. Молодое, но мудрое. Гладкое, спокойное и чуть-чуть печальное. Леголас почувствовал прикосновение к своим губам, и его будто ударили хлыстом. — Нет. Он открыл глаза, и Лотанариэ отпрянула, прерывая свою чарующую музыку. — Простите, я… — Уходи. Он обманулся. От дивного состояния не осталось и следа, и внутри зиждилось раздражение. Лотанариэ была растеряна, но, кажется, быстро пришла в себя. Она поднялась и низко поклонились, все ещё находясь в непозволительной близости. — Мой король, простите, это всего лишь песня. Леголас не стал ничего отвечать, хотя понимал, что следовало наказать за подобную неслыханную дерзость. Ещё никогда эллет в его окружении не позволяли себе такого. Разве что Тауриэль. Глядя на уходящую Лотанариэ, Леголас подумал, что у них есть что-то общее. Некоторый вызов, который они бросали окружающим. Даже королям. Стоило Лотанариэ исчезнуть, как вошла Анариэль. Она была довольно обескуражена. — Чего это Лотанариэ такая счастливая? Вся светится! Леголас даже скрипнул зубами от досады. Опять он проявил ненужную мягкость! Сейчас эта взбалмошная эллет надумает лишнего! — Почему она сидит у тебя в доме в твое отсутствие? Анариэль пожала плечами. — Мне нравится с ней беседовать. Она умнее многих, хоть и не старше тебя. Твоя поездка прошла успешно? Леголас кивнул. — Весьма. Я думаю, на исходе следующего месяца можно отправляться в… Путь. Анариэль просияла и взяла его за руку, присаживаясь рядом. — Моё сердце поёт! Только представь! Наш лес… Снова наш лес… — О да. Леголас поддакнул так неестественно, что восторг на лице Анариэль мигом стерло. Она долго смотрела на него, а потом тяжело вздохнула. — Не терзайся. Я понимаю, твои чувства, но Анна не королева. Леголас отвёл взгляд, ощущая тупую боль в груди. — Конечно, нет. — Что тут ещё можно сказать? — Но и я не король. — Ты не хочешь им быть. Это совсем другое. — Анариэль отпустила его руку, и откинулась на спинку. — Но выбора уже нет. Ты сам завел шестеренки на часах, поэтому будь добр слушай их бой. Словно в насмешку над ним в комнате действительно забили часы. — Сосредоточься на более важных вещах, — продолжала Анариэль, — если ты действительно испытываешь к Анне только жалость, то это вскоре пройдёт. Анариэль лукаво улыбнулась, и Леголас так и не понял, что она по-настоящему думает обо всём происходящем. В одном она точно была права — ему есть чем заняться.***
«Праздник последнего корабля» — так эльфы Итилиэна нарекли двадцать второй день сентября. По какому-то порыву и почти телесно ощущаемой необходимости они собрались в доме Анариэль. Леголас знал о готовящемся празднестве и счёл это хорошей идеей. Во времена перемен необходимы были мощные символы — и переставшие уходить на Запад корабли были одним из них. Леголас сидел, глядя из-под полузакрытых глаз на танцующих эльфов. Все свои речи он уже отговорил, вина выпил достаточно, и теперь оставалось лишь наблюдать за чужим счастьем. Несколько эльфиек в ярких платьях танцевали совсем рядом с ним, и, пожалуй, только это цветное пятно не давало ему окончательно уйти в себя. До отъезда из Итилиэна оставалось две недели. — Ваше величество, вы позволите присесть? — К Леголасу подошёл Морнэмир — глава новособранной королевской свиты. Морнэмир много веков служил Трандуилу, и Леголас знал его с детства. Он кивнул. — Я бы хотел обсудить с вами наше передвижение. Леса спокойны, но меня волнует передвижение мимо Умбара. При упоминании ненавистного города Леголас поморщился. — Меня тоже. Пусть лучники окружают эллет со всех сторон. Отправь к ним часть моей охраны. Морнэмир кивнул. — Нам повезло, что из Линдона прибудет много воинов. Они примкнут к нам как раз рядом с этим проклятым местом. Хотя, признаться, я боюсь не прямого нападения. Скорее мелких неприятностей. Правильно, что эллет будут… Особенно защищены. Морнэмир прекрасно знал, что это был за город. Даже в мирное время. — Как настроения у народа? Много ли сомневающихся? Морнэмир деликатно поджал губы. — Думаю, среди линдонских эльфов они… Есть. Больше, чем среди прочих. Но вся линдонскся знать отбыла, поэтому у них был выбор либо становиться подданными человека, либо вашими. — Насчёт них я не сомневался. Отец не любил иметь с ними дел. — Вы не ваш отец, — заметил Морнэмир, и хотел сказать что-то ещё, но тут послышалось пение Лотанариэ, и все невольно затихли. Леголас же испытал только разочарование, что их разговор прервали. Он поднялся со своего места и отошёл в глубь двора, не привлекая лишнего внимания. Лишь Морнэмир удивлённо приподнял бровь. Дела, переговоры, встречи… Усталость. Безысходность. И этот голос Лотанариэ… От него нельзя было спрятаться, уйти. Почему он так опротивел? Сейчас её песня была просто апогеем всей боли, которую испытывал Леголас. Хотелось закрыть уши, приказать ей заткнуться! Запретить ей появляться на пороге этого дома! Вообще запретить ей появляться у него на глазах! Беспричинная ярость зрела в душе Леголаса, клокотала как лава, грозясь вот-вот вырваться наружу. Но вдруг он замер. Его щеки коснулось что-то лёгкое. Это что-то прошлось по волосам и едва уловимым прикосновением осело на плечо. Бабочка. Синекрылая, как её глаза. Леголас больше ничего не слышал. Ничего не чувствовал. Только смотрел на это крохотное создание и понимал, что ему никогда не вытравить Анну из своего сердца. — Морнэмир! — Бывалый воин вздрогнул. Видимо, песня Лотанариэ так увлекла его, что Леголас подошёл незамеченным. — Ты едешь со мной в Гондор. Сейчас. Возьми ещё Аркуэнона и Таурохтара. Час на сборы, встречаемся у берега Андуина рядом с поваленным деревом. — Что стряслось?! — Морнэмир заметно напрягся, но сохранил самообладание и говорил так, чтобы их не услышали веселящиеся эльфы. — Это личное дело. Никто не должен знать. И оно касается эллет. Морнэмир даже отпрянул от удивления. — Ясно. Анариэль сообщить? — Да, — ответил Леголас, подумав. — Ей можно. Через час три воина и их король пустили своих скакунов вдоль извивающейся реки.