Houris

      Только когда Пейре пригласил его обратно во внутренние помещения, до Дезмонда дошло, что Эцио пытался его успокоить насчёт будущей операции. Это было очень мило, но насчёт операции-то он почти не волновался: в основном бесился, как всё неправильно, через жопу и сколько усилий приходится прилагать для того, чтобы добиться элементарных вещей.       Нет, мысль «убить» помогала восстановить контроль над образом, напомнить себе, что он-то на самом деле не дитя индиго, а очень даже ёбнутый молодой человек с тяжёлым прошлым и относительной моралью. Дети индиго не должны думать о том, как убить своего покровителя, а Дезмонд — может и будет.       Дез зыркнул на Эцио с благодарностью и немножко восхищением. Почему-то тот факт, что Эцио — не всевидящее социальное чудовище, который всех видит насквозь всегда, только добавляло ему уважения.       — Раздевайся, парень, — велел Пейре. — Посмотрим на твою руку внимательнее. Ты вроде бы уже многому научился, операции уже проводил?       — Только совсем мелкие, — Дезмонд покачал головой. — Подкожную кисту удалить, порез там зашить... На ампутациях я обычно только помогал.       — Что же, у тебя есть хорошая возможность набраться опыта! Давай, расскажи, что бы ты сам делал с таким пациентом.       Дез преисполнился «гордости» и начал с путанным энтузиазмом рассказывать план операции, протолкнув ещё идеи хирургических масок — «вечно про них забываю, а дыхание же влажное, там наверняка содержатся маленькие капельки гуморы». Но со своей стороны он не мог не оценить, насколько хорош был предлог для вытягивания из него информации.       — Сколько ты так? — спросил Пейре.       — Ну… дня два? Я знаю, что после такого ожога нужно действовать быстро, — поспешил оправдаться Дез. — Но все инструменты мастера Ханумана остались где-то в лесу, я не смог действовать сам. Я дошёл до какой-то деревеньки, мне там помогли, да — благослови ваш бог их души, — очень милые люди. Но руку резать мне собиралась какая-то женщина, и она делала всё неправильно, и я… Я понимаю, что это глупо, что действовать нужно было как можно скорее и даже неправильная операция лучше, чем ничего, но я просто не смог.       — Нет-нет, ты всё правильно сделал, — заверил его Пейре. — Эти деревенские знахарки совсем не знают, что делают, нигде не учились, а туда же — людей лечить. Церковь их гоняет, гоняет, но толку-то? Люди сами к ним идут.       Дез ожидал такой реакции, но всё равно было неприятно.       «Надо будет после восстановления навестить ту ведьму, поблагодарить», — решил он.       Разговор плавно перетёк на болезни, встреченные мастером Хануманом по пути. Тут Дезмонд радостно выдавал всё, что знает, о чём только слышал и о чём видел в документалках. Казалось бы, чем ему в жизни может пригодится информация о слоновьей болезни?.. Но нет, пригодилась.       Хотя, конечно, подобные обстоятельства было сложно предугадать.       Примерно через час жена Пейре принесла поднос с инструментами и операция официально началась. Дезмонд попросил надеть на него предложенный платок, вымыл руки, обработал их спиртовой настойкой — и всё комментируя, как прилежный ученик. Затем глубоко вздохнул, зыркнул на Раду. Тот положил руку ему на плечо и кивнул.       Пейре наложил жгут, Дез поставил руку на специальную подставку, а затем схватил всё ещё тёплый скальпель и резанул руку снизу. Ощущения были, но это была не боль, так что он спокойно продолжил вырезать вокруг кости.       Взгляд Пейре нужно было видеть. Его жена перекрестилась и отошла в другой конец комнаты.       — Затем нужно взять пилу и…       Дезмонд схватился за неё и даже сделал первый вжик, когда всё его тело пронзила мерзкая вибрация.       «Блядь, это же всё по-настоящему, — пронзила голову мысль. — Это же моя рука. Моя кость. Что я делаю?..»       Пейре заметил его заминку и мягко отобрал пилу.       — Всё хорошо, парень, — проговорил он. — На себе делать операции тяжело. Было бы наоборот, странно, если бы ты справился.       — Но я должен! Я ученик мастера Ханумана!..       — Сейчас ты пациент, которому нужна помощь. Позволь мне помочь.       — Ладно…       Дезмонд, стиснув зубы, терпел вибрацию, которая отдавалась по всему скелету. Фак, фак, фак!..       А вот Пейре оказался неожиданно хорош. Он быстро и уверенно справился с костью, обрезал остатки мышц и сухожилий и… отложил руку в сторону.       Его, Дезмонда, руку. В сторону. Как какую-то мешающуюся, безвольную палку.       Пейре ловко обработал кость напильником, пинцетом убрал осколки кости и начал зашивать — быстро, ловко, профессионально. Возможно, теоретическая база у него была средневековая, но чувствовалось, что этот человек лет тридцать зашивал разбитые лбы.       Последние стежки, отрезать нить. Жена Пейре выступила вперёд, убрала горячей мокрой тряпкой кровь. Сам Пейре наложил бинты — раз оборот, два, три, завязка, снять жгут и…       И всё.       У Дезмонда больше не было руки.       Мозг буксовал, не в силах осознать эту концепцию. Корпус немного повело в сторону, будто он повесил на правое плечо рюкзак. Дезмонд размял шею, не понимая, что делать дальше. Всё его существо вопило, что после операции надо отлёживаться — но это требовалось в основном для того, чтобы избавиться от анестезии. А так… отрезали руку, иди гуляй.       — Как ты себя чувствуешь, парень? — спросил Пейре, испытывая схожие чувства. Разве что ему не хватает попытки пациента помереть от болевого шока.       Совсем волшебная анестезия все планы нарушила.       — Хорошо, благодаря вам, — Дезмонд склонил голову. — В ваших руках большой опыт и мастерство, это заметно.       — Ой, ну что ты, я просто немного практиковался, — Пейре замахал руками в ложной скромности. — А вот твоим рукам… руке… уверенности ещё не хватает…       Повисла неловкая пауза, а взгляды скрестились на отрезанной руке…       — …ну ничего, с хорошими помощниками наверстаешь ещё, — закончил Пейре.       Дезмонд смотрел на свою бывшую руку. Или не бывшую? Она ведь всё ещё его, раз не прикреплена к нему? Ну, в смысле, она ему принадлежит, но не так принадлежит… Сгоревшая в угли, она выглядела как рука давно мёртвого человека, и только свежая плоть у плеча намекала, что это не иссохшая рука помпейской мумии.       — А… а что с ней делать? — Дезмонд, после паузы. — К своему стыду, мы с мастером Хануманом никогда не присутствовали при том, что люди делают… после. Это не совсем медицинская процедура.       — Как что? Похоронить! — Пейре не видел никакой проблемы.       — Похоронить?       — Ну да, закопать на кладбище, отпеть, поставить памятник. Мы всегда так делаем. Давай ты пока отлежишься, а я спрошу у городского священника, найдётся ли у него местечко…       — А может, не надо? — Дез, на этот раз в неподдельном ужасе. — Я же это, ну не крещёный? Разве можно меня… или части меня хоронить на кладбище?       — Ну вот заодно и покрестим!       — Подождите! Я!.. Не готов! Не надо ли это делать обдуманно?       — Глупости какие! Младенцев крестят, не спрашивая. Вот и тебе подвернулась удачная возможность приобщиться к истинной вере!       Дезмонд категорически не хотел, чтобы его рука была похоронена на христианском кладбище. Покреститься он бы ещё мог, ухмыляясь внутри над наивными людьми, для которых это что-то значит. Но его рука оказалась бы на христианском кладбище по-настоящему. Навсегда.       А ещё была нихреновая вероятность, что его рука может выкинуть очень большое и вонючее ису-дерьмище. По-хорошему её бы в бетонный саркофаг и выкинуть в море, подальше от людей, но никак не хоронить на посещаемом и перекапываемом христианском кладбище.       И, бля, он совершенно не привык учитывать в планах вопрос веры.       «Альтаир!!!»       — Повторяй за мной, — шепнул тот на ухо.       — Даже если меня сейчас крестить, эта рука была отсоединена от меня, когда я был некрещёным. Так что это в любом случае рука некрещёного человека, её нельзя хоронить на кладбище, — Дез честно повторил этот бред, но реплика дала ему момент, чтобы подумать, и он добавил от себя: — Я бы хотел… хотел похоронить её в сгоревшем лесу, там, где остался мастер Хануман. В какой-то мере эта рука так и осталась с ним.       Пейре, уже набравший в грудь побольше воздуха, чтобы начать большой и сложный теологический спор, сдулся. С логическими аргументами спорить можно, с трогательными — только согласиться или высмеять.       — Что же, в какой-то мере это правда, — Пейре досадливо кивнул. — Карола, заверни молодому человеку его руку, чтобы не пугал людей на улице.       — Конечно, муж мой, — ответила его жена и без всяких сомнений взяла его руку и куда-то понесла.       Если учесть, что даже самому Дезмонду было стрёмно от её вида — стальные яйца у этой женщины.       — Что же, большое спасибо за ваше гостеприимство, чем я могу вам отплатить? — Дез.       — О, нет, оставь деньги себе, они тебе ещё понадобятся. Но я буду рад, если ты скрасишь беседой пару вечеров этого старика.       — Конечно, с превеликим удовольствием.       Дезмонд чуть склонил голову, встал, и тут же его повело в сторону. Он уцепился за стул, пытаясь удержать равновесие, но тот сразу же начал опрокидываться.       — Осторожнее! — Пейре подхватил его за плечи. — Голова кружится? Это нормально, так бывает. Тебе нужно прилечь.       — Я не много крови потерял, — возразил Дез. — Не должно быть так.       — Эх, молодёжь, — Пейре покачал головой. — В жизни не всё так просто, как в книгах. Иногда такая неожиданная чушь вылезает, что просто не знаешь, куда деваться. Ты выглядишь истощённым, ты хорошо ешь?       — Стараюсь, но я ещё не привык к вашей кухне.       Дез хотел бы ненавязчиво отказаться от поддержки, но голову вело, как после литра виски натощак.       — Да, оно и видно, — Пейре похлопал его по плечу. — Давай ты ляжешь и дашь себе время прийти в себя, хорошо?       — А рука?..       — Полежит немного в подвале, ничего с ней не сделается. Пойдём.       Ну, не то чтобы у Дезмонда был выбор.                     

* * *

      — Так, давай сюда, садись, снимай обувь… — инструктировал Пейре. — Головой в ту сторону.       — Оружие сними, — проговорил Эцио.       Надо было спросить «зачем», но Дез слишком хотел принять устойчивое положение, чтобы уточнять. Он вытащил из кармана керамбит, положил на стол рядом с кроватью. Отцепил зубами обе липучки со скрытого клинка, положил рядом.       — Отодвинь, — добавил Эцио. — И падай.       Дез снова послушно оттолкнул от себя оружие и наконец лёг. Ох ты ж боже мой, как потолок-то танцует.       — Какие интересные вещи… — Пейре схватился за керамбит. — Можно посмотреть?       Дез кивнул.       Ну всё, голова, он лежит, можешь уже стабилизировать картинку, а?       — Ого! Что это за металл? Никогда такого не видел!       А, точно, радужный клинок. Должно быть впечатляюще для местных.       — Сталь.       — Ого, какой он острый!       — Это мне подарили.       — А вот это… — Пейре заинтересовал скрытый клинок.       Даже если бы он знал про ассасинов, требовалось большое воображение, чтобы опознать в работе 21-го века скрытый клинок.       — Это же репей, верно? Как его умудрились так искусно и ровно обработать?       Его заинтересовала липучка. Оригинальное предположение, к слову…       — Он просто был большой. В Гималаях такой растёт.       — Велики чудеса твои, Господи! — Пейре перекрестился. — Отдыхай, парень. Если что понадобится — зови. Мы с Каролой будем за тобой присматривать.       Дез кивнул. Ёбушки-воробушки, а что ему так плохо-то?       — Мне придётся вернуть боль, — проговорил Радухнагейду, после того, как Пейре вышел.       — Может, позже? — вполголоса предложил Эцио.       — Хуже будет.       — Ладно, давай.       — Секундочку! — Альтаир уселся верхом Дезу на живот. — Вот теперь можно.       Раду взмахнул рукой и… Блядь.       Как-то Дез уже успел привыкнуть к жизни без постоянной боли, когда она вернулась, было ещё и обидно: ну ведь избавился же, ну!       — Чем больше я убирал боль из руки, тем сильнее начинала болеть голова, — объяснил Раду. — Я думаю, Дезмонд предпочитает, когда у него болит рука.       Тот лениво шевельнул пальцами: не парься, знакомое дерьмо. Рука, кстати, болела не так уж сильно — не так, как после ожога, возможно, потому, что её было тупо меньше. Голова тоже не совсем кошмар, так, средняя мигрень. Но почему сейчас, почему опять?..       «Но, хей, мы справились. Руку того. Отрезали», — Дез попытался найти в этом что-то хорошее.       Неловкая пауза подсказала ему, что не все так просто.       — Да, мы справились, — Альтаир хмыкнул. — Ты молодец, сделал всё, что мог. Осталось только не-сделать.       «Что?»       — Куоре мио, — начал Эцио, присев на край кровати. — Посмотри на меня.       Дез неохотно поднял взгляд. Смотреть прямо на Эцио, а не из-за его плеча, всё ещё было немного… неправильно. А уж то, что он смотрит так внимательно и вообще…       — Пообещай мне одну вещь, — Эцио.       «Какую?»       — Эту неделю ты не будешь предпринимать жизненно важных решений, ладно?       «А можно я всю оставшуюся жизнь не буду ничего решать?» — отозвался Дез.       — Увы, не получится, — Эцио улыбнулся чуть грустно. — Но хотя бы эту неделю, ладно? Просто есть, спать, ходить в туалет и снова спать.       «Целую неделю? Здесь?»       — Не самое плохое местечко, чтобы отлежаться, — Эцио демонстративно огляделся.— Уж Пейре-то точно не будет против.       Дезмонд посмотрел в стену. С Пейре всё сработало так хорошо, что аж неловко.       — Куоре мио, — позвал Эцио. — Обещай. Семь дней никаких решений.       Дез бросил взгляд на оружие.       «Ты думаешь, что я попробую себя убить? — уточнил он. — Мне кажется, мы уже прошли эту стадию».       — О нет, всё только начинается. Обещай?       «Хорошо, ладно, обещаю. Семь дней отдыха, никаких глупостей».       — Спасибо.       — Хей, луна моя, а расскажи мне ещё про этих маленьких верблюдов!                     

* * *

      Дезмонд очнулся посреди ночи, понимая, что ему плохо. Ему бывало раньше плохо в жизни, он знал, как это чувствуется, помнил эти ощущения, но это были не они. В прошлом «плохо» было будто штормом на океанской глади: поверхность бурлила чёрными волнами, притопляя случайные корабли, но в своей глубине океан оставался неизменным и нетронутым, живущим по своим законам и не зависящим от штормов.       Сейчас «плохо» было глубже. Оно пронизывало его от поверхности океана до самого дна, глубже, под кору. «Плохо» растекалось в нём, как помесь нефти с радиоактивными отходами, отравляло каждый слой океана, меняло его до неузнаваемости. Так, что он переставал быть тем же океаном..       А ещё Дезмонд совсем запутался в этой метафоре.       Было в некоторой степени забавно осознавать, что вот тот момент, когда он готов был перерезать себе глотку от усталости — это было ещё ничего. Нет, это уже тогда не было терпимо, но сейчас — сейчас было ещё хуже.       Дезмонд скосил взгляд на стол. Скрытый клинок всё ещё лежал там, да и керамбита ему бы хватило. Но для этого нужно было встать. Слишком тяжело, слишком сложно, да и разве что-то изменит?.. И вообще, он обещал…       — Всё хорошо, куоре мио. Это нормально.       Эцио сидел поперёк его кровати, прислонившись спиной к стене и перекинув свои ноги через его колени. Он был без доспехов и обуви, просто рубашка, штаны и скрытый клинок на предплечье.       — Я знаю, сейчас тебе в это плохо верится, — продолжал Эцио. — Но всё так, как и должно быть. Ты ранен, тебе плохо, и ты не можешь ничего сделать, кроме как ждать и надеяться, что тело излечит себя само. Так что отключай свою умную головушку и просто лежи.       Эцио чуть наклонился в его сторону и положил руку на его горячий лоб.       — Так уж и умную, — проворчал Дезмонд, но послушно прикрыл глаза.       — Клещ-мозгопивец, который истории известен как Альтаир, шесть часов пытался вытащить из тебя знания, и дна их как-то не нащупал.       — Как ты лестно про Альтаира-то.       Дез усмехнулся, убрал ладонь Эцио со лба и прижался к ней губами. Сердце иррационально замерло. Можно ведь, ведь можно? Теоретически, да, но…       — Ты ведь даже не видишь, какой он страшный, да? — Эцио усмехнулся, но руку не отобрал. — Как он может сожрать твою жизнь целиком, а потом выплюнуть и рассказать, где ты облажался.       — Почему не вижу? Вижу, — Дезмонд кивнул и оставил на руке ещё один чмок. — Он…       Дезмонд замолчал, не зная, как это объяснить, не издавая беспомощно-влюблённых звуков.       — И ты держался с ним на равных, — Эцио понял его и так. — Никакие выводы не напрашиваются?       — Что между нами девять веков развития человеческой цивилизации?       Эцио посмотрел на него с забавным выражением недоверия на лице.       — Тебе явно стоит научиться принимать комплименты.       Дезмонд грустно усмехнулся. Да, ему говорили.       — Выглядишь не очень, — вместо этого произнёс он. — Я фоню?       — Издержки пребывания в одном теле, — Эцио пожал плечами. — Нас немного задевает… Но мне кажется, лучше бы задевало побольше…       — Нет.       — Ага, я так и подумал.       — Вот видишь, это плохая идея, не такой уж я умный.       — Ты просто влюблённый.       Дезмонд отвёл глаза, глядя куда-то в потолок. Нет, ну если ставить вопрос так… Фак.       А если так подумать, в его зоне «растянутого времени» не только плен, но и эта влюблённость. Сколько там? От первого появления юного раздолбая Эцио до последней катсцены, каждый раз с замиранием сердца и полной самоотдачей — назло обстоятельствам и что он там для миссии, вообще-то. Сколько это?.. Лет сорок?       — Знаешь, а я ведь это чувствую, — Эцио, проведя свободной рукой по груди. — Как золотая нить, которая проходит через всю жизнь и все события. Золотая, тёплая и бесконечно влюблённая.       Хм, а вот эта трещина на потолочной балке — это нормально? Всё-таки несущая конструкция. С другой стороны, не весь материал несёт на себе нагрузку… А с третьей стороны, если без нагрузки — то чего так потрескался?       — Интересно, чувствовал ли это первый? — добавил Эцио. — Думаю, мог. Минерва знала твоё имя задолго до твоего рождения, так что мешало первому Эцио чувствовать твоё внимание?..       Дезмонд покраснел и сглотнул. Сама мысль о том, что предки могли чувствовать его внимание, вызывала мурашки по спине, а уж то, что они, возможно, могли бы чувствовать направление этого внимания… И как минимум Эцио это даже нравилось…       Он взрослый человек. Он может выдать какую-нибудь остроумную реплику по этому поводу!       Но Дезмонд только краснел, чувствуя сладкую щекотку внутри. Это же… это же означало, что он на что-то влиял в жизни предков — хотя бы на настроение. Хотя бы иногда. Это… это же получается, что он… реальный?       Дезмонд честно старался сдержаться. Один раз он уже устраивал истерику, не стоило делать это привычкой. Но эти слова задели ту занозу в душе, которую он старался не трогать. Бесполезность, бессмысленность, безответность — жизни, усилий, чувств, — тихонько пожирали его, и у него честно не было времени, чтобы разбираться со всем этим.       — Господи, я такой жалкий, — проговорил Дез, всё ещё удерживаясь на грани новой истерики.       — Вовсе нет, — отозвался Эцио. — Но мне бы очень хотелось врезать тому, кто внушил тебе эту мысль.       Перед глазами встала картинка того, как Эцио бьёт Уильяму морду, таким простым, прямым ударом в челюсть. Уильям летит в стенку, как в кино, проглотив занудство, морализаторство, «должен», «надо» и «плохо стараешься».       — Вижу, тебе понравилась эта идея, — Эцио склонился чуть ближе. — Хочешь, чтобы грозный дракон позащищал своё сокровище?       — Ты пытаешься выфлиртовать из меня уныние?       — Да. Как у меня получается?       — Прекрасно. Но чтобы набить морду моему отцу, придётся подождать лет шестьсот, да и не факт, что с внесёнными изменениями он вообще родится.       — Какая жалость…       Это звучало настолько неискренне, что Дез просто не могу удержаться. Он подался вперёд и сцеловал с чужих губ этот сарказм. Эцио охотно подался вперёд, углубил поцелуй — тепло, лениво, расслабленно, будто они на пляже лежали, чередуя поцелуи с мороженым. Как вообще можно… можно так лепить из него всё, что вздумается?       — Можно, — чмок. — Нужно, — чмок. — С удовольствием, — чмок. — Помогло?       Дез осторожно кивнул. Определённо помогло.