***
Лёва идёт в непонятном направлении и даже не думает останавливаться. Он чувствует, что унизительно разрыдается, если посмеет присесть на скамейку. Слёзы душат, пусть их и не должно быть. Лёва же сделал то, о чём так давно хотел, он самостоятельно без помощи Шуры смог дать отпор матери и поставить её на место. Только это принесло лишь секундное ощущение эйфории, которое так быстро смыла волна грусти, смешанной с какой-то глупой детской обидой. Она будто бы висит на шее и душит, закрывая нормальный доступ к кислороду. Лёва понимает — глупо обижаться на такого человека, как Наталья. Она всегда жила исключительно ради себя и думала лишь о своей выгоде. Лёва давно это знает, он ещё лет в пятнадцать осознал, что маме на него плевать, если вопрос не касается фигурного катания. Эгоизм Натальи был так очевиден! Как же глупо было ожидать от неё чего-то, кроме манипуляций и попыток надавить на жалость. Наталья буквально всегда так делала, навязывая своё мнение и чувство вины сыну и этим полностью лишая его хоть какого-то права на выбор. Дрожащими пальцами Лёва вынимает из коробочки сигарету, суёт её в рот, поджигает, после чего затягивается. С губ срывается тяжёлый вздох, полный усталости и досады. Почему-то Лёва поддался наивному детскому желанию услышать извинения. Он по непонятной для себя причине ждал, что при встречи Наталья выслушает, а после крепко-крепко обнимет и скажет: «Прости, пожалуйста, что сломала твою жизнь. Ты прав — я, действительно, хотела, чтобы ты исполнил мои мечты и достиг того, чего я не смогла в своё время. Прости, что не дала тебе нормально общаться со сверстниками. Я просто не хотела, чтобы ты поддался их влиянию и перестал быть удобным. Прости, что внушила тебе комплексы. Ты ведь никогда не был толстым, а я просто не могла допустить, чтобы ты сорвался и начал есть. Прости, что ты даже сейчас не можешь нормально питаться. Прости, что я испортила твою жизнь и бросила тебя одного в тяжёлые момент». Подобные фразы звучат так красиво, но при этом искусственно и неестественно. Живые люди так не говорят, особенно те, кто реально испортил чью-то жизнь. Лёва пинает камень, и тот отлетает в бордюр, от которого «отпрыгивает» и приземляется на землю. Как же сильно Лёва хочет пнуть кого-нибудь живого, чтобы причинить ему как можно больше боли и заставить страдать. Желательно, чтобы этот кто-то был маленьким и слабым, тогда он не даст отпора и только трусливо расплачется ну или позорно заскулит, глядя большими испуганными глазами. Холодный ветер дует в лицо, что лишний раз раздражает Лёву. Тот начинает озираться по сторонам в поисках кого-нибудь маленького, беспомощного и никому не нужного. Как на зло, рядом только дети и другие взрослые. Их нельзя трогать: они нужны кому-то сильному и способному дать отпор. Бить и унижать слабых нельзя, даже когда нервы совсем сдают. Только сейчас от этого не спасают сигареты, а алкоголь в данный момент не достать. Конечно, можно было бы вызвать такси, уехать в какой-нибудь клуб и нажраться там, как свинья. Возможно, тогда станет намного-намного легче, и детская обида уйдёт на второй план. Для этого нужен крепкий алкоголь и всё. Идея напиться выглядит крайне заманчиво, но Лёва не может себе позволить этого. Во-первых, он не знает меры и иногда напивается до такой степени, что начинает звонить самым близким людям: сперва Максу, потому что он вроде как друг, а потом уже Шуре. Во-вторых, сейчас не та ситуация, чтобы напиваться: Макс висит на волоске от смерти, а Шура занят решением вопросов, напрямую связанных с будущим Макса. Да и у самого Лёвы дел по горло: нужно заняться поисками нового гитариста и решить что-то с концертами. Однако сил на всё это просто-напросто нет. Лёве необходимо как можно скорее взять себя в руки и начать выполнять обязанности. Конечно, хочется как и всегда пожаловаться Шуре, посоветоваться с ним и получить наставление. Однако сейчас Лёва чувствует, что ему пора самостоятельно разобраться с ворохом своих проблем. Он резко останавливается, когда видит маленького чёрного щенка, чей ярко-голубой поводок волочится по асфальту. Собака виляет хвостом и смотрит на Лёву такими большими и невероятно наивными глазами. Шерсть у щенка блестящая и ухоженная, видно, что он не дворовый а домашний, просто сбежал от хозяина, которого наверняка нет поблизости, уж больно долго псинка сидит одна. Лёва глядит на щенка, как на спасение. Вот прямо сейчас открывается возможность безнаказанно сорвать всю скопившуюся злость. Нужно только замахнуться и хорошенько ударить. А противный жалостливый скулёж можно и потерпеть, всё равно он будет длиться не больше секунды. Зато само избиение принесёт долгожданное облегчение, смешанное с желанным спокойствием. Лёва, тушит сигарету и выкидывает её в мусорный бак, после чего бодрым голосом подзывает к себе щенка, и тот доверчиво подбегает, быстро и весело виляя хвостом из стороны в сторону. Бортник криво улыбается, предполагая, что перед ним детёныш чёрного лабрадора. Если это так — щенок должен вырасти красивым и добрейшим существом. Правда, если этот лабрадор выживет после удара, в котором будет вложена вся сила, смешанная со злостью. Щенок осторожно подходит к ногам Лёвы и тыкается в них мокрым носом, после чего отстраняется и принимается сверлить странным умоляющим взглядом. Лёве смотрит на собаку, сжимает кулаки и замахивается, собираясь всё же избить животное. Оно всё равно никому ничего не сможет рассказать. Хозяин узнает о произошедшем, но не личность мучителя питомца. Да и владелец между прочим виноват будет: он должен был получше следить за своим питомцем. Щенок тявкает, и Лёва опускает на него руку. Нет, он не смог ударить и просто потрепал животное по голове. Злость и обида никуда не ушли, их просто перекрыло отвращение к самому себе. Конечно, щенок не виноват, что у Лёвы проблемы в жизни, что тот не в силах разобраться со всем сам, что он настолько сильно зависим от Шуры, что не может нормально контролировать эмоции. Лёва садится на корточки и принимается гладить щенка. Беспомощные и постыдные слёзы катятся по щекам и периодически падают на чёрную шерсть. В конце концов щенок замечает это, и, оперевшись о колени Лёвы, принимается слизывать с его лица слёзы. Лёва невольно улыбается и тихо смеётся в вялых попытках убрать щенка от лица. Тот ничегошеньки не понимает, однако Лёва чувствует эту немую поддержку, которая так сильно нужна именно сейчас. Щенок ластится, и Лёва понимает — нельзя просто срываться на ком-то, кто просто-напросто ни в чём не виноват. Свою злость на домашних переносила Наталья, которая искала лишний повод, чтобы упрекнуть сына. Она комментировала любое его отвлечение от фигурного катания, а супругу ничего не говорила: боялась. Наталья знала — Михаил пусть и безразличен ко многому, но терпеть унижения не станет. Это сын ничего не мог сделать, даже слова поперёк сказать. Если тогда ещё Егор пытался сопротивляться и всячески постоять за себя — получал в свою сторону истерики и бесконечные упрёки. Наталья срывала злость на сыне, а тот ночами тихо плакал в подушку, не зная, куда выплеснуть ярость и бесконечную обиду. Она же осталась даже во взрослом возрасте. Обида совсем скукоживается и отходит на второй план. Лёва не испытывает радости, но ему определённо стало легче. У него появляются силы для того, чтобы взять себя в руки и позвонить менеджеру, с которым предстоит искать нового гитариста. Нужно заняться хотя бы этим, а потом попытаться найти хозяина доброго комка чёрной блестящей шерсти. Возможно, Лёва является единственным, кто способен воссоединить непослушного щенка с его владельцем. Лёва не бросает щенка, берёт за поводок и отводит в сторону ближайшей скамейки, куда и сам садится. Бортник набирает номер нужного человека (его имени Бортник не помнит), после чего долго говорит с ним. Голос слегка дрожит, он звучит крайне тихо и порой приходится по нескольку раз повторять одни и те же слова. Однако это совершенно не мешает вести переговоры, которые оказываются не такими уж и страшными и неприятными. Лёва спокойно объясняет причины, по которым уволил Данилу, и менеджер всё понимает. Он говорит, что нужно выделить один день для проб или узнать у знакомых, кто сейчас готов сейчас стать новым членом группы. Разговор идёт хорошо, и Лёва даже умудряется шутить, а в ответ слышит не тяжёлые вздохи и упрёки, а смех. Менеджер и сам шутит, обещает, что сделает всё в лучшем виде и даже благодарит за то, что Лёва сам позвонил заранее, а не в последний момент, когда уже на следующий день концерт. Лёва говорит, соглашается и осторожно выдвигает требования для будущего члена группы. Они не заоблачные и не завышенные, что сильно удивляет менеджера. Он признаётся, что ждал таких требований, которые обычно выдвигают какие-нибудь президенты. Именно в этот момент Лёва понимает — он никогда нормально не общался не только с группой, но и с организатором всех выступлений. — Я тогда поспрашиваю у знакомых, должен же кто-то сейчас быть без работы, — смеётся менеджер. — А ты, оказывается, хороший собеседник. Никогда бы не подумал, что такой «человек-загадка» может быть таким весёлым. Ты только не обижайся, но ты обычно какой-то хмурый и почти не участвуешь в разговорах. А сейчас тебя словно подменили. Какая муха тебя укусила? В ответ Лёва смеётся и гладит щенка, усевшегося на кроссовку. Слова менеджера вовсе не обижают, а дают своеобразную отрезвительную пощёчину, сообщающую, что пора выбираться из внутреннего мирка. Как бы люди не были похожими на Шуру и Макса, Лёве всё равно нужно общаться и заводить полезные знакомства. Они никогда не бывают лишними. — Сам не знаю, просто захотелось поговорить нормально, — Лёва решает не рассказывать об истерике. — Да и пора бы уже начать нормально общаться с тобой, ты же так много делаешь для группы. Лёва не видит менеджера, но почему-то уверен, что тот после сказанных слов широко и счастливо улыбнулся. — Не хочешь, потом как-нибудь встретиться и выпить вместе? Поговорим за работу и может за жизнь, отдохнём немного. Что скажешь? — Предлагает менеджер, чем сильно удивляет Бортника. Тот теряется. Ему очень хочется согласиться, назначить встречу сегодня же и просто напиться. Но при этом нельзя же так отдыхать, пока одному из самых близких людей плохо. Лёва несколько секунд думает, мечется между разными вариантами. Бортник решается согласиться, но назначить встречу на следующей недели. Тогда уж точно всё решится и с Максом, и с новым гитаристом. — Я не против. Давай на следующей неделе, но, пожалуйста, у тебя дома? А то со мной живёт один человек, который не любит гостей, — Лёва облизывает губы, ощущая странное предвкушение перед встречей. — Как скажешь, только попрошу не напиваться сильно: боюсь, что потом не откачаю тебя, — смеётся менеджер. Он говорит с Лёвой ещё несколько минут о предстоящей встрече, а после прощается и отключается. Бортник ощущает странное спокойствие и умиротворение, какие обычно возникают после изматывающей истерики. В этот раз она особенная, ведь не разрослась до невероятных масштабов, её удалось предотвратить без помощи алкоголя и разговоров с Шурой. Лёва впервые сам со всем справился. Да, до сегодняшнего дня Лёва не рыдал двадцать четыре на семь. Он научился сдерживаться до удобного момента и срывался крайне редко. Успокаиваться помогали звонки Шуре и алкоголь. Не то, чтобы Лёва много пил, но если и употреблял алкоголь, то крепкий. Подобные напитки делали мысли воздушными и незначительными, и Бортник быстро засыпал. Он никому не говорил о подобном способе успокоить нервы. Из мыслей вырывает скулёж щенка. Лёва опускает голову и видит, что животное приуныл и явно начал скучать. Наверняка по хозяину, которого всё нет и нет. Щенок явно чувствует себя никому не нужным и брошенным. — Ну чего ты? — Лёва гладит щенка и оглядывается по сторонам, пытаясь найти хоть кого-то, похожего на хозяина. Лёва нащупывает на шее щенка ошейник и железный медальон. Приходится поднять собаку на колени, чтобы прочесть, что написано на железке. Там красуется номер телефона и просьба позвонить, если собака сбежит. Подобное заставляет Лёву усмехнуться и достать телефон. Пальцы быстро набирают нужные цифры, и уже вскоре раздаются гудки, а вслед за ними испуганный и заплаканный голос ребёнка. Тот шмыгает носом и умоляет отдать Лаки (имя щенка). Лёва несколько минут пытается хоть немного успокоить рыдающего мальчика, а когда это удаётся, называет адрес больницы. Мальчишка благодарит, постоянно запинаясь и путаясь в словах. Лёва же клянётся ему, что с щенком всё в порядке, что он просто скучает, и что очень ждёт объятий хозяина. Того не приходится долго ждать: он, на удивление, быстро сориентировался по навигации Лёвы и прибежал на место. И щенок, спрыгнув с колен Лёвы, пулей рванул к хозяину. Тот обнял питомца и прижал к себе, снова начав плакать. Мальчишка тихо шептал нечто неразборчивое, но такое тёплое. Наверняка он говорит нечто ласковое Лаки и просит больше никогда не убегать. — Спасибо вам… — Мальчишка отвлекается от питомца и смотрит в сторону Лёвы и замирает на месте. Ребёнок приходит в себя. Берёт поводок в руки и осторожно и робко подходит к Лёве. Тот непонимающе смотрит. — Вы же Лев Бортник? — Мальчишка опускает голову и поджимает губы, явно стесняясь. — Спасибо большое, что не бросили мою собаку и позвонили… Вы, правда, спасли Лаки… Его же и убить могли. Лёва кивает, понимая, что перед ним один из фанатов группы. Бортник видит их довольно часто, но именно сейчас ему кажется, что он впервые столкнулся с поклонником. Его реакция на кумира смешит. Лёва не понимает, как можно так неловко смущаться перед кем-то. Тогда мозг сразу припоминает те моменты, когда сам Лёва робел рядом с Шурой и не мог спокойно поговорить с ним. — Хочешь, сфотографируемся вместе? И твоего Лаки с собой возьмём, — Лёва говорит это и только потом думает. Мальчишка же начинает прямо светиться от счастья. Он быстро достаёт из кармана куртки телефон, включает камеру и берёт щенка на руки. В итоге снимок делает сам Лёва: у мальчика слишком сильно дрожат руки. Он смущается этого и Лёва успокаивает его, говоря, что у него самого ладони порой трясутся. Так говорил когда-то Шура в те моменты, когда у Лёвы не получалось сделать снимок. Фотографий получается несколько. Мальчишка благодарит за каждую, чуть ли не плача. Он постоянно повторяет, как он рад и как сильно ему неловко. Лёва в ответ треплет его по волосам, просит быть чуть аккуратнее с Лаки и получше за ним следить. Ребёнок с собакой убегают, оставляя Лёву одного. Тот снова закуривает сигарету. Лёва испытывает смешанные чувства. Он вроде и рад, что помог Лаки вернуться домой, но при этом мучает совесть. Она припоминает, что Лёва подозвал собаку не из желания спасти, а ради попытки убрать прочь гнев. Конечно, этого не произошло, но стыд всё равно мучает. Лёва тяжело вздыхает. Ему страшно даже представить, что было бы с Лаки и его хозяином, если бы не удалось сдержать себя. Щенок ведь мог остаться инвалидом или вовсе умереть из-за глупых нервов Лёвы. Его сердце сжимается, когда он представляет реакцию мальчишки. Видно же, что он очень любит своего питомца, а его потерю бы нормально не смог перенести. Успокоить себя Лёве удаётся только через несколько минут. Он просто вспоминает, как счастлив был мальчишка, когда кто-то помог ему и не стал издеваться над его слабостью. Вроде Лёве ничего не стоило посидеть с собакой и позвонить по номеру, указанному на медальоне; но эти несложные действия так сильно обрадовали хотя бы одного человека, что самому Бортнику стало приятно. Он начинает чувствовать себя не паршивой овцой, а кем-то значимым и, наверное, важным. Ведь если бы это было не так, мальчишка бы не попросил сфотографироваться и не стал бы так смущаться. Многие фанаты чувствовали неловкость рядом с Лёвой, но он обратил внимание на это только сейчас. Наверное потому что смог, наконец, посмотреть на мир «трезвыми» глазами.***
Лёва встречается с Шурой примерно через час, когда на улице уже темно, и некоторые фонари зажглись. К этому времени Лёва окончательно успокаивается и берёт себя в руки. Он не собирается рассказывать Шуре о сегодняшних происшествиях, потому что тому сейчас явно не до этого. — Как там все? Насколько всё плохо? — Спрашивает Лёва, шагая следом за Шурой в сторону машины. — Неплохо, Макс уже пришёл в себя и уже успел поцапаться с Борей. Мы их еле-еле разняли, а то они хотели друг другу глотки перегрызть. Две истерички хреновы, — Шура тяжело вздыхает и устало потирает переносицу. — Целый час пришлось слушать их вопли. Вот почему они не могут нормально говорить друг с другом? Вроде взрослые люди, а ведут себя хуже, чем дети. Лёва внимательно слушает и кивает, не рискуя перебивать. Пусть лучше Шура хорошенько выговорится, выпустит пар и успокоится. Тогда у Лёвы появится возможность узнать все подробности о произошедшем. — Ян и Андрей сегодня будут ночевать дома у Бори, чтобы тот с собой ничего не сделал. Сперва я хотел забрать его к нам, но он упёрся, баран хренов. А знаешь, почему? Да потому что ему стыдно вести себя так хреново, когда рядом ты, — Шура открывает машину и быстро садится внутрь. Лёва садится на передние сиденье и сразу же пристёгивается. Воспоминания о том, с какой скоростью водит Шура, ещё свежи. Последнее, что сейчас нужно Лёве, так это полёт из окна при резком торможении. — Боишься, что разобьёмся? — Шура сразу замечает, что его спутник пристегнулся и вцепился в сиденье пальцами. Лёва качает головой, потому что не хочет лишний раз злить Шуру. Его беспокойство за жизнь Макса сменилось раздражением. Оно же может перетечь в животный гнев, который обернётся чем-то очень и очень плохим. Лёва, конечно, не боится умереть от рук Шуры, но что-то внутри советует быть сейчас тихим, молчать и отвечать на любую реплику кивком или покачиванием головы. — Да не бойся ты так, — Шура включает «печку», дотрагивается до отверстия, откуда идёт воздух и принимается его регулировать. — Сейчас поедем, я только настрою всё, чтобы ты хоть чуть-чуть отогрелся. А то губы у тебя синие, ты будто три тоны снега сожрал, пока меня не было рядом. На губах Бортника расползается неловкая слабая улыбка. Он не знает, как нужно реагировать на резкую смену эмоций и тона Шуры. Тот по-прежнему выглядит раздражённым, но при этом шутит и говорит более-менее ласково. Внутренняя чуйка вопит Лёве, что лучше продолжать молчать и ждать, когда Шура прямо попросит заговорит. Однако нечто другое намекает, что уже можно не только говорить, но ещё и прямо спрашивать все интересующие вопросы. — Чего молчишь? Язык отмёрз, — смеётся Шура и треплет Лёву по голове, после чего касается ладонью его лба. — Температуры вроде нет… Неужели, боишься меня? Думаешь, что я из машины выкину, если ты спросишь что-нибудь? — Шура перемещает ладонь на чужой затылок. — Я просто жду, когда ты выговоришься, — Лёва не врёт, но и не говорит правду, он просто умалчивает о некоторых деталей. Шура немного надавливает на затылок, вынуждая Лёву приблизиться. Тому больше не некомфортно от подобных прикосновений. Воспоминания о «человеке со скрипучим голосом» и его холодных рук уже не причиняет столько боли. По крайней мере, рядом с Шурой Лёва не боялся того, что его схватят за шею и начнут душить. Для других людей любой контакт, кроме простого рукопожатия, находится по запретом. Его нарушение вызывает злость и вопли Лёвы. — Да ты же ни черта не понимаешь из того, что я говорю, — усмехается Шура, глядя прямо в глаза Лёве. — И всё равно слушаешь? Или просто делаешь вид, что слушаешь, а сам ворон считаешь? — Слушаю и стараюсь понять, — Лёва пожимает плечами. — Правда часто, как сейчас, я толком ничего не понимаю, — он замолкает и проглатывает слюни. — Но моей вины тут нет: это ты вечно говоришь загадками, как какой-то сказочник. У меня уже голова болит от твоих вечных намёков… — Годы идут, а ты почти не меняешься: всё слушаешь меня и смотришь с восхищением. Помню, как ты раньше бесился, когда я не говорил тебе чего-то прямо. Признаюсь честно — я специально провоцировал тебя, чтобы посмотреть на реакцию, — Шура смеётся, по-прежнему не убирая ладонь. — Ты тогда прям смешно бесился, сейчас уже не так, но всё равно весело наблюдать за тобой. Лёва начинает нервно хихикать. Он подавляет в себе желание отвесить Шурику подзатыльник за все годы мучений. Лёва же столько времени потратил только на то, чтобы разобраться в вечных «шифрах». Они сперва невероятно сильно бесили, но потом Лёве удалось более-менее свыкнуться с ними. Он просто решил, что Шура не может говорить иначе. А тут резко выясняет, что он всё мог и просто издевался. От этого одновременно и обидно, и жутко смешно. — Шура, ты мне очень-очень дорог, но я так сильно хочу задушить тебя, — признаётся Лёва. Стараясь разглядеть в глазах Шуры хотя бы малейший намёк на совесть и сожаления о своих поступках. Ничего подобного и в помине нет. Шуре даже сейчас весело, и он явно едва сдерживается от того, чтобы не заржать в голос. Конечно, Шуре смешно: это не он ломал голову над намёками. Лёве сам хочет смеяться от глупости ситуации и своей реакции, которая и позволила шутка разрастись. — Так попробуй задушить меня, маленький лев, — Шура убирает ладонь с чужого затылка, берёт чужую и кладёт её на свои шею. — Можешь начинать, я даже не буду сопротивляться, Лёвчик. Тот отдёргивает руку и принимается хохотать. Да, он говорит и чувствует желание придушить человека, заставившего ломать голову. Однако Шура слишком дорог - ему не хочется причинять боли или как-то не так касаться его. Сам Шура наверняка знает это и пользуется подобным. Лёва даже не злится за такое на объект своего восхищения и обожания. — Спасибо, что пощадили меня, Лев Бортник, — Шура всё же кладёт руки на руль и начинает выезжать с места парковки. — Прошу и вас проявить ко мне пощаду и хотя бы сейчас нормально всё рассказать. Без этих ваших намёков. А то я сам выпрыгну из машины, — прямо просит Лёва, надеясь, что хотя бы сегодня удастся спокойно поговорить. — Так уж и быть, я всё вам расскажу без загадок, — с лица Шуры не сползает расслабленная улыбка. Лёва устраивается на сиденье поудобнее, сам включает музыку, потому что чувствует — сейчас она к месту. Раньше Бортник боялся лишний раз посмотреть на кнопки управления машиной, но с годами всякие опасения исчезли. Во многом благодаря Шуре, который чуть ли не заставлял самостоятельно настраивать не только музыку, но и кондиционер и печку. «Меня рядом не будет, что сделаешь? Будешь сидеть и мёрзнуть? Или от жары помирать? Или, вообще, будешь умирать без красивого музыкального сопровождения? Не надо мне тут мяться, давай настраивай печку, пока не сделаешь этого, мы не сдвинемся с места» — говорил Шура. Последний сейчас широко-широко улыбается, у него по-настоящему прекрасное настроение. Лёва не хочет портить его расспросами о Максе и Боре. Вроде и нужно узнать всё хотя бы для того, чтобы в будущем не ляпнуть чего-то лишнего. Однако есть страх снова расстроить Шуру и вывести его из себя. Несколько минут Лёва собирается с мыслями, взвешивает все за и против и просто наблюдает за Шурой. В конце концов появляются выводы, что Шура уже достаточно успокоился, чтобы отвечать на вопросы. — Так что у Бори с Максом произошло? — Лёва говорит это и сразу же вжимается в сиденье, готовясь к прибавлению скорости. — Да не бойся ты: я не буду гнать и вышвыривать тебя из машины. Ты мне салон не заляпал, — шутит Шура. — У них опять старые проблемы всплыли, а убежать от них Боря и Макс так и не смогли. — Боря говорил про какие-то таблетки… Он от какой-то болячки лечится? — Лёва немного расслабляется. Шура тяжело вздыхает и будто бы вспоминает события, произошедшие в прошлом. Оно известно Лёве лишь поверхностно. Он знает почти всё о матери Шуры, об его ненормальном отце и немного о друзьях. Однако их жизни до сих пор остаются загадками, которые раньше не особо сильно и волновали. — Боря несколько раз с сбой пытался покончить. Мы еле смогли загнать его к хорошему специалисту, тот назначил антидепрессанты и время сеансов. Вот Боря и пил свои таблетки и ходил к врачу. А тут ему, Боре, что-то в голову ударило. Он вдруг устал от побочек и постоянных походов и решил, что больше ничего со своими суицидальными мыслями не будет делать. Макс от этого не был в восторге. Конечно, он все три раза и находил Борю еле живым, — Шура грустно усмехается. — Вот наши голубки и поссорились. Макс, дурья башка, решил отомстить и вернулся к наркоте. Знаешь, а ведь он уже не в первый раз передоз словил. Это уже раз пятый точно… Некрасивая история, конечно, потому что я не знаю, чем она закончится. Макс же у нас упрямый, его хрен загонишь в эту лечебницу. Он пойдёт только, если Боря вновь на таблетки сядет. А тот тоже упёртый и не собирается отступать. Представляешь эту тупость? — И что вы будете делать? — Спрашивает Лёва, который чувствует нечто похожее на разочарование. Его не должно быть, однако оно всё равно лезет в душу. Лёва знал, что у Макса с Борей не всё идеально в их отношениях. Но одно дело — знать, а совершенно другое — видеть своими глазами. От чего-то Лёве хотелось верить, что приторно-сладкие отношения могут быть не только в слащавых книгах и фильмах. Только реальность в очередной раз ткнула носом в мерзкую правду. — Мы хотели попросить тебя поговорить с Максом. Я и парни возьмём на себя Борю, — говорит Шура. — Ты вроде хорошо общаешься с Максом, да и он тебе симпатизирует. Если ты поговоришь с ним и объяснишь, что он ведёт себя. Как придурок без мозгов — он может одуматься, — он поворачивает руль. — Вы всё равно любите вдвоём философствовать, вот и сейчас займитесь этим. — Я попробую, но ничего не обещаю… Мы с Максом обычно философствуем на тему глупостей… Я не знал, что он наркоман, он не знает про мою мать… Тут всё очень сложно… — Обречённо вздыхает Лёва. — Лёвчик, я тебя очень сильно прошу поговорить с Максом. Этот человек очень дорог мне… Он не послушает меня, а вот тебя может. Я не говорю вены ему скотчем заклеивать, но хотя бы попытайся поговорить с ним, пожалуйста, — уже прямо просит Шура, сжимая руль до побеления костяшек. Лёва пытается быстро представить разговор один на один с Максом прямо в палате (на улице из-за холодной погоды навряд ли выйдет). Почему-то даже в воображении Лёва не может начать говорить о чём-то серьёзном. Нужно отказаться, но нельзя, ведь Макс реально может и не бросить принимать. — Я попробую, но ничего не обещаю, — Лёва переводит взгляд с Шуры на окно. — Я напишу ему сегодня, когда мы приедем домой. А завтра можно и тет-а-тет поговорить. Будем надеяться, что Макс не пошлёт меня на все четыре стороны. Это же не моё дело всё-таки, а я лезу. Шура паркует машину во дворе, где находится квартира. Уман-Би-2 поворачивается к Лёве лицом и смотрит так благодарно. В следующую секунду Лёва чувствует, как Шура сжимает его в объятиях, таких крепких, тёплых и родных. Именно о них Лёва мечтал сегодня весь вечер. Однако они всё равно обескураживают и вгоняют в ступор. Конечно, Лёва никак не мог ожидать подобного. — Спасибо тебе, Лёвчик, — шепчет Шура, поглаживая Лёву по спине, как какого-то домашнего кота. — Я пока ничего не сделал, Шурик, — Лёва обнимет в ответ и позволяет себе прижаться к тёплому телу. Шура ничего не говорит в ответ и просто продолжает гладить одной рукой. Лёве так хорошо от этого, что он не обращает внимания на неудобства. Они вполне естественны, ведь нормально обняться в машине фактически невозможно.***