Тайны убежища лжецов

      После пробуждения, действительно хорошего пробуждения, у Драко не возникло ни одного вопроса по поводу произошедшего накануне вечером.       Ощущая тёплые капли, разбивающиеся о спину, Драко вел бритву, огибая острый подбородок, когда его привлекла розовая отметина, находящаяся над ключицей. Совсем крохотное пятно, но с явным отпечатком зубов. Он провел по ней пальцами, поймав нижнюю губу зубами, и сморгнул тяжелые капли воды, застывшие на ресницах.       У него снова не возникло вопросов.       Сидя на балконе, наслаждаясь прохладой, ласкающей нагие стопы, и наблюдая за Тео, укутавшимся в плед так, что торчали лишь красный кончик носа, прихваченный морозом, тёмные волосы и сигарета между губ — у Драко снова не возникло вопросов, а только желание протянуть руку и смахнуть кудри, падающие Нотту на глаза.       Услышав тихий стук, за которым последовал звук открывающейся двери, они синхронно обернулись и увидели робко улыбающуюся Грейнджер. Драко предложил ей занять своё место, поняв, что если он этого не сделает, то поднимется Тео.       Не спрашивайте. У Драко были причины, чтобы Нотт продолжал сидеть, весь такой сонный, растрёпанный и самозабвенно зевающий.       Поприветствовав Гермиону и облокотившись о перила, Драко слушал нескончаемые предложения о предстоящем дне и работе.       Ему не очень понравилась реакция Тео, когда Грейнджер — случайно или нет — коснулась его руки, потянувшись за пачкой сигарет, чтобы прочитать название.       А Тео не был бы Тео, если бы не стал подшучивать, вгонять её в краску и флиртовать в отместку. Он засветился и, подмигнув ей, провел указательным пальцем, едва касаясь, по тыльной стороне ладони Грейнджер, задевая костяшки.       Драко определённо это не понравилось, но он так любил это Ноттовское свечение, что укол ревности прошел тут же, стоило Тео взглянуть на него, мягко и аккуратно, поднимая один угол губ и хлопая противозаконно пушистыми ресницами.       Вот только если он сам, в основном, смотрел на Тео, а Тео на Грейнджер, то сама Гермиона смотрела на них обоих. Разговаривала с ними, задавала вопросы им. Будто она думала, что у них было одно сознание на двоих.       Она глядела на Драко, но спрашивала что-то у Тео; она поворачивалась к Тео, но говорила о том, что должен был знать Драко. Это взаимодействие, эта ненаигранная искренность в её глазах и такое откровенное желание «не спорить, не пререкаться, не ругаться, хоть бы утром, Малфой, пожалуйста», и этот запах апельсинов, который доносил легкий порыв ветра до рецепторов его обоняния…       Он точно знал определение тому, как ощущалось её нахождение здесь.       Ежедневное появление Грейнджер походило на утреннюю сигарету и чашку кофе, на окружающий его запах ягодного дыма, ветра и зелёных листьев. Её появление, это что-то такое, что должно было происходить на постоянной основе.       Это ощущалось так, будто являлось ещё одним самым правильным поворотом сюжета в сценарии его жизни.       Появление Грейнджер стало ощущаться привычно.       И он мог привыкнуть к этому, правда? К раннему тихому стуку в дверь, к её растрёпанным волосам, которые она время от времени собирала то в низкий, то в высокий пучок, по настроению, в зависимости от усталости и, главное, от того, был ли подходящей длины карандаш под рукой, который она вставляла в волосы для фиксации.       Он мог привыкнуть к её задорному: «И тебе доброго утра, Малфой»; к тихому хихиканью, вызванному неозвученными, но понятыми ею шутками Тео. Драко мог привыкнуть видеть их двоих — себя и Грейнджер — собранными, а Тео тяжело стонущим, не желающим просыпаться и шевелиться до последнего. Но Тео так красив после сна, что они оба спускали это ему с рук. Драко уверен, что Грейнджер тоже заметила разницу между бодрствующим Ноттом и таким, каким он представал перед ней с утра. И, возможно, именно этот самый вид заставлял её глаза блестеть, а губы слишком быстро сохнуть.       Он мог привыкнуть к этому теплу, окружающему его с двух сторон.       Драко мог привыкнуть к ведению счёта в своей в голове.       Он, опять же, не задался вопросом, почему у него не возникло желание ощетиниться словам Тео:       Посмотри на неё.       посмотри, посмотри, посмотри       Драко просто делал так, как ему сказал человек, доверие к которому было безграничным.       Первое:       Грейнджер — горела.       И Драко знал разницу с тем, другим теплом, потому что Тео — грел.       Он знал разницу и сейчас она была важна.       Драко понял, что она горит, когда обратил внимание на её щёки, пылающие не от мороза и ноябрьского ветра, с которого Гермиона вошла в поместье.       Она горела — буквально.              Слишком инициативная. Слишком идейная. Слишком эмоциональная.       И слишком заполняющая собой пространство. Она говорила звонко, привлекала к себе внимание. Она всегда вскрикивала «ах!» — слишком громко, когда натыкалась на что-то до нелепости обыденное, как казалось Драко и Тео, но Грейнджер, в свою очередь, не упускала возможности доказывать им обратное, эмоционально жестикулируя и трясясь над какой-нибудь книгой, в которую тыкала пальцем.       Драко прежде не встречал людей, которых впечатляли вещи, на которые он бы никогда не обратил особого внимания. Но она так радовалась мелочам, что и сам он против воли стал видеть в её находках нечто новое и уникальное.       Второе откровение, настигнувшее Драко этим утром, совсем его не позабавило.              Грейнджер до ужаса злопамятная.       Драко, конечно, всегда подозревал, что Гермиона Грейнджер та ещё стерва, но никогда бы не подумал, что эта ведьма такая мстительная. Он осознал это, опять же, только потому, что её лицо было таким же открытым, как и у Тео.       Когда Гиби подал им кофе и напомнил Драко о приёме лекарств, из-за которых он едва не подавился, когда услышал, как Грейнджер демонстративно фыркнула и, смотря прямо на Драко, придвинула свою чашку Тео, стоило тому протянуть руку. Для чего? Для того, чтобы он избавился от пузырьков на поверхности, пока сама Грейнджер разделяла засахаренные перья по двум пиалам.       Для себя и Тео.       Драко она не предложила даже попробовать.       Плевать, что он не ел сладкое. Это просто, блять, ужасно невоспитанно с её стороны.       Он с трудом переживал неприятные ощущения в горле, после того как ему наконец удалось проглотить несколько капсул. И единственным утешением была ладонь Тео на его спине, поглаживающая вверх-вниз. Возможно, это выглядело немного жалко, но чёрт возьми! Драко нуждался в утешении, после того, как впихнул в себя это дерьмо, и, как он думал, сейчас он заслуживал грёбанных перьев!       Грейнджер — Драко никогда не сомневался — именно из того типа людей, которые всегда будут предлагать. Не упустят возможности показать свою гостеприимность. Из-за вежливости и всё такое. Но нет. Он остался без угощения за то, что не смог сдержаться и чересчур слегка смеялся, когда впервые увидел то, что она делала со своим напитком.       Третье, что он записал в свой выдуманный список:       Грейнджер отходчива, лояльна и мило морщит нос, когда смущается.       Уже спустя несколько минут тишины и выпитой чашки согревающего кофе, она искренне улыбалась и спрашивала о том, как скоро Драко сможет присоединиться к ним в библиотеке. Словно ничего и не было. Он бы заострил на этом внимание, но дело в том, что в его голове снова не возникло вопросов.              Когда Драко сжал плечо Тео, дав понять, что уходит, друг подмигнул ему и послал звучный воздушный поцелуй. Драко ухмыльнулся, не сводя с Тео взгляда, а Грейнджер покраснела и сглотнула, опустив голову и крутя пустую чашку в руках, будто бы на дне она резко обнаружила что-то, что могло перевернуть её мировоззрение.       Это показалась ему слишком очаровательным.       На следующий день Драко попросит Гиби застеклить балкон и они вместе с Тео сделают его уютнее и просторнее.              На следующий день на их балконе появится третий стул, на спинке которого будет висеть чёрная толстовка с оранжевой молнией. Она будет пахнуть цитрусами, а на одном из шнурков останется пятнышко крови, от которого никто из них не захочет избавиться.       На следующий день Драко не сможет смотреть на Грейнджер без накатывающей волнами, словно цунами, вины.

***

      Когда-то Драко услышал фразу: «секс, хорошая еда и полноценный сон решают большинство проблем, которые кажутся катастрофой на первый взгляд».       Тогда же Драко понял, что это худшее, что он когда-либо слышал. Он не мог с точностью сказать, кто был тем человеком, который так отчаянно хотел его наебать, но чутьё подкидывало образ итальянца-мулата с незакрывающимся ртом.       Что ж, на самом деле, Драко не держал обиды на Блейза, потому, что сейчас, сидя в кабинете ЛеБлана, всё, о чём он мог думать — ему хорошо.       Хорошо не в смысле хорошо, потому что накануне он занимался сексом, выпил и, возможно, спал самым лучшим сном за последние месяцы, если не годы, а хорошо, как глоток свободы; хорошо, как наступление сумерек; хорошо, как полёт на рассвете; хорошо, как легко.       Легко дышать, легко думать, легко не сдерживать губы, норовящие расплыться в улыбке, когда воспоминания прошлой ночи плавными и тёплыми приливами охватывали его сознание, заставляя забывать о том, где он находился. Легко принимать трепетные удары сердца, когда он представлял, как пройдёт сегодняшний день.       И теперь Драко на самом деле мог провести параллель со словами Блейза, и признать, что толика правды в них была.       Если бы Тео находился здесь, наверное, он бы сказал, что дело в правильном человеке, с которым ты разделяешь эти три действа.       А могло быть и так: Драко легко, потому что он, наконец, позволил себе ослабить щиты, сдерживающие его сердце и мысли в бронзовой клетке.       Именно поэтому он смотрел на Мика, затягиваясь сигаретой, и обдумывал, как ему поступить.       Ощущая, как дым с привкусом лесных ягод и ментола опускался по горлу, Драко сказал Микаэлю первое, что, по его мнению, могло задать тон их беседе, после слишком длительного молчания, тянущегося месяцами.       Возможно, позже он пожалеет об этом, но сейчас у него было как минимум два повода сделать то, что он собирался сделать.       Во-первых: ему действительно необходимо в библиотеку. Его ждали Грейнджер и Тео, само собой. Они проговорили об этом всё утро, и Драко видел, как сильно ведьма нервничала, хоть и пыталась скрыть это, перебегая с одной темы на другую. Драко понимал, что чем раньше они закончат, тем скорее поймут, в каком направлении двигаться дальше и стоит ли Гермионе прибегать к более серьёзным действиям. Например к таким, как приобщение к делу по проклятию третьих лиц.       Драко это не понравилось.       Поймите его правильно — совсем недавно он был в Азкабане. Один. Недели и месяцы в одиночестве. А после всё так быстро закрутилось: он воссоединился с друзьями, пытался осознать, что в его маленьком кругу появились люди, которым он не доверял, которых он вообще не знал. И сейчас, когда он вроде бы как двигался к точке спокойствия, ему не хотелось подпускать так близко ещё какого-то постороннего человека.       Ему не хотелось подпускать незнакомца к тому, к чему он сам только начал постепенно привыкать.       Тео что-то сломал в нём, видимо. Или его слова воздействовали на Драко каким-то искажённым образом. Потому что Нотт просил быть менее эгоистичным, но Драко солгал бы, если бы сказал, что он не такой и им движет далеко не это низменное желание.       Расширить границы эгоизма, затаскивая в свой круг жадности ещё одного человека, и избавиться от эгоизма до охерения разные вещи, размышлял он про себя, но быстро отбросил эту мысль. Сейчас не время в этом разбираться.              Возможно, когда-нибудь он научится делиться, но сейчас принимайте его таким, какой он есть.              Во-вторых: он пообещал Тео. Лояльность Драко распространялась не только на предложение Вилмара усилить его терапию магловскими лекарствами, но и общение с Микаэлем тоже входило в это обещание. Конечно, он не был до конца уверен, что «беседа» помогла бы ему, сделала бы его открытым или, что ещё более нелепо, помогла бы ему осознать, что вокруг не так много угрозы, как он думал.       Но он мог дать шанс ЛеБлану попытаться.       По крайней мере, это должно было быть весело: наблюдать за попытками Мика поменять что-то там в его голове посредством психологии.       — Предлагаю сделку, — сказал Драко и, затянувшись, посмотрел на парня, сидящего напротив.       Некоторое время Микаэль вообще не двигался. Казалось, он Драко даже не услышал, но спустя секунды его взгляд оторвался от раскрытой папки, которую он просматривал. Глаза Мика буквально светились, словно в какой-то момент он понял, что наступило Рождественское утро.       — Слушаю, — не заставив себя долго ждать, он закрыл папку с документами и отложил её на столик, расположенный между креслами.       — Мне нужно идти, как ты, естественно, знаешь, — Драко повёл кистью с зажатой между средним и указательным пальцем наполовину выкуренной сигаретой. — Грейнджер нужно подготовиться и я, как неотъемлемая часть процесса, обязан присутствовать там. Если ты окажешь услугу и отпустишь меня, на следующем сеансе мы… поговорим?       — Это логично, — протянул Мика, кивая, но игнорируя последнее предложение Драко.       ЛеБлан умел создать впечатление человека, который будто бы совершенно не вовлечён в процесс, но всегда готов раскрыть объятия, если был нужен. Только дайте повод. Он улыбался, показывал себя открытым, готовым слушать и слышать, но что они знали о нём?       Сын заместителя министерства Франции, который учился в Шармбатоне, и окончил школу с отличием. Как-то он обмолвился Пэнс, что его maman из Шотландии, отсюда и знание английского на уровне разговорного. Он странным образом завалил один из экзаменов в медицинской академии, а после они с семьёй переехали в Англию. В Мунго Мика проработал несколько лет, прежде чем оказаться здесь.       Он обожал трепаться. Обожал слушать. Иногда он вёл себя так, будто они знакомы целую вечность, а спустя некоторое время его заставали отрешённым, что приводило в ступор, потому что он позиционировал себя как счастливого мороженщика.       Микаэль ЛеБлан — ещё одна загадка этого места. Ещё одна тайна, покрытая толстым слоем недосказанности и секретов.       С момента начала их сеансов прошло так много времени и так много поменялось, что Драко уже и не помнил, как именно они пришли к той стадии, когда он просто приходил в этот кабинет, садился напротив Мика, и они проводили несколько часов в тишине.       Микаэль никогда не давил на него, не заводил разговор первым, а когда делал это, словно чувствовал, что Драко не против вести диалог. Поэтому Драко никогда не злился. Скорее он даже немного завидовал этому невидимому датчику определения настроения других людей. Практически всегда это были односторонние разговоры, вроде: «Сегодня на ужин ризотто»; «Я купил масло пачули и я рад, что у волшебников нет аллергии, потому что оно невероятно пахнет в кабинете»; «Погода настолько отвратительная, что хочется залезть в горящий камин»; «Я давно не был в Косом переулке. Тебе что-то нужно? Сделай заметку и оставь на столе, как будешь уходить».       Драко привык смотреть на лица людей, подмечать изменения во взгляде и жестах. Вините во всём тяжёлое детство. Когда-то давно ему приходилось разбирать по губам, глазам, рукам и считать количество пульсаций вены на шее Тео, чтобы понять, о чём он думал, не отвечая, не идя на контакт и не позволяя прикасаться или хотя бы приблизиться.       Так и у Микаэля Драко нашёл одну выделяющуюся особенность: когда ямочка посередине подбородка углублялась, Малфой понимал, что сейчас Мика скажет что-то, что заставит его либо страшно разозлиться, либо это очень привлечёт его внимание.       — Встречное предложение.       Хорошо.       Драко точно не разозлился.       — Ты такой азартный, ЛеБлан.       Мика пожал плечами, расслабляясь в кресле, чувствуя, что ему, наконец, на горизонте засветило зелёным. Он искренне улыбнулся, сверкнув жемчужными зубами, будто находился в ожидании подобного момента целую вечность.       Драко не считал себя увлекательным экземпляром. Ему нечего было рассказать о себе, чего бы Микаэль или Кадмус ни знали. Поэтому он не понимал такого откровенного возбуждения, которое отпечаталось на лице парня.       — Какой есть, — ответил Мика, — разве это плохо — быть азартным?       — Разве это не противоречит вашей этике целителей? — Драко последний раз затянулся и наклонился к столу, чтобы затушить сигарету. — Или ты, наконец, решил нарушить правила ради таких сложных, — он поднял одну руку вверх и согнул пальцы, изображая кавычки, — пациентов?       Драко вызывающе дернул бровью, понимая, что сделал намёк, касающийся не только их деловых взаимоотношений, но и его общения с Пэнси, которую Мика слишком долго пытался разговорить.       — А что ты мне ещё предлагаешь делать? — Микаэль не стушевался, а наоборот, подался вперёд, словно пытался лучше донести свои слова. — Я в восторге от наших встреч, правда. В них есть свой шарм, своя эстетичность. Но, пойми меня правильно, — он послал Драко ещё одну улыбку, но с лёгким оттенком грусти, — я не могу отказаться от подобного предложения после месяцев затишья. Я всё-таки в первую очередь тот док, который любит ушами. Это было бы поистине непростительно — не воспользоваться тем, что ты сам мне предлагаешь.       Хорошо, подумал Драко. Это вполне справедливо и честно.       — Чего ты хочешь? — без обиды уточнил он и, поднявшись с кресла, направился к подоконнику, на котором стояли заранее приготовленные кофейник и сладости.       Ладно, снисходительно ухмыльнулся Драко, возможно, Мика заслужил один плюс за то, что подходил к каждой их встрече с особым трепетом, делая сеансы не такими мучительными, потому что в кофейнике всегда был налит любимый сорт кофе Драко.       Он слишком наблюдательный, не будь наивным. Наблюдательные люди определение слова «опасные», — тихо шепнуло ему подсознание, прерывая идиллию.       И вот же, блять. Драко вспомнил, как на самом деле сильно его раздражал ЛеБлан своей дотошностью, своим кофе, своим печеньем и чрезмерным проявлением дружелюбности.       Проклятье.       — Давай начнём с малого, — услышал он за своей спиной, наливая кофе во вторую чашку. Не спешите недоумевать. Драко воспитала Нарцисса Малфой. Он был слишком вежлив для того, чтобы пить кофе в одиночестве, когда в комнате находился ещё один человек. — Я хочу, чтобы ты подумал и рассказал мне о пяти неожиданных мыслях, посетивших тебя за… скажем, за последние две недели.       Драко поставил на столик чашку, отмахнулся от «спасибо» и сел обратно в кресло. Пока он обдумывал слова Мика снова заговорил:       — Это не обязательно делать сегодня, Драко. Мы можем оставить это на завтра, что скажешь? Сейчас, если ты действительно этого хочешь, мы можем просто поболтать. Можем обсудить границы, например.       Драко не знал, что ответить.       Он понимал, что Микаэль не пытался таким образом стелиться перед ним. Он делал это потому, что мог думать, что Драко закроется. Может, он считал себя слишком навязчивым, если судить по тому, как он то и дело закусывал губу и каждый раз посматривал на Драко, будто тот был запуганным щеночком, которого били по выходным и кормили лишь по праздникам.       Горячий напиток обжигал язык, и это впервые не помогало прийти в себя. Всё потому, что первая мысль, пришедшая в голову Драко, это то, как часто он думал о смерти в последнее время, как часто его посещала мысль о том, что эта блядь рядом, что она буквально царапала его спину и облизывала шершавым языком номер заключения, выбитый на его шее.       Он чувствовал себя уязвимо. Его не волновало мнение человека напротив, его беспокоило то, какие последствия могли возникнуть, если он скажет о том, что сидело в его голове. Прямо. Не утаивая. Не закрываясь.        Никогда прежде он не говорил никому о настолько глубоко спрятанных эмоциях. Только Тео. И Тео ни в какое сравнение не шёл с ЛеБланом.       Прежде чем огласить свои мысли, взгляд Драко упал на записную книгу, которая лежала на столе перед Микаэлем.       — Я не хочу, чтобы ты записывал.       — Хорошо, — мгновенно согласился он. — Я не буду.       — Отлично.       — Итак, — Мика поставил чашку на стол и, скрестив между собой пальцы, положил руки на бёдра, сосредоточив всё внимание на Драко, — пять мыслей, которые заставили тебя думать. Из-за которых ты что-то чувствовал. Давай начнём с одной, хорошо? Поначалу это может показаться тебе не совсем разумным, логичным и даже нелепым. В этом и суть. Ты должен почувствовать, что можешь доверять мне. Ты ни в коем случае не должен ощущать давления и, если это происходит сейчас, ты можешь сказать мне…       — Я боюсь умереть.       Слова вырвались из Драко подобно грому, разбив резким звучанием монотонный диалог Микаэля.       Что-то тяжёлое, что-то невыносимое, то, что способно прогнуть Драко, стало ощутимо злее в районе его шейных позвонков. Оно сжало его шею так сильно, что ему пришлось опустить подбородок из-за вспыхнувшей ментальной боли.       Ком печали, гнева, горести, страха, невыплаканной скорби, отчаяния — всё это сдавливало его оковами, утаскивало куда-то, где воздух сжимался, а кислород превращался в яд, который разъедал горло.       — Я боюсь смерти, — зажмурился он. — Мне ебать, как страшно, ЛеБлан. Я… я не понимаю… не понимаю почему, ладно? Она как будто окружает меня. Всегда рядом, рыщет своим блядским носом, вынюхивает и поджидает. И я просто не понимаю — почему. Я не одинок и у меня есть то, о чём многие только мечтают. У меня есть друзья, которые любят меня. Искренне любят. У меня есть место, в которое я могу вернуться и почувствовать себя комфортно и ощутить тепло. Просто, это всё — я. Я, которому нужен этот холод, чтобы прийти в себя. Я, которому нужно напоминание, болезненное напоминание о том, что это всё не грёбаный сон. Это всё происходит, потому что я притягиваю её. И мне всегда казалось, что я сильный, казалось, что я смогу защитить их, ведь я Малфой, твою мать, — он выплюнул свою фамилию, словно одно её произношение отравляло пространство вокруг.       Драко прервался. Он даже не осознавал, что говорил едва слышно, почти шептал, будто думал, что его могли подслушать.       — Мне кажется, что я могу всё и ничего одновременно. Мне кажется… я думаю, что мои руки способны только разрушать, ломать, потому что то, что кружит вокруг меня — протискивается и уничтожает выстроенный купол, сделанный из безвозмездного тепла. Она разрушает всё хорошее моими руками. Заставляет сомневаться и искать подвох там, в чём другой человек побоялся бы даже усомниться. И это всё, всё, блять, вокруг меня. Всё, во что я пытаюсь поверить, в один момент станет грёбанной катастрофой. Всё сломается потому, что она поджидает, когда я оступлюсь. И, не то, чтобы я раньше не боялся, но я ждал. Ты понимаешь? Парадокс в том, что я молил о смерти. Я так сильно хотел, чтобы это прекратилось, чтобы всё закончилось, нахуй, как однажды, когда со мной провернули подобный трюк. Но теперь? Ох, блять, — его зубы заскрипели от того, с какой силой он сжал челюсть, — теперь я боюсь и мне хочется обвинить в своём страхе всех и каждого, потому что я не знаю, из чего именно он состоит. Ему нет обоснования, есть просто… — он прижал кулак к середине груди, вдавливая, показывая, — есть это чувство. Чувство надвигающейся катастрофы. Есть ощущение того, что я потеряю всех, кто мне дорог. Я так боюсь за них, что готов душу, блять, продать, для того, чтобы их обезопасить. Только не знаю кому. Я не знаю… не знаю этому названия. Объяснения нет. Его просто нет и это дерьмо разрывает мою голову на части.       Когда Драко закончил, он ощутил, как его тело будто преобразовалось в желе и начало проваливаться в кресло. У него вспотели ладони, а сердце колотилось о рёбра невозможно быстро. Кольцо, висевшее на шее, раскалилось и обжигало кожу, натянутую на рёбра. Казалось, он даже не дышал всё время, пока слова, будто пули, вылетали из него.       Ни одной своей частью Драко не подумал о том, что сказал слишком много, сказал множество лишних вещей. Он знал, что это звучало слишком жалко. До омерзения жалко. Можно было подумать, что он и правда достоин чего-то наподобие сочувствия.       Ёбаный бред.       Когда Микаэль заговорил, его тон был таким аккуратным, что у Драко внутри завибрировало чувство отвращения к себе.       — У всего есть название, Драко, — Драко покачал головой в неверии. — Даже у такого явления, как запах земли после дождя есть название. Неужели ты думаешь, что мы не сможем разобраться с тем, что происходит с тобой, и дать этому название?       Драко и правда думал, что у них ничего не выйдет. Какое-то время он считал, что с ним охренеть как что-то не так. Потом он думал, что это происходит из-за того, что он снова оказался здесь, в этом месте. После он стал видеть и слышать то, чего не должен.       Вероятно, он и правда сумасшедший. Вероятно, именно поэтому ни одна терапия, применяемая Кадмусом, не работала с ним. Только с ним.       Вероятно, всё дело в Драко.       Всегда дело в Драко.       — Бояться смерти — нормально, — продолжил Мика тем тоном, которым объясняют детям, что нужно держаться подальше от докси. — Именно смерть заставляет нас любить жизнь. Бояться столкнуться лицом к лицу со своими страхами это самая естественная вещь в жизни человека. Могу я задать тебе вопрос? — Мика дождался, пока Драко подаст хоть какой-то знак, что он не против продолжения. — Ты сказал, что она окружает тебя. Ты говорил о смерти, как о воплощении кого-то, у кого есть определённая личина. Ты хочешь понять, что именно толкает тебя на подобные мысли?       Драко нахмурился.       — Я не знаю. Да. Нет. Возможно, но… просто дай мне… не сейчас, — почувствовав уже привычную нарастающую боль в висках, Драко сжал пальцами переносицу и крепко зажмурился.       — Хорошо. Хорошо, ты можешь… мы можем не говорить об этом. Знаешь, — Мика стал говорить немного тише и внимательно следить за его физическим состоянием, — в любом случае я могу отметить, что ты, как бы это сказать правильно, спокоен? Я не ожидал, не буду врать, я совершенно не ждал от тебя… откровенности. Я хочу быть искренним с тобой, потому что ты смелый, Драко. Нужно быть действительно смелым для того, чтобы позволить чужому человеку услышать и увидеть такие личные, возможно, интимные подробности внутреннего состояния. Я ни в коем случае не жалуюсь, — поспешил он заверить, — но не могу не спросить. Ты… ты в порядке? Ты комфортно себя чувствуешь?       — Моя голова, — Драко повёл подбородком из стороны в сторону, пытаясь найти хоть какую-то точку опоры, пусть и невидимую, где бы ему стало легче. — Будто у меня на макушке сидит дятел и долбит прямо в середину.       — Это адреналин, — с умным видом стал пояснять Мика. — В отличие от эмоций, которые ты способен обуздать и контролировать, гормон адреналина, вырабатываемый нервной системой, подавить невозможно. Триггером обычно и служат такие чувства, как страх или злость, то есть стрессовая ситуация. Из-за выброса адреналина сужаются сосуды, а после как раз таки могут возникнуть такие проблемы, как головная боль…       — Заткнись уже, ради всего святого, ЛеБлан, — закатил глаза Драко и похлопал себя по карманам, наткнувшись в одном на пачку, а в другом на продолговатый предмет. Достав сигареты, он прикурил и положил их на стол вместе с зажигалкой.       — Что? Это правда. И это интересно.       — Задротам это интересно.       Мика громко фыркнул.       — Не будь таким злым.       — Мерлин, — Драко выпустил прозрачный дым в потолок и опустил голову, взглянув впервые на парня после того, как закончил свою речь. — Ты допустил ошибку, когда сам стал с нами фамильярничать. Ты ведь понимаешь, что никто здесь не видит в тебе крутого-блять-его-нужно-бояться-и-слушаться целителя?       — Ага, — казалось, это замечание его только порадовало. Микаэль широко улыбнулся, принимая слова Драко совершенно не такими, какими он хотел их донести. — Всё потому, что мы друзья. И я здесь не только для того, чтобы помочь, хотя это и в первую очередь, но и для того, чтобы быть вам другом.       — Ага, — скопировав его тон, повторил Драко. — Залезть под блузку одному из своих пациентов высшая степень проявления дружелюбия, да?       Мика открыл рот, но тут же крепко сжал губы, словно не мог подобрать правильных слов. И Драко уже хотел было запустить в него пепельницу, потому что не такой реакции он ожидал. Пэнси заслуживала лучшего, а не парня, который на прямое оскорбление её чести промолчит.       Не прошло и секунды, как глаза ЛеБлана загорелись, сверкнув предупредительными бликами.       Драко впервые видел Мика таким — таким, что казалось, он готов начать убивать без раздумий. А в следующее мгновение Драко выронил сигарету, ощутив сотни пронзающих уколов в зоне лодыжек и громко выругался.       — Блять! Уф-ф… — у него пальцы на ногах поджались из-за резко нахлынувшего жжения. Ноги будто стая пчёл облепила, которые стали кусаться по команде. — Какого чёрта ты делаешь!       Покраснения на его коже стопроцентно принадлежало жалящему заклятию. Слабому, но чертовски ощутимому.       — Стой, подожди. — Микаэль поднялся и подошёл к шкафу, — отвернись, ладно? Или… или просто не смотри. Мне нужна магия.       Драко не смотрел. Ему вообще не было дела до того, что он там планировал делать. Может, ЛеБлан хотел его проклясть? Ну, ладно. Драко заслужил на самом деле, потому что, если бы кто-то сказал подобное о Пэнс, Драко убил бы этого человека на месте. По меньшей мере, выбил бы зубы.       Спустя короткий промежуток времени пятна на его ногах стали исчезать, а боль почти сошла на нет. Когда Драко опустил брюки назад, то почувствовал ещё один укол жжения. Слабее, но всё же это было неприятно.       — Ты серьёзно? — зашипел он. — Снова?       — Оу, — Микаэль наиграно прижал ладонь к щеке и заморгал, будто бы сожалел. Когда Драко поднял на него взгляд, парень уже сидел в кресле. — За это я не буду извиняться, потому что ты ужасно, просто ужасно злой человек, раз позволяешь себе говорить про свою подругу такие отвратительные вещи. Насколько я могу судить, лучшую подругу и единственную девушку, которая могла бы доверить тебе собственную жизнь.       Драко оценивающе оглядел ЛеБлана с ног до головы. Он был так уверен в своих словах. Он так разозлился из-за Пэнси, что его магия не выдержала и ужалила Драко.       И если что-то могло произвести на Малфоя впечатление, то Микаэль с этим справился на отлично, заслужив ещё один плюс.       И вообще, подумал Драко, пора прекращать вести подсчет в своей голове. Это нельзя сравнить с нормальностью, к которой он вроде как стремился.       — За первый раз извини, конечно. Не скажу, что не хотел сделать тебе больно, но я всё-таки целитель с высшим образованием, а не садист, но ты всё равно заслужил, так что…       — Я всегда думал, что те, кто работают на пятом этаже не совсем нормальные .— оборвал его Драко, освобождая от придумывания нелепых оправданий.       Микаэль усмехнулся.       — Из твоих уст это звучит, как комплимент.       Драко хотел съязвить в ответ, но его отвлёк яркий голубовато-серый цвет, медленно заплывающий в окно кабинета.       Перед Микаэлем остановилось существо, похожее на ящерицу. Это был самый странный патронус, который вообще мог существовать. Рука Драко зависала над пачкой сигарет, когда зверек посмотрел на него и, заговорив мягким мужским голосом по-французски, обратился к Микаэлю.       — Chéri, tu viens dîner? Ta tante Mathilde a commandé une clé de port pour l’Angleterre, maman espère que tu l’aideras à faire face à cette femme insupportable. [Дорогой, ты присоединишься к нам за ужином? Твоя тётя Матильда заказала порт-ключ в Англию, мама надеется, что ты поможешь ей справиться с этой невыносимой женщиной.]       Драко мог поклясться, что увидел, как у Мика дым повалил из ушей.       — Malédiction! Il n'y a pas de repos ni en France ni en Angleterre! Pour quels péchés le Seigneur a-t-il envoyé cette femme dans ma famille? [Проклятье! Нет покоя ни во Франции, ни в Англии! За какие грехи, господи, ты, послал эту женщину в мою семью?]       Пока Мика продолжал ругаться и поливать словами, за которые Драко получал по губам в детстве, зверёк-существо-ящерица медленно плавало по воздуху, перебирая тонкими пальцами на четырёх лапках.       Драко нахмурился. Он точно знал, что это такое, но как ни старался, не мог вспомнить. Когда ящерица — он решил, что про себя будет звать это так — повернулась и снова уставилась на Драко, он увидел, как из её головы появились рожки, которые были словно рваные по краям.       — Как ты можешь быть патронусом? — спросил он, вспомнив название ящерицы. От чёртовой улыбки аксолотля Драко покрылся мурашками. Вальяжно вильнув хвостом, аксолотль ринулся к окну и полностью исчез, не успев скрыться за шторой. — ЛеБлан! — рявкнул он, когда понял, что парень совершенно забылся и теперь без умолку бубнил что-то себе под нос.       — Permets? — Мика резко указал рукой на сигареты Драко. Тот молча кивнул, всё ещё пребывая в лёгком недоумении. Прикурив, Микаэль взглянул на него и его брови вызывающе приподнялись. — Всё в порядке?       В порядке?       — Чей это патронус? — Драко наплевал на то, что это могло быть слишком личным. Он до сих пор был под впечатлением, так что не судите его за интерес.       И видеть Микаэля курящим ужасно непривычно. На лице Драко появилось выражение, которое можно было описать, как «это такое фу».       Мика закатил глаза, затягиваясь и морщась, словно съел что-то противное.       — Ты забываешь, что я вырос во Франции. Моя бабуля, благослови господь её прекрасную душу, курила всю жизнь. У моей maman всегда лежала пачка Vogue с ментолом в сумке, который я подворовывал. А под запах Marlboro, доносящийся с балкона родителей в открытые окна моей спальни, этажам ниже, я засыпал. Поэтому, когда я немного нервничаю, могу выкурить одну другую, но это, — Мика покрутил сигарету между пальцев, — merde. Никогда не понимал толка в волшебных сигаретах.       — Почему с тобой говорил аксолотль? Разве такое вообще возможно? Разве может быть патронус существом, который… неразумен? Совершенно неразумен. — уточнил он.       Дайте уже кто-нибудь Драко награду с гравировкой: «Самый тактичный человек десятилетия, блять», он поставит её на полку, рядом с той, на которой будет нацарапано: «За жадность, порочность и секс с лучшими друзьями».       Микаэль некоторое время смотрел на него, будто это Драко здесь был самым неразумным существом, а через мгновение громко рассмеялся, его смех был похож на перезвон колокольчиков.       — Если бы он мог, то укусил бы тебя за подобное оскорбление, — хихикая, он вытер левый глаз тыльной стороной ладони от скатившейся слезы. — Это патронус моего отца.       — Он улыбался мне. И это чертовски, блять, жутко выглядело. Словно на меня смотрела ящерица, но с рогами, как у уменьшенной версии дракона.       — Ну, — Мика пожал плечами, — они всегда улыбаются и всем. Не считай себя особенным. Аксолотли те же самые аквариумные рыбки, только слишком милые и плотоядные. И скорее, он больше похож на тритона, нежели на ящерицу.       Драко хмыкнул, опустив взгляд на своё предплечье.       Он знал форму своего патронуса. И слишком давно его не видел. Он помнил воспоминание, благодаря которому впервые увидел невероятное голубое сияние, которое окутывало будто самим теплом.       Возможно, когда-нибудь он снова сможет взглянуть на эту магию, словно живую и способную ответить на любой вопрос.       — А у тебя кто? — не успев себя остановить, спросил он. Драко знал, что форма патронуса это олицетворение человека. Именно поэтому он счёл аксолотля странным. — Морской конёк или, может, звезда? — добавил он, скрывая искренний интерес за смешком.       Улыбка Микаэля стала мягкой, а щёки приобрели розоватый оттенок. Он сделал две быстрые затяжки и затушил сигарету в пепельнице.       — У моей мамы морской конёк. У меня… ну, я не выходец морей, — тише добавил он, будто смущался собственного признания. — Мой патронус — Южно-Американская альпака.       — Мини-верблюд? — Драко ухмыльнулся, а Мика кивнул. — Никогда не видел. Не верблюдов. Их — да. В Египте, на семейном отдыхе. Много лет назад.       Микаэль поднялся с кресла и подошёл к напольному шкафу, где, как думал Драко, лежала его палочка.       Положив руку на полку, парень посмотрел на Драко и на его лице появилось такое выражение, словно он сейчас достанет мешок с подарками от Санты.       — Хочешь, покажу?       Когда-нибудь, намного позже, Драко будет вспоминать этот день и думать, что было бы, если бы они заговорили раньше?       Что было бы, будь Драко смелее? Скольких событий они могли избежать, если бы Драко шире раскрыл глаза и увидел?

***

Tim Barton — Personal Jesus

      Только открывая дверь в библиотеку, Драко понял, что людей там находилось больше, чем обычно. Когда он вошёл, то обомлел от увиденного, или, точнее сказать, он мог бы удивиться, если бы у него имелись силы и желание. Первое, что попалось ему на глаза это Грейнджер, которая, опрокинула рокс, наполненный янтарной жидкостью на два пальца, и даже не поморщилась.       На диване сидел Блейз, рядом с ним Пэнс и поза последней не внушала доверия: свесив голову с дивана, она закинула ноги на спинку и болтала ими туда-сюда. Блейз что-то читал, а Пэнси переспрашивала слова, которые он тихо повторял. Немного наклонив голову, Драко увидел обложку с изображением обнажённого мужчину, обнимающего такую же обнажённую даму, а название романа так и вовсе вызвало в Драко позыв сходить в уборную и посидеть в обнимку с одним из предметов интерьера.       Мерлин, твою мать, простонал про себя Драко, не подозревая, что в поместье ещё остались подобные книжки сомнительного содержания. Ну, кроме тех нескольких, которые стояли на полке Тео. На самом видном месте. Он пояснял это так: «чтение подобных жанров очень меня расслабляет». Драко никогда не спорил, потому что, чем бы Тео не тешился…       Поздоровавшись с Забини и игриво пощекотав болтающуюся в воздухе ступню Пэнси, Драко подошёл к подоконнику, возле которого откуда-то взялся небольшой столик.       Тео, облокотившись на вытянутые руки, рассматривал разбросанные перед ним бумаги. Когда Тео оторвал взгляд от документов и перевёл его на Драко, тот заметил, что его друг полностью поглощён жутким напряжением.       Его привлёк стук стекла: Гермиона опустила рокс на поднос, который держал в руках Гиби.       Драко показалось, что время бежит намного быстрее, чем обычно. До его сознания доходило всё слишком медленно. Или он просто потерялся в этом хаосе и не мог сконцентрироваться.       — Пьёшь с утра? — он нашёл взглядом настенные часы, а следом прищурился, заметив, что она была в толстовке Тео. Той самой с оранжевой молнией. — Салазар, Грейнджер, нам начать бить тревогу и заниматься поисками групп анонимных алкоголиков?       Как-то Драко услышал о таких группах от Мика. У маглов было много странных вещей.       Гермиона закатила глаза, отмахиваясь от Малфоя. Он встал рядом с Тео и, облокотившись бедром о стол, скрестил лодыжки. Осмотревшись, он медленно покачал головой, поражаясь. Кипы бумаг на столе и рядом с ним; про другой стол, который изначально был здесь единственным, говорить вовсе не хотелось, потому что это был сущий хаос. Куча мелких заметок на клочках пергамента с почерком Тео, переполненная корзина с мусором, книги лежали валялись буквально везде — на диване, на подоконниках, на полу рядом со столом.       Во что они превратили самую чистую и нетронутую комнату в мэноре за каких-то пару недель?       — Спасибо Гиби, — Гермиона успела поблагодарить домовика, прежде чем он исчез и посмотрела на Драко. — Это успокоительное. Попросила Мика накапать что-нибудь из зелий.       — Есть повод? — спросил он, не отвечая на взгляд Грейнджер. Его внимание привлёк Тео. Точнее, его одежда. — Это моя рубашка?       Тео опустил голову, как бы осматривая свой торс, а после кивнул, проведя пальцами по пуговицам, словно приглаживая ткань. Драко наклонил голову к плечу, оценивая. Цвет был слишком тёмным для Нотта. Ему шли светлые вещи. В обычной ситуации Драко подумал бы именно так, но теперь, увидев это перед собой, он понял, насколько привлекательно Тео выглядел. Красиво.       Драко пришлось сглотнуть, когда взгляд сам по себе стал опускаться по торсу Тео. Обычные футболки или рубашки он никогда не заправлял в брюки, но теперь он поступил именно так. Хлопковая ткань облегала его талию, а ремень с матовой бляшкой не позволял сосредоточиться на другом.       — Ох, — нервно прыснула Гермиона, направляясь к дивану. Она присела на подлокотник и, конечно, перед этим спихнула стопку бумаг, тем самым отвлекая Драко от рассматривания этой скопившейся концентрации тревожности и сексуальности в одном лице. — Повод на самом деле есть.       — Они так много говорят, дорогой, — стала жаловаться Пэнси, и Драко ухмыльнулся. — Пойдём, Блейзи. Найдём рыжулю и поплаваем.       Пэнси хлопнула Блейза по плечу и протянула к нему руки, как бы говоря: «подними меня».       — Тут Роксана решила пойти на сделку с Фредериком, — пробурчал Блейз. — Идиотка. Сейчас он её поимеет, а потом будет говорить, что это всего лишь договор и больше ничего, а бедная девочка будет плакать и решит уйти. А после он весь бедный и разбитый поймёт, как сильно её любит и что она другая…       Блейз поднялся, засунув книгу подмышку и протянув руки, помог встать Пэнси с дивана.       — Если всё настолько предсказуемо, зачем ты это вообще начал читать? — к ним повернулась Гермиона, когда Пэнс стала обуваться.       — Учусь на ошибках других. Может, когда-нибудь напишу свой роман, — Блейз мечтательно запрокинул голову и промычал. — Про какую-нибудь очаровательную львицу, покорившую сердце хладнокровного змеёныша. Там не будет сделок, не будет нелепых ситуаций, которые пишут для того, чтобы столкнуть людей лоб в лоб. Ну, а потом разобью сердца обоих вдребезги, чтобы шокировать читателей.       Гермиона усмехнулась.       — Всё уже написано, Блейз. Все буквы и все тексты. Каждая книга имеет право на существование. И каждая по своему уникальна.       — Но это клише, — он потряс книгой. — Скучное и непроработанное клише.       — И всё же ты читаешь это клише, потому что это клише. Пойми ты, что нет ничего уникального, но есть что-то, что против воли увлечённо будешь читать, потому что это…       — Успокаивает, — закончил за Гермиону Драко. — Я думаю, что это успокаивает потому, что человек всегда возвращается к тому, к чему привык. Так ему спокойнее. Наверное.       — Именно, — согласилась Гермиона. — А теперь давайте, — она махнула в сторону двери, — освободите библиотеку, нам нужно подготовиться.       — Как вы только её терпите? — со смешком сказала Пэнси и на прищуренный взгляд Грейнджер послала той воздушный поцелуй.       Когда ребята оказались за дверью, а Тео склонился над столом с карандашом в руках, Драко морально стал готовить себя к чему-то, что ему вряд ли понравится. Глядя на Гермиону, по тому, как она заламывала пальцы и время от времени щелкала языком, он понял, что она нервничает. Это заставило и его насторожиться ещё больше.       — Почему ты сказал, что это место самое безопасное в поместье? — Гермиона перевела взгляд с закрывшейся двери на Драко.       — Охранные чары. Руны не позволяют ни проникнуть сюда чему-то вроде заклинаний, способных навредить, ни вынести что-то отсюда. Как ты уже поняла по некоторым «запрещённым» книгам. Дело в том, что вещи, которые должны остаться здесь, здесь и останутся, — Драко подтолкнул Тео, показывая на диван.       Сев и забросив ногу на ногу, Драко продолжил:       — Я не понимаю до конца, как именно это работает. Мне кажется, это тоже связано с магией крови. Но тогда это не объясняет того факта, что некоторые из артефактов Невыразимцы смогли обезвредить и вынести.       — Может, потому что их удалось обезвредить?       Драко кивнул.       — Это самое логичное объяснение. Но, — он пожал плечами, — в магии нет логики, не так ли? Это просто энергия, которой течёт по нашей крови, которой заряжены волшебные места. Магия не умеет думать.       Тео сел между ним и Гермионой, продолжающей гнездиться на подлокотнике. Он дёрнул её за рукав своей кофты, приглашая сесть по-человечески.       — К чему ты вообще спрашивала? И вы так и не сказали, что за переполох здесь. Мерлин, блять, — фыркнул Драко, — вы просто… Как вы вдвоём могли разрушить библиотеку? Здесь никогда не было так грязно.       Тео смотрел на два листочка, которые держал в руках. Один он протянул Драко, второй Гермионе.       — Если говорить кратко, то при условии, что у нас ничего не выйдет в этот раз, это можно считать началом катастрофы.       Началом катастрофы.       Началом катастрофы.       Началом катастрофы.       На что упор не делай, факт оставался фактом.       Это пиздец.       Может, Драко не был психом? Может, ему всё-таки нужно было выбирать прорицание, как основной дополнительный предмет?       — Пока ты был у Мика, мы кое-что нашли, поэтому здесь так… так много всего. Нам пришлось покопаться, чтобы быть уверенными в своей догадке.       Драко, стараясь отогнать крадущийся страх, прочёл записку Тео.       «Как тебе удалось уйти так рано?»       — Ах, это. Пришлось торговаться, — запустив руку в волосы, Драко отбросил чёлку назад. — Мы… ну, мы поговорили, — признался он, мельком взглянув на Тео. — И я согласился на продолжение. Что-то там с моими чувствами и мыслями, и всё такое, — быстро сказал он, чувствуя смущение. — В общем. Всё в порядке. Я не сбежал или что-то в этом роде. Я ведь обещал.       Тео улыбнулся ему и Драко почувствовал, как Тео сжал его колено всего на мгновение, но этого хватило, чтобы получить порцию одобрения. Драко это понравилось.       Гермиона поднялась с дивана, подошла к столу и стала разгребать завалы.       — Вот она! — книгу она увидела лежащей на стуле, поэтому Драко немного дольше, чем нужно, задержался взглядом на её бёдрах и полунаклоне.       Магловские джинсы нужно запретить на законодательном уровне, раздражался он, а Тео-чёртов-Нотт подмигнул ему, когда заметил, куда смотрел Драко.       И что за игру вёл Тео, Драко понятия не имел. Он не выглядел игривым, флиртующим или просто человеком, которому хотелось веселья. Его лицо серьёзное и вызывающее. По такому выражению сложно сказать, хотел ли Тео ударить его или поцеловать. Определённо что-то из двух.       — Драко? — позвала Грейнджер и он увидел, что она протягивала ему книгу.       — Всё дермово, да? — он издал нервный смешок, взяв в руки том. — Ты зовёшь меня по имени только в двух случаях, как мы выяснили: либо ты зла так, что уже спланировала моё убийство, вплоть до того, как избавишься от тела; либо разбила очередную безделушку.       — Я случайно задела ту вазу! Хватит припоминать об этом, — она уселась обратно. — Теперь слушай, пока тебя не было, мы с Тео ещё немного почитали…       — Немного? — понизив голос, спросил Драко, демонстративно осматривая пространство. — Вы оба просто ненормальные.       — Мы немного почитали, — повторила она, делая упор на слове «немного», — и обнаружили вот что, — пока Грейнджер говорила, Тео указал на место в книге, которое было отмечено. — Твои предки, Малфой… Ох, твои предки…       — Фантастические мудилы? — подсказал он.       — Да! То есть… — она виновато опустила взгляд. — Тео сказал, что вы обсуждали, как именно работает магия. Если она чувствует, что отпрыск Малфоев подвергается угрозе, она будет его защищать. В чём и как это выражается — абсолютно неизвестно, информации нет, кроме тех крупиц, что мы нашли. Ещё здесь говорится, что магия напрямую соединена с лей-линиями и твоей кровью. Такая большая концентрация силы это… Это ужасно, Драко! — в её голосе слышалось искреннее беспокойство. — Этого слишком много, даже для такого места, как мэнор. Теперь вернёмся к крылу. Когда магия начала прогрессировать, защита вышла из-под контроля и теперь, если, повторюсь, если с нами, а точнее, с тобой что-то произойдёт, то защита…       — Психанёт, — закончил он за неё, читая строки в книге. — Здесь написано, что проклятие способно охватить все живые организмы в доме, если почувствует угрозу наследнику или особняку. Тогда все мы отправимся в Мунго, если не передохнем, ожидая помощи. Но, как я могу быть вне опасности, если я буду с тобой, в гуще событий, если так можно выразиться?       Драко закрыл книгу и положил её рядом. Он повернул голову, наткнувшись на нахмуренные брови Тео. Парень опять на него странно смотрел и это начинало раздражать.       — В том-то и дело, — Грейнджер стала жестикулировать, словно взмахи рук донесли бы серьёзность её слов лучше. — Представь, что ты спишь и ни с того, ни с сего к тебе в дверь начинают ломиться. Ты просыпаешься, идёшь, открываешь дверь, готовый накричать на того, кто посмел тебя побеспокоить и натыкаешься там на грабителей. Ты защищаешься, естественно, но грабители сильные и они бьют тебя. Ты будешь пользоваться любыми средствами защиты, так ведь? Ты же понимаешь, что тебя могут одолеть. Именно так ведёт себя проклятие. Пока его не тревожат, оно бездействует. Но как только оно почувствует, что к нему пытаются пробиться, то сразу же взбесится. И я не понимаю — почему оно нападает на тебя. Как было в прошлый раз. Если магия защищает тебя, ты ведь не должен был впасть в тот странный ступор?       Драко некоторое время просто смотрел на неё. Тяжело вздохнув, он достал сигареты, прикурил и откинул голову на спинку дивана.       — Я ни хрена не понял, что ты сказала.       Выдохнув тонкую струю дыма в потолок, Драко кожей чувствовал, как его прожигали глазами. Тёплая ладонь сомкнулась на его шее, почти под подбородком и Драко резко, как ему показалось, открыл глаза, застав прямо перед собой Тео, а за его плечом обеспокоенно смотрящую на него Гермиону.       — Ты что делаешь? — спросил он, ощущая, как Тео оттягивает его нижнее веко.       — Малфой, ты пьян?       И совершенно не было понятно, шутила Грейнджер или нет, потому что он уловил нотки и возмущения и страха в её голосе.       — С чего мне быть пьяным?       — Тебе не кажется, что ты слишком… спокоен? Чересчур спокойный для человека, который обычно только и делает, что злится, бросается дерзкими замечаниями, подшучивает и сидит с таким видом, будто ему в любую минуту сама королева принесёт кофе на блюде.       Драко посмотрел на свою позу, проследил за спиралевидным дымом, поднимающимся к потолку, стряхнул невидимые пылинки с брюк и фыркнул, подобрав наиболее правильный ответ.       — Я стараюсь быть рациональным, в отличие от вас.       Гермиона встала. Сделав шаг, она оказалась возле Драко, вторгаясь в его личное пространство. Тео опустил руку и махнул кистью в его сторону, но глядя при этом на Грейнджер, как бы говоря ей: «давай сама». Она нагнулась и запрокинула голову Драко, взяв за подбородок.       Волосы, собранные в косу, упали с плеча, скользнув кончиком по щеке Драко и он неосознанно втянул воздух, который успел наполниться ароматом цитрусов и ягодного дыма.       Посмотри.       Посмотри на неё моими глазами.       И Драко смотрел, смотрел, смотрел и не мог понять.       Взгляд Грейнджер тяжелее, чем у Тео, хоть цвет их глаз и был похож, но так же был и совершенно разный. У неё кукольные губы и сейчас ему абсолютно было непонятно, нанесена на них помада или они всегда были такими бледными. Бледными, как чайные розы и небо в час, когда рассвет только собирается окрасить горизонт.       По его рукам хлынули предупреждающие мурашки.       От неё пахло Тео. Из-за толстовки, шнурки которой, словно ножи, царапали грудь Драко. От неё пахло вкусно, маняще и сладко.       Но Драко не ел сладкое. Очень-очень давно.       Не ел, потому что никогда не мог остановиться. Никогда не знал меры.       Он слабо повёл головой, разрывая зрительный контакт и сбрасывая её руку со своего подбородка.       — Твои зрачки, — сказала Гермиона тише и Тео кивнул, подтверждая её слова. — У тебя глаза практически чёрные.       — Что? — не понял он, всё ещё заворожённый и пытающийся понять, что вообще происходило. — Я не пил, Грейнджер. Я был…       Драко перестал дышать, когда осознание настигло его. Он слишком быстро встал и Грейнджер, не ожидав, отшатнулась в сторону. Сделав затяжку, нервно вбирая в себя дым, Драко выбросил сигарету в камин и повернулся к ним лицом.       — Вот же… — во рту пересохло. — Блять! — рявкнул он, злясь на себя, на Тео и на всех остальных. — Я же говорил тебе! Говорил, что это дерьмо ничего хорошего со мной не сделает. Ебать. Ебать. Вот оно что. Вот почему… Всё это — блядские таблетки!       — Какие таблетки? — глаза Грейнджер округлились так, что она стала похожа на сипуху. — Магловские, ты имеешь в виду? Почему ты пьёшь магловские лекарста?       — Это всё окклюменция, — из-за нервозности Драко запнулся и выругался. — Мур думает, что она не даёт ему залезть ко мне в мозги и сделать что-то там, что избавило бы меня от неё, — он кивнул на своё предплечье.       Мозг Грейнджер слишком шумно работал, и сама она вздохнула слишком громко, когда страдальчески схватилась за бок одной рукой, а второй принялась теребить оранжевые шнурки, торчащие из капюшона. Драко только сейчас заметил, что она была в одной лёгкой блузке под кофтой. Ему хотелось спросить, о чём она думала, когда собиралась сюда, но Грейнджер его опередила, заговорив сбивчиво и быстро.       — Так. Так, хорошо, дай мне минутку, — она прижала ладони к лицу и слабо похлопала по щёкам, делая их ещё более красными, чем они уже были. — Как ты в целом? Ты чувствуешь что-нибудь ещё, кроме спокойствия, которое заметили мы? Ты просто расслаблен, но ты… ты ведь не под кайфом, да?       Драко прислушался к ощущениям.       — Нет, не думаю. И откуда я, по-твоему, должен знать, как чувствуют себя люди под кайфом, Грейнджер?       — В любом случае, я не знаю… Это может помешать? Это помешает нам пройти туда? — теперь она обернулась к Тео. — Подожди. Если он расслаблен, значит… значит, он спо-ко-ен. Драко!       Драко закатил бы глаза, но это действие слишком утомительно.       — Не обязательно говорить по слогам. Я не идиот, а просто немного под кайфом, — ухмыльнулся он, думая, что шутка удалась.       — Нет, нет. Послушай, — Грейнджер, находящаяся в слишком возбуждённом состоянии, протянула к нему руки и, обхватив бицепсы, сжала мышцы. Драко не удержался — он вздёрнул правую бровь, смотря на неё сверху вниз.       — Как ты функционируешь на такой высоте? — спросил он, прежде чем успел себя остановить.       Время напомнить про награду за тактичность, которая всё ещё ждала его, — напомнил себе Драко.       Гермиона сделала шаг назад, убрав ладони с его тела. Она дёрнула вверх подбородком, потому что её энтузиазм был совершенно неисчерпаем.       — Ты спокоен, понимаешь? — Драко кивнул для пущей убедительно. На самом деле он ни черта не понимал. — Ты как бы мой буфер. У нас есть шанс справиться с этим, если ты будешь такой. Ты не будешь переживать, не будешь волноваться. Не будешь бояться, — добавила она более серьёзно. — Для тебя не будет существовать никакой угрозы. Это может сработать.       — Ну, — Драко посмотрел на Тео, который так же обеспокоенно глядел то на него, то на Грейнджер. Он вытащил карандаш из-за уха и Драко скривился от этого жеста. Он обязательно скажет ему позже, чтобы не делал так больше. — Рад, что моё горе тебя воодушевляет, Грейнджер. Давайте уже покончим с этим, — он повернулся на каблуках и направился к двери. — Хватайте свои цацки, если сможете найти их в этом бедламе, и на выход.       — Ты можешь позвать Гиби, чтобы он нас перенёс? Мы сэкономим почти десять минут, — Грейнджер засеменила и, хлопнув себя по предплечью, кивнула. Всё, что ей нужно, у неё с собой.       Тео передал ему короткую записку.       «Ты уверен, что стоит сегодня этим заниматься? Может, перенесём на завтра? Сутки ничего не решат».       Драко закинул руку на плечо Тео, когда они вышли из библиотеки, и игриво улыбнулся, наклоняясь ближе.       — Я не перестану их пить ни завтра, ни через неделю. Курс на двадцать один день, — Драко бросил взгляд на Грейнджер, которая смотрела перед собой слишком задумчиво. Опустив голову, он провёл кончиком носа по ушной раковине Тео. — Волнуешься за нас?       Тео резко кивнул. Его ноздри раздувались, словно он не мог определиться: злился он или правда волновался. Если бы Драко мог разделить его беспокойство, он бы сделал это незамедлительно, но ему было слишком легко, чтобы унывать или понять, в какую задницу он и Гермиона направляются.       Они остановились возле входа в крыло. Драко спиной почувствовал вибрации магии, приветствующей его. Грейнджер стала расстёгивать молнию на кофте, но Тео положил руку на её ладонь, останавливая. Он полез в карман брюк и протянул ей записку.       — Потом. Не самое лучшее время растрачивать силы на поддержку согревающего и создание формул одновременно, — зачитала она вслух.       — Спасибо, Тео, — Драко фыркнул. Грейнджер слишком предсказуема. — Не знаю, как бы я справилась без тебя.       Нотт самодовольно ухмыльнулся, принимая похвалу.       — А я говорил, что он хорош, — сказал Драко, смотря на профиль парня. — Готова?       — Думаю, да, — Гермиона поменялась с Тео местами, встав рядом с Драко. Она схватилась за его ладонь в тот момент, когда появился Гиби.       — Хозяин, мисс.       Драко слабо сжал руку Гермионы, перехватывая её более удобно. Он переплёл свои пальцы с её и обратился к эльфу:       — Когда я или Грейнджер позовём тебя, явись сразу, ладно? Если, если мы… — Драко посмотрел на Тео, вспоминая, о чем они втроём договорились утром. — В любом случае Гиб, доставь нас в спальню и запечатай замо́к, пока Тео не скажет тебе, что всё в порядке.       — Конечно, хозяин. Гиби появится, как только услышит ваш зов. Гиби сделает всё, как приказал хозяин.       Драко почувствовал, как Грейнджер рядом вздрогнула. Мандраж из её тела передавался ему. Недолго думая, он поднял руку и щёлкнул её по кончику носа.       — Взбодрись, кудряшка.       Глаза ведьмы загорелись недобрым блеском. Именно таким, какой нравился Драко.       — Мал…       Гермиона не успела закончить, как их поглотил вихрь аппарации.

***

Mathbonus — there is light in us

      Драко брезгливо поморщился, дёргая ногой и шикая на чёрную ниточку проклятия, которой удалось проникнуть под защитное поле усиленного рунами Протего. Проклятие словно пыталось подобраться ближе, ухватиться за магию Грейнджер.       — Брысь! — зашипел он и ухмыльнулся, довольный собой, наблюдая, как оно сжалось, будто на самом деле испугалось.       — Малфой, — вложив в свой голос нотки раздражения, протянула его фамилию Грейнджер и слабо — уже во второй раз — пихнула локтём в бок. — Пожалуйста, — фыркнула она, сдув прядь волос с лица, — прекрати отвлекаться. Дай мне время, чтобы разобраться с этим, а после можешь делать, что твоей душе угодно.       Он стоял за её спиной и не смог сдержать смешок.       — Ты такая дёрганая. И я ради тебя стараюсь, чтоб ты знала, — бросил он оправдание, — оно ползёт сюда, пробирается под щитом, что ты создала, а я, как доблестный рыцарь, тебя оберегаю. Где твоя благодарность?       Драко немного расслабил хватку своей ладони, которой держал Гермиону за предплечье, и повёл головой. Он услышал хруст шейных позвонков и простонал.       Ему так сильно хотелось ощутить головой подушку, мягкое постельное бельё, пахнувшее очищающими средствами, и, в то же время, ему нравилось находиться здесь, нравилось видеть такую разную Грейнджер. Нравилось участвовать в чём-то, что казалось неким разнообразием.       Он уже пробовал положить подбородок ей на макушку, за что первый раз получил по рёбрам. Он пробовал расслабить одну ногу, опираясь на другую, но всё равно, это казалось ему слишком отягощающим. Он пробовал плавно покачиваться, но это только укачивало его и заставляло зевать в кулак.       После он нашёл способ держаться.       Сначала Драко считал количество рун, которые вырисовывала Грейнджер; повторял их название и определения про себя. Следом он заострял внимание на цветах цифр, которые появлялись в воздухе. И только по прошествии этих мучительно долгих восьми минут Драко подался вперёд, впечатываясь грудью в лопатки Грейнджер, и боковым зрением увидел то, что заставило его зависнуть. Бледные губы Гермионы шевелились, когда она шептала заклинание, слова которого были наполнены силой. Он смотрел, смотрел и смотрел, пока вовсе не повернул к ней голову, практически утыкаясь носом в щеку ведьмы.       Магия, которую излучала Грейнджер, была самим воплощением силы, стойкости и несгибаемого упорства. Он чувствовал её на своей коже — нежное покалывание волшебства; чувствовал, как слова воздействуют и на него; как невидимый эфир наполняет воздух чем-то лёгким и приятным.       Драко понял, что даже магия Грейнджер горела, точно, как хозяйка. Пылала, переливаясь сотней обжигающих оттенков.       Также Драко сделал открытие, записав его в свой выдуманный список.       Он, наконец, осознал, чем она привлекла Тео.       Грейнджер излучала собой особую красоту, с острыми, заточенными краями. Как тэссэн, который в закрытом виде выглядел безобидным, модным аксессуаром, но стоило ему раскрыться и быть применённым по своему прямому назначению, тогда этот предмет приобретал черты воплощения силы и смертоносной уверенности. Тэссэн мог быть очень опасен, но это не делало его менее прекрасным.       А Тео всегда привлекали необычные вещи. И Драко, как бы ни старался, не мог назвать Гермиону обычной.       Драко не видел полного потенциала ведьмы. Её будто бы что-то сдерживало всё время. Словно она не могла понять, за что зацепиться, и это натолкнуло его на мысль, что он желает увидеть её во всеоружии, на грани; желает увидеть, как последние замки на ящике контроля спадают, открывая её истинную сущность.       Он хотел знать, как сильно она изменится, стоит ей раскрыться, подобно цветку.       — Идём дальше, — Гермиона вырвала Драко из мыслей, переступив с ноги на ногу и делая несколько шагов в сторону.       — Конечно, кудряшка.       Это было похоже на танец. То, как слаженно они двигались и прислонялись друг к другу, соединяясь телами, как механизм шестерёнок в часах.       Драко вспоминал их первую встречу и первый поход в крыло. Прошло несколько месяцев и что между ними изменилось?       Грейнджер могла доверять ему, в каком-то смысле. Она не вздрагивала от его прикосновений или от того, как иной раз он заводил её руку за спину, смеясь и выводя её из себя, а сам юркал в сторону, уклоняясь от её ладони, которая целилась то в плечо, то в грудь. Её лицо при таких моментах, было свирепым, таким ярким, но она никогда не заостряла внимание на негативных эмоциях, поэтому иногда он позволял себе маленькие шалости.       Где-то на краю сознания Драко понимал, что это состояние некой эйфории, в котором он пребывал, вызвано искусственно. Понимал, что сознание наглым образом обманывало его и искажало всё, о чём он думал. Вероятно, его мысли были настолько расплывчаты, что он мог что-то придумать себе и увидеть Грейнджер в каком-то другом свете, увидеть то, о чём говорил Тео.       Как она говорила? Под кайфом. Возможно, так и было — Драко находился под диким кайфом, ловил потрясающие образы и прокручивал кучу ненужной информации, что крутилась в его голове, переполняя её.       Кто его знает, что там теперь с его мозгами, правда? Это было хорошим оправданием, так что он ни о чём не жалел.       Драко посмотрел на десятки маленьких цифр, обрамляющих изящно выведенные руны, которые погружались в стены, ныряя в трещины между тёмной магией проклятия.       Они передвигались вдоль стены и наблюдали, как преобразовывался вид, как исчезали отпечатки проклятия, открывая глазу вид на истинный цвет стен в этой части мэнора. Ремонт в некоторых комнатах не успели сделать, поэтому всё казалось слишком удручающим. Западное крыло всегда ассоциировалось у Драко с неприятной дрожью. Даже до произошедших здесь событий он мог сказать, что красная гостиная вселяла ужас своей мрачностью.       — Ты слышишь?       Драко мотнул головой, опустив взгляд на Грейнджер, которая повернулась к нему лицом и обеспокоенно заглядывала в глаза.       — Что?       — Я звала тебя, — пояснила она, ведя рукой. Точнее, тряся своей, чтобы Драко взял её за ладонь. — Пойдём дальше. Пока всё хорошо, — она улыбнулась, и Драко тоже не смог сдержать улыбки из-за того, какой счастливой казалась Грейнджер.       — Если мы закончим сегодня… — Драко поморщился. Он не должен лезть в это. Это не его тайны. Не его чувства, которыми он мог размениваться и о которых имел права говорить. — У тебя ведь останется доступ сюда?       Гермиона пожала плечами, двигаясь к противоположной стене комнаты.       — Не знаю. Если честно, я раздумывала над этим. Здесь остаётся Джинни и мне не хочется, чтобы она была одна. Думаю, что когда мы закончим, я поговорю с Кингсли, и он не будет против моих нечастых визитов.       Драко задумчиво промычал в ответ, кусая себя за язык.       Молчи. Молчи, молчи, молчи, повторял он про себя, пока сама Грейнджер не заговорила и не спасла положение.       — А ты… ты не будешь против? — она прокашлялась, ударяя себя в грудь.       У Драко свело живот, когда он случайно наткнулся на палочку взглядом.       Рвано вдохнув, он заговорил:       — Почему я должен быть против?       — Малфой, — Гермиона засмеялась, но как-то сдавленно и глухо. — Не думаю, что ты будешь рад видеть меня здесь.       — Возможно, — согласился он, ещё не до конца уверенный, как должен ответить на её утверждение. — Но есть люди, которые будут рады. Этого должно быть достаточно, так ведь?       И то, как Грейнджер остановилась, вытянув руку вперёд, наглым образом обрывая их диалог, странно задело Драко. Будто что-то внутри него зацепилось крюком за слова и с силой готово было дёрнуть, лишь бы этот разговор не заканчивался.       Драко резко выдохнул, открыв рот, когда ещё один сигнал «посмотри на неё и ты поймёшь» настиг его.       Гермиона поступала точно так же, как он сам. Поступала так, как Драко.       Уходила, ставила точку в разговоре, когда хотела, не думая о том, что другим есть что сказать. Она хотела решать, когда молчать, а когда говорить. Они буквально могли ругаться, потому что не могли решить, за кем останется последнее слово.       Поэтому Драко не смог ничего с собой поделать; он жаждал продолжения. Жаждал сделать так, чтобы она хотела его услышать. Он хотел задеть её, потому что думал, что ей тоже станет неприятно. Драко не хотел чувствовать это в одиночку.       — Ты же умная, Грейнджер, — сказал он, не в силах захлопнуться и просто молча постоять каких-то двадцать минут. — Должна понимать… — Сука. Вырвите ему язык, пока не поздно. — Должна видеть, по крайней мере. Я не могу допустить, чтобы ему было плохо, когда ты уйдёшь. И либо ты ему скажешь прямо, скажешь, что тебя ничего не интересует и ты не видишь смысла в том, чего он там себе напридумывал, либо…       — Либо? — резко оборвала Грейнджер? — О чём ты вообще говоришь…       — Грейнджер, — рявкнул он, — не прикидывайся идиоткой. Тео сохнет из-за тебя, как чайный куст под солнцем. Поэтому я тебе говорю, что ты должна либо растоптать его влажные мечты, либо показать уже, что ты не…       — Какой же ты придурок, Малфой, господи боже, — проговорила она еле слышно, но вложила в голос столько разочарования, что у него ком встал в горле.       — Как так получается, — медленно начал он, не позволив увильнуть от темы, — что в одно мгновение ты улыбаешься мне, мы говорим спокойно, без всякого дерьма, а в следующую секунду я хочу придушить тебя нахуй, Грейнджер? Как ты, блять, это делаешь?       И Драко хотел, очень сильно хотел, чтобы голос его, посыл и сама суть того, что он ощущал внутри, передалась словами, но его голос звучал слабо и был тягуч, как мёд.       — Драко, — он на самом деле мог увидеть, как она поджала губы, качая в отрицании головой. — Ты же понимаешь, что это не твоё дело?       Это могло бы возмутить его сильнее, сказать по правде, но он лишь хмыкнул на это нелепое заявление.       — Это Тео, Грейнджер, — только и ответил Драко, надеясь, что за этим не последует вопросов.       Мой Тео, хотел он добавить, оскалившись. Мой Тео, которому никто и никогда больше не должен причинить боли, потому что он слишком хороший для этого.       — Правда? — руны мягко переплетались с паутиной, исчезая в стенах. — Ну а это — я, Малфой. И я не позволю тебе лезть в мою личную жизнь, понятно? И… нет. Ничего между нами нет. Будь спокоен, наконец, и перестань себя так вести, будто я ворую одно из твоих сокровищ. Перестань смотреть на меня так, словно я твой враг номер один, когда дело касается Тео. Он… он такой хороший. Настолько хороший, что… — если бы Драко был уверен, то сказал бы, что Грейнджер больно говорить. — Обычно люди, даже если ты их действительно сильно любишь, не очень жалуют, когда за них строят их личную жизнь и отношения. А Тео, я думаю, один из тех людей, которому не понравится…       — А ты так много знаешь о Нотте, Грейнджер? — он язвительно усмехнулся. — Расскажи мне, каково это смотреть на бывшего Пожирателя, красивого, чертовски умного, такого обаятельного и светлого, как ёбаное солнце, с уродливой меткой на руке и думать, что он мог бы сделать этими руками? Ты думаешь, этого не видно? — ревность забурлила в нём. — То, как ты смотришь на него. То, как он смотрит на тебя, как вы двое… Это… это…       Это до смерти красиво, едва не вырвалось.       Так красиво, что Драко хотелось воткнуть карандаш себе в глазные яблоки, лишь бы не видеть. Он хотел затолкать эти слова в собственную глотку и забыть, что подумал об этом. Но он подумал, и теперь это будет преследовать его вечно.       И это хорошо, уверял он себя. Тео мог бы быть счастлив, потому что Грейнджер чёртова прелесть, которую Тео заслуживал. Заслуживал этих улыбок; заслуживал этот мягкий голос; заслуживал держать её тонкие пальцы в своей руке.       Драко почувствовал каплю пота, спускающуюся по виску. Мерлин, ему было так жарко. Так чертовски неприятно. Из-за Грейнджер, из-за этого места, из-за того, что он не мог нормально и по-человечески объяснить ей чувства Тео.       Он не мог не ревновать, но он обещал, и это резало его на части. Ему хотелось убраться отсюда и остаться здесь, чтобы вдолбить ей в голову, что она не могла бросить их, когда уже приручила к своим появлениям, своему запаху, своим блестящим глазам. И если она не желала Тео, Драко должен показать ей, какой Нотт на самом деле; он хотел, чтобы она увидела его грёбаную уникальность.       Драко приложил бы все силы для того, чтобы Тео был счастлив. Даже если его собственное сердце раскрошилось бы к чёрту.       — Блять, — не выдержал он, хватая ртом воздух. Его глаза закатились, а сердце так сильно начало стучать в груди, что он мог услышать треск рёбер. — Грейнджер… — позвал он, отшатываясь назад.       Она дёрнулась вслед за ним, но он не мог себя остановить. Что-то…       Его тело словно огнём обдало.       — Драко, — Гермиона прижалась к нему спиной, будто боялась, что рухнет замертво, если не найдет опору. — Что-то… что-то не так…       Его замутило. Зрение расфокусировалось и Драко не мог увидеть ничего перед собой, кроме странной ряби. Словно испорченное колдо — картинка перед глазами была расплывчата, с выкрученным на максимум затемнением. Сколько бы он не моргал, пелена не спадала с глаз.       Спустя мгновение Драко заметил, как места, что им удалось очистить, с устрашающей скоростью стали заполняться проклятием, настолько чёрным полотном, что стало больно смотреть.       — Чёрт! — вскрикнула Грейнджер и Драко слышал её голос будто под водой. Обхватив Гермиону за талию одной рукой, он хотел отвернуть её от резкого нападения сплетённой между собой паутины, которое резким ударом прилетело в щит Протего. — Нет, нет, нет. — быстро шептала она на уровне крика и, в отрицании тряся головой, всхлипывала, словно её сердце разбивалось с каждым новым появлением слоя проклятия на стенах. — Не может быть. Не может…       — Гиб… — прохрипел Драко и, стиснув зубы, прочистил горло, чтобы произнести громко и чётко:       — Ги…       — Astérisque…       Драко замер. Его челюсть упала, а в голове набатом: звёздочка, звёздочка, звёздочка. Раз за разом, тише и тише, словно эхо в пустом, огромном холле.       Его руки повисли вдоль тела. Сознание понеслось куда-то, где он прежде не был.       Драко стал всем. Всё его внимание было подобно ветру, который нёсся по миру. Так и он стал неосязаемым.       Он не видел, не слышал, только чувствовал, как проваливается, падает, падает, падает; он знал, что почва под ногами исчезала, и ничего не мог с этим поделать, продолжая погружаться во мрак, где отсутствовал воздух.       — Мама?       Вокруг темно. Слишком темно и непроглядно. Его тело — эфемерно и невесомо. Его касалась магия, пугающая и древняя. Он смотрел вниз и не видел дна. Он понимал, что тонет, понимал, что окружающее его «нечто» скользило между пальцев, затрагивало каждый дюйм тела, проникало под ткань одежды, погружалось в поры…       — Хватит, — Драко не слышал звука своего голоса. — Хватит, хватит, — повторял он, захлёбываясь.       Так глубоко, так чертовски глубоко, и неизвестно, что поджидало его. Неизвестно, смог бы он достичь дна или так и остался бы в необъятном пространстве. Неизвестно, что ждало его там в глубине, где не было света, где не было тепла, где не было ничего, кроме него — умирающего в объятьях холодной воды.       — Astérisque… — пропел голос и Драко, желая вернуть себе контроль, сжал кулаки, в попытках хоть что-нибудь почувствовать.       Он стал задыхаться. Ему казалось, что он тонул, шёл прямо на дно бездонного океана, где никто и никогда не смог бы его найти. Кто-то играл на всевозможных страхах, тревожа его сознание, посылая видения ломающихся позвоночников, неестественно выгибающихся шей, светлых волос и лиц с пустыми глазницами, в которых жила тьма. Он слышал этот голос, хотел прикоснуться к нему и почувствовать, подержать в своих руках; Драко хотел украсть его, спрятать, сохранить и… этот голос…       — Mon garçon…       — Мама… — сорвалось с его губ, когда перед ним в воде, повиснув, словно в воздухе, появился силуэт. — Мама, пожалуйста. Пожалуйста… Мне так жаль. Мне так сильно жаль…       Он протянул руку, желая дотронуться до бледного лица, но пальцы прошли насквозь, и он увидел, как тело Нарциссы растворяется, как прозрачная вода во тьме окрашивается кровью.       — Нет.       Нет, нет, нет.       — S'en aller, — слышит он и оборачивается, пытаясь хоть что-то разглядеть. — S'en aller! — кричит разъярённо голос, выталкивая его из воды.       Драко барахтался, пытаясь всплыть. Его ничего не держало. Ничего, кроме него самого, оглядывающегося в поисках матери. Поэтому он опускался глубже, прямо в раскрытую пасть смерти, ожидающую его годами.       Он не мог… не мог потерять её ещё раз.              Слишком больно. Слишком невыносимо. Он так виноват…       — S'en aller…       Драко моргнул — лицо обжигала горячая влага, с запахом меди и соли. Он пытался оттолкнуться, пытался шевелить руками, пока наконец не почувствовал что-то жёсткое позади себя.       Ему нужно… нужно назад. Он обещал Тео вернуться, там Грейнджер и без него проклятье её погубит.       Ему нужно…       Нужно лишь немного времени.       — Давай же! — ревёт он, как дикий зверь и резко вскидывает голову, видя, как пузыри воздуха вылетают из его рта. — Давай!       Он приставил ладонь ко рту и сжал зубы на коже, продолжая вскидывать голову вверх, видя при этом, как грозовое небо на поверхности разрезали молнии. Его сознание возвращалось к нему, накатывало волнами. Теплые руки держали его лицо и Драко хотел двигаться к ним, хотел вернуться и покинуть этот кошмар.       Драко видел свет, к которому стремился всеми силами. Вода вокруг стала нагреваться, стала пузыриться из-за жара, который от него исходил. Его рука, кожу которой он явно прокусил, кровила. Драко глотал красную, густую жидкость, боясь выпустить конечность изо рта, волнуясь о том, что если он разожмет зубы, то снова провалится туда, где не было дна.       Его утащат и больше не отпустят. Он сам не сможет позволить себя отпустить, если увидит её снова.       — Драко, господи, Драко…       Ещё немного, говорил он, но звук его голоса был заглушён, ещё немного Грейнджер, просто подожди.       — Пожалуйста, пожалуйста, перестань… Ты же убьёшь себя…       Его обнимали. Драко держали в хватке объятий, словно боялись за него. Словно видели, как он слаб.       Ну же!       И вот он, свет и поверхность, руку протяни и окажешься на свободе.       Давай же…       — Драко! — с ужасом кричала Грейнджер, и он не понимал почему. Он просто хотел вернуться. — Нет! Отпусти! Нет!       Последний рывок и он стал хватать воздух ртом, не зная, как насытиться. Лёгкие обжигало. Его тело горело, пылало, словно его подожгли Инсендио.       Драко трясло так сильно, что он не мог понять, где и какая из его конечностей находилась. Разжав зубы и выпустив изо рта прикушенную кожу, Драко сглотнул сгусток крови, слыша, как вскрикнула Грейнджер.       Он ощущал твердый пол под собой и каменную кладку, в которую упиралась его голова. И, ебать… Его голова… она ощущалась, как раздробленное нечто. Драко смутно видел черты Грейнджер и её лицо, перепачканное кровью. Он перевёл взгляд на щит Протего, в который пробивалась чёрная пелена, окружившая их со всех сторон и погрузившая во тьму.       Драко видел её во главе этого тайфуна из тёмной магии. Он видел её и единственное, что мог сделать, это протянуть руку, желая коснуться тела матери, которое было покрыто толстым слоем магии и тёмно-бордовой жидкостью. Её руки казались непропорционально длинными, а колени слишком сильно выпирали. Её лицо чересчур вытянутое, а рот изогнулся в гримасе, похожей на оскал.       Она выглядела мёртвой и другой, но Драко тянулся. Он тянулся, потому что он так сильно виноват.       — Нет! Нет, остановись! Драко остановись!       Его рука почти коснулась щита…       — Tu dois partir, chéri. Renvoie. [Ты должен уйти, дорогой. Возвращайся.] — пел на ухо голос матери и Грейнджер держала его, обвив руками и ногами, пока он продолжал самозабвенно тянуть ладонь к телу Нарциссы. Он не видел света серебряной луны в её глазах, они казались такими чёрными. Она была так опустошена…       — Мама… мам, пожалуйста. Иди ко мне, — Драко звал, не в силах отвести взгляда. — Я прошу тебя, прошу, иди сюда. Здесь мы в безопасности. Пожалуйста, мам. Пожалуйста.       — Послушай… — доносился голос сбоку. И Драко резко замотал головой, желая, чтобы Грейнджер замолчала.       Она не понимала. Не понимала его. Она не могла запретить ему спасти её.       — Послушай меня! — она трясла Драко за плечи, пока он не сводил взгляда с лица Нарциссы. Из уголка её губ текла кровь, окрашивая белоснежные зубы розовыми разводами. — Драко, ты умрёшь. Ты умрёшь, если не прекратишь калечить себя. Просто слушай меня, слушай мой голос. Там никого нет. Там пусто. Это всё дом, Драко. Нам необходимо выбраться. Слушай меня, пожалуйста. Пожалуйста, только не пропадай. У тебя… Ты потерял слишком много крови, Драко. Нам нужно, нужно уходить.       — Tu dois partir. Tu es en grand danger. Tu dois trouver la force de partir, Draco. [Ты должен уйти. Ты в большой опасности. Ты должен найти в себе силы уйти, Драко]       Голоса матери и Грейнджер сплетались воедино. Он мотал головой из стороны в сторону, смотря, как силуэт женщины, принявший облик его Нарциссы, искажается и растворяется в вихре паутины.       — Нет, — протянул он снова, но был остановлен, когда хотел ринуться вперёд. — Грейнджер… Мерлин, Грейнджер… Нет! Она… она уйдёт…       Его обнимали.       Так крепко прижимали к себе.       Его кости трещали.       Ему было так больно. Ему так хотелось прекратить.       Гермиона сидела на нём сверху, пыхтя и всхлипывая на ухо Драко, а её конечности были подобны тискам. Её ноги обвивали его талию, её руки сжимали его плечи, как капкан.       — Господи, Драко, — она плакала и заикалась. — Ты здесь. Ты здесь. Ты здесь. Ты рядом со мной.       Она повторяла и повторяла, снова и снова, раскачиваясь на полу вместе с ним.       — Грейнджер, — позвал он. Его голова сильно кружилась. Он не мог нормально дышать. — Грейнджер, пожалуйста…       Гермиона оторвалась от его плеча, куда утыкалась лицом и посмотрела на него рассеянно, испуганно. В её глазах читался самый настоящий ужас. Она растирала его плечи, а взгляд был сосредоточен, она смотрела куда-то за его плечо, кусая и без того искусанные в кровь губы.       — Грейнджер, — повторил он, ударившись лбом о её лоб. — Я не могу… я не могу дышать…       — Нам нужно убират…       — Помоги мне, — Драко обвил её тело руками, хватаясь и держась крепко, как за спасательный круг; он выдохнул просьбу в бледные губы: — умоляю, помоги мне.       Драко не думал. Он действовал.       Подался вперёд за теплом и пылающей жизнью.       Поддался тому, что было запрещено.       Поддался тому, что было не его.       Он не чувствовал вкуса крови, когда его губы сомкнулись на её губах.       Он чувствовал лишь жизнь, которую она в него вливала. Жизнь, которую он у неё воровал. Право выбора, которое он у неё сейчас забирал.       Если бы его грудную клетку разворотили и вылили смолу на сердце, он бы всегда ассоциировал это с прикосновением к губам Гермионы.       Горячо и остро; горячо и остро. Так же остро Грейнджер боролась с ним, отталкивая, упираясь ладонями в его грудь и Драко… Драко стыдливо застонал, когда его голова соприкоснулась со стеной, вызвав десятки сверкающих молний под закрытыми веками.       Глаза Грейнджер широко распахнулись, она тяжело дышала, смотря на него. Слёзы, которые текли по щекам, светились, словно были жидким серебром.       Всё произошло слишком резко. Он не должен был поступать так, не должен был позволять себе подобную слабость, но сейчас. Сейчас, когда Грейнджер смотрела на него, будто Драко был достоин спасения — ничего не имело значения.       Ничего не стало таким важным, когда она резко подалась вперёд и сама поцеловала его.       Драко не успел сказать и слова, когда понял, что она делала. Она вливала в него жизнь, позволяла пить себя, черпать кислород, будто хотела облегчить его боль, хотела забрать часть себе, разделить это с ним.       Он чувствовал жар её языка. Чувствовал, как она дрожит и как сильно напряжены её губы.       Их поцелуй был со вкусом горьких слёз. Их поцелуй был неправильным. Грязным. Донельзя запретным.       Он был таким нужным. Таким необходимым.       Их поцелуй — само воплощение возвращения к жизни. Поцелуй, наполняющий желанием всплыть со дна.       И Драко целовал, целовал, целовал и целовал, не в силах освободиться из этих оков, которые удерживали его на поверхности. Впитывал в себя её жизнь, будто был Дементром.       Драко прижал Гермиону ближе, чувствуя, как она, трясущимися руками, не разъединяя их губ, не разрывая поцелуя, смахивала слезинки большими пальцами с его щёк.       Он не исчезал. Грейнджер не отпустила бы его.       Драко обхватил её шею ладонью, притягивая и углубляя поцелуй, пробуя на вкус жизнь и пламя. В его голове всё перемешалось: слова Тео, заверения, какой прекрасной была Грейнджер, глубина и бездонный океан. Холод и жар. Кровь и боль. Нарцисса и проклятие; снова литры крови, и снова режущая боль — всё слилось в один громкий стон, пропитанный страданием и теплом жизни.       Он был здесь.       Они были живы.       Грейнджер здесь и она…       Она не отпустит…       — Не отпускай… — зашептал он, ведя губами по её скуле. — Не отпускай меня. Пожалуйста, не отпускай…       Уткнувшись ей в плечо, Драко не смог найти больше сил открыть глаза.       Перед глазами Гермионы был человек с пробитым черепом, стена и пол залиты кровью; из прокусанной почти насквозь кожи на её руках, не прекращая, текла кровь. Перед её глазами щит, который ослабевал с каждой секундой.       Гермиона плакала и злилась. Она стискивала зубы и звала Гиби уже в сотый раз, пытаясь поднять бессознательное тело на ноги.       Всё, о чём Гермиона могла думать — они умрут. Они погибнут и и никто их здесь не найдёт, потому что это место проглотит их.       Всё, о чём Гермиона могла думать — если она отпустит Драко, они погибнут здесь вдвоём.       — Гиби, Гиби, Гиби, — продолжала звать она и слишком медленно передвигаться к выходу. Её попытки удерживать Драко с помощью левитационных чар и одновременно поддерживать Протего, с каждой секундой казалось всё более абсурдными. Её магия слабела. — Гиби…