***
Смех Пэнси был настолько заразителен, что никто из присутствующих не мог сдержаться, глядя на громко смеющуюся девушку. Если бы не лицо Малфоя, которое выражало крайнюю степень озлобленности и, Мерлин, смущения, Гермиона бы не зациклилась на вопросе, что так сильно его раздражало, а девушек — веселило? Джинни, хватаясь за живот обеими руками, практически упала на диван, увлекая за собой Гермиону. — Ты закончила? — Малфой заскрипел зубами, закидывая ногу на ногу, что вызвало ещё больше хрюкающих и заикающихся звуков со стороны его подруги. — Пэнси, мать твою! — Всё, всё. — Девушка стала быстро махать на себя рукой. Вспомнив о своём макияже, она провела пальцами под глазами, но сделала ещё хуже, размазав чёрную тушь по нижнему веку. — Но это, — она подбородком указала на ноги Драко, заговорив хрипло, словно до этого громко кричала, а не смеялась, — тебе всё ещё удаётся меня удивить, дорогой. Малфой сморщился, перекатывая между указательным и средним пальцами левой руки фильтр сигареты. Затянулся, делая глубокую затяжку, и дёрнул плечом, стоило Нотту, сидевшему рядом с ним на диване, откровенно ухмыльнуться. Тео выглядел крайне довольным собой. Жёлтые тапочки с пушистыми помпонами на ногах Драко были настолько яркими, что резало глаза. — У этого есть какое-то объяснение? — задала вопрос Гермиона, удобнее устраиваясь рядом с Джинни. Она сидела напротив Нотта, Малфоя и Криса. Все трое были в домашней одежде: Драко в тёмных трико, жёлтых тапочках и чёрной футболке. Теодор в тёмных свободных брюках и футболке того же цвета, что и у Малфоя, поверх которой наброшена толстовка. И Крис — в фиолетовой пижаме с летучими мышами, держащими в маленьких лапках крошечные тыквы. Гойл, Забини и Мика что-то обсуждали в дальней части гостиной, крутя в руках пластинки для граммофона и читая названия групп и песен. Гермиона заметила, что Блейз был без верха и в шортах, похожих на пляжные. Пока девушки находились в своей комнате, кто-то явно приложил руку к поместью и использовал магию, для того чтобы сделать мэнор ещё более устрашающим. И завораживающим. Окна в гостиной были заколдованы так, что в одно из них светила приближённая и увеличенная в размерах Луна, а во втором на том же расстоянии виднелась большая красная планета. Гермиона назвала бы её потухшим Солнцем или Марсом, который притянули за ниточки настолько близко к Земле, что создавалась иллюзия — протяни руку и прикоснёшься к шероховатой поверхности кратеров и вдохнёшь обжигающий воздух. Из-за контраста двух цветов: серовато-бледного и тёплого создавалось впечатление, что тень борется со светом и они удостоились чести наблюдать за тем, как лучи закатного солнца цеплялись за возможность сиять как можно ярче, прежде чем позволить ночи вступить в свои права. Каменные стены целовали пляшущие тени тыкв, ужасающих масок с прорезями для рта и разнообразных существ, подвешенных под потолком, который будто стал прозрачным и позволял наблюдать за ночным небом с яркими звёздами. Фантомы летучих мышей плыли по воздуху, прячась и ускользая от Морского змея, который норовил их съесть. Его уменьшили в размерах, — он явно не дотягивал до ста футов, — и большая часть тела была просто скелетом, обтянутым в некоторых местах чешуйчатой кожей. Он плыл между звёзд, хвостом сбивая мерцающие созвездия и охотился за мышами, потерявшими бдительность. По всему периметру гостиной были расставлены высокие лампы, которых Гермиона прежде не замечала. Из-за исходящего от них бледного света вся иллюзия казалась почти прозрачной, недостаточно осязаемой. Гермиона вдруг подумала, что нужно спросить Микаэля об этом. Может, ему не хватило магической мощи, чтобы поддерживать столь красивую магию и сделать всё более реальным, но одёрнула себя, решив, что, если бы парню нужна была помощь, он бы сам о ней попросил. — О-о, — протянула Джинни, откидываясь спиной на подлокотник дивана, вытягивая ноги и опуская их на колени Гермионе, — Малфой ненавидит всё это безобразие. Его прямо-таки выворачивает от ярких пятен. До сих пор не понимаю, как они с Ноттом уживаются. Гермиона уставилась на тапочки Драко. Если забыть про яркий цвет и обильную пушистость, они выглядели довольно мило. Подняв взгляд, она наткнулась на лёгкий румянец, окрашивающий бледные скулы. Малфой фыркнул и, отвернувшись, пробурчал: — Надеюсь, ты наслаждаешься моим унижением. По нагловатой улыбке Теодора Гермиона поняла, что Драко обращался к нему. — Не дуйся, принцесса. — Подошедший Блейз хлопнул его по плечу и присвистнул, окинув взглядом девушек. — Леди, — резко перепрыгнув через спинку дивана, он сел рядом с Тео и закинул руку ему на плечо, — вы очаровательны. Я в вас не сомневался. Слизеринский подход к мелочам… — Его взгляд остановился на Джинни, точнее, на её ногах, и скользнул выше, сканируя девушку, словно решил оставить на ней невидимый отпечаток. — И гриффиндорское упорство. — Подмигнув Пэнси, Забини окликнул остальных и сказал парням, находившимся рядом, сместиться плотнее. — А ты, вероятно, забыл о собственном же правиле соблюдения дресс-кода. — Джинни ответила парню таким же пристальным разглядыванием подтянутого торса и слегка наклонилась, чтобы взять с кофейного столика один из приготовленных коктейлей. Её рука замерла над шотом с переливающейся ярко-розовой жидкостью, девушка едва заметно покачала головой и подхватила коктейльный бокал, украшенный долькой клубники. — Что ты имеешь в виду? — недоумевающе спросил Блейз, взяв рокс, наполненный чем-то янтарным. Сложно было сказать, огневиски это или магловский алкоголь. — Ты голый, Забини. — Закатив глаза, Уизли передала бокал Пэнси и следом вручила такой же Гермионе. Она поднесла коктейль к губам, принюхалась и мысленно выругалась на себя, понимая, как не культурно это выглядело со стороны. Неосознанно она посмотрела на Малфоя, который поддерживал разговор с подошедшим Микаэлем. А вот Нотт, глядя на неё, лукаво ухмылялся, или, точнее сказать, сдерживал уголки губ, которые грозились приподняться. Почувствовав сладкий запах клубники и чего-то кислого, девушка сделала маленький глоток. Кончик языка ощутимо начало покалывать, в горле потеплело и первым, что Гермиона узнала, стали клубника и, скорее всего, виноград. Сверху коктейля тонким слоем была уложена цедра цитруса, из-за чего напиток немного горчил, но это не портило вкуса. — А в пригласительных было сказано что, детка? — Искренняя и мягкая улыбка не сходила с лица Блейза. — Пижамная вечеринка, так? А я сплю голый. Да, конечно, я понимаю, о чём ты думаешь, — он с серьёзным видом закивал, — «почему тогда он в шортах?», а я тебе отвечу: он не позволил мне дать вам насладиться всем этим великолепием. — Грубо ткнув пальцем с зажатым в ладони стаканом в сторону Микаэля, Блейз чокнулся с Тео и отсалютовал девушкам, прежде чем сделать глоток. — И слава всем богам и великим почившим волшебникам, что ЛеБлан избавил нас от подобной участи! — Пэнси откинула назад прядь чёрных волос. Её лицо всё ещё было раскрасневшимся после неконтролируемого приступа смеха или, скорее всего, оно бы вспыхнуло так же от созерцания Мика в шёлковых домашних штанах глубокого синего цвета и такой же рубашке на пуговицах. Из маленького нагрудного кармана выглядывало соцветие кустовой розы бежевого цвета. Заметив взгляд Паркинсон, Микаэль подмигнул ей, словно это в порядке вещей, и отвернулся обратно к Малфою, оставив девушку в недоумении. — А что у нас сегодня на ужин? — До этого молчаливый Крис потянулся к напиткам, за что Блейз шлёпнул его по ладони. — Эй! «Тихо», — беззвучно зашевелил губами Забини. Обернувшись на Мика и сев почти на край дивана, Блейз закрыл спиной парня и завёл руку со стаканом за спину, вручая его Крису. Тео, заметив манипуляции друга, подался вперёд, тем самым закрывая обзор от целителя ещё больше, протянул руку над столом, делая вид, что разнообразие выбора заставляет его задуматься. На самом же деле его правый глаз дёрнулся, когда Гермиона немного привстала и, подогнув ногу, села на неё сверху. Колено отведено в сторону, оголённая полоска живота чуть ли не светится карамельным оттенком. Топ на Пэнси был настолько впритык и так сильно обтягивал, что не оставалось места для фантазии. На Джинни потрясающие смотрелись атласные штаны. Ну, что сказать, обладательницы привлекательных бедёр оставляли Тео неравнодушным. Но вот Грейнджер… Он медленно, обводя взглядом каждый изгиб тела и считая про себя все доступно-видимые родинки, поднял взгляд, и, дойдя до груди, наткнулся на россыпь веснушек. Прикусил язык, почувствовав, как обильно выделяется слюна, будто он грёбаное животное. Ему пришлось приложить достаточно усилий, чтобы вернуть на лицо беспристрастное, дружелюбное и то самое выражение, на которое, — Тео уверен, — Грейнджер смотрела с бесспорной нежностью и неподдельным интересом. Он сглотнул и мягко улыбнулся, когда заметил оробевший взгляд Гермионы. Месяцы онанизма, фантазий и попыток вспомнить, каково это — ощущать более мягкие, более нежные руки в тех местах, к которым слишком давно никто, кроме него, не прикасался, давали о себе знать. Но он не хотел, чтобы ведьма закрывалась, когда только начинала чувствовать себя более-менее комфортно рядом с ними. Рядом с ним. Гермионе захотелось прикрыться от такого пристального разглядывания. Взяв себя в руки, Тео провёл кончиком языка по уголку губ, захватывая нижнюю зубами, и на долю секунды прикрыл глаза. В его планы не входило смущать девушку, но бороться со жгучим желанием рассмотреть каждую мурашку, пробегающую под его взглядом, он не мог. Салазар его побери, она была так далеко и так одновременно близко, что пальцы неконтролируемо покалывало от влечения и взбушевавшегося желания. Эти мысли казались таким абсурдом, что Тео с силой сжал челюсть. От нескольких глотков коктейля, которые сделал Блейз, её радужки заблестели, а зрачки слегка расширились. Щёки покраснели, губы припухли. Ему нравился их цвет, будто Грейнджер замёрзла. Не такие пунцовые, как у Пэнси. Бледные и в уголках темнее. С трудом он рассмотрел тонкий шрам под нижней губой и заметил ещё один прямо на переносице. Салазар, если они переживут этот вечер — о, они ещё как его переживут, судя по довольной физиономии Блейза, — он просто обязан рассмотреть её лицо как можно ближе. Тео стало интересно, сколько всего заживших порезов на её теле. Могло ли их количество конкурировать с его собственным? Вряд ли, но это всё равно не мешало ему хотеть узнать. Чтобы не нагонять на Гермиону ещё большего смущения, Тео обернулся на Забини: друг ему подмигнул, благодаря за «помощь». Выпрямившись, он сел обратно и пригубил огневиски. — Я взял на себя вольность. Насчёт сегодняшнего ужина. — Мика подтянул кресло ближе к столу и сел в него. Гойл обошёл диван и уместился рядом с Крисом в тот момент, когда ЛеБлан скрестил руки в замок и откинулся на спинку, улыбнувшись. — Зная ваши предпочтения, я решил, что сегодня не помешает попробовать что-то новенькое, не менее вкусное. Ну и позволить эльфам отдохнуть тоже входило в мои планы. Гермиона просияла от комментария целителя. Драко, заинтересовавшись, поднял бровь, ожидая дальнейших действий. Нотту тоже стало любопытно, чем ещё Микаэль мог их удивить. — Позовёшь Гиби? — Мика потянулся за шотом, посмотрев на Малфоя. Тео одобрительно улыбнулся, поняв, что парень, видимо, решил ослабить натянутые донельзя цепи самоконтроля. Значит, вечер и правда перестанет быть столь банальным и скучным, как казалось изначально. Делая последний глоток, Гермиона спросила у Джинни, кто занимался приготовлением коктейлей. Фыркнув и кивнув в сторону Забини, подруга скривилась. Гермиона невольно стала свидетельницей случайного взгляда Блейза на Джинни. За ослепляющей улыбкой скрывалась тоска, а игривость голоса искажала фамилию Уизли так, что она звучало почти отстранённо и холодно. Гермиона предположила, что Блейз специально скрывал настоящие эмоции, но только почему? И почему Джинни так негативно настроена по отношению к нему, будто он сделал что-то, о чём знали только эти двое? Сделал что-то недопустимое. Рука Блейза единожды дрогнула, когда они вместе с Джинни потянулись за долькой апельсина и их пальцы не соприкоснулись, но столкнулись. Столкнулись так, что Джинни оскалилась. Будто она намеренно хотела причинить парню боль, будто она хотела его наказать. Гермиона также обратила внимание на поведение Мика, которое практически ничем не отличалось от повседневного. В рабочее время он вёл себя более сдержанно и совершенно не пил, насколько она знала. Сейчас же он вёл себя более расслабленно, но глаза всё так же щурились, а пальцы постукивали по коленке на каждое слово Драко, Пэнси, Блейза или Криса и Джинни. Складывалось впечатление, что даже расслабляясь, Микаэль думал и «записывал» всё в невидимую тетрадь. Движения, диалоги, как растягивал слова Гойл или как Крис задумывался больше, когда в разговоре поднимались определённые темы. Он наблюдал за Джинни и Блейзом, за их взаимодействием. Ещё Микаэль наблюдал за периодичностью взглядов Нотта и Малфоя, брошенных на Гермиону. Один отворачивался, и другой, будто по сигналу, хоть на мгновение, но обращал внимание на девушку. Словно каждый из парней пытался что-то понять. Или увидеть. Они действовали в симбиозе, идеально отлаженном механизме взаимодействия. Мику стало любопытно — очень любопытно, — но он не хотел спугнуть проснувшуюся активность и интерес к чему-то со стороны Драко, поэтому не стал заострять внимание на подобном и позволил всему идти своим чередом. Малфой позвал эльфа и, не вникая в разговор целителя и Гиби, смотрел на разнообразие выпивки перед собой. Ему не нравилось пить с ЛеБланом. Драко понимал, что этот тип всегда и при любых обстоятельствах готов выведать что-то потаённое, о чём позже обязательно заведёт разговор на сеансах. Микаэль не был тем человеком, рядом с которым можно позволить себе расслабиться. Было в нём что-то такое, чего Драко не мог уловить и понять его мотивы. Пэнси называла это тем, чего они долгое время были лишены: чрезмерная открытость и доброта. Может, поэтому Драко видел в нём угрозу? На уровне подсознания он не принимал этой самой доброты и приравнивал ЛеБлана к потенциальному врагу, потому что доброта, как грёбаное солнце, сначала приветствует тёплыми лучами, а после сжигает к чёртовой матери. Микаэль заметил колебания Малфоя и, прокашлявшись, дождался, когда Драко обратит на него своё внимание. — Открою вам одну тайну. — Микаэль поднял второй шот и, опрокинув его, задержал взгляд на Малфое, будто негласно просил вступить в перемирие на сегодняшний вечер, предложив кое-что, чего они не должны были знать. — Когда я смогу дать положительную оценку уравновешенности вашей психики, когда смогу предоставить отчёт о том, что вы успешно справляетесь со всей терапией, то с каждым из вас, скорее всего, по отдельности, мы отправимся в магловский Лондон. Первой после длительного молчания заговорила Пэнси: — А разве нам позволят? — Она обвела взглядом своих друзей. — Нам всем. Поддев шпажкой кусочек сыра, Микаэль закинул его в рот и уверенно кивнул. — Вилмар поддержал эту идею, а с Бруствером у нас установлены определённые правила сотрудничества. Мистер Мур постарался сделать так, чтобы ничего не препятствовало лечению. Большего я сказать не могу, но закончим на этом: если на пергаменте стоит печать главного врача нашего, — он развёл руки в стороны, — заведения, то всё становится намного проще. Тео вдруг подумал, увидев коварный и озорной блеск в глазах Микаэля, что тот мог вполне вписаться в их факультет. Умный, но знает, где промолчать. Вежливый, но умеет постоять за себя и найти в человеке слабое место. Способный использовать это слабое место. Хитрый и достаточно дружелюбный для того, чтобы менять личины и подстраиваться под ситуацию. — А для чего это делать? Драко даже не удивился. Он, наоборот, ждал, когда любопытство Грейнджер одержит вверх над умоляющим взглядом рыжей. Уизли так и просила подругу: «Не надо, не начинайте, давай веселиться», — а кудряшка ломалась. Трескалась, будто фарфор на глазах, не в силах противостоять своей зависимости — хочу знать больше. — Нет. — Гермиона сделала глоток медового коктейля, который посоветовал Блейз. Боже, если бы она не вела диалог с Микаэлем, то закатила бы глаза от совершенства вкуса и необычного сочетания киви, мёда и лёгкой кислинки лайма. — Я не в имею в виду «для чего» как плохой аспект, а чем конкретная прогулка по магловскому Лондону поможет? — Прозвучало так, словно мы собаки, которых готовят на выгул, Грейнджер. — Драко, не чокаясь с протянутым роксом Тео, запрокинул шот. Горло обжигало, в желудке стало так тепло и горячо, что мурашки хлынули по рукам. Он любил холод. Холод заставлял что-то чувствовать и с таким контрастом сложно было бороться. Организм выдавал его эмоции. Он взял со стола пачку, ударил дном по кисти и вытащил зубами сигарету. Тео уже протягивал ему зажигалку. Спиралевидный узор дыма поднимался вверх к прозрачному потолку с плавающим по нему морским чудовищем. Откинув голову на спинку, Драко пытался обуздать вспыхнувшую и, сказать по правде, нелогичную раздражительность. Салазар, если он не сможет сдержать уровень токсичности, плескающейся по венам, то, скорее всего, ему придётся покинуть друзей, чтобы не портить праздник. А всё из-за Грейнджер и её пронырливого, вздёрнутого, усыпанного веснушками носа. — Джинни говорила, что после войны вам ввели обязательный предмет — магловедение, так? — Гермиона кивнула. — Ну, а теперь, мне интересно, кто из вас, — Мика указал рукой на слизеринцев, — посещал его во время учёбы? Нотт, не торопясь, поднял руку, тряхнув двумя пальцами в воздухе. Драко фыркнул, бросив взгляд на Тео, а Пэнси покачала головой, по-доброму улыбаясь другу. — Для вас же будет лучше, если вы узнаете о маглах больше до конца программы Вилмара. Дальнейшие рекомендации и et tout ça. Гермиона встрепенулась, услышав родной язык ЛеБлана. Французский не зря называли языком любви. Тягучий, плавный и картавый. То, как Микаэль, грассируя, говорил и как подходило ему такое произношение, пробуждало что-то в сердце каждой девушки. — Для чего нужно электричество, и откуда оно берётся, я наслушалась от него. — Паркинсон указала на Тео. — Что ты можешь мне показать? Драко ухмыльнулся, увидев, каким игривым стал взгляд его подруги. Пэнси обожала эти игры. Ей нравилось, когда на неё обращали внимание и вели с ней дискуссии на разные темы. Наконец, он почувствовал это. Их прежнее состояние: вдумчивость и эмоциональность Тео, кокетливость и слизеринская сучность Пэнси. Блейз, правда, был слишком сосредоточен на Уизлете, но к этому уже привыкли все. Он повернулся, чтобы посмотреть на Гойла, который о чём-то своём разговаривал с Крисом. Парни тихо спорили, каждый доказывал свою точку зрения. Пуффендуец в Крисе был той ещё маленькой сволочью. Ему впору было поступать на Гриффиндор. Чёртова шляпа путает всё не в первый раз, насколько Драко знал. Совершенно случайно Гермиона обратила внимание на Драко, когда разговор Паркинсон и ЛеБлана стал набирать обороты. Они переминались с ноги на ногу, балансируя на тонкой грани флирта и пассивной агрессии, прыгая с одной темы на другую. Гермиона проследила, куда направлен взгляд Малфоя. Крис и Гойл неплохо ладили. Бледность на лице мальчика, которая слишком выделялась на фоне остальных, никуда не исчезла. Складывалось впечатление, что он стал ещё худее, чем был пару месяцев назад, когда Гермиона его увидела. Посттравматическое состояние, кошмары, депрессия и патологический страх темноты — вот что Джинни рассказала Гермионе о диагнозах Кристофера Адама Нильсона Третьего. Он был красив. И это была не та красота, на которую засматривались, открывая рты и пуская слюни. Красота такая, что становилось больно. Огромные зелёные глаза, казавшиеся кукольными, слишком острые скулы, о которые можно порезаться, потрескавшиеся и покусанные ярко-пунцовые губы… Он был красив смертельно и убийственно. И если поначалу Гермиона видела в нём лишь ребёнка, то теперь он казался ей тем юношей, который пару лет спустя смог бы сразить любого человека, лишь взглянув на него своими большими глазами, которые так и манили доверять беспрекословно. Её до сих пор мучил вопрос, почему она не помнила его со школы? Ведь разница была не столь большая. Когда они были на шестом курсе, Крис, вероятно, уже был второкурсником. — Мы маги! — Гермиона вздрогнула и стукнулась зубами о бокал, когда звонкий голос Паркинсон вывел её из раздумий. — Волшебники. У нас есть магия, есть сила. Наша жизнь в разы легче и проще! Они не понимают Нумерологию, не смогут трансфигурировать стул в диван, когда это необходимо. Не смогут составить предсказания, взглянув на звёзды. Их медицина в конце концов! Они, Салазар, режут людей! Затем сшивают! Это, по-твоему, продвинуто? — А ещё маглы побывали на Луне, научились лечить рак и другие болезни, — спокойным тоном парировала Гермиона, встревая в разговор. Она виновато посмотрела на Микаэля, прежде чем продолжить: — Магл изобрёл первый телескоп, который служил прототипом для магического… — Янсен был сквибом, Грейнджер. — Гермиона увидела, как Драко читал с кусочка пергамента. Тео пожал плечами, как бы подтверждая свои же слова, озвученные другом. Откуда он его достал? Она даже нахмурилась и оглядела Тео: ни в руках, ни рядом не оказалось ручки, карандаша или листов бумаги. — А как же искусство, музыка, — Гермиона указала на граммофон, из которого лилась мелодия, — еда, поэзия и многое, многое другое. И заметь, — она подняла руку, останавливая Пэнси, уже собравшуюся перебить её, — я не говорю, что волшебники ни в чём не преуспели, но говорить о том, что маглы ничего не достигли за века существования — это глупость и оскорбление. Что у маглов, что у волшебников есть, чем гордиться, и есть, куда расти. Мир не стоит на месте и каждый день, буквально каждую секунду, э кто-то что-то изобретает, находит всё лучшее средство от ужасной болезни. Кто-то прямо сейчас пишет музыку, которая может стать легендарной и перевернуть что-то устоявшееся, как уже было не раз — это доказывает история. Эту музыку услышит безымянный художник и напишет картину, которую повесят в одной из знаменитых галерей, а там её увидит ищущий прилива вдохновения писатель. Он просто прогуливался, не придавал значения ничему, просто искал и нашёл то, что помогло ему написать свой роман, который стал чем-то невероятным, чем-то новым. Это снова повлияет на людей, на их мышление. Каждая мелочь приводит к чему-то, что впоследствии может стать величественным, изменившим в корне устоявшееся нечто. Накал спал, когда Гермиона одним глотком осушила больше половины бокала. Лицо горело то ли от алкоголя, то ли от тирады, которую она только что высказала, но ощущение удовлетворения придало ей сил. Она почувствовала прилив гордости, когда поняла, что Пэнси задумалась над её словами. — Я отвезу тебя в кинотеатр. — Мика подмигнул Паркинсон и протянул руку с очередным шотом, чтобы чокнуться. — Tu vas adorer.***
Обязательство по поводу ужина, которое взял на себя Мика, состояло в том, что он просто купил готовую еду в магловских ресторанах. Эльфы раскладывали еду на стол, стоявший в дальней части гостинной, и некоторые из них с обидой посматривали на Мика, а с надеждой на Драко. В какой-то момент Гермионе показалось, что она слышала, как всхлипнул один из домовиков. Тео обожал китайскую кухню. Остальные морщились, смотря, с какой скоростью и наслаждением парень уплетает «Сычуань». Закуска буквально плавала в остром красном перце, но Тео даже бровью не повёл. Больше никто не осмелился прикоснуться к блюду. Пэнси с причмокиванием ела панини, запивая более крепкими напитками, чем те коктейли, которые пила до этого. Малфой, сидевший рядом с Блейзом, вилкой и ножом пытался разрезать равиоли, в то время как Забини просто ел их руками, облизывая пальцы после каждой квадратной фигурки, попавшей в рот. Сама Гермиона вместе с Джинни ограничились чизбургерами и жареной картошкой. Микаэль, наблюдая за этим праздником живота, улыбался, словно довольный родитель, который заставил поесть собственных детей. Стоило ребятам расправиться с блюдами, а часам пробить ровно одиннадцать раз, Микаэль попросил всех встать из-за стола. Алкогольные напитки исчезли, появились эльфы, которые по щелчку пальцев разместили в гостиной небольшие постаменты, — ровно девять штук, — на которых стояли закрытые баночки с прозрачной жидкостью и рядом лежало несколько кистей, перевязанных бечёвкой. Забини потёр ладони друг о друга и поторопил всех подняться, образовать что-то вроде полукруга, в центре которого остался Мика. Оглядев всех ребят, он заговорщически улыбнулся. Они стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга, но каждый рядом с тем, с кем ему было комфортнее. Джинни, Пэнси и Гермиона рядом, парни на другой стороне. Все поглядывали то на Блейза, то на Мика, ожидая следующего шага. Алкоголь распалял, развязывал язык. Посыпались вопросы и теории догадок, что такого мог придумать Забини, когда целитель заговорил: — Закройте глаза. Те, кто прошли терапию Вилмара, незамедлительно поступили так, как сказал Микаэль, догадавшись, что парню нужно воспользоваться магией. Гермиона, Джинни и Крис смотрели во все глаза, как гостиная погружается в сумрак, окна окрашиваются в цвет глубокой ночи, из стыков на потолке, из-под тяжёлых портьер, с потёртых рам картин — отовсюду без исключения сочилась тьма. Завораживающе и пугающе, будто из самих стен в поместье проникала ночь, захватывая в плен каждый светлый уголок. — Вас это тоже касается dames, и… — Микаэль перевёл взгляд на Криса, который, не сдержавшись, открыл рот и смотрел, как полупрозрачный шлейф сумерек выползает из оконных рам, соединяется с тем, что проплывает по каменному полу. — Парень, не отставай. Стоило Гермионе закрыть глаза, как она ахнула, ощутив прикосновение мягкой ткани, материализовавшейся на лице. Совершенно безболезненно на её затылке затянулся узел, который, к удивлению, не зацепил волосы. Ресницы царапали атласную полоску и Гермиона по инерции стала поворачивать голову из стороны в сторону, пытаясь одновременно понять мотивы Мика, и прислушаться к остальным. — Ты будешь видеть, — заговорил целить, когда кто-то нервно закопошился. — Силуэты, тени, свет. Я не лишил вас зрения. Здесь всё так же достаточно пространства. Но если… Он заговорил тише и Гермиона не смогла расслышать окончания фразы. Сквозь тонкие просветы между нитями на повязке Гермиона и правда видела вспышки лиловых и голубых всполохов. Её щёки коснулось что-то лёгкое, почти неощутимое, будто крыло бабочки. Поспешно и слишком нежно, чтобы можно было понять или сравнить с чем-то конкретным. Восторженный вздох раздался где-то позади неё. Или сбоку. Она потерялась в пространстве, сосредоточившись на ощущениях. — Мерлин… — Так тихо и осторожно, что Гермиона не разобрала, чей это шёпот. Она же, словно ребёнок, увидевший первый звездопад, следила за тем, как зарождались яркие огни, свет которых просачивался сквозь повязку. Гермиона подумала о лампах, которые показались ей странными, фантомах мышей и почти прозрачном змее, вызывавших ощущения незавершённости… Она запрокинула голову, уловив движение ярко-голубого цвета. Догадка врезалась в голову подобно бладжеру: Микаэлю удалось зачаровать масляные лампы на излучение ультрафиолета. Заклинание Phosphoro — одно из самых сложных в проекции. Гермиона узнала о его применении, когда проходила обучение на ликвидатора. В основном им пользовались целители, если поступивший в больницу волшебник был уже мёртв. С помощью этого заклинания они могли отследить, как много выработалось организмом вещества — люминофора, и время смерти человека вплоть до секунд. Поэтому подвешенные под потолком тыквы, маски и другие фигуры вместе с лампами, показались ей слишком бледными. Все они содержали люминофор. А сейчас, как предположила Гермиона, Микаэль активировал лампы на излучение ультрафиолета. Чего добивался Мика, завязав им глаза? Если это было обещанной Забини проделкой, чего им ожидать дальше? И почему сам Микаэль принимает в этом участие? В этом был смысл, начала рассуждать про себя Гермиона. Вероятно, некоторая вседозволенность для них, пациентов, полностью возмещалась тем, что Мика брал из этого нечто важное для своей работы. Он наблюдал за их общением в другой среде, при других обстоятельствах. Он не задавал прямых вопросов, действовал иначе — создал ситуацию, в которой лишил их одного из самых важных органов чувств. Для чего? Скорее всего, он хотел увидеть, как они поведут себя, используя другие способы общения. Господи. Гермиона вздрогнула, не успев остановить свою фантазию, успевшую показать как минимум несколько сценариев дальнейшего развития событий. Она бы сказала, что он чёртов гений, если бы сама не оказалась втянутой в этот вечер. — Если я почувствую твои руки там, куда доступ запрещён, то вырву сердце из твоей груди, Забини, Мерлином клянусь. Гермиона сдержала порыв улыбнуться, услышав тот-самый-тон Джинни где-то за своей спиной. — Salazar, questa donna deve darmi un bambino un giorno. Ты такая затейница, маленькая Уизли, но я обещаю устоять, каким бы великим ни был соблазн. Тем более, — Блейз на мгновение затих, — я ни черта не вижу в этой штуке. — Опустите глаза вниз, — обратился Мика ко всем, предварительно прокашлявшись. — К каждому из вас тянется полоса света. Голубой — ведёт к человеку, розовый к столику с красками, — Гермиона опустила голову и, посмотрев, как перед ней вырисовываются несколько полос яркого цвета, сделала шаг в сторону. — Напоминаю каждому: вы имеете полное право не участвовать в этом. Также, если вы не хотите взаимодействовать с подошедшим к вам человеком, скажите об этом. Мы собрались здесь за удовольствием, но никак не за тем, чтобы вы переступали через самих себя и делали то, что вам не хочется делать. Гермиона наклонилась к постаменту, нащупала баночку, взяла кисть, перекатила её на ладони, ощутив тяжесть, и крепко сжала в ладони. Она могла бы подойти к Джинни, если бы Забини не ринулся к её подруге, сразу же, стоило погаснуть освещению. И теперь Гермиона слышала их шёпот: грозный — Джинни и игривый Блейза. Словно он хотел затискать её до смерти или… разрисовать? В этом состояла суть? Гермиона не видела полотен, прежде чем позволить закрыть ей глаза. Только если Мика забыл добавить, что они могли раскрасить стену в гостиной поместья. Вандализм не преступление, если это искусство… — Вы сами решаете, как применить приготовленные для вас инструменты. Но, прошу сохранить суть самой игры, — Мика выделил последнее слово, дав понять, что ничего серьёзного за данной процедурой не стоит. — Тот человек, который окажется рядом с вами, должен отразить вашу суть. Или наоборот. Загляните глубже, прочувствуйте настроение человека перед вами. Ещё оставалась Пэнси, и этот вариант Гермиона отбросила сразу, как услышала её шипение, словно в Паркинсон проснулась змея и одновременно твёрдое и восторженное: «tu vas me laisser faire ce que je vois en toi?» Крис уже хихикал вместе с Грегори, поэтому Гермиона, положила свою кисть обратно на стол, стараясь прогнать картины того, как бы выглядел Нотт или Малфой, — которые явно остались в паре, — если бы они позволили себя раскрасить. Гермиона слишком сильно расслабилась. Вечер и правда в какой-то момент стал чудесным. С каждой пройденной секундой каждый из них всё больше шутил и рассказывал истории. Она увидела в Гойле то, чего не ожидала заметить. Гермиона уверена, что при других обстоятельствах, она бы не узнала, с какой серьёзностью и отчаянной самостоятельностью, — насколько это возможно, — изучал основы гоблинского финансового дела. Даже с Малфоем Гермиона нашла общие темы. Он первым стал задавать вопросы о предстоящей работе, пока Джинни и Мика не попросили его остановиться. Гермиона поблагодарила всех богов и волшебников за то, что до Драко, наконец, начала доходить значимость того, чем они занимались. Девушка опустила взгляд, рядом с ней ярко светилась розовая полоса, свидетельствуя о наличии рядом столика с красками. Несколько бледно-голубых дорожек уходили в стороны. И всё происходящее походило на сказку, итог которой неизвестен. Они в поместье — заражённом проклятием поместье. Рядом её подруга, по периметру бродили Авроры… Ничего не случится. Они в безопасности. Но чувство беззащитности так и целилось поцарать грудную клетку. Она потянулась к своему бедру, желая ощутить вибрацию магии, исходящей от своей палочки и вспомнила, что оставила её в комнате Джинни. На второй полке, между мантий, которые подруга не одевала в поместье. Гермиона отложила кисть, уже потянулась к повязке на глазах, чтобы снять её, но замерла, почувствовав, как тёплый поток воздуха скользнул по плечам. Её пульс мгновенно ускорился, сердце сделало несколько быстрых ударов, когда она поняла, что кто-то обошёл её из-за спины и остановился прямо перед ней. Пришлось запрокинуть голову вверх, потому что силуэт был выше тех, кого Гермиона ожидала увидеть рядом с собой.Ruelle — Madness
Тепло и аромат печенья с корицей ударил по обострённым рецепторам обоняния. Аромат первого солнца, растапливающего снег на крышах. Тепло — неиссякаемое, тягучее, словно плавленая карамель, падающая с деревянной ложки в пиалу на осенней ярмарке. Так она думала про Теодора. Так она хотела думать. Слишком много мыслей рябью проносились по корке головного мозга. Они шептали о том, что он не невиновен, шептали, что ей стоило его опасаться. Шептали, что каждого из них Гермиона должна обходить стороной. В ней не должно возникать ощущения комфорта от тёплого взгляда каре-зелёных глаз. Она не должна хотеть узнать его ближе и услышать его историю. Она не должна представлять Нотта и Малфоя раскрашенными собственной рукой. Что бы она изобразила? Это было бы что-то конкретное или совершенно абстрактное? Темнота делала с людьми странные вещи. В темноте можно спрятаться; в ней можно снять маску и не притворяться. В темноте существовали свои преимущества: страхи уступали желанию и фантазиям, желания, в свою очередь, у каждого имелись разные. Кто-то спускал с цепей пороки, открывал те части себя, в которых покоились намерения, не терпящие света дня. Кто-то же слушал, слушал тишину, принимал и вкушал все возможности, подаренные Ночью. В ночи не нужно притворяться. В ней можно выставить напоказ всё, потому что темнота принимала. Ночь сама по себе явление некого катарсиса: оковы спадали, маски трескались, мысли прояснились, разговоры растягивались, а прикосновения по-другому ощущались. — Тео? — Гермиона не сделала ни шага навстречу. Боялась? Скорее да, чем нет. Сознание работало против неё, подкинув в память слова, сказанные Пэнси: «Он не всегда был таким. Не всегда улыбался. Было время, что Тео не показывал эмоции днями и неделями. Однажды, уже оказавшись здесь, он сказал, что безмолвье — это слишком низкая цена за то, что он чувствует теперь, и он с радостью отдал бы больше, если бы мог. Тео, скорее всего, единственный из нас, кто по-настоящему заслуживает права любить и чувствовать любовь. Она ему необходима. И, каким бы чудовищем он себя ни считал, без него мы бы не улыбались». Гермиона резко втянула воздух сквозь сжатые зубы, когда по спине пробежали мурашки. Открытыми участками кожи она почувствовала мягкую ткань футболки и холод исходящей от человека позади. Будто он только что вошёл с улицы, простояв там не меньше часа. Холод подземелий и непредсказуемости, который Гермиона стала узнавать после бесчисленного количества взаимодействий и слишком частых прикосновений, мог принадлежать лишь одному человеку. Она медленно повернула голову вбок — подбородком к плечу, — туда, где, по её мнению, остановился Малфой. Её грудь вздымалась и опускалась, волоски на руках встали дыбом, она обхватила ладонью предплечье — на коже будто слой сахара застыл. Перед её глазами пронёсся лиловый мотылёк, пульсируя неоновым цветом. Он скользнул по лбу крылом и, взмахнув крыльями, ринулся вверх, осыпая Гермиону зачарованной пыльцой. Плавная музыка лилась из граммофона, голоса ребят были так далеко и близко одновременно, что казалось, — она под водой. Окружённая двумя возвышающимися над ней парнями, она чувствовала некий баланс, находясь посередине. Словно оплот между теплом и холодом, как переход между бессознательным состоянием и жестокой реальностью. Как грань между хрупко державшимся листиком на ветке дерева и катастрофой. — Он не прикоснётся к тебе, пока ты не разрешишь. Расслабленный, как всегда, этот самый, скучающий тон Драко Малфоя прозвучал именно там, куда Гермиона повернулась. Её плеча коснулось горячее дыхание. Странно. Почему-то девушка предположила, что он дышит, как Шведский короткокрылый дракон — ледяным пламенем. Тело требовало сделать шаг, отпустить, не допустить оплошности. Но она продолжала стоять. Не двигаться. Ежевичный, с нотками свежести аромат донёсся до её носа, и сейчас она, как никогда, чувствовала насыщенный запах волшебных сигарет. — Ты снял повязку? — возмутилась Гермиона, поворачиваясь к Нотту, будто сама могла увидеть, как он пошевелил губами или подал Малфою какой-то знак, которыми они постоянно обменивались. — Нет. — Ты достаточно хорошо осведомлён о его мыслях, не так ли? — она не хотела озвучивать то, о чём думала, но повышающийся адреналин только и делал, что не давал времени рационально осмыслить дальнейшие действия. Словно сам её организм требовал действовать, не стоять без дела. — Мы знаем друг друга достаточно долго для того, чтобы понимать без слов, Грейнджер, — протянул Малфой, не забывая хмыкнуть. Он явно забавлялся. На Гермиону слишком раскрепощающе подействовали выпитые коктейли. Она вздёрнула подбородок и, не говоря о своём предположении раскрасить стены в мэноре, задала вопрос, из-за которого сильно прикусила себе язык: — А кто будет красить вас? Некоторое время стояла тишина, а после Малфой глубоко рассмеялся, посылая новый приступ дрожи во все конечности Гермионы. — А ты хотела бы нас раскрасить, кудряшка? Я и не подозревал, что ты можешь быть такой открытой к экспериментам. Не боишься прикоснуться к змеям? Замарать свои нежные руки? Тепло из-за обманчиво-ласкового тона стало распространяться от центра её груди по венам и рёбрам, оплетая каждую кость, словно горящей лианой. — О, — протянула Гермиона, чувствуя, как её охватывает желание не только разукрасить его. — Помнится мне, что тебе очень пошёл синяк под глазом, который оставила одна из моих нежных рук. Но ты особо не переживай. Есть один доказанный факт, что большинству людей нравится шрамы и синяки, которые красуются на мужском теле. Гермиона могла поклясться, что слышала, как скрипнули зубы Драко. — У большинства людей, Грейнджер, дерьмовый вкус. Гермиона подавила вскрик, который превратился в писк, почувствовав прикосновение сухой кисти между лопаток. Малфой, не скупясь, надавил и провёл вниз по позвоночнику, намереваясь сделать ей больно. — А тебе моё разрешение не нужно? — огрызнулась, не поворачиваясь, Гермиона и повела плечами, желая сбросить ощущения жёсткого прикосновения. Представив перед собой взгляд Тео, сказала ему, глядя туда, где должны быть его глаза: — Не делай того, о чём я могу пожалеть, Тео. Прошли секунды, прежде чем она почувствовала обжигающие руки Теодора на плечах, а следом и большие пальцы, которыми он провёл прямо по сухожилиям и трахее, спустился ниже, очерчивая ключицы. Будто он измерял, ощупывал фронт работ. Гермиона услышала, характерный звук откручивающейся крышки на баночке с краской. Одновременно она почувствовала шероховатость мокрой кисти на своей лопатке и согретую теплом ладоней густую краску, нанесённую пальцем вдоль её ключицы. Контраст прикосновений был ошеломляющий. В какой-то момент у Гермионы закружилась голова от осознания происходящего. Парни, будто сговорившись заранее, делали практически одинаковые движения рукой и кистью. Нотт подушечками пальцев целовал её рёбра, очерчивая каждую из костей, и в то же время Малфой оставил отметину под лопаткой прямо на майке. Боже. Кажется, Гермиона возненавидит топы на тонких лямках после того, как всё закончится. Она не могла сказать уверенно, специально Тео цеплялся за бретельки или нет, но от этого хотелось избавиться от верха одежды. Ей было щекотно. Ей было холодно. Ей было жарко. Гермиона хотела пить и оттолкнуть Тео с его горячими руками. Гермиона хотела, чтобы воздух в радиусе двух миль стал чище, чтобы их аромат исчез. Она хотела вдохнуть полной грудью и пихнуть локтем Драко, чтобы что-то сделал со своей холодной кистью, размазывающей столь же холодную краску по её спине. — Иногда я не переношу ЛеБлана. С его постоянными вопросами, вторжениями в мою голову и беспричинной озлобленностью конкретно на меня. Гермиона фыркнула. Ну конечно. Самой беспричинной, что только есть. — Но то, что этот парень оказался таким извращенцем, заставляет меня проникнуться к нему чувством… даже не знаю, — Тео несколько замедлился и, осторожно провёл пальцами под грудью девушки, едва не прикоснувшись к окружностям, из-за чего Гермиона, казалось, перестала дышать, — совсем крохотного уважения? Ладно, — будто сдавшись, выдохнул Драко, — этот пудель меня удивил. По-настоящему удивил. — Прикосновения, — Гермиона выгнулась от слишком резкого движения кистью. Интересно, он специально хотел сделать ей больно или просто напоминал, что так и оставался пропитанным ядом сволочью? — Я думаю, что он затеял это всё не просто так. Прикосновения — это прямой путь к более близкому взаимодействию. Конечно, такой как ты мог вообразить себе, что ваш целитель просто извращенец, но я думаю, что Мика гений в своём деле. Он создал ситуацию, в которой может оценить разные аспекты вашего поведения, увидеть, как вы относитесь наконец ко мне, маглорождённой. Принимая во всём участие, он будто становится на один уровень с вами, тем самым даёт вам уверенность и чувство комфорта. Считаю, что это может быть частью терапии, сам подумай… — Салазар! — Гермиона обеспокоенно повернулась, когда Малфой отступил, сделав шаг назад. Тео замер, оставив свои руки на талии Гермионы. Двое из троих застыли в ожидании дальнейших действий. — Твои волосы, — голос парня звучал тише и вдумчивее, чем до этого. Его зубы клацнули, и Гермиона неосознанно крепко зажмурилась, когда Драко вытянул руки и стал собирать кудри девушки с плеч, задевая холодными ладонями кожу возле горла. Она почувствовала, как украшение вплетённое в волосы, царапнуло раковину уха. Её сердце стучало в груди как ненормальное. — Что ты делаешь? Драко, зажавший между зубов кисть, смог лишь невнятно промычать в ответ, скручивая волосы Грейнджер в высокий пучок. — Они смазывали краску. — вернув самый скучающий из тонов, ответил он, словно не сделал ничего из ряда вон выходящего. Гермиона подняла руку и нащупала мокрый кончик кисточки, которым до этого Малфой раскрашивал её спину. Он собрал её волосы точно так же, как делала она сама, только вместо карандаша использовал то, что оказалось под рукой. Она не успела и мысленно задаться вопросом: собирался ли Малфой закончить начатое, как холодные пальцы, которые Драко обмакнул в краску, заскользили по очертанию её лопаток, продолжая вырисовывать замысловатый узор с того места, на котором остановился. Тео хлопнул Драко по плечу и отступил на шаг и Гермиона поняла, что парень закончил. Кожу немного стягивало. Она чувствовала, как застывает краска на плечах и шее. И ни малейшего предположения нет, что именно Нотт изобразил. — Можешь приступать. Гермиона нахмурила брови. Привыкнув к медленным, мучительным движениям рук Малфоя, она вдруг поймала себя на мысли, что он слишком долго бездействовал, будто ждал. Не получив ответной реакции, Драко выругался. Девушка услышала некоторое шевеление позади. Он вложил в её ладонь кисть, а вторую руку положил на открытую баночку с краской поясняя: — Ты думала, мы здесь благотворительностью занимаемся? Сама спрашивала: кто будет красить нас. Так вот, можешь приступать, Грейнджер. Она не ответила. Живот Гермионы скрутило. На улице пошёл дождь, капли дождя забарабанили по окну так громко, что природное явление перекрикивало музыку. Девушка протянула руку, коснулась там, где предполагала, находилась грудь Нотта. — Ты не против? Под ладонью она ощутила, как он зашевелился. Всё ещё тёплая, почти обжигающая рука накрыла её. Тео сжал её пальцы, отвечая на вопрос. Гермиона кивнула, и на мгновение отстранилась, чтобы в следующую секунду сделать шаг ближе к парню. Она остановилась на какое-то время раздумывая. Жар и притяжение. Тепло, обволакивающее, напоминающее лето и песок под ногами. Объятия и запах кофе, приготовленного ранним утром. Голые ступни на каменном полу, ухмылка мягкая, но вдумчивая. Мягкие на вид губы, коралловый цвет, которых приковывал внимание. Загорелая кожа, и руки… пальцы, целующие её тело… Мириады родинок, из которых можно сложить карту мира. Взгляд, в котором читалось тысяча вопросов и вполовину меньше ответов… Драко, не видя ничего из-за повязки на глазах, раздражался. Ему безмерно хотелось посмотреть на лицо Грейнджер сейчас. В этот момент. Нарочито неторопливо Драко выводил, как он думал, последние штрихи. Не имея понятия о том, что делал Тео спереди, он решил, что картина окажется довольно несуразной и странной, когда они смогут её увидеть. Грейнджер тянула время. О чём она могла так долго раздумывать? Искала в памяти обрывки образов, ассоциирующихся с Тео? По какой-то причине Драко не понравилось это её ожидание. Будто она и правда заглядывала внутрь себя, чтобы покопаться в имеющихся знаниях о Нотте. Как много она успела узнать? Как много ей удалось понять? Откуда ей известно что-то настолько глубокое, что она так долго обдумывала? Она сделала шаг вперёд, из-за чего Драко пришлось последовать за ней. Он мог потянуться, но это было бы не так забавно. Вгонять её в краску, — каким бы каламбуром это ни казалось, в данный момент, — забавно. Внутренней стороной ладони Гермиона почувствовала, как выдохнул Тео, едва коснувшись губой её кожи. Она провела большим пальцем по надбровной дуге, по трепещущим ресницам, дрожащими под её прикосновением, по горбинке носа, который, как она подумала, был когда-то сломан… Веки Тео дрогнули, словно его позвоночник пронзил разряд электричества, когда Грейнджер безошибочно и точно обвела родинку на щеке и следом ещё одну под глазом. Следующим, что он почувствовал, оказалась мокрая кисть. Одной рукой девушка прокладывала себе путь, а за ней вела краской неровную, дрожащую дорожку. — И кто же Нотт, по-твоему? Каким ты видишь моего друга? Вопрос был резким. Не таким, будто Драко хотел оторвать ей руки за то, что она прикоснулась к его другу, а таким, словно ему не по себе от их контакта. Словно он боялся чего-то, о чём не мог сказать вслух. Гермиона ощутила под пальцами, как Тео сжал челюсть, из-за чего мышцы на скулах напряглись. — Не знаю, получится ли у меня, — призналась Гермиона, — изобразить именно то, что вижу я. Поверхность того, что вижу я. Она сочла правильным, сделать подобное уточнение, на последних словах. — А ты? Какой видишь меня ты, Малфой? Дымка веселья испарялась. Алкоголь не покидал организм, продолжал поддерживать излишнюю тягу к разговорчивости. Поэтому, вспомнив об удавшемся налаживании контакта, она решила, что Драко просто не имел большой радости делить с ней своего друга, поэтому его вопрос звучал так — почти угрожающе. Хотелось разрядить обстановку. Ей нравилось говорить с ним, когда он не становился такой задницей. — Разве это имеет значение? — Драко положил кисть на столик, но остался на месте. Он не подумал, прежде чем огласить свою следующую мысль, — Почему ты не задалась вопросом: нормально ли то, что происходит? Почему ты подпустила к себе людей, которых должна обходить стороной за милю? Он наклонился, почувствовав подбородком её макушку. Рука Гермионы дрогнула, что не осталось незамеченным для Тео. Опустив голову ниже, обдав раковину её уха последующими словами, Драко спросил: — Мне всегда было интересно проверить границы твоего терпения. Даже в школе, Грейнджер. Ты напоминала ходячую истеричку, когда у тебя что-либо не получалось, но ты продолжала упорно делать то, что не удалось однажды. Тебе не присуща способность отступать. Почему? Ты умеешь говорить: «нет»? — Он на миг замолк. — Тебе интересно. Интерес побеждает здравый смысл, правда? Тео внимательно слушал друга, пытаясь понять, какого чёрта Драко делал? Гермиона не сбивалась, продолжала водить кисточкой, периодически окуная ту в баночку с краской. Сначала чистые пальцы, и сразу кисть, будто она боялась ошибиться, допустить ошибку в своей интерпретации того, каким она видит его. Её ладонь скользнула ниже. Наткнувшись на воротник футболки, Гермиона отодвинула его в сторону и нанесла ещё несколько полос краски, немного размазав штрихи из стороны в сторону, прежде чем отступить. — Мне и правда стало интересно, чем это может обернуться. И в чём-то ты прав, — ответила Гермиона, обдумав каждый вопрос Малфоя. — Иногда я правда думаю, что не умею говорить «нет», но это не значит, что границы моего терпения бескрайние. Гермиона обернулась к парню. Подняв руку, она на ощупь положила ту на его грудь и наткнулась на подвеску, висевшею на шее. Слишком быстро она нащупала очертание челюсти. Слишком не идеально нанесла первый слой краски на его щеку. Ей не нужно время, чтобы обдумать своё видение его. Она уже знала, что… Её размышления прервал лязгающий звук. Словно с потолка упали тяжёлые цепи, соединяясь между собой. Драко резко повернул голову, отчего краска на его лице размазалась. Они услышали скрежет. Будто кто-то стащил пластинку с граммофона, забыв перед этим поднять иглу. Раздражающий перепонки шум сменила мелодия… знакомая мелодия. Нарастающая симфония, как проникновение в сердце. Противостояние звуков, мотив, который нагнетает и подготавливает к появлению чего-то зловещего. Чего-то, что могло сбить с толку, запутать. Каждая нота отыгрывала саму суть одержимости, заложенную в музыку ещё задолго до рождения всех находящихся в поместье. Капли дождя рябью били в окно, завывание ветра могло быть создано искусственно, с помощью магии. Гермиона твердила себе, что тени, бегающие на периферии зрения, всего лишь иллюзия и ей нечего бояться. Она потянулась к повязке на глазах, сняла её без усилий. Крепко зажмурилась из-за яркой вспышки света. Начав быстро моргать, Гермиона заметила лица Джинни и Пэнси, которые с открытым ртом наблюдали за тем, как подвешенные к потолку маски приобретают цвет слоновой кости. Тени, отбрасываемые масками, будто ожили: пустые, как чёрная бездна, глазницы прищурились, фарфоровые рты искривились в ужасающую улыбку. Драко поджал губы, взглянув на ЛеБлана. Он не знал, что Призрак Оперы был любимым произведением Нарциссы. По крайней мере, Драко не говорил об этом. Он узнал эту мелодию сразу, стоило прозвучать первому акорду. Партия Призрака и на самого Малфоя наводила жути, когда он был ребёнком. Драко перевёл взгляд на Грейнджер: её тело раскрашено ярким красным цветом, который светился под излучением ламп. Тео обвёл каждую кость: ключицы, ребра, подбородок, скулы, которые теперь выглядели ещё острее. В середине её груди, уходя немного влево, изображено сердце. Белое, расколотое пополам. Подняв удивлённый взгляд на Тео, он заметил витиеватый узор, тянущийся ото лба по шее, который заканчивался под воротником футболки. Вероятно, это могло быть деревом или кустом, ветви которого разрастались, тянулись кверху. Уизли вскрикнула, выводя всех из оцепенения, когда одна из теней маски зашевелилась и послышался утробный, будто разозлённый на весь мир, голос:Приди и верь в меня!
Те, кто верит в меня, будут опять жить. Иди!
Те, кто верит в меня, не могут умереть.
Пробили часы. Второй удар. Третий. Змей, плавающий по потолку, открыл пасть и ринулся вниз, надвигаясь троицу, стоявшую дальше всех. Четвертый. Пятый. Шестой. Гермиона дёрнулась вперёд, падая на Малфоя, который открыто усмехнулся её испугу. Седьмой. Восьмой. Девятый. Десятый. Свет ламп освещал лицо Драко: из-за того, что он дёрнулся, теперь, казалось, перед ней стоял человек с разорванной щекой, похожей на грустную улыбку. Одиннадцатый. — Что ж, каждый устраивает свои свидания, как может, — Малфой, закусив губу, продолжал поднимать один уголок губ вверх. Гермиона оттолкнулась от него, но не успела сделать шага в сторону, как он наклонился, прижался щекой к её виску и твёрдо сказал: — Беги, Грейнджер. Двенадцатый удар.Craham Lake; Avelino — Run em Down
Сверкнув напоследок белыми с голубым оттенком зубами, Малфой отпустил её руку, подтолкнув прямо к двум девушкам. Дверь в гостиную распахнулась, пропуская ещё один фантом. Он расправил чёрные полы своей мантии, лицо, точнее, место, где могло находиться его лицо, было наполовину спрятано за фарфоровой маской. Девушки, смеясь, крича, чувствуя прилив адреналина, ринулись вперёд, проходя прямо через нависшего над ними Призрака. Пэнси громко вскрикнула. Глаза Гермионы стали похожи на два галлеона. Руки. Прямо из стен к ним тянулись руки. Худые и длинные. Мертвецки бледного цвета. Они пытались схватить их за ноги, вонзив в плоть острые на вид когти, сотканные из тьмы. Дверь за девушками захлопнулась с громким звуком. Они бежали по коридору, изредка оглядываясь. За ними сгущались тени, буквально сливаясь в одно пятно, образовывая надвигающееся облако цвета ночи. Так много шума: треск стёкол на окнах и рябью тянувшаяся паутина. Треск такой, будто они вот-вот осыпятся на пол. Ветер выл, словно напевал предсмертную песню. Джинни споткнулась, запутавшись в развивающейся по холлу тюли. Схватив подругу за предплечье, Гермиона прижала её к себе. Не сбавляя темпа, практически волоча некоторое время Уизли за собой, они бежали. Бежали, задыхались и сорвались на истеричный смех. Боль от невозможности нормально вдохнуть сковала грудную клетку. Отчего-то слёзы хлынули из глаз, смешиваясь со слоем солёного пота на лице. Гермиона остановилась, огляделась по сторонам. Авроры испарились. Чёрные мантии, серые костюмы, отполированные значки не блестели в темноте. Единственным лучом света в непроглядной темноте были мчащиеся за ними лиловые и голубые насекомые. Крылья бабочек трепетали, пытаясь угнаться за троицей по мрачному коридору мэнора, зачарованная пыльца осыпалась сверху, таяла по пути, не успевая коснуться их тел и лиц. Девушки взглянули на широкую лестницу, поняли, что находятся в главном холле. Бежать на второй этаж — совершенно опрометчиво и неразумно. Там заражённое крыло. И, скорее всего, именно там авроры, при условии, что всё происходящее — игра. Но рисковать не хотелось. Неизвестно, куда заведут их преследователи. Гермиона закусила губу, слизав солёную испарину. Вспомнив карту мэнора, которую она рассматривала так долго, что заучила каждый закоулок, рванула вперёд, слыша хохот позади. Джинни, крепко державшаяся за предплечье Гермионы, дёрнулась в сторону. Нет. Что-то потащило её. Сжав челюсть, Гермиона прокляла тот день, когда согласилась принять в этом участие! Силой подтянув Уизли к себе, Гермиона отшатнулась, падая прямо на Пэнси. Девушка вскрикнула и засмеялась ещё громче. Гермиона предположила, что это было защитной реакцией организма. — Заткнись, Пэнс! — Джинни потёрла ушибленную коленку. В одно мгновение Паркинсон затихла. Они даже перестали дышать, услышав слишком близко лязг цепей. Настолько близко, что могли предположить примерную толщину металла, тянущегося по каменной плитке. Гермиона повернула голову в сторону, продолжая сидеть полу, придавив собой Пэнси. Из-за угла, казалось, прямо из-под пола стала появляться… голова. Следом руки, слишком длинные ноги. Опустившись на корточки, существо цеплялось за пол острыми как бритва когтями и поползло на них, передвигаясь на четвереньках. Чёрные, как смоль волосы падали на лицо приближающегося к ним чудовища. Лишь маска, скрывающая половину лица, отбрасывала блики в темноте. Кривая и безумная улыбка расплылась на фарфоре, стоило чёрным глазницам прищуриться, глядя прямо на девушек. — Туда! Бежим! Паркинсон столкнула с себя оцепеневшую Гермиону. Они рванули, что есть силы на север. Навалившись на широкие двойные двери, расположенные под лестницей, девушки с визгом пытались их открыть. Хруст. Оборачиваться не хотелось. Ещё один. Снова. Будто существо распрямлялось, ломая кости в своём теле. Скрежет когтей, протяжный звук, словно кто-то втянул весь воздух рядом, оставив только ядовитые пары тьмы. Голос, лишённый жизни, хриплый и надломленный: — …Те, кто верит в меня, будут опять жить… Те, кто верит в меня, не могут умереть… Колени подкосились, а руки, сжимающие металлическую ручку, затряслись. В последнюю секунду, до того, как Гермиона успела почувствовать острые когти существа на своей спине, дверь открылась, и они ввалились в северную гостиную. Захлопнув дверь перед лицом с улыбающейся маской, девушки осели на пол. — Блять, блять, блять, — Пэнси придавила ладони к глазам, будто хотела стереть воспоминание того, что увидела. Громко и прерывисто дыша, Гермиона провела тыльной стороной руки по лбу, вытирая пот. — Это… это… — Джинни заикалась, — я убью его! Чёртов Забини! Чёртов, блять, Забини! Психопат. О чём они вообще думали, устраивая подобное? А? О чём? Грудь Гермионы затряслась и она, не сдержавшись, засмеялась. Громко, звонко. Нервно и беспорядочно. Едва сдерживаясь, чтобы снова не пустить слезы. Опьянение прошло. Сердце колотилось, вбиваясь в корсет рёбер. — С такими проделками я и правда считаю свою самой паршивой. Хотя истории, которые я подготовила тогда и правда были страшными! — Пэнси подхватила смех Гермионы. Её голос охрип. — Ты в курсе, что похожа на ходячий труп, Грейнджер? Гермиона покачала головой. Она понятия не имела, что именно нарисовали Малфой и Нотт. Джинни на четвереньках подползла и села напротив неё. Гермиона увидела на лбу Джинни перевёрнутую луну розового цвета. На щеках и шее что-то похожее на маленькие сердечки, которые растеклись из-за того, что она вспотела, руки в витиеватых узорах и буквах, словах… Гермиона заметила несколько рун на её предплечьях. — Перт, — прохрипела Гермиона, потянувшись и коснувшись рун, — Йер и Соул. — Ты же знаешь, что я терпеть не могла руны, Гермиона. — Потаённое, — заговорила Пэнси, опережая Грейнджер. — Что-то скрытое от глаз, что-то приносящее счастье. Плодородие. Мерлиновы сиськи, Блейз всегда умел отличиться, не так ли? И ещё что-то на итальянском. Смазано. Я не смогу прочесть. Гермиона готова была нести любую чушь, которая отвлекла бы их от того, что происходит. — Ты знаешь итальянский? — спросила она и повернулась к Паркинсон, наткнувшись на уже знакомую ухмылку. Всё слизеринцы обзаводились такой способностью, появившись на свет? Или нужно сначала пройти какой-то змеиный экзамен, доказать, что именно ты достоин так кривить рот? — Ещё французский и испанский. Немного эльфийского. — Гермиона, ты себя-то видела? — Джинни указала на неё рукой. — Кости? Грейнджер опустила голову вниз. Её глаза непроизвольно расширились, когда она увидела красные растёкшиеся следы на её теле. Если бы не ультрафиолет, который делал рисунок ярче и светлее, она бы подумала, что вся в крови. — Ключицы, подбородок, даже нос. Каждая косточка. А вот тут, — Джинни указала в середину её груди, — не такие, как у меня — милые и нежные, — показав сердечки на своих руках, Уизли усмехнулась. — Разорванный пополам орган. Годрик, с кем мы общаемся? С конкретно поехавшими ребятками, скажу я вам. Гермиона сглотнула. — А моя спина? Что на ней? Где-то глубоко внутри, Гермиона уже знала ответ. И какой-то части её, — какой-то необъяснимо ревнивой части, — хотелось, чтобы она ошиблась. Они не могли действовать настолько слаженно; настолько едино, будто один и тот же человек, разделённый надвое. — То же самое. Красные следы: позвоночник, ключицы, но есть ещё кое-что. — Пэнси немного повернула Грейнджер к свету, исходящему от летающих мотыльков. — Посередине этого… кровопролития, прости кучеряшка, но выглядит это устрашающе. Посередине цветок или подобие его. Лилия, возможно. С увядшими лепестками. Жуть. Сама Пэнси посмотрела на свои руки и маленькие голубые соцветия на них. На длинных лианах оранжевого цвета распускались мелкие бутоны, усеивая открытые участки кожи. Будто из-под кожи пробивались цветы, показывая красоту, томящуюся внутри. — Ну, я из вас самая красивая, получается. — Мы должны спрятаться, — возбуждённо проговорила Джинни, собираясь прошептать, но вышло слишком громко. — Мы не можем сидеть тут всё время. — Нет! Мы должны бежать дальше, — Пэнси резко обернулась к двери и приложилась ухом. — Вы слышите? Шаги. Вот же блять. Кажется, я сейчас описаюсь. Слишком быстро поднявшись, они стали осматриваться. Зачарованные лампы стали гаснуть, полы портьер и тюли зашевелились, словно от сквозняка. Тени хлынули из стен, заполоняя комнату. — Если мы свернём, пройдя через ту дверь, — Гермиона указала дорогу, — там винтовая лестница, ведущая вниз, на кухню к домовикам. Если пройдём чуть дальше… — она запнулась, забыв о расположении комнат на северо-западе от гостиной. Первый этаж её не интересовал, в общем-то, никогда. Кроме подземелий, она занималась только исследованием второго. Резко открывшаяся дверь не дала им обдумать план действий. Они вновь помчались по единственному озвученному маршруту. Джинни громко крикнула и Гермиона потеряла её руку из своей ладони. — Грейнджер! Пэнси подпрыгнула и отскочила в сторону. Снизу, прямо перед Гермионой появились те же руки существ, что они видели на выходе из гостиной. Одна схватила Джинни за щиколотку, повалила на пол и потащила на выход. Уизли будто парила, не до конца касаясь телом каменной плитки. Значит, у них не было стимула причинять им вреда. Гермиона побежала за подругой обратно, но как только Джинни покинула гостиную, то дверь захлопнулась, а металлическая ручка… — Чёрт возьми! — На ручке появились острые зубы, которые цапнули Гермиону за палец. Она обернулась. — Пэнси! Никого. Темнота закрывала собой обзор, словно на девушке были надеты солнцезащитные очки. — Пэнси? — …Приди и верь в меня…Aviva — Psycho
Шёпот прозвучал за спиной Гермионы. Пронзил насквозь, из-за чего она выпрямилась, стала натянута, как струна. Не раздумывая, она снова побежала. Цепкие лапы теней хватали её за плечи, тянули за штаны. Она так громко ругалась, что позже ей будет стыдно за подобные высказывания. Гермиона наткнулась на высокую дверь, полностью остеклённую. Толкнула и ринулась вперёд, на ходу осматривая помещение. Быстрым шагом она забрела за закуток высокой стены из железных прутьев. Опустив взгляд, она увидела лавочку; села рядом, выглядывая из-за закутка на закрытую дверь. — Чёрт бы вас всех побрал! Лиловые мотыльки парящие сверху опустились ниже, почти заползая в её волосы. Гермиона отмахнулась и, наконец, выдохнула, сосредоточив взгляд на комнате. Она уверена, уверена, что с Паркинсон и Джинни ничего не случилось. Это всё было игрой. Страшной, чёрт возьми, игрой в прятки и догонялки. Уперевшись рукой о деревянную скамью, она медленно поднялась. Гермиона забрела в розарий. На высокой железной стене ранее вились растения, которые теперь висели засохшими плетями. У окон располагались клумбы давно увядших цветов. Она повела плечами, вспомнив о том, что сказала Пэнси, вспомнила об изображении на её спине. Девушка посмотрела в окно, запрокинула голову вверх: дождь барабанил по стеклянному потолку. Кустарники за окнами отбрасывали тени в комнату. Из-за ветра казалось, что они шевелятся. — Жуть какая, — Гермиона подошла ближе к клумбам, заметив, что один из волшебных мотыльков сел за засохший лист цветка, названия которому она не знала. Проведя по нему рукой и потёрев друг о друга подушечки пальцев, девушка одёрнула руку, почувствовав, как безжизненность липнет к её коже. Скрипнула дверь. Гермиона быстро обернулась. Волосы ударили её по лицу. Она смахнула волнистые пряди с глаз, но на входе никого не оказалось. Сердце бешено колотило, внутренности скручивало в узел. Она опустила взгляд: на пыльном полу — следы. Шаг назад. Второй, третий и рывком развернулась, чтобы скрыться в своём укрытии, не думая и не заботясь о том, что слух уловил чей-то смех. Бабочки вспорхнули, осыпая свою пыльцу, она больно ударилась лбом, отскочила и вскрикнула что есть мочи: — Пошёл к чёрту! — крепкие руки обвились вокруг её талии. — Я тебя не боюсь! — она продолжала извиваться в его руках. — Отпусти меня! Отпусти! — Тише, — грудь парня сотрясалась от смеха, — успокойся, Грейнджер. Малфой встряхнул её, будто она ничего не весила. Подхватив Гермиону за талию обеими руками, он поднял её над полом и ещё раз встряхнул. — Посмотри на меня, — позвал Драко, — Всё закончилось. Раздался удар часов, словно они были в нескольких футах от них. — Что это было? — она потянулась, чтобы толкнуть парня в грудь, но её быстро поставили на ноги, из-за чего она на секунду потеряла равновесие. — Вы хоть представляете, что за нами гналось? Кто мог додуматься до подобного?! Малфой не отвечал, смотря на неё сверху вниз и глубоко вдыхая. Бабочка пролетала прямо перед его лицом, освещая и так яркий рисунок тянущийся вдоль щёки. Его словно ножом порезали. Драко сунул руку в карман, достав пачку сигарет. Прикурил, чиркнув кремнем, и выпустил дым в потолок, взглядом осматривая розарий. — Так и будешь молчать? — спросила она, складывая руки на груди, поднимая брови и зная, что он её прекрасно слышал. — Это Хэллоуин, — сказал он, будто это что-то объясняло. — На четвёртом курсе Тео развеял Перуанский порошок мгновенной тьмы в подземельях и впустил пикси, которые разорвали наши вещи, одежду, записи и книги. Только представь себе, каково это, когда мелкие твари кусают тебя по всему телу в темноте, и ты ничего не можешь сделать. Это обычная проделка, которая дала нам возможность взбодриться. Чушь собачья! Гермиона не поверила ни единому его слову. Это должно было иметь смысл. Мерлин, она терпеть не могла «Призрака». Единственный роман, который показался ей такой несуразицей, написанный будто инфантильным подростком. Пока Драко говорил, свет постепенно сменялся. Ультрафиолет тускнел, а канделябры на стенах медленно загорались. — Что это? — спросила Гермиона и не смогла сдержаться, чтобы не втянуть воздух, пропитанный дымом. — Голубика. Гермиона недоумевающе посмотрела на парня: он покрутил сигарету в руке, прочитав название вкуса. Он всё-таки удивительный идиот, этот Малфой. — Я про это, — мокрая, потная и явно не в лучшем виде, она эмоционально взмахнула руками, всё ещё чувствуя, как гулко стучит сердце в груди. — А, — Малфой в несколько быстрых, но грациозных шагов преодолел расстояние между ними. — Помнишь Турнир Трёх Волшебников? — он промурлыкал слишком сладко. Гермиона не поняла, к чему он клонил, но кивнула. Кивнула несколько раз, из-за пробудившихся мурашек от такого близкого контакта с парнем. — Кажется, что каждый из парней поймал чьё-то сокровище. Его голос понизился на несколько тонов, словно Малфой открыл ей, а может и самому себе, какой-то секрет. Их глаза встретились. Серые, будто низкие грозовые тучи и карие, в которых бурлило негодование, отдавая блеском на радужке. — Почему цветок? — спросила Гермиона. Драко задумался на несколько долгих секунд. — Потому что ты, как эти цветы, Грейнджер, — Малфой подбородком указал на увядшие кустарники, — если не будешь подпитывать себя, то иссохнешь. Им нужна вода, но тебе — нет, — сделав последнюю затяжку, он бросил сигарету на пол и затушил, придавив жёлтым тапочком. — Тебе нужно то, что пробуждает внутренний интерес. Возможно, это даже страх. — говоря это, его глаза странным образом прищурились; она увидели в них озорство и удовлетворение. — Любопытство, граничащее с опасностью. Ты, как лилия, впитываешь в себя всё: воду, кровь, грязь… всё, лишь бы чувствовать наполненность. Лишь бы ощутить. Зависимость, кудряшка. — озвучил, будто поставил диагноз. — Мы все здесь от чего-то зависимы. Восстановившееся освещение позволило взглянуть на розарий свежим взглядом. Потрескавшийся пол, сухие ветки плющей и вьющихся растений украшали стены, окна и металлические арки. Только лавочка оказалась чистой, словно в этом месте прибирались. Гермиона не понимала, что именно вело её в этом направлении. Она просто хотела узнать, хотела спросить и впитать в себя ответ, который должен сорваться с губ, которые так редко не изгибались в ухмылке. — Ты тоже зависим? — Да. Незамедлительно и остро, как раскат грома. — Что ж тогда, полагаю, нам придётся побороться за звание первого места зависимых, Малфой. Его глаза странным образом сверкнули, словно стали ещё ярче. Что-то мелькнуло и за его спиной, будто остатки теней прятались по углам, отдавая место свету. — О, я надеюсь, что ты не прекратишь бороться, Грейнджер, — он рукой указал на выход, — кое-кто хочет проводить тебя. Обернувшись, она увидела Нотта, прислонившегося к косяку стеклянной двери. Его руки свободно сложены на груди, пальцами правой он держал сигарету возле губ. Делая затяжку, Тео смотрел на двоих людей, наклонив голову к плечу. Его мысли блуждали в голове с баснословной скоростью. Тео не понимал, что больше его вводило в недоумение: то, что он ожидал, что Малфой, наклонившийся слишком низко к Грейнджер, сделает то, что читалось в его глазах, — попробует. Или то, что Тео сам ждал этого, желая узнать, какие чувства захлестнут друга. Ему хотелось увидеть, удовлетворить извращенное чувство, сказать: я не один такой. Он не хотел быть один. Не хотел чувствовать это, не поделившись с самым близким из людей. Но ещё больше Тео желал, чтобы и Драко стал порабощен странным влиянием Гермионы. Они привили друг другу привычки, о которых впоследствии могли слишком сильно пожалеть. Привычки не врать, не скрываться, делиться всем: горем, страхом, радостью. А желать затащить во тьму самую светлую из девушек, которую только Тео знал, могло повлечь за собой вагон горести, разбавленный слезами, по́том и кровью.