***
После разговора о накоплении денег жизнь Лёвы меняется в лучшую сторону. Шура начинает проводить лекции о самых бытовых вещах. Так он учит Лёву правильно жарить яичницу, варить макароны и суп. На большее Бортника не хватает: достаточно быстро выясняется, что лучше Лёве даже не пытаться что-либо печь. Он совсем не сильно расстраивается из-за этого, ведь выжить можно и без всяких тортов и прочей выпечки. От голодной смерти спасут макароны и суп. В конце концов существует и еда быстрого приготовления. Лёва заводит копилку, куда складывает определённую сумму денег. Это дарит приятное чувство уверенности, смешанное со спокойствием. Теперь в случае чего Лёва сможет самостоятельно позаботиться о себе и всё это благодаря Шуре. Он тратит львиную долю своего свободного времени, чтобы объяснить Лёве самые обычные вещи, известные и понятные любому человеку. К сожалению, Бортник таким не является, потому что он толком не знает ничего ни о чём, кроме спорта. Он, вообще, постепенно уходит в прошлое. Лёва даже не думал о возможности заняться хоть каким-то спортом, даже чтобы поддержать физическую форму. Ведь Шура не требует этого, значит оно и не нужно. Сейчас Лёве требуется получше разобраться в базовых вещах, чтобы прекратить быть паразитом. Бортник из-за всех сил пытается вникнуть в привычные для других людей дела. Это, на удивление, даётся достаточно легко. Да, не всегда у Лёвы получается делать что-либо с первого раза, но он не сдаётся и пытается добиться хотя бы более-менее приемлемого результата. В чём Лёва отказывается разбираться — это в своём прошлом, откуда и исходят картины человека с мерзким скрипучим голосом. Лезть в пучину воспоминаний не хочется от слова совсем, потому что все воспоминания того времени напоминают страшное болото, чья трясина способна затянуть в себя и этим убить. Лёва предпочитает убегать от прошлого, но никак не сталкиваться с ним лицом к лицу. Кажется, что последнего Бортник просто не сможет пережить. Он не может спокойно спать и часто просыпается среди ночи в холодном поту. В ушах звенит отвратительный голос, требующий, чтобы Егор прекратил говорить о своих родителях. После пробуждения Лёву невероятно сильно трясёт, но кричать мешает какая-то неведомая сила. Она шепчет, что об этой мерзкой тайне никто не должен узнать, даже Шура, пусть ему и известно почти всё о Бортнике. Тому не хочется разочаровывать Шуру и показывать тому ещё большую слабость. Она и так бьёт в Лёве через край и постоянно выплёскивается. Лёва гуляет каждые выходные и проходит по несколько десятков тысяч шагов. Такие прогулки по парку помогают собрать себя в кучу и выстроить в голове нечто, отдалённо похожее на план на дальнейшее будущее. Оно по-прежнему туманно и неразборчиво: Лёва не знает, как долго ещё будет работать на Шуру. Тот в любой момент может сказать, что нашёлся кто-то более приспособленный. Тогда придётся искать новую работу, но ничего Бортник не умеет делать. Да, он, наконец научился правильно выполнять требования фотографов, однако ни одно модельное агентство не возьмёт к себе человека без специального образования. Тут даже грамота за конкурс в четвёртом классе не убедит работодателя принять его хотя бы на должность уборщика или кого-то в этом роде. Каждая прогулка заканчивается одной мыслью: «Нужно учиться хоть на какую-то профессию». Правда Лёва не знает с чего начать и на кого идти. Он искренне не понимает, к чему у него лежит душа. Всю жизнь его учили терпеть и мириться с участью человека, обязанного воплощать чужие мечты в жизнь. Теперь этого никто не требует, и Лёва не видит своего места в жизни. Оно будто бы находится совсем-совсем рядом, но разглядеть его не выходит, несмотря на огромное желание и бесконечные попытки. Лёва пытается рисовать, но процесс не доставляет ему удовольствия, пусть и результат с каждым разом получается всё лучше. С этим занятием Бортник просто смирился, поэтому продолжает выводить контуры на бумаге. Некоторые рисунки нравятся Шуре, и он даже хвалит их. Лёва не решается поделиться переживаниями с Шурой, ведь у того и без этого дел вагон и маленькая тележка. Бортник банально должен иметь совесть и не трясти Шуру по малейшему поводу, требуя у того советов и рассказов о собственном жизненном опыте. Поэтому Лёва молчит и переживает тихо-тихо, незаметно для своего окружения. Он с каждым днём только больше боится стать бесполезным и покинутым. Шура же легко может найти человека получше. Однажды вечером, перед выходными, Лёва сидит перед ноутбуком (личная покупка, которая совершилась под контролем Шуры) и листает различные местные университеты и колледжи. Ни один не западает в душу: глядя на их фотографии и читая описание каждого учебного заведения, Лёва начинает чувствовать себя самым ничтожным и жалким человеком на всей планете. На самом деле, глупо смотреть на университеты, имея лишь образование на почве девяти классов. Просто Лёва пытается хоть немного, да отдаться своим мечтам и фантазиям, в которых он смог поступить в престижный университет, где встретил хороших людей, с которыми быстро подружился. Уйти после девятого класса заставила мать, радостно причитающая: «Наконец-то ты перестанешь отвлекаться на всякую ерунду и начнёшь заниматься чем-то более стоящим. Егор, можешь прекратить переживать из-за пятёрок в аттестате! Они тебе никак не помешают в продвижении в спорте!» Лёва помнит день вручения аттестатов. Тогда ещё Егор смотрел на оценки через тонкую пелену слёз, потому что пятёрок и четвёрок было слишком много. В тот момент надежда учиться в колледже ещё билась в сердце юноши. От этого он чуть ли не выл, видя настолько паршивые результаты. Они, по правде говоря, не могли быть хорошими: Егор постоянно был в разъездах и появился в школе за весь девятый класс от силы раз двадцать. Ясное дело, что никаких знаний не будет. Повезло Егору только с некоторыми учительницами, которые пошли навстречу и поставили семёрки и восьмёрки. Таких высоких оценок Егор не заслуживал. — Что смотришь? — Раздаётся голос Шуры сзади, и Лёва вздрагивает всем телом от неожиданности. — Да так… — Он замолкает, не решаясь сказать правду, ведь тогда невольно вскроются все переживания. Бортник не сможет сдержаться и начнёт грузить собеседника своими мелочными проблемами. У Шуры они намного более значительные и весомые, а у Лёвы — лишь надуманные и в некоторой степени глупые. Лучше закрыть рот и промолчать или сделать вид, словно ничего не происходит. — А мне интересно, — Шура нагло заглядывает в монитор ноутбука и издаёт еле слышный смешок. — Хочешь поступить учиться? — Это утверждение, а не вопрос, на который нужно отвечать. — Хотелось бы, — Лёва непонятно зачем отвечает и нервно проглатывает слюни, скопившиеся во рту. Почему-то начинает казаться, будто Шура сейчас начнёт зло смеяться и говорить, что Лёве лучше оставить учёбу и заняться чем-то более прибыльным. Так делала мать, когда он, заканчивая девятый класс, попытался завести разговор хоть о каком-то стороннем образовании. Всё обернулось жутким скандалом, который закончился мамиными слезами и тихой истерикой (тогда ещё) Егора. Он убежал в свою комнату, где залез под толстое тёплое одеяло и разрыдался, как маленький ребёнок. Больше Лёва не рисковал даже упоминать колледжи и университеты. — И на кого ты хочешь пойти? — с неподдельным интересом спрашивает Шура и садится рядом. — Не знаю, — Бортник не выдерживает и начинает нервно и истерически смеяться, закрыв лицо руками. Шура терпеливо ждёт, когда собеседник успокоится и возьмёт себя в руки. Это происходит только через пять минут. Тогда Лёва вытирает глаза от выступивших слёз и переводит взгляд на монитор ноутбука. — Я не знаю, что мне нравится, — Бортник на мгновение перестаёт говорить. — Знаю, что это звучит очень глупо, но я правда не знаю. У меня только сейчас есть шанс выбрать то, что мне по-настоящему нравится… А я даже не представляю, что люблю и чем готов заниматься, — с губ вновь срывается нервный смешок. — Ты много рисуешь. Разве тебе это не нравится? — Спокойно произносит Шура, голос которого не звучит раздражённо. — Не нравится, я не получаю никакого удовольствия от процесса и результата, а делаю это из-за того, что просто смирился, — Лёва запрокидывает голову назад, чтобы позорно не расплакаться. Шура кладёт ладонь на плечо Бортника, и тот поворачивает голову в сторону Умана. Последний мягко улыбается, а его взгляд будто бы говорит: «Успокойся, всё нормально, твои проблемы не мелочны и не глупы». Лёва громко шмыгает носом и криво улыбается, понимая, что плакать больше не хочется. Слёзы будто бы сами собой исчезли, и всё благодаря терпеливому Шуре. — Лёва. Я сам был таким же. Мне с самого начала пришлось бросить музыку и взяться за отцовские дела. От этого слишком многое зависело, поэтому я и не мог отказаться. Помню, как до последнего убегал от обязанностей и прятался от них за игрой на гитаре, но некоторые события вынудили меня заняться ненавистным делом, — Шура не убирает ладонь с чужого плеча. — А теперь, когда всё, наконец-то, утихло, поздно заниматься музыкой: у меня появились другие обязанности. А от них теперь невозможно отвертеться. В конце концов жизни многих людей зависят от меня. Лёва смотрит на Шуру с сожалением, но сказать: «Мне очень жаль, что вы до сих пор мучаетесь»не решается и молчит, облизывая губы. В конце концов Бортник кладёт ладонь поверх чужой руки, пытаясь таким образом оказать хоть немного поддержки и показать своё небезразличие. Где-то писали, что порой язык прикосновений в миллиард раз лучше любых слов. В ответ Шура усмехается и не сбрасывает чужую ладонь. Глядя на него, Лёве кажется, что Уман хочет чего-то большего, чем прикосновения руками. Возможно, в его голове вертятся те же мысли, что и у того человека со скрипучим голосом. От подобных мыслей становится тошно и дурно, Лёва пытается отогнать их от себя. Шуре можно доверять: он хороший человек. — А как мне найти дело, которое будет нравиться? — Робко спрашивает Лёва, надеясь услышать в ответ хоть что-то, кроме смеха. — Я просто даже не представляю с чего можно начать поиски… И, пожалуйста, простите, что опять к вам лезу со своими проблемами, вы и так заняты… — Я тоже не знаю, но ты должен попробовать всё, чтобы найти нечто любимое, — Шура облизывает губы. — Я помогу тебе найти такое занятие, если ты прекратишь так сильно извиняться. Обещаешь мне, маленький лев? — Поднимает бровь он и начинает смотреть выжидающе. — Обещаю, и спасибо вам огромное, — Лёва широко улыбается, ощущая внезапный порыв крепко-крепко обнять Шуру и начать осыпать того бесконечными благодарностями за всё на свете. Порыв удаётся подавить каким-то неведомым чудом. Лёве даже обидно, что он не так близок с Шурой, чтобы крепко обнимать его и прижиматься, наслаждаясь теплом, исходящим от чужого тела. Его невероятно сильно хочется касаться. Опять же: Лёва старается держать себя в руках. В конце концов, Шура — не просто сосед по квартире, а начальник, которого нужно обязательно уважать. — Это, я для чего пришёл… — Шура прерывает возникшее молчание. — Друзья пригласили меня посидеть с ними и отдохнуть. Не хочешь с нами? Я им рассказывал о тебе, так что они не будут против. Лёва открывает рот, чтобы согласиться, но быстро закрывает. Противный голос в голове начинает нашёптывать: «Ты же будешь там лишним и начнёшь всем-всем мешать. Шура предлагает тебе поехать с ним только из вежливости. Закатай губу, Лёва, и спустись с небес на землю». — Я разве не буду там лишним? — На удивление даже для самого себя говорит Лёва и растерянно смотрит на Шуру. — Я же там никого не знаю и буду только мешаться под ногами, как псина. — Конечно будешь! Я приглашаю тебя, потому что хочу, чтобы я и все страдали, а не из-за того, что я желаю провести с тобой время! Ты раскусил мой злобный гениальный план, Лёва Бортник. Поздравляю тебя, ты настоящий гений! — С максимально серьёзным лицом произносит Шура, но его губы быстро расплываются в доброй улыбке, где нет ни малейшей тени злости. Лёва начинает смеяться и даже хрюкает от того, что ему сильно-сильно смешно. Он чувствует себя легко и свободно, несмотря и на очевидную насмешку над своим вопросом. Он сейчас кажется максимально глупым и странным. Противный голос ничего против этого не в состоянии сказать. От этого он молчит, спрятавшись в глубине сознания молодого человека. — Мне правда можно поехать с вами? — Лёва даже не извиняется за свой вопрос и лишь терпеливо ждёт ответа. — Правда можно, только оденься красиво, — Шура ласково взъерошивает волосы собеседника, заставляя того хихикать.***