* * *
Дезмонд лежал на кровати, прислушиваясь к происходящему вокруг. Наконец, минут через десять, лекарка вышла из дома во двор, оставив его относительно одного. — Не хочешь ничего объяснить? — предложил Альтаир тихим шёпотом. Нет, он не пытался быть скрытным. Это вариация на тему гневного крика от тихушных убийц. — Честно говоря… — начал Дез. Альтаир рванул вперёд и в одно мгновение оказался у него на груди, сжимая футболку в руках. — Почему они видят тебя, а не нас? Почему ты этому не удивлён? Ты знал, что так будет?! Что ты знаешь? Ты что-то знаешь! — Альтаир, — позвал Эцио также негромко. — Прекрати. — Что «прекрати»? Он что-то знает, точно знает! — Альтаир обернул к нему тьму под капюшоном. — Разве не видишь? — Вижу, но это не повод допрашивать раненного человека. — Ах, не повод? Тогда пусть объяснит это! Альтаир стянул с себя капюшон. Дезмонд уставился на собственное лицо. Оттенок кожи был чуть другой, более оливковый, чем золотистый, и чуть темнее, но линии те же, знакомые настолько, что можно узнать с одного мимолётного взгляда в полутьме. Альтаир смотрел на него прямо, с вызовом. Его радужки были скорее чёрные, чем карие, но выражение фрустрации и гнева — то же самое, его собственное. Дышать стало тяжело. Он допускал, что первый Анимус просто не мог рассчитать внешность Альтаира и сначала скрывал его под капюшоном, а потом подставил внешность Деза чисто от безнадёги, ну тип ты тут в нём сейчас бегаешь, так вот и это ты. Но судя по реакции самого Альтаира, это было не так. — Отпусти, — настаивал Эцио. — Видишь, он сам удивлён! — Но чему именно? Как так вышло вообще? Между ними восемь веков и хрен знает сколько поколений. Между ними Уильям, который может участвовать в конкурсе «Самый белый парень США», как от него могла появиться копия мужика из Сирии? Хотя, конечно, в роду Уильяма был Радухнагейду, что само по себе показывает абсурдность понятия «самый белый». Но всё же. Дезмонд чувствовал, как внутри всё холодеет, как всё сложнее сделать вдох, будто воздух не может войти в лёгкие. Будто у него лёгких вообще нет. Как будто его не существует. Когда-то давно, жизни три назад, он видел документалку про людей с синдромом нарушения целостности восприятия собственного тела. Просто люди, обычные люди, чей мозг внезапно решал, что у них нет руки, ноги или зрения. Они были полностью здоровы, но всё их существо говорило, что это неправильно, так не должно быть, это какая-то чужая часть тела, это инопланетяне прирастили, это чудовище, от которого нужно избавиться. А что, если твой мозг решит, что тебя не существует вообще?.. — Да отстань ты! Послышалась ругань, возмущённое пищание, может, возня, но Дезмонд уже не слушал. Он не мог различить слов, смысл от него ускользал. Дыхание остановилось совсем, грудины не ощущалось: ни тяжести, ни боли, ни жжения, ни желания сделать вдох. Иногда Дез думал, что такое могло случиться с предыдущими Объектами, возможно, даже с Клэем, хотя тот выбрал более громкий способ хлопнуть дверью. Тёмное «ничто» укрывало его с головой. Оно проявлялось, как реальность сквозь иллюзию. Его просто никогда не существовало. Сначала проект отца, потом неудавшийся беглец, а на самом деле он вообще какая-то проделка Ису, ключик к активации Храма, не человек. «Меня зовут Дезмонд Майлз, — напомнил он себе. — И если меня нет, то я создаю самого себя». Сначала руки. Пальцы — длинные, с короткими ногтями и следами от мозолей, которые держались за турники, зубную щётку, шейкер, стакан и руль мотоцикла. Ноги — сильные и быстрые, которые бежали, прыгали и танцевали. Туловище — гибкое и широкое, которое с размаху падало на диван, которое омывало волнами на пляже в Майами. Плечи, что несли рюкзак, принимали перекаты, сгорали на солнце. Лицо, что улыбалось, смеялось, хмурилось и с серьёзным видом несло чушь… Не его лицо. Его с размаху швырнуло обратно в темноту несуществования. Волны «ничего» сомкнулись над его головой, отрезая его от всего, что когда-либо было. «Меня зовут Дезмонд Майлз. И если меня нет, то я создаю себя сейчас». Зубы, упрямо стиснутые, грызущие орехи, ноющие от кофе с мороженным. Локти, которыми он расталкивал людей на слэме во время рок-концерта. Локти… локоть. Одного нет, один уже сгорел. «Господи, от меня осталось ещё меньше меня!..» Дёрнуло за живот, вся его суть устремилась вниз, а над головой смыкались метры и метры «не-существования». Татуировка. Точно, татуировка. Глупость, которая противоречила тому, чтобы быть в бегах, тому, чтобы жить скрытно, но как же было здорово насрать на это всё и сделать её. Просто потому, что мог. Просто потому, что хотел. Просто потому, что он был… Её тоже больше нет. Грудь сдавило, а потом отпустило. Снова сдавило и отпустило. Это походило на неловкую попытку в сердечно-лёгочную реанимацию от человека, который не понимает, что делает. Просто пытался сжать, выдавить весь воздух из лёгких, а потом дать рёбрам расправиться и втянуть новый вдох. «У меня есть рёбра, которые сжимают прямо сейчас. У меня есть дыхание, которое скользит по горлу», — Дезмонд изо всех сил пытался вернуться в бытие. А есть ли?.. Скорее, он сейчас просто электронная копия, записанная в Око. Ни тела, ни дыхания, ни татухи, ни воспоминаний. Просто осколок, шум, записанный на технологию Ису случайно. Тогда ему и не нужно дышать, не нужно и существовать… Но физиология делала своё дело, и зрение прояснялось. Перед ним был Раду. Это он давил ему на грудь, пытаясь заставить его дышать. Такой весь большой, красивый, оттенка горькой шоколадки с белым налётом. Той последней шоколадки, что осталась в заначке — самой вкусной. Большой и серьёзный нежный мишка, не заслуживший своей судьбы, но всё равно идущий по миру с чистым сердцем, пытаясь сделать хоть что-то… что-то лучше. Дез уцепился за эту колючую нежность, вцепился в неё ладонью изо всех сил и рывком выдернул себя в реальность, делая вдох. «Я чувствую, значит, я существую». Он задышал сам, наконец-то возвращая себе контроль над диафрагмой. Щёки щипало, блядские слёзы. Что, неужели все видели? Хотя, может, не обратят внимания? Пожалуйста? Он справлялся с Анимусом лучше всех прочих, но никто не спрашивал как. Никто не замечал, что у него иногда останавливается дыхание. Оно ведь потом продолжается, верно? Само. Почти. А он потом ведёт себя как ни в чём не бывало, да так хорошо, что сам начинает в это верить. Радухнагейду лёг рядом и обнял его, заворачивая с себя. Такой большой и сильный, что немаленький уже во всех смыслах Дезмонд ощутил себя крохотным и защищённым. В безопасности. Дез, чуть сомневаясь, положил руку ему на пояс. От мышц веяло жаром, силой, мощью, какой он в себе никогда не ощущал. Раду протестов не высказал. — Это что, он тебе сейчас помолился, что ли? — Альтаир. Дез похолодел. Сильные руки стиснули его крепче. — Со всем уважением, Альтаир, — прогудел Раду. — Но я тебе сейчас сверну башку так, что всю оставшуюся вечность ты будешь ходить задом наперёд. Понятно? И это была не угроза Альтаиру. Это было обещание Дезмонду. И это было… — Нет, ну серьёзно, как это работает? Он потянулся к тебе и… — Альтаир, ты сейчас нам угробишь единственный источник информации, — вздохнул Эцио. — Не говоря уж о том, что доведёшь парня ни за что. — Но он что-то знает! — И у него есть уважительные причины молчать. — Какие-такие? Мы же все в Братстве! — Альтаир… Парень помер в двадцать четыре весьма мучительным образом, и сожжённая в уголь рука тут на вторых ролях. Даже если Дезмонд был в Братстве, то Братство его подвело. Пауза. — И что, это все давно поняли, кроме меня? — Да, — Раду и Эцио. В одно и то же время, одинаково недовольно. — Стоп, а что значит «если был в Братстве»? У него же скрытый клинок! — Мало ли кто и при каких обстоятельствах мог получить клинок? — Эцио, терпеливо. — Ты не заметил, как он на «брата» дёргается? — Заметил. Это было забавно. Эцио с шумом выдохнул. Он промолчал полминутки, но почему-то все и без того услышали горячие итальянские ругательства. — Не-не, подожди, седобородый умник, — Альтаир просто так свою глупость в обиду не давал. — Если он не из Братства, то чего он такой дружелюбный? — Потому что мы в прошлом. Легко симпатизировать героям прошлого, даже если ты не принадлежишь к их Братству или даже враждуешь. — Хочешь сказать, что?.. — Нет, но это одна из возможностей. И не стоит забывать, что мы не знаем, что с Братством за эти века стало. Оно уже серьёзно изменилось с твоего времени до моего, а что произошло за ещё шестьсот лет? Так что даже если Дезмонд не в Братстве, это может быть заслуженно. Не стоит к нему относиться как к брату, который из вредности что-то скрывает, ладно? — Но почему, почему он что-то скрывает? — Я не знаю, но давить на него нельзя. Тем более, что, когда он может, он охотно делится информацией. — Ага, а когда не может, начинает умирать от безобидных слов. Дезмонд не видел, но ощутил, как Альтаир закатил глаза. Да уж, в его время панических атак не было — в том же смысле, что не было рака. До этого просто не доживали. — Именно, — Эцио был серьёзен. — Ты ведь заметил три мелких чудовища, что Радухнагейду вытащил из его головы? Заметил, что Дезмонд говорил, что они болят больше руки? Что они опаснее руки? — Ну, допустим. — Сознание Дезмонда ранено. И пусть сейчас оно не болит, но вполне возможно, что он просто не может ответить на некоторые вопросы, как не может поднять стакан левой рукой. — Хм, — протянул Альтаир. — А заметно, что Наставник. Так толково объяснил. — А заметно, что ты ещё нет. На базовых вещах прокололся, — Эцио вздохнул. Дезмонд изо всех сил делал вид, что не слушает. Он уткнулся Раду в грудь, прижался настолько, насколько хватало наглости — и, возможно, ещё чуть-чуть, — и просто позволял себе дышать и наслаждаться чужим теплом. Радухнагейду гладил его по голове, будто это было самым нормальным делом, и Деза это полностью устраивало. — Слушай, но молитва! — Альтаир. — Как это работает, наш тигрёнок что, Аллах какой-то? — Видишь вот эту напряжённую спину? Это означает заткнуться и сменить тему. Дез вовсе не хотел, чтобы предки бегали вокруг него на цыпочках… даже если он в этом нуждался. — Они вас не видели, потому что вы не в Оке, а во мне. В моей голове. Я видел ваши воспоминания, и они скопировались в меня. Поэтому вы здесь в разном возрасте — как раз в том, в котором я досмотрел, как книги, прочитанные до середины. Поэтому вы попали сюда со мной. Я сожалею. Он оттарабанил это бесцветно, не зная даже, какой реакции ожидать. Смешно, он знает этих людей настолько хорошо, что это даже неестественно, а всё равно не может предсказать ответ. Он слишком боится о нём задумываться. Он слишком устал, чтобы о нём задумываться. — Видел наши воспоминания? — Раду, медленно. — Это… нехорошо. Это вторжение в частную жизнь? — Тебе должно было быть пару веков как плевать? — предложил Дезмонд. — Но разве мёртвые не заслуживают уважения? Дез только опустил голову. Заслуживают, ещё как, но… Раду отстраняться не стал, только громко-громко вздохнул, как медведица на накосячившего медвежонка, и продолжил гладить. — Как вообще можно согласиться на такое? — продолжил Раду, но ответа всё ещё не было. Да и что Дез мог на это сказать? — А чего только до этого момента? Смутился? — спросил Альтаир, и пояснил, видимо, для Эцио: — Я с невестой был. — Ну, если он видел мою жизнь, значит, точно не смутился, — Эцио хохотнул. — Значит, всё-таки тот самый Дезмонд? — Угу. Точно, ещё же это. Дез как-то позабыл этот момент, хотя когда Ису обратилась прямо к нему из жизни Эцио, он немного обосрался. Как-то слишком много в его жизни происходит, что даже такое не сразу упомнишь. Эцио подошёл ближе и сел на край кровати. Дезмонда пробило мурашками от копчика до затылка. Если развивать метафору с «помолился», Эцио точно был бы богом весны, молодой зелени, цветов и улыбок. Тот, который первыми тёплыми лучами проглядывает сквозь листву и птицы начинают орать дурниной. И если кто думает, что мужик с сединой в бороде не подходит на эту роль, то он однозначно не разбирается в богах весны. Дезмонд вздохнул, отстранился от Раду, повернулся. Быть спиной к этому присутствию было… нет, не страшно. Невежливо. Кощунственно, если бы Дез позволил себе выражаться в таких терминах. Но и лежать на спине — открытым, уязвимым, — было ещё невыносимее. Он сел, подтянул колени к груди, опустил на них локти… локоть. Поза депрессивного подростка, ни дать ни взять. Но, видимо, что-то в ней есть… — Можешь не отвечать, если сложно, — предложил Эцио. — Угу. С Раду и Альтаиром было в какой-то мере проще. С ними было легко держаться платонической линии мысли, просто не думать в ту сторону. Помогало ещё его собственное плачевное состояние, когда ресурсов не хватает выдержать и малейший стресс. Но в Эцио не было ни одной платонической косточки, и его присутствие щекотало всё в груди, как в дурном ромкоме. А ещё Эцио видит всё твоё дерьмо лучше МРТ. — Как всё прошло? — Эцио, осторожно. — Со всей этой предречённой катастрофой? — На самом деле… не знаю? — Не знаешь? — Сделал, что мог, — Дез пожал плечами. — На результат посмотреть как-то не удалось. Но твоя информация помогла, спасибо. Хм, если так смотреть, то Радухнагейду однозначно бог лесов: такие бескрайние густые хвойные леса от горизонта до горизонта. Он выходит иногда в виде величественного лося, иногда — медведя, иногда — молодого охотника, чтобы проводить домой заблудившегося ребёнка. — Не… знаешь… — Добро пожаловать в мой мир, да, — покивал Дез. А вот Альтаир — точно бог грома. Не как Тор или Зевс, а как Громовая Птица. Может быть маленьким воробушком, сидящим на ладошке, может летать белоснежным орлом среди гор, а может наслать такую бурю, что раскалывает скалы и валит вековые дубы. — Нет, ну должно быть всё хорошо, — добавил Дезмонд, не дождавшись ответа. — Я надеюсь. Я… надеюсь. Был бы это кто-нибудь другой, Дез бы уже съязвил. Мол, чёрт его знает, что с миром сталось, да и плевать, он мне никогда и не нравился. Или сказать ещё что-нибудь такое гадко-подростковое… Но на Эцио у него просто жало не поднималось. Откуда-то вылезала такая искренность и уязвимость, что самому от себя тошно было. — Попробуй поспать, — Эцио вздохнул. Аура весны и цветения не исчезла, но стала скорее предложением, чем неминуемой сменой сезонов. Дезмонд коротко кивнул и лёг обратно. Он опасался, что Раду уже передумает с объятиями, но нет. Он поймал его, обернул руками и дал возможность просто выдохнуть и прикрыть глаза. Интересно, здесь спать-то вообще можно?..* * *
Уснуть у Дезмонда получилось, но он об этом почти пожалел. Сны были мутными, тяжёлыми, изматывающими. Он будто снова был в Анимусе, только на этот раз его мотало по чужим жизням без смысла и порядка. Он то был ребёнком, замерзающим под дождём, то женщиной, сбившей в кровь ноги и потерявшей что-то важное, то стариком, у которого не болели только зубы — и то потому, что все они выпали десять лет назад. Он проснулся и тихо выдохнул, не открывая глаз. Никакой драмы, никаких криков. Вдох, выдох. Это просто сон… и даже если не просто — ну и насрать. Дез открыл глаза, чувствуя себя ещё более усталым, чем до того, как он лёг. Картинка опять не прогрузилась, пришлось усилием воли натягивать её на место, да и то тени всё равно сбоили: на небе тонкий месяц, а видно всё как днём. Не то чтобы он сильно на это жаловался... А ещё было дико холодно, как будто он заночевал не в доме, прогретом за день, а посреди пустыни. Он встал, неловко надел худи, закутался поверх него в плед, поджал под себя ноги. Раду спал — большой и тёплый медвежонок. Было немного странно, что он не проснулся, с другой стороны, может, это и к лучшему. Пусть хоть кто-то в этой голове поспит. Дезмонд прикрыл глаза. Ещё попытка? Не может же быть всё так плохо? Он просто мало поспал, встал не в ту фазу, вот это вот всё. — Не спится? — послышалось в звонкой тишине ночи. Дез приоткрыл глаз, покосился на Альтаира. Тот расслабленно сидел на потолочной балке и всем своим видом выражал негу и наглость. Вот отличная причина всё-таки уснуть. Чем больше спишь, тем меньше неловких разговоров. — Я знаю, что ты меня слышал. — Просто холодно, — вздохнул Дез. — Сам-то чего не спишь? — Если ты не заметил, тут одна кровать… на которой уже достаточно людно. Дез аж открыл оба глаза, чтобы должным образом выразить весь свой скептицизм. — Воробушек, если бы ты захотел, ты бы залез, да ещё всех остальных бы распихал так, что мы посреди ночи оказались бы на полу. — Ну не настолько уж я мудак, — Альтаир хмыкнул. — Спи давай. Я пару трупов видел краше тебя. Хотя нет, все трупы, которые я видел, были краше тебя. — А ты умеешь делать комплименты. — Или ты таки хочешь, чтобы я составил вам компанию? Немного… согрел? Дез подумал. — Отличное предложение, — он протянул руку вверх, к нему. — Иди сюда. Побудь моей маленькой ложкой. — Маленькой ложкой? Это как? — Альтаир, с любопытством, но с балки он уже спрыгнул. Чтоб Альтаир, да первым отступил, да. Да он скорее доведёт шутку за триста до своего логического конца, чем позволит себе отступить. — Это поза для совместного сна, когда один человек обнимает со спины другого, — Дезмонд, абсолютно серьёзно. — Тот человек, который обнимает, называется большой ложкой, а тот, которого обнимают — маленькой. — Хм. То есть, ты сейчас маленькая ложка Радухнагейду? — Угу. — И хочешь, чтобы я побыл твоей? — Сам предложил согреть. Альтаир коротко хохотнул, отстегнул меч и залез под руку Дезу, только лицом, а не спиной. — Поймал, поймал… Это ты такой невинный, что не понял намёк, или наоборот, что так каменно проигнорировал? Дез невозмутимо развернул свою маленькую ложку в правильное положение и уткнулся ему носом в шею. Альтаир паскудно захихикал. А ещё… Дез обнял его здоровой рукой и прижал к себе ближе, почти не веря ощущениям… Альтаир был мягким. Прямо совсем мягким. Нет, теоретически Дезмонд знал, что мышцы могут быть мягкими, но сам он вечно был натянутой струной. Раду тоже напряжение не оставляло даже во сне, но Альтаир… Прям как тёплое сливочное масло. — Забавное ощущение, — прокомментировал Альтаир. — М? — Эта твоя молитва… — Ох, ты опять. — Тьфу, если тебя это так смущает, придумай другое слово. — Чему придумать-то? — Этому! — Альтаир неопределённо помахал рукой. — Когда ты тянешься к одному из нас и будто достаёшь кусочек света, кусочек силы. — Эм, прошу прощения, я не хотел? — Дез попытался отодвинуться. За что получил локтем по рёбрам. — Это было очень чётко видно, когда ты перестал дышать и искал, за что зацепиться, — невозмутимо продолжил Альтаир. — Сначала цеплялся за тело, но всё время срывалось, то из-за руки, то из-за меня. А потом зацепился за Радухнагейду и вылез. Причём до него самого ты не дотянулся, замер на расстоянии ладони, но это всё равно сработало, сила будто возникает из ниоткуда. А потом я припомнил, что ты, вообще-то, всё время так делал, просто… Когда у этого не было слова, это было не так заметно. — И ты считаешь, что я сейчас обнимаю тебя и… молюсь? И при этом не дотягиваюсь, — Дез, скептично. — Я буквально тебя держу в руках. — Всё равно не дотягиваешься. И черпаешь свет… не из меня, а из… близости? Дез вздохнул, прикрыл глаза. Конечно, черпал, ещё как. Тоже мне новости… — А слово молитва мне просто нравится, — добавил Альтаир. — То, что ты это делаешь, буквально лапая меня, тут почти ни при чём. — Ты очень мягкий, — тихо признался Дез. — На ощупь. Расслабленный. Я так не умею. Альтаир всё-таки развернулся лицом к лицу и тут же пощупал его бицепс — к счастью, здоровый, — шею, плечи, мышцы груди… Дез не знал, насколько специально вышел этот лёгкий массаж, но жаловаться не собирался. — Ты весь как камень мшистый, — вынес вердикт Альтаир. — И это не комплимент. Зачем так напрягаться? — Не знаю? Как-то само получается. Просто выходит. Раду такой же. — Хм. Но разве ты не должен уметь как я? — Прямо должен? — Дез слабо улыбнулся. — Всё, из чего нынешний я состою — это то, что ты прочитал из воспоминаний первого Альтаира. То, что уже есть в тебе. Ты — книга, а я — глава в тебе. Значит, в тебе тоже должен быть навык того, как не быть каменной статуей, когда возлежишь в одной кровати с двумя прекрасными юношами. Дезмонд некоторое время просто на него пялился. Это были очень логичные выводы из того, что он успел им разболтать, но… Ёбушки-воробушки, эти вопросы должен был охранять экзистенциальный кризис! «Первый Альтаир», блин! Не «настоящий» или «оригинальный», первый! Можно ему отсыпать немного этой прекрасной самооценки? Он даже почти согласен на то, чтобы большинство окружающих считало его из-за этого невыносимым. — Что? Я неправ? — Альтаир не выдержал молчания. — Или это опять вопрос, который ты не можешь обсуждать? — Подожди секунду, я занят. — Чем это? — Восхищаюсь. — Ты можешь делать это вслух, — Альтаир ухмыльнулся. Но что-то в его… ауре? вкусе?.. ощущениях?.. выдавало, что он смутился. Совсем чуть-чуть, до приятного лёгкого румянца, который мог бы вызвать просто удачный порыв ветра, но смутился. — Всё, я закончил. Что до твоего вопроса… — Дез вздохнул. — Ты прав, некоторые навыки перешли ко мне, у меня теперь три совершенно разных подхода к метанию ножей. Но некоторые навыки просто не липнут, что ли? Будто у меня для них нет чего-то большего, чем знания. Я знаю, как они выглядят, помню, как ощущаются, но сам не могу повторить, понимаешь? — Это имеет смысл. Военный трактат не сможет научить тебя сражаться, если в твоих руках нет силы. — Плюс, я не думаю, что вы ограничены только тем, что я знаю. Процесс вытягивания информации не останавливается, и есть неплохой шанс, что вы можете вспомнить вещи, о которых я понятия не имею. — В смысле, не останавливается? — Альтаир приподнял голову. Упс. Дез хотел просто немного приободрить? И, кажется, что-то сболтнул? — Это назвали эффектом просачивания. Воспоминания просто продолжают просачиваться в сознание, иногда в очень неудобные моменты… Так что нет, ты немного больше, чем просто глава в моей книге. Единственный способ остановить их хотя бы временно — это лечь обратно в Анимус. Какое совпадение, что это было также средством от головной боли. — А этот Эцио, он нормальный? — Альтаир, внезапно. — Я в последнее время с подозрением отношусь к мудрым Наставникам, особенно когда человек, который его знает лучше всех, от него шарахается. — Да, вполне, — Дез дёрнул плечом. — Он хорош, во всех смыслах. Никаких подвохов. — Но на него ты зажимаешься, как нашкодивший новичок. Если не он, то ты? Натворил чего? Мне аж интересно, как, между вами же веков шесть разницы?.. — Не то чтобы натворил… — Дез отвёл взгляд. Так, не может дать внятной информации о спасении мира. А ещё вкрашился немного сильнее, чем приличествует взрослому человеку. Но Дез же не знал, что они на самом деле встретятся! Можно подумать, в Анимусе есть, чем заняться, кроме как вкрашиваться в своих великолепных предков, которые всё это прошли с первой попытки. — Слушай, а ты как воспоминания смотрел? По порядку или вместе? — Альтаир снова перескочил. — По порядку. — А кого первым, Радухнагейду? — Почему его? — Он ближе к тебе по времени, должно быть проще. — Нет, первым тебя. Потом Эцио, и уже затем Раду. А что? — Ого! В хронологическом порядке. А если ты со мной так давно занимался, не значит ли это, что просачивания в мою сторону должны быть меньше? — Нет. Это не так работает. Помолчали немного. — Альтаир! — раздался грозный шёпот Эцио. — Я тебя на пять минут оставил! Какого дьявола ты опять полез? — Что? Мы мирно разговариваем! Обнимаемся даже, — Альтаир, и тут же, гордо: — Я — маленькая ложка. — Что? — О, ты не знаешь? Значит, это мне доверили секретное знание! Дезмонд тихо выдохнул, стараясь не показать реакции. Его изнутри продрало железным ёршиком, пищевод покрылся мурашками, вопреки законам анатомии и здравого смысла. Дез внезапно очень чётко осознал себя «возлежащим с двумя прекрасными юношами», хотя до этого всё было в рамках шуток и тисканья. Эцио, блин, как это работает?.. — Всё в порядке, — буркнул Радухнагейду ему в макушку. — Я за ними присматривал. Дезмонд опять забыл, что они так умеют. — Прости. Не хотел будить, — покаялся он, но вышло неубедительно. В конце концов, они шумели так, что не нужно было быть ассасином, чтобы проснуться от них. — Было бы хуже всё проспать, — возразил Радухнагейду серьёзно. А Дез пытался подобрать расползающиеся в неподходящие стороны мысли. Например, в сторону того, что Раду слышал всю эту полушутку-полуфлирт и даже не дёрнулся. С другой стороны, он всегда умудряется с невозмутимым видом терпеть творящуюся вокруг него чушь… Но всё же, что он на самом деле думает?.. Дезмонд честно, очень честно старался этого не делать, потому что предки, очевидно, могли если не читать, то чувствовать его мысли, но это было выше его сил. Мысль скользнула ему под одежду прежде, чем он успел себя поймать. Интересно, как он сложен? Понятно, что охуенно, но как именно охуенно? Торчат ли сухие мышцы так, будто кожи нет совсем, или они всё же прикрыты мягким жирочком? А вены? Виднеются ли они рельефом? Отличаются по цвету или кожа настолько тёмная, что этого не видно? Насколько хорош его пресс и соответствует ли его член общим пропорциям?.. Дез за шкирку вытащил себя из этих мыслей. — Да? И чем они занимались? — спросил Эцио вроде бы без намёка, но Дезмонд всё равно подумал куда-то не туда. — Обсуждали, какой Альтаир мягкий, — честно доложил Раду. Дезмонд прикрыл глаза и постарался не сглотнуть палевно. Альтаир действительно был очень мягким… Почему-то казалось, что он охотно будет прогибаться под чужим влиянием, пока ему будет это выгодно… или приносить удовольствие. А принести ему удовольствие было бы… Дез разрушил картинку того, как Альтаир выгибается в его руках, до того, как она успела полностью сформироваться. — При всём уважении, — начал Эцио. — Но в каком месте? Альтаир ржанул. — Буквально. Физически, — Раду продолжал честно отвечать. Неожиданным спасением для дурных мыслей стал сам Эцио. В его случае хотелось просто сложить руки на коленях, склонить голову и сказать что-то вроде: «Доверяюсь вашему мастерству, Наставник». От этой фантазии веяло лёгким БДСМ, но как минимум она не включала в себя бесцеремонного мысленного лапания, и Дез надеялся, что хотя бы она не будет так очевидна. — И что, на самом деле мягкий? — Эцио. — Не знаю, я не щупал. Обычно было принято винить член в подобного рода мыслях, но у Деза он по-прежнему притворялся дохлым ужом. Нет, вместо этого фантазии щекотали что-то в груди, мурашками пробегали по коже и требовали закусить губу, несмотря на то, что организм изо всех сил намекал, что он не готов с этим ничего делать. Может, только совсем чуть-чуть сжать губы. Почти незаметно… незаметно ведь? — Прям будите любопытство, — Эцио. — Что, тоже жаждешь пощупать, сидди? — Альтаир потянулся, повернулся к нему. «Сидди — «старик» как обращение, арабский», — мысленно перевёл Дезмонд. — А ты жаждешь быть пощупаным, пиколино? «Пиколино, «малыш», итальянский». — Жалко тебя как-то стало, сидди, — Альтаир притворно вздохнул. — Мы тут та-а-ак хорошо лежим, а ты один там в темноте торчишь. — Кстати, — опомнился Дезмонд. — А куда ты ходил? — По гостям, — Эцио прислонился к столу рядом с кроватью. — Заглядывал в дома, пользуясь тем, что меня никто не видел, обыскивал… — Нашёл что-нибудь интересное? — Дез. — Нет. Совершенно обычная деревня, даже взгляду не за что зацепиться. Они одновременно замерли, прислушиваясь. Ведьма в соседней «комнате» — за чисто символической перегородкой, — зашевелилась и заворочалась. Дез прикрыл ладонью рот. Он совсем забыл, что они тут не одни. Разбудил женщину, нехорошо получилось. Может, она поворочается да уснёт?.. Нет. Ведьма поворочалась ещё, неохотно встала и пошла к нему. Встала в «дверях», вглядываясь в темноту. Дез закрыл глаза и задышал глубоко и шумно, на грани храпа — так, как дышат спящие люди. Ведьма подошла ближе, положила руку ему на лоб — прохладную, видимо, тоже замёрзла, — вздохнула и отошла. Но не обратно в кровать, а на кухню к печи. Застучала посуда — не то чтобы очень тихо, и минут через десять ведьма вернулась с чашкой в руках. Она растолкала Деза за плечо, заставила сесть и вручила чашку с чем-то горячим и пахнущим деревом. Дез логично решил, что это надо пить. На вкус варево было горьким, как чистая Калисая, но без алкогольной нотки. Зато древесных нот целая симфония — будто жидкие дрова пьёшь. — Ну и мерзость, — прокомментировал Альтаир. «Своеобразно», — мысленно возразил Дезмонд. Ему немедленно захотелось долить в чашку джина, насыпать колотого льда и добавить дольку лайма. Или можно даже без льда — сделать это а ля глинтвейн, может получиться интересно… Ведьма дождалась, пока он допьёт зелье, забрала чашку, уложила его обратно и укрыла вторым пледом. Посмотрела на него, покачала головой, вздохнула, вышла. Второй плед — это, конечно, мило, но можно было и окно закрыть. — Своеобразно? — Альтаир посмотрел на него с сомнением. — Язык у тебя тоже обожжён? «Но-но, мой вкус прекрасен и тренирован», — так же мысленно возразил Дезмонд. Кажется, его и без того слышали. — Сомнительно. Дез подавил шутку в духе «ну, на тебя же я запал!» и мысленно сменил тему. «Попытка поспать номер два? — предложил он. — Эцио?» — Хм. Мы ещё не договорили, в каких именно местах Альтаир мягкий. «Да за бока я его щупал, за бока!» — Какое упущение, — Эцио хмыкнул. — Спи давай. Хотя это преступление — спать в такой компании. Дез что-то невнятно побухтел, притянул Альтаира поближе, вжался в Раду и прикрыл глаза. Зелье, объятия, второй плед — всё это согрело его достаточно, чтобы попробовать во вторую попытку в сон.