Тайны убежища лжецов

***

      Назвать появление Гермионы здесь случайностью — непозволительно. Случайность не могла быть настолько притягательной, настолько неоспоримой и чарующей. О случайности не задумываешься, не прилагаешь усилий к тому, чтобы это произошло.       Назвать её приход сюда неизбежностью — слишком категорично. Неизбежность не могла быть спланирована, потому что «неизбежность» свалилась бы на голову, не оставив ни выбора, ни пути для отступления.       Между случайностью и неизбежностью скрылось желание, которое по известной, но непроизносимой вслух причине, подталкивало переступить порог собственного дома, чтобы оказаться здесь.       Драко следил взглядом за рыжим наглецом, который совсем недавно выбрался из сумки Грейнджер и теперь, спрыгнув с колен Тео, направился в сторону его — Драко — постели.       — Очаровательно, — он скривился, нахмурив тёмные брови. — Это животное…       — Этот кот, — с улыбкой поправила Гермиона, делая упор на последнем слове. — Если бы я знала, что он додумается спрятаться в моей сумке, естественно, не допустила бы этого.       Она несколько раз моргнула, не сводя взгляда с Драко, будто пыталась укоренить эту мысль в его голове.       Сказать по правде, даже раздражительность Малфоя сегодня имела привкус… очаровательности, окутанной чем-то тёплым. Это тепло было похоже на энергию, которая окружала Тео.       Возможно, дело было в том, что Гермиона не видела парней уже несколько дней, поэтому ей казались забавными эти моменты. Моменты некой близости и открытости. Даже то, как Драко полусидел, полулежал на подушках, оперевшись локтем о матрас и вытянув длинные ноги, казалось ей слишком милым.       Оба парня вели себя так легко и свободно, находясь рядом с Гермионой: в пижамных однотонных штанах, простых футболках с коротким рукавом и босыми ногами, что создавалось впечатление, будто они трое по-настоящему близки. Будто они считали её своим человеком. Будто доверяли, не стесняясь быть «собой».       Могла ли она ранее представить, что словосочетание: «ощущение комфорта» станет синонимом двух слизеринцев? Мерлин, конечно, нет. Однако, это будоражило. Гермиону даже не волновало то, что она сидела рядом с ними и подобные мысли каруселью кружили в её голове. Это казалось правильным. С улыбкой на губах и блеском в глазах, она занимала место в их комнате, облокотившись на подушку на постели Тео, и наблюдала за Живоглотом, который был затискан до такой степени, что не выдержал обильного внимания к своей персоне и сбежал.       Когда они с Драко зашли в комнату, то на некоторое время остались наедине. Слыша звуки бьющейся о каменные стены и пол воды в ванной, оба чувствовали себя не совсем расслабленно, а если точнее, улавливая запах свежести и молочного чая, Гермиона физически ощущала, как что-то горячее ползёт вверх по позвоночнику, поднимаясь к чувствительной шее.       Этот запах солнца и распустившихся листьев на деревьях, который охватил каждый дюйм комнаты, так отчётливо напоминал об объятиях Тео, о его горячем теле, руках, скользящих и сжимающих её бока, талию и бёдра, что одновременно она испытала нервное возбуждение, нежность и настороженность.       Гермиона сильно сжала ладонь, которой держалась за ручку сумки, висевшей на плече. Она пожалела, что наложила незримое расширение на сумку, ведь почувствовать тяжесть ей явно не помешало бы. Это могло привести её в чувство, напомнить, для чего она здесь.       Как только Гермиона подумала об этом, внутренняя сторона её ладони зачесалась. Если бы она рассказала Джинни, сколько времени ей понадобилось, чтобы выбрать подарок для Малфоя и Нотта, то она бы назвала Гермиону сумасшедшей. И это не было бы преувеличением.       Грейнджер так и не осмелилась достать два небольших свёртка из сумки, обёрнутых переливающейся всеми цветами радуги бумагой. Стоило вспомнить о том, сколько раз она перевязывала чёртов бант, пытаясь сделать его ровнее, идеальнее, прижать плотнее — нервные окончания будто било слабым разрядом электричества.       Драко молча поглядывал то на Гермиону, то на Тео. Ему пришлось приложить достаточно много усилий для того, чтобы не закатить глаза, покорно принимая поражение. Тео любил животных, но Драко казалось, что кот Грейнджер послужит «спусковым крючком», возвратив Тео в болезненное прошлое.       Какое-то время Драко думал, что это очень, очень дерьмовая идея, хотел сказать Грейнджер, чтобы она избавилась от рыжего комка недоразумения, которое выползло из бездонной сумки, но не осмелился. Ведь этими словами он мог обидеть её…       Так блядски сложно.       Его голова была готова расколоться. Это так сложно, тяжелее, чем он мог себе представить. Страх хватал его за руки, тянул куда-то в сторону, страх показывал иллюзии того, что могло бы произойти, обидь он одного из этих людей. Чёртово напряжение рябило в глазах и струилось по венам. И всё жё, Тео отреагировал нормально, его глаза загорелись, а руки раскинулись в стороны, когда кот использовал его, как подушку для кратковременного сна после дороги. Гермиона улыбалась. Всё снова пошло не так, как он себе напридумывал. Всё произошло наперекор уже сформировавшейся мысли, которую Драко был готов высказать, если бы ситуация обострилась.       — Становлюсь слишком мягким, — сказал он сам себе и отвёл взгляд, поворачивая голову в сторону двери, ведущей на балкон. — Это раздражает.       Небо тёмное, будто грех.       Даже звёзд не видно.       Рождественский мороз раскрашивал окна лоджии, тяжёлые тёмные портьеры подобраны так, что узоры, вышитые золотой нитью, смешивались между собой, являя причудливые рисунки, а прозрачный тюль едва заметно колыхался, отчего создавалось впечатление, будто комната дышит.       Боковым зрением Драко заметил, как Гермиона прикоснулась к щекам с обеих сторон, слегка хлопнув по ним ладонями. Её лицо согревалось, принимая прежний оливковый цвет, стирая оттенки красного. Взгляд скользнул по магловским джинсам с небольшими потёртостями на коленях, следом по вязаному свитеру, который ей был не по размеру: воротник продолжал соскальзывать с правого плеча, сколько бы она его не пыталась вернуть на место.       Отчего-то это действие завораживало и буквально искрило сексуальностью. В какой-то момент ему хотелось протянуть руку, чтобы остановить Гермиону, сказать ей, чтобы она прекратила это делать. Ведь каждый раз, когда она тянула воротник назад, вырез на груди углублялся, а тень, падающая от ламп, словно подсвечивала кожу, из-за чего казалось, будто феи сбросили на неё пыль со своих крыльев, осыпав волшебным блеском, которого бы с лихвой хватило на всю оставшуюся жизнь.       Драко уже давно поймал себя на мысли, что сейчас — правильно. Стоило им войти в комнату, Гермионе раздеться, а Тео выйти из душа — в одном грёбаном полотенце, повязанном на узких бёдрах, — всё стало правильно. Будто то, чего ему и Тео не хватало на протяжении последних дней, наконец появилось, заняв место рядом.       Драко, конечно, откусил бы себе язык быстрее, чем признал бы это вслух. Он не мог так быстро расстаться с остатками своей гордости, пусть и показательной, пусть в душе он давно уже знал и принял тот факт, что сходит с ума от волнения в присутствии этих двоих, но сказать об этом… это совершенно другой уровень.       Он чувствовал удовлетворение, смотря на то, как Тео отряхивает свои штаны от шерсти рыжего паршивца, при этом лёгкая и непринуждённая улыбка не сходила с красивых, чуть припухлых губ. Он чувствовал тепло, исходящее от тела Гермионы, сидящей по левую сторону от него, прижимаясь к подушке, на которой обычно лежал он сам.       Спокойно, думал он, повторяя про себя одно слово, пробуя его, перекатывая на языке. Тревожность отступала. Раздражение, в котором он находился последние дни, если не месяцы, всё это будто становилось пылью, распадалось на частицы.       Драко был подлым человеком. Эгоистичным до того, что доставляло ему удовольствие. Ведь удовольствие было настолько редким явлением в его нынешней жизни, что, почувствовав его раз — ни за что не захочешь отпускать. Всё потому что, когда человеку начинает кто-то или что-то нравиться, он становится жадным. Его наполняет чувство одержимости, переполняет желание взять, обладать, использовать, вкусить нечто недоступное ранее, и такое желанное теперь.       Пусть так. Сегодня он намеревался получить ответы на свои вопросы. Сегодня, в ночь перед Рождеством, он услышит правду и, возможно, именно это позволит ему самому стать чуточку искренним не только с Тео, но и с Грейнджер.       Молчание затянулось. Казалось, каждый из них не торопился с тем, чтобы завязать разговор, будто им хватало этого — находиться рядом друг с другом, не сговариваясь и не обсуждая ничего насущного.       Поёрзав на месте, Гермиона чуть прикрыла глаза, расслабляясь на мягкой подушке. Спустя какое-то время она всё-таки не выдержала, услышав, как парень напротив неё щёлкнул языком. Тео подмигнул ей, когда она посмотрела на него, и дёрнул бровями, словно подталкивая её заговорить.       — Вчера я была на ужине в Норе, — посмотрев из-под ресниц, она убедилась, что парни слушали. — По договору мне запрещено распространяться о месте, где я работаю и чем конкретно занимаюсь, но, избегая прямых ответов, немного искажая ситуацию, можно выкрутиться, переформулировав всё в свою пользу…       — Кто бы сомневался, что ты до страшного умна и изворотлива, кудряшка. — У Драко приподнялись уголки губ. — Только не говори, что спросила совета у своего бывшего, который не особо блистал умом.       Гермиона на мгновение оцепенела. Она хотела задать вопрос, откуда Драко известно об их отношениях с Роном, ведь если бы она обмолвилась об этом, вероятнее всего, запомнила бы это. Встречались они не так долго. Не так радужно и красочно, как она себе представляла какое-то время в самом начале. Но расставание ничуть не испортило их отношения, возможно, даже наоборот. С некоторыми людьми лучше просто дружить, чем поддерживать романическую связь, в которой оба были бы несчастны.       — Рон умный и сообразительный. Он хороший человек, Драко. Близкий для меня человек. — Она не могла позволить оскорблять своего друга, как бы не волновалось её сердце рядом с парнем, который совершенно не умел или не хотел следить за своим языком.       Существовали границы, которые непозволительно переступать, кем бы Гермиона сейчас не считала Драко, и как бы её мнение о нём не изменилось. Он всё так же оставался той ещё язвительной задницей.       Грейнджер не стала юлить. В вопросах, касающихся её работы, она полностью доверяла и Драко, и Тео, потому что ни один, ни второй её ни разу не подводили.       — На Рождество приехали Билл с Флёр. Перед тем как отправиться домой, мне удалось застать Билла одного. Сейчас он работает в Гринготтсе Ликвидатором. Я, насколько было возможно, рассказала о нашей ситуации. Он выслушал меня и рассказал кое-что из своего прошлого опыта, и в его рассказе были моменты, которые показались мне странными. После окончания школы, Билл уехал работать в Египетское отделение Ликвидаторов. Там, на практике, два года назад, он и его команда столкнулись с проклятием, которое похоже на то, с которым имеем дело мы.       Тео чуть подался вперёд, заинтересованный словами Гермионы. Он сидел в позе лотоса, и когда выпрямил спину, его колени коснулись стоп девушки. На секунду Гермиона прервалась, сосредоточив взгляд распахнутых глаз на месте соединения их тел. Сглотнув, она шевельнула пальцами на ногах.       Гермиона лишь хотела намекнуть парню, чтобы он немного отодвинулся, но Тео воспринял этот жест иначе. Ему, на самом деле, было весело, поэтому он бы не был Теодором, если бы в ответ не поднял руку и не провёл указательным пальцем по изгибу ступни, по тонкой ткани белого носка.       — Хах! — Гермиона резко сжала губы, испугавшись звука, вырвавшегося из её горла. Быстро подтянув ноги, она согнула их в коленях.       Тео не смог сдержать усмешки.       Драко, наблюдая за ними, звучно втянул воздух и сказал:       — Не хотите выпить? Вы оба. — Не оставив возможности отказаться, он быстро позвал Гиби.       Тео сложил большой и указательный палец, оставив между ними крохотное расстояние, и показал Драко.       Немного.       — Я не против, — согласилась Гермиона. Она уже давно чувствовала жажду.       — Хозяин, — появившийся домовик склонил голову в лёгком поклоне, — Мисс Гермиона. Мистер Теодор.       — Здравствуй, Гиби, — Грейнджер улыбнулась эльфу и неожиданно оживилась. — О! У меня кое-что есть для вас. Подожди минуту.       Драко с Тео переглянулись, когда Гермиона спрыгнула с кровати и подошла к своим вещам. Тео прижал кулак к губам, искренняя улыбка пряталась в уголках его глаз. Драко же не стал сдерживаться, наблюдая за тем, как девушка раскрыла свою сумку, он тихо засмеялся.       — Подашь нам вина? — Обратился он к домовику. — По бокалу? — Тео кивнул на вопросительный взгляд Драко.       Гиби щёлкнул пальцами, и на прикроватной тумбе появилось три винных бокала. Ещё щелчок — раздался булькающий звук. Гиби на какое-то время задумался и по своему желанию добавил к вину три небольших пиалы, наполненные фруктами: дольки апельсина, яблоко в карамели и горсть винограда.       Драко поднёс зажигалку к кончику сигареты, прикурил, его взгляд нашёл Гермиону, которая в данный момент по локоть засунула руку в сумку. Чем глубже она погружалась, тем сильнее расширялись глаза парней.       «Салазар, это не сумочка, а чёрная дыра, всунул — всосало», — думал Малфой, и Тео был с ним полностью согласен.       — И ты ещё удивляешься, как рыжая тушка прокатилась незаметно? Туда и я бы поместился.       Не обращая внимания на язвительный тон, Гермиона достала увесистое нечто, обёрнутое в крафтовую бумагу.       — Не издевайся, — не глядя, ответила она Драко, подошла к Гиби и протянула приготовленный подарок. — Вот. Возьми, пожалуйста, и раздай остальным.       Эльф протянул тонкие ручки, забрав предмет из рук девушки. Уши затряслись — кончики потянулись ко рту, прикрывая губы. Большие глаза блеснули, и Гермиона увидела в них своё отражение.       — Какой ты эмоциональный, Гиб, — выдохнув дым, Драко взял бокал с вином и сделал глоток. Немного подумав, он добавил: — Когда уйдешь, запечатай комнату и наложи заглушающее. — Тео приподнял бровь, как бы интересуясь «для чего». — ЛеБлан, похоже, останется в поместье на ночь. Не думаю, что хотел бы видеть его лицо сейчас или позже, мало ли что может взбрести ему в голову.       — Как скажете, хозяин. Спасибо, мисс. Гиби обязательно сделает так, как сказала мисс. Э-э, — он на секунду растерялся, вертя свёрток в руках, — а что это?       Гермиона подмигнула:       — Узнаете, когда откроете всё вместе.       В доме Малфоя жили четыре домовика. Двое из них были парой. Гермиона, если говорить честно, недолго думала над подарком из-за ограниченного свободного времени. Молли как-то показала ей заклинание на быструю вязку одежды, поэтому… Это были не шапки, как когда-то давно. В этот раз она связала носки и рукавицы.       Поблагодарив ещё несколько раз, Гиби удалился. Гермиона села обратно на постель, взяв бокал в руку. На колене Тео стояло пиала с дольками яблока, она потянулась вперёд и взяла кусочек.       — Не хочу пить «за Рождество». — сказал Драко, посмотрев куда-то перед собой. Плечи чуть опустились, но выражение лица оставалось таким же строгим. Даже немного отчуждённым.       — Может…       Гермиона покосилась на парней, сначала на одного, потом на другого. В какой-то степени она понимала Драко. Это Рождество не первое, которое не приносило ей радости. Единственное, что нравилось Гермионе в это время года — возможность сделать людей счастливыми или порадовать их, проявив знак внимания в виде подарка и добрых слов. Эти банальные на первый взгляд вещи, помогали ей чувствовать себя чуточку лучше при наступлении Нового года. На протяжении всей жизни от первых людей, от которых она слышала слова «С Рождеством», забыли о ней и больше никогда не вспомнят.       — Это может быть новым началом, — продолжила она. — Многие вещи, произошедшие за последние полгода, в некотором смысле потрясли меня. Что-то обрадовало, что-то ввело в недоумение. Я… Мне нравится, что я решила работать здесь. Ведь многое, чего я прежде не знала… обрело значение и раскрылось для меня с другой стороны. И мне хотелось бы, чтобы это не заканчивалось. Хотелось бы узнать ещё больше.       Когда Гермиона закончила, парни не проронили ни слова. Она даже подумала, что они могли бы посмеяться над её словами в душе, но быстро оттолкнула эту мысль, потому что они бы не стали.       Тео любил слушать и всячески подбадривал её говорить вслух свои мысли во время работы и когда они просто проводили время вместе. Драко, если бы и мог сказать что-то противное, то не со злым умыслом. Обычно, когда действительно был зол или раздражён, он не молчал, не пытался скрыть своё презрение к чему-то. Это качество нравилось Гермионе в нём больше всего.       — Согласен.       Малфой ответил быстро и, прочистив горло, поднял бокал навстречу двум другим.       Тео не хотел, чтобы они снова погрузились в тишину, раздумывая каждый о своём. Поэтому он протянул руку, указав Драко сначала на пачку сигарет, которая лежала возле него и следом на пепельницу, которую парень успел отставить на прикроватную тумбу, затушив наполовину скуренную сигарету.       Драко умел читать Тео. Видел в его глазах много невысказанных слов. И сейчас в них ярко отражалась: «продолжайте». Прямой, даже вызывающий взгляд каре-зеленых глаз был таким взбудораженным, с толикой нежности и мягкости, что рот Драко слегка приоткрылся, а горло, которое совсем недавно обжёг алкоголь, обволок прохладный воздух.       — Так что там дальше? — он мотнул рукой, пытаясь подогнать мысль, которая совершенно покинула его сознание. Ему не хотелось говорить о работе и при этом мучило любопытство, что такого странного Гермионе показалось в ответе одного из многочисленных Уизли.       — М-м, да. Так вот, — прохрустев карамелью и, зажав подушечку большого пальца между двух губ, Гермиона закивала.       В это же время Малфой подал Нотту ручку, а тот нагнулся и, подняв с пола первую попавшуюся книгу, положил её рядом с собой. На всякий случай.       — Билл сказал, что видел похожее проявление проклятия: паутина нитей, которая, как гниль, «поедала» гробницу. Эта же самая паутина нападала на любого человека, кто приближался ближе двух с половиной футов.       — Но ублюдку в крыле плевать, потому что…       — Потому что оно везде, — подтвердила Гермиона. — В месте захоронения оно было лишь на местах бо́льшего скопления тёмной энергии; на артефактах, которые излучали особые вибрации; книгах; записях волшебников, практикующих там тёмные искусства. Гробница не была полностью покрыта слоем проклятия. Вот первое, что меня смутило. Мне с помощью диагностики не удалось выяснить, когда именно проклятие начало своё распространение в мэноре, лишь приблизительно я могу сказать, что ему от восьми до десяти месяцев, но и подтвердить с гарантией в сто процентов я не могу. Отсюда возникает вопрос: как оно — проклятие в поместье — могло разрастись до такой степени за короткий промежуток? Проклятию в гробнице было примерно пятьдесят лет. Пятьдесят лет прогрессирующего проклятия даже рядом не встанет с тем, что распространяется в крыле! Ликвидаторы Египетского отделения обнаружили своё лишь потому, что в том месте происходили раскопки и пострадал один из маглов.       Тео повернул к девушке книгу, с оставленной надписью на полях страницы.       «Что с лей-линиями?»       — Это тоже показалось мне странным. Проклятие в мэноре питается и «живёт» за счёт магии дома, как мы уже выяснили. — Тео закивал, прикуривая, Драко и Гермиона сделали по глотку вина. — Но проклятие в гробнице активировалось лишь потому, что артефакты, которые оставили маги, практикующие в том захоронении, перестали ощущать подпитку или постоянную циркуляцию магических волн.       — Из мэнора изъяли все артефакты, — сказал Драко, напоминая. — Ты бы уже нашла что-то, если бы здесь завалялся хоть камешек, накачанный запрещёнными заклинаниями.       — Да, я понимаю это.       «Как оно называется? То, о котором сказал Уизли?» — Гермиона и Драко прочитали запись.       — «Сон как иллюзия жизни», — ответила Гермиона, заметив, как глаза Тео округлились. — Ты знаешь о нём?       — Откуда? — Драко тоже задался вопросом, приподняв правую бровь. Сейчас он почувствовал некий укол. Его гордость распустила хвост, ведь по лицам этих двоих он видел, что оба понимали, о чём говорят, а вот он понятия не имел, что это вообще такое.       Тео запрокинул голову, допив свой бокал полностью, и передал Гермионе, чтобы она убрала его на тумбу.       — Проклятие «Сон как иллюзия жизни» было изобретено в тысяча шестьсот тринадцатом году.       — Его изобрели? Намеренно?       — Да. Это не появившееся само собой проклятие от переизбытка тёмной магии. В то время волшебники, которые практиковали разные виды и направленности волшебства, таким образом защищали свои творения. Например, зелья и свитки с формулами заклинаний. Проклятие создавалось с целью уничтожения какого-либо объекта, если в какой-то момент оно переставало ощущать подпитку магией своего «хозяина».       Тео задумался: Гермиона и раньше говорила, что проклятие в крыле будто обрело разум. Будто оно само решало, на кого нападать, а на кого нет, как себя вести в ситуации, когда чувствовало опасность, и как в обычное время.       Возможно, проклятие считало Драко своим «хозяином», потому что находилось на территории, где каждый уголок был пропитан магией его рода. Это могло бы стать логичным объяснением. Исходя из этого можно предположить, что проклятие и правда могли поместить в поместье специально — пока неизвестно для чего, — и оно, в свою очередь, почувствовав более сильную энергию, прицепилось к источнику и смешалось с магией крови рода Малфоев, являя впоследствии некий симбиоз: защита наследника и места, на крови которого построено поместье, и бездумное нападение на «потенциальную» угрозу, исходящую от других. На всех, кроме Драко. Оно так же оставалось агрессивным, потому что та часть проклятия, отвечающая за уничтожение всего и вся, что не должно было попасть в руки посторонним — оставалась активной.       Вследствии: проклятие в гробнице не просто отличается от того, что находится в крыле, оно соединилось с сильнейшей родовой защитой. Вот поэтому проклятию «Сон как иллюзия жизни» потребовалось всего ничего, чтобы заполнить собой пространство в западном крыле поместья.       Тео забарабанил пальцами по коленке, делая две быстрые затяжки подряд. Мысль укоренилась в его сознании, осталось только рассказать остальным об этом. Он затушил уголёк в пепельнице и вручил её Драко, чтобы тот поставил её на тумбу, когда Гермиона продолжила:       — Ещё дело в том, что от «Иллюзии» можно избавиться обычной чисткой. Это непросто, но и несложно. В этом ещё одно отличие проклятия, что находится здесь. Гробницу в Египте с захоронением волшебника Билл с командой очистили чуть меньше, чем за неделю. При том условии, что там оно жирело на магической энергии, исходящей от артефактов, на протяжении пятидесяти лет!       Гермиона, преисполненная возмущения и негодования, откинулась на подушку позади себя. Вертя в руке бокал, она думала, что пошли уже вторые сутки, как одна из мыслей не покидала её головы: мог ли кто-то намеренно принести сюда артефакт, заражённый «Сном как иллюзия жизни» и извратить защитную магию поместья, поместив проклятия в стены?       И если бы она знала, насколько близка к разгадке, о которой Нотт уже додумался, этот вопрос отпал бы сам собой. Однако Тео не торопился «говорить» об этом. Ему в какой-то степени стало интересно, до чего же могли додуматься эти двое самостоятельно.       — В этом доме побывало столько волшебников… — сказал Драко, вероятно, поняв, о чём думала Гермиона. — Допустим, если кто-то приносил сюда нечто запрещённое и следом же забрал…       Гермиона искренне удивилась тому, как Драко срезонировал с её мыслями. Уже давно она поняла, что он считывал мысли Тео, стоило ему лишь взглянуть на парня, но Грейнджер никак не ожидала, что и её Драко сможет прочесть.       Они так пристально смотрели друг на друга, озадаченные и немного смущённые, что Тео ничего не оставалось кроме как громко цокнуть спустя некоторое время, привлекая их внимание. Он оставил запись в книге и положил её на середину так, чтобы они оба могли прочесть одно слово:       «Остановитесь».       — Он прав, — согласился Драко и дёрнул ногой, чуть сменив позу. — Хотя это ведь не я забыл о том, какой сегодня день.       Тео прищурился в ответ на его замечание. Ну пожалуйста, взмолился он про себя, закатывая глаза и следом обворожительно улыбнулся.       Когда Тео только вышел из душа, у него, естественно, возникли вопросы, что здесь делала Гермиона. Тогда, увидев два свёртка на книжной полке: один больше, другой меньше, упакованные в подарочную бумагу, он растерялся.       Всё произошло в одно мгновение: смутившись, Тео посмотрел на Гермиону и Драко, которые уже поняли о том, что он забыл, какой сегодня день и тут словно что-то щёлкнуло в голове. Он перепутал дни. Он не купил для них и остальных ребят подарки. Он так долго планировал то, что ему хотелось подарить всем, кто жил в поместье… Завтра он должен был поговорить об этом с Микаэлем, выдать список и слёзно умолять, чтобы он приложил усилия к тому, чтобы достать всё, что нужно.       Уже через минуту усиленной мозговой активности Тео, краснели Драко и Гермиона, когда он принялся обнимать их по очереди и вместе, прижимая их друг к другу и к себе, словно хотел, чтобы его извинения впитались в их тела и кожу. Будто он совершил что-то непростительное. Будто его объятия, — в одном чёртовом полотенце, — уже не были подарком.       Увидев хитрый взгляд и вызывающую улыбку Тео, у Гермионы напряглись пальцы, сжавшись вокруг бокала с вином. Она просто не могла позволить себе выглядеть перед ними так, словно ей было четырнадцать. Она взрослый человек, осознавший свои эмоции, принявший страхи и понимающий, в чём заключалась её сила. Потерять гордость, утопая в отчаянном смущении — последнее, чего она желала.       Однако кто мог подумать, что не она одна прилагала усилия к тому, чтобы спрятать свои чувства за ободком бокала, прижав его к губам? Причиной зудящего смятения было то, что она не могла дать точного и рационального определения тому, что между ними тремя происходило.       Вот они сидят вместе, обсуждают разные темы, но эти взгляды, направленные на неё, — чего уж там, она и сама неоднозначно посматривала на парней, словно пыталась найти нечто потаённое в их глазах, — и вызывали эти самые переживания.       Гермиона стала рассуждать, пока Малфой что-то рассказывал Нотту, лениво жестикулируя, отвечая на написанный вопрос.       Драко чётко обозначил свою позицию по отношению к ней. Но. От этого не становилось проще, как бы она не старалась убедить себя. Малфой шёл в противовес своим же словам, оказываясь рядом с ней так часто, как только мог. Даже в моменты, когда его присутствие не требовалось, он не упускал возможности быть рядом.       Драко стал переносить встречи с Микаэлем на то время, когда Гермиона отправлялась домой. Мур также позволил ему приходить на очередной сеанс терапии после того, как она заканчивала рабочий день.       В какой-то момент она просто почувствовала больше внимания с его стороны. Это были разные, почти неуловимые мелочи: он мог подать ей ручку, когда она судорожно, в попытках не забыть мысль, всплывшую в голове, пыталась отыскать её в завалах из бумаг на столе; он мог — не насмехаясь, с особым усердием, — «очистить» кофе от отвратительных на вид пузырей.       Гермиона ощущала его заинтересованность, направленную не только на их совместную работу, но и на неё саму, как на личность. Как на девушку. Малфой стал следить за ней: наблюдать за движениями, подмечать привычки и улавливать настроение. И что самое пугающее, ему удавалось рассмотреть в ней даже то, что она прятала под сотнями слоёв своей защиты.       Его стало больше. Больше, чем до того дня, когда они поцеловались.       Она могла бы списать это на его жадность, ведь Грейнджер не была глупой. Возможно, она была не особо дальновидной, не способной выстроить долгосрочную стратегию в плане развития отношений между мужчиной и женщиной, но она понимала очевидные вещи. Поэтому ей искренне хотелось, чтобы его заинтересованность не оказалась нелепым оправданием, всё потому, что она не собиралась более оправдываться.       Возможно, Гермиона не отличалась от Малфоя, питая такую же особую жадность разложить всё по полочкам и привести уже свои мысли в порядок. Хоть она и любила задачки, и чем сложнее, тем лучше, выстроить чёткие ориентиры — её главная потребность. Поняв его мотивы, — точнее, услышав, — она могла бы, наконец, почувствовать себя лучше, отпустить или принять. Так было бы проще.       Гермиона смотрела на ручку, которую Тео держал в руке: она то и дело дёргалась туда-сюда, пока парень писал что-то странным образом вертикально, вдоль полей страниц книги.       В какой-то момент Гермиона поняла, что её зубы болели от того, что уже долгое время держала челюсть сильно сжатой.       Они не поговорили с Тео о том, что произошло в пещере. И эта неопределённость… она будто обрела физический облик и стала бить палкой по затылку, добиваясь от Грейнджер каких-то действий.       Главная вещь, которая останавливала её от прямых вопросов — это липкое, охватывающее шею, словно щупальца, сомнение. В душе она понимала, что между Тео и Драко было что-то не так однозначно, как могло показаться. Понимание того, что они близки, что они выросли вместе, не добавляло уверенности в том, что они «просто друзья». Ведь она уже узнала «особый» взгляд Малфоя и эту особую улыбку Тео.       Их поведение выходило за рамки «просто друзей». Даже с тем учётом, что Тео был открытым, тактильным и тёплым, их отношения — это что-то, что стояло на ступени выше всех привычных для неё видов взаимоотношений. Это не любовь — не в привычном понимании. Это не дружба, — опять же, — не в привычном понимании.       Поэтому она сомневалась.       Вдруг она стала бы помехой? Вдруг влезла бы туда, где и так было всё пропитано гармонией? И вообще — Грейнджер даже представить не могла, что её ждёт, признайся она открыто, ведь как она могла позволить себе испытывать симпатию к ним обоим? Как могла выбрать, кому отдавать это признание, и нужно ли оно хотя бы одному из них?..       Сомнения ужасны. Им нельзя давать повод прорасти в сознании и укорениться там. Слева от неё сидел достойный пример человека, которого в первую их встречу съедало недоверие ко всему, что его окружало. Только теперь, узнав Драко ближе, Гермиона смотрела на ситуацию по-другому, задаваясь вопросом:       Это Драко был ужасен, потому что подвергал пессимизму всё, что его окружало или ужасны те обстоятельства и люди, из-за которых он стал сомневаться во всех и во всём?       Она никогда не пыталась оправдать его поступков. Но сейчас… сейчас Гермиона хотела понять его. Понять и Тео, и Драко. Узнать их историю, услышать из первоисточника.       Или проще было бы отпустить ситуацию, довольствоваться их обществом, эмоциями, направленными на неё и очарованностью, которая выражалась в глазах этих настолько разных и одновременно самых близких друг для друга парней?       Чего она хотела добиться?       На какой ответ рассчитывала?       Может, ей просто не хватало подобной близости, за которой ей посчастливилось наблюдать долгие недели?       Может, всё дело в одиночестве…       Может, она…       Гермиона вдруг почувствовала давление с правой стороны. Опустив взгляд, она наткнулась на большие серые глаза, смотрящие на неё снизу вверх.       — Подай мне бутылку, — Драко облокотился на локоть, чуть склонив голову. Чёлка падала ему на ресницы и Грейнджер едва ли не протянула руку, чтобы смахнуть светлые пряди.       Он был так красив. Так красив и казался таким беспечным, словно подросток, почти свободный, почти расслабленный, но в то же время сосредоточенный и серьёзный. Она поспешно отвернулась, протягивая руку к тумбе, чтобы взять чёртову бутылку, которая сейчас казалась якорем, связывающим с реальностью.       Перед Тео предстала картина, достойная быть увековеченной на холсте: волнистые волосы Гермионы касались плеча Драко, а тонкие, выбившиеся пряди, доставали до его щеки и лба.       Тео ни за что бы не поверил, что Малфой не ощущал, как те щекочут его кожу. Видимо, он решил промолчать, получая извращённое удовольствие от такого взаимодействия с Гермионой.       Тео по привычке коснулся мочки уха, потеребив камень серьги между пальцев. Ему до зуда хотелось увидеть больше эмоций на их лицах. Больше взаимодействий. Больше разговоров — не о работе. Ему хотелось, чтобы они перестали сдерживаться.       Так необходимо… До исступления, которого он прежде не испытывал. Видимо, с его головой были какие-то неполадки, потому что сейчас он так ярко видел перед собой видение из недалёкого прошлого. Только сейчас не он прижимался к Гермионе, и голубые светлячки омывали не его тело, а торс Драко. Такой же высокий, чуть шире самого Тео в плечах и груди, кожа светлее, без уродливых шрамов на спине; по выпирающим лопаткам, за которые Тео не раз хотелось его укусить, медленно, будто наслаждаясь возможностью прикоснуться к прекрасному, текли серебристые струи воды.       Как-то раз, довольно давно, Драко сказал ему, что поделится с ним всем, что у него есть и тем, что будет. Тео придерживался того же. Он делился всем, чем мог себе позволить. Делился с единственным человеком, который увидел его боль и принял, не спрашивая, не настаивая, он просто принял его и дал всё, о чём Тео мог только мечтать во снах. Показал, что такое забота, показал, какой может быть любовь.       Сейчас, когда Драко находился так близко к человеку, который вызывал в Тео неописуемые эмоции, он до боли хотел, чтобы тот разделил с ним это необычное и новое чувство, испытывая которое, иногда казалось, что он пытался удержать что-то тяжёлое на весу.       Почувствовав оживление в паху, Нотт отвёл взгляд. Вздыхая, он принялся отряхивать колени, прикидываясь, что избавляется от шерсти.       — Вот и первые доказательства вредительства, — сказал Драко, указывая рукой с зажатым бокалом на пижамные штаны Тео. — Никогда не заведу кота.       Конечно, подумал про себя парень, улыбаясь в ответ. Зачем заводить, если он уже есть?       Протянув руку, он взял бокал у Драко; сделав два небольших глотка, отдал обратно и быстро написал:       «Так и скажи, что завидуешь. Ведь на мне он полежал, в отличие от тебя».       Драко фыркнул:       — Можно подумать, я об этом грезил.       Гермиона не смогла сдержать смешок.       — Он зарычал на тебя, — её смех звучал искренне и необычно высоко, что оказалось очень даже забавно, — а колени Тео облюбовал. Видимо, Живоглот и правда чувствует всякого рода плохишей.       — О, правда? — Серые глаза с ниточками серебра светились провокацией. Губы растянулись в широкую, почти кричащую самодовольством улыбку. — Ну, колени Тео не только это животное облюбовало. Есть у твоего кота интеллектуальные зачатки, потому что я солидарен. Находиться там довольно приятно.       А вот улыбка с лица Гермионы сошла на нет. Она облизнула губы, которые вдруг пересохли, чувствуя этот глупый, глупый и такой ненужный сейчас трепет в груди.       Сказать по правде, ей нравилось. Очень нравилось, какие эмоции Малфой мог вызвать в ней, совершенно не прилагая к этому никаких усилий. Пробудившееся волнение и на редкость гадкое смущение заставляли чувствовать не обычное тепло, а пекло, разгорающееся под кожей в районе груди.       Потребовалось много времени, чтобы из «они связаны прошлым», Гермиона осознанно приняла начало нового: «их связывает прошлое».       Это было похоже на её личное проклятие, наказание за что-то, чего она не понимала, — как люди, которые были настолько далеки от неё и физически, и эмоционально, стали так близки во всех пониманиях? Как им удалось пробраться так глубоко внутрь её сознания, что теперь она не могла игнорировать это сосущее чувство, требующее узнать их как можно лучше?       Принятие ситуации, принятие своих чувств, как ни странно, не помогало понять Гермионе истинное отношение Драко и Тео к ней. Она и Малфой больше не воевали. Однако это не значило, что они перестали пререкаться, скалиться друг на друга и рычать, словно животные, объятые страстными спорами, до момента, пока между ними мягко и плавно не вставал Тео, который, словно долгожданный ветер в жаркую погоду, приносил успокоение своим присутствием.       Иногда Драко думал, что Тео наслаждался моментами, в которых наблюдал за ним и Гермионой. По крайней мере, Драко мог так предположить, смотря на это под углом эротического подтекста и томительно-растущего желания. Всё потому, что он знал о наклонностях своего друга больше, чем о своих. Тео нравилось смотреть. Ему нравилось контролировать, устанавливая зрительный контакт. Имея возможность разговаривать, он, по большей части молчал, но взгляд его всегда был выразительнее и красноречивее любых слов.       Это происходило достаточное количество раз, чтобы Драко заметил — Тео чувствовал некое подобие триумфа, ощущение силы в своих руках, когда человек, на которого был направлен его взгляд, испытывал из-за этого разного рода эмоции: взволнованность, страх, потеря осознанности.       Тео всегда выжидал. Как пантера в дикой природе, поджидающая лучшего момента для прыжка. Он не встревал в споры Гермионы и Драко до тех пор, пока не чувствовал, что чаша терпения почти переполнена. Вот-вот, ещё доля мгновения, и вся эта искрящаяся буйством красок энергия, которую излучали два темпераментных человека, выльется наружу.       Тео очаровывался этим — кем он стал для них за эти месяцы. Большой и тёплой ладонью, которая сжимала двоих людей, с первого взгляда похожих на кубики льда.       Чем сильнее он надавливал, тем быстрее они таяли. Иногда ему хотелось сжать до треска. Сжимать до тех пор, пока от них не останутся осколки, которые молниеносно растают и превратятся в прозрачные капли. Чистые, сбросившие с себя абсолютно всё. Две капли, которые по инерции потянутся друг к другу, чтобы стать чем-то большим, одним целым.       И местом, где они сольются воедино, станет та самая нагретая, подготовленная специально для них ладонь Тео.       В мыслях троих людей, находившихся в умиротворяющей тишине комнаты, было чёткое намерение выяснить «что происходит». У каждого разные методы, но точкой ясности являлось одно — понять чувства друг друга и разобраться в намерениях.       Драко не понимал, как ему себя вести с ними двумя, не понимал, что делать со своей жадностью и ревностью к Тео, которая, по природе своей, совершенно недопустима и неправильна. Он хотел так много знать, но не осмеливался до сих пор, боясь разрушить то малое, что имел.       Грейнджер не отставала, продумывая, как подступиться к тому, что либо даст ей надежду, даст уверенность, либо заставит закрыть глаза и отпустить ситуацию. Возможно, ей будет больно. Чертовски больно и сложно продолжать находиться рядом с ними, если ответы разобьют ей сердце.       А Тео… Тео был готов продать душу кому-то там, кто пустит её по назначению, лишь бы это не заканчивалось. Лишь бы продолжалось так долго, сколько это возможно. Лишь бы Драко продолжал держаться за него, лишь бы Грейнджер нуждалась в его «словах» и помощи. Лишь бы они продолжали его касаться и позволяли прикасаться к ним.       Драко поднял бокал, делая последний глоток оставшегося на два пальца сладко-горького вина, и убрал посуду на прикроватную тумбу. В тот же момент, Грейнджер, совершая аналогичное действие, зацепила ножкой бокала стопку разноцветных карт, которые с шелестом рассыпались на полу.       Опустившись, Гермиона собрала карты и села на постель, держа их в руках.       — Что это?       — Ханафуда, — ответил Драко, пока Гермиона рассматривала колоду. Карты не выглядели, как европейские, скорее напоминали восточную стилизацию. Изображение растений, цветов и птиц переливались бликами света из-за того, что в некоторых местах были покрыты лаком. — Тео любитель поиграть во всякое… непонятное.       Нотт наклонил голову к плечу. Опершись локтями о колени, он подпёр подбородок кулаками и улыбнулся формулировке, которую использовал Драко. Он сидел напротив Гермионы достаточно близко, но оставляя пространство между ними тремя. Если бы он наклонился вперёд, хватило бы доли секунды, чтобы укусить кого-то из них за подбородок или за нос. Или, он мог бы украсть безобидный поцелуй. Кто же знал, что у него на уме? Тео был слишком непостоянен и нестабилен, когда дело касалось этих двоих людей.       — Японская игра. Обычно мы… — Драко на секунду прервался, в глазах что-то ярко засияло, будто в голове раздался взрыв и сверкнули молнии. На следующей фразе голос стал выше и, Гермионе послышались нотки не простого вопроса, а вложенная во фразу надежда на что-то. — Хочешь присоединиться?       — Если пойму правила, — Гермиона активно закивала, обрадовавшись возможности большего взаимодействия друг с другом. — Что нужно знать?       — Не так уж и много, — Драко удалось сдержать ухмылку от нарастающего предвкушения. Он сел удобнее и забрал карты у Гермионы, сжав плотно губы. Он так долго ждал возможности узнать, о чём думала эта ведьма вместе с Ноттом, что сейчас внутренняя сторона ладони, в которой он держал колоду, покрывалась испариной. — Мы не будем «играть». Не традиционно, по крайней мере.       Тео издал звук, похожий на вздох облегчения и одновременно смешок, за что Драко шикнул на него, продолжив тасовать карты.       — Дай закончить, — отрезал он приподнявшись и усаживаясь к Грейнджер ближе. Сквозь тонкую ткань брюк он чувствовал тепло её бедра, соприкасающегося со своим. — Итак. Эта колода, она как бы вывернута наизнанку. — он стал раскладывать карты перед ними на пледе. — Двенадцать мастей по четыре штуки. Их называют цветочными. Колода начинается с января — сосна. Февраль — слива, март — сакура, глициния, ирис, пион, клевер, мискант, хризантема, клён, ива и павлония.       — Значит, мои…       — Хризантема, — кивнул Драко подтверждая, когда Гермиона указательным пальцем коснулась своих карт. — У Тео — мискантус, у меня — клевер. Предлагаю вот что… — Его кадык дрогнул. Пришлось схватить больше воздуха, собираясь с мыслями. — Каждый возьмёт свой месяц, напишет по интересующему его вопросу. Но вопрос должен состоять таким образом, чтобы и тот, кто писал и тот, кто вытащил карту, могли ответить от себя. — Драко удостоверился, что они внимательно слушали его, прежде чем твёрдо сказать: — Никакой лжи и давления. Мы перетасуем карты, смешав их, скажем, с парой других месяцев. Если карта, которую я вытяну, окажется пустой — не наши цветы или растения, ты или Тео можете спросить меня о чём угодно или я сам могу рассказать о каком-то факте, который сочту нужным озвучить.       Драко смотрел на колоду, обдумывая, правильно ли он поступил, вот так в открытую предложив сделать то, что беспокоило его больше всего на данный момент?       Чёрт. Из-за своего дрянного характера, из-за страха услышать что-то, что могло Драко не понравиться, он не мог спросить Грейнджер напрямую, какого чёрта она вешалась на Тео, когда перед этим позволяла Драко целовать себя. Также он не мог навязаться Тео с вопросами о том, что он чувствовал к Гермионе и к нему — Драко. И какого чёрта он сначала потёрся о его член, а после присосался к губам Грейнджер, но так ничего и не рассказал Драко, вводя его в ёбаное заблуждение так, что сносило голову из-за неопределённости!       Взгляд метнулся к кистям Гермионы: она заламывала пальцы, задумчиво сведя брови к переносице. Он смотрел на зажившие розовые рубцы шрама в сгибе мягкой плоти между большим и указательным.       Отметины его зубов.       Вероятно, он и себя подставил: «Никакой лжи». Нужно было подумать об этом дважды, чем открывать рот, но перспектива открывшейся возможности так и манила.       Если повезёт, то ему достанется больше пустых карт, где он сможет ляпнуть что-то незначительное, например, какой сорт кофе предпочитает, какую книгу читает или что-то такое.       — А если я не хочу ни отвечать на вопрос, ни рассказывать что-то… Вдруг это будет слишком неловко или, — она взмахнула руками, чуть не зацепив нос Драко. — Прости.       — Тогда, — Малфой снова навалился на бок, уперевшись локтем в кровать и, вытянув правую ногу вдоль, пожал плечами в непринуждённой манере. На самом деле внутри него всё кипело. Кровь бурлила, по костям будто коррозия шла. Зуд распространялся под кожей покалывающими уколами. Он знал. Он мог поставить свою печень на то, что Грейнджер не откажется. Она не могла струсить из-за такого пустяка. Драко слишком хорошо изучил её. — Ты можешь встать и уйти.              Тео сдерживал эмоции под контролем, не позволял им выйти и отразиться на своём лице. О-о, Мерлинова срань. Если бы он мог, то сказал бы Драко, что он чёртов гений. Гений, который сам попался на свои уловки, вручил на блюде такую редкую возможность для Тео сблизить их троих, открыть друг для друга и выставить напоказ.       Не теряя времени, Нотт поднялся, обошёл постель и достал из тумбы две шариковые ручки. Сев обратно, поджав под себя ноги, он протянул их Гермионе и Драко.       Кожа Тео горела. Температура его тела всегда была выше, чем у Драко и даже выше, чем у Гермионы. Он, не выдержав нахлынувшего возбуждения, махнул на себя ладонью, задышав через рот.       Драко, обратив на него быстрый взгляд, нутром ощутил исходящее предчувствие азарта.       Не только любопытство было заразным. В этом тяжёлом случае — их случае — они больны желанием узнать, спросить и ощутить. Дать себе возможность попробовать то самое, чего были лишены.       Им не дали побыть подростками. Не дали сделать того, что делают обычные дети в возрасте шестнадцати-восемнадцати лет. И вот теперь, они втроём, укрывшись ото всех, с осторожностью изучали грани друг друга.       Они готовились поставить на кон гордость, вывернуть наизнанку чувства, лишь бы познать каково это — быть тем самым подростком, испытывающим нечто запретное, запредельное и такое манящее.       Гермиона протянула руку, схватившись за письменную ручку, как за соломинку. Сейчас улыбка Тео не успокаивала. Распыляла зловещим предвкушением. Взгляд Драко был темнее обычного — чёрные зрачки расширены так, что почти заполняли серебряный круг радужки.       Боже, они двое точно заслуживали звание поехавших. А может и сама Грейнджер тоже.       — Согласна, но, — она собрала четыре карты с изображением хризантем, — хочу внести предложение.       — Предлагай, — быстро среагировал Драко, ударив дном пачки сигарет об кулак. Он надавил на кремень зажигалки, выпуская неоново-оранжевое пламя. Прикурив, он встал, чтобы открыть балконную дверь. Окна в лоджии закрыты. Он обернулся, посмотрев на Гермиону и Тео — не замёрзнут. Просто сейчас ему было очень, очень жарко. Предлогом впустить немного сквозняка послужила очередная сигарета.       Малфой сел обратно, поставив пепельницу рядом с собой.       — Сократим использование пустых карт до четырёх.       Он хмыкнул, растягивая губы в тёмной улыбке.       — Так не терпится покопаться в моей голове, кудряшка?       — Есть у кого учиться.       Тише, шептал про себя Драко. Успокойся, — уже громче. Сейчас не время давать заднюю или хоть на секунду показаться тем, кто может спасовать. Зажав сигарету между губ, он прикрыл один глаз и, взяв свои карты, начал писать.       Им не потребовалось много времени, чтобы сложить свои карты с оставленными на них вопросами лицевой стороной вниз и перемешать. На них смотрели одинаковые изображения высоких деревьев и край крыши дома. Понять, где чья карта находилась, не удалось бы, не перевернув.       — Кто начнёт? — Драко пришлось прочистить горло. — Тео? Если тебе придётся записывать ответы… Может, начнём с тебя, а после, пока ты будешь писать, будет отвечать кто-то из нас?       — Нет, — прервала Гермиона. Драко удивился резкости её тона. — Не думаю, что это будет честно.       Тео пожал плечами, как бы говоря, что ему без разницы. Он в любом случае получил удовольствие бы и от того, и от другого.       — Тогда, — Драко протянул руку, вытащив первую карту. — Вот же… Дерьмо, блять! — Он натянуто засмеялся, прочитав вопрос, который сам же и написал.       Тео схватил за его предплечье, опуская руку вниз, чтобы рассмотреть запись на карте. От прикосновения горячих пальцев к запястью Драко непроизвольно вздрогнул.       — Чувствую, что это убивает меня. — на выдохе сказал он, смирившись с возможными последствиями. — Будто воздуха не хватает, когда вы рядом. Ощущение такое, что вы его весь втягиваете, наслаждаясь друг другом, забыв, что рядом с вами находится кто-то ещё.       Его слова прозвучали с обидой и ревностью в голосе.       Гермиона и Тео на миг застыли, прочитав вопрос:       «Что ты чувствуешь, когда проводишь время втроём», — буквы изящно выведены на листьях клевера. Даже сейчас почерк Малфоя был невероятно красивым, хоть и писал он «на коленке».       Гермионе бы глотнуть чего-нибудь крепкого, прежде чем открыть рот, но, присущая её характеру напористость, вспыхнула факелом.       — Не желаешь продолжить?       — Я должен?       Тео плавно кивнул, Гермиона ни на секунду не отворачивалась от пронзительного взгляда, направленного на неё. Драко не мог её запугать. Не сейчас. Её мысли неслись на скорости миля в секунду. Сколько предположений, похожих на взлёт и падение, сколько всего она могла узнать из его ответа…       Ещё чуть-чуть и у неё закружилось бы голова от непробиваемости Малфоя.       Ещё немного и Грейнджер бы отступила.       Драко первым прервал зрительный контакт и заговорил.       — Ладно, — он вытер лоб тыльной стороной ладони, вспомнив сказанные собой слова: «никакой лжи»; глубоко затянулся, позволив ягодному дыму пощекотать горло. — Мне кажется, что я вам мешаю. Я не придавал раньше значения тому, что вы… Ну, — Драко стряхнул пепел и мотнул ладонью с зажатой между пальцами сигаретой, будто пытался выразить что-то без слов. Затушив окурок, он запрокинул голову и выпустил тонкой струйкой дым в потолок. — Не думал, что когда-нибудь смогу хоть в каком-то смысле помешать тебе, — он посмотрел на Тео, — а когда понял, разозлился. Мне и в голову не приходило, что я буду думать о тебе, — теперь его взгляд нашёл широко распахнутые глаза Гермионы, — как о человеке, который может отнять моего человека.       Меня постоянно грызёт что-то внутри. Вопросы, по типу: «а если бы она справлялась без моей помощи в крыле, то я и вовсе не смог бы проводить с ними время?», а потом: «значит то время, которое мы проводили вместе с Тео, сократилось бы чуть не в четыре раза, потому что у него есть чем помочь. А что могу сделать я, не считая дрянного подбадривания и напоминания о том, какой я на самом деле злой, раз меня поглощает ревность почти всё то время, что я с вами?». Это ебать, как злит меня. И душит. А ещё я ужасно раздражён из-за того, что в какой-то момент нашёл твою, Грейнджер, компанию привлекательной.       В воцарившейся после тишине был слышен хруст страниц книги. Тео поддевал их в уголке, поднимал и слегка расслаблял палец и те быстро наслаивались одна на одну. Такой… Летний звук. Когда теплый ветер будто в танце сплетался с листвой на деревьях — природа издавала похожие звуки.       Ни Гермиона, ни Тео не знали, что можно ответить на слова Драко. В его голосе звучало отчаяние от искреннего непонимания «почему», и в то же время его лицо исказила злость, когда глаза почти застлала пелена страха.       Грейнджер протянула руку к картам, мысленно подсчитывая, что теперь их всего пятнадцать.       — Ты сожалеешь?.. — прочла она, и едва уловимый шёпот донёсся до слуха парней.       Этот вопрос, короткая фраза показалась ей настолько глубокой, что на последнем слоге она запнулась.       Гермиона узнала почерк Тео на изображениях пушистых кустов растений, с кисточками на кончиках, будто уши рыси. Вопрос, который мог бы отнестись как к ним троим, так и к каждому по отдельности.       Испытывала ли Гермиона это чувство? Она не чувствовала сожалений после первого и последующего провала в работе. Не жалела о том, что взялась за это дело. Всё потому, что там, где-то на подкорке сознания, она знала, что на выходе из крыла её ждут люди, которые не дадут ей упасть. Люди, ради которых она хотела быть сильной. Или казаться сильной.       Грейнджер не жалела и не испытывала жалости ни к одному из пребывающих здесь людей. Она сочувствовала Джинни, она сопереживала истории Криса. Пэнси Паркинсон казалась ей самой мечтательной личностью, которую она когда-либо встречала. Ей отчего-то было больно из-за Тео. Она так и не смогла спросить у Драко о Нарциссе, потому что он никогда не поднимал эту тему, а услышав её имя в тот день, когда проклятие его поглотило, увидев застывший ужас на лице, такое неподдельное отчаяние и поглощающее чувство вины, она испугалась узнать правду…       Интуитивно Гермиона понимала, что данные, оставленные в досье — это неполная история Нотта и Малфоя. Хоть она и видела, как вершился суд над Драко, но так и не смогла забыть это ощущение неправильности, когда обернувшись, увидела только поднявшуюся пыль после его аппарации в Азкабан.       Ей хотелось дотронуться до спины Тео, провести по каждому из шрамов и узнать историю их происхождения, потому что когда она видела их, её зажившие раны чесались и покалывали, словно откликаясь на боль, которую он пережил. Будто они и правда были похожи.       Здесь не было места жалости.       Здесь царила молчаливая, свершившаяся трагедия, которую каждый нёс в своём сердце.       — Нет. Я ни о чём не жалею.       Грудная клетка Тео вдруг стала больше, когда он, наконец, смог вдохнуть. Казалось, теперь это уверенное «Нет» выклеймено у него на рёбрах. Оно принесло не просто облегчение, а дало понять одну простую вещь, в которой он, идиот, лишь на секунду посмел усомниться.       Гермиона Грейнджер смелее него и Малфоя, вместе взятых.       — Ох, блять… — Драко вздохнул, посмотрев на Тео, который, все эти долгие мгновения сидел будто на бомбе. Как и сам Драко.       Прежде чем взять карту, Тео прикурил и принял пепельницу, поставив её между разведённых в стороны коленей.       «Есть что-то, что ты скрываешь от людей, которые находятся рядом с тобой?»       Он узнал почерк Драко. Ему даже не понадобилось смотреть на изображение листьев клевера, чтобы понять это.       Ложь во благо — не преступление, думал он, продолжая убеждать себя, что поступал правильно.       Драко что-то подозревал? Он не мог знать того, о чём Тео говорил с Вилмаром. Док не сказал бы ему, прекрасно понимая, как Драко мог отреагировать.       Ложь… Ложь даже в разной степени тяжести и недоговорённости, всё равно оставалась ложью. В этом вопросе он мог быть честным. А если бы Драко спросил его после, он бы мог сказать, что даже причина нахождения здесь Грейнджер являлась не то чтобы ложью, но будто договорённостью между ними двумя. Не мог же он выложить это как на ладони, правильно? Это могло бы разрушить её доверие к ним.       «Да», — Тео оставил короткий ответ прямо на карте. Он дождался, пока Драко и Гермиона увидят надпись, для пущей убедительности посмотрел на каждого: их глаза прикованы к маленькой карте. Он не вынес бы этой тишины и растущего напряжения ещё дольше, поэтому перевернул карту, отбросив в сторону к остальной колоде, дав понять, что тема закрыта.       Если у Драко и Гермионы и возникли вопросы, — а они возникли, — оба решили промолчать, вспомнив о договорённости: никакого давления.       Но, как всегда, умные мысли преследовали Малфоя, однако он оказался быстрее:       — Интересно… — Протянул он хмыкнув. Не теряя времени, потянулся к следующей карте и вытащил пустую.       Март с изображением сакуры. Он прождал некоторое время, а после посмотрел на Гермиону, ожидая, что она могла спросить что-то. Он уже собрался рассказать о том, как Тео до одиннадцати лет пускал слюни, когда спал. Однако в это же мгновение взрослая копия того маленького мальчика, которого хотелось оберегать и защищать, открыл разворот книги, где на полях был выведен вопрос, из-за которого Грейнджер, кажется, прикусила язык или щеку, потому что скулы вдруг стали пунцового цвета.       «Что ты почувствовал, когда поцеловал её?»       И снова Драко не стал затягивать, рассказывая как всё было на самом деле.       — Противоречивее эмоций я не испытывал, наверное, ни разу. Мне хотелось тебя оттолкнуть и сразу же прижать к себе. — Он смотрел на Гермиону. — Ты была невероятно тёплой, как Тео. И это ощущение, будто я пью кислород, лишило меня возможности думать трезво. — Драко снова посмотрел на её ладонь, заострив взгляд на оставленных отметинах.       Плевать. Если он собирался получить от них честные ответы, то какой смысл самому изворачиваться и лукавить? Он не мог спихнуть всё на алкоголь, потому что был трезв, он не мог сказать, что атмосфера вокруг них располагала к подобному ответу, но… Ему хотя бы ещё один раз увидеть тот её взгляд, который отпечатался в его сознании.       Драко смотрел на профиль Гермионы. Она отвернулась, когда он закончил, словно не желала ни слышать его, ни видеть. И он даже не злился. Принять её протесты намного приятнее, чем безразличие.       Гермиона плеснула вино в бокал и отставила пустую бутылку. Алкогольные нотки щипали её язык, когда она потянулась к записке, оставив откровение Драко без ответа.       Потому что… Что это?       Что он творил, чёрт бы его побрал?!       В её голове с шумом проигрывалась фраза раз за разом, сказанная наотрез грубым голосом: «Это дерьмо не должно иметь значения».       «Тебе хочется прикоснуться к людям, которые сидят рядом?»       Не задумываясь, словно ведомая внутренними ощущениями, Гермиона кивнула. И ещё раз. И ещё, уже активнее, будто не только им давала подтверждение, но и себя убеждала.       Её приучили к прикосновениям. Гермиона никогда не испытывала тягу к тактильности, но они сделали так, что теперь она ждала этого. Тео прикасался к ней сначала по поводу, а потом и без. Драко взял её за руку и прошёл с ней долгий путь по тёмным коридорам Крыла.       Поэтому, как она могла сказать — нет? Касаться их стало неотъемлемой частью её жизни.       Настала очередь Тео. Он поднял карту с рисунком розовой хризантемы перед собой.       «Какая мысль в твоей голове сейчас самая громкая?»       — Будто черви танцуют, — Малфой в который раз прищурился, чтобы рассмотреть чертовски паршивый почерк Грейнджер, пока Тео быстро оставил пометку на полях книги.       «Ваш поцелуй. Я думаю о нём». — Ни Драко, ни Гермиона не осмелились прочитать его ответ вслух. Они задышали чаще. Непонятно, кто из них стал прочищать горло, а кто заёрзал, словно сидел на камнях.       — Прямой, как рельса, — прошипел Драко, захлопнув книгу с фразой, которая, блять, была горячее, чем разворот месяца в журнале «PlayWitch». — «Что тебе кажется красивым, необычным, в людях, находящихся рядом?», — зачитал он вслух. Ухмыльнувшись, погладил подушечкой большого пальца изображение хризантем и посмотрел на Гермиону. — Напрашиваешься на комплименты?       — Ты должен ответить на вопрос. — Она сделала глоток вина и едва не поперхнулась, когда Драко заговорил. Заговорил он так, будто перечислял продукты в списке покупок.       — Твои волосы. Твоя кожа. Оливковая, — его глаза сейчас казались не просто красивыми, а жуткими, когда он изучал лицо и тело Грейнджер. — Твой нос становится красным, когда ты свирепеешь, по большей степени, когда споришь со мной. Ты всегда вставляешь что-то в пучок волос на голове, карандаш или ручку — это мило, но мне всегда хочется выдернуть его. Не спрашивай почему. — Его взгляд упал на овальный вырез её свитера. — Ключицы. — сказал он тише и неожиданно хрипло. — Ключицы относятся и к тебе тоже. — Теперь Драко смотрел на Тео, перечисляя, каким он был в его глазах. — Губы. Твои блядские глаза. Ты напоминаешь мне кошку. Чёрную, большую, гордую и дикую. Мне кажется, тебе бы подошло место на дереве, знаешь? Как пантере. И твои руки. Ещё мне нравятся твои руки.       Драко резко выдохнул и, наклонившись, взял бокал с вином из руки Грейнджер, пока она сидела, приоткрыв рот. Он опрокинул его, допивая до дна. Красная капля скатилась из уголка рта, оставляя после себя мокрую дорожку на подбородке, шее и упала за воротник футболки.       У Гермионы было ощущение, что она держалась за канат всё это время, болтаясь над пропастью, пока Драко говорил. Она тянула его на себя изо всех сил. Тянула, тянула, тянула и…       Сорвалась.       Грейнджер не просто сорвалась, она упала в необъятное, глубокое и пугающее море. Упала, потеряв способность действовать и говорить. В одно мгновение обрывки воспоминаний, будто паззлы закружили перед глазами, складываясь в одну картину.       Она так старательно убеждала себя в том, что желает узнать правду, увидеть корень отношений Драко и Тео, что неосознанно отталкивала от себя очевидные вещи, которые происходили на её глазах. Всё потому, что она знала, ей будет больно.       Она видела корни, которые Тео пускал в Драко, наблюдала за безграничной привязанностью, с которой не могла сравниться ни её симпатия к ним, ни их отношение к ней.       Тяжело признаваться в своей слабости и своём страхе, когда два объекта твоей симпатии неровно дышат друг к другу.       Гермиона самолично оттягивала неизбежный момент осознания, так долго, как только могла и эффект эскалации ударил с тройной силой.       — В этом всё дело? Всё это время ты не просто жадничал, потому что Тео вдруг стал общаться со мной и проявлять в какой-то степени ко мне повышенный интерес. — Гермиона не пожалела о своей прямоте, хоть и старалась до этого держать себя в руках и позволить событиям плыть по течению. — Ты ревновал. Ты ревновал его не как друга, да?       Не отводя взгляда от Драко, она приоткрыла рот, прошептав тихое «вау». Это не было удивлением, скорее, простым подтверждением, как для себя, так и для самого Драко. Ведь готовность отпираться отображалась на его лице, в прищуренных глазах и поджатых губах.       Гермиона не позволила ему произнести ни слова, спрашивая прямым голосом, ровным и ничуть не смущённым:       — Ты гей?       Драко даже не понял, что этот вопрос предназначался ему.       Он, если честно, совершенно точно никогда не ожидал услышать подобное в свой адрес. Поэтому пусть и не сразу, но среагировал Малфой достаточно резко и одновременно с тем твёрдо:       — Чёрт возьми, нет!       — А как же… — смотря на Драко, Гермиона вдруг покраснела; её взгляд опустился на его губы, разрывая зрительный контакт.       Если бы парни могли вскрыть её голову и увидеть, что промелькнуло у неё в сознании, когда она подумала, что могло их связывать, какой вид отношений, если не платонический…       Годрик.       Сердце пропустило несколько быстрых ударов, воображение ни на секунду не переставало буйствовать, транслируя, как переплетаются два сильных мужских тела, соприкасаются друг к другу, как переливаются напряжённые мышцы спины, покрытые тонким слоем блестящего пота. Ей на секунду показалось, что она ощутила рядом с собой их грубые и резкие движения, услышала глубокие и хриплые стоны, раздающиеся в комнате.       Обхватив ладонью шею, Гермиона отвела взгляд. Её дыхание стало поверхностным и шумным, когда она махнула рукой на Тео и ей удалось выговорить, не запнувшись:       — А как насчёт него?       Драко понял, что она имела в виду, но не совсем уловил реакцию её тела, в отличие от Тео, который с горящими глазами смотрел на Гермиону, чуть подавшись вперёд, словно хотел поймать физическое проявление её внезапного возбуждения.       — Тео? Он красивый. — С невозмутимостью в голосе Драко невозможно поспорить или возразить.       — И ты… — Что это должно объяснить? Грейнджер не стала озвучивать следующую фразу. Вместо этого она взглянула на Нотта. Наткнувшись на необычное выражение лица, которое скрывало в себе больше, чем демонстрировало, она снова в упор посмотрела на Драко.       Какая-то часть её сочла ситуацию довольно забавной.       Истерично забавной.       Грейнджер не сдержала дрожащей улыбки и со смешком сказала:       — Тогда почему ты так уверен в своём «нет»?       — Если бы я был тем, кем ты посмела меня обозвать, я бы никогда…       Драко резко прервался, проглотив последние слова. Задаваясь вопросом, он и сам бы не смог ответить: кто он.       Тео, как и Гермиона с нетерпением ждали продолжения от человека, у которого желудок сводило в спазме. Ситуация, в которой Малфой сам себя загнал в угол, оказалась настолько нелепой, что скажи он: «Да. Я гей», и стало бы намного проще.       Тогда он бы не ощущал, как потеет, как его тело постепенно нагревается, как глаза застилает пелена злости и желания схватит Грейнджер за руку и положить на место, которое было наполовину затвердевшим только потому, что он слышал её голос и считал необъяснимо прекрасным то, как очаровательно она выглядела сейчас.       Может, так всё стало бы понятно?       Может, так ему бы стало проще разъяснить, что у него стоит не просто на член Тео, на его маскулинность, не просто на грудь Грейнджер и её мягкие, — Драко был уверен в этом, — бёдра, а просто на них.       У него вставал на чувства, которые они в нём вызывали. На ускользающее удовольствие, на чувство страха, которое он испытывал, когда воображал, что было бы, откажись они от его компании. На их смех, на их боль, на их радость и грусть. В каждой из этих эмоций, Драко видел что-то индивидуальное, присущее каждому из них, и это делало этих людей незаменимыми.       Блять.       Он точно был психом, который даже не мог сказать, что у него за предпочтения и какая ориентация.       В конце-концов это — чертовски стыдно и сводило с ума.       — Merde. — выплюнул он, и лицевые мышцы дёрнулись. — Давай уже! — сказал он резко, указывая на карты. Он даже забыл, чья была очередь.       Когда Гермиона вытащила карту, Малфою было уже не до того, чтобы высматривать, что она достала. Но не Тео. Он затушил сигарету и, воспользовавшись моментом, посмотрел на Драко, тот неохотно кивнул, как бы показывая, что сейчас ему нет до этого дела.       Тео быстро оставил запись в книге и повернул её Гермионе. Реакция девушки не заставила себя долго ждать.       Её глаза широко распахнулись, она уставилась на Нотта так, будто видела впервые и нервно заморгала, теребя рукав свитера.       «Я хочу, чтобы ты прикоснулась к нему. Ты говорила, что хочешь этого — касаться нас. Сделай это. Как угодно. Просто сделай».       Если Грейнджер и испытывала неловкость, то старалась не выдать себя. Сжав челюсть, она выпрямилась, встала на колени и наклонилась к Драко.       Малфой, — будто на него наслали Петрификус — застыл, когда Гермиона остановилась рядом и протянула руку вперёд. Она делала это так медленно, что можно было разглядеть пылинки в воздухе, которые из-за её движения разлетались в стороны.       Она сосредоточилась на том месте, где совсем недавно бежала благородная, полупрозрачная капля вина. Её глаза опустились ниже, к вороту футболки и на миг Гермиона представила, каково это будет укусить его за выступающую кость ключицы. Эта часть тела ведь нравилась Драко, да? Почему? Думал ли он когда-нибудь о том, чтобы прикоснуться к шее Гермионы ртом, из которого вылетело столько всего: оскорбления, признания, слова заботы и слова, окрашенные злостью?       Гермиона прикоснулась большим пальцем к коже под подбородком Драко. Он пылал холодом. От него пахло северным морем и ветром. А ещё чем-то родным и близким.       Всё так очевидно. Она провела ниже, соблюдая только ей известную траекторию. Надавила сильнее. Очевидно, что Тео нравился ему. Как он мог не нравиться кому-то? Как она могла не заметить этого? Как могла воспринимать чувства Драко за «особое» отношение и детскую ревность к лучшему другу?       За её прикосновением тянулась красная полоса полумесяца от ногтя, которая проявлялась моментально.       Гермиона, если бы могла быть эгоистичнее, стала бы сейчас искать виновных в своей ошибке. Она могла бы сказать, что её запутала Пэнси, которая говорила, что между парнями ничего не было. Она могла бы винить Драко, который не выразился конкретнее. Она могла бы накричать на Тео, сказать ему, что он поступил подло, позволив ей сблизится с ним. Но что бы она сказала Драко? Вдруг и его чувства не воспринимались Теодором так, как он этого хотел? Вдруг он находился в том же положении, что и она?       Вдруг Малфой был таким же, как и Грейнджер? Человеком, испытывающим чувства к ним обоим? Только в случае Гермионы, она не могла выбрать… А Драко же, в свою очередь, сделает очевидный выбор.       Тогда зачем всё это? Зачем он стал проявлять внимание к ней, окружать её постоянным присутствием?       Влияние двух слизеринцев оказалось намного сильнее, чем она думала. Это было что-то новое для Гермионы. Что-то сильнее, выходящее за рамки товарищества, дружбы и партнёрства по одному рабочему проекту. Она хотела поддаться этому. Хотела испытать глубже и ярче. Хотела, чтобы её вели, хотела, чтобы из её рук забрали поводья и сделали всё по-своему.       Драко был заворожён выражением её лица. Сосредоточенность, обида, желание, страсть — на нём было так много эмоций. В её пальцах, которыми она обхватывала его за шею, было столько силы, что он думал, надави она чуть сильнее и проткнула бы кожу.       Быстро пульсирующая яремная вена привлекла внимание Грейнджер, из-за чего её губы дрогнули; она легко провела по ней ногтем, надавливая на синеватую прожилку.       — Если… — заговорил Драко тихо, смочив кончиком языка губы. Гермиона стояла перед ним на коленях, и ему пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ей в глаза. — Если ты хочешь сделать мне больно, я позволю. Но, если ты не хочешь этого, действительно не хочешь, опусти руку. Опусти её. — Драко поймал одну из кудряшек, намотал её на указательный палец и, потянув вниз, отпустил.       Жест такой привычный. Его взгляд и прикосновение к волосам. Настолько Гермиона привыкла к этому, что сейчас не испытывала ни йоты дискомфорта, наоборот, внутри неё распространялось тепло. Так обычно бывало, когда она появлялась в местах, которые напоминали ей о доме.       Она отвела лицо, найдя глазами Тео, который не отрываясь смотрел на них двоих. Смотрел так, будто ничего более важного вокруг не происходило.       Откашлявшись, Гермиона села обратно, подтянула колени к груди и обхватила ноги руками.       «Ты боишься?», — прочёл Тео на карте.       «Да», — последовал незамедлительный ответ.       Тео не хотел углубляться в то, почему его ответ оказался положительным. Просто сейчас он бы и сам не объяснил, откуда это ощущение опасности. Будто в ладонь вложено два кинжала, и с острых кончиков свисали капли взрывоопасных зелий.       Нельзя шевелиться. Нельзя даже дышать. Нельзя отводить взгляд. Нельзя позволить воздуху дрогнуть.       Быстрее, чем Драко успел показать пустую карту, Гермиона спросила:       — Что между вами двумя?       Драко показательно закатил глаза, но волнение, которое его окружало, скрыть не удалось. Тео же, наоборот, выпрямился и, расправив плечи, чуть наклонил голову к плечу, показывая заинтересованность ответом друга.       — Ничего? Всё и сразу? Ничего из того, о чём ты могла подумать? — Драко скривил губы, опуская уголки вниз. — Что ты хочешь услышать? Какой ответ для тебя более привлекателен?       Тео впервые ощутил такой острый укол злости за долгое время. Сжав кулак, он свёл брови к переносице и ударил Драко в бедро.       Какого чёрта ты делаешь, свирепел Нотт про себя. Драко отвернулся, не желая оказываться под двумя снарядами сразу. Он мог позволить Гермионе сойти с «его стороны», но не Тео.       — Может, правду? Как мы и договорились? Это были твои слова. Зачем предлагать то, чего не можешь исполнить?       — Блять, — Драко устало сгорбился. — Ты всё не так поняла. Это не…       Что он должен сказать?       Она нравилась Тео. Она превращала Драко в размазню. Она делала с ними двумя что-то, что не поддавалось объяснению и логике.       — Между нами и правда ничего нет. — повторил он.       Потребность отдалиться сейчас от них ощущалась крайне необычно. Драко изначально должен был оставить их одних, пойти к Пэнс или парням, так какого чёрта он остался здесь, на что надеялся?       Он прикрыл глаза, думая, как правильно было бы сейчас поступить: попрощаться, или просто уйти, сделав вид, что скоро вернётся?       Гермиона услышала скрежет ручки по бумаге. На оставшиеся карты лёг сверху белый лист с одной фразой:       «Это неправда».       Ох, твою-то мать, Тео, — почти процедил Драко сквозь зубы.       Малфой тихо усмехнулся. А потом неожиданно громко засмеялся, из-за чего Нотт нахмурился, а Гермиона не на шутку была обескуражена.       Всё это будто чёртова ирония и одна большая шутка над ним.       Он сдался.       Он, блять, сдаётся прямо сейчас, в эту самую секунду, потому что не знает, и даже представить не может, что делать дальше.       Он пытался исправить ситуацию, пытался принять правильное решение — отпустить, посадить на толстую цепь свою жадность, оставить на жесточайшей из диет.       Он пытался быть хорошим.       Однако вот оно — весь его самоконтроль трескался, осыпался на пол, дребезжа осколками.       — Знаете что, вы, оба? — он потёр глаза, прижав подушечки пальцев к белкам с такой силой, что стал видеть разноцветные круги. — Дело не в том, что Тео стал уделять тебе слишком много времени, а в том, что он лишил внимания меня. Дело не в том, что я хотел бы его только для себя, а в том, что я хотел быть с вами. Знаешь, как это блядски трудно произносить? Представляешь себе, каково это — наблюдать за вами, после того, чему я стал свидетелем, на нашем, блять, месте! В пещере, которая существует лишь потому, что мы этого захотели, а?       — Ты, — он подбородком указал на Тео. — Как много ты скрываешь? Почему? Хорошо, я бы понял, если бы для тебя это было в новинку — испытывать странные и смешанные чувства к ней, но нет, Тео. Даже в школе ты превращался в камень, когда она появлялась в поле нашего зрения. Почему ты молчал? Ты знал, что я думал о ней и как относился! Тебе не было обидно? Что ты чувствовал, когда я поливал её грязью при тебе? — он повысил голос, не в силах сдержать злость и разочарование, разрывающее его лёгкие. Драко злился. На себя. На Нотта. На их прошлое и настоящие. — Скажи мне, блять! Что ты чувствовал, когда твой лучший друг оскорблял её, унижал, смешивал с дерьмом, а ты не мог оторвать от неё взгляда?! Скажи! Потому что я ничего не понимаю, Тео!       Руки Драко сжались в кулаки; костяшки захрустели. Он крепко зажмурился, переводя дыхание. Огромный ком боли и отвращения к себе встал в горле, который не получалось сглотнуть. Он запрокинул голову и, открыв рот, надрывно и громко выпустил воздух.       — Сначала я не придал значение тому, как сильно ты влияешь на нашу жизнь. — Драко не смотрел на Гермиону, но она поняла, что он говорил именно о ней. — Потом я начал злиться. Мне стала невыносима мысль, что он мог хотеть тебя. Он знал о тебе вещи, от которых я пришёл в ужас. Знал ещё до того, как мы… более-менее сблизились здесь, в поместье. Когда я осознал, что этот идиот дрочит на тебя ещё со школы, то собственными руками захотел придушить тебя, нахуй! Потому что я до сих пор помню, какая паника меня охватывала, когда я видел его всего в крови за малейший проступок перед ублюдком Вальтером. Этот ёбаный псих… Блять! Каждый раз, возвращаясь из дома Ноттов к себе, я думал, не увижу ли я через неделю его тело в гробу? А вдруг, когда я вернусь, будет слишком поздно? И тут я узнаю, что тогда он… Если бы Вальтер узнал, что он хочет…       Драко резко запнулся, чуть не сказав то самое слово.       Вместо него, это сделала Грейнджер:       — Грязнокровку.       В её глазах стояли слёзы и Драко опешил, когда увидел маленькие прозрачные бусины на ресницах. Ему стало больно. Сердце колотилось о рёбра с такой силой, что губы непроизвольно подрагивали.       Тео прикоснулся к его запястью и повёл головой из стороны в сторону, прося его остановиться.       Но Драко не мог.       Не хотел больше держать это в себе.       — Я давно забыл, каково это — ненавидеть тебя, Грейнджер. Ты вошла в нашу жизнь так быстро и каким-то образом заняла место рядом с человеком, который знал обо мне всё. Знал меня всю жизнь, перенимал мои привычки, слушал меня и оставался рядом. Я никогда не причинил бы ему вреда. Так я думал и так считал, но вместо этого, я, того не зная, яростно ненавидел тебя и заставлял Тео выслушивать моё дерьмо. Я стал винить себя. И обвинять тебя. Я ужасно ревновал. Так сильно, что хотел трахнуть его, лишь бы он не думал о тебе, когда был рядом со мной. А потом ты… Потом мы стали проводить больше времени вместе, и ты заставляла меня делать что-то. Заставила вспомнить, что здесь мои друзья, что нам всем нужна грёбаная помощь. А потом ты целуешь меня и мой мир нахуй переворачивается. Я так запутался, так устал злиться и искать оправдание своей ревности… Каждый день ты была рядом и я улыбался, смотря на вас двоих. Моя улыбка стиралась в тот же миг, когда я вспоминал, насколько дерьмовым человеком я являюсь. Я ведь даже… блять.       Драко сжал до скрипа челюсть. Так сильно, что показалось, он сейчас сломает зубы. Испытывая неприятные ощущения в задней части горла, он замотал головой и несколько раз сглотнул скопившуюся слюну.       — Я ведь даже прощения у тебя не попросил.       Тео и вообразить не мог, сколько чувств и боли Драко носил в себе всё это время. Он протянул руку и накрыл ладонью его запястье, которое Малфой ковырял ногтем другой руки, даже не обращая на это особого внимания. Место покраснело до такой степени, что стали появляться кровоподтёки.       Нотт замечал за ним некоторые странности, когда их вернули из Азкабана. Не раз он заставал Драко за тем, что он причинял себе боль. Иногда незначительную, а иногда он так забывался, что разрывал до мяса кожу на кутикулах больших пальцев.       Однажды, после очередного ночного кошмара он попросил открыть дверь на балкон. Тогда стояла поздняя зима, и Тео понял, что холод и боль возвращала его в реальность, помогая понять, где он находился и с кем.       Драко повторял раз за разом, что не простил бы себя, если бы Тео погиб. Сам Нотт не понимал, к чему он заводил подобный разговор, и спрашивать не решался, потому что Малфой говорил подобные вещи сразу после пробуждения, а потом будто забывал, когда его разум прояснялся.       Тео понимал, что сейчас они самые близкие друг для друга люди. Да, у них были общие друзья, но они с Драко всегда переходили эту грань «лучших друзей», потому что знали слишком много, видели слишком много и чувствовали друг друга так, будто между ними была глубокая, эмоциональная привязанность.       Неужели Тео так сильно увлёкся чем-то другим, что потерял эту особую связь с ним? Почему он не замечал, как Драко плохо, почему не спросил, не настоял на разговоре, когда видел что-то ещё помимо ревности в его взгляде? Почему он не заметил поглощающее чувство вины, с которым его лучший друг жил всё это время?       Будто в подтверждение мыслей Нотта, Малфой заговорил:       — Тео не причинял тебе боли, а я — да. — Драко посмотрел на рукав её свитера, под которым было вырезано очерняющее «грязнокровка», на её ладонь, на следы от зубов. Гермиона видела, как отчаяние застилало его глаза. Она даже вздохнуть боялась, пока он говорил. — Я всё спрашивал себя, почему я не мог быть таким же? Почему не мог вести себя… нормально? Почему я так хотел быть похожим на него? Зачем я пытался добиться его уважения, через унижение людей, которых даже не знал. Может, тогда всё сложилось бы по-другому. Но теперь… Теперь единственное, что я могу делать — это злиться на себя за то, что всё проебал, не попробовал по-другому. Мне не хватило смелости, и я трус, ведь даже сейчас я не могу сказать, что я не хочу продолжать ревновать, я хочу чего-то, но сам не могу разобраться. Всё так запутано, и это так душит меня, но как… Как я могу? Я не могу просить об этом, потому что недостоин. Не после того, что делал.       Спустя время, когда Драко закончил, никто так и не проронил ни слова. Гермиона, всё это время сдерживая рыдания, но позволяя тихим слезам скатиться по щекам, наконец выдохнула и быстро вытерла лицо. Прикусив нижнюю губу, она протянула руку и дотронулась до ладони Драко.       Малфой, не ожидающий от неё никакого взаимодействия после всей этой тирады, поднял взгляд и машинально нахмурился, мысленно готовясь принять любой ответ, любое действие от неё.       Тео сжимал его запястье, пока Грейнджер молча поглаживала холодную ладонь.       В какой-то момент она прервала зрительный контакт и…       Не смотря на парней, поднялась с постели.       Тео растерялся: он быстро посмотрел на Драко широко распахнутыми глазами, пока тот оказался в ступоре и неотрывно следил за действиями Гермионы.       Нет.       Что-то кричало внутри Малфоя, вопило, протестуя.       Нет. Не уходи.       Когда она подошла к стулу, на котором висела её сумка и пальто, Драко слышал только гул в ушах, который казался невыносимым. Он будто очнулся ото сна, страх потери царапал его спину и прорывался сквозь возведённые стены. Нет, нет, нет.       Он сам не понял, как оказался возле неё. С кровати посыпались карты, он зацепился за плед ступнёй и сдёрнул его на пол. Тео встал вместе с ним, но остался стоять на краю постели на коленях, потому что Драко был поразительно быстрым. Почти молниеносно он схватился за Гермиону, обвивая руками её талию из-за спины.       — Грейнджер, — его голос опасливо дрожал. Непонятно из-за чего: злости или переполняющего страха, но Гермиона замерла всем телом, боясь пошевелиться в его руках. — Не надо. — продолжил он говорить ей в волосы, прижимаясь лбом к макушке. — Не уходи. Я могу уйти, но ты, — ты не уходи. Ты не можешь. Не делай этого.       Он, ошеломлённый, даже не осознавал, как сильно сжимал пальцы на её талии, впиваясь в кожу. Его тело трясло против воли. Всплеск адреналина поразил его нервные окончания.       Тео, как и Гермиона, боялся пошевелиться, наблюдая за нестабильным состоянием Драко. В какой-то момент свет зажжённых ламп интенсивно замигал. Тео мог поклясться Салазаром, что почувствовал, как пронзающий холод лизнул его шею и открытые руки.       — Я… — Гермиона запнулась и настороженно положила руку на ледяную кисть, пальцы которой вцепились в её живот. — Я и не собиралась, Драко. Отпусти меня, пожалуйста.       Мне больно, не договорила она, решив стерпеть, потому что ему тоже — больно. Пусть не физически, но в какой-то момент Гермиона ощутила, как воздух наполнился отчаянием и горьким, раздаражённым чувством вины. Это так сильно напомнило ей о своих заглушённых и не проработанных эмоциях, которые она по большей части скрывала ото всех, что не смогла больше находится рядом.       — Что? — услышала Гермиона за своей спиной и вибрация дрожащего, хриплого голоса пронеслась вдоль линии её позвоночника.       — Я хотела сходить в ванную, — пояснила она и подняла обе руки перед собой, — помыть руки, потому что пальцы… они липкие из-за фруктов. Там… на яблоках была карамель. И теперь они… — Господи, ей казалось, она несёт какой-то бред. — липкие.       До Драко, наконец, дошло, что она имела в виду.       Слышать это, почти обличение. Слышать её успокаивающий тон — почти как бальзам в уши.       Колени Драко подкосились. Он был готов свалится на пол, если бы не вспомнил о гордости, от которой осталась пыль после его монолога. Хватка его рук не расслабилась ни на мгновение. Ему почему-то захотелось ещё сильнее сжать её в объятиях, поглотить своим существом, поделиться с ней своей энергией. Это пугало и, казалось настолько правильной перспективой, что в подтверждение его сердце снова ударилось о рёбра и он почувствовал сопровождающую приятную боль.       Сколько всего развитий данной ситуации мелькнули в его голове за доли мгновений: Тео ненавидит его, Грейнджер ненавидит его, они оба — не смотрят на него, вытесняют. Он один. Снова один в этом месте, где нет дня, где нет ощущения устойчивости, где чувство свободы, которое он вбирал в себя, забирая у Грейнджер, испаряется, где эта теплота и запах молочного чая покидают их с Тео комнату.       Он снова остаётся один и нужда покончить со всем возвращается на своё привычное место — забирается на плечи, укладывая голову на его макушку, и нашёптывает, нашёптывает, нашёптывает.       — Блять… Грейнджер, — позвал Драко. Пошатнувшись назад, он напряг руки, прижимая её к своей груди сильнее. Он оступился, делая шаг назад и с глухим звуком упал на постель, утягивая Гермиону за собой. — Грейнджер, Грейнджер…       Он продолжал звать её, словно умалишённый: тихо, с отчаянием.       Гермиона повернула голову вбок, посмотрев на Тео. Его тёмные брови вздёрнуты, а выражение лица, на котором читалось удивление и облегчение, заставило Гермиону занервничать.       — Драко, — из-за предупреждающей интонации Малфой мигом пришёл в себя. Однако почему-то сейчас он чувствовал, что может позволить себе покапризничать. — Отпусти, разожми руки.       — Нет. — он зарылся носом в её волосы и глубоко вдохнул цитрусовый, сладкий запах. — Нет, — повторил он ещё раз настойчивее и подтянул ближе к себе. Теперь она сидела на его коленях, вжимаясь в пах и упираясь в широкую грудь.       Вместо этого он приподнялся на кровати и, удерживая её одной рукой за талию, второй помог себе забраться выше, ближе к изголовью. Он почувствовал подушку за своей спиной, и теперь они вдвоём сидели напротив Тео, и Драко сам понять не мог, чего он хотел и зачем это делал, но даже мысль о том, чтобы отпустить её, сворачивала его внутренности до боли.       — Останься, — вновь раздался его голос на уровне шёпота, где-то за её спиной. Драко положил подбородок на плечо Гермионы и прижался щекой к её щеке; его глаза были закрыты, всё происходящее казалось сном. — Останься. Всё хорошо, всё на самом деле хорошо…       Тео непроизвольно облизал губы, смотря на них, — двоих людей, которых до панического, сковывающего страха не хотел терять больше из поля своего зрения. Драко говорил за них обоих. С прикрытыми от нарастающего желания глазами, его длинные ресницы трепетали и дрожали, словно испытывать подобного рода близость — безумно больно и одновременно с тем, хорошо.       Взгляд Гермионы казался Теодору испуганным и в то же время она будто из последних сил боролась со своими чувствами и с логикой.       Тео сглотнул и, наклоняясь вперёд, подлез к ним. Он остановился напротив её лица: пришлось сгорбиться, чтобы стать на один уровень, чтобы видеть её глаза.       Тео задержал дыхание и мысленно приготовился либо к пощёчине, либо к лучшему поцелую в своей жизни. Он обхватил пылающее жаром лицо ладонями.       Мягкие и тёплые губы нежно и медленно, подобно летающим пылинкам в комнате, коснулись прохладных, бледно-розовых губ Гермионы.       Почувствовав её оцепенение, Тео не остановился, но и не стал углублять поцелуй, позволив ей обдумать неизбежное, и принять самостоятельное решение. Он начал осыпать поцелуями её лицо, провёл губами по переносице, уголкам глаз, бровям и ресницам и следом скользнул ниже по скуле, спускаясь к левой мочке уха.       Драко распахнул глаза в тот момент, когда он почувствовал, как пальцы Тео коснулись его щеки. Нотт на мгновение замер, а затем опустил руку чуть ниже, положив вторую ладонь на шею Грейнджер.       Чёрт бы тебя побрал, подумал Драко и, опустив голову, схватился зубами за его большой палец, который поглаживал одну из родинок Гермионы, пока язык на другой стороне, — на той, которая Драко не видна — вытворял виртуозные вещи, играясь с мягкой мочкой уха Гермионы.       Драко слышал долгие, влажные, сладостные звуки, ощущая, как тепло и волнение разливается во всём теле начиная с позвоночника, пробегая по бёдрам и спускаясь к босым ступням. Пальцы на ногах подогнулись, и он прикусил палец Тео сильнее, вырвав из его горла низкий, грубый, будто протестующий стон, который заглушала кожа Гермионы.       Тео отстранился и на долю секунды Драко показалось, что он растерялся: его глаза не могли сосредоточиться ни одной конкретной точке перед собой. Он переводил взгляд слишком быстро с Драко на Гермиону, с Гермионы на Драко. На их губы, глаза, веснушки Грейнджер и крохотную, едва заметную родинку на крыле носа у Драко.       Чувствуя, что Гермиону бьёт слабая дрожь, Малфой обнял её ещё крепче, будто пытался втереть в своё тело. Тео поднял руки и, захватив указательными пальцами её волосы, завёл их за уши, кончики которых стали совершенно красными от возбуждения.       Тео посмотрел на Драко, и этот взгляд подобно каре, пронзил сердце Драко. Он не выдержал: выдохнул горячий воздух и, полоснув им по нежной шее, послал новую волну мурашек по телу Грейнджер.       Севшим от возбуждения голосом он прошептал, касаясь её губами, ощущая ласки Тео, аккуратные прикосновения к своему подбородку:       — Я должен плавиться. Настолько это горячо, — Драко медленно проник ладонями под кофту Гермионы. Подушечкой большого пальца он очертил впадину пупка и заметил, как Тео, приоткрыв рот, прислонился лбом ко лбу Грейнджер и посмотрел на Драко. — Я должен плавиться, но вместо этого — у меня, блять, член встаёт.       Ему так сильно захотелось поделиться сокровенными мыслями, что он не видел причины умалчивать. Впервые в жизни Драко хотел раскрыть все карты, и это желание не преследовало цели показать — у кого больше преимущества или превосходства. Он был искренне поражён этими чувствами, этой страстью, которые они в нём вызывали.       Слыша их прерывистое дыхание, чувствуя, как Гермиона дрожит всем телом в его руках — Драко переставал дышать сам.       Мысли Гермионы путались. Всё вокруг словно туманом окутано. То единственное, что осталось явным и отчётливым — прикосновения. Её со всех сторон окружало тепло и жар, исходящее от парней. Её со всех сторон окружало восхищение. Они смотрели на неё так, будто бы в их руках было самое настоящее сокровище, нечто утраченное, занесённое в летописи «Чудесные находки мира Волшебников».       Никогда прежде она не испытывала подобного. Никто и никогда не прикасался к ней так, будто она — нечто бесценное. Будто она — желаннее всех благ мира.       Каждый дюйм её тела пронзали иголками, на шее затягивалась тугая, невидимая верёвка, перекрывающая доступ к кислороду. На самом деле это был Тео, который ловил её дыхание губами и проглатывал с диким аппетитом.       Гермиона даже на миг подумала, что в их вине было что-то ещё. Что-то, вызывающее такой возбуждающий эффект. Вместе с дольками фруктов, покрытых сахарной карамелью, они будто испили зелье, возбуждающее самые потаённые желания в сердце человека.       Они горели. Они пылали так сильно, что могли сжечь всё вокруг и спариться подобно развратным демонам на пепелище поглощающей страсти.       Пытаясь найти освобождение от мучительной тяжести внутри, Гермиона запрокинула голову, закатывая от неприличного удовольствия глаза.       Происходящее казалось абсурдом.       Как это могло случиться? Как она могла поддаться этой слабости, как она сможет смотреть на них после… после того, что позволяет делать сейчас?       Словно почувствовав смятение и нарастающую панику Гермионы, Тео наклонился и припал губами к чувствительной, изящной шее.       — А-ах…       Несмотря на всю нежность, которую вкладывал Тео в поцелуи и прикосновения, его тело, мужская энергия, исходящая вибрирующими потоками, слишком отличалась от привычного тепла. Тонкие нити самоконтроля натягивались, будто тетива и вот-вот готовы были с треском разорваться, спуская с поводка удерживаемую долгое время в узде похоть.       Обжигающая температура тела Грейнджер сводила с ума. Драко сжимал, гладил, надавливал и ласкал. Его пальцы будто перья скользили по подтянутому животу, бокам, покрывшимся мурашками, спине, по впадине позвоночника. Он прижимался к спине широкой грудью, дыша тяжело, и сбито. Он выпрямлялся и чуть горбился снова, потираясь членом о задницу Гермионы, не зная, как ещё унять зуд.       — Подожди… подождите, — Гермиона упёрлась руками в грудь Тео, отстраняясь от него, тем самым ещё сильнее вжимаясь спиной в Драко. Её глаза широко раскрылись. Губы Тео чуть распухли и налились кровью из-за того, с каким усердием он вылизывал её шею, будто от этого зависела чья-то жизнь.       Гермиона не боялась слов: сексуально, эротично, возбуждающе или желанно. Секс присутствовал в её жизни, но она слишком давно им не занималась, а теперь, вместо привычного расклада вещей, было не две руки, ласкающие её тело, а четыре, была не одна пара глаз, а две — одни глаза напротив, горящие страстью, с мириадами переливающихся, крохотных зелёных вкраплений, позади другие — блестящие, отливающие серебром лунного света, напоминающие холодную звёздную ночь.       Так приятно.       Так хорошо, хотела она сказать…       Так приятно и… и стыдно. Это чувство встало поперёк горла, запершило и защипало, будто она сделала глоток неостывшего кофе. Все фантазии меркли на фоне происходящего в реальности.       — Не бойся, — голос Драко был похож на медленно бегущий ручей в кристально прозрачном озере. — Ты хочешь остановиться? Тебе хочется, чтобы мы остановились?       Лицо затопило краской. Чёрт возьми, она вот-вот могла расплакаться. Насколько ей было хорошо от проявления этой заботы, от чувства страсти и возбуждения, настолько и страшно, что пробирало до костей.       — Я… я не боюсь.       — Конечно, — согласился Драко и не смог сдержать улыбки, когда заметил, как уголки губ Тео дёрнулись, будто он сдерживался изо всех сил. Их самоконтроль трещал по швам. И никто не знал, что станет последней каплей. — Конечно, ты не боишься. Ведь ты — ты целовала нас обоих. Прикасалась к нам, да? Я прав? Ты хочешь этого, так же как и мы, правда?       Со стороны могло показаться, что Драко давил на неё. Им, на самом деле, управляла похоть, которая нескончаемым потоком бурлила под его кожей, играла всеми красками, наполняя мышцы и суставы.       Однако, если говорить честно, он боялся быть отвергнутым. Он не знал, что испытал бы, услышав слова отказа от Гермионы. Боль, которая последовала бы следом… Вероятно, он не смог бы справиться с ней.       Тео видел страх в его глазах. Он был таким же ярким, как и вожделение, плескавшееся на грани безумия и жажды обладания.       — Хм-м, — протянул он хрипло и, не желая видеть их в таком состоянии, провёл подушечкой большого пальца правой руки под нижним рядом ресниц Гермионы. Она прильнула к его ладони, пытаясь найти успокоение в этом прикосновении. Левой рукой Тео прикоснулся к лицу Драко. Его подбородок лежал на плече Гермионы, словно он думал, если уберёт его, то всё закончится, у неё появится возможность отстраниться от них и сбежать.       — Всё хорошо, — почему-то сказал Малфой, когда Тео сосредоточил на нём взгляд, в котором мелькнула хаотичная нерешительность. Зрачки в зелёных радужках быстро расширились и так же скоропостижно сузились, как у дикой кошки. Драко казалось, что он должен что-то подтвердить, что-то, что Тео пытался показать, сказать или сделать. Он был согласен на всё, ведь это Тео.       Когда он мог отказать ему хоть в чём-то?       Ещё с детства Драко был тем, кто лечил его шрамы, кто вытирал слёзы с детского лица. Ещё с детства он делился с ним всем, что имел сам. Как могло стать исключением что-то настолько важное, что происходило сейчас?       Тео был тем, кто получал. Он брал у Драко внимание, заботу, доброту, любовь, практически опустошая его. Хотя бы раз он хотел быть тем, кто мог «отдать». Хотел быть полезным и нужным.       Единственный человек, на которого Тео смотрел так же часто, как на Драко, была Гермиона. Она восхищала его своей тягой к жизни, своим неисчерпаемым желанием добиваться лучших результатов. Она была той, на кого Тео смотрел и думал:       Если держится она, значит, и я не имею права сдаваться.       На короткий миг Тео зажмурился, на лбу появилась складочка морщинки. Когда он открыл глаза, его взгляд стал таким пронзающим, преисполненным болью прошлого, тяжёлых испытаний, воспоминаний и таким наполненным почти искрящимся желанием и любовью, что Гермиона приоткрыла рот, но слова, которые она хотела произнести, была заглушены бесцеремонным поцелуем.       Тео припал к её губам, затягивая в неистовство. Они слышали сердцебиение друг друга. Влажные, сексуальные звуки отскакивали эхом от стен комнаты, которая замерла в моменте вместе с ними.       Её движения навстречу всё ещё не совсем уверенные, поэтому Тео повёл, взяв инициативу на себя. Рёбра зудели, словно грудная клетка стала шире от переполняющих чувств. Они сплетались языками, толкались в рот друг другу, слизывая вкус сахара, апельсинов и вина. Рука Тео потянулась к затылку Гермионы, он сжал её волосы, и она отчего-то активно закивала, словно они обменялись какой-то мыслью через вязкую слюну.       Драко подумал, что у них появился какой-то секрет. И он, вместо того, чтобы почувствовать обиду, испытал заигрывающее любопытство. Немного подавшись вперёд, он повернул голову влево, смотря как их губы соединялись, как язык Тео скользил по уголкам рта Гермионы, словно он желал слизать яростный огонь неудовлетворённого желания, забрать себе её робость, её вкус, её тепло.       — Чёрт, — Драко тяжело сглотнул. Это доводило. Этот поцелуй вёл его прямо к обрыву, с которого он бы упал и никогда не захотел бы возвращаться.       Тео ни на миг не сводил с него взгляда, пока жадно и пылко целовал Гермиону. Малфой изо всех сил старался выровнять дыхание, старался привести мысли в порядок, но эти попытки оказались настолько тщетными, что в конце-концов он плюнул, подавшись навстречу разгорячённому желанию.       Одной рукой Драко убрал прядь волнистых волос с шеи Грейнджер и снова заключил её в кольцо рук. Он провёл кончиком носа вдоль невидимой дорожки по нежной коже, вдыхая сладковатый запах похоти и горечь цитрусовых. Высунув кончик языка, он очертил раковину уха, едва унимая собственную дрожь.       — Драко, — тихо простонала Гермиона. Выгибаясь в спине, она повернула голову в его сторону. Их губы почти соприкасались; она чувствовала мужское возбуждение, упирающееся в поясницу.       Драко, в свою очередь, не ожидал услышать своё имя, произнесённое томным голосом. Он не смел надеяться, что когда-нибудь увидит раскрасневшееся от возбуждения лицо Гермионы так близко. Этот румянец так зачаровал его, пленил, что он даже не почувствовал, как сильная ладонь, пятернёй зарывается в его волосы и тянет куда-то вперёд. Он не успел моргнуть, как его застали врасплох.       В затылок впились четыре пальца, удерживая голову Драко на месте, а рот накрыли влажные от поцелуя губы с привкусом сладких конфет и вина. Ладонями, которые скользили по животу Гермионы, он ощутил, как она затаила дыхание, смотря на парней перед собой, сливающихся в полном жажды поцелуе.       Ресницы Драко царапали лицо Тео, который держал глаза закрытыми, даже зажмуренными с такой силой, что на лбу и в уголках глаз появились глубокие морщинки.       — М-мх, — Малфой слабо повёл головой в стороны, всё ещё потрясённый, но Тео не позволил ему отстраниться. В следующую секунду горячий язык проник между губ, вторгаясь в рот Драко. Совсем немного, кончиком, но таким острым, что Драко показалось — его поранили.       Словно изнывающий от жажды, Тео набросился на него с поцелуями. Он действовал быстро, настойчиво, дерзко, желая разделить бушующее внутри своего сердца удовольствие близости; он заталкивал в рот Драко слова, которые не мог озвучить:       Мне всё равно, что ты скажешь или сделаешь.       Я так хочу этого.       Хочу, хочу, хочу.       Не отталкивай меня.       Не делай этого.       Тео не смел вести себя так с Гермионой. В отношении Драко не было никакой нежности и аккуратности. Всё потому, что Гермиона не была им. Не была Малфоем. Драко нуждался в том, чтобы быстро и резко, чтобы не было времени на обдумывание поступка. Тео хорошо знал его, но кто бы мог подумать, что эти знания пригодятся в такой интимной обстановке?       В определённые моменты, — практически всегда, — Тео был той самой спокойной гаванью, но с Драко он мог быть другим. С Драко Тео мог быть бензином, который спалил бы к чёртовой матери все устои, принципы и противоречия, оставив после себя выжженную до пепла землю.       Драко давно понял, что проиграл.       Хотя, задаваясь вопросом, он не мог ответить рационально, играл ли он когда-нибудь на самом деле?       Притворство, гордость, которая не позволяла признавать ошибки или слабость — разве можно это назвать игрой? Это часть его самого. И сейчас его принимали. Принимали таким, какой он есть.       Его чувства прорывались сквозь толстые слои вины перед Гермионой, перед Тео, за то что он посмел украсть её поцелуй для себя первым. Он чувствовал такую сильную вину перед ней за их прошлое, и сейчас эту боль и отчаяние Тео разделял с ним, как и этот мокрый поцелуй.       Расслабившись всем телом, Драко приоткрыл рот, впуская парня глубже, делая их общее желание, разделённое между тремя людьми, ещё более неудержимым.       Тео не мог сдержать ликования. Он покусывал и посасывал губы Драко: сначала нижнюю, после верхнюю, ни на секунду не прерываясь; тёрся о его язык своим, забирал его дыхание, проглатывая с наивысшим наслаждением.       В то же время оба ощущали более мягкие прикосновения, женственные и нежные со стороны Гермионы. Словно успокаивая и одновременно благодаря за что-то, она целовала их в зоны щёк, шеи, скул — всюду, куда могла дотянуться.       — Это… это просто… — быстро хватая воздух, говорил Драко, — ебать.       Гермиона тихо ахнула, ощутив, как одна из рук, — неизвестно чья, — обхватила чашечку лифчика и потянула вниз. Болезненно напряжённые соски цеплялись за ткань, которая казалась слишком жёсткой и лишней.       Непонятно, кто стал инициатором, когда они стали стягивать одежду друг с друга. Гермиона в одно мгновение оказалась без кофты. Она потянулась к полам футболки Тео, и вот он уже сидел перед ней с обнажённым торсом, пахнущим молочным чаем, теплом, излучая почти невыносимое сексуальное напряжение.       Такой красивый.       Очерченные мышцы на предплечьях тянулись вверх и покрывали плечи, в которые хотелось вцепиться ногтями и зубами. Жажда стала такой сильной, что у Гермионы выделилась слюна, будто она испытывала сильнейшее чувство голода. На его узкую талию хотелось забросить ноги и сжать его между своих бёдер; не уступающая Драко в ширине грудь подсвечивалась изнутри, будто там было спрятано маленькое солнце.       Малфой сам сбросил свою футболку, бросив её в неизвестном направлении. Его затопило исходящее от двоих людей рядом с ним сексуальное притяжение. Он прижался голым торсом к такой же обнажённой спине Гермионы и замычал что-то нечленораздельное.       Тела путались между собой, пальцы оставляли обжигающие полосы и отпечатки прикосновений.       Драко отклонился назад, подцепил застёжку лифчика, и две тонкие полоски разъехались в разные стороны перед его глазами. Все трое облегчённо вздохнули, и каждый из-за желанного освобождения, пусть и по разным ощущениям.       Их движения стали торопливыми и неловкими. Возбуждение парней достигло предела, в которое они затягивали Гермиону и топили, топили, топили, заставляя нырнуть в эти чувства с головой.       Она почти прогибалась под натиском мужской, сильной, сексуальной энергии.       Подтянув Грейнджер ближе и, удерживая её за талию, Драко, уперевшись ладонью в матрас, помог себе приподняться. Он чуть спустился с подушки, вместе с сидевшей на нём девушкой, и оказался в лежачем положении перед Тео, удостоив его места между их разведённых ног.       Драко накрыл руками живот Гермионы, слегка надавливая на него. Кончики его пальцев пальцы проникли под пояс её джинсов. Дразнящие движения приковали взгляд Тео к этому месту.       Сгорая от возбуждения, Тео наклонился и словно дорвавшийся до самого заветного, лизнул дрожащую кожу, от которой исходили вибрации.       — Этот его язык, — горячее дыхание пронеслось от уха к виску Гермионы, — ты видишь, как он старается? Как хочет тебя. Представляешь, как сильно сейчас его желание трахнуть тебя?       Будто в доказательство Драко напряг ягодицы, позволяя Гермионе почувствовать и его возбуждение тоже, пока Тео языком очерчивал костяшки его пальцев. Гермиона задыхалась, стоило мягким губам коснуться её кожи, а языку проскользнуть под раздражающую ткань одежды.       — Тео… — У неё немного заболела шея из-за того, как она удерживала голову, чтобы не упустить из вида ни одной детали. Опустившись на плечо Драко, она повернулась к нему, и время тянулось бесконечно долго, прежде чем он поцеловал её. Аккуратно, почти не касаясь, он оставлял крошечное расстояние между ними. — Не дразни меня, — зашипела она, прищурив глаза.       Драко не успел ничего сказать, но вдруг понял, что его член дёрнулся на властный, не терпящий возражений тон Грейнджер.       Гермиона прикусила нижнюю губу парня. Посасывая её, она потёрлась об напряжённый до крайности, пылающий жаром член попой, втягивая Драко в глубокий поцелуй.       Его и Тео поцелуи практически не отличались. Драко постепенно освобождался от своего холода, слой за слоем, являя себя ей, постанывая её имя, не закрывая глаз, он следил за выражением её лица.       В какой-то момент Гермиона тоже открывала глаза, наткнувшись на звёзды и ночь напротив. Она чувствовала, как тонет, чувствовала, как сердце обхватывает нечто совершенно новое, согревающее и охлаждающее одновременно.       Он был так полон высвобожденной страсти, что она буквально физически ощущалась в его взгляде. Гермиона в ответ на стон Драко до болезненного прижалась к его рту, будто сейчас готова была взорваться от накатившего сочувствия.       Раньше, очень-очень давно, жизнь Драко была наполнена любовью, заботой, доверием и добротой. Желанием быть лучше, стараться изо всех сил ради чего-то, быть похожим на единственного человека, которого он считал примером.       В одно мгновение всё изменилось. Весь привычный уклад, то, чему его учили: как любить, как заботиться, как открывать своё сердце — рухнуло и было погребено под руинами разрушенного доверия, на стекле раздроблённого в прах сердца.       Драко просто хотел чувствовать. Почувствовать что-то утраченное, ощутить, как его сердце выпрыгивает из груди от радости, печали или возбуждения.       Драко захотел чувствовать так невовремя… Так невовремя она оказалась здесь, показывая им, что они не одни. Не только они боролись с одиночеством, чувством вины и неприятия ситуации.       Вернувшись сюда, он мечтал, чтобы всё закончилось, и теперь, ему казалось происходящее сном: две пары губ, которые ласкали его по очереди, крепкие руки Тео, задевающие его кожу, и нежные ладони с подрагивающими пальцами касались его шеи и щёк.       Драко хотел раствориться в этом проявлении особого вида любви.       Послышался звук расстёгивающейся ширинки. В то же время Тео с влажным звуком провёл языком по кругу, очерчивая один из сосков Гермионы. Она одновременно задрожала и замерла, запирая вырывающийся из горла стон.       — Доверься нам, хорошо? — Драко ладонями проник под её джинсы и обхватил бёдра, впиваясь пальцами в мягкую плоть.       Гермионе почему-то хотелось съязвить. Она сама могла оседлать его, неужели он думал, что она станет робеть, когда зашла так далеко?       Она могла бы воспротивиться, показать присущее своему характеру упорство, но её разум был в тумане, а сладкие губы и язык Тео уделяли особое внимание её груди, которая требовала к себе ещё больше внимания, ещё больше прикосновений, ещё больше настойчивости.       Не выдержав этого, она прогнулась в пояснице, подставляя себя для Тео.       Ну же.       — Коснись меня. Грудь. Коснись её руками.       Сжимай, трогай и ласкай.       Так как Тео упирался одной рукой в постель, удерживая себя на весу, он мог уделить внимание только одному полушарию груди.       — А-а-ах, — Гермиона была не в силах сдерживать мучительное возбуждение. Ей было больно. Живот тянуло, грудь изнывала, во рту было сухо.       Она хотела большего.       Парни, не прекращая, касались её и одновременно оставляли голодной, избегая главных чувствительных точек на её теле, которые отвечали за желаемое удовлетворение.       Её рука дёрнулась, когда она на миг подумала, что могла бы сама себя поласкать или направить руку Драко в нужное место. Гермиона сжала плед и сквозь толстую ткань почувствовала, как ногти впиваются во внутреннюю сторону ладони.       Она перестала соображать, отдавшись полностью на волю ощущениям и чувствам. Будто под одурманивающими зельями перед её глазами всё плыло. С чмокающим звуком, Тео отстранился и ударился бёдрами о промежности Гермионы. Он потёрся об неё твёрдым членом, который выпирал так сильно, что тёмную головку было видно из-под резинки пижамных штанов.       — Помоги мне снять это, — Драко обратился к Тео, вынув руки из-под джинсов Грейнджер.       Драко сам был болезненно твёрдым, хотел прикоснуться к себе, но терпел, подливая масла в огонь.       Тео не стал церемониться, вместе с джинсами Гермионы он стянул и нижнее бельё. Теперь она была полностью обнажена перед ними.       Господи, блять…       Это зрелище он вряд ли когда-то сможет забыть, даже если на него нашлют Обливиэйт.       Впервые Тео не завидовал широким плечам Драко, ведь сейчас на его груди лежала Гермиона и его обзору открывались они оба: красивые, горячие, пышущие немыслимым возбуждением и похотливостью. Руки Малфоя хаотично скользили по её животу; достигнув гладкого треугольника, большие пальцы сместились к центру, подразнивающими движениями он надавливал на половые губы и резко отступал, раскаляя её до предела.       Гермиона стонала в ответ, поддаваясь его ласкам.       — А-а…ах-х…       Тео собрал во рту вязкую слюну. Опустив руки на бёдра Гермионы, он впился в них пальцами и повёл ладони вниз, подхватывая её ноги под коленями. Он согнул их — одну поставил на вытянутую вперёд ногу Драко, уперев пятку в его бедро, вторую положил себе на талию. Раздался шлёпок. Гермионы чуть напрягла ногу, обвивая Тео, чувствуя покалывание на ляжке от мягкого удара.       Раскрыв её перед собой, Тео опустил голову, беззастенчиво смотря на налившийся кровью клитор и выпустил слюну, которая ударила прямо в центр.       Драко обхватил её груди ладонями, и большими пальцами с усилием провёл по соскам, цепляя их ногтями. Тео приспустил штаны, обнажив напряжённые ягодицы и передвигаясь на коленях, встал как можно ближе. Взяв член в руку, он провёл ладонью вверх-вниз и, собрав предэякулят, распределил его по головке. Он запрокинул голову к потолку так, что раздался хруст шейных позвонков.       Закусив губу до боли, впиваясь в нижнюю острым клыком, Тео направил себя в Гермиону, встречаясь взглядом с двумя парами глаз.       — Смотри, — шепнул Драко ей на ухо.       Тео наклонил голову к плечу и, не выпуская из вида двух лиц, застывших в ожидании, провёл головкой по половым губам Гермионы. Его рот приоткрылся, когда он ощутил исходящий жар от промежности.       Взгляд Грейнджер прикован к алым, немного припухшим от поцелуев губам. Ей хотелось запустить руки в кудри Тео, в которых сейчас путается мягкий, приглушённый свет. Ей хотелось податься вперёд и ощутить больше.       Тео распределил влагу, скользя головкой вниз — вверх, уделяя особое внимание стимуляции клитора, вырывая долгожданные и прекрасные звуки из груди девушки, которые разрядами молний ударяли по нервным окончаниям. Он толкнулся вперёд, не проникая до конца. Совсем немного.       И ещё раз.       — М-м! — Грейнджер стонала вслух и ругалась про себя. Её мысли будто не здесь и везде одновременно. Такое ощущение, что она это продолжение космоса, способное видеть, как зарождались и умирали планеты, цивилизации и вселенные. От бушующих чувств, сдавливающих рёбра с обеих сторон, она теряла голову, бабочки в животе смешивались с тревогой, болью, нежностью и желанием. Желанием почувствовать внутри себя тепло и быть наполненной.       И ещё.       Утоляя похотливого зверя внутри, слыша сексуальные — иногда тихие, иногда протянутые навзрыд — звуки, Тео проник в неё на всю длину и, подавляя собственные стоны, поджал губы. Его лоб покрывала блестящая испарина, руки и ноги дрожали, мышцы будто окаменели в один миг. Эту дрожь и постепенно нарастающие толчки, приносящие удовольствие за гранью описания, чувствовали два прекрасных, разгорячённых человека перед ним.       Гермиона и Драко двигались по инерции от поступающих фрикций, когда Тео толкнулся бёдрами вперёд. Звуки шлепков плоти о плоть не смогли заглушить сбивчивое дыхание и тихое постанывание принадлежащее кому-то из них троих.       — А-ах, м-м…       Кадык Тео заходил ходуном. Свет подчёркивал острые скулы Драко, на бледные руки и изящные пальцы падала тень от Тео и его движений. Казалось, даже так он мог прикасаться к нему, не в физическом плане, но получал от этого такое же удовлетворение, если бы дотронулся до костяшек языком. Подушечки больших пальцев Драко продолжали ласкать соски и скользить по рёбрам растекающейся ватой на нём Гермионы.       Нотт посмотрел вниз, на место соединения их тел. Какое-то извращённое чувство внутри него вдруг вспыхнуло ярким, почти ослепляющим светом. Если бы он мог иметь их обоих, вероятно, тут же умер бы, не выдержав подобного рода наслаждения.       Ему хотелось сорвать с Драко остатки одежды, увидеть их голые, мокрые от пота и покрасневшие от вожделения сплетающиеся тела и конечности.       — Так красиво, — сказал за него Драко, выгибая спину навстречу яростным толчкам Тео. Его пресс напрягся, когда он поднял шею и дотянулся до кончика уха Гермионы. Облизывая раковину, он тяжело дышал, крепко сомкнув веки. Драко ощущал, каким мокрым было его бельё от предэякулята, размазавшегося по боксерам. Нежная кожа на головке стиралась о влажную ткань, создавая дискомфорт, но и при этом он ни на секунду не прекращал чувствовать желание. — Посмотри, видишь, как сильно ему нравится трахать тебя?..       Драко привлекали изящные и красивые вещи, Тео любил всё необычное. Драко знал, как сильно Тео сейчас возбуждён и какое прекрасное представление перед ним развернулось, как он наслаждался зрелищем.       Слыша, как яйца шлёпаются об ягодицы Гермионы, Драко, не выдержав, обхватил руками её за талию и подтянул выше.       Тео на миг потерял ощущение тепла вокруг своего члена.       — Иди сюда, — позвал его Драко, кивая и целуя Гермиону в щеку и уголок губ, так как теперь их лица были на одном уровне.       Тео не раз видел Малфоя обнажённым. Но сейчас, когда Драко быстро и незаметно для остальных спустил пижамные штаны и боксеры, освобождая изнывающий от желания орган, у него во рту, блять, пересохло. Его передёрнуло от сжигающего нутро восхищения.       Гермиона, почувствовав прижимающийся к её ягодицам твёрдый, горячий член, испуганно заморгала, переводя взгляд с Тео на Драко.       — Не бойся, — повторил ранее сказанные слова Малфой. Тео наклонился к ним на мгновение, поглаживая себя рукой, а второй упираясь в матрас. Он поцеловал Гермиону, пососал её язык и мягко укусил за кончик носа. Немного повернувшись, — набросился на губы Драко, лизнул по очереди нижнюю и верхнюю, и снова отклонился, встав в прежнюю позу. Его грудные мышцы были напряжены, сердце казалось, могло обуглиться в любой момент.       Драко устроился так, что его член оказался между ягодиц девушки. Взяв её за бёдра, он чуть сильнее их раздвинул и ощутил стекающую из влагалища смазку.       — Я не буду ничего делать, поэтому не напрягайся так. Ему будет тяжело войти в тебя.       — Д-да, — ответила она и её глаза закатились от очередного вторжения. Это было не грубо, но резко, не так сильно, чтобы она испытала боль, но и не нежно, чтобы Гермионы успела представить каждый проникающий в неё дюйм.       Она принимала Тео так хорошо, так приятно обхватывала его внутренними стенками и чувствовала очертание головки внутри себя, что в мыслях промелькнул вопрос:       Может ли сердце остановиться от такого количества испытываемых в одно мгновение чувств?       Драко тоже начал двигаться, подаваться бёдрами вперёд в такт с Ноттом. Она ощущала, как липкая жидкость размазывалась по её ягодицам и между ними.       Тео продолжал вдалбливаться, не жалея сил, не щадя, не сопротивляясь похотливому желанию.       Я бы трахал тебя вечность, думал он, если бы вечности оказалось мало, я бы трахал тебя и на небесах.       Он повалился вперёд и, удерживая себя на вытянутых руках, глубоко поцеловал Гермиону.       Драко изнемогал от ноющей боли, от желания проникнуть внутрь, от желания ощутить себя внутри Грейнджер. Он низко и хрипло заговорил. Его тон был непоколебимым, приказывающим и умоляющим одновременно:       — Быстрее. — он схватил Тео за предплечье. Упругие мышцы под пальцами Драко перекатывались, когда он толкался вперёд, двигая их тела.       — Да, — вторила Гермиона словам Драко, открывая рот навстречу нависшему над ней парню. Она не могла насмотреться на Нотта, каким красивым и развратным он был, какую пылкую и необузданную страсть излучал. Свет обнимал его плечи, его летние глаза горели, наполненные дикостью.       Когда Драко сказал, что Тео ассоциируется у него с большой и дикой кошкой, Гермиона поняла его. До этого момента. Глаза Тео — воплощение животного и безудержного желания обладать, брать, кусать и восхищаться. Его губы и немного выпирающие верхние клыки, узкая талия, длинные ноги, широкие плечи с чудесными ямочками на ключицах — он весь был грациозным, плавным, лукавым, как дикий и своевольный кот.       — А-ах!       Тео закусил нижнюю губу до ноющей боли.       Ещё немного.       Ещё совсем…       —Тео! — Гермиона сорвалась на крик и быстро захлопнула рот. Совсем ненадолго, ведь поступающего кислорода через нос не хватало. Она вскинула руки и, поднявшись корпусом, обняла Тео за шею.       Тео подумал, что она отдала последние силы, чтобы повиснуть на нём, потому что тут же впилась ногтями в лопатки, изуродованные шрамами, так сильно, будто пыталась себя удержать на месте и не свалиться обратно.       Мозг Драко поплыл, когда он увидел сидящую на себе — на своём члене и одновременно члене Тео, — Гермиону спиной к его лицу. Он быстро подхватил её под ягодицы, придерживая в удобной позе. Угол проникновения изменился, стало ещё уже, ещё острее. У Тео из глаз посыпались искры, когда он ощутил давление внутри, будто его головка упиралась в упругую преграду.       Он глухо промычал и горестно всхлипнув, впился в её плечо зубами. Он видел, как сильно напряглись бицепсы Драко, оттого, что он удерживал Гермиону практически на весу в своих руках, его лицо отражало дикую жажду, что побуждало Тео двигаться ещё сильнее, слыша в своё ухо громкие, сладкие стоны. Светлые волосы парня рассыпались по подушке, на лоб прилипло пару прядей, попадая Драко на глаза. Тео сжал в кулак мягкие волнистые волосы Грейнджер, не сильно надавливая пальцами на её затылок, и, усиливая темп, стал трахать её быстро и неистово.       — Блять, я так кончу. — хрипло сказал Драко, стараясь сдержать себя в руках. Однако удавалось с трудом. Руки Тео скользили по спине Гермионы, по лопаткам и по впадине позвоночника, привлекая его внимание.       Драко сжимал и мял задницу девушки, оставляя красные отметины и наблюдая за тем, как головка его члена исчезала и снова появлялась между влажных ягодиц.       — Ха… ха… м-м… — Глаза Тео слегка увлажнились, и белок покраснел, по позвоночнику прошла волна дрожи, сопровождающаяся холодными мурашками.       Гермиона почувствовала, как член Тео внутри неё стал немного больше; он касался заветного места, до которого она сама никак не могла достать. Соприкасаясь с его пахом, чувствуя стимуляцию клитора, она поддавалась вперёд, желая найти большее давление на ту самую точку, которая отправит её в небо.       Обхватив Гермиону за талию Тео сделал несколько быстрых толчков и услышал громкий стон. Его спина была мокрой от пота, руки Гермионы скользили по ней и в какой-то момент его глаза распахнулись, когда внизу стенки влагалища сжали его сильнее, а в кожу болезненно впились ногти.       Тео толкнулся ещё несколько раз — сильно и глубоко. Его ягодицы напряглись, а яйца подтянулись и поджались. Он излился внутрь Гермионы так бурно, что на мгновение закружилась голова.       — Чёрт, чёрт! Ах, ха… ха…       Всё ещё удерживая девушку в руках, Тео чувствовал пульсацию вокруг члена. Подняв дрожащие ресницы, он посмотрел на друга.       Драко сам чуть не кончил, наблюдая за достижением их кульминации. Тео облизал губы, обхватил лицо Гермионы одной ладонью и нежно поцеловал. Она в ответ взглянула на него и мягко улыбнулась, а следом из уголка правого глаза он заметил медленно скатившуюся прозрачную каплю. Он вышел из неё, подхватывая языком солёную влагу, и подвинул её, усаживая на Драко сверху, в ту же позу, в которой она была.       Шлёпнув Грейнджер по бедру, Тео указал на её колени.       Встань, читалось в его глазах.       Гермиона мгновенно подчинилась, будто и не испытывала никакой слабости после того, как кончила.       — Ебать, — прошептал Драко даже не осознавая, что говорил вслух, когда Тео стянул с него штаны, следом приподнял немного Гермиону и прижал её к своей груди, открывая Драко обзор, чтобы тот мог воспользоваться моментом.       Малфой обхватил ствол ладонью и задрожал. Направив себя в Гермиону, он вошёл одним движением.       — Блять!.. — Он упёрся пятками в постель, согнув ноги в коленях, и надавил рукой на спину Гермионы. — О-обопрись… Ха… Держись за мои колени.       Гермиона громко всхлипнула в ответ.       — Я сам всё сделаю. Посиди так немного.       Гермиона была не против. Она лишь чувствовала, как из неё вытекала сперма Тео, как Драко заталкивал её глубоко обратно, задевая всю чувствительность внутри. Она была напряжена, но не потому, что ей не нравилось, а потому, что было слишком хорошо и приятно.       — Быстрее, — попросила она жалобно, чувствуя себя странно потерянной и расфокусированной. — Ах, Драко, пожалуйста!       Тео лег рядом с Малфоем. Подперев голову рукой, он не дал ему и минуты на то, чтобы воспротивится Тео. Наклонившись, он укусил Драко за кожу на животе, растянув губы в сияющей улыбке. Драко в голос застонал, ощутив сразу два воздействия от двоих людей, на своём теле. Гермиона опустилась на его члене так глубоко, что захватила его полностью.       Тео поднял руку и, полоснув по талии Гермионы пальцами, пустил новую волну мурашек, которые тут же проявились на её спине. Его предплечье легло на её бедро, а ладонь накрыла низ живота. Он слегка прижал её, будто хотел почувствовать, как глубоко толкался Драко, докуда доставал. Пальцы, словно перья, скользили по мягкой коже, пока не нашли налившийся кровью клитор. Сделав сначала одно, потом второе круговое движение, Тео усилил напор и хищно ухмыльнулся, услышав дрогнувший голос:       — А-а-а…       Благодаря росту, Тео мог дотянуться рукой и до Гермионы, делая ей приятное, и до губ Драко.       — Я с трудом сдерживаюсь, Тео, не…       Ему не позволили договорить.       Нотт поцеловал его, не проникая языком внутрь. Он ласкал Гермиону и целовал Драко, при этом чувствовал, как его член предательски твердеет снова.       Гермиона сама подавалась навстречу толчкам Драко. Потеряв голову, она стала прыгать на нём, шлепаясь попой о его бедра так громко, что казалось неприлично. Если бы на комнате не было заглушающего, ей пришлось бы затыкать рот рукой. От накатывающей волны, от предчувствия второго оргазма у Гермионы всё помутнело перед глазами.       — Мх-м-м… — Драко задыхался. Ему катастрофически не хватало воздуха. Промежность Гермионы была такой мокрой, такой скользкой и приятной, что он без труда проникал внутрь и выскальзывал наружу. — Блять… ещё раз, — приказал он, отвернувшись от Тео и посмотрев на задницу Грейнджер. Подушечки его больших пальцев оказались в опасной близости от места, к которому она сама никогда не прикасалась. Драко громко сглотнул, смяв её ягодицы, раскрывая шире, чтобы видеть больше и захрипел, выдыхая её имя:       — Гермиона… Я поддержу тебя, приподнимись.       Грейнджер замерла на мгновение, вытерла влагу под глазами тыльной стороной запястья, но быстро сделала так, как он сказал.       Обхватив её бёдра, подняв двумя руками, Драко резко опустил Грейнджер обратно, проникая глубоко.       Ещё пару раз будет достаточно.       Пару раз…       — Ещё сильнее! — Драко напрягся всем телом, ощутив присосавшиеся губы к своей шее. — Ох, блять!..       Под сопровождение влажных звуков, Тео лизал и посасывал нежную кожу, не забывая уделить внимание ключицам. Во рту был привкус соли и холодного ветра.       Ты как огромное, глубокое море, с отражающимися в нём звёздами, думал Тео, слизывая вкус Драко. От этих прикосновений по телу растекалась новая волна жажды.       Тео опустил руку вниз, сжав свой член в ладони на мгновение, и отпустил, не позволяя себе завестись снова.       Вслушиваясь в хриплое дыхание парней, Гермиона сделала какое-то движение, и пальцы Тео попали прямо по нужной точке, с нужным уклоном, с правильным давлением.       Она вскрикнула и задрожала, потеряв равновесие. Драко подхватил её за талию и сделал несколько быстрых толчков, ощущая покалывание во всём теле, он закрыл глаза, и вместе с Грейнджер застонал в голос, наполняя её, спуская глубоко и много. Горячая и липкая жидкость ударила по стенкам влагалища, и из глаз Гермионы хлынули слёзы.       Несколько мгновений они просто не шевелились, пока Драко не привлёк её обратно, попутно убирая влажные волосы со спины. Дрожащее, горячее и влажное тело девушки опустилось Драко на грудь.       Гермиона немного повернулась, и член выскользнул из неё. Оба зашипели от невыносимой чувствительности.       Удерживая Гермиону в кольце рук, Драко медленно повернулся вместе с ней набок, укладывая её между собой и Тео. Посмотрев в каре-зелёные глаза напротив, Драко не мог перестать думать о том, какими дикими и бесстыдными они были всё это время, сколько желания и похоти сдерживали внутри. Если бы он знал, что заниматься сексом втроём будет ещё приятнее, чем тереться о член лучшего друга, вероятно, мог бы приложить больше усилий к тому, чтобы это произошло как можно раньше.       Сейчас он мог думать так, почему-то ему казалось, что у него есть на это право — рассуждать подобным образом.       Он приоткрыл губы, собираясь что-то сказать, но Тео лениво мотнул головой.       Не надо.       Чуть подумав, Драко ответил мягким кивком, стиснув тело Гермионы сильнее, прижимая её к себе. Тео пододвинулся ещё ближе, они лежали как рыбы в банке — слишком близко, слишком липко и жарко.       В комнате витал сладковато-солёный запах страсти и вожделения. Простынь под ними была мокрой от телесных жидкостей, жёлтый плед давно свалился на пол, сверху его накрывала чья-то скомканная одежда. За последние несколько дней Драко впервые посмотрел в сторону своей половины комнаты и на холодную постель с благодарностью.       Пока не заметил рыжий комок вредителя, который устроился на белоснежной наволочке подушки.       Тео приподнял лицо Гермионы за подбородок. Она не переставала тихо всхлипывать. Грейнджер посмотрела на него из-под ресниц, на которых застыли капли слёз и очаровательно, но слишком лениво улыбнулась.       — Просто мне… — голос подвёл её, оказавшись осипшим, почти безжизненным. — Просто мне… хорошо. Такого никогда не было. — Она как-то неловко откашлялась. — Я… обычно… Обычно я не плачу, — сказала она, когда Тео подушечкой большого пальца стёр влагу под ресницами.       — Нам бы помыться. — проговорил Драко, положив подборок её на макушку. — И покурить. Я никогда в жизни не хотел так сильно курить.       Тео усмехнулся, а Гермиона немного поёрзала. Ощущая тепло парней, она всё равно почему-то покрылась мурашками. Её вдруг охватило смущение, от представления, что они могут мыться вместе.       В ней всё ещё находилась их сперма. Их двоих. Плечо горело от укуса, а попа ныла от того, как Драко её мял. Она вздрогнула, когда Малфой коснулся губами её плеча, и он, заметив её реакцию сначала нахмурился и сразу же отстранился.       Секунда — и этой эмоции как не бывало, но Тео успел заметить. Он склонен замечать вещи, которые, возможно, для других казались бы сущим пустяком.       — Я… — Драко взглянул на Тео, в серебристых глазах плескалась доля растерянности. — Я принесу полотенце. — Уже на пути в ванную, он добавил на ходу не оборачиваясь:       — Но это пока. Мы не можем спать вот так… слишком грязно.       Гермиона сонно хихикнула и, подняв голову, посмотрела на удаляющуюся бледную задницу.       — Мне правда очень хорошо, — сказала она Тео тихо, прижавшись к его груди. Он положил руку на неё талию и стал медленно поглаживать. — Но ещё… мне страшно. Страшно, что будет завтра.       Их глаза встретились. Он, в ответ на её слова, поджал губы, а потом уголок на правой стороне пополз вверх, на щеке появилась очаровательная ямочка и глаза засветились предвкушением. Он дотронулся губами до её лба и Гермионе показалось, что они шевелились, складываясь в слова, из которых она разобрала лишь:       — Я обещаю.