Его свет

Ашура не отходил от Тайшакутена ни на шаг. Кто-то украдкой издевался над ним, называл цепным псом, привязанным к хозяину стальным поводком, кто-то, напротив, боготворил и считал, что без него крохотная горстка людей, некогда называемая отрядом "Крылья", давно бы погибла. Ашуру не волновали ни те, ни другие. Всё, что он хотел, не дать своему свету угаснуть, и ради этого готов был пойти за ним хоть в самую бездну. Тайшакутен был щитом на поле боя, Ашура же — во всё остальное время. Ашура пытался защищать Тайшакутена от всего на свете: от дождя и ветра, от чужих косых взглядов, от бессонницы и дурных снов, но больше всего — от самого себя. Это было тяжело, в какой-то степени даже больно, но Ашура с безграничным упрямством стучал в закрытые двери. Они были близки, бинтовали друг другу раны, делили пищу, кров и постель, но Тайшакутен всё равно казался ускользающей тенью — был всегда рядом, но ни дотянуться, ни прикоснуться к нему было невозможно. Как бы ни пытался Ашура его догнать, они не могли поравняться: Тайшакутен знал о нём всем, включая мрачное прошлое, но сам о себе почти ничего не рассказывал. Не то чтобы Тайшакутен не доверял — напротив, он мог поверить даже в откровенную глупость, если её сказал Ашура, и подставлял плечо и спину, защищая Ашуру что от врагов, что от своих. Однако его сердце оставалось закрытым, делиться своими чувствами Тайшакутен по-прежнему не желал. Всё, что творилось в его душе, оставалось за завесой тайны, и однажды зароненное семя сомнения медленно давало ростки. В словах Тайшакутена в какой-то момент стала мерещиться лживость, а отстранённость только указывала на место Ашуры в "Крыльях" — цепной сторожевой пёс, которого спускают с поводка в исключительных случаях. Ашура злился, хотя и пытался это чувство в себе подавить. Глядя на сгорбленную фигуру над заваленными бумагами столом, Ашура чувствовал отчаяние. Тайшакутен мог работать с восхода солнца, мог просидеть над картами и письмами и всю ночь — чем больше разрастались "Крылья", тем больше обязанностей Тайшакутен на себя брал и ни с кем не хотел ими делиться. — Мне не нравится, что до меня доходит едва ли треть информации о наших союзниках, — Ашура сделал акцент на слове "наших" и швырнул на стол широкий конверт, украшенный вензелем сестёр Рури. Тайшакутен вздрогнул, рассеянно взял письмо и поднял усталые покрасневшие глаза на Ашуру. Его взгляд был искренне непонимающим и кристально невинным. Ашура цыкнул. Это повторялось из раза в раз: Тайшакутен смотрел на него вот так, просил прощения общими фразами, Ашура смягчался, а потом всё шло по кругу. — Ты говоришь всем, что я твоя правая рука, но при этом новости я узнаю из сплетен, совершенно случайно, — продолжил давить Ашура, стараясь не поддаться влиянию невинных глаз. — Я не хочу отвлекать тебя на административные мелочи, — возразил Тайшакутен, — ты занят тренировками с новыми рекрутами, и я это очень ценю. Ашура начинал злиться. Административные мелочи, рутинная работа — так называл Тайшакутен львиную долю всего, что он делал для ополчения. Ашура не касался переписок с поставщиками, построения логистических цепочек, поиска новых союзников, как будто Тайшакутен считал его слишком глупым для того, чтобы он мог это понять. Ашура чувствовал себя пылящимся на складе церемониальным мечом, который достают лишь по праздникам. Всё, чем он занимался, была война, и вне поля боя он был по-прежнему бесполезен. Тайшакутен называл его новой надеждой, люди — чёрным богом войны, но ему не нужны были громкие титулы, если они делали из него подобие статуи. — Я тысячу раз говорил, что хочу быть полезен тебе, но в итоге моё место где-то между солдатом и твоей постельной грелкой, и то, если ты не сбежишь от меня ночью. — Это неправда! — взвился Тайшакутен, вскочил со стула, буравя влажным взглядом широко распахнутых глаз. Он не врал, по крайней мере, Ашура не верил, что можно врать так искренне, и всё же засевшее глубоко внутри сомнение никуда не делось. — Ты говорил, что терпеть это всё не можешь, — продолжил Тайшакутен уже тише, и его голос отчётливо задрожал, а руки то и дело перебирали лежащие на столе письма. — И что все эти переписки с дворянами не имеют никакого смысла. Я решил взять это на себя, я даже почти договорился с некоторыми домами, они готовы поддерживать нас… Ашура тяжело вздохнул, присел на столешницу, полностью загораживая собой обзор, и скрестил руки на груди. Тайшакутен реагировал слишком остро, Ашура вовсе не ожидал такого эффекта, и боясь, что они оба сорвутся в ссору, постарался понизить свой тон. — То есть ты считаешь нормальным не ставить меня в известность в стратегически важных вещах. Тайшакутен отрицательно мотнул головой, изрядно помятое письмо Рури лежало между ними яблоком раздора. — Это не так. Я рассказал бы тебе, когда ситуация прояснилась. Ашуру этот ответ не устраивал, он не сводил взгляда с бледного усталого лица, и Тайшакутен заметался, взял конверт и попытался вскрыть его неслушающимся пальцами. Как будто признал свою вину и понимал, что был неправ. — Полагаю, я не знаю ещё очень и очень многого. — Ашура, я же сказал, что не хочу отвлекать тебя, — упорствовал Тайшакутен, — подготовка людей сейчас стоит на первом месте, и ты с этим прекрасно справляешься. Пойми, то, что ты делаешь, очень важно для нас. — Важно для "нас", — вкрадчиво повторил Ашура, взвешивая каждое слово. Тайшакутен говорил это слишком часто, и клишированные, лишённые каких-либо чувств фразы стали ему ненавистны. — А что важно для тебя, Тайшакутен? Тайшакутен замер, так и не вскрыв письмо, его взгляд был ошарашенным, как будто Ашура предлагал ему сделать выбор, от которого зависела вся его жизнь. Ашура откровенно застал его врасплох и пытался выжать из этой ситуации как можно больше — он бесконечно устал быть терпеливым и годами пытаться убрать глухую стену между ними. — Кто я для тебя, Тайшакутен? Чёрный бог войны, который сломает все преграды на пути к Траястримсе? Абстрактный герой, которого ты так отчаянно жаждешь? Или может, цепной пёс, которого удобно держать при себе? Взгляд Тайшакутена стал растерянным, от резкого движения стоящий чуть позади стул покачнулся и едва не упал, кисть покатилась по полу, случайно задетая рукавом. Ашура продолжал смотреть немигающим взглядом, ожидая ответа. — Я не думал об этом… Мне в голову не приходили такие вещи. — Просто ответь, я нужен тебе? — тихо спросил Ашура, спокойно и почти без эмоций. — Я многого не прошу. — Как ты можешь быть не нужен. Ведь если бы не ты, где бы "Крылья" были сейчас? — Я не о "Крыльях" спрашивал, а о тебе. Тайшакутен тряхнул головой, будто пытался собраться с мыслями. На какое-то время повисло молчание, так что комнату заполнили звуки с улицы. Ашура слышал, как стучат рабочие молотками по стропилам строящегося рядом здания, чужие разговоры, и даже звук текущей воды в саду. Казалось, это длится целую вечность. Ашура ощущал себя палачом, который пытает виновного, но тот всё никак не желает сознаваться. Наконец, Тайшакутен поднял молящий взгляд, его губы дрожали. — Я не понимаю, чего ты добиваешься. Ашура пожал плечами, соскочил со столешницы и грузным шагом прошёл мимо Тайшакутена, намереваясь уйти из его кабинета. — Ашура, ты куда? — в голосе Тайшакутена звучал неподдельный страх, лицо, без того бледное, посерело, как полотно, которым накрывали усопших. — Заниматься своими прямыми обязанностями, — бесцветно бросил Ашура через плечо, всеми силами стараясь заставить себя не обернуться, — к тому же я и так отнял слишком много твоего драгоценного времени. Прошу прощения. — Ашура, что ты такое говоришь, — Тайшакутен кинулся было за ним, но споткнулся и так и остался на месте. — Это ведь ты, я никогда не считал проведённое с тобой время потраченным впустую. Ашура аккуратно прикрыл за собой тяжёлые разные двери, буквально отрезая себя от сбивчивой речи Тайшакутена, и обессиленно откинулся на неё. В груди неприятно саднило от обиды и нереализованного чувства. Как счастлив он был, когда думал, что ему доверяют, и что он сам, наконец-то, может довериться. Он открыл своё сердце безо всяких раздумий, позволил себя приручить, и теперь чувствовал себя обманутым и разбитым. Ашура никогда не хотел быть героем, он шёл лишь за мечтой одного человека, и чем дальше они шли, тем больше между ними росла бездонная пропасть. Как бы Ашура ни тянулся за своим светом, Тайшакутен больше не оборачивался к нему.