Nirvana — Сome as you are
В тишину полуночи вторгался звук от скольжения иглы по виниловой пластинке. Из-за приглушённого света, который излучали бра, глаза слипались. Буквы на страницах книги стали расплываться, сливаясь в тёмные и ребристые полоски более часа назад. Спустя какое-то время, из-за вымотанного состояния и попыток удержать себя в сознании, Тео стал видеть силуэты, пляшущие в тени, не имеющие точной формы. Он не мог пошевелиться. Его левая сторона практически онемела, поэтому он счёл весьма забавным занять время, наблюдая за тем, как его мозг транслирует всякое в условиях зрительной депривации. Около десяти минут назад он понял, что Драко проснулся. Пришёл в себя, если говорить точнее. Единственное, что его выдало, — это резкий вздох и блеск широко распахнутых глаз в темноте. Тео бы мог позвать его, мог указать на тумбу с оставленным листом бумаги, исписанным рваным и торопливым почерком. Он старался рассказать как можно подробнее о том, что происходило, пока Драко был в отключке. Он мог бы бросить в него чем-нибудь, привлечь его внимание, потому что, с одной стороны, Тео безумно хотел к нему прикоснуться, удостовериться, что всё в порядке. Но, с другой стороны, этот вихрь эмоций и желание действовать, которое потрескивало на оголённых нервах, напрочь глушило сопение слева от него и тёплое дыхание, проникающее под ткань футболки где-то в районе рёбер. Стоило Гермионе уснуть на его постели, — почти на нём, — как Тео окаменел. Он не хотел двигаться, не хотел быть тем, кто нарушит некое подобие спокойствия. Он перестал соображать, позволяя взобраться на поверхность своего разума эгоизму, который жадно, потирая руки, загонял совестливые мысли глубоко-глубоко, подальше от той стороны полушария, которая отвечала за принятие решений. Мерлин, он сейчас умрёт, думал Тео в моменте, опьянённый самыми разными эмоциями. Страх, боль, тревожность, злость, облегчение и удовлетворение — слишком малая часть того, что ему удалось испытать за такой короткий промежуток времени. Это сильно его измотало. Вероятно, именно поэтому ему так хотелось выпустить ещё одну, крохотную часть того, что у него сейчас осталось. Бороться с эгоизмом, который безжалостно швырял в него словами, будто пощёчинами, и заставлял взять, попробовать, почувствовать, позволить себе оступиться, занести одну ногу над пропастью, название которой буквально слепило и трескалось из-за скопившегося напряжения. Хочу. Хочу. Хотел сделать шаг и упасть, поддаться ощущениям, погрузиться во что-то, чего ещё не пробовал. Хотел уснуть, сделать вид, что всё так и должно быть, запутаться в одном одеяле, проснуться на утро и увидеть, что их ноги переплелись, словно змеи, зарыться носом в волосы, вдыхать смесь горечи и сладости. Здоровое ли это было проявление желания взять что-то, что ему не принадлежало, хотя бы на короткий промежуток времени, Тео не знал. Хотел ли он бороться сейчас с этим? Нет. Спустя мгновение он уже протягивал руку, трогал пряди мягких волос, прикасался к бровям, пытался разгладить напряжение, которое выражалось в складочках нахмуренного лба, ощущал нежную кожу под своими пальцами. В какой-то момент его рука дрогнула, а горло сжалось так, что сглотнуть не получалось. Он смотрел на запёкшуюся кровь в уголке губ Гермионы. Смотрел и одна мысль билась словно запертая в клетке птица. Если некоторым мечтам и суждено исполниться, всегда ли цена настолько высока? Он провёл подушечкой пальца раз, другой и выругался про себя. Поднес ладонь ко рту, скользнул языком, оставив тонкий слой слюны на пальце и снова, едва касаясь, по уголку бледных губ, пытаясь стереть следы цены и подавить поднимающуюся панику. Беспомощный. Он ненавидел это чувство. Ненавидел так сильно, что думал, на него быстрее свалится небо, чем он, наконец, поймёт, каково это жить, не испытывая подобного. Проблема Тео была в том, что он не знал, как правильно. И правильной ли была в его понимании забота о другом человеке. Он думал, что ему достаточно тех знаний, что подарила Нарцисса. Казалось, что ему достаточно показали здоровое проявление любви вне стен собственного дома. Тео без сомнений мог сделать то, о чем его просили, но достаточно ли в нём эмпатии, или всё это лишь наблюдение и последовательные, логичные действия? Достаточно ли он мог дать Гермионе? С Драко, Пэнс и остальными проявление заботы было делом привычки. Он никогда не спрашивал, нужно ли Пэнси одеяло, когда по её рукам бежали мурашки, он просто отдавал ей свою кофту или приносил плёд. Он никогда не спрашивал, хотел ли Драко выйти и подышать после ужина, он просто вёл его за собой. Он никогда не придавал особого значения тому, как Крис морщил нос, когда Тео закуривал. Он просто тушил сигарету. Тео делал то, что считал уместным и логически правильным. Ему даже в голову не приходил вопрос: а правильно ли он поступил? Вдруг ему нужно было спросить, уточнить, проявить больше эмоций? Вдруг он так и не научился любить и замечать мелочи, указывающие на истинные потребности человека? Ему будто бы было суждено прийти к этому моменту. Моменту, когда он находился с двумя людьми, которым не в силах помочь, людьми, которые ему дороги. Словно что-то или кто-то использовал любую возможность, чтобы доказать — у него нет и шанса стать сильнее, нет ресурсов, чтобы он мог позволить себе защитить других. Это осознание разъедало что-то внутри, будто кислотное проклятие, заставляя испытывать боль на уровне ментальном. Боль не физическую, а где-то там, внутри, в самих костях и тканях мышц. Он последний раз провёл по щеке Гермионы, убирая все тонкие волоски. Как бы сильно он не хотел большего, как бы сильно он не хотел остаться здесь, уделяя всё своё внимание изучению каждого дюйма её лица и шеи, Тео знал, что нужен ещё кое-где. Он перевел взгляд на Драко, который уже сидел на краю постели, держа в руках лист бумаги. Ему пришлось поджать губы, чтобы зубы не заскрипели от вида друга. Драко сильно помят. Тео думал, что часы сна пойдут ему на пользу, но, казалось, стало только хуже. Из-за полумрака в комнате круги под его глазами выделялись ещё сильнее. Его волосы в ужасном беспорядке. Очищающее, которое использовал Вилмар, сработало на отлично лишь с одеждой, но никак не повлияло на выраженную усталость. Не поднимая головы, Драко посмотрел прямо на Тео из-под полуопущенных ресниц. На долю секунды он заметил, как его взгляд, словно в импульсивном порыве метнулся к Гермионе и так же быстро обратно. И Тео ждал, потому что ожидание сейчас было единственным, что он мог ему дать. Какой смысл что-то пытаться объяснить, если всё и так находилось перед глазами? Какой смысл оправдывать себя и пытаться обелить свои эгоистичные порывы, если Драко всегда его понимал? Будь он на месте Тео, упустил бы возможность увидеть её так близко? Будь у него возможность сосчитать её ресницы, не воспользовался бы он подобным шансом? Будь Драко заложником похожей ситуации, стал бы он останавливать себя? Тео знал ответ. И знал причину. Драко хоть и владел когда-то окклюменцией, но Тео всегда, абсолютно всегда видел его насквозь. Его лицо преображалось, когда он смотрел на Гермиону. Его глаза оживали. В последнее время Драко только и делал как высматривал что-то новое, находил и делился этим с ним. Он, скорее всего, сам не замечал, когда между делом бросал: Грейнджер то, Грейнджер это; Грейнджер такая, Грейнджер не такая. Только после их разговора он стал более особенно всматриваться. Тео мог лишь надеяться, что Драко не наделал глупостей, пока они были одни, запертые в Крыле. Потребовалось некоторое время, чтобы в немигающем взгляде серебряных радужек блеснуло нечто противоречащее внешнему виду. Словно раздражение и облегчение, заточенные в один флакон, разбились вдребезги, освобождая осознание. Драко сжал бумагу в ладони и, будто вспомнив, что она находилась всё ещё в его руке, тряхнул кистью и отложил обратно на тумбу. Иди ко мне, просил Тео, желая, чтобы он всё понял, как обычно, как всегда. Пользы от него сейчас было как от топеройки в спячке, но оставлять Драко одного, наедине со своими мыслями — последнее, чего он хотел. Тео повёл правой рукой по краю постели, и Драко, не заставив долго ждать, поднялся. Встал медленно, упираясь ладонями в колени. На секунду он остановился: голова опущена, спина сгорблена, чёлка закрывает лицо так, что не разглядеть выражения. Он тихо, хрипло, сорванным голосом, будто долгое время кричал, выругался. Выпрямившись и нацепив на лицо саму непроницаемость, он подошёл к Тео. — Кажется, — тихо начал, сглатывая и морщась, — тебе нравятся эти нововведения. — Закончил предложение и словно пожалел, что вообще заговорил. Провёл рукой по шее, сжимая большим и указательным пальцем место возле кадыка, будто пытался избавиться от чего-то лишнего. И Тео был бы дураком, если бы не понял, о чём тот говорил. Показательно Драко заострил внимание на граммофоне, тихо играющем на повторе одну и ту же песню, но не на той, что лежала, уткнувшись лбом и носом в рёбра Тео с другой стороны кровати. — Было что-то ещё? — Он провёл пальцем по пластинке, словно пытался её замедлить, из-за чего искажённый звук ударил по перепонкам подобно тупому лезвию. Драко отдёрнул ладонь и указал подбородком в сторону своей кровати. — Сколько времени прошло? Тео мотнул головой, не желая продолжать разговор вот так. Малфой посмотрел на него выжидающе и вызывающе, что могло означать: «какого чёрта ты хочешь» и «ну, какого чёрта ты ещё хочешь». Разницу в этих двух предложениях Тео ощущал колоссальную. Он ещё раз, более настойчиво, провёл рукой рядом с собой, не допуская даже мысли о том, что может сейчас просто сдаться и отпустить его. Не закрывайся от меня, — он подхватил ладонь Драко, но не потянул на себя, а лишь огладил костяшки, задевая выступающие вены и смотря в глаза, сразу отпустил. Слишком неправильно воздействовать на человека тем, что у него сейчас в убытке. Но раз уж он успешно шёл с эгоизмом в одну ногу буквально несколько минут назад, что мешало ему снова нагнать и ухватиться за это ощущение, позволяя ещё немного вольности? Если Тео был тактильным, если он не умел сопротивляться желанию прикасаться к людям, и особенно сильно это стало проявляться, когда он перестал говорить, то Драко не мог и дня протянуть без того, чтобы к нему не прикоснулись. Он всегда винил Нарциссу в том, что она привила ему эту жажду прикосновений. Сейчас же Тео пользовался этим. А как по-другому, задавался он вопросом. Иногда ему казалось, что Драко забывал, на каком факультете учились они оба. Иногда Тео думал, что Драко забывал, какие мысли зарождались в голове его солнечного друга. И конечно, иногда ему казалось, что Драко забывал, что Тео единственный, кто знал о каждом его слабом месте. Когда матрас прогнулся, он испытал облегчение. Удовлетворение подобно глотку вина заставило его зардеться. Драко присел, подогнув одну ногу так, что колено упиралось в бедро Тео. Накрыв его ладонь, Тео сжал пальцы несколько раз, словно проверяя, что тот не был сном, был вполне себе реальным. Дождавшись, пока Драко отреагирует в ответ, Тео перевернул ладонь внутренней стороной кверху и согнул сначала два раза по пять пальцев и следом ещё два. — Двенадцать часов? Да. — Ясно, — он бросил торопливый взгляд на Гермиону. — Я так понимаю, она — причина, по которой ты не спишь? — Тео перевёл взгляд на часы, висевшие на стене. Без четверти три. Не самое позднее время, когда они ложились спать. Драко слишком долго всматривался в его лицо, словно хотел увидеть там ответ. Или же он просто сравнивал отметины усталости, похожие на его собственные. Тео снова отрицательно повёл головой из стороны в сторону. Нет, пытался выразиться он, не только по этой причине. И это не являлось ложью. Просто он… он устал. За время пока Драко был не в себе, Тео тоже был не в себе. Увидеть их двоих, в крови, обессиленных, растерзанных проклятием, словно они были в зоне боевых действий, казалось невыносимым. Первые секунды их появления в комнате Тео вообще не мог вспомнить, как бы не пытался. Он помнил грохот, звук под стать акустической грозовой волне, который заставил его подпрыгнуть на постели. Всё будто и сейчас стояло перед его глазами: хаос, плач и его руки, обхватывающие холодные щёки Драко. Гиби, глотающий рыдания, не понимающий, чего конкретно Тео от него добивался. Гермиона, едва стоявшая на ногах, державшаяся за бессознательное тело парня как за единственное, что имело значения, как за ниточку, связывающую её с жизнью. Их лица, одежда, открытые участки кожи — всё в крови. Её припухлые губы с крохотной раной на нижней, словно кто-то нанёс удар; их волосы, в которых застыла кровь и превратила пряди в безобразные сосульки. Вызывающий тошноту и одурманивающий запах меди и магии. Открытая рана на руке Гермионы, из которой не прекращала течь густая жидкость. А после Вилмар с палочкой в руках, из-за чего Тео совершенно не мог сосредоточиться, покрытый потом, сглатывающий слюну из-за позыва выблевать внутренности, и Мика, ошарашенный картиной, рыскающий туда-сюда, не зная, за кого из них обоих взяться в первую очередь. Грейнджер… Такую Гермиону Тео видел впервые. Возбуждённую, — не в самом из приятных смыслов, — не желающую отпускать Драко ни на секунду от себя, словно не они ежедневно смотрели друг на друга с нескрываемым раздражением. Словно не они из одного часа сосуществования рядом друг с другом могли провести, не припираясь, от силы десять минут. Её руки сковывали его плечи, а пальцы будто приклеились к коже. И в какой-то момент, Тео думал, что она поранит Драко, если не расслабит руки. — Я тебя держу. Держу тебя. Слышишь? Не оставайся там. Возвращайся. Возвращайся, Драко. Только после того, как Вилмар и Мика привели в порядок Драко, сказав, что теперь дело за ним и ему нужно восстанавливаться, Гермиона позволила им помочь ей, попутно рассказывая обо всём произошедшем. Она выпивала зелья, одно за другим, пока Тео наблюдал за тем, как затягиваются раны, оставляя после себя последствия. Оставляя новые шрамы и воспоминания. Он уловил, как переменился её взгляд, когда она смотрела на отметины зубов, застывшие на её ладони розовыми отметками. Он видел, как она поджала губы, запирая в себе нечто, что, по её мнению, никто не должен знать. Вероятно, именно в тот момент его царапнул коготь эгоизма по затылку, нашёптывая: «Разве ты не должен знать? Разве всё, что касается Драко, не касается тебя?»***
Когда воздух в комнате наполнился переменой, Тео почувствовал, как Гермиона напряглась, сжав пальцами его футболку. Он замер вместе с Драко. Мысли, словно пыль, развеялись, оставляя голову пустой. Грудь Драко перестала вздыматься, будто он затаил дыхание, будто перед ним подняла голову не Грейнджер, а призрак. Рука Тео скользнула с её плеча, и он даже сжать его напоследок не успел, потому что ничего не чувствовал, кроме резко пронзающих всю левую сторону тела уколов. — Драко? — услышали они тихий ото сна голос. — Ох! — Гермиона, подобно Драко, открыла рот и едва ли не подалась вперёд, словно хотела убедиться, что перед ней находился реальный человек. Несколько раз моргнув, она резче, чем хотелось Тео, отодвинулась, потянув за собой плед. — Малфой, — произнесла она снова, но более осмысленно и кивнула, приветствуя. — Грейнджер, — с натяжкой ответил тот самый, что ни на йоту не расслабился. Единственное, что выдало в Драко живого человека, а не каменную статую — его глаза, блуждающие по её лицу, одежде, — одежде Тео или Драко. Времени разбираться не было, чью именно он схватил кофту в тот момент, — по россыпи её волос, прежде чем остановиться на забинтованной ладони, которую Грейнджер, заметив пристальный взгляд, накрыла другой рукой. — Как давно ты… — Только что, — резко, будто не желая слышать её голос, оборвал Драко. — Ясно… Потребовались секунды для того, чтобы почувствовать, как воздух наполнила неловкость, делая его густым и огненным. Тео хотелось откашляться, прикрыться, хлопнуть себя по щекам с двух сторон, убрать это ощущение. Хотелось стереть эту краску, заполняющую бледные щёки этих двоих, которые, будто от прямого воздействия огня неестественно быстро краснели. — Я здесь, потому… — Знаю, Грейнджер, — бормочет он, прерывая и ёрзая на месте. — Ясно… хорошо. Хорошо, что ты в курсе. Оба замолчали. Тишина, потеющие ладони и дёргающийся правый глаз Тео — комбинация, не предвещающая ничего хорошего. Он пытался встретиться взглядом с Драко, но тот, будто чувствуя, отводил лицо, совершенно сбивая этим Тео с толку. Гермиона, вдруг увидевшая нечто увлекательное в ворсинках пледа, тоже не помогала прояснить ситуацию. Смотрела куда угодно, но не на парней. Но, может… может это потому, что Тео был здесь? Может, это он каким-то образом мешал им? Думать об этом не совсем приятно, отчасти больно, но выбора у него действительно нет. Кто подтолкнёт их к разговору, если не человек, который, блять, всегда молчит? Come dowsed in mud, soaked in bleach, [Заваливай хоть в дерьме, хоть пропитанный бухлом, ] As I want you to be [Я по-любому за тебя.] Что ж. Тео лишь надеялся, что Драко понимал: он всегда за него. Какое бы дерьмо тот ни сделал, Тео просто не мог дать ему снова провалиться туда, откуда он только-только стал выбираться. Он прочистил горло и следом щёлкнул языком, достаточно отчётливо, чтобы вот-прям-точно они обратили на него внимание. Тео заставил себя улыбнуться, сжал и разжал кулак, проверяя двигательные функции, и аккуратно сполз с постели. Он подмигнул Гермионе, которая с разинутым ртом и огромными глазами смотрела на него так, словно он прямо сейчас предаёт её, разобьёт сердце. Подхватив пачку сигарет с тумбы, он положил ладонь на плечо Драко, дождался, пока тот установит с ним зрительный контакт. Указав на ванную комнату, Тео постучал тёплыми пальцами по прохладной коже, задевая выделяющуюся кость ключицы. Постарайся уж, — бросал он мысленно. Драко молча сверлил спину Тео, пока он не скрылся в другой комнате. Гермиона так же смотрела удаляющемуся вслед человеку, который словно буфером сейчас служил для них обоих. Они почувствовали себя до такой степени неловко, оставшись вдвоём, до такой степени растерянно, что язык казался ватным. Слова не хотели выходить из горла, будто их лишили способности говорить и спрашивать. А вопросы были. Их было слишком много. Из оставленной Тео записки Драко понял, что пока они были в Крыле, здесь тоже время не стояло на месте. После очередной терапии с Муром Уизли стало плохо. Блейз и ранее рассказывал Драко, что теперь подобное будет происходить всегда. Маниакальные фазы будут сменять депрессивные и наоборот, с периодами затишья. Никто не мог сказать, сколько по времени продлится очередная фаза, ведь в прошлый раз, когда Джинни только прибыла в поместье, ей потребовалось около трёх месяцев, чтобы вернуться к прежнему, более менее стабильному психическому состоянию. Когда Драко прочёл запись, в его голове появился вопрос: могло ли что-то послужить триггером или выход из интермиссии и правда был неизбежен? Но так же быстро, как он подумал об этом, так и забыл, убрав на задний план, потому что в памяти всплыли картины того, как его психика игралась с ним, меняя местами реальность и иллюзию. Он так отчетливо слышал голос матери, что, казалось, она стояла прямо перед ним. Драко осознавал, что происходящее — это не нормально. Каким бы дотошным он не видел Кадмуса, по-видимому, он был прав в некоторых вещах. С его головой что-то не так, с его восприятием что-то не так. Будто само существо Драко противилось всему, что способствовало нормальной жизни. И ещё… Драко мог навредить ей. Гораздо больше, чем сделал уже. Кстати, о ней. У Драко всё тело чесалось из-за невозможности заставить замолчать внутренний голос. Он понимал, что Грейнджер осталась здесь, в поместье, не из-за их дела, не из-за того, что случилось между ними и с ними. И это в какой-то степени… злило его. Неужели он думал, что один принуждающий поцелуй изменит её взгляды на него, сгладит неимоверное количество конфликтов, на которых строилось их взаимодействие? Узнав о том, что Грейнджер здесь из-за Джинни, ему тут же захотелось выпалить, глядя на Тео: «Тогда какого хрена она здесь, а не там? Почему ты обнимаешь её? Почему вы рядом? Почему ты не со мной? Ты знаешь, что я сделал? Она сказала тебе?» Она сказала, что я поцеловал её, забыв о твоих чувствах? Вот так Драко подобрался к тому, что его тревожило на самом деле. Вот так он понял, что человек одновременно мог ненавидеть ситуацию и желать узнать о ней как можно больше. Почему он поцеловал её? Это был порыв? Инстинкт? Неужели он видел в Грейнджер что-то такое, что было способно вытащить его из недр подсознания и мрака? Это произошло только потому, что она была единственной, кто находился рядом? Или это… могло ли это быть его истинной потребностью? Мог ли он маскировать всё слоем «помутнения», хотя, на самом деле, сделал то, чего требовало его тело, сделал то, чего требовали его чувства? Или это было лишь чужим влиянием? Вдруг здесь была замешана свербящая ревность, которая проигрывала здравомыслию? Итак, чем больше Драко думал об этом, тем больше убеждался в том, что он испытывал два вида угрызения совести. Первое: он не жалел, что поцеловал Гермиону. Если уж и говорить начистоту, то скорее Драко сожалел о том, что не дал ей выбора. Он и себе его не оставил, когда поддался отчаянному желанию узнать и почувствовать то, о чём говорил Нотт. Окажись они в другой ситуации, могла ли Грейнджер сама поцеловать его? Если бы он не спровоцировал её, если бы он не перешёл черту, если бы он не захотел ощутить её губы на своих, в момент падения, то мог бы испытать то же самое, окажись они в среде повседневности? Второе: это ощущалось словно лай, словно тоскливый скулёж с надрывной нотой. У этого вида сожаления были глаза Тео и его черты лица, которые медленно искажались, превращаясь в горькое разочарование. Вероятно, Тео его ударит. Снова. И на этот раз это будет заслуженно. И он готов к подобному исходу. Пусть бьёт, кусается, игнорирует, но остается рядом. Драко не мог себе представить, что с ними будет, если он и правда бесповоротно сломал то самое крепкое, что между ними было. Вернуть доверие такого парня, как Нотт, может оказаться непосильной задачей. Драко признает вину. Поговорит с Тео и объяснит всё, как есть. Он поймёт. Всегда понимал. Главное — узнать у Грейнджер, как много она успела рассказать. Он поступил неразумно, но сейчас ведь его мысли вполне здравые, хоть и голова раскалывалась, а затылок болел достаточно сильно, чтобы Драко до кучи ещё и злился из-за дискомфорта. Он прочитал о своей травме в записке, но то, как он её получил, Тео не сказал. Сейчас кладезь ответов находился прямо перед ним. — Драко… — Грейнджер… Одновременно. У Драко хрустнули шейные позвонки, когда он повернул голову в сторону Гермионы. Его глаза слегка прищурены, её же, наоборот, распахнуты так, что видны блики света на коричневой радужке. Мерлин, блять. Она буквально выбивала из него запал одним лишь взглядом. — Как мы оказались здесь? Гермиона удивилась, даже выпрямилась и отдёрнула перебинтованную руку. — Ты не помнишь. — Драко дёрнул бровью, призывая продолжить. — Нас перенёс Гиби. Он появился… поздно. В какой-то момент ты потерял сознание и я думала, что ты… — она прерывисто вздохнула. — Было слишком много крови, я думала, ты погибнешь, боялась, что не успею. Драко закусил губы, перекатал складку кожи между зубов. Почему так, чёрт возьми, жарко? На самом деле он просто смутился, покраснел, от искренней обеспокоенности Грейнджер, которая, словно пресс, стала на него давить. Она думала о нём, когда сама… Драко не знал, куда смотреть. Он выглядел почти застенчивым, почти побеждённым. Он поднял руку, обхватил шею, цепляясь ребром ладони за цепочку, на которой весело кольцо. Его словно душили призрачные руки. — Не сказал бы, что не помню, — стал он говорить, в надежде, что это поможет ему снова начать дышать. — Мне казалось, что я заперт где-то. Будто кто-то не даёт мне выбраться. Но, — Драко сосредоточил взгляд на граммофоне и покачивающейся игле, — в какой-то момент я и сам не хотел уходить. Я вроде бы и понимал, что это лишь иллюзия, но мне хотелось, чтобы у меня была возможность… Он стиснул зубы, оборвав себя на полуслове. Ему показалось совершенно неуместным продолжать развивать эту тему. Скорее, он был не прочь развить другую, а к этой они обязательно вернутся. Позже. Пиздецки эгоистично. Он такой грёбаный мудак, что тошно. — Мы должны, — пришлось прочисть горло, — должны поговорить? О том, что было между нами. — Его голос не дрожал, пока он говорил. Он затаил дыхание, сам не зная, почему. Он держался камнем, пока его плечи не начали опускаться из-за того, как в его голову стали вторгаться названные воспоминания. Её лицо перед прямо перед ним, растерянный взгляд, полный ужаса, страха и волнения, её губы напротив; их голоса и сила магии окружила и заперла под куполом, где смешались их ароматы. Она прижималась нему, цеплялась за него и сдавливала в объятиях, забирая прогнивший воздух и наполняя лёгкие чистым кислородом. Она — будто источник всего светлого, до такой степени хорошего, что это казалось запрещённым; она согревала, даруя желание подняться. Сбивчивое дыхание касалось его губ. Напряжение и тревога, будто они двое были сделаны из стекла, которое столкнули с полки. Они падали, падали, падали, но никак не могли коснуться пола. — Я… — Драко услышал её голос и не мог дать точного ответа, почему ему хотелось видеть её лицо, когда она будет говорить об этом. — Я, — повторила Гермиона, набрав воздуха в лёгкие, — не думаю, что сейчас самое лучшее время для этого. Ты… — Я поцеловал тебя, — ударил наотмашь. — Нас чуть не убил грёбаный особняк и прости, если подобные вопросы тебя смущают, но Грейнджер, — продолжал давить Драко, ощущая знакомо бурлящее раздражение, — у меня нет сил играть в притворство. Я не вижу смысла приносить тебе свои извинения, потому что это дерьмо уже случилось. Из-за меня. И я не знаю, блять, не знаю, зачем это сделал. Но сделал. Это не то чтобы имеет для нас обоих особое значение, но я буду благодарен, если мы придём к одному и тому же мнению в данном вопросе. Гермиона невесело хмыкнула; уголки её губ изогнуты. Она неотрывно смотрела на него, не моргая, удерживая гипнотизирующим взглядом. Ну, давай же, подгонял он, прищуриваясь в отместку. Его можно назвать мазохистом, ведь кто в здравом уме желал бы, чтобы ему сделали как можно больнее? Во всяком случае это было бы хоть какой-то реакцией, хоть чем-то, но не чёртовой пустой усмешкой. Ему показалось, что он издал какой-то звук, похожий на тот, что мог быть при удушении. — Джинни сейчас в ужасном состоянии, — в тоне её голоса сквозила злость, смешанная с неверием; она была настолько непоколебимой, что Драко хотелось подбородок опустить, будто его ругают прямо сейчас, словно ребёнка. — Тео так сильно переживал за тебя, что не мог отвлечься ни на что другое; сидел возле твоей постели и постоянно проверял, дышишь ты или нет. Пэнси плакала. Мерлин, чёрт возьми, я бы в жизни не подумала, что Паркинсон способна заплакать, потому что оба её близких друга пострадали. Я… я думала, ты умрёшь. Прозвучало так, словно Грейнджер тяжело говорить об этом. О его смерти или о том, что его смерть взволновало её, Драко не до конца понял. — Я так сильно испугалась за тебя. Ты истекал кровью, пока из моих лёгких высасывало жизнь проклятие. Я ничего не могла сделать. Чувствовала себя такой виноватой, а ты… Драко чувствовал себя немного оцепеневшем. На самом деле, это не то, что он ожидал услышать. Вообще-то, он совершенно точно был сбит с толку и ощущал себя идиотом. Он повёл себя нелепо, предполагая, что сейчас Грейнджер будет так же лояльна к нему, как и часами ранее, пока они были вдвоём. Он снова ощутил этот зуд на коже и поморщился, отводя взгляд в сторону, потому что не мог выдержать… Он должен исправить это, пока не поздно. — Грейнджер… Как и ожидалось Драко не дали договорить. — Проклятье прогрессирует и пострадал ещё один аврор, — она продолжила отчеканивать каждое слово. — Слава богу, что Вилмар успел его госпитализировать и теперь ему не уготована участь провести в стазисе неизвестное количество времени. И неужели ты, Драко, думаешь, что сейчас самое подходящее время говорить о том дерьме, как ты выразился, что произошло между нами? Думаешь, стоит обсуждать то, что не имеет никакого значения? Он не знал, как это объяснить. Не знал, почему его единственным желанием сейчас являлся порыв заткнуть её и сказать, что она не правильно его поняла, что просто перевернула его слова. Хотя на самом деле, она их просто повторила. Блять. Come as you are, as you were, [Заходи как ты есть, каким ты был, ] As I want you to be. [Я в любом случае тебе рад.] И эта песня. Снова и снова, на повторе. Будто издевательство. Будто Драко специально хотели зациклить на одном моменте, чтобы он прокручивал в голове то, что только что произошло. As a friend, as a friend, [Заходи как друг, как друган, ] As an old enemy. [Хоть даже как давний враг.] Take your time, hurry up [Не спеша или торопясь] The choice is your. [Тебе выбирать.] Блять, блять, блять. — Отлично, — Драко резко бросился к тумбе и поднял иглу, обрывая песню на аккордах гитары. Он выдвинул ящик прикроватной тумбы, достал пепельницу и закрытую пачку сигарет. Потянул за ярлычок и заметил, что пачка была другой — коричневого цвета. Chapman, прочитал он название и, не особо придав значения тому, откуда она здесь появилась, прикурил. — Раз мы всё выяснили, почему ты не с Уизли? Из-за резкой смены темы Гермиона растерялась. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки, задвинуть подальше свои эмоции и желание запустить Малфою пепельницу в лицо. Как бы много не крутилось у неё на языке, она решила оставить это при себе. Решила, что подумает об этом позже, когда останется наедине со своими мыслями. — Я была там, — наконец ответила она. — И моё присутствие было бесполезным. Джинни не разговаривала со мной. Она была с Блейзом и… После того, как я узнала о её болезни, то немного изучила само течение биполярного расстройства… Драко затянулся, закатывая глаза. Если Грейнджер и подумала, что он это сделал из-за неё, то он не был против. Сейчас его лёгкие обволакивал магловский, довольно крепкий табак, а тело превращалось в желеобразный пудинг. Ему пришлось облокотиться головой о балку позади себя, чтобы не свалиться с постели. Довольно иронично, как-то, что должно убивать, делало так, что подобные мысли просто испарялись вместе с выдыхаемым дымом. — Я вижу, как твои волосы шевелятся на макушке, Грейнджер. Драко догадался, что ей никто не сказал о Блейзе и Уизли. Забини, чёрт бы его побрал, никогда его не слушал. Изводил себя годами, лелеял свои чувства, в надежде, что Джинни когда-нибудь ответит ему взаимностью. Не то чтобы Блейз был верным или повесил замок на свои трусы, но он будто навсегда отмёл возможность влюбиться в кого-то, кто по-настоящему, взаимно, станет полностью его. — Я хочу жениться на ней, — сказал однажды Блейз, после того как пришёл в себя в больничном крыле, с опухшим до такой степени лицом, что не видно глаз. Это была первая игра между Гриффиндором и Слизерином, когда Уизли стала охотником. И лучше бы она оставалась ловцом, честно говоря. Звук треска переносицы Блейза от удара о квоффл до сих пор стоял у Драко в ушах. Мерлин, он не понимал проблемы. Раньше был Поттер. Какая причина сейчас держала Уизли на расстоянии вытянутой руки от Блейза? И почему он позволял ей подтягивать его к себе и отталкивать, когда она того желала, Драко тоже не понимал. Блейз играл в одни ворота — тратил время на человека, который не видел в нём ничего, считал до абсурдности пустым местом. Именно так выглядели невзаимные чувства? Почему тот, кто их испытывал, подвергал себя подобным издевательствам? Но будь на месте Блейза кто-то другой, не знакомый Драко, разве это трогало бы его? Вряд ли бы он переживал за Уизли, если бы они с Блейзом поменялись местами. Тео назвал бы это лицемерием и скудным кругозором… О Тео, кстати говоря. Драко стряхнул пепел, цокая из-за собственных мыслей, и обернулся, бросая взгляд на дверь, за которой скрылся Нотт. Он уснул там, что ли, или решил принять ванну в момент, когда был нужен рядом? — Пэнси сказала, что так уже было, когда Джинни попала сюда. Сказала, что она отвечала только Забини. Это правда? Драко кивнул в ответ. — Правда. Чёрт возьми. Не собирался же лезть в это. Если Грейнджер нужны были ответы, вопросы она должна задавать своей подружке, которая, по-видимому, не потрудилась рассказать ей о том, как поступала с другом Драко. — Поначалу, около месяца, наверное, она вообще не выходила из комнаты, — небрежно продолжил Драко. — Тогда Пэнс жила одна. Сама понимаешь, Уизли запустила бы в неё чем-нибудь смертельным, если бы поняла, кто перед ней находится. — Гермиона не заметила, как закусила губу, выдав Драко внутреннее состояние нервозности. — Первым был Блейз. Не спрашивай у меня об этом, — тоном, не терпящим возражений, ответил он, заметив искорки едва озвученного вопроса. — Он проводил с ней всё своё время. Только на ночь выходил из комнаты. Это всё, что я могу сказать. Гермиона глубоко вдохнула пропитанный дымом воздух и одёрнула манжеты тёмной водолазки, которая была ей немного велика. Запах свежести, исходящей от одежды, утреннего морозного солнца и толика табака успокаивали её мысли, помогали сосредоточиться. — Пэнси пришла ко мне в кабинет и я… Я не думала, что когда-нибудь увижу Паркинсон такой расстроенной из-за кого-то. Мы много разговаривали, и я поняла, что она таким образом пытается избавиться от тревоги за Джинни. Не сказать, что я была против. Вилмар сказал нам, что Джинни, возможно, станет лучше сегодня, и я смогу её проведать, прежде чем уйти домой. Потом к нам пришёл Тео и Пэнси, — Гермиона перевела взгляд на ванную комнату и стала говорить тише, — она оговорилась, что ему сейчас тоже не очень хорошо, но сам он не попросит побыть с ним. Так мы и оказались здесь. Я не ожидала, что усну, и не предполагала, что пройдёт так много времени. Последнее, что я помню, это, — Грейнджер обернулась и, подхватив книгу, показала её Драко. — Мы читали. — Звучит так, будто ты пытаешься оправдаться, — ответил Драко, вытягивая ноги вперёд на кровати и закидывая одну на другую. — Не делай этого. Тебе не идёт. Гермиона фыркнула. Он поймал её взгляд, и некоторое время она просто продолжала смотреть на него, будто бы пыталась что-то понять. Он уже почти спросил: «Что?», как она снова заговорила, опять сбивая Драко с толку своим вопросом, интонацией голоса и искренними глазами, из-за которых его грудная клетка как будто стала меньше в три раза. — С тобой всё в порядке? Затягиваясь, он закрыл один глаз и неоднозначно пожал плечами. — Кажется, меня накачали чем-то бо́льшим, нежели обычными зельями. — С чего ты взял? — Удивилась Гермиона. — Я была здесь и видела, что ты принимал. Точнее, что именно в тебя вливали. Крововосполняющее, — она стала загибать пальцы, — экстракт бадьяна, много бадьяна. У Мика была одна треть от стандартного флакона и он весь ушёл на пропитку марлевой повязки для твоей головы. И умиротворяющий бальзам. Скорее всего, ты чувствуешь слабость из-за крововосполняющего. Его понадобилось… много. Драко по инерции дотронулся до затылка, который болел. Его взгляд сам собой опустился к руке Грейнджер. Снова. — Что с ней? Щёки Грейнджер обдало огнём. Её шея покраснела, и даже волосы не смогли скрыть розоватого оттенка. — Ты. Драко нахмурился. — Что — я? — Ты… укусил меня. Драко, казалось, забыл, что нужно делать для того, чтобы слова выходили из горла. Он пытался вспомнить, прокручивая воспоминания одно за другим, что могло сподвигнуть его на это. И ничего. Пусто. — Уф. Если ты решила так пошутить, Грейнджер, — он сделал последнюю затяжку и затушил сигарету, отставляя пепельницу. — У тебя дерьмово получается. — Драко услышал щелчок двери позади себя. Тео как ни в чём не бывало лёг обратно на своё место и подтолкнул ноги Драко, чтобы вытянуть свои. Он мягко улыбнулся им обоим и сделал жест рукой, как бы говоря: продолжайте. — Что с моей головой? — спросил Драко у обоих. — Я ударился или что-то вроде этого? — Если ты… — Гермиона сложила руки на груди, словно приготовила с десяток возражений, но быстро остановилась, услышав его вопрос. Улыбка Тео мигом исчезла и Драко на какое-то время представил, каким он увидел их. Ему было страшно? Потому что Драко в тот, прошлый раз, действительно испугался за Грейнджер. Сейчас же… сейчас у Тео такое выражение лица, словно произошедшее накануне пронеслось у него перед глазами. И это причиняло ему боль. — Ты несколько раз ударился о стену позади себя, пока находился под воздействием проклятия. Сейчас я могу предположить, что ты, скорее всего, искал выход, — она снова посмотрела на свою ладонь. — Может таким образом ты пытался прийти в себя. Причиняя себе боль, ты мог ориентироваться в той темноте, о которой говорил. Тео скользнул рукой по пледу, задев ногу Гермионы. Драко не мог оторвать взгляда от этого движения, словно его парализовало. Он даже не заметил, как его ладонь сжалась. Из-за хруста сухожилий Тео обратил на него внимание; его брови сошлись у переносицы. Он просто тактильный, думал про себя Драко. Ему просто нравится ощущать, нравится трогать. Тео всегда был таким, он будто находил удовольствие в том, как люди реагировали на его прикосновения; находил удовольствие в том, как реагировало само тело собеседника на такое проявление внимания. Он не сделал ничего плохого. Только почему сейчас этот жест показался Драко таким интимным, трепетным? — Ты… — начал Малфой, всё ещё пребывающий в прострации. — Может, нам стоит… Его речь оборвал ненастойчивый стук в дверь. Тео перевёл взгляд с него на Грейнджер, та мотнула головой, словно не поняла, что он от неё хотел. — Да? — подал голос Драко и немного приподнялся, стараясь сесть удобнее. Кровать почему-то вдруг стала будто глыбой камней. — Хорошо, что вы ещё не спите, — Вилмар подошёл к кровати, кивнув им в качестве приветствия. — Выглядишь так себе, — оценил Драко с ноткой иронии. Волосы Мура, как всегда, завязаны в пучок. От выглаженного костюма осталась сильно помятая на вид синяя рубашка с закатанными рукавами и не первой свежести брюки. Он ещё ни разу не видел его настолько потрёпанным. Драко предполагал, что этот человек просыпался сразу в костюме-тройке, над которым всю ночь трудились эльфы, лишь бы не пропустить ни одной складочки. Очки висели почти на кончике носа, но, видимо, доктору было совершенно плевать на это упущение. — И мне приятно видеть тебя в сознании. — Он обошёл постель и встал за спиной Драко. Тео резко повернул голову в сторону и сжал челюсть. Спустя мгновение Драко почувствовал воздействие магии на себе. — Мика оставил тебе пару склянок, которые ты должен был принять, как проснешься. Драко, конечно, забыл об этом, но точно прочитал в записке Тео. — Выпью. — Почему в той части диаграммы так сильно выделяется красная линия? — Гермиона указала рукой куда-то за его спину. — Да, эта. — Череп был повреждён. Какое-то время, если использовать простую формулу, как это делаю сейчас я, такие повреждения всё ещё будут видны на диаграмме. Когда я проходил практикум целителя, для допуска работать с такими… частями тела, то узнал, что на продвинутых курсах можно найти и выявить травмы, которые человек получал практически с рождения. — Тео обернулся и Драко понял, что Мур убрал палочку. — Тебе нужно отдыхать, — он снова встал на прежнее место, чтобы его могли видеть все. — Как минимум пару дней покоя. Ты должен продолжать принимать лекарства, что я дал тебе и не забывай о зельях. — Мистер Мур, — Гермиона как-то неловко поёрзала и поправила одеяло на ногах. — Магловские препараты. Они не могли каким-то образом повлиять на то, что произошло? Вилмар ждал продолжения. Его глаза были темнее обычного. — Просто я думала, что если окклюменция Драко служила неким щитом? А когда он начал принимать лекарства, его сознание стало уязвимее? Может, проклятие не то, за что мы его принимаем и ему удалось проникнуть в организм Драко, как вирусу? Есть ли возможность это проверить и пока что прекратить лечение этим препаратом? Если Драко и был удивлён словам Грейнджер, то виду не подал. Он сосредоточил внимание на Вилмаре. — В этом есть смысл, — согласился Мур, поправляя очки. — Завтра с этого и начнём. — Хорошо, — Гермиона поднялась с постели и встала напротив Мура. — Как Джинни? Вы говорили с ней? Он отрицательно качнул головой. — Блейз не выходил. Да и сейчас нет никакого смысла пытаться вести с ней беседу. Единственное, что я могу — это следить за приёмом медикаментов. Последняя депрессивная фаза продлилась около пяти месяцев, но это потому, что не было никакого медицинского вмешательства. С лекарствами она быстрее пойдёт на поправку. Гермиона поджала губы. Драко, как и Тео, видели, что она прикладывала очень много усилий для того, чтобы сдержать поток вопросов. Она выглядела непривычно подавленной. — Тогда до завтра. Я пойду, заберу свои вещи и… — Я хотел попросить вас, — вклинился Мур, — остаться на ночь. Так мы сможем убедиться, что с вами и Драко всё в порядке. Микаэль вернётся утром, сейчас он должен быть в Мунго с мистером Соуфом. — Тем самым пострадавшим аврором, вспомнил Драко. — Я тоже останусь в поместье, мне необходимо подготовить отчёт для Министра. Вы, как я понял, тоже собираетесь к нему завтра? — Да, — протянула Грейнджер. — Собираюсь, конечно, но… не знаю. — Она растеряно перевела взгляд с Драко на Тео и обратно, словно не знала, на ком из них двоих именно сосредоточится. Будто бы Малфой или Нотт имели какое-то право голоса в этом вопросе. — В этом доме ещё полно кроватей, — бросил Драко, надеясь, что это заставит её немного расслабится. Напряжённая Грейнджер выглядела ещё хуже разозлённой Грейнджер. — Все здесь волшебники в конце концов, а некоторые так вообще, могут колдовать. На полу не уснёшь. И Грейнджер, — Драко старался, чтобы его слова звучали уверенно; чтобы это не выглядело, как слабая попытка расположить её к себе. Он посмотрел на Тео, который неотрывно следил за эмоциями Гермионы и сказал: — думаю, что Кадмус прав. Есть кое-что, что я хочу рассказать, но сейчас, на самом деле, поздно. Чем быстрее мы поймём, как с этим бороться, тем быстрее всё закончится. Грейнджер сморщила нос, словно эта идея, сама мысль о том, чтобы остаться здесь, ей претила. Драко почти не застонал, ожидая очередной порции упорства и излишней горделивости. Но вместо этого Гермиона, снова вдребезги на мелкие кусочки разорвала шаблон. — Хорошо, — вот так вот просто, но ещё опасливо ответила. — Надеюсь, автоматическая кормушка Живоглота сработает, когда нужно, и он не умрёт от голода, пока я не вернусь. — Ох, — губы Драко растянулись в слишком широкую улыбку, которая совершено не шла его лицу. — То самое рыжее чудовище, которое бегало по Хогвартсу, да? Может тебе и его сюда притащить? Ты тут, как мы видим, уже практически живёшь. Гермиона прошла мимо Вилмара. — Покажите мне, пожалуйста, комнату, в которой я могу остановиться. И… спокойной ночи, — не оборачиваясь бросила Грейнджер, скрываясь за дверью.***
Arctic Monkeys — I Wanna Be Yours
Тео уже засыпал, когда почувствовал, как матрас с другой стороны кровати прогнулся. Они так и не поговорили. Они молча смотрели вслед Грейнджер, когда та скрылась в коридоре; Вилмар ещё раз счёл обязательным напомнить Драко о лекарствах и отправился к себе, оставив их в тишине. Громоздкой и тяжёлой тишине. Тео ждал, ждал и ждал, пока Драко, наконец, не поднялся и не оставил его одного, наедине с мыслями, наедине с тяжёлым воздухом. Драко даже не посмотрел на него, когда брал полотенце и сменные штаны. Драко даже не повернулся в его сторону, когда Тео громче, чем нужно, поставил пепельницу в тумбу и захлопнул выдвижной ящик. Не уходи так, просил Тео. Не уходи, потому что я не могу тебя позвать. Будь честным со мной, просил Тео. Не закрывайся от меня, просил Тео. Дай мне что-то, чтобы я мог понять тебя. Дай мне что-то, чтобы я мог оправдать тебя, просил Тео. На периферии сознания Тео понимал, что Драко нужно ещё немного времени. Он понимал, что такому, как Малфой недостаточно просто протянутой руки. Ему всегда нужно больше времени для осознания. Ему нужно время, чтобы встать один на один со своим отражением, чтобы прийти к какому-то решению. Что оставалось Тео? Ждать и надеяться, что он делал всё правильно. Если бы сейчас он пошёл на поводу эмоций, то уже стоял бы в душевой кабине или сидел в ванной вместе с Малфоем. Сверлил бы его взглядом до тех пор, пока тот не выложил бы ему всё как есть, начистоту. Он бы засыпал его беззвучными вопросами и с нетерпением бы ждал ответов… Свернувшись в клубок, Тео подтянул колени к животу; одна рука под подушкой, вторая обнимала её сверху. Одеяло зажато между ног и перекручено так, что для остальных частей тела ничего не осталось, лишь крохотный уголок, который накрывал половину задницы. Точно большая кошка, думал Драко, немного наклонив голову к плечу и разглядывая силуэт Тео на кровати. Он никогда бы не подумал, что звук сопения другого человека может настолько успокоить разбушевавшееся волнение. Драко пришлось перевести дыхание, несколько раз вздохнуть и выдохнуть, чтобы ритм сердца пришёл в норму. Он тряхнул головой; мокрые волосы упали на лоб и несколько капель ударили по щекам. Драко на секунду замер, уже поднимая ногу, чтобы забраться на постель. Он не надел футболку. Нормально ли это? Он не собирался делать ничего выходящего за какие-то рамки, но всё же это ощущалось иначе. Не так, как если бы они оба были в повседневной одежде. Драко провёл рукой по резинке спальных штанов и чуть сильнее затянул, потянув за шнурки. — Эй, — услышал Тео сквозь сон. Драко забрался на постель и сел, поджав ноги под себя. — Я могу побыть здесь? Могу прикоснуться к тебе? Пожалуйста. Снова этот вопрос, на который не требовалось ответа. Свет в лампах медленно затухал, словно сама комната чувствовала, что им двоим это необходимо. Ночью проще. Ночью, в темноте, зная, что человек не увидит твоего лица должным образом, говорить было легче. Тео успел кивнуть, пока Драко ещё мог разглядеть его. Он лёг позади, опустив голову на плечо Тео. На шее моментально выступили мурашки, спускаясь вниз по позвоночнику, из-за касания мокрых волос и аромата свежести. — У нас… у нас ведь всё хорошо? — прошептал Драко и Тео пришлось напрячь слух, чтобы услышать следующее: — Что бы ни случилось, да? У тебя и меня — всё в порядке. Всегда. — Тео незамедлительно кивнул и поднял руку, как бы призывая Драко обнять его. Да, думал Тео. Сегодня и на следующий день. Всегда. У нас всегда всё в порядке. Пальцы Драко почти касались оголённой полоски кожи на животе Тео. Его футболка задралась от того, как он извертелся, пока пытался найти правильную позу для сна. Также он догадался, что Драко лёг набок, оперевшись на локоть, потому что его голова явно выше и ему пришлось будто бы наклониться, чтобы прислониться к Тео. — Я должен кое-что сказать тебе. Только… только обещай, что сегодня ты останешься здесь. Ладно? Тео хотел развернуться, хотел заверить его, что всё в порядке. Всё в полном порядке. Всё что угодно. Ты мог сделать всё что угодно. Я всегда за тебя. Тео начал поворачиваться, но Драко сильнее навалился на него и подтянул за талию к себе. Он сильнее надавил подбородком на плечо и замотал головой, протестуя на попытки Тео лечь к нему лицом. — Обещай. Пообещай мне. Тео показательно вздохнул, накрыл своей рукой его ладонь и сжал несколько раз, отвечая. Это было даже не догадкой. Это не было предположением. Неизбежность момента казалась такой утомительной, но таившей в себе освобождение, что он мог потерпеть ещё. Момент, полный предвкушения. Ему бы хотелось задержаться здесь подольше. Не из-за страха или нежелания услышать то, к чему он уже готов, а из-за того, как именно Драко преподносил правду, как он раскрывался перед ним, становился уязвимым. Тео знал, о чём он скажет. — Я поцеловал её. Знал ещё в тот момент, когда Гермиона появилась в комнате, держась за Драко. Суть в том, что он видел, как Грейнджер прикасалась к своим губам, когда зелье подействовало и маленькая рана затянулась. Суть в том, как она неосознанно касалась своих губ и смотрела на Драко, словно позабыв о том, что она находилась не одна. Тео не мог с точностью сказать, когда понял, что произошло между ними. Наверное, когда оставил их одних. Тогда, прокручивая каждое слово, касание, взгляд в своей голове, картинка сложилась сама собой. На некоторое время он ощутил такую… по-детски горькую обиду, которую тут же, сменило другое чувство, из-за которого глаза Тео так сильно распахнулись, что ресницы воткнулись в верхнее веко. Ёбаный ад, думал он, шипя сквозь зубы и подавляя желание поправить эрегированный член. Его сердце колотилось так быстро… так же быстро, как и у лежащего позади него Драко. Блять. Он совершенно понятия не имел, что ему делать. Что он должен сказать, как должен поступить? Почему он был… настолько неправильным? Почему вместо желания сломать Малфою руку, Тео хотел, чтобы он этой самой рукой помог ему? Это такой пиздец. Это так невероятно и ново. Это так соблазнительно и возбуждающе, что казалось сумасшествием. Но. Допустимо ли это? Что скажет Драко, когда увидит, что на лице Тео нет тех эмоций, которых он возможно ожидал? Что ему делать с этим осознанием? И почему он снова один погряз в вопросах, на которые так сложно найти грёбаные ответы? Мочку уха Тео царапнули ресницы. — Я не предам тебя. Больше никогда, слышишь? Тео звонко усмехнулся, что заставило Драко замереть позади него. — Тео… — он нахмурился и уже готов был сделать что-то, чтобы показать Драко — он не так понял. Но Драко резко обернулся. Заметив полосу света на полу и мужской силуэт в проёме двери. Он хотел отодвинуться от Драко, но тот удержал его. Словно сама мысль отпустить сейчас Тео ему претила. — Третьего примете? — Оба выдохнули, слышав голос Блейза с хрипотцой. — Мне тоже не помешали бы обнимашки. Тео хотел остаться в этом моменте как можно дольше. Слушать предрассветные разговоры о девчонках, проблемах, неудачах — таких разных, но всё равно объединённых одним нерушимым чувством. Тем, что связывало их по сегодняшний день. Они не боялись доверять друг другу самое сокровенное. Просто кому-то требовалось больше времени, чтобы открыться.***
Я так сильно хотел помочь им. Так сильно старался. И в конечном счете единственным, кто, на самом деле, нуждался в помощи, оказался я.