Близкие люди

Тома уперся лбом в колено Аято, сидящего на краю кровати, и выдохнул. Пробка приятно давила кончиком прямо на простату, и от каждого неловкого движения по телу разливалось радостное предвкушение, мурашками скользящее по спине. Бедра щекотал мягкий, пушистый мех хвоста. Аято погладил Тому по спине, нагнувшись вперед, и коснулся пробки пальцами, немного пошевелив ее внутри. Тома закусил губу. — Такой красивый, — прошептал Аято, и каждое слово отозвалось новой волной мурашек, огнем расползающихся прямо между ног. — Такой послушный. Ты ведь все для меня сделаешь, верно? Тома кивнул, слыша тихий звон колокольчика. Аято резко потянул за поводок, ошейник уперся в горло, заставляя поднять голову. Тома выгнулся и посмотрел Аято в глаза. — Я задал вопрос. Тома кашлянул, прочищая горло, и выговорил: — Да, — и добавил уже увереннее: — Я все для вас сделаю. — Мой хороший. Аято ослабил хватку, нежно коснулся мягкой кожи за ухом, легко почесывая. Тома снова прикрыл глаза, отзываясь на ласку наклоном головы. Колокольчик снова звякнул. Поза была жутко неудобной. Колени ныли от твердого пола под ними, хвост щекотал между ног, а ощущение кожаных наручей на запястьях дарило обманчивую свободу движений, но Тома помнил, что наручи соединены небольшой цепочкой. Пробка внутри давила так правильно и хорошо, что невольно хотелось податься бедрами на это касание, чтобы было сильнее, глубже, чаще, но Тома сдерживался — он обещал быть послушным. Он будет послушным. Аято снова погладил его по лопаткам, широко огладил плечи. За его ладонью потянулось тепло, просочилось внутрь и что-то в груди Томы сжалось то ли от странной, абсолютно ненормальной нежности, то ли от безграничной, такой же ненормальной привязанности. Тома любил его. Всей своей больной душой и здоровым телом. Любил его, прогибаясь и подчиняясь каждый раз. Любил его, даже если знал, что не имел на это права, и спрашивать об этом не смел. Было достаточно того, что между ними происходило, — того, что Аято хотел видеть Тому рядом в любой ситуации, в любом состоянии, на коленях у стола и с раздвинутыми ногами в постели, за своим плечом на сделках и в кресле напротив в кабинете. Аято хотел его, и Тома хотел в ответ. После того случая в порту они не виделись около недели: сначала Тома был занят с Аякой, потом — перепроверял отчеты перед тем, как сдать их Аято. Их общение в эти дни ограничивалось странной, рваной перепиской — Аято непривычно интересовался, как у Томы дела, а Тома каждый раз волновался, глядя в экран телефона, и не знал, как на это реагировать. Ему казалось, что их отношения — какими бы они ни были — уже достигли определенного уровня и держались там, словно закристаллизовавшись во времени. А теперь по всему получалось, что это был еще не конец. Тома боялся представлять, каким бы мог быть конец у их истории. Кроме шальной пули, полученной на перестрелке, или чего-то в таком роде, в голову ничего не лезло. И Тома гнал эти мысли подальше, искренне наслаждаясь происходящим между ними. К тому же, беспокойства добавляла и та неудавшаяся сделка. Тома раздобыл всю информацию, какую только смог, и о покупателе, и о тех несчастных, чьи тела он лично сбросил в море. Картинка никак не складывалась. Получалось, что особого резона так поступать у Кудзе не было — либо же Тома просто никак не мог это разглядеть. Что-то было не так, что-то упорно не сходилось, и Тома уже голову сломал в попытках выяснить, в чем же именно было дело, но пока что из этого тупика выхода он не видел. Ошейник на шее снова впился в кожу, не больно, но вынуждая вынырнуть из своих мыслей. — О чем думаешь? — спросил Аято, накручивая поводок на руку. Тома проследил за кожаной лентой взглядом, задержался на длинных пальцах Аято. В голове тут же вспыхнуло желание ощутить эти пальцы на себе, в себе, где угодно, — лишь бы Аято прикоснулся к нему снова. Лишь бы знать, что он рядом, здесь, держит Тому в своих руках, и все складывается как нельзя лучше. Тома прикусил губу и покачал головой. Колокольчик тут же отозвался мягким перезвоном. — О той сделке в порту, — выдохнул он, ощущая, как Аято гладит его по бедру ступней. Вслед за прикосновением возбуждение снова потекло куда-то между ног, окутало низ живота и рухнуло ниже, отзываясь в яйцах. Тома переступил с колена на колено, пробка шевельнулась внутри, задев простату, и стон пришлось сдерживать, до боли закусив губу. — Никак не могу понять, в чем причина, — выдавил Тома. Аято провел ступней настойчивее, Тома прогнулся в пояснице, выставив задницу. Хвост от движения вновь щекотно проехался по внутренней стороне бедра. Жутко захотелось свести ноги, зажать ими ладонь и сидеть так, пока накатившая волна возбуждения не схлынет или хотя бы чуть не притупится. Тома постарался отвлечься на что-нибудь, зацепиться за ощущение, которое не связано с этой ситуацией. Но даже то, как волосы неприятно тянули заколки-ушки, не спасло, потому что потом мысли перетекли к ошейнику на шее, кожаным браслетам на запястьях, и в итоге кончить захотелось еще сильнее, чем мгновение назад. Тома снова уткнулся лбом Аято в колено и выдохнул, зажмурившись. Предвкушение выкручивало каждое нервное окончание, шпарило кипятком изнутри, и сосредоточиться на чем-то еще было просто невозможно. Аято сверху усмехнулся и погладил Тому по голове, взъерошил волосы осторожно, чтобы не сбить заколки, и завел пальцы за ошейник, чуть оттягивая назад. Воздух встал поперек горла. — Не думай об этом сейчас, — произнес Аято. Он натянул поводок сильнее, Тома потянулся следом, пока не прижался лбом к скрытому под светло-голубой рубашкой животу Аято. — Я расскажу тебе все, что знаю, но потом, хорошо? Мне все равно понадобится твоя помощь, а пока что хотелось бы заняться чем-то более приятным. Тома поднял на него взгляд. Аято улыбался, смотря на него из-под челки. Тома еще немного подался вперед, сел, подобрав колени и уперевшись ягодицами в пятки. Пробка снова шевельнулась внутри, и Тома не сдержал стон. Аято хмыкнул. — Все хорошо, — сказал он, обводя подушечкой большого пальца губы Томы, надавил чуть сильнее, заставляя открыть рот, и Тома лизнул палец языком. — Покажи мне, как тебе хорошо от одной мысли о том, чем мы будем заниматься дальше. Тома посмотрел Аято в глаза и обхватил палец губами, заскользил по нему языком, влажно вылизывая. Взгляд Аято потемнел, он откинул челку со лба и улыбнулся — немного дико и многообещающе. Тома заерзал на коленях от пронзившего тело возбуждения. — Так не терпится чем-нибудь занять рот? — Тома кивнул, не размыкая губ. Аято толкнул палец чуть глубже, дальше, и Тома застонал, активнее работая языком. — Неужели тебе будет этого достаточно? Тома покачал головой. — Какой развратный, — выдохнул Аято. — И что же ты хочешь? Тома скользнул взглядом по его телу и остановился на красноречиво натянутой ширинке. Потом снова посмотрел на Аято. — Я не умею читать твои мысли. Если чего-то хочешь, попроси. Тома выпустил палец изо рта с громким, отвратительно пошлым звуком и облизнулся. Потерся щекой о бедро Аято, чувствуя шелковистую ткань брюк. Аято тихо выдохнул: — Тома. Тома прижался сильнее, потянулся к ширинке и схватился за собачку зубами. Аято резко дернул поводок вверх, звякнул колокольчик, дыхание перехватило, ошейник впился в кадык. — Я сказал попросить, — жестко произнес Аято. — Не разочаровывай меня. Тома с трудом сглотнул. — Хочу ваш член, — сипло произнес он. Аято ослабил хватку, и Тома повторил уже четче. — Хочу вам отсосать. Аято кивнул. — Продолжай. Тома снова взялся за собачку зубами, потянул вниз. Аято свободной рукой высвободил член из белья, и в губы Томе ткнулась влажная головка. Он тут же открыл рот, впуская глубже, обвел головку языком, собирая выступившую смазку. Аято задышал чаще, уже не так спокойно, как раньше, и Тома задвигал головой, вылизывая член. Вобрал в рот до середины, выпустил почти полностью. А потом Аято, зарывшись пальцами в его волосы, насадил его на член так, что головка уперлась в горло. На глазах выступили слезы. Тома расслабил горло, как мог, чувствуя, как сжимаются пальцы в волосах. Губы саднило, уголки рта неприятно тянуло. Слюна щекотно потекла по подбородку. Тома замер с открытым ртом, позволяя Аято толкаться так, как ему нравилось. Аято встал и задвигал бедрами резко, быстро, стараясь не вгонять слишком глубоко, но все равно раз за разом Тома утыкался носом в короткие, жесткие волоски на лобке. Яйца шлепали о подбородок, размазывая смазку, перемешанную со слюной. Наконец, Аято оттянул его от себя, и Тома вдохнул, чуть ли не закашливаясь. — Обожаю твой рот. — Аято снова сел на край кровати, погладил Тому по щеке, скользнул пальцем по губам. Тома тяжело дышал, не сводя с него взгляда. — Повернись. Тома недоуменно кивнул и неловко развернулся. Ноги затекли и дрожали, стоять было тяжело, но Тома уперся ладонями в пол и выставил задницу. Пробка внутри скользнула по простате. Тома тихо застонал. Аято положил ладони на ягодицы, сжал, чуть разводя в стороны, потом шевельнул пробку, и Тому пробило дрожью. Кончить хотелось до ужаса. Каждое прикосновение, каждое движение отзывалось горячей волной внизу живота, и его член, вздрагивая, пачкал смазкой кожу. К бедрам вдруг прижался пушистый мех, самый кончик хвоста, а потом щекотное ощущение поползло ниже, почти к колену, и вверх, едва не касаясь поджавшихся яиц. Голова кружилась. Тома был в таком состоянии, балансировал на краю тягучего, густого возбуждения уже больше получаса. Соображать получалось слабо. Ладонь Аято со шлепком опустилась на ягодицы. Пробка вздрогнула, двинувшись, и Тома впился пальцами в пол, безуспешно царапая паркет. — А сюда что? — спросил Аято. Тома вопрос не понял. — Что ты хочешь сюда? Тома посмотрел на него, обернувшись через плечо и все еще не соображая. Аято демонстративно медленно провел ладонью по его спине и снова взялся за пробку. — Я могу вытащить твой прелестный хвостик и сделать так, что ты кончишь от моих пальцев. — Аято огладил растянутый вокруг игрушки вход, и от этого и от его слов внутри все сжалось от наслаждения. — Могу оставить ее внутри и просто подрочить тебе. — Он повел ладонью ниже, на мгновение обхватил яйца и быстро провел рукой по члену вверх-вниз. Так быстро, что Тома даже не успел толкнуться навстречу прикосновению. — А могу заставить тебя кончить на моем члене. Выбирай. Тома нетерпеливо качнул бедрами. Кончить хотелось до звезд перед глазами, но выбор был только один, хоть и вариантов Аято предложил больше. — Член, — выдохнул Тома, надеясь, что руки его не подведут — они уже дрожали, и он из последних сил сдерживался, чтобы не рухнуть лицом в сложенные ладони. — Пожалуйста-а, Аято. Аято усмехнулся и снова шлепнул по ягодице. Тома застонал громче. А потом Аято вытащил пробку, и Тома почувствовал, как судорожно сжимается вход от внезапного неприятного ощущения пустоты. Тома следил взглядом за тем, как Аято расстегивает рубашку — нарочито медленно, словно дразнит своей неспешностью, — спускает брюки с бельем ниже. Тома посмотрел на член, чуть покачивающийся от движений, и рот наполнился слюной, будто это не ему только что засаживали по самое горло. Тома сглотнул и облизнулся. Аято положил руки ему на бедра, дернул на себя — колокольчик на ошейнике снова мелодично звякнул — и мазнул членом между ягодиц. Нестерпимо хотелось ощутить его внутри, так глубоко, как только получится. Тому вело, мысли путались, происходящее в голове не отпечатывалось совершенно, смазываясь нарастающим с новой силой возбуждением. Внутри уже все горело. Томе казалось, что он может кончить, едва почувствовав член Аято внутри. Но Аято медлил, и Тома ничего не мог с этим поделать. Оставалось только ждать. Аято толкнулся снова, головка уперлась во вход. Щелкнула крышечка флакона со смазкой. И спустя мучительно долгих несколько секунд Тома, наконец, получил то, о чем едва ли не мечтал последние минуты: член вошел слитным, длинным движением, заполнив сразу до конца. О боже. Тома застонал на выдохе, замер, привыкая к ощущению. Это было в сто раз лучше пальцев и в миллион раз лучше пробки. Аято прижался лбом к его лопаткам, а затем жарко зашептал куда-то Томе в шею: — Хочу слышать, как тебе хорошо. Понял? Не сдерживайся, — и двинул бедрами. Тома застонал, подаваясь навстречу движению. Он бы не смог сейчас сдержаться ни за что на свете. У него просто больше не было на это сил. Аято задвигался, по-прежнему держа Тому за бедра. Он входил глубоко, прижимаясь вплотную, и выходил почти полностью — дразнил, заводил так, словно Томе еще требовался какой-то стимул. Ему уже ничего было не нужно, кроме члена Аято внутри и его рук на своем теле. Голова кружилась сильнее, воздуха не хватало. Колокольчик звенел от каждого толчка, наполняя комнату странной, рваной мелодией. Тома уже почти себя не ощущал — казалось, что он где-то далеко, не здесь, где-то даже не то что не в этой комнате — не в этом мире. Мурашки бесконтрольно ползли по телу, наслаждение накатывало обжигающе-горячими волнами. Аято начал вбиваться быстрее, резче, жестче, и Тома сорвался на длинный скулеж. Стонать уже не получалось — горло почти хрипело. Он пытался вдохнуть, но воздух застревал, не доходя до легких. Аято вдруг остановился, прижался ближе, а потом Тома почувствовал, как он тянет его за ошейник — кожа, разгоряченная от его тела, плотно обхватила шею. Тома выгнулся, следуя за движением, выпрямился, чувствуя спиной ткань рубашки Аято — полы щекотно скользнули по пояснице. Аято накрыл ладонью горло Томы над ошейником, чуть сжал, вжимая в себя, и задвигался так быстро, что с губ Томы срывались только всхлипы и тихие, судорожные вздохи. От наслаждения разрывало пополам, Тома чувствовал его каждой клеточкой тела, словно он весь обратился в одно чистое, незамутненное удовольствие. Было так хорошо, что он почти сходил с ума от желания кончить. Оргазм накрыл неожиданно, захлестнул так, что Тома почти задохнулся, выгнувшись до боли в пояснице. Под закрытыми веками плясали цветные пятна. Тома даже не помнил, когда он зажмурился. Его трясло, он едва стоял на ногах, член пульсировал, выталкивая сперму и пачкая живот и пол. На мгновение показалось, что Тома отключился и пришел в себя, только когда почувствовал, как Аято кончил внутрь. Он вышел, и Тома тут же рухнул на пол — ноги окончательно отказались его держать. Его все еще потряхивало, затухающее наслаждение отголосками растекалось по телу. Теплые ладони Аято гладили Тому по взмокшей спине, дрожащим бедрам, обводили край ошейника, касаясь кожи. Голова по-прежнему кружилась, и Тома с трудом открыл глаза, обернувшись к Аято. Тот улыбался. — Ты такой хороший, — сказал он, проведя пальцами по его щеке. — Просто замечательный. Тома улыбнулся, еле заметно кивнув. Аято расстегнул наручники и стянул их с его запястий. Он встал, пошатываясь и держась за край кровати. Колени были красными — почти бордовыми, жесткий пол их не пощадил, но Тома привык не обращать внимания на такие мелочи. По бедру потекла сперма, оставляя щекотное ощущение на коже. Тома вдохнул и выдохнул, окончательно приходя в себя. — Простите, — тихо произнес он, неловко переминаясь с ноги на ногу. Аято посмотрел на него удивленно, снимая рубашку и отбрасывая ее на кровать. — За что? Ты о чем-то мне не сказал? — Нет. За то, что вам пришлось все делать самому. — Щеки залило румянцем. — Тома, — Аято рассмеялся, тихо, но искренне. Тома нахмурился. — Я очень рад, что тебе было хорошо. В конце концов, мне нравится доставлять тебе удовольствие. Я же не хочу тебя насиловать. Тома почувствовал, как стыдливый румянец перешел на шею, расползшись удушливой волной. — Не нужно так переживать. — Аято подошел ближе и обнял Тому, тесно прижавшись к нему. — Мне было хорошо, тебе тоже было хорошо. Значит, все в порядке. Иди в душ, а потом приходи сюда. Тома снова непонимающе на него посмотрел. — Сегодня поспишь со мной, — пояснил Аято. — Хорошо, — выдавил Тома и медленно двинулся к ванной. Ноги по-прежнему дрожали. — Постой, — окликнул Аято. — Ошейник нужно снять и ушки тоже. Или что, они тебе так сильно понравились, что хочешь оставить себе? Тома думал, что покраснеть еще сильнее — невозможно. Но тело доказало обратное. Аято подошел к нему и осторожными, но уверенными движениями снял заколки, вытащив их из волос. Потом на секунду замешкался, скользнув по Томе взглядом. — А может, ошейник оставим? Будешь с ним всегда. Как тебе? — Тома едва успел открыть рот, как Аято рассмеялся и покачал головой. — Нет уж. Такое никому, кроме меня, видеть нельзя, — и ослабил хватку ошейника на шее, расстегнув замочек. Колокольчик зазвенел как-то тоскливо. Стоя под душем, Тома думал о том, что... Нет. Он ни о чем не думал. В голове было пусто, непривычно тихо и... странно. Обычно Тома не кончал под Аято так, почти отключаясь от накрывающего оргазма. И не то чтобы ему не понравилось — какой бред, конечно же, ему понравилось, он был в восторге, — просто это оказалось неожиданно. Он привык отдавать контроль над собой Аято, но вот так, полностью, до белого листа в голове и цветного шума перед глазами — такое случилось впервые, обычно его накрывало уже после. От горячей воды разморило еще сильнее, и из ванной Тома выбрался, едва стоя на ногах. Хотелось лечь, уткнуться носом в подушку и заснуть, не дергаясь до самого утра. Аято при виде него усмехнулся и похлопал по уже расправленной кровати. — Ложись и не засыпай, пока я не вернусь, — сказал он и скрылся в ванной. Тома оделся, натянув трусы, помялся, думая, стоит ли надеть рубашку или нет, но в итоге решил лечь без нее и скользнул под одеяло. Он честно старался не спать: смотрел в потолок, ворочался, пытаясь улечься удобнее, но тихий шум воды за дверью убаюкивал, не оставляя шансов. Тома держался из последних сил, и щелчок замка воспринял почти как благословение. Аято вышел из ванной, вытирая кончики волос полотенцем. Больше на нем ничего не было. Тома закусил губу, радуясь, что его лица не видно — он натянул одеяло до самого носа, потому тело, ослабевшее после оргазма и горячего душа, немного знобило. Аято окинул его взглядом и улыбнулся. — Стесняешься? Тома сдвинул одеяло ниже, до шеи. — Холодно. Аято кивнул и в пару шагов оказался у шкафа. Надел белье, хлопнув резинкой по узкой талии. Тома наблюдал за ним с интересом и восхищением — у Аято было поистине потрясающее тело: подтянутое, с заметным рельефом мышц, ровной, чуть бледной кожей, а спина была усеяна небольшими родинками. В груди защемило. Тома уткнулся носом в подушку, с трудом отведя взгляд. Матрас слева прогнулся, Аято залез под одеяло и прижался к Томе. — Ложись, как тебе удобно, — сказал он. Тома повозился, устраиваясь, потом Аято обнял его, перекинув руку поперек туловища, и ласково провел носом по плечу. — Утром поговорим о том, что произошло в порту. Надеюсь, ты не думал винить себя в произошедшем? — Нет, — тихо произнес Тома. — Хороший мальчик, — Аято легко поцеловал его в изгиб шеи и снова лег рядом. — Теперь спи. Томе показалось, что тело ждало этой команды, потому что отключился он уже через секунду, чувствуя успокаивающее тело Аято рядом. Приятно. И как же было жаль, что подобные моменты случались так редко, что хватило бы пальцев одной руки, чтобы их пересчитать.