The most remarkable thing about you standing in the doorway is that it’s you

Он открывает дверь в студию, включает свет и говорит без предисловий: «Я ничего не писал нового почти 3 года, что не так уж и дерьмово, но сейчас я ненавижу тут бывать». Леви садится за пульт управления звукозаписывающей кабиной, и делает приглашающий жест рукой, указывая на огромный кожаный диван у стены, и продолжает: «Сначала я подумал, что это из-за того, что «i’m not angry anymore» была краеугольной песней. Мне потребовался целый год после «METALHEAD», чтобы написать хоть что-нибудь, и у меня был ступор шесть месяцев после «Is This The Last Time?» Но, я думаю, эта срань бьет все рекорды. Поэтому вы записали концертный альбом? — Нет, — говорит он, – тогда я вообще не понимал, что происходит. Как я уже сказал раньше, у меня уже были долгие творческие кризисы. Думал, что нужно просто подождать. Я был вымотан и устал от постоянных гастролей, и мой менеджер сказал, что все еще идут переговоры о европейском туре, его даже можно было перенести на попозже, и почему бы просто не остаться в родном Сиэтле и не дать несколько концертов в старых-добрых местечках. Я так и сделал, и людям реально зашло, в стиле MTV Unplugged и все такое. Мне казалось, вы участвовали в MTV Unplugged, да? - Да, хорошая у тебя память. В 95-м году, но программа так и не вышла в эфир, - Леви откидывается на спинку стула. Его пальцы рассеянно барабанят по рукам. - Поэтому я подумал, почему бы мне тоже не записать такое. Это реально было весело. Мне всегда нравилось делать каверы, я думаю, что с их помощью можно сделать действительно интересное и новаторское — даже революционное — дерьмо, понимаешь? Это как новая дискуссия о старом опыте. И типа мне нравится акустик версии своих собственных песен. Это кайф! Это как подать блюдо сырым, но с правильным соусом. Понятно, что я имею в виду? Значит, все демо, а потом би-сайды… Он указывает на меня пальцем. - Да, как раз все песни, что не вошли в альбомы или затерялись при продакшене, были ответом на мой творческий затор, а не выступления вживую в The Crocodile. Это тоже было классно, там был свой вайб. Но я могу рассказать, что происходило во время записи би-сайдов. Я решил бороться со своим блоком: собрал каверы, демо и все песни, которые я играл на концертах, но не добавлял в альбом. Думал, если я буду записывать, и перезаписывать, и делиться этими демо, это поможет как-то раскодировать меня. Типа, как если бы я обнажал душу раз за разом и делился бы сырой, необработанной версией чертовски душераздирающей песни о любви, которой и является демо «I Wore His Jacket», или откровенно депрессивной десятиминутной версией «Chrissy’s Song», которая справедливо заставляет людей задаваться вопросом, как там проходит моя терапия. Я подумал, что, если позволю этим вещам пройти через меня, я стану, типа, свободным. Лично и творчески. Но это не сработало. Леви вздыхает. - Неа. Не сработало. —Отрывок из «Когда страдание начинает цвести, подожгите его», Fader, март 2001 г. Звонок раздался, когда Стив готовил свой кабинет к лету. Он частенько бывал на рабочем месте во время каникул, даже чаще, чем другие учителя, только если у них не было пересдач, так как в каждом году у него всегда было несколько хронических отличников, которые начинали беспокоиться заранее, или парочка недавних выпускников, которых нужно было успеть оттащить от карниза после объявления результатов экзаменов. Ему все равно нравилось очищать кабинет от накопившегося хлама за предыдущий семестр, чтобы к августу было чисто и готово к новому учебному году. Стив как раз собирал последнюю стопку документов, которую собирался упаковать для школьного архива, когда его сотовый чуть не слетел со стола. Пытаясь его поймать, он мельком увидел имя Джонатана и поднес устройство к уху. — Эй, Джей, как дела, чувак? — сказал он, держа телефон плечом, чтобы освободить руки. – Я сейчас убираюсь, но скоро убегаю на очередную репетицию выпускного… — Это Хоппер, - выдыхает Джонатан. Какое-то время Стив просто стоял. Момент оцепенения, пустого непонимания, чувствовалось, что слова не хотели собираться вместе, а затем их стало так много и все стало сразу понятно. Все было очевидно еще в тот день прошлой зимой, и месяц назад на свадьбе: то, как Хоппер на них всех смотрел, будто пытался запомнить их лица и голоса. Он проводил все их встречи, откинувшись на спинку стула, неотрывно смотря на своих детей, впитывая каждую детальку, как будто это был последний раз. - Оу, - все, что сказал Стив. Он не мог перестать думать, как они сидели с Хоппером на крыльце, как он пытался поговорить со Стивом, а он ему не дал, не позволил сказать себе, чтобы он просто был счастлив, потому что Джим хотел, чтобы все его дети были счастливы. Было очевидно: этот раунд рака будет последним, и он будет быстрым, жестоким, его последней главой. И это были его последние слова, что он сказал Стиву? Нет, они разговаривали по телефону неделю назад – планировали вместе сходить на бейсбол – Стив должен был приехать на ужин в воскресенье, Джойс хотела, чтобы он мог помог покрасить одну из гостевых комнат, и... и… и… - Стив? – Джонатан явно пытался ему что-то сказать и не первый раз. – Стив? - Я тут, - ответил он, - прости, я тут. А ты… тебе нужно, чтобы я… кто-нибудь сейчас с Джойс? Я могу подъехать… - Я не имел в виду... Прости! Черт, нет, я не это имел в виду, - Стив мог представить, как на той стороне провода, в полстране отсюда, Джонатан качает головой, говоря. - Эй, я не то сказал. С мамой все хорошо, она с ним. Он все еще тут, я имею в виду. Черт, извини. Просто сегодня утром он потерял сознание. Мама отвезла его в больницу, и они не хотели его отпускать, но ты же знаешь Хоппа, наотрез отказался оставаться, подписал отказ от госпитализации. Сказал, что если умирать, то дома в кругу семьи. - Оу, - повторил Стив. Он провел рукой по лицу. - Я просто хотел сказать, - продолжал Джонатан, - что началось. Пришло время. Доктора сказали, мама сказала. Стив глубоко вздохнул. - Хорошо, кому мне нужно позвонить? Джонатан тоже вздохнул, только это больше напоминал всхлип. - Спасибо, Стив, боже, ты правда всегда был хорош в кризисных ситуациях, да? - Люблю быть полезным, - ответил он. — Эй, — сказал Джонатан своим слишком мягким голосом, который и так обычно заставлял Стива невольно подумать о проблемах с собственной самооценкой, а потом он мог его добить чем-то вроде: «я думаю, ты очень храбрый и я горжусь тобой». – Не хочу это говорить прямо сейчас, потому что понимаю, есть вещи поважнее, но, когда я увижу тебя в следующий раз, я буду обнимать тебя дополнительные две минуты, и ты должен знать за что, понял? - Хорошо, боже, кто из нас тут гей в конце концов? - Ты только что продлил себе обнимашки до 5 минут, хочешь продолжать? - Ладно, ладно, вытащи свой язык из моей жопы, Байерс, - засмеялся Стив. Это была еще одна вещь, в которую Стив 83-го или даже 86-го года никогда бы не поверил, — что помимо Дастина у него появятся еще два брата в лице пацанов Байерсов и что он будет смеяться и шутить с Джонатаном даже в один из самых трудных моментов в их жизни. Составив список, они попрощались и повесили трубки. Стив откинулся на спинку стула и обхватил голову руками, считая в уме до десяти, потом до двадцати, потом до тридцати. То, что ты не боялся умереть, снова подумал он, не означает, что ты готов. Естественно, в его списке были Робин, Макс, Лукас и Дастин. Разговор со всеми был коротким, и Стив его ощущал как-то отстраненно, будто бы со стороны, говорил им, что нужно вернуться домой в Индиану, как только смогут, и что он будет там, когда они приедут. Закончив всех обзванивать, он встал из-за стола, застегнул сумку, закрыл офис и поехал домой собирать вещи. От его квартиры до Мемфиса в штате Индиана было четыре с половиной часа - почти прямая, как стрела, дорога на юг сразу, как въезжаешь в штат. Стив сократил время пути на сорок пять минут и подъехал к бывшей молочной ферме, которую Хоппер и Джойс называли домом уже почти десять лет, около восьми вечера. Солнце только начало садиться, холст неба был разукрашен в оранжевые и фиолетовые цвета на бледно-голубом фоне, но свет в большинстве окон еще не зажегся. Стив припарковал свою Subaru — старую BMW он продал много лет назад, чтобы заплатить за первый семестр в магистратуре, — между потрепанным грузовиком Toyota Хоппера и Chevy Blazer с нью-йоркскими номерами – Стив вспомнил, что Оди и Майк приехали сюда через две недели после свадьбы, чтобы провести лето с Хоппером и Джойс, так как роды были не за горами. Некоторое время он оставался в своей машине, глядя на большой старый фермерский дом, за которым словно тень маячила заброшенная молочная ферма. Слева простирались старые коровьи пастбища, которые Джойс собиралась сдавать в аренду местным фермерам для выращивания кукурузы, — Оди и Майк поженились сразу за ними, под беседкой, построенной Хоппером, Стивом и Джонатаном, которая чудесным образом все еще стояла. Тогда Хопперу пришлось срочно везти Стива в больницу, потому что он чуть не отпилил себе указательный палец на левой руке. Когда они прибыли в больницу, при заполнении бумажек Хоппер написал, что он его отец. После они никогда к этому не возвращались. А справа была густая лесистая местность, которая со временем стала частью какого-то государственного парка, названия которого Стив так и не смог вспомнить. Хоппер использовал все деньги, которые им выплатило правительство за молчание, чтобы отремонтировать дом. Он планировал построить что-то с нуля, у него даже был архитектор, чертежи и все такое, когда наткнулся на старую ферму на границе с Кентукки, которая была заброшена в течение многих лет. Архитектор сразу поняла, что можно с ней сделать, когда Хоппер привез ее показать дом, и вместо строительства начала работать над планом ремонта. Он хотел большой дом, что-то огромное и просторное, чтобы он мог разместить под своей крышей всех людей, которые ему дороги. Хоппер хотел построить им безопасное место, куда они могли бы вернуться в любой момент, где он мог бы их защитить стенами дома, как он всегда хотел защитить их, прикрыв собой. В начале это была Оди в далеком 83-м, но все остальные медленно, но уверенно заняли свои места в его сердце рядом с ней и навсегда остались там. Стив выполз из машины, потянувшись, держась руками за поясницу. Он не делал остановок с самого Чикаго, просто ехал прямо, и сейчас ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Над застекленным крыльцом зажглись огни, и он вытащил из машины наспех упакованную сумку. Стив побрел по старой кирпичной дорожке, и когда его ноги коснулись ступенек, дверь распахнулась, и перед ним предстала Оди, наверное, уже на пятом году беременности, судя по размерам живота. Она стала еще круглее после свадьбы. Она посмотрела на него сверху вниз в стиле Хоппера, будто слыша его комментарии по поводу ее состояния и предупреждая, что будет, если он материализует мысли в слова. Стив бросил свою сумку на крыльцо и подхватил ее на руки. Она прижалась к нему, как ребенок. - Как ты? – спросил Стив. У него во рту оказалась охапка ее волос, но ему было все равно. — Хорошо, - ответила Оди. Ее руки сжали мягкий хлопок его футболки. — Точно? — Точно. — Как спишь? — Плохо, он пинается, - она немножко отклонилась, чтобы видеть его глаза. — Я и не сомневался, - усмехнулся Стив. — Ты приехал первым, — сказала ему Оди, еще больше отстраняясь. - Уилл и Джонатан с Барби приедут завтра. У Нэнси очередной дедлайн, поэтому она будет здесь в пятницу со Скоттом. — Дастин, Макс и Лукас купили билеты и летят одним и тем же рейсом в пятницу из Лос-Анджелеса, — поделился Стив, поднимая одной рукой свою сумку, а другой продолжая придерживать Оди. Она провела его на кухню, где Майк машинально мыл посуду, села за стол перед недоеденной тарелкой чего-то, на что Стив не хотел смотреть слишком внимательно, потому что запах был настораживающим. Он встретился взглядом с Майком, который скривился и покачал головой. - А Робин переезжает в Чикаго на этих выходных, так что они с Мэдхен будут в воскресенье вечером сразу, как уедут грузчики. Ах, эти лесбиянки, подумал он нежно. — Уилл сказал, что Эдди прилетает из далекого неизвестного места, — бросил через плечо Майк. — Так что кто знает, когда он появится здесь. - У него тур? – спросил Стив. Оди засунула в рот кусок своего кошмарного ужина и очень выразительно на него посмотрела. Стив не собирался отвечать на этот взгляд. Майк, к счастью, был повернут к ним спиной, отвечая: - Без понятия. Он что-то пишет, так Уилл сказал. Уилл и Эдди, как и следовало ожидать, стали настоящими друзьями после событий в Хоукинсе и постоянно писали, и звонили друг другу. Майк и Дастин по-детски завидовали их отношениям, Стив это знал, но сам запретил себе испытывать любые эмоции, понимая, что у него нет никакого на них права, а еще потому, что до сих пор не решил все свои внутренние проблемы, касающиеся Эдди. Также они оба были мастерами DnD или как там они называются, вдобавок писателями, хотя и в разных сферах, и, откровенно говоря, было так логично, что они сблизились, и Стив чувствовал, что младшенький Байерс заслужил столько друзей-ботаников, сколько он хочет. - Устал? – спросила Оди. - Немного, - ответил Стив, - мчал без остановки сюда. Она кивнула. Майк сказал: - Джойс приготовила тебе комнату. - Спасибо, - поблагодарил Стив, - а где она? - С папой, - ответила Оди, ее лицо ничего не выражало - тоже устала. - Еще бы, - сказал Стив, - ребята, вы не против, если я поднимусь наверх, заброшу сумку и смою с себя запах дороги? Оди закивала. - Остатки еды в холодильнике, если проголодаешься. Стив бросил на Майка быстрый взгляд. Тот одними губами сказал: «Только не красный». Стив улыбнулся Оди. - Конечно. Если не увижу вас, ребята, спокойной ночи. - У Оди сейчас странные часы сна, - ответил Майк. - Я помню, что у тебя тоже. Так что, думаю, увидимся еще до утра. - Конечно, - Стив улыбнулся им обоим и повернулся, чтобы направиться к задней лестнице, которая вела к большинству гостевых комнат и к главной спальне на втором этаже, где, несомненно, были Джойс и Хоппер. Хоппер, конечно, во время ремонта настоял на большем количестве комнат для гостей, чем мог потребовать любой здравомыслящий человек. Каждому из его стайки сомнительно усыновленных дикарей нужна была комната, которую они могли бы назвать своей собственной, невзирая на то, что половина из них постоянно путешествовала. По этой причине многие делили комнаты друг с другом, меняясь в зависимости от того, кто был где на тот период времени, но у всех были свои любимые спальни и вещи, которые, как казалось, со временем оказывались в выбранном ими месте. Оди предпочитала комнату с видом на коровьи пастбища, а Макс и Лукас заранее застолбили за собой спальню на первом этаже, хотя Хоппер установил кресельный подъемник, который использовали чаще мальчики, когда напивались. Нэнси и Джонатан всегда пользовались гостевой комнатой, в которой была ванная, которая соединялась с другой спальней, где жили их дети. Лично Стиву больше всего нравился чердак. В какой-то момент Джойс раздобыла несколько статей о нем из Хоукинса: результаты матчей и несколько репортажей о том, как он был капитаном команды по плаванию, о баскетбольном матче второкурсников, в котором он принимал участие и который почти обеспечил им выход в чемпионат Штатов, - и развесила это со вкусом по всей комнате. На стене также была большая фотография, на которой он был в мантии и шапке магистра на выпускном Чикагского университета в медвежьих объятиях сияющего Дастина. Рядом также висели несколько фотографий Эдди. Стив не был уверен, они здесь, потому что в те редкие моменты, когда Эдди заезжал в Индиану, он тоже предпочитал спать на чердаке, или потому что деликатность не являлась добродетелью Джойс. Стив знал, что у Хоппера в офисе висели все альбомы Эдди, но по комнате Джойс развесила именно обложки из журналов: обложка New Musical Express 94-го года, где Эдди с сигаретой во рту обнимает свою гитару в какой-то студии, обложка Mojo, где он держит в руках книгу Кейт Буш «Сновидение», первая его обложка - несколько кадров его выступления в крошечном баре Сиэтла, и, конечно же, его самая большая обложка в Rolling Stone… Эдди, растянувшийся на кровати в какой-то гостинице, волосы диким ореолом раскинуты вокруг его головы, не улыбающийся и серьезный; Эдди, поношенная футболка Megadeth, задранная почти до груди, дырка на воротнике, принт с надписью RIP Mary Jane; Эдди с голым животом, демонстрирующий как красоту своего тела, так и шрамы от демобатов и операций, половина из которых покрыты тату в виде цветов, и дорожка волос, которая спускается ниже и пропадает в штанах; Эдди - одна рука на пряжке ремня, другая в волосах, пальцы в кольцах; Эдди, смотрящий прямо в камеру; Эдди, его широко раскрытые глаза, самые темные глаза, которые Стив когда-либо видел… Стив бросил сумку у комода в углу. Он рухнул на кровать и долго сидел, обхватив голову руками, пока комната медленно не погрузилась в темноту, слабо освещенную молодой луной. Вспыхнул свет, Стив поднял глаза и увидел в дверях Джойс. Должно быть, она обошла скрипящую ступеньку, иначе бы он ее услышал. - Мне показалось, я слышала твои шаги на чердаке, - сказала она. - Прости, - ответил Стив, - я кого-нибудь разбудил? - Нет, мы и не спим, - сказала Джойс. Она тихонько подошла к кровати, ноги в теплых чулках, и села рядом с ним. - Ты как, милый? – спросила она. - Как дела? – почти перебил он. Джойс посмотрела на него, прежде чем взять его руку в свою. Его была намного больше ее, и было так странно, что он не помнил такие мелочи. Джойс, как и Хоппера, он считал человеком с большой буквы: смелая, крепкая и бесстрашная, она занимала гораздо больше места, чем позволяло ее крошечное тело, хотя после всего, через что она прошла, это было бы так логично. Стив думал о том, что сделал с ней ее дерьмовый первый муж, о том, что узнал у Джонатана и Уилла за эти годы; он думал о том, как город — как он сам — обошелся с ней после исчезновения и предполагаемой смерти ее сына и обо всем, что последовало за этим; то, как все смотрели на нее, как на сумасшедшую, но она все еще держала голову высоко и заставляла всех отводить глаза. Она столько всего пережила, а теперь еще и это. Просто бред. Это было чертовски несправедливо, и он сказал ей об этом. Она не отрывала от него глаз. Джойс Байерс всегда принимала Стива таким, каким он был, никогда не осуждая и не порицая его слова, ни она, ни Хоппер, по сути, единственные два надежных взрослых человека за всю жизнь Стива. Так что он не удивился, когда она вздохнула, лишь раз, и повернулась к нему, чтобы сесть лицом к лицу. Маленькая, но храбрая женщина продолжала держать его за руку. - Да, Стив, — сказала она, — это несправедливо. Конечно, это несправедливо. С нами всеми произошло столько несправедливых вещей. Но я бы ни на что на свете это не променяла. Каждая ужасная вещь привела к хорошей вещи. Я думаю, это трудно понять. Исчезновение моего мальчика привело в мою жизнь Хоппера, Оди и тебя, Стив, и нет, агония тех нескольких дней, ужас, горе — ничто из этого никогда не исчезнет, может, рано или поздно заживет, оставив шрам, но за ним последовало столько хорошего, и я не буду злиться. Разозлиться, прийти в ярость значит поддаться печали. Джойс сжала его руки, ее глаза блестели, и продолжила: - И я отказываюсь грустить о том, что имею сейчас. Хочу ли я, чтобы все было по-другому? Конечно. Я хочу мир, в котором Уиллу по-прежнему не снятся кошмары, где Оди не должна жить в страхе, что, может быть, когда-нибудь кто-то придет ее искать. Где у Макс нет инвалидной коляски в чулане на случай плохих дней, где Эдди не нужно выбирать между шрамами и татуировками и где люди не пялятся на твою шею в продуктовом магазине, недоумевая, как такому красивому мальчику не посчастливилось получить такие шрамы. Где Сара жива, и я могу узнать ее получше, и где Хоп… Хочу ли я, чтобы у нас было больше времени? Нам всегда будет не хватать времени. Но того, что мне дали, было достаточно, и я бы повторила все точно так же – снова и снова - потому что это будет означать, что я снова полюблю его, такого другого и без прикрас, ужасного и прекрасного. Горе и внутренний рост идут рука об руку, Стив, и я бы не отказалась даже от маленькой детальки. - Даже от монстров? – спросил он. Джойс поцеловала его в висок. - Даже от монстров, милый. - У людей странное отношение к цветам, — говорит он. – Особенно на мужчинах, типа уйди с глаз моих и подобная гетеронормативная сексисткая херня. Хорошо, это не панк и даже не метал. Народ все еще много болтает о моих цветочных татуировках, типа они думают, что мне следовало оставить шрамы, потому что это выглядит круче, чем, например, фиалки и остальное. Но фиалки означают возрождение, чувак. Что может быть круче, чем жить, умереть и снова ожить? Это мое тело, братан, и мои татуировки, и я единственный человек, который решает, как реагировать на свои травмы, ясно? На вещи, которые чуть не убили меня, и даже все-таки немного убили. Я был де-юре мертв и встретил Бога, и она выглядит великолепно! Конечно, я оставил несколько шрамов, но мне нужно было освободиться от прошлого. Вот, смотри! Итак, фиалки — воскрешение, а плющ символизирует выносливость, а чертополох на самом деле имеет много значений, и мне все они понравились: боль, защита, гордость. Аконит означает смерть, которую я решил воспринять в духе карт Таро, что смерть — это не смерть, а изменение, перерождение. Настурция значит победу в бою. А это асфодель, которую я считаю самым крутым из всех моих цветов. Он означает, что я заберу свои сожаления в могилу, и сейчас я подумал, что это убойное название для песни, подожди, дай мне записать… — Отрывок из «Безвестность, легенда или история ужасов: Эд Леви рассказывает о месте за пределами карьера», NME, август 1994 г. Постепенно, один за другим, начинали прибывать остальные. Было много молчаливых объятий в коридорах и дверных проемах, по двое, по трое и по четверо, руки, сжимающие рубашки или перебирающие волосы, сбивающееся дыхание и всхлипы, пока Хоппер неминуемо не проходил мимо с чашкой кофе, бурча «слабаки». Стив пытался занять себя, пока ждал, когда все соберутся. Он помог Джойс проветрить комнаты, покрасил одну из спален, съездил в продуктовый магазин с Майком и Джонатаном, когда тот приехал. Он присматривал за Барби, чтобы Джонатан мог провести некоторое время наедине со своей мамой и отчимом, и взял на себя мытье посуды после ужина, чтобы Майк мог побыть некоторое время в тишине с женой. Как человека с хронической бессонницей, его регулярно отправляли в любое время ночи в магазин, чтобы купить какой-нибудь гадости, которую просила беременная Оди. - Ну, она все равно не переплюнет Нэнс, которая, пока носила Скотта, требовала принести ей грязи, - заметил Джонатан однажды днем, когда Стив возвращался с очередной ходки за капустным салатом. - Что, прости? – спросил Стив. Джонатан пожал плечами. - Оказалось, это довольно частое явление. Врачи считают, что это связано с дефицитом железа. Стив посмотрел на Оди, которая добавляла персиковое варенье в капустный салат и наблюдала за разговором, будто смотрела теннисный матч. - Я согласен на все кроме грязи. Не проси меня об этом. Она положила в рот немного своей персиково-капустной каши, пока Стив доблестно боролся с желанием вырвать, и спросила: - Зачем мне тебя просить об этом? Вон за окном ее навалом. Стив повернулся и вышел с кухни. *** Когда прибыли Дастин, Макс и Лукас, он как раз собирался уходить на одну из продуктовых вылазок. Дастин попросился поехать с ним, оперативно бросив свою сумку в угол гостиной, и последовал за Стивом к машине. Предполагалось, что это будет быстрая поездка на заправку за чем-нибудь соленым, чтобы Оди добавила это в йогурт, но все превратилось в четырехчасовую бесцельную поездку по городу. Стив был уверен, что она не была бы против. - Как у тебя дела, детёныш? – спросил Стив на третьем круге, когда они опять выехали на главную улицу. К этому времени они уже обсудили все: работу, отношения, ставшими обыденными обвинения Стива в трусости, на которые он еле удержался, чтобы не ответить, видел ли он какие-нибудь хорошие фильмы в последнее время, который не делал бы Дастин, будет ли Джа-Джа Бинкс в третьем приквеле и нафига, возможный приезд Хендерсона в Чикаго, чтобы посмотреть третью часть Властелина колец, – но Стив видел по глазам, что Дастин думает совсем о другом. - Я не знаю, - сказал он через минуту, продолжая смотреть в окно. – Я думал, что к этому времени уже буду готов, знаешь? В конце концов, это уже не первый раз, верно? - Это по-другому, - ответил ему Стив, - ты знаешь, в этот раз по-другому. Дастин вздохнул. - Я знаю. Просто это Хоппер. Это папа Оди. Я не готов. Я знаю - у нас были годы осознать – это было неминуемо, но я все еще не готов. - А и не нужно быть, - ответил Стив. - Это я тоже знаю. Но почему все должно быть именно так? - Как так? - Тихо. - Не знаю, как ты, парень, - продолжил Стив, думая о своем разговоре с Джойс, - после всего, что мы пережили, я только за, чтобы все было тихо. Я думаю, мы заслужили покой. У него была тяжелая жизнь. Он тоже заслужил покой и встретить конец рядом со своей семьей. Дастин провел рукой по лицу. - Думаю, что ты прав. - Думаешь? Просто думаешь? Ты знаешь, что я прав, засранец, - возмутился Стив, давая кулаком по плечу Дастина. - Как скажешь, - он хмыкнул. – Не притворяйся, что ты тут самый умный и решил все свои проблемы. Не забывай, я-то знаю о твоей большой гейской л… - Так, все, закрой варежку, - прервал его Стив, - поедем назад или хочешь еще покататься? Знаю, что полет был тяжелым. - Давай еще чуть-чуть, - ответил ему Дастин, и они продолжили поездку. *** Когда они вернулись, было довольно поздно, большая часть дома спала, за исключением Оди, которая была на кухне, пила воду из стакана и злобно смотрела на чашку с йогуртом. Ее лицо просветлело, когда они вошли, она порывисто обняла Дастина, поблагодарила быстро Стива и схватилась за пакет в его руках, понимая, почему они опоздали и, честно говоря, будучи в восторге от того, что кто-то согласился выполнять ее поручения в такое позднее время. Он вытащил покупки: арахис, кукурузные орешки, свиные шкварки, вяленую говядину и другие соленые варианты – и отступил, чтобы увидеть, что она в итоге выберет. Он проводил Дастина до его любимой комнаты на третьем этаже, прежде чем подняться на чердак. Он тут же упал лицом в подушку, которая больше всего пахла домом, чем любая другая кровать в мире, чтобы проснуться в кромешной тьме, ощущая, что кровать прогнулась под чьим-то весом. Стив привскочил, взмахнув руками. Когда он, наконец, смог открыть глаза, чтобы сориентироваться, он увидел Эдди, стоящего у края кровати с поднятыми руками и широко раскрытыми глазами. Стив откинулся на подушки, слыша, как сердце бешено колотится. Он закрыл глаза ладонью и пробормотал: — Твою мать! Я тебя не задел? — Нет, прости, - ответил Эдди приглушенно, - я не хотел, мне сказали, что ты не против, если устроюсь тут с тобой, я только приехал. Я могу поспать на полу… — Не тупи, - Стив тоже говорил шепотом, сам не зная почему: это был чердак, и Хоппер всегда говорил, что тут хорошая звуковая изоляция – Стив не был в этом так уверен – и весь дом уже спал, было около двух часов ночи, - здесь куча места, залезай. Эдди бросил на него долгий проницательный взгляд, будто что-то ища. В его темных глазах отражалась растущая луна. Наконец, он сказал: «хорошо», и сел на краю кровати. Стив наблюдал, как он снял обувь — поношенные полуберцы — запихал в них носки, а затем стянул с себя футболку и выскользнул из джинсов. На нем были трусы с изображением маленьких масок мексиканских рестлеров, и Стив подавил улыбку. Эдди сделал новую татуировку с тех пор, как он в последний раз видел его раздетым: большое дерево на верхней части бедра, может быть, дуб. Стив подумал, что, может быть, на коре дерева что-то вырезано, возможно, чьи-то инициалы, но в темноте он не мог этого разглядеть. Его глаза скользнули по остальным тату, быстро каталогизируя: рычащего тигра в центре его правого предплечья, строчки из песни Led Zeppelin прямо под его ключицами, летучих мышей… Про последних Стив однажды спросил, почему он не избавился от них. — Я не хочу, чтобы то, что случилось с нами, изменило меня, - ответил Эдди. - Не хочу, чтобы Изнанка уничтожила все, что я любил. Она и так взяла многое, да? От всех нас. Этот разговор произошел в 95-м или 96-м, к тому времени Стив уже десять лет не носил на публике ничего кроме водолазок. Он коснулся тогда своего высокого воротника, а Эдди молча смотрел на его пальцы. Стив кивнул и сказал: «Да, многое». Он спросил все еще шёпотом: — У тебя был концерт? — Хм, нет, - Эдди скользнул под одеяло, и, устраиваясь, лег на спину. – Пишу новый альбом. Точнее, пытаюсь написать новый альбом, пытаюсь уже четыре года. Снял дом в ебенях Канады. Мне потребовалась целая вечность, чтобы добраться досюда после звонка Уилла, летел почти на кукурузнике. Стив хмыкнул. — И в итоге я здесь, - он закончил, - а ты когда приехал? — Пару дней назад, - ответил Стив. – Когда я приехал, тут были только Оди и Майк. — Как они? Как ты? — Бывало и лучше, - он пожал плечами. — А Хоп? — Бесится, что мы с ним носимся, - ответил Стив. Он услышал смешок сбоку. - Клянусь, мне иногда кажется, что он бы просто ушел в лес, пока никто из нас не видел, и покончил бы там со всем. Он даже не говорит мне, как бы он хотел, чтобы было, ну, ты понимаешь, после. — О, ну это потому, что я буду этим заниматься. Стив моргнул. — Чего? — Ага, - Эдди коротко коснулся тыльной стороны его ладони, - я сказал Джиму, что разберусь со всем, когда он позвонил мне и сказал, что на этот раз не будет лечиться. Это не вы должны делать, ребят, - послушай, не смотри на меня так, я в курсе, что ты сейчас скажешь, что я тоже член семьи, но не ведите себя так, будто я не знаю, как вы с Джойс позаботились о Уэйне, когда меня не было. Ты не чертов остров посреди моря, Стив, и не притворяйся, будто ты не понимаешь, о чем я. — Я не остров, - возразил Стив. В тиши чердака это прозвучало еле слышно. — Ой, да заткнись ты, — сказал он без всякой агрессии. – Дай мне позаботиться о тебе хоть один раз. Похоронные бюро устраивают ад семьям, я об этом много читал, а ты знаешь, меня не наебешь. Я прямо с порога им скажу «это пустая банка из-под кофе любимой компании Хоппера, по закону вы должны положить прах туда, куда мы вам скажем». Несмотря на то, что настроение было не очень, Стив рассмеялся. Если Эдди и заметил всхлип, то никак его не прокомментировал. — Не думаю, что это то, что хочет Хоппер. — Он сказал мне, что хочет, чтобы его тело выбросили в лесополосе, — категорически сказал Эдди. - И добавил, что даже не хочет, чтобы мы останавливали грузовик. Просто, черт возьми, выкинуть его из кабины, на скорости сто двадцать километров час и катить дальше. Стив снова рассмеялся и слегка наклонил голову в сторону Эдди. — Ну, это звучит дико незаконно. — А почему, ты думаешь, он попросил именно меня, - он тоже потянулся ближе к Стиву, - поэтому я склоняюсь больше к варианту с банкой кофе. — Кстати, да, теперь звучит даже логично. — И я так подумал. Их голоса затихли, и между очередным вдохом и выдохом, они заснули. «i’m not angry anymore» ваш самый личный альбом? Он ощущается как нечто очень сокровенное. Леви крошит выпечку на мелкие кусочки, кладет несколько в рот и задумчиво жует. Наконец он отвечает: — В каком-то смысле. Все, что я пишу, является личным, некоторые из них больше, чем другие, понимаешь? Честно говоря — а я стараюсь быть очень честным с самим собой в последнее время — я думаю, что самой личной вещью, которую я когда-либо написал, была «Girl with a Buzzcut». - Неожиданно, я думал, вы скажете «I Wore His Jacket» — А, песня моего публичного каминг-аута, - он стреляет в меня кривой улыбкой, - не все это восприняли сразу. Вот что бывает, когда у тебя репутация рассказчика или каким там претенциозным брехуном меня любят называть люди. Не подумай неправильно: это было охуительно. Я чертовски боялся выпустить этот трек в мир, но сделать его первым синглом? У меня стальные яйца, да? Мы смеемся, и я задаю следующий вопрос - Вы думаете, что «Girl with a Buzzcut» более личная, чем это? Он взмахивает рукой. - В этом и весь прикол. Ну да, я знаю. Думаю, в этой песне я рассказываю очень специфическую историю, отличающуюся от «I Wore His Jacket», которая, как ты знаешь, является любовной песней без счастливого конца. Она горчит. А вот «Girl with a Buzzcut» заканчивается хорошо. Думаю, это та история, которую я действительно хотел рассказать. Смекаешь? Девушка понимает, что она не чудовище и заслуживает любви, что она может хотеть любви и с ней все будет в порядке. Я думаю «i’m not angry anymore» имеет тот же эффект, так же как «no heroics» или «anthems for a twenty year old boy» - они говорят вам, что, несмотря ни на что, с вами все будет в порядке. — Отрывок из «Когда прорывается дамба Леви», Rolling Stone, декабрь 1998 г. Медленно Стив вырвался из мира сновидений. Его мозгу потребовалась время, чтобы включиться, что для него было странно. С тех пор, как ему стукнуло шестнадцать и он узнал, что там внизу есть другой мир, он просыпался резко, его шестеренки работали на полную катушку, помогая его тревожному расстройству – как прошлой ночью, когда он почувствовал движение на краю кровати и вскочил, хотя не существовала дома безопаснее, чем тот, где находится Оди – беременная или нет. Объективно, Стив ужасно спал. Даже до всей этой ерунды с Изнанкой у него были проблемы с засыпанием и самим сном. Многие его бывшие подружки жаловались, что он никогда не оставался на ночь, но Стив просто никогда не чувствовал себя безопасно в чужом доме, а если он был у себя, то просто спускался к бассейну и сидел там. После 83-го года он лишился и этого места, и тогда его бессонница только усилилась. Сейчас кошмары уже стали редкими гостями, но он по-прежнему проводил ночи перед теликом, смотря кабельное или пересматривая «Золотых девочек» в три часа ночи. Так что это медленное, мягкое пробуждение, ощущение, что он отдохнул и как будто может снова провалиться в сон, было странным. Стив попытался вспомнить, что было не так: он вспомнил, как был в машине с Дастином, пожелал Оди спокойной ночи, потом заснул и снова проснулся. Там был Эдди, вспомнил Стив, они говорили о детях, о Хоппере, и его творческом кризисе, а потом Стив заснул. А сейчас? А сейчас он был укутан одеялом и лежал в обнимку с чем-то очень теплым, как он потихоньку начал понимать – Эдди. Должно быть, они перекатились ближе к друг другу во сне, и сейчас Эдди обнимал его со спины, лицом уткнувшись ему в лопатки, нога зажата между его бедрами и рука поперек торса. Они оба были без маек, кожа к коже. Сердце Стива затрепыхалась, когда он почувствовал, что пальцы Эдди скользят по резинке его трусов. Пиздец. Полный пиздец, он подумал, это было… Это было… У него защипали глаза. Это все, о чем Стив когда-либо мечтал, и было так очевидно, что это просто путаница спросонья – как он из этого выберется, не разбив свое сердце на тысячи кусочков? Стив крепко зажмурился, втянул воздух сквозь зубы и позволил себе секунду слабости. Он позволил себе насладиться этой короткой идеальной фантазией: что это было их обычное утро, их рутина, лежать вдвоем как две скобочки, чувствовать объятья Эдди со спины так близко, что между ними нельзя было вставить и монетку. Вот так меняется дыхание Эдди, когда он просыпается, становится более частым, вот так его губы мягко и сладко прижимаются к его косточкам позвоночника, вот так его сонная теплая рука проскальзывает под резинку трусов и касается его члена. - Малыш, - тихо говорит Эдди хриплым и низким голосом, потому что только что проснулся, его пальцы движутся еще ниже. Он толкается бедрами, вжимаясь в Стива стояком, а он в ответ инстинктивно выгибается, желая и… Стоп… Это же не… Вот дерьмо… Это же… Позади него Эдди приходит в движение и отскакивает как от огня. Стив тут же садится, поворачивается вовремя, чтобы увидеть, как он падает с кровати, взмахивая руками и путаясь в простынях. Они смотрят друг на друга одну секунду, которая кажется вечностью. Сердце Стива, казалось, вот-вот выскочит из груди. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, как раз в тот момент, когда Эдди вскочил на четвереньки и произнес: — Бля. Черт, Стив, мне так жаль. Я не... я думал, что был... я бы никогда не прикоснулся к тебе, если бы я... без... я был... я думал, что сплю и... блять.. Что? - Что? – спросил Стив. - Это же… что? Все же нормально. Эдди продолжал смотреть на него, глаза как тарелки. - Что? Стив, да я же сейчас тебя облапал, мне так жаль…. Вот в чем дело, Стив думал, что это будет сложнее. Он думал, что это будет какой-то огромный эмоциональный переворот, но понял, что это не так. Он думал, что, если ему когда-нибудь удастся рассказать Эдди о своих чувствах, это уничтожит его, уничтожит их обоих. Но это были просто они вдвоем, в этой спальне на чердаке дома, построенного единственным мужчиной, которого Стив когда-либо считал своим отцом. Его семья была под этой крышей, и Эдди был под этой крышей, и Эдди смотрел на него так, словно облажался, прикоснувшись к Стиву. Стив подумал о том, что сказала ему Джойс, сидя рядом с ним на этой самой кровати, боже, всего два дня назад. Горе и личный рост, подумал он. — Я люблю тебя, — сказал Стив, и это было и легче, и сложнее, чем он думал. Он никому не говорил этих слов с той самой ночи с Нэнси в туалете на вечеринке, боясь реакции. Но сейчас это был он и Эдди, они были вдвоем на чердаке Хоппера. Эдди замер на полу. Он вцепился в простыни у ног Стива. Его глаза… — Я люблю тебя, — повторил он. - Я люблю тебя с тех пор, как нам исполнилось двадцать, а ты швырнул мне в голову свою куртку, и я не думаю, что когда-нибудь перестану любить тебя, вот в чем дело, и мне жаль, если я все испортил, хотя так не думаю, и мне жаль, что я боялся, прости, что я трус, и, может, мы должны были это сделать раньше, мне жаль, что я этого не сделал, я был так напуган, но больше я не боюсь, и я должен тебе сказать, потому что…. - Стив… - потому что это все не важно, потому что я могу тебя любить теперь вот таким, каким я стал сейчас. Тем новым, что я стал. Мне не грустно от того, что что-то закончилось, потому что есть что-то новое впереди, и я люблю тебя и всегда буду любить, прости… - Стив… - Я до сих пор храню твою куртку, - сказал он последнее. Теперь ладонь Эдди обнимала его подбородок, та самая, на которой были наколоты палка и выколотый глаз, татушка, которую он сделал сам сразу после всего. А потом избавился от нее, Стив знал, и набил ниже «дьявол не продержится до утра». Люди всегда думали, что это в честь песни, но дело было в другом. За эти годы они познали немало демонов, некоторые из них были людьми, большинство — нет. Стив не был уверен, кто потянулся первым, Эдди приподнялся, а он, наоборот, наклонился ниже, но они внезапно оказались так близко. Стив повторил: - Я до сих пор ее храню. Эдди поцеловал его, глубоко и медленно, страстно и невинно - даже без языка. Стив чувствовал себя открытым, уязвимым, и ему хотелось заползти под кожу Эдди, жить внутри него и никогда не отпускать. Его руки запутались в кудрявых волосах, казалось, они целовались целую вечность, Эдди стоял на коленях у края кровати, а Стив согнулся пополам, чтобы дотянуться до него. - Я написал каждую из них для тебя, - вечность спустя прошептал Эдди. Их приоткрытые губы все еще были на расстоянии волоска, он будто кормил его словами. Эдди отклонился чуть назад, нежно пробегая пальцами по закрытым глазам Стива, повторяя. - Каждую песню о любви, каждую песню, каждое слово, Стив, я написал их для тебя. «Ох», - все, что мог подумать Стив. - Эдди, поцелуй меня снова. Пожалуйста. И он поцеловал, и все закружилось и одновременно замерло. Эдди взобрался на кровать, наклоняясь и прижимая его к подушкам, а Стив раздвинул ноги, давая устроиться между ними удобнее и приникнуть еще ближе. Его руки все еще были запутаны в мягких волосах Эдди, а пальцы Эдди нажимали на линию его челюсти, будто прося открыться. Он проник в его рот, исследуя, и Стив еле сдержал стон, который чуть не вырвался из его горла. - Не делай этого. Я хочу тебя слышать. - Но дети… - Уже не дети. Но мы можем быть тише, если ты хочешь, - рука Эдди снова легла на резинку трусов Стива. У него снова стоял, и боже как стоял, и он чувствовал своим бедром, что у Эдди тоже. Он выдохнул ему в рот: - Все нормально? - Нормально, - ответил Стив, - больше, чем нормально. Эдди, Эдди… - Я понял, малыш, - он быстро стянул с них белье, Стиву не пришлось даже просить, а затем они слились в полумраке чердака. Кожа Эдди была горячей, отмечая его как клеймом. Его рот скользнул по шее, лизнув впадину ключицы, и Стив подумал, что вот-вот взорвется. - Эдди, Эдди.. – повторял он как мантра. - Что ты хочешь? – спросил Эдди, целуя каждый миллиметр грудной клетки Стива. — Я хочу.. хочу тебе дать все. - Я не знаю. Это, все что угодно, все, - он сам не понимал, что говорит, но ему было все равно. Это был он. И Эдди. – Просто не переставай прикасаться ко мне. Не останавливайся. - Никогда, - ответил Эдди. Он продолжил целовать Стива вдоль груди, ниже касаясь губами многочисленных шрамов, косточек на бедрах, не спеша и тщательно, как и в их первый поцелуй, Стив аккуратно потянул его за волосы, наслаждаясь губами, ищущими путь назад по его телу. Эдди сказал: - Я хочу тебя. - Пожалуйста, - попросил Стив. Никогда он не хотел ничего больше, чем это. Он так и сказал. Эдди фыркнул, впечатывая смех прямо в их поцелуй, затем соскользнул с него и направился к своей сумке. Стив присел и смотрел Эдди вслед, на его уверенность в собственном обнаженном теле, когда он наклонился, чтобы порыться в сумке, сильные линии его спины, его плеч, изгиб его ягодиц. Стиву хотелось укусить их, хотелось провести руками по всему его телу, запомнить его татуировки пальцами, а не только глазами, крепко обнять его и никогда не отпускать. Пока Эдди поворачивался, непослушная шевелюра закрыла пол его лица. - Чему ты улыбаешься? - Тебе, - ответил Стив, - вернись сюда. - Я уже иду, - хмыкнул Эдди. Он медленно пошел назад, его твердый член, более толстый, чем у Стива, но не такой длинный, подпрыгивал у его бедра, он взобрался на Стива, держа в руке презервативы и смазку. - Так был так уверен в своей удаче? – спросил Стив, пока Эдди открывал банку. - Я всегда ко всему готов, - ответил он, его скользкие пальцы нажали на грудь Стива, - ты еще пожалуйся. Стив и не собирался. В его кровати побывало много любовников, и у него было много отличного секса, но это было другое. Это был Эдди, и Эдди не торопился, все время глядя ему в глаза, внимательно наблюдая за его лицом, готовым реагировать на любое резкое движение, дрожь, признак дискомфорта или колебания — на любое трепетание его глаз или прикусывание губ. Эдди, как понял Стив, изучал его тело как инструмент, как нечто, на чем планировал играть долгие годы. Позволь мне позаботиться о тебе хоть раз, так он сказал. - Ты снова улыбаешься, - мягко сказал Эдди. - Да, - облизал губы Стив, - не обращай внимание. Эдди вытер руку о простыни и осторожно открыл упаковку с презервативом, Стив бережно забрал его у него. - Позволишь? – спросил он. Стив раскатал презерватив по всей его длине. – Я могу быть сверху? Хочу оседлать тебя. - Блять, - зрачки Эдди расширились, он кивнул еле дыша, - конечно, малыш. Стив перевернул их и опустился на Эдди одним плавным движением. Каким-то непостижимым образом зрачки Эдди расширились еще больше, Стив задал медленный, но интенсивный темп, устойчиво и уверенно вдавливая Эдди в матрас. - Боже, ты бы себя видел, - Эдди выдохнул, - Стив, милый, ты бы себя видел. - Да? Тебе нравится то, что ты видишь? - Мне всегда нравилось то, что я видел, — сказал ему он. Эта фраза почему-то заставила Стива опустить голову, а Эдди протянул татуированную руку, чтобы поднять его лицо. - Не прячься от меня. Пожалуйста. Я хочу тебя увидеть. - Что ты хочешь видеть? – спросил Стив. - Это. Что угодно, – повторил его ответ Эдди. – Все. В конце концов, они снова оказались на боку: Эдди, обнимающий Стива сзади, так же как они проснулись час назад, входящий и выходящий из его тела, губы, скользящие по шрамам на шее Стива, шепот между поцелуями и укусами: «Стив, малыш, милый, любовь моя». Стив чувствовал себя как электрический разряд, оголенный провод, и ему так хотелось, чтобы этот миг никогда не кончался. Но он также хотел ощущать его, чувствовать, как Эдди теряет контроль, хотел, чтобы часть его всегда была в нем, и он был в огне, сожжен изнутри, поэтому сказал: - Эдди, дорогой, пожалуйста, пожалуйста, Ты мне нужен … - Да, - поддержал его Эдди, сжав Стива за талию, вбиваясь яростно бедрами, - да, да… После они стояли у изножья кровати, медленно одевая друг друга. Эдди пригладил волосы Стива, пальцы скользнули к его затылку, а Стив застегнул ремень на его джинсах и наклонился, чтобы поцеловать в уголок рта. В ответ Эдди провел костяшками пальцев по его линии челюсти дальше к плечу и руке. - Привет, - сказал Стив. - Привет, - ответил Эдди, - я люблю тебя. - Да? - Да, - подтвердил он, - ты и я навсегда, я так это вижу. - Мне нравится, - улыбнулся Стив. - Правда? - Однозначно. Эдди просиял. - Завтрак? Эдди взял его за руку, и они вместе пошли вниз по лестнице. У входа на кухню они опустили ладони, но, прежде чем войти в комнату, где Хоппер, Майк и Джонатан пили кофе, Стив позволил себе ободряюще стиснуть его руку. - Эдди! – закричал Майк, - как ты, мужик, ты когда приехал? - Прошлой ночью, - ответил он, направляясь к кофейнику. Стив последовал за ним. Одной кружки ему явно не хватит, а старая рухлядь и так работает сверхурочно. Эдди продолжил рассказ: - Меня Уилл пустил. - Как твой полет? – спросил Джонатан. - Так себе, - ответил Эдди. Он налил поочередно две чашки кофе. Эдди мягко улыбнулся, не отрывая взгляда от Стива, и сделал первый глоток. - Мансон. Харрингтон. Они резко обернулись. Хоппер сидел за столом и пристально на них смотрел, его взгляд все еще действовал на Стива, будто ему было снова 15 лет, и он незаконно разъезжал на Бумере, пока его родителей не было в Хоукинсе; тяжелый взгляд, который не изменило ни время, ни болезнь. Стиву хотелось бы думать, что он стал невосприимчив к нему, так как он для Хоппера такой же ребенок, как и мальчики Байерс, как и Оди, но он чувствовал, как за его плечами сжался Эдди. Хоппер прямо спросил: - Вы двое трахались на моем чердаке? Позади него Эдди подавился кофе. Стив смотрел Хопперу прямо в глаза и отчаянно пытался понять, видно ли у него засос на палевном месте или что-то в этом роде. Вроде нет, но Эдди оказался на практике удивительно кусачим. В принципе, это было взаимно. - А что не так, шериф? – спросил он. Хоппер заворчал, но в уголках его рта мелькнула улыбка: - Только не забудьте постирать свои простыни перед отъездом. - Стоп, что? – изумленно спросил Майк. Его глаза заметались между Эдди, Стивом и Хоппером. Джонатан откинулся на стуле, усмехаясь. Майк зачастил вопросами. – Подождите, парни, вы что наконец-то разобрались в своих отношениях? Вы переспали? На чердаке? Стиву хотелось бы быть мудрее в этом возрасте, в особенности, когда дело касалось детей – он все-таки был уже взрослым мужчиной – но если Майк ставил вопрос под таким углом… - И в гостевой ванной тоже, - прокомментировал он. Майк поднял руки. - Чувак, какого хрена, это же общее пространство, да что с вами не так? – Он обвиняюще ткнул пальцем в Эдди. - А ты? Я тебе отдал свою почку! И так ты меня отблагодарил? Эдди пожал плечами и сделал виноватую моську, хотя это было сложно, учитывая яростный румянец, заливший его щеки, и покрасневшие кончики ушей. - Да ты видел эти веснушки? Я же не железный! - Ой, идите вы на хер, - прошипел Майк. - Еще как, Майк, и не один раз, - добил его Стив. Майк зарычал, опрокинул стул и вылетел из комнаты. Стив фыркнул, прислоняясь спиной к Эдди, ловя взглядом ухмылку Хоппера, прежде чем она спряталась в кружке кофе. — Не обращайте на него внимания, — подала голос Оди. Она вошла как раз в тот момент, когда Хоппер начал свой допрос, и теперь делала что-то невообразимое с яйцом и банкой квашеной капусты. - Он просто расстроился, потому что теперь должен деньги Лукасу. - Что? Уилер! А ну вернись сюда! Вы, придурки, что спорили на нас? — крикнул Стив. - От всего сердца, малыш, — сказал Хоппер, — ты заслужил это, и я так рад, что это произошло. Мансон, с тобой мы поговорим позже. Позади него Эдди напряженно кивнул. - Да, сэр. *** Когда приехали Робин и Мэдхен, Стив и Робин долго сидели на кухне, молча прижавшись друг к другу, как маленькие дети. Робин хватило одного взгляда на огромный засос на шее Стива, оставленного Эдди под шрамом Y-образной формы , чтобы смеяться без перерыва несколько минут, жалуясь, что теперь у нее будет болеть живот. Мэдхен дала пятюню. А Хоппер забрал Эдди на разговор, который, наверное, репетировал и совершенствовал последние двадцать лет. Позже Стив застал мальчиков и Макс, толпящихся у дверей старого сарая, пока он шел к машине на экстренную вылазку за кофе в город. Одной рукой Уилл держал блокнот, а другой копался в поясной сумке, перебирая тревожно огромную сумму наличных. Он отдал по несколько купюр Дастину и Макс, а самая толстая пачка досталась Лукасу, который ликовал: - Я же говорил, Стив – лучший! Майк смотрел на него, сложив руки на груди: - Да пошел ты, Синклэр. - У нас все еще остались вопросы без ответов, - включился Дастин, - например, мы не знаем точно, кто сделал первый шаг… - Оди сказала, Эдди первым начал поцелуй, - сказала Макс, пересчитывая пятерки и десятки, прежде чем передать их Лукасу, чтобы тот положил в свой бумажник. – Она уточнила, что он очень громко об этом думал. — Хорошо, но кто признался первым, — продолжил рассуждать Дастин. – Кто первым нарушил молчание? Сказал ли Эдди, что хочет пожениться с ним в Нидерландах? Сказал ли Стив, что любит его и хочет много секса и детей? - Чувак, какая гадость, - прокомментировал Майк. Дастин закатил глаза. - Ой! Закрой варежку, ты, гомофобный кусок дерьма… - Я не гомофоб, ты закрой свою варежку, я просто не хочу представлять наших пап, чпокающихся… - А их дети были бы милыми, - задумчиво сказала Макс, пока Дастин и Майк начали бить друг друга ладонями, как маленькие дети. - С шикарными волосами, - согласился Лукас, - c длиннющими волосами. - У меня все еще осталось триста долларов в общем котле, - сказал Уилл, - ставки на кто сверху, кто снизу, кто скажет первым «я тебя люблю», и еще двести баксов сверху, кто сделает первым предложение. Я могу добавить еще детей с шикарными волосами, но, как единственный гей в нашей Партии, я заявляю, что скорее всего этого не произойдет. - Скорее всего? – уточнил Лукас. - А если мутации? Так происходит у морских коньков, и, вообще, как понять, что у вас нет вторичной мутации, если вы не попробуете? – предложил Дастин. Он умудрился зажать голову Майка под мышкой и уже собирался засунуть ему в ухо мокрый палец, но остановился, смотря как Лукас взвешивает новую информацию. - Ну, хорошо, - ответил он, - я имею в виду, это было бы самая странная ставка, за эти годы, но… - Но все равно возможно, - закончил за него Уилл. - Ну да. - О боже мой, - прошептал Стив, отступая назад. Он не хотел быть частью этого. *** Стив все-таки рассказал об этом Эдди позже, когда они воплощали в жизнь кошмар Майка в гостевой ванной. - Уилл принимает на нас ставки, - сказал он. Эдди вопросительно замычал, поднимая голову и замирая между ног Стива. – Оказывается, есть открытое пари, кто из нас скажет «я люблю тебя» первым, и на это поставлена куча бабла. Дерьмо, я имею в виду, огромная куча бабла. — Черт, — сказал Эдди тяжело дыша, - Я всегда знал, что этот ребенок гений. Ты знаешь, кто поставил на тебя? Если это Макс, держу пари, мы сможем уговорить ее разделить прибыль, если она выиграет по-крупному. Знаю, это занимательная тема для разговора, но я тут внизу кое-чем интересным занят, ты в курсе? - Прошу прощения, - засмеялся Стив. Эдди одарил его озорной улыбкой и снова опустил голову. — Я не думал, что доживу до двадцати, понимаешь? – говорит он. - Для меня дико, что я здесь, по-настоящему дико. Я должен был быть мертв. Может быть, поэтому я чувствую эту связь. Потому что я думал, случилась эта история – знаешь, в классическом духе рок звезды – и в теории она должна была сожрать меня заживо. Но вот он я здесь, и я там был, и мои герои жали мне руку, и мне кажется, я никогда не смогу поверить, что это был взаправду. Ни за что и никогда. Можешь себе представить? Я думаю, чего-то более крутое и представить невозможно. В этом и суть крутоты: выжить, когда не видно выхода, и построить новую жизнь после. — Отрывок из «Удача благосклонна к неудачникам», Spin, июнь 1992 г. Несмотря на то, что они проводили дни в ожидании, жизнь продолжала идти своим чередом на ферме, все члены семьи вращались друг вокруг друга, как планеты, день шел за другим. У Эдди было медицинское разрешение на покупку марихуаны с тех пор, как ее легализовали в Сиэтле в 1998 году. «Если кто-нибудь спросит, — говорил он, — у меня глаукома.» Хоппер с Эдди курили в его кабинете после обеда, быстро разрешив наконец все непонятки с выбрасыванием тела из багажника и кофейными банками. Хоппер стал больше спать, а они просто ждали. Макс провела несколько сеансов со своими клиентами по телефону, а Лукас дал интервью по телефону, сидя прямо на заборе, а другим утром долго разговаривал с Nike, пока остальные смотрели из кухонного окна, скрестив пальцы. Дастин привез свое походное снаряжение и развлекал им Барби и Скотта, называя их своими помощниками; Майк и Уилл тоже подключились, и однажды днем все закончились двумя взрывами, сократившими жизнь Стива примерно на два года. Нэнси и Джонатан составляли компанию Джойс, когда она не присматривала за Хоппером, а Робин и Мэдхен взяли на себя все обязанности по кухне. Уилла и Оди часто можно было найти у постели Хоппера, Оди с каждым днем становилась все круглее и круглее, а Уилл читал вслух черновик своей новой книги, внося правки на ходу. Эдди часто исчезал во второй половине дня после рутинного сеанса в кабинете с Хоппером. Он уходил в старую пристройку писать; Хоппер и Джойс так и не смогли договориться о том, во что ее следует превратить, они только успели вынести большую часть хлама, а затем долго спорили, должно ли это место стать еще одним гостевым домом или, может быть, рабочим местом для Уилла на периоды, когда он приезжает. По словам Эдди, акустика в любом случае была хорошей, и его часто можно было встретить с гитарой или там, или в гостевой ванной. По ночам они со Стивом занимались любовью, целуясь, как подростки, словно наверстывая упущенное, затыкая друг друга, если они становились слишком громкими, теперь понимая, что никакой звукоизоляции на чердаке нет. Эдди трахал его медленно, глубоко и так правильно, всегда глядя прямо в глаза или целуя шею, и сердце Стива, казалось, вот-вот взорвется от переполненности. Стив продолжил быть посыльным в команде, его список обязанностей увеличивался со списком желаний глубоко беременной Оди. Иногда кто-нибудь к нему присоединялся, в основном кто-то из детей, в поисках передышки или жилетки, чтобы поплакать, чтобы никто не мог увидеть их сломленности. Стив был не против, когда он сам оставался один, то подолгу сидел за рулем в слезах, ужасные рыдания рвались к его горлу. Он начал оставлять свой телефон дома, когда уезжал, где-то на вторую неделю их пребывания, неважно, он ехал с кем-то или один. Пока что Джонатан был единственным человеком, который либо заметил это, либо вообще решил упомянуть в разговоре. Они ехали за ингредиентами для нового рецепта, который Робин хотела попробовать, — у нее была веганская эйфория, и ей нужна была чертова тонна нута, — и Джонатан подождал, пока они сели в грузовик Хоппера и поехали по грязной дороге, чтобы начать разговор. - Эй, - он мягко начал, - ты оставил свой телефон дома. Не думаешь, что за ним надо вернуться? - Нет, - Стив вывернул на улицу, краешком глаза взглянув на Джонатана. – Ты хотел бы узнать, что твой отчим умер, в отделе замороженных продуктов в супермаркете? Джонатан фыркнул от смеха или, может быть, подавил рыдание. - Ладно, справедливо. Потом неделя, потом две, потом еще и, в конце концов, целый месяц. Это было дольше, чем они думали, и все равно недостаточно. *** Две недели оставалось до родов. Стива отправили в еще один ужасный поход за едой для Оди. Иногда ему казалось, что его посылают просто так, чтобы прогулялся. Если Эдди не затаскивал его в постель, большую часть ночи он проводил бок о бок с Оди за кухонным столом. Стив запер свою машину, собираясь присоединиться к ней и сейчас, но, когда он вошел на кухню, Хоппер сидел с ней за столом, прижавши лоб ко лбу. Джойс стояла у кухонной раковины, и чтобы чем-нибудь заняться, мыла посуду. — Эй, — сказал Хоппер, глядя на Стива, который положил перед Оди на стол кошмарную мешанину, которую она просила взять на вынос в местной забегаловке. - Миссия выполнена? — Едва ли, - ответил Стив. - Люди в городе бросают на меня странные взгляды! Я уже стал местным изгоем! Оди показала ему язык. Хоппер сказал: — Ты слишком много говоришь для человека, который никогда не познает всех прелестей беременности. — Уж точно не из-за отсутствия старания со стороны Эдди, — сказал Стив. — Он действительно выкладывается на сто процентов, чтобы вы понимали. Эл прыснула прямо в свое ведро мороженого, Джойс закатила глаза так далеко, что, кажется, можно было это услышать. - Стив… - Да послушайте, - Стив протянул руки вперед, ладонями кверху, - Он просто хочет убедиться, что у вас будут внуки от каждого вашего ребенка, а тут оказалось, что принимаются ставки, хочу я или нет родить от Эдди малыша с шикарными волосами. А я ведь хочу. — Я передам Майку, - хмыкнула Оди. — Передай, только, пожалуйста, не забудь позвать меня, я хочу увидеть, какого цвета станет его лицо. — Это идеально, да, Джойс? Все наши дети здесь, дома, — внезапно сказал Хоппер, и все повернулись, чтобы посмотреть на него. Он улыбался, кривой, мягкой, напряженной и усталой улыбкой. Он выглядел таким искренне счастливым, и это поражало — иногда Стив думал, что может сосчитать только по пальцам одной руки, сколько раз он видел Хоппера действительно счастливым, а не просто довольным или в порядке. Когда он медленно поднялся со своего места, Стив почувствовал, как его глаза наполняются слезами. — Но, я думаю, мне пора ложиться спать, - закончил Хоппер. Он прошел мимо них, поцеловал Оди в висок, положил костлявую руку на основание шеи Стива и сказал: — Веди себя хорошо, договорились? У раковины Джойс вытерла руки. Она бесшумно, но быстро подошла к Хопперу, поднырнув под его рукой, чтобы, как всегда, поддержать его своими худенькими плечами. — Давай, милый, - сказала она. Джойс повернулась и мягко улыбнулась Стиву и Оди. - Увидимся утром, - и повела Хоппера в его комнату. — Эй, давай съездим в город поужинаем где-нибудь? – они услышали уходящий голос Хоппера. - Давай, - ответила Джойс, - типа свидания? - Однозначно свидание, - ответил он. - Я запишу в свой ежедневник. На кухне Стив и Оди какое-то время молча сидели, слушая, как стихают их голоса и их мягкие шаги удаляются по лестнице, как хлопнула дверь. Она со звоном положила ложку на стол. - Стив? – тихо спросила она. Он с усилием моргнул раз, другой, а затем встал. Ему казалось, что это потребовало монументальных усилий, как будто его тело вот-вот рухнет само по себе, а он вставил штырь в свой позвоночник. Он протянул руку Оди. — Эй, давай уложим и тебя спать, ладно? Уже поздно, и Майк, вероятно, скоро организует поисковую бригаду, чтобы найти тебя. Ее глаза, слишком взрослые для ее возраста, рыскали по его лицу; он не знал, что она искала, никогда и не понимал, но через мгновение она кивнула и позволила увести себя из комнаты. Он довел ее до спальни и проследил, чтобы она легла, Майк во сне пододвинулся к ней и заключил ее в кольцо своих рук. Оди еще раз кивнула Стиву, и он закрыл дверь, направляясь к задней лестнице, ведущей на чердак. Эдди лежал в постели, но все еще не спал и что-то писал в своем блокноте. Он поднял голову, когда Стив добрался до последней скрипучей ступеньки, и его быстрая улыбка сменилась хмурым взглядом. - Все хорошо? Стив покачал головой. - Да. Я не знаю. Могу я просто обнять тебя? - Конечно. Он закрыл блокнот и одним плавным движением положил его на столик, в это время Стив стянул с себя джинсы и бросил футболку в сторону комода. Не говоря ни слова, Эдди откинул одеяло, позволяя ему заползти под него, прижаться лицом к его груди и обхватить руками туловище. Одна рука Эдди провела по волосам Стива, а другая потянулась, чтобы выключить свет. Стив прислушался к успокаивающему ритму их сердец. *** Стив даже не понял, что они так и заснули, Эдди все еще в сидячем положении, а Стив, уткнувшись в его живот, как животное, ищущее тепла, пока не проснулся от ощущения холодной руки на своем плече. Только хватка Эдди удержала его от дикого рывка, и он быстро заморгал, пытаясь разглядеть что-то в утреннем полумраке чердака. Солнце выходило на эту сторону только после полудня, и он не мог разглядеть часы. - Дастин? – спросил Эдди хриплым голосом. Стив поднял голову и увидел, что Дастин стоит на коленях у кровати. Его волосы были взлохмачены, по лицу текли слезы, а рука судорожно сжимала руку Стива. Он сказал: - Хоппера больше нет. Стив приподнялся на локтях. Его взгляд перемещался от Эдди, чей рот был приоткрыт, обратно к Дастину, все еще сидевшему на полу. - Он просто не проснулся этим утром, - сказал Дастин, всхлипывая и задыхаясь, - его нет. В этот раз окончательно. Да? Хоппера больше нет. Стив сел, оттолкнувшись от ног Эдди, и раскрыл руки. Дастин упал в них, рыдая. Стив прижался щекой к голове своего братца, и почувствовал, как Эдди придвинулся ближе, чтобы тоже сесть и обнять их обоих своими длинными руками, и заплакал.