Тайны убежища лжецов

Diamond Dust — Staring at the Stars

      — Ты уверена?       — Как я, по-твоему, не могу быть уверена в своём решении?       — А как ещё ты можешь объяснить такую резкую смену своего решения?       Логика здесь явно хромала, думал Драко, всё ещё пытаясь осознать, что подтолкнуло Гермиону так категорично сменить план, о котором они говорили ранее.       Правда в том, что Драко и не был против подобных перемен, хотя изначально не радовался самой идее присутствия кого-то постороннего в их маленьком коллективе. И всё же ему было любопытно, что заставило Грейнджер передумать, когда их шансы справиться своими силами приравнивались к грёбаному нулю.       Гермиона вздохнула и положила очередную книгу в руки Тео, уже практически не видного за стопкой, которую он держал.       Драко поморщился, глядя на друга, обошёл Гермиону сзади и забрал у Тео несколько фолиантов.       — Тяжело ведь, — пробурчал Малфой, направляясь к дивану. — Что ни говори, — Драко повысил голос, сел на подлокотник и указал на Грейнджер пальцем, когда она появилась из проёма секций с книгами в руках, — ты была выжата. Полностью. У тебя не осталось больше никаких идей и мыслей, кроме как связаться с человеком, который мог тебе помочь. Но в последний момент, когда вопрос уже урегулировали, ты просто отказалась? — Драко оценивающе на неё посмотрел. — Это что, бунт?       Гермиона громко цокнула, демонстративно закатив глаза. Она подошла к дивану, положила книги и, уперев руки в бока, оглядела Драко сверху вниз.       — Бунт? — усмехнулась девушка. — Говорит человек в футболке AC/DC.       Тео, усевшись на пол, облокотился о диван и в голос хмыкнул, не сдерживая улыбку. Драко покосился на него, прежде чем вернуться к разговору.       — Ты вроде бы не хотел, чтобы кто-то здесь появлялся. Так в чём сейчас проблема?       У Драко не нашлось ни одного аргумента в ответ на всем известный факт. Он не хотел, да. Не хотел, но опасения от того, что они на самом деле не справлялись, глушили чувство собственной важности и гордости.       — Твоя голова — потёмки, Грейнджер. Так темно, что ногу сломать можно, — сдался он, падая на диван. Драко запрокинул голову, прикрыв глаза. — Конечно, я рад, что нашу «идиллию» никто не потревожит, — он показал кавычки, подняв руки, — но всё же… Почему?       Гермиона села на ковёр, поджав под себя ноги, и стала перебирать фолианты — одни она складывала рядом, другие подальше, какие-то открывала и сразу же закрывала, на описаниях других задерживалась дольше.       Драко оказался в своеобразном центре между ними, хоть и сидел уровнем выше, поэтому мог наблюдать за тем, что просматривали оба. Тео проделывал те же действия, что и сама Грейнджер, только более небрежно и, казалось, быстрее.       Они втроём торчали в библиотеке с самого утра; время близилось к обеду.       До слуха доходил треск поленьев в камине, шуршание страниц и завывающий ветер на улице.       Снег пошёл — первое, что понял Драко, когда проснулся. Крупные хлопья били в окна застеклённого балкона. Повсюду витал неизвестно откуда взявшийся запах хвои, который заглушал привычные ароматы, витающие по комнате.       Безмятежная улыбка Тео, его привычно-игривое состояние, когда тот в одних пижамных штанах уселся на стул и заигрывающе похлопал по своему колену, смотря на Драко, подсластили пробирающую до суставов горечь.       «Что ты хочешь получить в этом году?», — прочёл он, взяв записку из рук парня.       И если бы он знал, чего хотел на самом деле, было бы проще.       Ему хотелось спать. Хотелось уткнуться носом в подушку. Хотелось полежать с закрытыми глазами до наступления весны. Хотелось, наконец, поймать, что ускользало от него. Хотелось найти ответы. Хотелось избавиться от ощущения удушья. Хотелось так много всего и так мало одновременно, что он не мог понять, какое из его желаний является реально достижимым.       Драко хотелось того, чего он не мог себе позволить. По крайней мере, он не мог рассчитывать на преподношение подобных подарков.       Он очень устал.       Устал, будто прожил уже десятки лет. Устал от затуманенного разума, устал от того, что потерял возможность понимать самого себя и свои чувства. Устал от того, что долгое время не видел конкретики, устал…       Драко устал от себя.       Такого себя — человека, который сомневался, человека, который искал во всём подвох и скрытый смысл. Он устал от того человека, взгляд которого он ловил в зеркале.       И если бы желания, загаданные в Рождество, сбывались, вероятно, его желанием стали бы покой и безмятежность. Хотя бы на одну ночь Драко хотел почувствовать лёгкость, с которой жил прежде, до наступления войны, до наступления того времени, когда сердце успело узнать о боли потери и сковывающей тяжести бессилия.       Драко сжал челюсть и мотнул головой, стараясь избавиться от подобных мыслей. Он похлопал себя по карманам брюк в поисках сигарет, наткнулся на вещь, особого значения которой старался не придавать. Против воли он вздрогнул и сглотнул ком в горле. Наклонившись к Тео, Драко взял лежащую рядом с его бедром пачку, поняв, что свою оставил в комнате.       Он прикурил, поставив пепельницу на колено и выпустил дым из уголка рта; его взгляд зацепился за лицо Грейнджер.       Её щёки краснели от того, что они находились близко к разожжённому камину. Однако она не жаловалась. Никогда. Сколько бы раз Драко ни замечал капельки испарины на её лбу, Грейнджер не жаловалась. Собственноручно тянулась к теплу, хоть оно и приносило ей долю дискомфорта.       Она странная. И странность заключалась не только в том, как она себя порой вела, но и в том, как быстро Грейнджер к ним привыкла.       Чем больше они втроём находились друг рядом с другом, тем более свободно она себя чувствовала. Больше непринуждённого общения, больше откровенных высказываний, из-за которых кто-то краснел, а кто-то, например, Драко, продолжительное время ухмылялся, не забывая напоминать о «провале». Появилось больше искренности, которая не скрывалась за маской ликвидатора или двух осуждённых.       Однако Гермиона ещё ни разу не спросила о их прошлом. Не интересовалась, как они пришли к тому, что имели на сегодняшний день.       Неужели ей неинтересно, что случилось на самом деле? Вопрос крутился в его голове последние пару месяцев. То громче, то тише — Драко ощущал, как он вибрировал внутри его сознания, потому что «любопытство», по-видимому, заразная вещь.       Ему до жути любопытно, почему она ничего не спрашивала о нём или Тео.       Грейнджер присутствовала на его слушании, стала свидетелем того, за что его упекли в Азкабан. Он до сих помнил выражение её лица, когда они с Уизли вернулись на повторное заседание. Разочарование и неверие, доля жалости и удивления.       На первом заседании они выступали со стороны свидетелей защиты, говоря о давлении, о юном возрасте, о том, что он не мог избежать условий, в которых оказался, потому что Реддл жил в его доме. Перед лицом всех присутствующих Грейнджер отвечала судье напористо и твёрдо. Она не стеснялась выражаться в самой грубой форме, потому что суд над Малфоями и правда был до смертельного утомительным.       Уизли не отставал от Грейнджер, подтверждая и добавляя какие-то факты к той информации, которую она «выкладывала на стол». Они, вероятно, считали, что той крохи информации о дне, когда он сделал вид, что не узнал Поттера, или о том, что в ту ночь на Астрономической башне видели, как его рука дрогнула, достаточно, чтобы избавить его от тюрьмы.       Только… Был ли в этом смысл? Был ли смысл в его освобождении, когда Поттер всё равно умер?       Он не знал, но мог дать руку на отсечение, что людям, сидящем во главе суда, все приводимые ими доводы казались смешной попыткой помочь ещё одному нуждающемуся.       Сейчас Драко понимал, что Грейнджер знает как его подноготную, так и Тео. И неужели у неё, человека, который совал свой нос куда не лень, не возникло ни одного вопроса?       — Мне не хотелось подвергать опасности ещё одного человека, — заговорила Грейнджер, отвечая наконец на заданный им ранее вопрос. Она не отрывала взгляд от книги, которую пролистывала. Драко поймал себя на мысли, что его сердце стучит быстрее. Он почувствовал покалывание на коже, будто его поймали на чём-то неприличном, пока он рассматривал её. — Если бы кто-то ещё пострадал из-за меня, из-за моей неосторожности… Не знаю, как бы я с этим справилась. Я просто не готова к новым жертвам.       Губы Драко сжались в прямую линию. Он задумчиво наклонил голову к плечу и, затянувшись, покрутил пепельницу, стоявшую на колене.       Это уже второе нападение проклятия на аврора. Насколько Драко знал, этот человек подошёл слишком близко к месту распространения, услышав крики из крыла.       Аврор избежал участи своего коллеги только потому, что рядом оказался Гиб, который перемещал Драко и Грейнджер в комнату. Если бы аврор задержался там немного дольше, нет гарантий, что ему удалось бы выжить. Проклятие — даже за такой короткий промежуток времени — успело оставить на нём след в виде тянущейся по телу паутины.       — Поэтому, — Гермиона вырвала Драко из мыслей, — обсудив всё с Кингсли и Вилмаром, я пришла к выводу, что лучше продлить время на исследование, чем лезть на рожон и подвергать опасности других людей.       Грейнджер рассказала им, что прежде чем отправиться в мэнор сегодня, она навестила аврора в Мунго. Она провела ряд диагностик, которые снова не дали ни результата, ни зацепки о природе возникновения проклятия. По-другому она не могла узнать, каким образом его ликвидировать, а это означало, что магия проклятия постепенно разрушала человека изнутри.       Целителям, как и Грейнджер, пришлось предложить пострадавшему погрузить его тело в стазис до момента, пока она не выяснит, как может помочь. Мужчина попросил дать ему время, чтобы объяснить всё своей семье.       Драко стряхнул пепел и снова затянулся, когда Тео покосился на него с прищуром, и подбородком указал на книги, разложенные на полу, как бы говоря: «Помочь не желаешь?».       Драко ухмыльнулся, переводя взгляд с одной кудрявой головы на другую, которые находились на уровне его колен.       — Я, в общем-то, — он взглянул на настенные часы, — собирался к ЛеБлану.       На лице Тео появилась гримаса неверия и иронии.       — Это правда, — почувствовав, как по венам пронеслась волна, выпалил Драко.       В последнее время их сеансы с Микаэлем и правда стали… Драко не знал, как назвать это. Они просто начали понимать друг друга. ЛеБлан не лез к нему с расспросами, лишь слушал и давал Драко возможность говорить, о чём хотел он. Иногда они просто молчали. И Драко сдерживал своё обещание, собирался придерживаться договорённости ещё на протяжении трёх сеансов. Он и не думал, что говорить с кем-то о чувствах будет приносить ощущение некого подобия освобождения. Почти похожее на то, что он искал прежде, когда только вернулся сюда.       Что будет дальше — оба узнают позже. Сейчас же, вероятно, дело было в том «доверии», о котором говорил Мика. Стало спокойнее. И Драко не знал, радоваться ли ему, или насторожиться тому, что его разум постепенно открывался, а внутри что-то оттаивало.       Тео покачал головой и, смотря на него, пытался что-то выразить. Это был тот редкий случай, когда Драко его не понимал. Не мог понять, что друг от него хотел.       — Мерлинова срань, — Драко постучал пальцами по колену и наклонился. Он подхватил один из принесённых фолиантов. — Что мы ищем сегодня, кудряшка? Не думаю, что чтение — лучшее решение, когда нам нужно искать более реальный выход из всего этого дерьма. Пустая трата времени, которая будет очередным провалом.       Пессимизма Драко не занимать, это факт, но он ничего не мог поделать. Каждый раз, когда Грейнджер злилась, результата было больше. Понять бы, как это работало, он пользовался бы этим на постоянной основе. В Грейнджер будто что-то щёлкало, будто после его провокаций она прилагала больше усилий к тому, чтобы что-то доказать.       Драко нравилось поддразнивать её. Это не похоже на те моменты, когда они оба вспыхивали, словно факел, пламя которого искрило не просто злостью, а самой настоящей ненавистью.       — Провалы — это лишь результат принятия неверных решений. — Гермиона посмотрела на Драко в упор, заставив его почувствовать короткие разряды электричества, которые ползли по предплечьям и кусали, кусали, кусали. — Это лучше, чем сидеть и ничего не делать. — Проговорила она и ахнула, когда, взяв очередную книгу в руки, прочла название.       Тео выпрямил спину, заглядывая на обложку.       — Ого, — согласился Драко с её реакцией. Он немного наклонился вперёд, опершись локтями о колени. — Не знал, что путеводитель остался здесь.       Тео кивнул, подтверждая.       — Это справочник по Священным двадцати восьми, да?       — Да, — Драко отставил пепельницу в сторону, затушив окурок, и заинтересованно смотрел на книгу, которую, как он думал, давно изъяли. — Насколько известно, их больше не выпускают. Этот, если я правильно помню, редактировался последний раз в тридцатых.       — Я могу посмотреть?       Блять, резко про себя ругался Малфой.       Когда он видел подобное выражение лица у Грейнджер: глаза отливают желтизной и мёдом, радужка словно светится, прикушенная изнутри щека, будто она сдерживает себя, лишь бы не сболтнуть лишнего и красный кончик носа, который блестит, словно усыпанный блёстками, — всё о чём он мог думать это блять, блять, ещё раз — грёбаное блять.       Он не мог позволить опуститься взгляду чуть ниже, всего на полдюйма, чтобы не наткнуться на бледно-розового цвета губы, потому что слишком хорошо помнил, какие они были на вкус.       Кровь, кислород и чёртовы апельсины.       От её кожи пахло цитрусами, и Драко так отчётливо запомнил этот запах… Он буквально забился ему в поры, витал где-то рядом на постоянной основе, не позволял больше погрузиться в ту глубину, из которой она его вытащила.       И самое страшное последствие, которое принесли помощь Грейнджер и его безрассудное поведение, это то, что он несколько раз ловил себя на мысли: завидую.       Провал года. Ещё одна награда в его личном списке достижений.       Драко завидовал тому, что Тео не нужен был повод прикоснуться к Грейнджер, посмотреть на неё. Он делал это так часто, как только мог. И Драко был бы идиотом, если бы не замечал выражение его лица, наполненное сладким коварством, вожделением и ещё чем-то, что бушевало и трескалось, когда он и Драко встречались взглядами в подобные моменты.       Драко не подсматривал, ведь не смотреть — нереально, когда они втроём находились постоянно рядом, но его охватывала настолько дикая неловкость, что внутри всё кипело. Ему действительно казалось, что он наблюдает за тем, что видеть ему не положено.       Почувствовав тёплое прикосновение к щиколотке, Драко несколько раз моргнул и посмотрел на Тео, который заметил, как он снова завис.              Нотт приподнял правый уголок губ, нагло ухмыляясь.       — Открывай, — ответил он Грейнджер тише, чем говорил до этого и, прокашлявшись, отвёл лицо в сторону.       Гермиона провела пальцами по шершавым страницам пергамента и смахнула ворсинки с изящно-выведенных строк: «Справочник чистокровных волшебников».       Она бегала глазами по фамилиям, пока её взгляд не остановился на первой, близко знакомой в списке.       Блэки. Немного ниже — Уизли. В соседней колонке она увидела фамилии Драко и Тео.       — Разве это не странно? — спросила она, ведя подушечкой пальца по фамилии подруги. — Почему они числились в этом справочнике, если считали маглов интересными и для чистокровных являлись не большим, чем грязью под ногами?       Драко пожал плечами.       — Не поверишь, но я задал отцу тот же вопрос, когда впервые открыл эту книгу.       Тео покосился на него, но выражение лица ничего не выражало, кроме мелькнувших воспоминаний о прошлом. Они не были святыми. Подобные вещи не забываются, сколько бы в знак искупления они ни сделали. Сожаление сейчас являлось последним, о чём можно говорить, ведь какой смысл говорить о прошлом, когда существовало сейчас и завтра?       — И как ты спишь по ночам, Малфой? — Руки Гермионы напряглись, пальцы сжались на страницах.       — Голышом.       Мгновение тишины. Рот Грейнджер приоткрылся буквально на секунду, её взгляд метнулся к Тео, который обворожительно улыбнулся, словно кот, и медленно кивнул, будто подтверждая. Чёртов придурок. Она опустила подбородок, прочистила горло и прищурилась, смотря на список.       — М-м, здесь и вы есть.       — Естественно, — фыркнул Драко. — Есть подозрение, что книгу написал прадед Тео.       — Правда? — Тео цокнул и, поднявшись, сел рядом с Грейнджер. Он указал на книгу, махнул ладонью несколько раз, изображая жест перелистывания страниц.       На последней странице он указал на крохотную подпись в самом низу, которую она зачитала:       — «Тот кто скачет впереди Дня», — Гермиона повернулась к Тео, дожидаясь объяснения. Он взглянул на Драко, который выглядел крайне озадаченно, смотря на то, как эти двое соприкасались выставленными в одну сторону коленями.       — Открой семью Ноттов. — сказал он, наклонившись к ним ниже, чем делал до этого.       Гермиона открыла фолиант почти на середине.       — «Сильнее самой Ночи», — указав на девиз, написанный под фамилией, озвучил Драко по памяти. — Фамилия «Нотт», — это имя скандинавской богини сумерек. Нотт буквально переводится как «Ночь». Кантанкерус Нотт, прадед Тео, родился в тысяча восемьсот пятнадцатом году, а умер в тридцать девятом, двадцатого века. Справочник был написан и выпущен одним тиражом, единожды. В тридцать третьем. Подпись создателя буквально кричит о превосходстве самой богини Ночи — Нотт. Поэтому бытует мнение, что именно Кантанкерус стал автором справочника.       Обдумывая полученную информацию, Гермиона продолжила листать страницы, натыкаясь на знакомые фамилии.       Если бы сейчас кто-то занимался выпуском подобной писанины, то фамилий в списке явно поубавилось бы.       Лестрейнджы. Пруэтты. Краучи. Роули. Блэки…       Кто-то, например, как Беллатриса, умер во время второй войны, а кто-то останется в Азкабане до конца своих дней. Но их фамилии будут жить в книгах по истории Магической Великобритании.       — Ты и Тедди Люпин и Андромеда — единственные, кто остался от рода Блэк, — высказала она свои мысли вслух, на что Драко отклонился и отвел взгляд в сторону, не зная, как реагировать на её слова.       — Единственный человек, который связывал меня с этой фамилией — моя мама. Сейчас её нет, так что не вижу смысла…       — Сириус погиб, защищая нас от пожирателей. От твоего отца. — сказала Грейнджер. Не резко, как факт, пропитанный грустным принятием. — Он так и не узнал, что его брат был достоин прощения. Не узнал, что он был смелее… Смелее того Регулуса, о котором он рассказывал Гарри и нам. Они оба умерли, не оставив после себя ничего, кроме наследия, о котором знают такое маленькое количество людей. Это так душит. Я не говорю тебе, что ты обязан им, но ты хотя бы знаешь о существовании Андромеды? Знаешь, насколько хороший и добрый она человек?       Драко хотел вспылить. Нет никакого смысла в том, чтобы помнить о людях, которые не имели к нему никакого отношения. Он хотел резко ответить, чтобы Грейнджер не лезла в его дела, но остановился. Воспоминание одной-единственной встречи с Андромедой пронеслось в его голове, будто ждало своего появления слишком долго.       Высокая женщина, чуть выше его матери, улыбалась ему, протягивая руку.       — У него твои глаза, — говорила она Нарциссе.       — Наши, — поправляла мама, пряча за улыбкой что-то горькое, что-то, чего Драко прежде не видел на её лице.       — Такой красивый мальчик просто обязан навестить меня. Когда-нибудь. Выпьем по чашке чая, я покажу вам свой сад, который ничуть не уступает твоему, Цисси. Будет здорово, правда?       Воспоминание Драко оборвалось, оставляя после себя лишь тихий, уже не такой уверенный смех двух женщин, которые крепко и долго обнимались на прощание.       — И всё же, — заговорил он твёрдо, уверенный в своих словах, — не думаю, что ей захотелось бы знать человека, отец которого приложил руку к тому, чтобы лишить жизни её двоюродного брата.       Гермиона некоторое время не отводила от него взгляда, будто обдумывала, стоило ли продолжать говорить. Тео щёлкнул языком, указывая Драко на пачку сигарет, лежащую на диване.       И как всегда — спасибо Тео за его возможность вовремя вмешаться в неловкую ситуацию и разрядить её.       Тео прикурил, откинулся на одну из рук, выставленную назад и вытянул ноги на ковре. Он время от времени заглядывал в книгу, пока Гермиона читала про семьи чистокровных, не забывая при этом поглядывать на Драко, который выглядел задумчивым.       Если честно, Тео готов был прибегать и к радикальным действиям, лишь бы эти двое не конфликтовали.              Последнее время что-то изменилось. Сама атмосфера, витающая вокруг них, переменилась.       Тео думал, причина этого в том, что произошло между Гермионой и Драко в крыле, но не мог быть уверен, так как ему были доступны лишь мысли Драко, но никак не Гермионы.       — Кто это? — Гермиона чуть приподняла книгу, показывая Драко и следом Тео.       Малфой нахмурился, пытаясь вспомнить чистокровных по фамилии Шафики.       — Старая семья. Я и забыл про них, если честно. Когда читал справочник, отец никогда не делал акцент на них, потому что считал их предателями, — Драко протянул руку к Тео и взял половинку оставшийся сигареты. Затянувшись, он прикрыл один глаз, чтобы дым не попал на слизистую. — Насколько мне известно, после смерти кого-то из наследников, они хотели выйти из круга Пожирателей в Первой войне. Но, на тот ещё момент слишком амбициозный Реддл не отпускал тех, кто был в курсе его делишек.       Гермиона вопросительно подняла бровь, пока Драко затягивался. Тео, протянул пепельницу Драко, держа её на ладони.       — Не смотри так на меня, — он затушил окурок, выдыхая дым в сторону, — отец не говорил, убил Реддл их или им удалось сбежать. Первый вариант, думаю, очевиднее.       Грейнджер кивнула, соглашаясь с его предположением. Она пролистала книгу до его фамилии и, остановившись на дальних предках, стала изучать написанную информацию.       — Могла бы и у меня спросить.       — Ты помнишь всю историю своей семьи? Вплоть до, — она пролистала несколько страниц, — Господи, десятого века?       — Конечно, — ответил он и указал на Нотта. — Как и Тео. Этот справочник был чем-то вроде магловской библии для детей чистокровных.       — Я думала, что здесь могли быть какие-то упоминания того, что могло бы нам помочь.       — Это не путеводитель по магии рода, кудряшка. Здесь лишь увековечено непрекращающееся кровосмешение на протяжении веков и некоторые пристрастия всех этих безумцев.       — Знаете, о чём я думала последнее время, — перевела Грейнджер тему, чем удивила не только Драко, но и Тео. Они, конечно, оба знали, что в её голове был слишком большой ураган из мыслей и вопросов, но она никогда не прыгала с темы на тему, пока не доводила одну из них до конца. — Почему именно твой дом? — Гермиона закрыла книгу, оставив её на своих коленях. — Почему, скажем, не поместье Тео? Или Пэнси? Дом Гойла в конце концов. Я бы могла списать это на дальность расположения, но какой в этом смысл, если мы находимся в Уилтшире? И какой смысл, если всё тут, кто мог перемещаться, делали это через каминную сеть или аппарацию. Поместье Паркинсон в Чиртоне. Поместье Нотта вообще на окраине Лондона…       Драко буквально почувствовал, как очарование новым вопросом, чем-то свежим, встряхнуло его изнутри.       — Думаешь, это может быть связано с магией рода? — спросил он первое, что пришло в голову.       «Если говорить за поместье Ноттов, я, конечно, рад, что мы не оказались там. Но может быть всё дело в самом помещении?», — Тео поднял записку, показав её и Драко, и Гермионе.       Откинувшись на спинку дивана, Драко закинул ногу на ногу.       — Это и правда могло бы быть веской причиной, — Грейнджер скептически посмотрела на него.       — Я не хвастаюсь, — ответил он на её взгляд, — просто это факт. Поместье Малфоев… слишком большое.       — Не аргумент. Поместье не используется полностью.       Драко пожал плечами.       — Кто знает, что было бы с теми комнатами, которое облюбовало проклятие? Слышала бы ты ЛеБлана с его фантастическими идеями о групповых терапиях.       Тео хмыкнул в знак согласия.       — Вероятно, он не поленился бы найти достойное применение свободным комнатам в доме, будь всё в порядке, — закончил Драко и проследил за взглядом Тео. Тот, посмотрев на часы, поднялся со своего места.       — Ты куда? — спросил Драко.       Тео указал на своё предплечье; Малфой поднялся следом по инерции.       — Это уже второй раз за неделю, — недоумевал Драко. Обычно только он наведывался так часто в кабинет Мура. — Я думал, ваши посещения сократили до раза в четырнадцать дней.       Тео пожал плечами, выражение его лица слишком расслабленное. Словно это обыденное дело, словно он шёл не туда, где будет чувствовать катастрофическую боль в течение достаточно долгого промежутка времени, а поплавать на спине не напрягаясь.       — Тебе помочь после вернуться в комнату? — Драко последовал за ним, когда Тео подошёл к столу и стал писать очередную запись.       «У вас дел навалом. Не переживай, увидимся вечером», — Драко прищурился, рассматривая крохотное сердечко, нарисованное в конце предложения.       Да он издевался, блять.       Драко сжал в ладони записку, а Тео, увидев это, очаровательно улыбнулся и подмигнул.       — Нам тоже нужно в кабинет, — Гермиона поднялась следом. — Только нужно взять эти книги, продолжим там, пока будем пытаться разговорить твоих родственников. — Драко кивнул и, подождав, пока окажется за спинами их обоих, прошёл следом. Он посмотрел на урну, на мгновение задержавшись, и засунул кусочек пергамента в карман.       — Кажется, у меня задница затекла сидеть так долго.       — Если бы ты ходил с нами между секций половину того времени, что мы провели в библиотеке, а не сидел на диване, жалуясь на то, как тебе жарко, думаю, с твоей задницей всё было бы в порядке, — Гермиона смахнула волосы с плеча.       Они подошли к кабинету Грейнджер и втроём остановились, пока она перекладывала книги из одной руки в другую. Она потянулась к ручке, но её опередил Тео, наклонившись достаточно близко, практически положив свой подбородок ей на плечо       Их лица были на одном уровне, щека к щеке, просвета практически не осталось. Драко заметил, как Гермиона застыла на какое-то время, боясь шевельнуться.       Тео щёлкнул ручкой, опуская её вниз и слегка повернувшись, наткнулся на щеку Грейнджер. Долго не думая и не дав шанса на отступление, он прикоснулся к её коже губами, оставив короткий поцелуй.       Драко вздёрнул брови, больше от опрометчивости и тотальной прямолинейности Нотта, нежели от шока или неожиданности. Он отвел взгляд, пытаясь не обращать внимание на то, как Гермиона крепче прижала книги к груди, будто пыталась защититься или отгородиться от Тео. Пришлось прикусить кончик языка, чтобы почувствовать ещё что-то кроме возникшей неловкости от того, что он находился сейчас рядом с ними. Снова лишний, снова не в тот момент.       — Ты как ребёнок, — пробормотал он тихо, когда Тео встал с ним рядом, а порозовевшая Гермиона обошла их и стала что-то судорожно искать, рыская по столу.       Тео хмыкнул в ответ. Мгновение спустя он закинул руку на плечо Драко и стал подтягивать его к себе.       — Что ты делаешь? — угрожающим шёпотом рявкнул он в лицо Нотта, наполненное предвкушением и тем самым коварством, от которого дыхание перехватывало.       — Я… О-о, — начала Грейнджер, обернувшись в тот момент, когда Тео обхватил одной рукой лицо Драко и, буквально насильно удерживая его, прикоснулся губами к щеке, как недавно сделал с Гермионой.       Драко едва не отпихнул его от себя. Взгляд метнулся к девушке с широко распахнутыми глазами.       — Нотт, твою мать!       Вот же блять.       Тео захлопал длинными, невероятно длинными и раздражающими ресницами, смотря на Драко так невинно, словно спрашивая: «Я сделал что-то не так?»       И конечно, конечно, Мерлин, мать его, не так. Всё было не так.       Тео ни разу не целовал его. Не целовал его, когда они лежали вместе в постели, не целовал, когда они трахались друг с другом через одежду, он не тянул к нему свои губы, когда они находились вдвоём.       Была разница, да, Драко это понимал. Есть разница в поцелуях в щеку, губы и куда угодно, но какого чёрта?       Какого чёрта он делал это при Грейнджер?       Драко казалось, он сейчас задохнется.       Когда волнение смешивалось с тяжёлым ожиданием и страхом, получалось что-то вроде диффиндо на сердце. Такое ощущение, что его изнутри резали мелкими лезвиями, пытаясь выпустить нечто наружу, пытаясь расковырять запечатанные в сердце эмоции.       Драко взмахнул рукой в попытке сказать что-то, но, вероятно, мозг соображал медленнее, чем рефлексы, доходившие в конечности.       Но следующим, что услышали оба парня, был искренний смех и яркая улыбка, которую Гермиона не старалась спрятать. Она откинула голову назад, а перезвон мягкого голоса разносился по кабинету, словно волны мелодии.       — Видел бы ты своё лицо, Малфой, — с улыбкой проговорила она, не сводя с него взгляда. — Я будто на третий курс перенеслась, а вместо Тео тебя снова клюнул гиппогриф.       Его сердце колотилось так быстро и сильно, что под рёбрами заболело. Он не мог понять её реакцию, не мог дать точного описания тому, что почувствовал, увидев очарованное выражение лица, и выраженную мягкость в её глазах.       Драко мельком взглянул на Тео, который был так же поражён.       И вопрос, какого чёрта Нотт добивался, требовал ответа незамедлительно и сию секунду. Но как… Как Драко мог спрашивать о чём-то, наблюдая за тем, как мозги его друга растекаются, словно плавятся, как мороженое под палящим солнцем, наблюдая за девушкой напротив?       Выдохнув, Драко мотнул головой, подтолкнул Тео в спину и выставил его из кабинета. Прислонившись лбом к двери, он простоял так несколько секунд.       Бороться с чувствами, бороться с желанием догнать Тео и спросить прямо, в лоб, зачем он вытворяет подобное при девушке, которая, по его словам ему нравилась, бороться с желанием ещё раз увидеть такую Грейнджер, выше его, блять, сил.       Возможно, он просто идиот, который придавал всему слишком большое значение, возможно, ему нужно быть проще и не задумываться о некоторых вещах, которые другим давались легко и непринужденно.       Драко тяжело вздохнул и, развернувшись, направился в сторону портретов.       Он стянул наброшенную на рамы ткань.       — Давай-ка побеседуем с родственниками.

***

      — Человек, подверженный страсти, в большинстве случаев будет избегать источника этой самой страсти, — Мур поднял обе руки вверх, — не мои слова. Так в психоанализе написано.       И как они пришли к этому разговору, гадал Тео, затягиваясь сигаретным дымом. Точнее, как они пришли к тому, что говорили уже второй час напролёт вместо того, чтобы заняться делом. Не то чтобы Тео был против, он, скорее, лучше бы слушал всё, о чём говорил Вилмар, нежели снова пропускал через себя разряды шокового заклинания.       — Тем не менее, если Драко пациент и человек, прочесть которого практически невозможно, учитывая все сеансы психологической работы и психиатрического вмешательства, ты другое дело, Тео. Если Драко избегает, не желает признавать чего-то или сомневается, он до конца будет драться с собственными мыслями, убирать их как можно дальше, лишь бы не видеть на переднем плане. Ты же, наоборот, принимаешь ситуацию такой, какая она есть, не пытаешься бороться или опровергнуть очевидное.       И что в этом хорошего? Тео выгнул бровь, слегка округляя глаза, чтобы смысл выражения его лица стал понятен доку.       — Хм, — Вилмар снял очки и сжал пальцами переносицу. Он скривился на мгновение, будто ему стало не по себе по какой-то причине. — Это не хорошо и не плохо. Вспомни ваше появление здесь.       О, Тео слишком хорошо помнил те первые несколько месяцев адаптации. Конечно, Пэнс, Грег и Блейз чувствовали себя иначе; им удалось установить контакт с Микаэлем и с Вилмаром практически сразу. Но то, через что проходили Драко и он…       — Вот именно, — подтвердил Мур, заметив выражение его лица. Затушив сигарету о дно пепельницы, он направился к умывальнику, подхватив по пути полотенце из навесного шкафчика. — Вы были сломлены. Оба по разным причинам, но то, что вас объединяло, это не факт того, что вы вместе с самого детства, а то, что вы в состоянии подпитать «страсть» друг друга. — Вилмар обернулся к нему, вытирая руки. — Когда ты пошёл на поправку, то стал воздействовать на Драко в положительном ключе. Подталкивать его в правильную сторону. Если бы не ты, даже предположить не могу, чем бы закончился его бунт по отношению ко мне или Микаэлю. Как бы он не относился к остальным, почему-то действительно прислушивается он только к твоим словам.       Тео поднял подбородок выше. Его грудь распирало от слов дока. Чувство удовлетворения и наслаждения моментом окутывало плечи тёплыми объятиями.       Значимость согревала.       Значимость придавала сил и прокладывала дорогу вперёд.       Вначале Мур казался Теодору чёрствым человеком, сосредоточенным лишь на своих исследованиях. Безвозмездная помощь отбросам вроде них, которых даже за людей некоторые личности не считали — чушь собачья, так думал Тео, пока не узнал дока лучше.       Со временем Тео стал присматриваться к нему. А как известно, Тео нравилось наблюдать. Он стал слушать то, что говорил Мур. Он стал видеть его намерения. Ещё позже появились первые ростки доверия. Это произошло из связывающих моментов их терапий и отношения дока не только к работе, но и к самим пациентам, которые, в большинстве, являлись друзьями Тео.       Вилмар оказался немногословным, но его искренняя забота, вскользь брошенные вопросы о состояния самочувствия или беспокойство за комфорт людей, которые находились здесь, были громче слов.       Он всё делал тихо. Не кричал о том, что они справятся, не убеждал, что они должны справиться, несмотря ни на что. Он оставлял им выбор, говоря, что это их жизнь и они вольны распоряжаться ею, как пожелают. Он просто предлагал возможность попробовать, без клейма, которое определяло их в обществе.       Возможно, в другой жизни, они могли бы стать товарищами, как старший и младший. Если учесть разницу в возрасте — чуть более десяти лет. Потому что именно такого человека Тео видел в Вилмаре: достаточно закрытого, но искреннего в том малом количестве слов, которыми они обменивались.       Тео чувствовал неописуемое облегчение, когда Драко стал к нему прислушиваться по поводу лечения. Он действительно был благодарен другу за то, что тот согласился на предложение Мура попробовать более серьёзный подход к терапии. Ведь это позволило Тео укоренить в сердце надежду на то, что они покинут это место вместе. Вместе смогут создать новые, не омрачённые воспоминания, за пределами стен дома и Малфой и Нотт-мэнора.       Даже если бы их пути рано или поздно разошлись — о чём Тео не хотел задумываться даже в перспективе — то он бы всё равно испытывал радость за друга, который медленно, но верно, маленькими шагами, двигался к той, нормальной жизни.       Тео мог с уверенностью сказать, что доверял Муру. Доверие являлось тем самым, что сопровождало Тео на протяжении всей жизни. Он верил малому количеству людей; он верил им и был убеждён, что они не подведут его. Мур входил в это число, потому что знал его так же хорошо, как Пэнси или Блейз.       Док даже знал, насколько аморальные, неправильные мысли проскакивали иной раз в голове Тео и ни разу не осудил.       Когда Вилмар впервые спросил о том, что он чувствовал, когда применил Непростительное к отцу, то лишь кивнул, когда Тео ответил: «Освобождение», не показав никаких эмоций, кроме понимания. Это удивило Тео. Он ожидал чего угодно: наставлений, поучений, что это неправильно и он не тот, кто мог решать, кому жить, а кому умереть. Тео ожидал увидеть что-то вроде отвращения и презрения, которое видел на лицах других волшебников в зале заседания.       Этого не произошло. И это стало началом «понимания» во взаимоотношениях врача и пациента.       Но так же, как и у всех людей, адекватно мыслящих, разум Тео не оставлял его в покое. Как бы сильно человек ни доверял другому, в голове иной раз проскакивали ядовитые предположения. Проблема состояла не в оппоненте, а в самом Тео. Он это понимал.       И сейчас, обдумывая фразу дока о каком-то там психоанализе Драко, Тео задавался вопросом, а не было ли здесь «двойного дна»?       К слову, о «страсти» можно говорить в разном ключе.       Быть того не могло, чтобы Мур узнал, что Драко и Гермиона делали в крыле, в день происшествия, чем были заняты их рты, по крайней мере. Но док не пустоголовый идиот, чтобы не заметить, как Гермиона избегала любого взаимодействия с Драко. Они практически не оставались наедине после случившегося. Конечно, всё это можно было обосновать занятостью обоих, но… Что-то не давало Тео покоя.       После произошедшего между Гермионой и Драко, Тео принял решение поговорить с ним ещё той ночью, когда к ним в комнату ворвался Блейз. Всё закончилось попойкой, конечно, они не спали, они чувствовали себя ожившими инферналами, но Тео убеждён, что Драко запомнил их разговор.       «Не избегай её, — писал он, — вам работать вместе. Вы отлично справляетесь и продолжите в том же духе. Не делай того, о чём можешь пожалеть в дальнейшем».       Тео смотрел ему в глаза и видел, как в серебряных радужках боролись страх и любопытство, сталкиваясь лбами. Но что тут сказать? Тео эгоистичен в своих намерениях. Он не был хорошим. Ему нравилось видеть их совместную работу, нравилось это разнообразие, которое приносила Гермиона вместе с собой на хвосте, врываясь к ним в комнату каждое утро.       Он не хотел, чтобы это заканчивалось.       Ещё немного.       Ему нужно лишь ещё немного времени.       Самую малость времени, проведённого рядом с ними обоими.       Тео не мог больше отрицать своих эмоций, когда они оба находились рядом с ним. Он поборол противоречия, заглушил в себе звуки совести. Теперь она лишь иногда шептала, высовывая нос из-за закрытой двери, когда он любовался видом нагого тела Малфоя, вышедшего из ванной.       Совесть царапала его позвоночник, когда он чувствовал вожделение, смотря на Гермиону за чтением книг или составлением формул для будущей ликвидации. Её чёртовы джинсы, магловские блузки и вечно приталенные майки на тонких лямках. Плечи, усыпанные светлыми веснушками и родинка, пропадающая между грудей. У него во рту пересыхало, а ткань на паху натягивалась, стоило ей потянуться, открыв вид на длинную шею и ключицы, которые хотелось покусать.       Салазар, блять. Это могло свести с ума.       Тео совсем недавно пришёл к осознанию того, что ему нравятся оба. Драко и Гермиона. Гермиона и Драко. Их имена в одном предложении и контексте, который мысленно вкладывал Тео, звучали настолько несовместимо, но так огненно и ярко, что теперь закрадывались сомнения о той самой «невинной страсти», про которую говорил Вилмар.       Тео указал рукой на планшет с бумагой. Взяв его в руки, он принялся писать.       «Драко не настолько плох в самоанализе, как ты думаешь. Просто… — Тео на мгновение остановился, подбирая правильное слово, — ему нужно быть уверенным в том, что делает и ощущает».       Он перевернул планшет, показывая надпись доку.       Когда они с Драко были вместе, когда кончили друг на друга, как бы грязно и одновременно возбуждающе это не звучало — Малфой не думал. Он действовал так, как хотел в данную секунду. Если бы у него было время обмозговать ситуацию, в которой они оказались, то он явно не поддался бы искушению.       Если не лукавить, а говорить начистоту, не факт, что и Тео поддался бы, если бы не почувствовал, как атмосфера между ними изменилась.       Они так долго были вместе, что вопросы, приходящие в голову на следующий день, не требовали ответа. Всё было до прозрачности просто — они хотели друг друга. Хотели так, что нашли нужные точки соприкосновения моментально, оказавшись прижатыми друг к другу в постели. Они подстроились под тела друг друга слишком идеально, словно делали так всегда. Словно что-то нереальное, но существенное, вело их по пути, который был предназначен и намечен очень давно.       Вероятно, виной поведению обоих, то есть принятию, в последующие дни, являлся шок от произошедшего. Тео мог так думать, если бы не знал, насколько правильно ощущалось то, что они сделали.       У него не возникло проблем с самоидентификацией ориентации, потому что знал, что хотел Гермиону так же сильно, как и в предыдущие дни, до того, как почувствовал на себе вес тела Драко, его короткие и быстрые вдохи из-за стеснения в груди, леденящие капли пота, падающие на ключицы, желание двигаться, желание дотронуться до кожи друга, и приятное ноющее чувство внизу живота, которое, словно сеть, связало их обоих, соединяя друг с другом.       Тео не хотелось думать. В этом всё дело. Его волновало то, что и Драко не задал ему ни одного вопроса, не попытался поговорить о том, что произошло. Тео волновало, что Драко не делал того, из чего состояла его сущность.       Драко не пытался осознать, не пытался удостовериться в правильности своих эмоций. Он просто принял то, что произошло, как данность, как факт.       Может, поэтому Вилмар заметил в Малфое некие перемены? Может, поэтому он заговорил с Тео о нём?       — Могу сказать лишь одно, — Мур дёрнул подбородком, Тео знал этот жест.       Он полез в карман брюк и достал палочку. Тео пришлось прикрыть глаза и несколько раз сглотнуть, чтобы избежать слишком сильного выделения слюны. Тошнота мгновенно подступила к горлу, ладони сами по себе сжались в кулаки, костяшки хрустнули.       — Я рад, что Драко, наконец, идёт на поправку. Понимаю, что вы двое как две частицы одного механизма и, безусловно, верны друг другу, но хочу, чтобы ты знал, как я благодарен тебе. Спасибо за то, что делишься. Это и правда помогает мне лучше понять Драко и его намерения по поводу лечения.       Тео приоткрыл один глаз, пытаясь разглядеть, что происходило.       Вилмар поставил продолговатую коробку рядом с кушеткой, на которую ему сейчас придётся лечь. Рядом, совсем близко, находился ещё один аппарат с длинными, торчащими из него двумя прозрачными трубками, похожими на щупальца кальмара.       Если бы Тео знал всему этому предназначение, то, скорее всего, пришёл бы в ужас. Но он не знал и знать не хотел, потому что все эти приспособления выглядели устрашающе.       — Ты беспокоишься о нём, как и я, как и остальные ваши друзья. Если бы не твои слова о выбросе магии, который произошёл в крыле пару месяцев назад, я бы не понял, что его врождённая окклюменция могла быть активна, даже с учётом блокираторов, что вы принимаете. — Док встал рядом с Тео и опустил обе ладони на его плечи. Слегка сжав правое плечо, он поднял уголок губ, смотря прямым взглядом темных глаз в глаза Тео. — Я помогу вам освободиться. Спасибо за доверие, Тео.       Док похлопал его по лопатке, и Тео кивнул, прогоняя мысли о том, что поступил нечестно по отношению к Драко. Логически он понимал, что не должен был этого делать, ведь если Драко просил молчать Гермиону о том инциденте, то Тео априори должен был понять, что его просьба относилась ко всем, кто знал. А знали три человека, включая самого Драко.       Тео мучило это. Это сжимало сердце из-за мыслей, что приходилось обманывать друга. Скорее недоговаривать. На настоящий обман это не похоже. Тем более то, что приносило пользу, не могло быть чем-то плохим.       Он обязательно расскажет Драко об этом, когда всё закончится. Малфой не тот человек, который дуется из-за пустяков. Возможно, после всего, Тео позволит ему засунуть язык себе в рот, если тот будет послушным и снисходительным.       Он кивнул Муру, принимая благодарность, чувствуя внутренний трепет от каждого слова, и снял толстовку. Опрокинувшись спиной на холодные простыни, он снова кивнул, говоря, что готов.       Лицевые мышцы дёрнулись, когда Вилмар, проткнув вену, начал вводить препарат, который позволит Тео расслабиться.       Прошло мгновение, прежде чем он ощутил, как тяжело теперь моргать и двигать конечностями. Тео медленно сглотнул; губы пересохли. Самое неприятное в этом уколе было то, что Тео вроде бы был расслаблен донельзя, но какие-то прикосновения к некоторым частям тела казались даже ярче, чем до укола.       Док обошёл кушетку, попутно закрепляя его конечности кожаными ремнями и встал по левую сторону.       — Как себя чувствуешь? — Он несколько раз ударил ногтем по второму шприцу, подгоняя пузырьки воздуха кверху.       Тео попытался прочистить горло, безуспешно. Медленно повёл головой, пытаясь кивнуть.       — Понял, — сказал Вилмар, вводя иглу чуть выше метки на предплечье. — Как твоя терапия с Микаэлем? Ты пытался говорить? Или попробовал почитать вслух, как я тебе советовал?       Тео ничего не ответил. Он сцепил зубы, чувствуя, как на кончиках пальцев левой руки кожа начинала гореть. Ощущение было таким, будто он медленно, но уверенно погружал руку в кипяток, позволяя коже плавиться и покрываться волдырями, которые нарывали, которые вот-вот с секунды на секунды лопнут, запачкав всё сукровицей.       Он задышал быстрее и замычал сквозь плотно сжатые губы.       — Потерпи немного, ладно?       Это всегда длилось недолго. Недолго по сравнению с последующими действиями.       Через какое-то время огонь под кожей угас.       Ещё через мгновение — холодные электроды были расставлены по телу.       А дальше зажим во рту, боль и утешение тем, что это всё не просто так.       Спасибо за доверие, — звучало и звучало, повторялось раз за разом в его голове. И Тео также мысленно улыбался, стараясь отгородиться от боли, как делал когда-то раньше. Как делал во время применения к нему Круцио.       Всё действия Вилмар сопровождал вопросами о самочувствии, вопросами какие ощущения в нём вызывал тот или иной порог пропускаемого «тока». Он смотрел, как менялся оттенок метки на руке Тео и, не прекращая, напоминал: «Скоро всё закончится».       Скоро всё закончится, повторял про себя Тео. Боль закончится, они смогут начать новую жизнь, смогут создать много воспоминаний, которые перечёркнут то, из-за чего они оказались в таком положении.       Скоро всё закончится.       Осталось лишь немного потерпеть.

***

airshade — never go home

      Тео никогда особо не прислушивался к интуиции, которая пыталась предостеречь его от очередной возможности вляпаться в кучу дерьма.       В моменты, когда всё вокруг кричало: «что-то назревает», он имел привычку идти и проверять это самое «что-то», будто мазохист искал место, в котором ему могли причинить вред.       Забиваться в угол, зажигать лампу, в попытках спрятаться от кошмаров — так скучно не правда, ли?       Тео явно не был фанатом осторожности.       Он поднимался по лестнице на второй этаж, держа направление к кабинету Гермионы. Тень предостережения преследовала его по пятам, казалось, подталкивала в спину.       Что-то случилось, догадывался он, и сейчас, по какой-то причине, не возражал, а позволял себе идти на поводу предчувствия. Всё потому, что ни Драко, ни самой Гермионы не было на ужине.       В последнее время она задерживалась в поместье допоздна, поэтому практически каждый день они либо втроём спускались вечером в гостиную, где их уже ждал накрытый стол и ребята, либо она и Драко. Только после этого Гермиона отправлялась домой.       Она так сильно погружалась в исследования, что иногда парням приходилось напоминать ей, что человеку необходимо есть, иначе он протянет ноги.       Плечи Тео щекотало прохладой, дрожь мурашек носилась по телу, складываясь в предложение, от которого волосы на затылке вставали дыбом.       Что-то случилось.       Насколько Тео помнил, Гермиона не собиралась сегодня в крыло, значит, с состоянием её и Драко, как ментальным, так и физическим, всё должно быть в порядке.       Тео предполагал, что они могли найти что-то, что сдвинуло дело с мёртвой точки, поэтому задержались. Однако, насколько он успел узнать характер Грейнджер, она бы не сидела на месте и первым делом поделилась бы с Вилмаром, рассказала о дальнейшем плане.       Тео завернул за угол и мотнул головой, избавляясь от пустых домыслов. Он поднял голову, отрывая прикованный к полу взгляд, посмотрел вперёд и резко остановился. Тео распахнул глаза, увидев спину Гермионы: она аккуратно, не спеша, закрыла дверь в комнату Уизли и стала оборачиваться. Не задумываясь, чувствуя потребность в нескольких секундах уединения, он сделал шаг назад, юркнув обратно за угол, и прижался спиной к стене.       Проклятье.       Мерлин, какого чёрта он творил?       Тео наклонил голову к плечу, сжимая и разжимая ладони, которые моментально вспотели. Он совершенно затих. Его горло будто сжали фантомные руки, не позволяя глотнуть и крохи кислорода. Кровь кипела и бурлила, тело казалось одновременно застывшим и лёгким; казалось, словно он стоял на краю обрыва, лишь пятками чувствуя твёрдую поверхность — одно неверное движение, потеря баланса и всё рухнет в одночасье.       Тео подался вперёд, сглотнуть не получалось из-за сухости во рту. Он заглянул за угол, посмотрев на Гермиону, которая точно скопировала его позу, но казалась более расслабленной. Даже слишком. Она прислонилась к двери комнаты и, запрокинув голову, смотрела в потолок, редко моргая.       Такая тихая. Тихая настолько, что её грудь поднималась и опускалась слишком медленно, прерывисто, будто она боялась полноценно дышать.       Тео услышал короткий всхлип, который отозвался в нём резким покалыванием глубоко в груди, и уже через секунду Гермиона подняла руки, провела ладонями по щекам и потёрла глаза. Она глубоко дышала через нос, будто пыталась избавиться от тяжести, застывшей на её плечах.       Он видел грусть, видел, как сильно она пыталась сломить Гермиону, заставить её сжаться, свернуться в позе младенца. Он видел бессилие, которое она всеми силами пыталась удержать внутри. Тео очень хорошо знал об этих чувствах. Он выучил эти эмоции и точно понимал, каково это ощущать отчаянную тоску из-за невозможности сделать хоть что-то, невозможности помочь дорогому человеку.       Тео захватил нижнюю губу зубами, прикусывая кожу. Он хотел выйти к ней навстречу, обхватить лицо ладонями и заставить посмотреть ему в глаза. Тео хотелось всеми возможными способами донести до Грейнджер, что всё в порядке. Она не обязана терпеть это в одиночку, она не должна пытаться запереть эту боль внутри себя.       Расскажи мне, поплачь рядом, позволь сжать тебя в объятиях до сладкой боли, приводящей в чувства. Воспользуйся возможностью отдать мне все невысказанные слова, точно так же, как и я использую шанс взять их.       Всё будет в порядке. Джинни справится, потому что она слишком яркая, чтобы позволить темноте поглотить себя. Ты справишься, потому что я не знаю никого сильнее тебя, Гермиона.              Сделай шаг навстречу исцелению, и я помогу.       Всё будет так, как ты захочешь, только расскажи, поделись со мной, дай мне почувствовать вкус трагизма, слизывая слёзы, стекающие по твоим щекам. Позволь утешить. Позволь побыть рядом в моменты нестерпимой боли…       Тео ощутил необъяснимую потребность забрать её горечь себе, разбавить со своими переживаниями и чувствами. Желание закололо на кончиках пальцев, на подкорке, разъедая здравые мысли.       Он выдохнул через рот, ударившись затылком о стену позади себя.       Тео охватывали противоречивые чувства. Он думал: поздно. Поздно что-то предпринимать, потому что с каждой прожитой секундой возможность быть ей нужным ускользала сквозь пальцы. Однако, с другой стороны, он надеялся, что «поздно» перебьёт тихое, но вселяющее уверенность «пора». И ирония состояла в том, что, что бы он не выбрал, в него вцепится третья сторона. Растущая из ниоткуда, одновременно утешающая и категоричная — рано.       Рано предпринимать какие-либо действия в отношении обоих людей, из-за которых его сердце колотилось как ненормальное. Рано говорить и рано показывать.       Слишком рано.       Рано и от этого паршиво. Паршиво так, что нечто горькое собиралось под языком, наполняя рот ядовитой эгоистичностью, которая вытравливала любые аргументы и кричала: пора.       Голова Тео всё ещё продолжала гудеть после процедуры. Он не успел нормально отдохнуть. Он, вероятно, не совсем здраво соображал, принимая решение вновь пойти по тропе нахальства, выпуская из руки поводок, на котором, закованным в ошейник, ждал освобождения эгоизм.       Закрыв глаза, Тео выдохнул и сделал шаг вперёд, заворачивая за угол. Он опустил взгляд, чиркнув подошвой по полу, оповестив тем самым Гермиону, что она больше не одна, и на ходу полез в карман брюк.       Не мешкая, не колеблясь, не оставляя самому себе возможности отступить, Тео достал блокнот и заточенный карандаш. Он стал писать размашисто, неаккуратно. Оторвал листок, остановившись возле Гермионы на расстоянии вытянутой руки.       — Тео? — позвала она и немного наклонила голову, пытаясь заглянуть ему в глаза. Вероятно, какая-то часть Тео уже ощущала последствия отказа, поэтому он не мог посмотреть на неё прямо.       Только вот зачем тогда он всё это затеял, если сам не был уверен в своих действиях? Слизеринец он, в конце концов, или девственник с эмоциональными качелями вместо мозга в голове?       Тео сжал челюсть, подгоняя искусственно вызванную уверенность, и встретился с ней взглядом. У него дёрнулась ладонь, когда он заметил, что её глаза были опухшими, а губы налиты красным цветом, будто она горела изнутри. Он не знал, чего точно хотел: стереть это выражение с её лица или схватиться за собственную грудь, потому что там, внутри, всё так сильно сжималось из-за неё, из-за волнения, из-за попыток влезть в её жизнь, в её чувства.       Гермиона читала записку слишком долго, хотя она содержала в себе одно-единственное предложение.       — Что за место? — спросила она и голос едва ли дотягивал до шёпота. Опустив листок бумаги, Гермиона рукой махнула в сторону, намекая, чтобы они отошли от двери.       Тео сложил руки за спиной, сжимая пальцы одной ладони другой, и последовал за ней. Они прошли совсем немного, оказавшись в том месте, где он стоял совсем недавно, прижавшись лопатками к стене. Гермиона отодвинула портьеру на окне и облокотилась плечом об оконную раму.       Он мог предположить, что происходило в её голове. Насколько сильным был разбег между — поддаться чему-то, вырваться из привычной реальности, довериться человеку, которого знаешь два с половиной часа и отстоять свою позицию, заперев всё мучащие мысли подальше.       Тео не зря считал Гермиону сильной, способной разглядеть то, что увидит не каждый. Такие люди, волшебники — уникальны. Они несли в себе свет и искру, приносили в мир магии новые открытия, новые заклинания и зелья. Они нарушали законы и писали новые, переходили грани дозволенного, открывая новые горизонты. Они держались за внутренний стержень, который закалялся сильнее с каждой победой и провалом.       Но ещё одна её черта не давала ему покоя. Эта самая черта могла сейчас всё испортить.       Грейнджер слишком упёртая.       Тео в этом окончательно убедился, когда стал помогать ей. Он был бескрайне «рад» тому, что знал двоих людей, способных свести с ума своей непробиваемостью. Грейнджер и Малфой, два человека, такие разные, но настолько одинаковые в своём упрямстве, что, казалось, будто они выплыли из одной реки, на берегу которой стояло предупреждение: «Не глотай, иначе единственным твоим желанием будет, чтобы оппонент захлебнулся в своих попытках доказать тебе что-то или переубедить».       — Ты расскажешь? — Гермиона обернулась, посмотрев на Тео.       Тео сделал запись и подошёл к девушке, встав с ней рядом. Он смотрел на озеро вдалеке, над которым он и Драко летали на детских мётлах, пытаясь поймать снитч. Вода уже покрылась коркой льда, скамьи, стоявшие по периметру, обросли шипами морозов.       — Если бы бог существовал, это стало бы его любимым местом, — прочла Гермиона вслух.       Возможно, Грейнджер сейчас было не до его шуток и дешёвых попыток «подкатить яйца», как выразился бы Блейз. Но Тео искренне надеялся, что она не подумала об этом, потому что сейчас он хотел лишь помочь. Отвлечь её. А то, что ему придётся принимать в этом участие, лишь побочное явление.       Гермиона молчала некоторое время, и в голове Тео уже начал образовываться план, как быстро всё переиграть и просто отвести её в библиотеку, к камину, который ей так полюбился с наступлением холодов. В место, от которого она не могла бы точно отказаться, даже учитывая плохое настроение.       Тео поднял блокнот с карандашом и написал первые слова, пытаясь исправить ситуацию. Он пытался объяснить, что она не обязана идти за ним или делать что-то против своей воли.       Гермиона, увидев первую строчку боковым зрением, глубоко вдохнула и накрыла своей ладонью руку Тео, с зажатым в ней карандашом, тем самым останавливая.       — Хорошо, — сказал она, выпрямляясь и поднимая подбородок, — не знаю почему, но сейчас мне кажется это правильным. — Она посмотрела на него и в карих радужках, обрамленных золотом, бликом отсвечивала луна. Тео представлял себе в её глазах голубое мерцание звёзд, утонувших в глади воды, когда они окажутся в том месте, где он сам не появлялся слишком давно. — Покажи мне место, которое понравилось бы богу, Тео.

***

Thirty Seconds To Mars feat. A$AP Rocky — One Track Mind

      Гермиона обвела взглядом пустующую комнату. Из-за приглушённого света, звука разбивающихся капель о гладь воды в бассейне, она ощущала себя будто на отдыхе, где-то в Австралии, в одном из отелей, в которых бывала с родителями во время каникул.       Последний раз Гермиона спускалась сюда почти два месяца назад, перед Хэллоуином. Она не заметила особых изменений, кроме плетущихся по стенам растений, ветви которых разрослись и теперь полностью обвивали рамы окон, расположенных вертикально почти под потолком.       Сказать по правде, Гермиона нервничала. И нервничала не из-за того, что напротив стоял Тео, ожидая от неё дальнейших действий. Больше всего её беспокоил факт того, что сюда в любой момент мог зайти кто угодно, хоть Тео и пытался уверить её в обратном.       «Ты можешь довериться мне. Мы пойдём немного дальше. Это место… оно за пределами бассейна, мы вряд ли сможем «общаться», но тебе нечего бояться. Обещаю», — читала Гермиона записку и эти слова, в совокупности со взглядом, каким Тео смотрел на неё, делало с её сердцем что-то странное. Оно будто становилось больше после каждого удара, который был сильнее предыдущего.       — Ладно… — прошептала она надломленным голосом и сглотнула, смотря на светлую плитку, на которой блестели лужицы, похожие на отпечатки стоп, словно кто-то недавно вышел из бассейна.       Гермиона несколько раз потёрла ладони о бёдра и услышала, как Тео шумно втянул воздух через нос, из-за чего ей пришлось сдерживать нервную, совершенно глупую и неуместную сейчас улыбку; она удостоила, наконец, его взглядом.       Тео и правда умел создать вокруг себя атмосферу, наполненную комфортом. Он не торопил Гермиону, давал возможность ещё раз подумать, стоило ли переходить грань в их отношениях. Побыть вместе, и это не похоже на те разы, когда они остались наедине в библиотеке или в кабинете. Он не подгонял её к быстрому принятию решения, однако, Гермиона видела, как его взгляд менялся, словно что-то внутри него изнемогало.       Всё потому, что Тео не мог похвастаться терпеливостью. Если бы Гермиона могла заглянуть в его мысли, то пальцев на руках не хватило бы, чтобы сосчитать, сколько раз он вёл внутренний диалог с самим собой: рано или пора; пора или стоило подождать ещё.       В какой-то момент, когда Гермиона снова тяжело вздохнула, Тео прищурился, нахмурив брови. Он не понимал, почему она так вела себя. Если хотела уйти, то почему молчала? А если хотела остаться, тогда почему ничего не делала, от слова совсем? Может, она боялась обидеть его? Но разве он похож на человека, который обиделся бы из-за подобного?       К слову говоря о терпеливости. Тео запрокинул голову вверх, посмотрев на потолок. Прикрыл глаза и, взывая к Салазару и всем Великим волшебникам, попросил ещё долю терпения.       Он подался вперёд, поймав взгляд Гермионы и, не разрывая зрительного контакта, поднял руки и положил ладони на плечи девушки, слегка сжимая, будто спрашивая разрешения.       Дистанция между ними пусть и не существенно, но сокращалась. Тео начал медленно опускать ладони, вести их по рукавам свитера. Он следил за её дыханием, за тем, как часто она моргала; язык тела Гермионы выдавал её с головой. Он не так часто видел её взволнованной. Слишком возбуждённой — да. Однако, это возбуждение никогда не имело эротического подтекста. Сейчас он горел, наблюдая за волнением, которое находилось в шаге от того, чтобы переступить черту, шагнуть на сторону неподдельного вожделения.       Тео всегда считал, что зрительный контакт довольно интимная вещь, способная разрушить некоторые стены, развязать язык и продемонстрировать истинные мысли человека посредством невербальных сигналов. Сейчас его прямолинейность, пусть и бессловесная, играла ему на руку. Он жаждал, чтобы Гермиона ощущала каждым дюймом своего тела уверенность его прикосновений, уверенность чувств, которые он вкладывал в движения.       Добравшись до запястий Гермионы, Тео подцепил большими пальцами манжеты её свитера и подушечками стал массировать кожу на точках пульса.       Гермиона задышала чаще, всё её внимание сосредоточилось в местах прикосновений рук Теодора. Она прислушалась к реакции своего тела: пальцы на ногах поджались, ощутимое и обволакивающее тепло разливалось где-то на уровне грудной клетки.       Гермиона вздрогнула, услышав, как Тео издал звук, похожий на мурлыканье. Его лицо подсвечивалось изнутри озорством и весельем. Взгляд настолько уверенного в себе человека, что Гермиона на мгновение скукожилась, почувствовав удар по своей гордости.       Она выпрямила плечи и, придав лицу нейтральное выражение, обхватила в ответ предплечья Тео, из-за чего тот вздёрнул брови от неожиданности.

Daughter — Touch (marximus d remix)

      — Отвернись, — сказала Гермиона быстро, борясь внутри со смятением и долей смущения. Тео поджал губы, смотря на Гермиону из-под полуопущенных ресниц. Он сдерживал безобидную, но имеющую возможность разрушить момент улыбку. — Я серьёзно, Тео, — повторила она. — Отвернись.       Нотт поднял руки вверх, как бы говоря: «не заводись» и, щёлкнув языком, демонстративно осмотрел её тело снизу вверх, вгоняя в краску пуще прежнего и резко повернулся к ней спиной, избегая десятка проклятий, посылаемых в лицо.       Гермиона запустила пальцы в волосы, взъерошив их и следом обхватила ладонями горячую шею.       Дыши и возьми себя в руки, говорила она про себя.       Она не была стеснительным человеком, однако уважала личное пространство. И, плюсом ко всему, она уже раздевалась при парнях. Она занималась сексом и знала, что такое удовольствие, возбуждение… но почему тогда она не может вспомнить, чтобы на неё так действовал чей-то взгляд, как глаза человека напротив? Почему она тряслась словно лист осиновый на ветру из-за этого ухмыляющегося, самоуверенного парня?       Уязвимость. Вот что Гермиона ощущала. Противная уязвимость, которая делала её слабой.       Оттенки сумерек просачивались в окна. На языке обоих людей, стоящих в одинокой комнате, ощущался вкус решимости. Шум воды, который создавал искусственный водопад, призывал действовать.       Чёрт бы тебя побрал, Нотт, грозно проговорила про себя Гермиона и, схватившись за полы кофты, резким движением сняла её, бросив под ноги.       Насколько отчаянно она отталкивала всплывающие на поверхность мысли о последствиях, настолько же отчётливо она понимала, как опасно находится сейчас рядом с Тео, обнажая перед ним не только тело, но и чувства, от которых мечтала избавиться.       Тео опустил взгляд в пол, замечая верх одежды девушки. Он услышал звук расстёгивающейся молнии и, не оборачиваясь, снял с себя футболку.       Он завёл руку назад, держа одежду зажатой в ладони. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Гермиона забрала её.       — Спасибо, — услышал Тео приглушённый голос и, казалось, Грейнджер успела что-то там себе надумать, пока он оставил её ненадолго без внимания.       Гермиона так сильно прикусила язык, что думала, ещё немного и он начнёт кровоточить. Она смотрела на спину Тео, покрытую шрамами, мысленно и неосознанно сравнивая каждый со своими. Десятки маленьких и больших, широких и совсем тонких, едва заметных, раскинулись по всей спине.       Гермиона прикоснулась пальцами к своему животу, нашла заживший рубец. Первое время, когда она смотрела на себя в зеркало после нападения, она понимала, что такая не одна. На каждом человеке война оставит свою отметку. Сейчас она видела последствия перед собой, на другом человеке, на человеке, которого никогда не должна была увидеть обнажённым.       Нормально ли то, что она испытала некое подобие облегчения? Вероятно, ей бы тоже не помешали консультации у психолога.       — Подумать только, правда?.. — пробормотала она не особо разборчиво и, не отдавая себе отчёта, потянулась к Тео.       Гермиона, не отрываясь, смотрела на его спину, замечая теперь не только шрамы. Она впервые так близко увидела выбитый номер заключения, состоящий из рун и цифр, небольшое количество родинок, выделяющийся шейный позвонок и напряжённую трапециевидную мышцу. Она едва коснулась одного из шрамов и вздрогнула, заметив выступившие мурашки на теле парня.       Тео застыл, почувствовав прикосновение Гермионы где-то под лопаткой. Его глаза расширились, мышцы так сильно напряглись, что он стал казаться шире в плечах. Он задержал дыхание и повернул голову к плечу. Даже боковым зрением он не мог видеть выражения её лица.       Некоторое время Тео не шевелился, давая ей возможность привыкнуть к такому себе — открытому и обнаженному.       Вероятно, ни один шаг до этого, который они делали друг к другу, не смог бы переплюнуть этот. В шрамах Тео была история, прикосновения Гермионы были живыми и наполненными чувством, которое кричало: мы похожи. Мы так похожи и это страшно. Мы столько прошли и всё равно оказались здесь, запертые в одном месте, не имеющие возможность просто скрыть это воспоминание, потому что это важно.       Важно для них обоих.       Гермиона тихо отступила на шаг назад. Она выпуталась из джинсов, Тео повторил за ней, оставшись в боксерах. Он обернулся, стараясь смотреть на лицо Грейнджер, а не на то, какой горячей она смотрелась в его футболке. Обычной, блять, футболке, которая так ей шла, открывая вид на округлые бёдра и загорелые ноги. Он протянул ей руку, сжимая челюсть и вымученно выдавливая улыбку вежливости.       — О, — остановилась на миг Гермиона, почти вложив свою ладонь в его. — Подожди секунду… — она нахмурилась, а после быстро села на корточки, озадачив Тео. — Что если, — Гермиона забарабанила пальцами по одежде. — Что если я использую, э-эм… Я могу использовать Импервиус на твоём блокноте. Тогда мы смогли бы…       Мерлин… У Тео открылся рот. Если у него сейчас встанет из-за того, какой находчивой была Грейнджер, сбивая своими предложениями с толку, он сгорит со стыда.       Он с фырканьем засмеялся в кулак, медленно покачав головой.       Великолепная.       Великолепная настолько, что Тео готов прямо сейчас упасть на спину в бассейн и позволить воде забрать его тело на дно.       Он сделал жест рукой, как бы говоря, «приступай» и отвернулся, чтобы не видеть владения палочкой.       О, подумал он, вспоминая, что с нахальством у него были хорошие отношения.       — Готово, — услышал Тео тон повеселевшей Гермионы. Обернувшись, он «попросил» её подождать. Он наклонился и достал из кармана пачку сигарет, избавился от нескольких штук и засунул в неё зажигалку. Он положил её перед Гермионой. — Нет, ну правда?       Тео поднял уголок губ, пожав плечами.       — Курение вас убьёт, Нотт. И тебя, и Малфоя.       Они столько раз избегали смерти, что умереть чуть-чуть попозже от никотина не такой уж и плохой исход.       Когда Гермиона закончила, то взяла себе блокнот, а Тео сигареты, засунув их под бельё и прижав резинкой.       Не оттягивая момента, Тео выставил руки вперёд и, оттолкнувшись ногами, погрузился под воду. Тело охватила лёгкая дрожь из-за контраста температур, он вынырнул и, тряхнув головой, посмотрел на Гермиону. Расставив руки в стороны, он подмигнул ей, широко и ярко улыбаясь.       Иди ко мне, говорили его глаза. Не бойся меня, ведь сейчас я будто звезду на ладони держу, настолько ты казалась мне недосягаемой.       Гермиона отвела взгляд, посмотрев на свои ноги. Она похлопала ступнями, издав хлюпающий звук.       — Мы правда сделаем это, — сказала она больше для себя, но подплывший к бортику Тео активно закивал, смотря блестящими, горящими восторгом и весельем, глазами.       Тео встал на ноги, уровень воды доходил до груди. Он бы любовался этим видом снизу вверх на Грейнджер долго… очень, мать его, долго, если бы имел на это право. Он протянул руки, снова поманив девушку к себе и на этот раз она слегка присела, всё ещё опасаясь.       Тео, не упуская подходящего момента, обхватил Гермиону за талию и быстро потянул к себе, затягивая в воду.       — Тео! — Крикнула она, схватившись за его шею. Он подогнул ноги в коленях, имитируя неспособность встать на дно бассейна. — Мерлин, хватит! Подожди, подожди.       Гермиона обвилась вокруг него, словно змея. Тео чувствовал её. Полностью. Каждой частью своего тела. Чувствовал, как горит кожа от ногтей Гермионы. О, он бы позволил расцарапать всего себя, если бы ей нравилось подобное.       Тео облизал губы, языком цепляя капли воды, вспоминая, как она оставила подобные отметки на Драко, на его шее и груди… Ему было больно, скорее всего, а Тео в тот момент смотрел и думал: «Салазар, ты такой идиот, Драко, раз не видишь, как это сильно, как красиво и горячо. Как много здесь эмоций…».       Не каждому своему пристрастию Тео собирался отдавать отчёт. Да и зачем? Ведь самое интересное всегда происходило по случайности, по незапланированному сценарию.       Тео на секунду сомкнул глаза, наслаждаясь тем, как его носа касаются её волосы. Если бы он немного повернул голову, то мог бы поцеловать её шею и ключицы, пока Гермиона продолжала бы смеяться, уткнувшись ему плечо.       Тео встал на ноги, обвив руками талию девушки, и чуть отклонился, чтобы посмотреть на её лицо. Они оба быстро дышали, словно пробежали несколько кругов вокруг поместья.       — Господи, если нас поймают, я буду вынуждена свалить всю вину на тебя, — запыхавшись, она пригрозила указательным пальцем.       Тео, будто заворожённый, не мог отвести от неё взгляда. Воздух между ними хрустел, словно зима проникла через окна. Он ловил её дыхание на своих губах и подбородке.       Он обнимал её.       Обнимал, прижимая к себе.       На этом бы закончить, потому что он на самом деле будет краснеть, если произойдёт что-то выходящее за рамки «чистого» развлечения, которое он ей обещал.       Тео отпустил Гермиону, удостоверившись, что она стоит на ногах, и указал рукой на противоположную сторону бассейна.       Гермиона провела ладонями по лицу, убирая влагу с глаз.       — Да, да, я помню.       Они вместе подплыли к бьющему водопаду из стены.       — Я могу держаться за тебя?       Конечно, незамедлительно кивнул Тео в ответ.       Он опустился под воду с закрытыми глазами. Гермиона последовала за ним и, ухватившись за его плечо, стала перебирать ногами.       Тео знал, что расстояние, которое им нужно проплыть, не слишком большое, но даже этого времени хватило, чтобы почувствовать тяжесть стен, то, как они сужались. Удушье, сковавшее шею от нехватки кислорода, он списал на волнение.       Волнение и больше ничего, уверял он себя, пытаясь ускориться.       Казалось, что прошло слишком много времени, на самом деле это были секунды, прежде чем Тео опустил ноги и почувствовал мягкий песок. Он потянул Гермиону вверх, выныривая и хватая так много кислорода, что горло заболело.       Гермиона распахнула глаза, оказавшись в некоем подобии пещеры. Со всех сторон и даже сверху их окружал тёмный камень.       Они шли на ледяной свет, маячащий на горизонте выхода из тоннеля.       Тео остановился, желая запечатлеть в памяти все мелькнувшие эмоции на лице Гермионы. Он так хотел увидеть это — нечто волшебное, отражение искр голубого цвета в её глазах.       — Мерлин… — на выдохе тихо произнесла она. Её глаза широко распахнуты, а рот немного приоткрыт. Она опустила руку, провела ею по поверхности воды, зачарованно смотря как светящиеся искры и капли касались кожи.       Тео не мог отрицать того факта, что он поражён ею. Он будто видел перед собой сияющее солнце, которое вот-вот взойдёт на западе, чтобы дать людям своё тепло.       — Это… так прекрасно, — прошептала она, крутя головой из стороны в сторону.       Прекрасно, повторял про себя Тео, смотря на Гермиону, окутанную ледяным светом. Было так тихо, что он слышал, как капли воды, одна за одной, стекали по камням где-то вдалеке, на другом краю пещеры. Так тихо, что он мог расслышать удары её пульса.       Ему хотелось прикоснуться к ней. Снова сжать её в объятьях. Хотелось не сдерживать себя, не пытаться противостоять этому чувству, этому желанию, накрывающему с головой.       Этот момент и правда прекрасен.       Для Тео здесь не было ничего нового и удивительного, потому что он бывал здесь так часто с момента возведения пещеры, сколько себя помнил, что впечатления со временем померкли. Однако, с появлением Гермионы здесь он точно понимал, как сильно изменится его восприятие, если он вернётся сюда снова.       Тео не в силах совладать с желанием, потянулся рукой к лицу Гермионы. Прикоснулся к её волосам — пряди тяжёлые, поэтому не могли пружинить, но они всё ещё такие же мягкие. Ему хотелось зарыться в них носом и дышать, дышать, дышать, до гипервентиляции вдыхая их запах.       — Этого места не было на картах поместья, — тихо и с оттенком теплоты сказала Гермиона, смотря на Тео в ответ. Боковым зрением она следила за его ладонью, которой он перебирал её волосы, лежащие на плечах. — Это всё магия, да? Пещера внутри дома? Или мы находимся уровнем ниже, как в подземелье?       Некоторое время Тео не реагировал. Он опустил руку, скользнув по плечу Гермионы, и подбородком указал в сторону небольшого каменного выступа, где они могли бы сесть.       Здесь не было освещения, как в самой купальне или зоне с бассейном. Единственным источником света являлись мерцающие капли, похожие на светлячков. Поэтому, если пытаться присмотреться вглубь пещеры, то толком ничего невозможно разглядеть. Они загорались только от взаимодействия с чем-то, что их тревожило.       Остановившись возле выступа, Тео встал позади Гермионы. Она обернулась, натыкаясь на грудь парня, и хлопнула ресницами, смотря на дорожки капель, стекающих вниз.       Гермиона сглотнула, поджав губы, и через все препятствия в виде мышц, родинок, которые она когда-то видела лишь на шее, наконец добралась до лица Тео и его глаз. С кудряшек стекала вода, разбиваясь о плечи. Всё это было способно загипнотизировать её.       Здесь неглубоко и, что странно, очень тепло. Вода была комнатной температуры, как и в самом бассейне, поэтому ощущение комфорта сыграло на руку расслабленности обоих. Они оба могли стоять в полный рост; уровень глубины доходил Гермионе до груди.       Тео, набрав в ладонь воды, несколько раз плеснул на ровную поверхность камня и приложил руку, проверяя, не слишком ли холодным тот был. Он достал сигареты, забрал у Гермионы блокнот и положил их немного подальше. В следующий миг он резко наклонился и, подхватив Гермиону под бёдра, поднял её, игнорируя звук, похожий на писк, и усадил на камень.       Так-то лучше, думал он, чувствуя, как острые колени девушки упирались ему в живот.       Тео поставил руки по обе стороны от её ног и, немного наклонившись, поднял бровь, намекая, чтобы Гермиона продолжила разговор.       — Я не хочу разговаривать в одностороннем порядке, — она вручила ему блокнот. Тео хмыкнул, издав звук одобрения. — Почему это место не выделено на карте? Ты в курсе?       «Нет»       Гермиона сжала губы в тонкую полоску, задумываясь.       — Кто это сделал? Вы? Ты и Драко?       «Нет, — Тео на некоторое время остановился, перебирая карандаш между пальцев. — Нарцисса. Это место полностью создано с помощью её магии, а если точнее, заклинания созидания. Эти огни, что ты видишь, тоже чары. Свет похож на Люмос, но, я думаю, что здесь замешаны руны, потому что они не гаснут, сколько бы времени не прошло».       Пока Гермиона читала переданную ей запись, Тео потянулся за пачкой сигарет, которая лежала за Гермионой. Он наклонился достаточно, чтобы вдохнуть запах шампуня, исходящий от её волос и кожи.       Ягоды и апельсины, подумал он про себя и уже в следующую секунду выпустил похожий аромат лесных ягод и свежести вместе с дымом.       Гермиона повернулась в сторону, смотря на то, как голубые искры постепенно меркли, сливаясь с сумраком пещеры.       — Почему ты привёл меня сюда? Почему… почему ведёшь себя так?       Тео прищурился одним глазом, зажав сигарету в уголке рта; он положил блокнот ей на колени и быстро оставил запись.       «Как — так?»       — Так, будто тебе не просто «не всё равно». Так, будто тебе и правда хотелось сделать что-то хорошее… Для меня.       Разве не очевидно, почему он делал это?       Гермиона на самом деле не понимала, что нравилась ему? Как можно не заметить настолько бесспорные вещи?       У Тео никогда не было намерений скрывать от неё свои эмоции. Он хотел её, блять, до такой боли, что прямо сейчас вгонял ногти во внутреннюю сторону ладоней, лишь бы не дать волю рукам, не дать волю своим желаниям, из опасения, что она может отвергнуть его.       Как бы то ни было, Тео знал, он видел своими глазами, что и он нравился ей.       Проблема состояла в том, что им обоим нравился ещё кое-кто. И, если для Тео подобный опыт с Драко стал некоторым открытием, возможностью быть ближе, стать большим, чем они были до этого, для него это… это как погрузиться во что-то настолько глубокое и своё, что он сам себе позавидовал бы, взглянув со стороны.       Но вот для Гермионы Драко был другим. Она не знала его так, как знал Тео, и сейчас, если следовать логике, в её умной головушке стоял ураган из опасений и страхов.       Они не должны были встретиться.       Тео не должен был почувствовать того, что ощущал сейчас.       Драко не должен был держать её за руку и прикасаться к ней губами.       Гермиона не должна была познать каково это — хотеть чувства их обоих. Хотеть узнать их, хотеть тёплых объятий и жгучих, лишающих кислорода поцелуев.       Тео понимал. Он чертовски хорошо понимал Грейнджер, но желание прижать её к себе, обнять и целовать до помутнения — поджигало его кровь, заставляя идти наперекор логическим предостережениям и всем знакам, которые подбрасывала интуиция.       «Потому что мне и в самом деле не всё равно, — мокрые пальцы скользили по карандашу, сердце билось о рёбра, — потому что мне и правда хочется сделать что-то для тебя. Что-то хорошее. Потому что я не хороший, Гермиона. Ни я, ни Драко. Мы все — те ещё дерьмовые детишки аристократов, которые не получились. Однако, когда ты рядом, мне хочется делать что-то приятное. Когда я смотрю на тебя, на твою тягу ко всему — меня поражает то, какой искренней ты выглядишь в погоне за новым, опасным и интересным. Это не означает, что я вмиг приму всё, о чём ты думаешь или встану на твою сторону. Я просто хочу видеть, как ты улыбаешься. Мы заперты здесь, хоть и по разным причинам. Так почему бы нам не переиграть эту игру в психушку, взяв что-то для себя? Это место — оно не то, чем кажется. Оно лишает. Всегда чего-то лишало. Со времён своего существования Малфой-мэнор что-то забирал. Поэтому мне хочется дать тебе что-то, показать, что и здесь можно улыбаться».       Гермиона, прочитав записку, не поднимала взгляда некоторое время. Она вдыхала пропитанный ягодами воздух, пытаясь дышать как можно ровнее, пытаясь сдержать эмоции, которые грозили взорваться подобно фейерверку.       Она поёрзала, касаясь коленями живота Тео, его горячего тела, которое не остужала ни вода, ни температура воздуха. Она заглянула ему в глаза, сморгнув непрошеные слёзы, которые тут же смешались с водой.       — Кое-что произошло, — она заговорила тихо, словно боялась, что их кто-то услышит. — У меня складывается впечатление, что если я расскажу тебе о чём-то подобном, то это… Это будет выглядеть словно беседа с другом. Понимаешь?       Тео никак не отреагировал на её слова. Ждал.       — Есть моменты, которыми безбоязненно делишься с друзьями. Секреты, вещи, о которых не можешь молчать, и есть очень малый круг людей, которым ты можешь сказать об этом. Это может быть что-то грустное или, наоборот, слишком воодушевляющее и такое огромное, что оно не может удержаться внутри тебя.       Тео, казалось, перестал дышать, пока пальцы сжимали карандаш. Он решился задать ей один вопрос, прежде чем поставить многоточие, которое либо положит начало новой истории в их жизнях, либо будет означать затянувшейся конец.       «Ты не видишь во мне друга, Гермиона?» — Он подмигнул ей, спрятав улыбку в уголке губ.       — Тебе покажется странным, если я скажу, что мне хочется делать то, что я чувствую? Как думаешь? Вот мне кажется это странным.       Гермиона, не умолкая, продолжала щебетать и Тео практически не успевал за сменой её мыслей.       — Это странно, потому что раньше, до встречи с вами, до моего появления здесь, я не думала так. Не думала, что когда-нибудь буду бок о бок стоять рядом с человеком, который считал меня грязью. Не думала, что буду целовать его. Я не думала, что моё сердце будет болеть так сильно из-за него, из-за того, что я увижу его разбитым. И… Ох, боже…       Гермиона спрятала лицо в ладонях, заговорив приглушённо, запинаясь о каждое слово.       — Я и не подозревала, что когда-нибудь скажу это вслух. Мерлин, это страшно. Мне очень-очень страшно, потому что я не считаю это неправильным и считаю одновременно. И как я могу… как могу опускать настолько важные детали? Почему я не боюсь вас? Почему боюсь остаться без вашего вмешательства в свою жизнь больше, чем того, из-за чего вы оказались здесь? Почему вы… Господи, мы были на разных сторонах. Мы и сейчас не обходимся без споров. Мы так противоречивы. Наши мнения на редкость сходятся, а в остальных случаях я хочу вцепиться Малфою в волосы и ударить его так сильно, что руки чешутся. А ты… ты только и делаешь, что сближаешь нас. Какого чёрта, Тео? Почему я… почему хочу того, чего хотеть нельзя?       Он затушил сигарету, бросив окурок куда-то за камни.       Тео казалось, что Гермиона задыхалась. Он накрыл её руки своими, прижимаясь к коленям вплотную.       Нахуй грёбаное «рано», с агрессией рявкнул он про себя, чувствуя болезненное давление внизу живота из-за того, что он хотел встать так близко, как только может.       Гермиона шмыгнула носом и повела ноги в стороны, совсем немного, но Тео было достаточно этого намёка, чтобы приложить больше усилий и встать между ними.       Он прислонился лбом к её лбу.       Посмотри на меня!       Тео не выпускал её ладоней из своих ни на секунду. Посмотри на меня, продолжал просить он.       Никаких сожалений. Ничего, что могло бы его остановить.       Возможно, это будет больно. Возможно, они разобьют сердце друг другу вдребезги.       Возможно, сейчас он совершил самую большую ошибку в своей жизни, но Тео никогда ещё не чувствовал себя таким нужным, таким способным на многое.       Ведь он и правда мог забрать её боль, мог помочь.       Он отогнал страх быть отвергнутым, действуя инстинктивно, действуя так, как велела нужда.       Тео прижался губами к её пальцам. Сначала одни долгий поцелуй-прикосновение, а следом россыпь маленьких.       Посмотри на меня, продолжал он настаивать.       Посмотри, посмотри, посмотри.       — Тео, — Гермиона опустила ладони, оставив их на линии губ. Они смотрели в глаза друг другу — отчаявшиеся и голодные до близости, до понимания, до нужды дать и забрать. — Что мы делаем?       Не знаю. Не знаю. Не знаю.       Он не знал.       Тео приоткрыл рот, наклоняясь к ней ещё ближе, целуя кончик её ногтя.       Он хотел просто попробовать.       Совсем немного.       Совсем…       Гермиона сама потянулась вверх. Она поцеловала его, лишив возможности сделать всё правильно. Лишив возможности забрать эту тоску в её взгляде. Она прикрыла глаза, разделяя с Тео одно дыхание на двоих, слыша низкий, удовлетворённый, почти беспомощный стон Тео. Она цеплялась за него, пальцы сжимались на его груди, будто она пыталась схватиться за что-то, удержаться.       Тео обхватил её лицо ладонями, вытирая влагу с нижнего века подушечками больших пальцев, не прекращая целовать, не прекращая отвечать на поцелуй, не прекращая чувствовать мягкое касание губ.       Всё так сильно запуталось, но в одном он был уверен — это прекрасно, это идеально, это фантастически. Голубые отблески на её теле, волны воды, окружающие его нижнюю часть тела и тепло, тепло, тепло.       Бесконечное тепло.       Будто звезду в руке держать, вот что он думал, проникая в приоткрытый рот. Горячо, буквально физически обжигающее прикосновение языков. Будто они оба горели, будто окружающая их вода — это синее пламя, в котором они тонули, тонули, и тонули. Погружались так глубоко, что доставали до глубин уязвимости друг друга.       Теперь Тео знал, о, Мерлин, он знал, насколько она хороша, насколько сильно он очарован ей, тем, что она позволяла делать. Хотелось больше и глубже, хотелось проникнуть под кожу, разлиться там потрескивающим пламенем.       Он хотел трахнуть её. Пальцами и членом. Он хотел прикоснуться ко всему, до чего дотянется, попробовать её везде и познать, как она реагирует на прикосновения в разных местах. Он хотел её так сильно, что едва сдерживался, пока она гладила своим языком его.       Гермиона обхватила его шею руками, вдыхая сладкий аромат ягод и солнца. Тео всегда пах солнцем и летом, теплом. Сейчас это солнце опаляло. Опаляло её пламенем неистовства и желания.       Ближе, ближе, пожалуйста, ближе.       Так близко, чтобы больно из-за шума в ушах и ударов сердца.       Тео подхватил её ноги, забрасывая себе на талию, и толкнулся вперёд, вызывая ослепляющие вспышки в глазах обоих. Это так похоже на желанное трение, на прикосновение в особо чувствительных точках, в которых нужно и необходимо. В которых недостаточно.       Гермиона замычала, кусая его за нижнюю губу, оттягивая её, словно пыталась забрать этот лёгкий, полный страсти и вожделения вкус.       Им так горячо и хорошо, будто они оставляли на губах друг друга свою жизнь. Так горячо, что голова кружилась, будто они вот-вот проснутся, будто сейчас то самое время перед рассветом, когда ты ещё видишь прекрасный сон, когда прикосновения кажутся фантомными и эфемерными, когда всё, что ощущаешь, сравнимо с ожившей фантазией.       Тео не хотел, чтобы сон заканчивался, не хотел прекращать.       Он подхватил полы своей футболки, засунув под неё руки, и обхватил талию Гермионы ладонями. Кожа скрипела под его касаниями. Он провёл пальцами по позвонкам, из-за чего Гермиона выгнулась, будто пыталась быть ближе к прикосновениям. Его руки плавно опустились к бёдрам. Он сжал её ягодицы, ресницы затрепетали от того, насколько мягкими они оказались. Он так долго мечтал об этих бёдрах, так долго хотел ощутить их в своих руках.       — Боже, Тео… — Гермиона простонала его имя, захлопнула рот рукой, мигом покраснев. Тео запустил одну из ладоней в её волосы и, слегка потянув назад, стал осыпать молочную кожу шеи короткими поцелуями, нежно захватывая её зубами.       — Подожди, подожди… — Гермиона упёрлась в его грудь руками, моргнув несколько раз, смотря куда-то в сторону. — Тео… п-подожди секунду, — снова сказала она, похлопав ладонью по плечу.       Он повернул голову, сначала посмотрев на её лицо, а после немного повернулся, глядя назад.       Что такое, спрашивал он, нахмурившись, всё ещё пребывая в состоянии горящего пламени.       Гермиона прищурилась и мотнула головой, повернувшись к нему.       Она смотрела на губы Тео, слегка припухшие, его взгляд был таким пылающим и жаждущим, что дышать становилось труднее с каждой секундой.       — Тео, — прошептала Гермиона в его подбородок, когда его руки скользнули по её рёбрам.       Они не слышали смеха ребят, спустившихся поплавать перед сном, они не слышали ни одной здравой мысли, которая кричала им остановиться. Они глушили их, не позволяя всё испортить.       Они не видели, как в глубине пещеры, раскинув руки на выступах камней, Драко пытался побороть постыдное желание, возникшее из-за того, что он не объявил о своём присутствии.       Сжимая плотно зубы, он старался не шевелиться, не будить дремлющих светлячков.       И непонятно, чего Драко страшился больше: моргнуть и упустить из виду неподдельную страсть или усиливающейся боли в груди. Словно там что-то трескалось, раскалывалось пополам. Словно его выдержка терпела крах с каждым эхом стона, который разносился по их месту.