Houris

      Дезмонд сидел на кровати, с сомнением глядя на хлеб в своих руках. Рядом сидел Раду, оперевшись локтями о колени, Альтаир валялся на подушках. Эцио стоял у двери, просто стоял, совершенно точно не бегал туда-сюда по маленькой комнатушке, но было такое ощущение, что сейчас начнёт.       — Мы узнали место и время, — проговорил Альтаир. — Может, расскажете, что тут происходило?       Он лениво потянулся, ухватил кусок хлеба с подноса и начал его неторопливо вкушать. Настоящий кусок продолжал оставаться на подносе, но Альтаира ничуть не смущало есть копию.       — Через полгода моего отца подставят и казнят, — мрачно проговорил Эцио. — Вместе с моим старшим и младшим братьями.       — На его глазах, — добавил Дезмонд и осторожно положил хлеб в рот. — Причём даже не они были целью, атака шла на главу города. Аудиторе были так, побочным ущербом и поводом.       — Теперь ведь можно это изменить? Я правильно понимаю? — Раду, осторожно.       — Да, Радухнагейду, ты прав, мы можем, но… — Эцио вздохнул и бросил мелкий, почти мимолётный взгляд в Дезмонда.       Тот сглотнул, не зная, то ли хлеб был мерзкий, то ли с языком что-то не так, то ли обстановка напряжённая. Было очень неприятно быть этим «но».       Эцио всё же не выдержал и начал ходить по комнате из стороны в сторону.       — Но я не переживу дорогу, — бесцветно объяснил Дезмонд это «но». — Мы недалеко, да, но только в том смысле, что это два плотно связанных торговлей региона, что путь не такой уж рискованный… Но для меня всё равно слишком.       — Тогда почему не переждать лихорадку и не отправиться в путь позже? — Раду всё равно не понимал. — У нас есть целых полгода, это много.       Дезмонд не ответил. Судя по тому, как промолчали остальные, они тоже понимали, что и лихорадку Дез не переживёт.       — А твой отец как-то относился к Братству? — сменил тему Альтаир. — Или ты вступил независимо, месть и всё такое?       — Он был в Братстве, — Эцио зыркнул на него на одном из разворотов. — Мастер-ассасин.       Альтаир аж хлебушком подавился.       — Прости, что? — спросил он, прокашлявшись.       — Что тебя удивляет? — Эцио был уже заметно раздражён.       — Мастер-ассасин позволил себя казнить? Вместе с семьёй? Побочным, мать его ослица, ущербом?! — Альтаир привстал. — Я, конечно, не хочу тебя обидеть, но если твой отец позволил это с собой сделать, он этого заслужил.       Дезмонд честно не успел ничего сделать. Вот он сидит, размышляет, погеройствовать ли ему, откусив ещё кусочек хлеба, а вот Эцио с Альтаиром уже пытаются друг друга убить.       Дез совсем не хотел выяснять, что будет, если им это удастся.       Он встал между ними, подставляясь под удар. Беззащитной спиной к Эцио, лицом — к Альтаиру. Возможно, это был риск, но совсем маленький: он прекрасно знал, насколько они быстры и как легко могут изменить траекторию удара.       — Но я же прав! — возмутился Альтаир.       Дезмонд мягко закрыл ему рот ладонью.       — Не стоит говорить таких вещей, — озвучил Дез спокойно. Сил психовать не осталось. — Вообще не стоит, никому. Но особенно человеку, который нарушил законы мироздания ради шанса их спасти. Понятно?       Альтаир фыркнул в ладонь, но кивнул.       — Эцио?       — Да не убил бы я его, это же историческая ценность Братства. Но на трёпку он давно напрашивался.       Дезмонд вздохнул. Честно говоря, он бы сам с удовольствием начистил уши Альтаиру, но должен же в их компании оставаться кто-то адекватный, пока Радухнагейду пытается осознать, что за ебанина здесь внезапно началась. Эцио отошёл, тихо рыкнул. В каждом его движении чувствовалось раздражение. То самое, гадкое раздражение, растущее из беспомощности и бессилия.       Альтаир подумал, подумал и постучал пальцем по ладони Дезмонда.       — Хочешь что-то сказать? — Дез, убирая руку. — Пожалуйста, постарайся хотя бы не взбесить нас всех разом.       — Да ладно, луна моя, я не настолько ужасен, — Альтаир отмахнулся. — Смотри, как я умею. Эцио?       — Как бы мне тебя не придушить, а?       — Я извиняюсь, я был неправ, — Альтаир с серьёзным видом поклонился. — Удача — ненадёжная спутница, и даже лучшим из нас может не повезти. Не всё зависит от умений человека. Я забыл об этом и ляпнул глупость. Прошу прощения.       Эцио как-то разом сдулся.       — Ну вот, теперь его даже придушить нельзя, — Эцио сел на кровать и опустил голову. — Замечательно.       — Ну, ты всё ещё можешь попытаться, но знай, я без боя не сдамся. Если только хорошо не попросишь.       Эцио грустно хмыкнул и глубоко вздохнул. Он был падок на собственное оружие и не мог сохранить убийственный настрой, когда с ним так флиртуют. Он помолчал немного и внезапно заявил:       — Но ты прав.       — Эм? На самом деле? — Альтаир от такого заявления удивился больше всех.       — Я не привык думать об отце, как о мастере-ассасине, как о боевой единице, как об… очень и очень опасном человеке, который, вообще-то, может справиться с проблемами сам. Я привык, что он простой банкир и жертва заговора, и не подумал… Давайте ему просто напишем письмо?       Дезмонд замер. Это… имело смысл. Просто написать письмо, дать недостающую информацию… О заговоре — что он гораздо серьёзнее, чем кажется на первый взгляд, и что гарантии безопасности своим союзникам надо как-то понадёжнее давать, чтобы их не перехватили. Просто один ассасин случайно узнал о заговоре против другого и послал письмо с предупреждением. По-братски. А дальше он сам разберётся, не маленький.       — Да, давайте напишем, — кивнул Дезмонд и двинулся к двери.       — Подожди-подожди, — Эцио. — Уже закат близко, все приличные люди расходятся по домам, писари уже, наверное, не работают. Давай завтра утром? Тебе, кстати, нужно поесть, отдохнуть с дороги…       — Вообще не факт, что от отдыха мне станет легче, — Дез покачал головой. — Идём.       Предки переглянулись, и что-то в их поведении навевало мысли о верёвках, кровати и насильном кормлении вне эротического контекста.       Дезмонд вышел в город, прошёл к местной часовне и остановился у стены.       — Не окажешь честь? — Дез, Альтаиру.       Тот хмыкнул и полез по стене с ловкостью человека, которой по отвесным поверхностям поднимается быстрее, чем по лестницам. Подгрузилась картинка. Писари были недалеко, домах в трёх от часовни, а также в той самой таверне, где они остановились, кто-то сверкал золотым. Дез понадеялся, что это кто-то нужный для квеста с письмом, а не новые неприятности.       — Жирный кошелёк, — отметил Эцио. — К нам идёт.       Дез не был уверен, насколько ему вообще понадобятся деньги, но послушно срезал кошель у проходящего мимо мужика. Спорить всё равно дольше будет. Пока Альтаир совершал свой техничный полёт с вершины башни, Дез размотал бинты на ладони. Матеу он просто сказал, что обжёг руку в лесном пожаре, но тут нужно ловить клерка, спешащего домой, стоит делать это наверняка.       Они прошли к писарям, Дезмонд постучал в нужную дверь. Отодвинулся громкий засов.       — Да? Что надо? — из-за неё выглянул мелкий мужичок с залысиной.       С учётом того, какими старыми здесь все выглядят, ему, наверное, двадцать семь.       Писарь говорил на окситанском, но содержание было понятно по одному тону. Скажи он это даже на китайском, всё равно было бы понятно.       — Здравствуй, добрый человек. Мне нужно написать письмо, — Дезмонд, на тосканском.       Писарь смерил его взглядом, оценивая его платёжеспособность да возможность устроить ему неприятности, и признаков особо важной персоны не нашёл.       — Приходи завтра с утра, друг, — проговорил писарь на вполне приличном тосканском. — Мы на сегодня уже закончили.       — Прошу, милый человек, Христа ради, — Дез прижал руки к груди. Обе руки. — Мне нужно написать родным, что со мной беда случилась. Купец в ту сторону уедет как раз завтра на рассвете, и неизвестно, когда будет следующий. Мне очень нужно написать это письмо прямо сейчас. Конечно, я заплачу, я не оборванец какой-то!..       Писарь смотрел на его руку и почти не слушал.       — Ох, дева Мария, спаси и сохрани! Проходи, конечно! — писарь кивнул, затем перекрестился и открыл пошире дверь.       На самом деле люди обожают помогать друг другу, но только если это самим не сильно напряжно и если понятно, что именно делать и какой будет результат.       — Я убирался, — пояснил писарь на развал бумаги, свитков, кистей, перьев и чернильниц. — Но, думаю, кусок бумаги найдётся… Так, что написать?..       — Я могу сам это сделать? — предложил Дезмонд. — А вы пока можете продолжить уборку, сеньор…       — Фауре. Ты что, юноша, грамотный?       — Да, конечно.       Фауре смотрел на него так, будто впервые видел грамотного человека выше метра пятьдесят.       — Ну пиши, коль не шутишь, — Фауре шлёпнул на стол лист бумаги… или всё-таки пергамента? — и придвинул чернильницу с пером. — Мне же легче.       — Спасибо, сеньор Фауре, — Дезмонд наклонил голову, как самый-самый скромный хороший мальчик из очень, очень хорошей семьи.       Люди охотнее помогают тем людям, которые кажутся им хорошими и невинными. А вежливость в этом плане творит чудеса, даже если в твоём роду неприличное количество профессиональных убийц.       Дезмонд уселся за стол, взял в руки перо. Он очень смутно помнил, как этой хреновиной пользоваться, но подумал, что пара клякс только добавят тексту красоты и художественности.       «Эцио, что писать?»       — Я… — в глазах того мелькнула растерянность, которой там не водилось лет с пятнадцати. — Может, зашифровать?       — Не-не, ни в коем случае ничего не шифруй, если вы не договаривались о коде заранее! — Альтаир. — Два раза. А лучше три.       — Но если кто перехватит письмо? Хотя нет, мой отец банкир, ему всегда много писем приходит, никому и в голову не придёт проверять их все, — Эцио опомнился.       — Начни с «Приветствую, брат», — подсказал Альтаир. — «До меня случайно дошли сведения, которые могут быть тебе полезны», и перечисляй, кто там с кем в заговоре, почему и где найти доказательства — в подробностях, лишними не будут. И заканчивай: «Чистого тебе неба и благополучного исхода, брат».       Дезмонд подумал, кивнул и так и сделал. Перо постоянно требовало «подзарядки» в чернильнице, что немного раздражало, но зато буквы получались красивые, совсем точёные, прям настоящая каллиграфия, с ума сойти!       — Сеньор Фауре, можно я возьму ещё листок? — спросил Дезмонд, когда первый закончился. — Нужно рассказать в деталях, как так вышло, а то беда будет.       — Конечно, бери… Надо же, ты действительно написал! — Фауре взглянул на лист вверх ногами. — Хотя почерк, конечно, ужасен. Эти бездушные линии, ни одного вдохновлённого росчерка… Кто тебя писать учил, купцы?       «Убийцы, блин».       — Простите, сеньор Фауре, меня не учили писать красиво, только чтобы понятно было.       — Ах эта молодёжь! Никакого уважения к искусству каллиграфии! «Лишь бы понятно было», фу! Ну кто так делает?       Дезмонд вежливо улыбнулся и продолжил писать.       Примерно через час у него было несколько листов письма, а у писаря — ещё больше хаоса в офисе.       — Благодарю, что уделили мне время, — проговорил Дезмонд. — Сколько я вам должен?       — А, всего ничего, юноша! Пару монет за бумагу будет достаточно.       Дезмонд улыбнулся, оставил несколько сольдо ещё из тех, что первыми нашли на дороге. Судя по блеску в глазах писаря, это было чуть больше, чем нужно.       — А не найдётся ли у вас ещё и конверта?       — Да-да, конечно, юноша, сейчас!       Дезмонд вышел от писаря зажав подмышкой толстенькое, плотно заклеенное письмо. Он неловко сжимал и разжимал усталую ладонь.       — Устал? — предположил Раду.       Радухнагейду, медвежонок, ну почему ты такой хороший?..       — Отвык, — Дез мотнул головой. — Давно не писал так много текста, да ещё одной рукой.       — Вот это ты сейчас озадачил, — Альтаир. — А не одной рукой — это как?       — Двумя, по очереди. Одна рука устаёт, перехватываешь другой, — Дез. — Я амбидекстр… был. Теперь я, похоже, правша.       Он чуть поморщился. Сейчас не время об этом думать.       — Я сожалею, — тихо сказал Раду.       Они вернулся на постоялый двор, нашёл Орлиным Зрением того светящегося золотым чувака и пошёл знакомиться, пока в его теле ещё оставались ресурсы.       Это оказался не купец, а молодой наёмник, который как раз собирался вернуться домой на праздники, пробухать навар в родной деревне неподалёку от Флоренции.       — Аудиторе? Да, слышал о таком, — покивал наёмник. — Важный человек, просто так не подступишься.       — Можешь письмо передать, а? Заодно, может, познакомиться получится, — предложил Дезмонд. — Мы просто в такой лесной пожарище попали, все планы поставок псу под хвост. Сообщить бы побыстрее, чтобы успел чего придумать.       — Купец, значит, да?..       — И монетка лишней в дороге не будет, м?       — Это точно. Хороший ты парнишка, понимающий… Довезу я твоё письмо, так уж и быть, не брошу в беде.       — Только ты не шути со мной, — Дез подался вперёд и сжал его предплечье немного угрожающе. — Мир наёмников тесный, и если письмо задержится из-за того, что ты где-то забухал…       — Обижаешь, парень! Никакого бухла в дороге. Я всё для дома берегу, ух приеду, ух закачу пир горой на всю деревню, пусть все с зависти передохнут!       — Смотри у меня, — Дез отпустил его и передал письмо.       Перед наёмником он рукой не светил. Не стоило расстраивать молодого, пьяного от монет наёмника тем, что бывает, когда в твоей жизни слишком много приключений. Они на это реагируют отрицанием по почкам любого, кто посмел напомнить о смертности и уязвимости.       А ещё у этого наёмника было одно большое преимущество: он был неграмотный. Сам письмо не прочитает, а искать кого-то грамотного, аккуратно вскрывать запечатанный конверт и потом искать, кому продать информацию, да с угрозой получить обещанных пиздюлей… Слишком влом. Да и кому, кроме участников сделки, интересны всякие накладные?..       Жаль, что он не умеет предсказывать будущее больше, чем на пару секунд. Было бы удобно просто проследить за нужным исходом, но увы. Спасибо и на том, что Дез сейчас в стены не врезается. Но это… это всё, всё, что он может сейчас сделать. И это то, что может сработать, очень-очень может, почти гарантированно сработает. Будущее изменится, Джованни, Федерико и Петруччо выживут.       Всё будет хорошо.       Дезмонд вернулся в отведённую ему комнату, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Разогретая июньским жаром дверь холодила спину. Лихорадка, которую он старательно игнорировал, никуда не делась и стала только хуже. Интересно, это уже заражение крови или всё ещё просто локальное воспаление? Дезмонд, хоть убей, не помнил, какие там сроки для чего, а медицинского справочника под рукой как-то нет…       Щёлк.       Скрытый клинок послушно выстрелил, но Дезмонд с сожалением отметил, что он всё ещё жив. Он с ним бегает дольше человеческой жизни, он не мог случайно промахнуться, а значит…       За руку его перехватил Альтаир, держал крепко, не давая приблизить клинок к горлу. Он чуть-чуть не сумел отвести удар полностью, Дез умудрился немного поцарапать себя за ухо.       К двери его фиксировал Эцио, не давая нанизаться горлом на клинок. Он давил левым предплечьем вдоль под ключицами, а правой ладонью удерживал его за лоб.       Радухнагейду стоял посреди комнаты, и на его лице было выражение чистейшего, незамутнённого непонимания. Большой красивый мишка совершенно без понятия, что за ебанина опять здесь происходит.       Дез не мог на это не улыбнуться.       — Это было бы не больно, — заметил он. — Клинок прошёл бы и сквозь артерию, и сквозь спинной мозг. Что одно, что другое быстро притупляют ощущения.       — Что?.. — Раду моргнул.       — Или вы предпочитаете долгое угасание от лихорадки? — уточнил Дезмонд. — Вся эта ломота в теле, беспомощность, кашель, дрожь, постоянных холод… Я не большой любитель, честно. Предпочёл бы закончить всё это побыстрее, если мой голос в этом теле всё ещё решающий…       Конечно же нет, его голос опять ничего не решал. Предки удерживали его без проблем, не давая сделать то, что он действительно хотел. Удерживали так легко, как не получилось бы, если бы они были тут физически: тому же Альтаиру тупо бы не хватило массы. Но вот так… так они могли удерживать его без труда.       — Дезмонд… — позвал Эцио.       — Что? Я не могу больше. Я больше, блядь, не могу. Я сделал всё, что от меня требовалось — и чуточку больше. Всё, хватит. Отпустите. Я больше не могу… я не… могу…       Он провалился в небытие так стремительно, будто сиганул в чёрные воды прыжком веры. Дыхание остановилось, взгляд расфокусировался, Зрение погасло, погружая мир в темноту. Он задыхался, но не было ни малейшего желания бороться за вдох. Он терял себя, но больше не было сил обманывать себя, что он когда-то существовал.       Был ли он вообще? Была ли у него свобода воли? Его жизнь была предопределена за века до его рождения, и, в конце концов, он сделал всё, что от него требовалось — можно и выкинуть пустую оболочку, можно и оставить его уже в покое.       Его выдернуло из несуществования резко, бесцеремонно и агрессивно. Будто кто-то врезал небытию с ноги с разворота, а потом ещё по почкам попинал, с огромным удовольствием. Все его нервы кричали от ужаса, растерянности, от слишком неправильной, внезапной смены состояния.       Его кто-то целовал.       Губы были влажные, напористые, гладкие, в окружении на удивление мягких волосков. Какая-то часть мозга Дезмонда уже сложила два и два, по спине пробегали горячие мурашки от осознания того, кто и что сейчас делает, но вся остальная нервная система была занята срочным переключением в режим жизни.       Эцио дал ему время опомниться.       Дал время восстановить дыхание, дал возможность снова ощутить себя, понять, что происходит, и хоть как-то отреагировать: ответить, отстраниться, что угодно. Он чувствовался лёгкой заботливой сладостью арбуза, ни единой нотки неминуемой весны. В этом не было эротики, чистая забота и желание вытащить…       Вытащить откуда?..       Эта мысль привела Дезмонда к осознанию своего печального состояния — трезвому осознанию, от которого грустно, но лезвия в стороны не летают, — и он отстранился. Эцио позволил прервать поцелуй, но из объятий не выпустил, продолжая зажимать его между собой и дверью.       Дезмонд дрожал. Всё внутри гудело, как струны, которые кто-то небрежно дёрнул. Мелкие молнии будто бегали у него по костям — осознание того, что именно сейчас было. Он чувствовал себя очень живым и настоящим, как никогда живым и настоящим — но совершенно, абсолютно искалеченным.       — Я не могу, — повторил он тихонько. — Я просто больше не могу.       — Я понимаю, куоре мио, — Эцио, тихонько покачивая его в руках. — Я всё понимаю. Но что ж ты так-то?.. Давай хоть выпьем напоследок, что ли?       Это было выше его сил. Всего одна капля, всего намёк на то, что с ним не будут спорить, что его не будут заставлять — и он разревелся как пятилетка. Он больше не мог, не мог притворяться функциональным индивидуумом, не мог продолжать врать себе, что всё происходящее его ничуть не задело. Его разматывало в сопли, слёзы и всхлипы, а гордости, привычкам и принципам всё равно не на чем было держаться.       Его повели вглубь комнаты, усадили на кровать. Кто-то его обнимал. Он в кого-то ревел. Ему бы устыдиться, взять себя в руки, да только рук уже не полный комплект и сила в них не та. И может быть уже было немного поздно — перед кем он тут невозмутимость разыгрывает? Перед теми, кто буквально живёт у него в голове? Ха-ха и ещё раз ха.       — Молодец, — похвалил его Раду серьёзно. — Продолжай.       — Да так уж молодец… — проворчал Дез сквозь всхлипы.       — Да. Это гораздо лучше улыбки после попытки перерезать себе горло.       Дезмонд думал, что он уже начинает успокаиваться, но его вынесло по новому кругу. Он молодец. Раду считает, что он молоде-е-ец. Господи, как глупо, но… он молодец.       Кто-то гладил его по голове и тихо баюкал. Никто не требовал «прекратить выступление», никто не просил замолчать и вести себя подобающе, наоборот, все трое будто радовались его истерике.       — Я не должен реветь, — проговорил Дезмонд, потому что это было, это грызло.       Сил жить не оставалось, но эта проклятая установка — целёхонька.       — Как хорошо, что ничего не истинно, верно? — хмыкнул Альтаир. Кажется, он был у него под левым боком. — Наплюй и реви всем назло.       — А вот и буду!       Вышло ну совсем как у пятилетки, но право слово, чего он парится? Всё равно помирать собирался, так зачем отказывать себе в такой малости?       И Дез ревел. Назло отцу, назло своей жизни, назло всем тем, кто говорил, что слёзы проблемы не решают, что эмоции надо контролировать, что нужно держать себя в руках, быть хладнокровным и вообще…       Но как только он полностью разрешил себе реветь, слёзы начали сходить на нет. В какой-то момент они просто кончились и Дез осознал себя сидящим между Эцио и Раду — дрожащим, с больной головой и горящими щеками, но на удивление… не таким уж бессильным?..       — Сколько ты провёл в плену? — спросил Альтаир, после того, как всхлипы окончательно сошли на нет.       — Я… я не знаю, — Дезмонд поморщился. — Я не помню?       — Ты… не помнишь? — повторил Радухнагейду медленно.       — Это сложно, смотря как считать…       У Деза честно не было ни единой идеи по этому поводу.       — Как ты узнал, пиколино? — поинтересовался Эцио, продолжая поглаживать Деза.       — Раду спрашивал, как Дезмонд согласился смотреть воспоминания, — пояснил Альтаир. — Дезмонд не ответил. А потом я немного расспросил и выяснил, что в него начали бесконтрольно просачиваться наши воспоминания ещё на ранних этапах, когда он посмотрел только мою память, но вместо того, чтобы остановиться, он залез в память ещё двоих. Конечно, бывает, что люди принимают не самые верные решения, но обычно, когда они принимают их сами, то жаждут всем рассказать, как именно они пришли к идее засунуть руку в жопу верблюду.       — Это подозрительно конкретный пример, — Дез прыснул.       — Ты не хочешь знать. Я сам не хотел бы знать, но увы, в меня, как ты говоришь, просочилось, — Альтаир поморщился. — Можешь хоть какие-то рамки дать? День? Год, два? Десять?       — Я… немного на самом деле. Всё закончилось в декабре, а началось — летом.       — Достаточно просто подсчитать, — Альтаир прищурился. — Но ты не помнишь? Почему?       — А, ерунда, надо было сразу сказать, что пара месяцев...       Эцио вздохнул с укором и чуть сместил руку так, чтобы теперь во время поглаживаний кончики его пальцев касались шеи Дезмонда. Тот вяло подумал, что стоило бы устыдиться того, какое влияние это на него оказывает, но было лень.       — Расскажи, почему было сложно вспомнить? — попросил Эцио.       — В это время я смотрел ваши воспоминания, — Дезмонд дёрнул плечом. — Суммируйте года, что вы ярче всего помните, и получится то, сколько я там был по ощущениям. С другой стороны, тогда я был в ваших шкурах, а не в каких-то застенках, не знаю, считается ли это. Но при этом я был заложником случившихся событий, которые я должен был воссоздать.       — Ладно, теперь я понимаю ответ «не знаю», — кивнул Альтаир. — Ты ведь ещё много пропускал из жизни, сон там, еду, скучные моменты?..       — А некоторые сложные — повторял по нескольку раз. Так что сложно определить по… по внутренней хронологии, скажем так. Но прошло больше времени, чем по внешней. Если это возможно.       А можно ещё посчитать так, что на свободе он провёл всего девять лет.       — Возможно, — мрачно буркнул Раду.       — Хорошо, сейчас сложный вопрос, — Альтаир вздохнул. — Дезмонд, ты был в плену у Братства?       Все напряглись.       — Нет? — Дез.       — Так, это было очень неуверенное «нет», — Эцио аж сел ровнее. — Выкладывай.       — Технически, это был не плен, меня никто не запирал и я в любой момент мог уйти… — начал Дезмонд. — Хотя нет, кого я обманываю, я не мог уйти. В общем… меня сначала похитили тамплиеры, запихнули в Анимус, заставили переживать жизнь Альтаира. Я был объектом номер семнадцать, то есть шестнадцать человек до меня не выжили. Потом я сбежал с помощью кое-каких трюков и шпионки Братства… точнее… ладно, не будем про Люси. Так вот, я сбежал с помощью Братства, меня вроде как освободили… Но как-то так получилось, что я продолжил делать то же самое.       Дезмонд глубоко вздохнул и продолжил:       — Я был вроде как свободен, понимаете? Только не мог уйти. За мной охотились тамплиеры, а они в наше время пиздец как разрослись и заматерели. За мной охотились тамплиеры, а я им был очень нужен — единственный, кто прожил так долго и сохранил рассудок. Я был волен уйти, но меня придавило долгом, нельзя же позволить мудакам завладеть артефактами. Я был волен уйти, но Анимус был единственным местом, где я не чувствовал, что схожу с ума. Меня отпускали, мне доверяли, мне давали оружие и миссии, но…       — Ты не мог уйти, — закончил Раду.       — Справедливости ради, я и не пытался. Если бы меня отпустили, я был бы обречён на бега в одиночестве и никогда бы больше не попал в Анимус. Если бы не пустили… Тогда иллюзия того, что это моё решение, что я тут добровольно — разрушилась бы. Так что я просто… продолжал. Технически не плен, но почему-то на деле всё то же самое.       Дезмонд затих, уткнувшись в Эцио. Наверное, было бы проще, будь он в нормальном плену, с закрытыми замками и охраной. А то так даже предъявить особо нечего, сам согласился и даже не жаловался никогда.       — Интересно, будь на месте Уильяма компетентный ассасин, что бы он сделал? — задался Дез вопросом вслух. — Скорее всего, не стал бы пихать собственного ребёнка в штуку, из которой до этого раньше никто в здравом уме не выходил.       — Подожди-подожди, ребёнка? — Эцио аж совсем сел в кровати.       — Да, Уильям Майлз, мой отец, — Дезмонд неохотно признался. Он всегда делал это неохотно. — Глава Братства Ассасинов в начале двадцать первого века.       — Стоп, — Альтаир аж весь напружинился. — Тамплиеры похитили сына главы Братства? Что за ослиная моча? Как они посмели!.. Как они позволили!.. Это же!..       — Ну, на самом деле в тот момент я был не в Братстве, — протянул Дез с некой даже нехорошей мстительностью. — Я сбежал в четырнадцать.       — Ты сбежал… из Братства? — Раду, медленно.       — И успешно скрывался девять лет, между прочим! А потом тамплиеры накрыли Ферму, нашли там наводки на меня, использовали их гораздо лучше, и вот… Всё псу под хвост.       — Сбежать… из Братства, — медленно повторил Альтаир. — В четырнадцать. Да в этом возрасте парни, наоборот, бегут в Братство со всех окрестных деревень, невзирая на волю родителей! Что твой отец с ним сотворил?!!       Дезмонд рассмеялся, запрокидывая голову. Представилось, как Аль Муалим палкой разгонял подростков, которые жаждали приключений и крутой ножичек: «Куда лезешь, ты старший сын, тебе жениться надо! Сначала у родителей изволения спроси! А ты куда лезешь, ты же совсем ещё мелкий!» — а ребятня всё наползает и наползает, как орда прыгучих зомби.       — На самом деле, это было ещё более уныло, чем ты можешь себе представить, — отсмеявшись, добавил Дезмонд. — Уильям получил главенство не за выдающиеся способности, а из-за того, что больше никого не осталось. Он сам это понимал — наверное, поэтому так старался развить способности во мне... Слишком старался.       Дезмонда передёрнуло.       — В моё время из Братства никто не уходил, — Эцио покачал головой. — Как можно было довести до такого, чтобы аж сбежали? То есть, конечно, кто-то уходил на более второстепенные роли, но всё равно оставался союзником… Как можно было до такого довести?       — А вдруг я бы был гадким вредным подростком, который просто сбежал назло?       — Нашёл чем удивить! — Эцио. — Да всё Братство состоит из вредных подростков возрастом до шестидесяти включительно.       Дезмонд хихикнул.       — Значит… — Дез, после паузы. — Вы не злитесь, что я сбежал?       — Нет, — Альтаир, без раздумий и без сомнения. — Тяжеловато защищать свободную волю человечества и запрещать своим же братьям её проявлять. Так, и последний вопрос… Ты ведь наш потомок, я правильно всё понял?       Дезмонд замер. Меньше всего он хотел рассказывать своим прославленным предкам, что вот эта покалеченная рыдающая херня — их потомок. Херня, которая ещё и облизывается на них украдкой. Прекрасный набор!       — Это достаточно очевидно, — продолжал Альтаир. — Мы с тобой на одно лицо, ты знаешь очевидно редкий язык Радухнагейду и сказал, что у тебя предки были из его племени. Плюс у Ису гражданская война была из-за того, что предки записывали себя в сознание потомков, как-то подозрительно похоже на текущую ситуацию. Так я прав?       — Прав, — неохотно признал Дез.       — О, так мы все родственники? — обрадовался Эцио.       — Ну, между собой — не очень, — Дез нагло пользовался тем, что уткнулся в Эцио и ему не нужно было на них смотреть. — Твоя линия и линия Раду сошлись через несколько поколений после него, с Альтаиром — так вообще только на мне. Ой!       Раду захватил его поперёк туловища, развернул к себе и обнял так… так, будто обнимал величайшее сокровище мира. Дезмонда опять размотало в сопли — он помнил одиночество Раду, это ощущение себя чужаком на собственной земле. Он помнил СВОЁ одиночество, ощущение себя полным сиротой при живых-то родителях.       — Но сошлись же! — Эцио ничуть не смущало. — Так что мы родичи.       Дезмонд затылком чувствовал свет его улыбки.       — Тигрёнок-тигрёнок, я тоже хочу потискать внучека! — возмутился Альтаир. — Хоть немножко поверни!.. Во-о-от. Вы только посмотрите, какой красавец вырос!       — От скромности не помрёшь, — заметил Дез, шмыгнув носом. — Я же твоя полная копия.       — Но-но, не полная! Росточком ты явно в Радухнагейду пошёл, — Альтаир снял свой капюшон и разглядывал его с абсолютным умилением. — Хорошее добавление, тигрёнок, одобряю. А вот улыбка явно от Эцио досталась, аж смотреть иногда больно.       Всё, Дезмонда вынесло к чертям. Он не видел смысла сдерживаться, когда уже проревел в предков полчаса, поэтому цапнул Альтаира, притянул поближе и разревелся ему в плечо.       — О Аллах, в которого я не верю, ты что, луна моя, думал, я тебя не признаю? — Альтаир гладил его по голове. — Посмотрите, у меня есть потомок, аж через восемь веков. Смотрите, какой красавчик, какой умница! Мир спас, допрашивать умеет, прошёл там, где полегли другие, и девять лет от Братства бегал.       — Ты что, мной хвастаешься? — Дез, со всхлипом.       — Хвастаюсь и горжусь. Не, ну какой умница, согласитесь?       — Совсем умница, — подтвердил Эцио.       — Да, — кивнул Раду.       Дез плакал и не знал, в чём дело, хорошие же вещи говорят, чего он так, будто его кто обидел?.. Хотя, возможно, и обидел — что никто раньше так не говорил. Им никто раньше не хвастался.       — Всё хорошо, куоре мио, — проговорил Эцио и погладил его по голове. — Ты молодец. Ты всё сделал правильно.       «Куоре мио» — «сердце моё», итальянский. Дезмонд только сейчас заметил обращение, хотя Эцио делал так не в первый раз. И это было, это было…       Минут через десять слёзы закончились. За это время никто не отодвинулся, никто не заскучал, никто не отошёл. Все трое были с ним и терпеливо ждали, когда ему станет легче… если станет. Немного грызла мысль, что это из-за того, что они застряли в одной голове, что в реальности ничего бы такого не было, но… Нет. Эти люди не из тех, кого можно заставить что-то делать, да и он сам сейчас не в состоянии даже у ребёнка конфетку отобрать. Значит, всё это было добровольно, осознанно…       Реально.       — Эй, луна моя, — позвал Альтаир, утирая его слезу. — Можно тебя кое о чём попросить?       Дезмонд напрягся.       — Нет, ничего глобального, просто маленькая эгоистичная просьба. Можно?       Дез кивнул. Он боялся говорить, опасаясь, что его опять размажет.       — Можешь потянуться ко мне, как ты тогда к Радухнагейду? Ну, то, что я назвал молитвой, но тебе это слово не понравилось. Ты в мою сторону всегда это очень застенчиво делал, а мне бы хотелось узнать и…       Дезмонд потянулся к нему, не успел Альтаир закончить мысль. Быстро, широко, полно, с беззастенчивостью человека, которому нечего терять. Громовой воробушек в его руках, и он гордится им и…       — О.       Альтаир потянулся к нему сам — мыслью, сутью, всем веществом. Перехватил его на полдороге поймал за руку и потянул на себя.       — Я заметил, что твоя не-молитва нас никогда по настоящему не достаёт, — пояснил он. — Было любопытно узнать, что будет, если всё-таки ответить на эту не-молитву. Луна моя, ты как? Всё хорошо?       Дезмонд кивнул, облизнулся и уставился слепо куда-то в пространство. Альтаир был горяч. Не так горяч, как модель с обложки, а как шаровая молния. Бешеная энергия интеллекта и характера, запертая в одном хрупком человеческом теле. Дез когда-то чувствовал что-то подобное: давно, в Анимусе, когда так долго был Альтаиром, что начинал забывать про себя. Но то была только тень этого электризующего чувства.       Сейчас же…       Как же прекрасно быть им в полной мере.       Альтаир обеспокоенно вглядывался в него и, видимо, найдя что искал, едва заметно кивнул.       — Можно задам пару технических вопросов? — спросил он.       — Давай, — Дез, снова облизнувшись.       — Ты сказал, что «или мы медленно умрём от лихорадки», что ты имел в виду?       — Ожог. Это третья степень минимум, а скорее — четвёртая. Организм не сможет это регенерировать сам, нужно отрезать повреждённую часть, в противном случае начинается воспаление, заражение крови, лихорадка и смерть, — Дез ответил так, как будто это были банальные параметры миссии, а не его неминуемая гибель.       — Сколько нам осталось?       — Неделя.       — Почему тогда просто не обратиться к врачу? Та лекарка как раз собиралась отрезать руку, выходит, она всё правильно делала?       — Она всё делала неправильно. Нельзя взять и отрезать кухонным ножом и ожидать, что пациент это переживёт. Иначе будет всё то же заражение крови, лихорадка, смерть.       Альтаир задумчиво хмыкнул, погладил его за ухом. Дез ластился под прикосновение, как большой кот.       — Ты знаешь, как сделать всё правильно?       — Да.       — Откуда? Ты врач?       — Нет, но в мою подготовку входили некоторые виды хирургии. Даже если я забыл половину, у меня всё равно выйдет лучше, чем у любого из этого времени.       — Ты можешь это сделать?       — Ампутировать руку самому себе?       — Да.       — Нельзя проводить операции на самом себе, невозможно использовать анестезию: нужно оставаться в сознании, — но так можно умереть от болевого шока. Хотя если Радухнагейду сможет снять и такую боль…       Дезмонд замолчал, прикидывая план возможной операции.       — Да, я смогу это сделать, — наконец сказал он.       — А сделаешь? — Альтаир, склонившись чуть ниже. — Попробуешь дать себе ещё один шанс?..       — Да… — кивнул Дез, будто заворожённый.       Шаровая молния ушла из его тела, оставив только бессильного, разбитого, искалеченного его.       — А так? — снова спросил Альтаир. — Так ты дашь себе шанс?       — Я… устал, — тихо признал Дез. — Я не могу спать, не могу есть, не помню, что нужно ходить в туалет, я…       — А если Эцио за ушком погладит? — уточнил Альтаир.       Дезмонд покраснел. Нет, серьёзно, это настолько заметно?       Сзади Раду тихо засмеялся. Блин, значит, настолько.       — Это всё очень серьёзные проблемы, — сказал Эцио предельно серьёзно. — Но мы можем попробовать их решить. Если хочешь?       Господи, решать его проблемы, а не чужие?..       — Хочу. Очень.       Пауза. Дезмонд чувствовал себя очень уязвимым, но никто не засмеялся.       — Хорошо, хорошо, — Альтаир кивнул, погладил его по виску. — Дело серьёзное, нам понадобятся все силы. Можешь сходить в туалет? И попросить еды?       — Попросить-то смогу, а вот насчёт съесть…       — Ну, тогда и подумаем, хорошо?       Дез кивнул, ластясь под руки.       Он сделал всё, как планировали — и даже умылся холодной водой, — а теперь сидел перед тарелкой свежей горячей еды и чувствовал только нарастающую беспомощность.       — А если тебя Эцио покормит? — предположил Альтаир.       Дез недовольно зыркнул.       — Можно не так явно мной манипулировать? — попросил он.       — Слушай, ну если кушать просто потому, что вкусно, не получается, почему бы не сделать это ради того, ради кого ты готов шевелиться?..       Дез прикрыл глаза: а может, не будем сейчас об этом, а?       Радухнагейду вздохнул, сел рядом, взял его правую руку и поменял хват пальцев на ложке.       — Попробуй так.       — Хм…       Ложка в руках всё ещё ощущалась жутко неправильно, но как минимум так получалось лучше контролировать угол её наклона. Раду повёл его руку вниз, помог зачерпнуть эту кашу, аккуратно поднял, поднёс к губам. Дезу ничего не оставалось, как сделать «ам».       Еда на вкус была как мокрый песок с пенопластом. Какая-то часть его сознания отмечала, что нет, это нормальная еда, но ему просто не хотелось — вот до такой степени. Вот будет номер, если это не из-за Анимуса, а из-за того, что в это время использовали меньше соли, сахара и других улучшителей вкуса.       Раду повёл его руку зачёрпывать следующую порцию. Без вопросов, сомнений, насмешек и ворчания, просто помогал есть, будто маленькому ребёнку, здоровенному лбу двадцати четырёх лет. И это было так… так…       Нет, Дез не будет снова плакать, он только что умылся. Совсем не будет.       — Хм, — Альтаир. — Интересно.       — А мог бы и сам покормить, — Эцио, как бы между прочим.       — Но на тебя реакция острее!       — Она просто разная.       — О.       Дез покраснел, но послушно открыл рот для новой ложки. Кажется, там был кусок мяса, но Дез не был уверен: это ощущалось скорее как кусок тряпки.       — Что, на всех троих? — Альтаиру были не виданы смущение и деликатность. — Прямо запал? Прям разом?       — Вы себя вообще видели? — только и смог ответить Дез и поспешил сделать вид, что он очень занят поглощением пищи.       — И вы двое об этом догадались раньше меня? Опять?!       Раду вздохнул, помог Дезу отставить ложку и повёл его руку к деревянному кубку. Тот радостно присосался к виноградному соку. Интуиция подсказывала ему, что это местный вариант дерьмового вина, и да, алкоголя там было меньше, чем в детском шампанском, но это всё равно было в тысячу раз лучше вина из пакета: до такой химической дряни тут ещё не додумались. А это… м-м-м, какой бы глинтвейн из этого вышел. Или сангрия…       — Ты в это время был занят, разгадывал другие штуки, — отозвался Раду, не отрывая от Дезмонда рук. — Я вот про плен не догадался, а мог.       — Характерное поведение, к нам много таких сбегало, — Альтаир пожал плечами. — Но это… это как?       — Это проблема? — уточнил Дез чуть робко.       — Нет, — отрезал Раду, отбирая кубок и снова проводя его руку к ложке. — Ешь.       Дезмонд глубоко вздохнул, но послушался. Его не тошнило, так что это проблема не с пищеварением, а чисто с восприятием. Так что, наверное, хорошо, если покушать? Сытый хирург — это же хорошо, да? Вот сытый пациент — это кошмар… С другой стороны, интубировать тут всё равно никто не умеет, какая разница?       — Тебя-то это почему удивляет, пиколино? — Эцио. — В ваших же землях это даже не было таким уж неслыханным делом?       Альтаир воздел руки в стороны: мол, ну понимаешь, понимаешь?       — Нет, вообще не понятно, — Эцио покачал головой. — Попробуй использовать слова?       — Да я с трудом нашёл одного человека, который меня не бесит и даже восхищает… И уже чувствую, как меня затягивает, а это? Это?..       — Я не говорил, что это хорошая идея, — Дезмонд. — И вообще, не ценишь ты Малика, ой не ценишь.       — Да ты хоть знаешь, как он меня бесит?       — А ты хоть знаешь, как ты его бесишь?       — А то! Ещё как знаю!       — И до сих пор ведь не прибил. Великого терпения человек…       Альтаир закатил глаза.       Дез с удивлением понял, что тарелка пуста, и тут же опять присосался к вину. Ладно, это не так уж страшно, как показалось на первый взгляд, есть можно. Хотя, наверное, не на людях.       — А ты что по этому поводу думаешь, сидди? — Альтаир прикопался к Эцио.       — Вокруг меня всегда было много восхитительных людей, — тот чуть улыбался. — Не вижу ничего необычного.       Дез поглубже уткнулся в кубок. Как он каждую вторую реплику превращает во флирт, ну как? Подумав, Дезмонд ещё и к Раду прижался поплотнее: большой, надёжный и не устраивает ему эмоциональных качелей. Идеально.       — Но как в него влазит? — не унимался Альтаир.       — Просто, — Эцио. — Немного поджимаешь самолюбие, и сразу освобождается куча места для любования другими.       — Нет, спасибо, мне и так хорошо, — Альтаир сморщил носик. — Моё самолюбие идеальных размеров.       — Да, оно и видно, — Эцио, нарочито серьёзно.       — Так, подожди! — Альтаир упёр руки в бока. — Дезмонд, луна моя! А как насчёт посмущаться и пострадать, что ты испытываешь подобного рода чувства к мужчинам?       Дезмонд аж немного оторвался от Раду, чтобы бросить в него скептический взгляд.       — Ты бы ещё через месяц об этом вспомнил, воробушек.       — Эй! Это мой любимый кусок моральных терзаний, ты чего?       — Серьёзно? Я же рос в Братстве.       — Ах ты ж… тьфу, блин, забыл.       — Кажется, я потерял нить шутки, — сказал Эцио. — Вы о чём? Как это связано?       Альтаир и Дезмонд развернулись к нему с выражением одинакового недоумения на лицах.       — Я тоже не знаю, о чём они, — добавил Раду.       — В смысле, не знаете? Это величайшая традиция Братства, когда какой-нибудь новичок начинает загоняться: «О, не милы мне женские ладони, грешен я, гореть мне в аду!» — подкрасться к ним со спины и прошептать: «Ничего не истинно, брат мой! Всё дозволено!»       Дезмонд разгоготался так, что пришлось закрывать рот рукой, чтобы не перебудить всю таверну. Но картина, картина!       — И часто ты так делал? — Эцио, с любопытством.       — Увы, только один раз получилось. Но это было незабываемо!       — Ка-а-ак, как тебя не прибили на месте? — поинтересовался Дез, всё ещё хихикая.       — Ты чего, кто ж меня догонит? Я же лучший!       — В моё время подобных проблем в Братстве не было, — Эцио озадачился. — Или я о них просто не знал. А может, адепты додумывались приложить кредо без посторонней подсказки.       Дезмонд хмыкнул. Братство с его Кредо всегда было контр-культурным объединением, и в поколении его отца было немало радикальных хиппи, из тех что: «А давайте убьём одного мудака, чтобы он не развязывал войну на всех?» — так что на Ферме была… специфическая атмосфера. Это после того, как он сбежал, выяснилось, что гражданские как-то очень сильно заморачиваются тем, кто с кем спит. То нельзя, сё нельзя, это грех, то нелегально…       Правда, сам Уильям хиппи никогда не был — а жаль, ему бы косячок пошёл на пользу.       — Действительно, чего это в твоё время проблем с этим не было, — протянул Альтаир. — Совершенно загадочное явление.       Эцио выгнул бровь.       — Ты надеешься меня смутить, пиколино?       Весь его вид как бы демонстрировал то ли причину, почему в его время у Братства не было никаких проблем с кризисом ориентации, то ли отсутствие чести, стыда и способности смущаться того, что в него вкрашилась очередная поклонница. Или поклонник.       А вот Дезмонд смутился. Подобные подколки означали, что Альтаир вполне заценил Эцио, а Дез-то надеялся, что хотя бы у этого комка наглости есть иммунитет.       — Не, ну попробовать-то стоило, — Альтаир хмыкнул. — Это могло быть очень мило.       Эцио улыбнулся:       — Не та тема, пиколино. Но ты пробуй, пробуй, мне теперь тоже интересно.       Дезмонд на фоне тихонько косплеил обычного японского школьника, который впервые увидел панцушот, разве только кровь из носа ещё не шла. Почему флиртуют они, причём скорее в шутку, а краснеет он?.. Да он в жизни ни на кого так не краснел!       Хотя ему как-то не доводилось раньше находиться с тремя крашами одновременно.       Раду гладил его по голове и спине размеренно, спокойно, не сбиваясь с ритма ни от одной реплики.       — Что же, будем считать, что силы чутка восстановлены и настроение поднято, — Альтаир хлопнул в ладоши. — Дезмонд, расскажи, что конкретно нужно сделать с рукой, чтобы всё было правильно. Нам нужно составить план того, как это всё достать.       Дезмонд глубоко вздохнул, как-то разом осознавая, насколько он разбит, устал, вымотан и угашен. Они в самом деле сделают это? Отрежут ему руку? Он отрежет себе руку? Фак. Фак.       Фак.       Раду продолжал его гладить.       — Так, начни с простого, — Альтаир взял его за здоровую руку и сел рядом. — Что первое приходит на ум?       — Определить место, в котором резать, — Дезмонд прикрыл глаза, вспоминая. — Обычно используется несколько критериев: люди стараются сохранить как можно больше плоти, при этом укладываясь в один из стандартных размеров, чтобы после было удобнее подбирать протез. В принципе, ничего из этого не имеет значения сейчас, так как стремиться сохранить руку не имеет смысла: она всё равно не будет функциональной, а стандартизированных протезов в это время всё равно нет.       — А в ваше — есть? — Альтаир, поглаживая его по руке. — Это хорошо.       Дезмонд кивнул и продолжил.       — То есть резать там, где начинается более-менее здоровая кожа, чтобы не добавлять к проблемам заживления культи ещё и остатки ожога. Хотя я не знаю природы энергии Ока, того, как она шла, может оказаться, что кость сгорела больше, чем мышцы и кожа… Может оказаться, что я прорежу мышцы, а там чёрная кость… тогда придётся резать выше.       — Так посмотри сейчас, — проговорил Радухнагейду за его спиной.       — Предлагаешь сейчас резать? — Дез приоткрыл глаз.       — Нет. Посмотреть.       Все обернулись к нему.       — Медвежонок, используй больше слов, мы тебя не понимаем, — предложил Эцио.       — Слепые глаза не мешают Дезмонду видеть. Почему должна мешать кожа?       — Ты имеешь в виду типа рентген? — спросил Дез, а потом только понял, что никто из его предков понятия не имеет, о чём он.       — Подожди, в ваше время есть способ смотреть сквозь кожу? — Альтаир.       — Даже не один? — Дезмонд, неловко. — Рентген, МРТ, УЗИ… Это те, что сразу приходят на ум.       — Должно быть, очень удобно.       Альтаир выглядел немного обиженным, что в его время таких штук не было.       — Ага, очень. Эм…       Раду был прав. Если его зрение зависит не от глаз, а от Зрения, то нет никаких причин, чтобы он не смог посмотреть сквозь кожу. Нужно только убедить себя, что это самая естественная на свете вещь и оно должно работать.       Дезмонд посмотрел на левую руку и мысленно стёр бинты, как в фотошопе. Ноль. Немного надавил, мол, покажись. Ноль. Белые тканевые бинты всё так же торчали из-под обгорелого рукава его толстовки.       Никакой рациональной причины не видеть сквозь кожу и одежду у него нет. Просто он не может.       Просто не может. Просто… блядь… не может…       Дрожь начала зарождаться где-то в груди.       Тёплая рука легла на его глаза.       — Не волнуйся, — Раду. — Не получается и не получается. Я вижу. Кожа повреждена больше кости, можно не беспокоиться.       Он буквально, блядь, в его голове и пользуется его, мать его, Зрением. И видит! А он — не видит! Ну какого?..       Дезмонд подавил дрожь, кивнул, постарался сосредоточиться. Нет, не думать об этом, иначе его опять размажет. Предки его не осудят, они будут понимающими кисоньками, какими только могут быть люди, находящиеся в одной голове, но… Но от этого будет только хуже. Он будет не просто дерьмом, размазывающимся от малейшего стресса; он будет этим же самым размазывающимся дерьмом, над котором ещё и незаслуженно хлопочут.       — Ладно, хорошо, с этим разобрались, — Дезмонд, усилием воли собираясь из куска дерьма в антропоморфную фигуру. — Дальше. Дальше нужно перекрыть кровоснабжение — наложить жгут. Тонкий кожаный ремень подойдёт, или просто скрутить тот же бинт. Жгут накладывается всегда на подложку, чтобы не травмировать конечность ещё больше. Прорезать кожу и мышцы чем-то острым, желательно скальпелем… В принципе, можно открепить лезвие моего скрытого клинка — это в любом случае самая острая штука в округе.       — Уверен? — Альтаир усомнился. — Хирургические инструменты затачивают острее оружия.       — Уверен, — Дез мотнул головой. — Я его даже толком не использовал с момента последней заточки.       На базе со скучающей Ребеккой заточены были даже пластиковые ножи.       — Хм. Ну, тебе виднее, — кивнул Альтаир.       — Дальше… отпилить кость пилой, — продолжил Дез с неожиданной лёгкостью. Кажется, он начинал входить во вкус. — Сгладить напильником острые края. Отрезать оставшийся кусок мышц и кожи на расстоянии сантиметров в десять-пятнадцать от основного разреза. Закрыть этим остатком мышц и кожи отрезанную кость. Зашить кожу стык в стык. Кажется, я помню пару швов, которые можно сделать одной рукой… Да, точно. Потом туго забинтовать, снять жгут и надеяться на лучшее.       — Значит, нам нужен жгут, пила, напильник, иголка и нитка, — перечислил Альтаир. — Половину украсть у плотника, половину — у портнихи…       — Или купить, — Эцио.       — Да, купить, конечно… — Альтаир, с сомнением. — Но пока всё, что ты описал, достаточно обычно, я бы сам так и сделал. Думаю, наша милая деревенская ведьма собиралась сделать то же самое, что ты так заволновался?       — Подожди, пиколино, — Эцио. — Ты бы так и сделал? Ты тоже умеешь резать руки так, чтобы после этого выживали?       — А ты — нет? — Альтаир покосился на него. — Братство всегда ценило медицину, в Масиафе были собраны все труды Абу Али Хусейна ибн Абдуллаха ибн Сины…       — Не слышал о таком… — Эцио нахмурился.       — Авиценна, — перевёл Дезмонд.       — О! Теперь понял…       — Подожди, что они сделали с его именем?! — Альтаир.       — Не спрашивай. Понятия не имею, — Дез.       — Эй! Ну это хотя бы можно выговорить! — возмутился Эцио.       — Это же не повод так искажать имя великого учёного!       — В первый раз, да? — Раду, с сочувствием.       — Чего я только ожидал, — Альтаир закатил глаза. — В общем, в Масиафе была прекрасная библиотека, в которой были и очень редкие труды, недоступные простым смертным.       — И ты в ней… бывал? — Дезмонд, с сомнением.       Нет, умом-то он понимал, что Альтаир впоследствии стал кем-то вроде ассасинского мудреца, который изобрёл много-много всяких крутых штук. Но это двадцатилетний гопник-воробушек! У Дезмонда воображение ломалось от попытки представить, как такой Альтаир читает научные труды.       — За кого ты меня принимаешь? — Альтаир оскорбился. — Я её всю прочитал. Я лучший в Масиафе! Во всём лучший. Ты что, думал, я неграмотный, что ли?!       — Эм… ну, не до такой степени…       — Ты каким местом мою жизнь смотрел?!       — Я попал в очень активный период твоей жизни? — Дезмонд. — Прости-прости, я не нарочно. В наше время просто гуляет стереотип, что если человек хорош в бою, то он плох в науках. Либо одно дано, либо другое, но не то и другое вместе, понимаешь? Ну, кроме Человека-паука, наверное…       — Это какое-то чудовище?       — Эм… герой эпоса? Неважно, — Дезмонд помотал головой. — То, что меня отпугнуло у ведьмы… Перед любой хирургической операцией инструменты необходимо продезинфицировать. Обычно это делается высокими температурами и химикатами. Ещё нужно продезинфицировать руки, а лучше — надеть латексные перчатки, хирургический костюм и маску.       — А, чтобы кровью не уляпаться? — Альтаир понимающе покивал. — Нет, ну ведьма тут сама виновата, уляпала бы свою кухню и своё платье.       — Нет, это чтобы рана не загноилась и не было осложнений.       — Но рана должна гноиться! Именно так балансируются четыре гуморы!       Дезмонд посмотрел на искренне ляпнувшего такое Альтаира и испытал огромное желание отползти.       — Ты его напугал, — отметил Эцио.       — Так, стоп, я ничего не делаю! — Альтаир поднял руки. — Мы просто обсуждаем, помнишь? Чтобы составить план. Луна моя, объясни мне, что я сделал не так.       — Я не настолько хрупкий, — пробухтел Дезмонд. — Не надо вокруг меня так прыгать.       — Именно настолько. Давай, расскажи, чего я не понимаю, — Альтаир подался вперёд. — Я очень хочу узнать.       Дезмонд сглотнул. Вспышка страха прошла и появилось очень неуместное желание его обнять. Или не только обнять. Будто требуя доказательств, что здесь, что рядом, что не будет творить фигни.       — Я… не очень знаком с медициной этого времени? Знаю только, что она неверна и что она очень, очень стрёмная и всё делает не так? — начал Дез.       По правде говоря, он видел лишь парочку страшилок-документалок об ужасах кровопускания и как Гален затормозил на тысячи лет развитие медицины.       — Прямо вот настолько плоха?       — В моё время на Земле живёт больше людей, чем их существовало за всю историю вместе взятую. Население начало расти, знаешь ли, когда медицина начала работать.       — Хм… Может, просто рожают больше?       — Женщины в моё время рожают по два-три ребёнка. Обычно они выживают все.       Повисла пауза.       — Хм. Допустим, — Альтаир не выглядел убеждённым. — Расскажи подробнее?       — Существуют микробы. Это как очень-очень маленькие животные, такие маленькие, что их невозможно увидеть невооружённым взглядом. Большинство из этих микробов не опасно для человека, некоторые — полезны, а ещё часть — вредные, именно они вызывают болезни. Но даже обычно неопасный микроб может вызывать осложнения, если попадёт в открытую рану.       — То есть по мне сейчас ходят маленькие невидимые верблюды, — Альтаир. — Это ваш прорыв в медицине — придумать маленьких невидимых животных?       — Они видимые, просто очень маленькие, чтобы увидеть глазами.       — Ну конечно…       — Слушай, у меня нет с собой микроскопа, чтобы показать тебе, но поверь на слово пока, ладно? Когда микробы попадают в открытую рану, они начинают есть тело изнутри. Тело пытается уничтожить инородные частицы, микробы размножаются и умирают, клетки иммунитета тоже умирают в сражениях, вот эти трупы, плюс вода — это гной.       — Подожди, ты говорил, что эти животные невидимые.       — Нет, я говорил, что они очень маленькие. Когда их становится много, их можно увидеть. Ну, знаешь, как плесень, например? Она не берётся из ниоткуда, она падает на хлеб из воздуха, как маленькие семечки, растёт на ней и когда вырастает целый лес — тогда плесень видно.       — То есть, по-вашему, гной — это как плесень на живом человеке? Ладно, могу понять, почему ты так дёргаешься. А почему люди не плесневеют просто так?       — Существует иммунитет, который уничтожает враждебных микробов. Плюс наша кожа постоянно обновляется, не то чтобы у кого-то были шансы прорасти, но иногда бывает болезни, связанные с этим.       — А иммунитет — это…       — Очень большая и сложная система в организме? Она производит иммунные клетки, которые как раз и гоняются за нарушителями.       — Что ещё за клетки?       — Оу, — Дезмонд замер. — Так называются маленькие животные, объединённые в один организм? Просто если они отдельно живут — это микробы, одноклеточные, а есть многоклеточные организмы — то, что мы обычно видим — трава, птицы, рыбы, люди…       — То есть мы ещё и состоим из невидимых верблюдов. Я правильно понимаю?       Дезмонд опустил голову, но кивнул. Почему, почему это так абсурдно звучит?       — Целая куча невидимых верблюдов в человеческой форме. И они никогда не ссорятся? Не отбирают друг у друга ресурсы?       — Так случается примерно тридцать раз за день, но в норме таких обнаглевших верблюдов… тьфу, клеток, убивает иммунитет, — проговорил Дез, глядя куда-то на забинтованную ладонь. — Но иногда иммунитет не справляется и получается болезнь, называется рак. Опухоль растёт, меняется, распространяется по телу и в итоге убивает его.       — А иммунитет типа такой неприступный, всегда работает правильно и по своим не бьёт?       — Иногда бьёт. Это называется аутоиммунные заболевания, например, волчанка. Обычно такие заболевания характерны большим спектром не связанных друг с другом симптомов, потому иммунитет шарашит по всему организму. Ещё бывают аллергии, когда иммунитет реагирует слишком сильно на совершенно безобидный стимул.       Дезмонд затих. Фак, а вот Эцио наверняка бы смог объяснить это так, чтобы это не выглядело бредом.       — Хм… А все ли верблюды рождаются хорошими и ладными?       — Нет, конечно. Все они немного отличаются. Кто понимает, что с ним что-то совсем не так, тот убивает себя — это называется апоптоз. Кто не понимает, того убивает иммунитет. Если такое случилось на эмбриональной стадии — это на ранних стадиях беременности, — то может случиться выкидыш. Если ребёнок всё равно рождается, то у него может быть проблема с целой тканью, что состоит из этих клеток. Слишком эластичная кожа, слабые суставы, волосы в странных местах, пятна на коже, непереносимость некоторых продуктов…       — А у этих невидимых верблюдов есть свои невидимые верблюды?       — Нет, конечно! Хотя… фак, есть. Называются вирусы, они во много раз меньше клеток и захватывают их, чтобы заставить делать свои копии.       — А у них свои верблюды есть?       — Нет, точно нет. Вирусы слишком маленькие, они не во всех классификациях даже живыми считаются. Вот… поэтому инструменты для работы на открытой ране нужно стерилизовать. Чтобы меня не сожрали. Изнутри.       — Луна моя, посмотри на меня, — попросил Альтаир.       Дезмонд поднял голову и… Альтаир улыбался. Не ухмылялся, нет. Именно улыбался.       — Я тебе верю. Ты хорошо объяснял и быстро отвечал на вопросы, чувствуется, что за ответами очень много знаний, которые сложно уместить в одном предложении. Мы как-нибудь об этом ещё поговорим и ты мне всё расскажешь, хорошо?       Дезмонд кивнул, чувствуя, как по внутренностям разливается тёплый мёд. Ему больших усилий стоило не закусить губу. Фак, он никогда не реагировал так остро на похвалу, а с предками он будто обнажённый нерв, реагирующий на каждую насмешку и каждую похвалу.       А ещё хотелось попросить награды. Ну, он же был хорошим мальчиком? Как насчёт небольшого, но сладкого поцелуя?..       Блядь, ну можно не думать об этом хотя бы тогда, когда он обсуждает отрезание собственной руки?..       — Хорошо, — наконец, сказал Дезмонд, вспомнив, что ему задали вопрос.       — Расскажи, что тебе нужно для дезинфекции инструментов, — Альтаир вернулся на деловой лад.       — Химикаты. Мыло, хлор, спирт, чистая вода. Высокие температуры: выпекать минут сорок с жаром чем больше, тем лучше. Но это в идеале… Полной чистоты не добиться, что-то да упадёт прямо с воздуха, но чем меньше верблю… микробов будет, тем проще иммунитету будет справиться, тем больше шанс на выживание.       — Ну, мыло — это просто… — протянул Альтаир. — Печи тоже есть. Конечно, выпекать пилу будет странно, но ничего невыполнимого.       — Кхм, не хочу тебя огорчать, — вмешался Эцио. — Но здесь мыло вряд ли найдётся.       — Что? Почему? — Альтаир нахмурился. — Это же обычная вещь.       — Да, в твоих землях, — Эцио покачал головой. — Во Флоренцию-то мыло ещё не завезли, что говорить об этом захолустье… А эти земли, если мне не изменяет память, под влиянием Арагонской короны, а они участвовали в реконкисте…       — И что это должно значить? — Альтаир, хмуро.       — Гонения мусульман, — перевёл Дезмонд. — И на всё культурное влияние, до которого можно дотянуться, включая мыло.       — Но мыло же можно просто использовать, не обязательно после этого бежать в мечеть молиться… — Альтаир не догонял.       — Не, это не сработало.       — Чем же вы стираете? — Альтаир повернулся к Эцио.       — Это искусство мне неведомо.       Пауза.       — Хочешь сказать, что за тобой всегда бегала куча слуг, которые жаждали постирать твою одежду? — Альтаир, уперев руки в бока.       — У меня были союзники, — Эцио пожал плечами. — А когда их не было, было как-то не до стирки. А вы что, сами стираете?       Все трое прожигали его взглядами, полными классовой неприязни.       — Да, приходилось, — Альтаир. — В Братстве, может, слышал о таком? Особенно когда ты новичок. Очень быстро учишься не уляпываться, знаешь ли.       — М, да, наверное полезно. Мне не довелось испытать, — Эцио был безмятежен. — А вы двое тоже?..       Раду коротко кивнул рядом с головой Дезмонда. Тот тоже кивнул, но добавил:       — Хотя не знаю, можно ли считать меня. В моё время есть супер-отмывающие мыла и стиральные машины, так что это не очень большая проблема…       — Ладно, вернёмся к теме обсуждения, — Альтаир послал ещё один горящий взгляд в Эцио и повернулся к Дезу. — Если не мыло, значит, спирт. Надо просто найти ближайшего алхимика и украсть. Или купить.       Дезмонд прикрыл глаза, вызывая внутреннюю карту.       — Хм. Ноуп. Это всё ещё захолустье, в которой нет своей лавки алхимика. Впрочем, чего я ожидал, это же не РПГ…       — Зато врач есть, — заметил Эцио. — У него должен быть спирт, лечебные настои на них делают.       Дезмонд посмотрел по карте. Да, врач был. Фак.       — Значит, надо обокрасть ещё и врача… — решил он.       — А почему бы просто не обратиться к нему за помощью? — предложил Эцио. — Как я понял, тебе нужно просто правильно обработать инструменты, а весь остальной процесс совпадает. Почему бы не доверить его местному специалисту?..       — И прийти к нему со своим инструментом? — Дезмонд, недоверчиво.       — Я уверен, что у него своя пила есть. Просто попросить её подержать в печи, и всё.       Это звучало разумно. Очень разумно. Выполнимо.       — Не сработает, — Альтаир.       — Не выйдет, — Раду.       — Совсем не выйдет, — подтвердил Дезмонд.       Пауза.       — О, какое единодушие, — Эцио. — Братья, я что-то упускаю?       — Ты хоть представляешь, какие врачи самоуверенные засранцы? — уточнил Дезмонд. — Обычно это самые образованные люди в округе, властвующие над жизнью и смертью, их работа буквально — исправлять последствия человеческой глупости. Даже в моё время врачи регулярно ошибаются из-за того, что считают, что знают лучше, а их дерут супервайзеры, страховые компании и угрозы судебных разбирательств. Боюсь представить, что может быть с врачом в местных условиях.       — Никогда с подобным не сталкивался, — Эцио покачал головой. — Врачи всегда были со мной милыми и уважительными.       — С тобой Лукреция Борджия милой была, — припомнил Дезмонд. — Плюс, ты клиент. Очень вооружённый клиент. А заявиться к врачу и потребовать изменить процедуру… Не знаю, это как если бы я заявился к тебе на базу и начал учить тебя, как держать меч.       Эцио склонил голову набок и посмотрел на него с сомнением.       — Вот именно, — кивнул Дез.       — Ты выглядишь как Альтаир, — напомнил Эцио. — Конечно, я бы тебя послушал!       Дезмонд замер.       — А вот это отличная идея, на самом деле… — медленно проговорил он. — Альтаир, расскажи мне чуть больше про эти стрёмные гуморы.