In Fine Mundi

Впервые Дазай увидел его на плохо сделанных фотографиях. Кто-то из мелких бандитов попал на кушетку Мори с переломом тазовой кости. Мужчина глотал слёзы, метался лысой головой по койке и умолял Огая сделать что-нибудь с разрывающей болью. — Выйду — убью их всех, и рыжего этого тоже убью, мелкая тварь, — хрипел пациент, пока Мори вводил ему куб обезболивающих через шприц. Дазай тогда сидел на табурете в углу старой палаты и листал учебник по анатомии, особо не вслушиваясь. Но как только хриплый голос, полный страданий, добавил гневное «одарённый», — тут же поднял голову. — Тебя покалечил эспер? — уточнил Осаму. Мужчина, подвывая, ответил: — Да, грязная уличная крыса… Его шайка, Овцы, хлопнула Харая и забрала у него пушку. Мы следили за ними, пришли, чтобы показать, кто тут главный, а потом этот чёртов- Да господь мать твою душу, Огай, больно же! — Не больнее, чем тебе теперь жить, — жизнерадостно отозвался Мори, продолжая методично ощупывать жилистые мужские бёдра. — М, нам бы сюда рентген, конечно… — Что потом? — настойчиво спросил Дазай, откладывая учебник. — Что сделал рыжий? — Да чёрт его знает, — прохрипели в ответ. — Нас было четырнадцать, а их трое, мы подкараулили главных. Я даже пистолет достать не успел — мелкая мразь напала на нас, перебила всех. Ногами! И светился, сука, как вывеска над борделем — красным. Ублюдок… Клянусь, как только оправлюсь, выслежу снова и сдам Отлову, хоть раз эти бюрократы из Министерства правильный закон ввели. Ночью, когда он спал, обколотый анальгетиками, Дазай зашёл в палату и осмотрелся. На тумбе рядом с постелью лежала грязная толстовка и разрезанные Мори штаны. Они были мало интересны Осаму, в отличие от верхней одежды: из кармана он вытащил сложенную вдвое фотографию, которую убрал в свой плащ. На следующий день Мори, вздохнув, попросил Хироцу убрать труп мужчины с перерезанным горлом и не сказал Дазаю ни слова. Тот бы и не стал отнекиваться, но выяснять отношения с Огаем всё же не хотелось, поэтому, сидя на крыше больницы и избегая встречи, Осаму рассматривал зернистое фото. Он безошибочно узнал девушку, с которой столкнулся не так давно, и её седого покровителя. Эти двое даже одеты были точно так же. А вот третьего персонажа Дазай видел впервые. Он стоял спиной к снимающему, заложив руки в карманы зелёной куртки. Огненно-рыжие волосы были самым ярким пятном в композиции и привлекали внимание. — Значит, ты «Ч», — пробормотал Дазай, свернув карточку. — Единственный у них эспер. Интересно. Во второй раз Осаму входил в район Сурибачи с конкретной целью. Он лишь один раз остановился возле сидящего у стены выпивохи и склонился над ним, уточнив дорогу. В качестве благодарности швырнул заросшему и воняющему помойкой человеку мелкую монетку и спустя десятки минут добрался до точки. Кто-то озаботился уборкой тел, и вряд ли это был кто-то из полиции, иначе Отлов бы уже шастал по улицам, выискивая одарённого, учинившего беспредел. Наверное, всё сделали сами подростки, но они не смогли замести следы на земле и стенах. Дазай, заинтересованный, присел и пощупал пальцами каменную крошку, в которую превратилась кладка. Удары такой силы не мог нанести человек. И уж тем более один-единственный ребёнок, превративший толпу преступников в кровавую кашу. Бордовые пятна покрывали узкий проулок, и Осаму брезгливо переступал их, выходя. Он прекрасно знал, что должен делать, и ему не нужно было одобрение Мори. Дазай слонялся по подворотням ещё примерно с час, когда наконец столкнулся с незнакомым подростком. Чумазое лицо исказило удивление, когда Осаму вежливо кивнул пацану. — Привет. Ты ведь один из тех, кого называют Овцы? — А ты кто такой? — неприветливо отозвался мальчишка, но тут же притих, когда Дазай достал из кармана купюру в тысячу йен. — Допустим. Что надо? — Я хочу, чтобы ты передал это вашему рыжему главарю. Но не рассказывай остальным об этом, ладненько? Это большой секрет. И Дазай всучил ему в руки деньги вместе с плотным конвертом. Глупый ребёнок взял и то, и другое, и смылся с улиц без лишних слов. Глядя ему вслед, Осаму думал, что будь противники Овец чуть умнее, похоронили бы всех подростков уже давно. В конце концов, кто мешает вот так забросить посылку с бомбой в самое сердце штаба? Конечно, никаких бомб Дазай не отправлял, просто написал записку. И получил ответное письмо через два дня в установленном месте: между досок, забивших окно старого кафе в районе Аоба. «Здравствуй, — писал «Ч» очень неразборчиво и даже с ошибками, — не знаю, как ты на нас вышел, но не советую копать дальше, мы этого не любим. Надеюсь, ты умеешь принимать отказы? Нам не нужна помощь, кем бы ты ни был, Дазай. Кстати, ты какой-то тупой: писать в таких письмах настоящую фамилию, серьёзно? Но за деньги спасибо что ли. Ч. Н.» Кто тут и правда был тупым, так это сам «Ч». Дазай очень чётко и ясно изложил своё предложение в первый раз: он не собирался предлагать помощь Овцам, он предложил её главарю лично. Мори не нужны человеческие подростки, в отличие от сильных боевых эсперов. Вздохнув и перечитав ответ дважды, Осаму сложил записку в карман и направился назад в больницу, чтобы настрочить новую. С этого началось их странное общение. «Слушай, ты и правда конченый? Хватит использовать моих друзей, чтобы передавать тупые послания. Я спросил у Ю, как ты выглядишь. Он сказал, «очень молодой, красивый и бледный как труп, весь в чёрном». Этого слишком мало, чтобы я смог тебя найти и сломать шею, так что я предположу, что ты ещё и умнее, чем кажешься, раз лично не показался мне на глаза. И нет, предложение ЛИЧНО МНЕ всё ещё не интересует, и я понятия не имею, о каких одарённых ты базаришь. Сгинь. Ч. Н.» «Не знаю, откуда ты достал эту информацию, но тебе же лучше, если она не всплывёт больше нигде. Мне абсолютно до задницы, какой там у тебя дар, потому что мой к тебе отношения не имеет. Но если захочешь снова передать мне что-то, то гони больше денег моим ребятам. Тупой мажор. Ч. Н.» «Зачем тебе это нужно? В любом случае, спасибо за помощь. Мы перенесли свой штаб в другое место, потому что в наше и правда пришёл Отлов. Не знаю, как ты это делаешь, но, кажется, я у тебя в долгу. К слову, тебе нравятся стейки? В двух кварталах от стадиона Ниссан есть местечко Шикисай, давно хотел там побывать. Накахара» «Во-первых, я не просил покупать еду на свою фамилию. Во-вторых, ты тупой? Зачем ты назвал им её? Но мясо было вкусным. Слушай, Дазай, я понимаю, почему ты мог сделать такие выводы, но нет, Овцы не имеют отношения к тому, что случилось в штабе. И им я доверяю больше, чем какому-то типу, которого никогда не видел, сечёшь? И что вообще значит «пиши ровнее»? Ты свой почерк вообще видел, ублюдок? В следующий раз, когда захочешь что-то написать, сначала сходи на курсы иероглифики. Их, кстати, преподают возле Минато Мирай. Там у школы ещё тупая вывеска с зайцем. Накахара» «Засунь себе этот учебник в жопу! Серьёзно, если тебе что-то не нравится, прекращай мне писать и завали свой поганый рот. Я слышал о Мори Огае, да, подпольный врач, который штопает всякое отребье. Кстати, и тех, кто пытается на нас напасть. Не знаю, с чего ты решил, что меня это должно в чём-то убедить: то, что твой босс собирает у себя эсперов и хочет устроить бунт, не имеет никакого смысла. Даже если он найдёт достаточно, он что, будет штурмовать мэрию? Взорвёт ту старую тюрьму? Это глупо. Хотя и я бы не против избавиться от этой дряни. Слышал от кое-кого, что на её месте отстраивают какой-то правительственный объект. Вроде как они называют его «Югэн». Думаешь, это для Отлова? В любом случае мне не нравится такой расклад. Статуя Мисоры Хибари. Накахара» «Я сам пришёл к статуе и не нашёл от тебя ничего, поэтому оставлю здесь вторую записку. Без понятия, куда ты пропал, но лучше бы тебе объявиться как можно скорее. Не хочу думать, что за тобой пришли. Дар обнуления, кажется, звучит очень ценным для кого-то вроде учёных из Югэна. Я узнал больше, они правда строят там тюрьму для эсперов. Она в процессе, но, как я понял, ты не особо владеешь навыками, чтобы дать боевой отпор, а значит и посадить тебя можно в обычную клетку. Накахара» «Подозревал, конечно, что ты больной ублюдок, но серьёзно, самоубийство?! Ты совсем того?! Слушай сюда, Дазай, мне абсолютно поебать, убьёшь ты себя или нет, но давай-ка ты хотя бы сообщишь мне заранее, если соберёшься это делать, окей? Мне не улыбается просто шататься по Йокогаме и искать твои записульки. Ладно. Я не знаю, что нужно говорить в таких ситуациях. Хочешь поделиться, ну, чем-то? Из-за чего ты решил умереть? Отвечая на твой вопрос: нет, у нас сейчас всё тихо, Отлова не видел давно. Спасибо за деньги, но мне они не нужны. Купи себе, не знаю, что-нибудь сладкое. Мне поднимает настроение моти с зелёным чаем, самый лучший подают в кафе рядом с парком Ямасита. Но там много навязчивых идиотов, не столкнись с ними. Накахара» — Дазай-кун, куда ты собрался? Осаму обернулся, складывая свежий ответ Накахаре «Ч» в карман пальто. Мори сидел за столом и чему-то загадочно улыбался. — Прогуляться. Может, смогу выбрать подходящее место на мосту, чтобы никто не видел, как я с него прыгаю. Огай тогда коротко рассмеялся и вернулся к своим бумажкам, но прежде, чем Дазай вышел из кабинета, сказал: — Рад, что ты начал больше времени проводить на свежем воздухе. Да ещё и с таким интересным хобби как рукописи. Надеюсь, в будущем я смогу познакомиться с тем, кто тебе шлёт свои в ответ. Будущее в итоге так и не наступило. Дазай продолжал писать «Ч» послания и получал от него корявые записки, оставленные в местах, которые указывал Осаму. Он, внезапно для себя, внял просьбам Накахары и стал предупреждать, когда собирался исчезнуть ненадолго. Иногда это было даже не связано со вскрытыми венами или удобными балками и мостами. Дазай занимался и другими вещами: рылся в библиотеке Мори, выходил на поиски эсперов и сбор информации. Интерес «Ч» к его персоне стал очень выгодным, потому что теперь тот порой посылал своих мелких отбросов собирать данные по кварталам. Полиции они избегали мастерски, а Отлову обычные дети были по боку. Благодаря «Ч» сведения становились всё обширнее. Его слова о предполагаемой тюрьме «Югэн» подтверждались. Хироцу приносил газеты, и яркие заголовки пестрели гордым «Япония пришла к консенсусу со странами Европейского Союза по делу закона об эсперах». Это могло значить только одно: сотрудничество после печально известного взрыва в Сурибачи вновь восстановлено. — Какая грустная новость, — протянул Мори, когда ему в руки попала вырезка. — Теперь у них будет больше дотаций на то, чтобы строить тюрьму. — Здесь упоминается, что «меценат из Штатов выступил против бесчеловечных требований правительства касательно одарённых людей», — заметила Коё, указав пальцем на параграф внизу страницы. — А толку-то, Озаки, — отмахнулся Огай. — Одного лишь слова этого «Ф. Фицджеральда» недостаточно, чтобы перекрыть голоса. Тем более американцы не отправляли тогда на военный объект своих солдат, в отличие от Англии или Франции. И вот они как раз согласны с тем, чтобы эсперов отлавливали и заключали под стражу. Закон об эсперах, принятый в третьем чтении через год после взрыва и появления квартала Сурибачи, гласил: любой человек с проявленными сверхъестественными способностями или дефектами от них должен быть немедленно отдан под трибунал во избежание непредвиденных катастроф. Мори по-своему восхищался правительством и выражал своё мнение вслух. Если до исчезновения военного объекта в огне никто толком и не знал об эсперах — так, слышал от тёти сестры друга, — то после объявления закона все переполошились. О, как было удобно им всем заявить, что именно одарённые виноваты в массовых смертях. Горожане готовы были устроить настоящую охоту на ведьм, лишь бы получить небольшую награду за поимку «опасных преступников» и заодно обезопасить себя и своих детей от того, чтобы быть убитыми неконтролируемым даром. Находились и те, кто был против, но со временем их голоса стали намного тише: машина пропаганды работала просто сказочно. Особенно досталось тем, чьи дефекты от даров были на виду. Дазаю вот повезло — хотя с какой стороны смотреть, конечно, — но Коё или Хироцу старались из больницы носа не казать. Рюноске Акутагава, которого Дазай подобрал на улице вместе с его сестрой Гин пару годами позже знакомства с «Ч», тоже попадал под раздачу. Его чёрные по локоть руки с острыми как бритва демоническими когтями не могли скрыть никакие перчатки. «Какая тебе разница, что у меня за дефект? — писал однажды Накахара. — Он есть и с ним не очень приятно живётся, вот и всё. Хватит спрашивать об этом. Ладно, и да, ты прав: я только ночью хожу за твоими письмами, как ты вообще это понял? В любом случае я ещё ни разу не попался Отлову, и если ты не сдашь меня вдруг зачем-то, то и не попадусь» Дазай знал наверняка, что «Ч» очень жестоко ошибается, а потому не удивился письму, которое получил через какое-то время. Он тогда сидел в парке Ямасита в сени деревьев и мёрзло кутался в своё пальто, которое не грело ни капли. Исповедь жгла льдом изнутри, не давала прочувствовать и толики тепла. И всё же, прочитав грустное признание о предательстве Овец, Осаму неожиданно ощутил себя чуть более живым. «Ч» впервые назвал своё имя, и Дазай впредь называл его Чуей.

***

Сегодня Дазаю везёт: на подносе с ужином лежит упакованный в вакуум зерновой хлеб и кусочек рыбы. Рис с кунжутом отправляется в унитаз. Сидя на постели и жуя нехитрое подношение, Осаму таращится в глазок камеры и считывает код доступа. Катай не подвёл: зелёный огонёк истерично дёргается в шифре Морзе, передавая нужные цифры. Они будут актуальны следующий час, пока система безопасности не изменит их. И выйти Дазай может только через тридцать минут, как только Таяма разблокирует дверь. Пока идёт время раздачи ужина, Осаму бы всё равно не смог выбраться, а значит у него есть время подумать, как и темы для закручивающихся в клубок мыслей. Он собирается творить безрассудство, о котором Катай сможет догадаться только когда поймёт, что Дазай после встречи с Мори не направился в свою камеру. Если смотреть разумно, то никаких явных причин идти на нижние этажи у Осаму нет. Тем более в такое место, как зона содержания Моногатари. Однако именно там должен находиться Чуя, исходя из того, что Дазай знает о его даре. Никакой здравомыслящий человек не посадил бы кого-то вроде него на «безопасные этажи». Осаму запивает рациональность водой, чтобы не мешала, и продолжает оправдывать своё решение тем, что ему важно знать, как Чую схватили. Он никогда не был в больнице Мори, а сам Огай не вёл записи о Накахаре. Дазай только упоминал в некоторых диалогах с остальными нового знакомого, не более, а посему Анго не мог сдать его Югэну. Значит, Чуя попался иначе, и это как минимум занятно. Не говоря уже про то, что он сильный одарённый, с которым было бы выгодно договориться о помощи на случай, если побег случится. Дазай не соврал, когда ответил Йосано, что не собирается кому-то помогать в этом. Пока что он не собирается ничего, но времени на сидение в камере и рассуждения о вечном тоже не так много. Если верить словам Таямы — а в них Дазай не сомневается, — как только опыты будут закончены, от Осаму избавятся. У всех остальных срок годности и того меньше. Либо гнить здесь, пока кто-то не решит, что достаточно, либо пытаться выбраться и с огромной вероятностью сдохнуть в стенах Югэна. Смерть, которую Дазай любил по-особенному и всегда был готов протянуть ей свою ладонь, вдруг покачала костлявым пальцем и шагнула ему за спину, занеся над головой косу. Всегда остаётся вариант умереть самому. Только не в камере уж точно: за ним тут приглядывают и слишком пристально. Можно выбраться наружу и рискнуть добраться до лаборатории, чтобы украсть какой-нибудь яд. Или вскрыться скальпелем. Или спрыгнуть с лестницы, сломав себе шею. Или… Опции, в общем, найдутся. Но до тех пор, пока Дазай не выбрал одну из них, он дожидается щелчка в двери и как прежде мягко толкает заслон вперёд, выглядывая. Шаги охраны всё ещё слышатся, но по левую сторону, тогда как камера Мори находится в другой. Глубоко вдохнув, Осаму выходит наружу, прикрыв камеру за собой не до конца. В этот раз он не оглядывается, целенаправленно двигаясь в конец бетонной кишки. Единственное, что отвлекает внимание, — новые повороты. Они встречаются всё чаще, ведут в неизвестное направление и, чёрт возьми, никак не помечены. У Дазай нервно дёргается веко при одном лишь представлении, как сбегать отсюда. Да ещё и всем вместе, когда тут в коридорах заблудиться можно, и даже если он сам сумеет выбраться, то скорее всего отправит остальных на верную смерть, пустив по ложному маршруту. Катай просто спятил, если думает, что это возможно. Замок на двери Огая скрежещет и размыкается, когда Дазай быстро отбивает пальцами код на панели. С этого момента у Осаму только полчаса, и он сообщает об этом сразу, едва делает короткий шаг в камеру: — Здравствуй, босс, у нас мало времени. Не смотри в мою сторону. Привет, Элиза. Ох, ладно, это того стоило. Дазай прикрывает за собой дверь неплотно и не сдерживается от улыбки, когда видит, что плечи сидящего к нему спиной Огая напрягаются. К чести Мори, он не так уж сильно вздрагивает, но, судя по лицу расположившейся напротив него Элизы, выражение у бывшего врача просто песня. — Какой неожиданный сюрприз, — бормочет Мори. Его спина расслабляется, когда девушка ему коротко кивает. — Что, правда он? — Как вы попались? Мори, как и Йосано, явно не в восторге от того, чтобы общаться с кем-то в таком положении. Чёрные как смоль волосы слабо качаются, когда Огай дёргает подбородком в сторону. Элиза понятливо спрыгивает с постели и, мельком улыбнувшись Осаму, устраивается невесомо на вбитой в стену железной полке. Сам Мори, повернувшись, упирается лопатками в стену. Огай похудел ещё сильнее и осунулся. Под глазами у него залегли тёмные круги и налились кожаные мешки, а густая отросшая щетина на подбородке набросила мужчине пару лет возраста. Мори выглядит уставшим и не особо воодушевлённым, хотя его глаза расширяются от удивления. — Я понял, слепое пятно. Не нервничай, Дазай-кун. Я думаю, наши наблюдатели привыкли, что я тут общаюсь с Элизой-чан постоянно. — Я всё ещё к этому не могу привыкнуть, — отзывается блондинка и добавляет, не глядя в сторону Дазая: — Он меня в конец достал. — Грубо, — говорит Мори. Он зачёсывает пальцами немытые волосы и произносит: — Больницу накрыли четвёртого сентября. Это сделал тот, кто знал, что мы будем там все вместе. — Анго. Он сдал и меня. Огай это комментирует не сразу. Он отстранённо глядит в сторону и немо шевелит губами, покусывает их. — Не думаю, что всё так просто, Дазай-кун, — наконец шепчет мужчина. — Я догадываюсь, что случилось с тобой и тем твоим другом, но я бы не был так уверен в полной вине Сакагучи. Дазай кривится и цепляет ногтями кожу на своей ладони, чтобы выкинуть лишнее из мозгов. Такое лёгкое упоминание Оды, просто в контексте диалога, отзывается иррациональным и злым где-то в груди. Он не собирался с кем-то обсуждать Сакуноске и то, что случилось четвёртого сентября в его доме, не планировал кидаться с пеной у рта на Огая и трясти его за грудки, требуя молчать обо всём. И, оказывается, сдерживаться от накрывающей глаза красной пелены намного сложнее, чем он думал. — Вы уверены, что забрали всех? — Осаму уводит тему в сторону и надеется, что проницательный Мори уловит это правильно. — Да, — не разочаровывает тот. — Озаки, Хироцу, Акутагава-кун, Тачихара-кун, Кью, Каджии. По крайней мере я рассчитывал, что ты останешься на свободе и свяжешься с Чуей-куном. Я даже оставил тебе инструкции в столе своего кабинета на такой случай. — Я знаю, что в тех инструкциях, — отвечает Дазай, прислонившись плечом к дверному косяку. — Только даже если бы мне так повезло, Ваш план всё равно пошёл псу под хвост. Чуя здесь и его пытают, а Вашего старого приятеля Юкичи повязали вместе с его детишками. Я встретил одну из них здесь, врача. Дазай готов поклясться, что на секунду маска спокойствия на лице Мори трескается и идёт рваными полосами. Его тонкие сухие губы мелко дёргаются, крылья носа расширяются, когда Огай медленно вдыхает, а глаза стекленеют. Он весь — сгорбленный, в серой робе — становится похож на уродливый манекен. Осаму впервые видит, как идёт волнами облик Элизы: лишённая контроля носителя, способность начинает дрожать и бледнеть, но возвращается в привычный вид, когда Мори берёт себя в руки. — Ясно. — Мне помог сюда пройти компьютерщик Фукузавы, Катай Таяма. Он сказал, их сдал Югэну Очи Фукучи. Вы однажды упоминали это имя. Кто он? — Старый друг Юкичи, — отвечает Огай и вдруг издаёт странный смешок. — Я так и знал, что это закончится плохо. Незадолго до того, как я нашёл тебя, мы с Юкичи разошлись во мнениях. Как и сейчас, я считал в то время, что наш единственный логичный вариант — это подготовить план противостояния. Политические ходы, подкупы, насилие, когда необходимо. Но Юкичи… Он был готов жить, не высовываясь, и уберегать тех, кто найдёт поддержки. И так удачно его старый приятель по военному плацу вдруг подбросил идею создать что-то вроде детского сада. Дазай вскидывает бровь на это, и Мори тихо смеётся. — Детский сад, — с нажимом повторяет Осаму. — Это я его так называю, — уточняет Огай, едва шевеля губами. — На самом деле он просто тащил под своё крыло всяких потерявших своё место эсперов. И мальчишку без способностей, которого убедил в том, что он особенный. — В общем, делал то же, что и Вы. Можно пошутить про старую женатую пару? — Нельзя, — возражает Мори и зыркает на прыснувшую Элизу. — И у тебя, кажется, мало времени? Очи Фукучи работал и, видимо, до сих пор работает на правительство. Я пытался убедить Юкичи, что это плохая идея — рассчитывать на кого-то вроде него. Он меня не послушал. Насколько я знаю, Фукучи помог официально зарегистрировать то, что они назвали школой молодых детективов. — И он знал обо всех настоящих дарах людей, которых прибрал Фукузава. Мори кивает. Его брови сходятся на переносице, когда он подносит ладонь ко лбу и яростно его трёт. — Ох, проблема, — тянет Огай. Дазай терпеливо ждёт продолжения и получает его: — Таяма предложил тебе бежать, Дазай-кун? — Вообще-то нам всем, поэтому я здесь. — Это что же, твоя верность нашей маленькой мафии проснулась? — лукаво улыбается Элиза. — Это я пришёл договориться о сотрудничестве, — цедит Дазай и вновь глядит на Огая. — Мори-сан. Есть вариант, конечно, остаться здесь… — И умереть от их рук, потому что кое-кто здесь абсолютно бесполезен, — Мори задумчиво перебирает пальцами, потирая подушечки больших друг о друга. — Твоя Исповедь более чем ценна в их экспериментах, но, условно, от моего содержания им нет толка. Когда они поймут, что забрали всех одарённых, о которых я знал, примут решение избавиться от меня. Какая печальная перспектива. Он качает головой, смотрит на Элизу, и та отвечает ему вскинутой бровью. — Ну извини, дорогая, тебе придётся! — Да я только рада, лишь бы наконец-то сбежать от тебя, — фыркает Элиза и говорит Осаму: — Он тут решил, что я его личный психолог, и вывалил мне на голову тонну своих ментальных болячек. Вот ты знал… — Не интересует, — поспешно брякает Дазай. — Но о чём вы вообще? Мори терпеливо поясняет: — Начнём с того, что у части сидящих здесь одарённых небоевые способности, в том числе у тебя, Дазай-кун. Поодиночке они не выживут, а значит самый разумный из раскладов — связать всех в группы. Таяма сказал, сколько этажей содержания в комплексе? Дазай хмурится и приоткрывает губы, чтобы ответить, когда его озаряет понимание. Его глаза удивлённо расширяются, и Мори кивает ему с одобрением. — Три, — говорит Осаму и поспешно продолжает: — На каждом должен быть координатор и несколько носителей атакующих даров. Но сейчас мы не знаем, кто и на каком этаже сидит. Кроме этого, мы не знаем, какой уровень оснащения у Югэна и как далеко они продвинулись в своих исследованиях. Мне нужно собрать информацию, не привлекая внимания открытой камерой. — И?.. — спрашивает Мори. Он выглядит гораздо более живым, чем каких-то десяток минут назад, и в его потускневших глазах просыпается маниакальный блеск. Он похож на хищную птицу, не стервятника, питающегося падалью, но остроносого сокола, готового вцепиться в добычу. — И, если я найду кого-то с уровнем доступа охраны и вхожего в камеры эсперов, Вы сможете дать Элизе его внешность. Они будут думать, что меня сопровождает сотрудник, но на самом деле это будет она. — Не сомневался в тебе, Дазай-кун. Конечно же. Облик Элизы был выбран самим Мори, и он может изменить его по своему желанию. А если при этом они выберут подходящего охранника, чтобы ещё и прибрать к рукам его карточку от дверей… И никто не заподозрит неладное в камере Огая, ведь порой его способность просто растворяется в небытие, если сам Мори того хочет. — Я приду сюда через трое суток, — говорит Осаму, припоминая срок, который он сам установил Катаю. — Таяма сказал, чем чаще дверь подаёт сигнал на пост безопасности, тем выше вероятность, что они что-то заметят. Я видел вчера вход в архив, там должна храниться информация об их экспериментах. — Разумно, — кивает Мори. Он собирается что-то добавить, но осекается. Его лицо вытягивается на секунду в осознании, а потом заметно кривится. — Ах, да. Эксперименты. Советую внимательнее читать то, что найдёшь, Дазай-кун. Подозреваю, что они нашли мои записи об образцах твоей крови. — Чт… А как насчёт не хранить их в очевидных местах? Осаму взвинчено трясёт лохматой головой и устало вздыхает. Ну разумеется, те самые образцы. Мори был одержим идеей создать какую-нибудь сыворотку на основе его крови, которая могла бы нивелировать хотя бы дефекты от способностей, если не гасить дары целиком. Он вёл записи об этом годами, прятал даже неудачные образцы. Если его предположение верно и у Югэна есть доступ к ним, вероятность того, что они скоро найдут способ использовать Исповедь без Дазая увеличивается. Дерьмо. — Ты возвращаешься в камеру? — спрашивает Мори вместо того, что признать свою ошибку. — Нет, — отстранённо бормочет Осаму. Он судорожно крутит в голове будущий план. Даже с Элизой шататься по лаборатории будет опасно, а ведь есть ещё тот «особенный эспер» в 234 камере, которую упоминал Катай, и к ней Дазая сможет провести только Элиза в новом облике, и его ещё нужно помочь создать… — Тогда куда ты собрался? — раздаётся голос девушки, но Дазай отмахивается. — Неважно. Мне пора. До встречи. — Дазай-кун, — догоняют его слова Мори, когда Осаму уже прикасается к двери, чтобы выйти наружу. — Думаю, что не ошибусь, если решу тебя предупредить: будь осторожен. Ты не знаешь ничего о месте, куда собрался идти. И от этого зависит не только твоя жизнь. Отведённые ему полчаса вот-вот истекут, и Дазаю требуется не так много времени, чтобы обработать в мыслях сказанное. Конечно, он знает, что это чересчур опасная задумка. Гораздо логичнее было бы потерпеть и спуститься на этаж особо опасных эсперов уже вместе с Элизой, но… У него достаточно причин, чтобы рискнуть, даже если он их придумывает на ходу. Так ничего и не ответив, Осаму толкает тяжёлую железную дверь, чтобы выйти в коридор и захлопнуть её за собой, оставляя в бетонной клетке Мори и Элизу. Он поднимает голову и безошибочно находит глазами камеру видеонаблюдения. Одними губами произносит «Следи» и разворачивается к ней спиной, чтобы вернуться сперва к своей комнате, пройти мимо пристанища Йосано и следом нырнуть в холл с лестницами. Хочется верить, что, несмотря на уже второй случай самоуправства, Катай всё же достаточно терпелив, чтобы по возможности помогать Дазаю, наблюдая за ним, ха, свыше. Мори вот терпел это всё не один год, и ничего, вроде бы жив и относительно бодр. Его колкие замечания всё ещё ощущаются острыми иглами в мозгах. Они чешут серое вещество, колупают гипофиз, зацепляют кончиками извилины и не дают Осаму сосредоточиться. Он, конечно, и не думал, что всё будет легко. Югэн и до перестройки был тем ещё мерзким местом — насколько таковой вообще может быть тюрьма для опасных преступников. А сейчас это и вовсе череда лабиринтов и запертых комнат, в любой из которых может находиться ценный союзник. К одному из таких Дазай, плюнув на все предостережения, направляется, быстро переступая по ступеням на этаж ниже. Он задерживается на пролёте, чтобы присесть и выглянуть, склонившись. Прислушивается: голоса звучат очень отдалённо, настолько, что даже не понять, на этом ли они этаже или вообще в другом месте. Но не в них даже главная проблема. Спустившийся Дазай хмурится и недоумённо смотрит вперёд. Он ожидал увидеть симметричный этажу Дзуйхицу холл, но вместо этого его встречает узкий полутёмный коридор без единой двери. Лампочки, вмонтированные в стены, горят бесперебойно и ровно, и их желтоватый свет едва ли освещает пространство. Этаж Ёмихон, как назвал его Катай, выглядит… не особенно впечатляюще и даже сомнительно. Порадоваться тому, что ему не придётся искать путь через лабиринт нового этажа, Дазай не может. — Какого чёрта… Он трогает толстенную цепь и успевший проржаветь замок, моргает, надеясь, что это какой-то особенный вид преграды — сотканный из способности. Но ни замок, ни цепь не пропадают, оставаясь висеть на двери, которая встретила Дазая вместо лестницы на этаж ниже. «Опасно!» — гласит табличка на двери. Осаму иррационально хочется ей возразить, что ему всё равно на опасность, но вариантов пройти дальше просто нет. Следующий пролёт лестницы скрыт за явно свежеотстроенной стеной из гипсокартона и чёртовыми «амбарными» цепями. Это плохо. Это очень, чёрт побери, плохо. Дазай оборачивается и задерживает дыхание, вслушиваясь. Голоса вдалеке стали отчётливее, и они перемещаются куда-то вправо: этаж Ёмихон очевидно больше этого странного коридора, по нему бродят люди, которые знают пространство лучше Осаму, бывшего только на Дзуйхицу и в технической зоне. Первая и самая рациональная мысль — вернуться к себе в камеру и попробовать в другой раз. Попросить Катая дать какую-то карту, возможно. Но Дазай свою рациональность выпил вместе с водой ещё часом ранее, поэтому он оставляет дверь с замком и, прижимаясь одним плечом к стене, бесшумно крадётся по коридору, пока не сталкивается с разветвлением. И благословят все боги этого мира людей: между поворотами направо и налево, ровно посередине стены, висит совсем новая табличка со схематично изображённой лестницей и стрелкой. Шурша подошвами по полу, Дазай движется по правому проходу и мельком разглядывает пространство вокруг. В отличие от его этажа, этот выглядит иначе: по пути не попадаются многочисленные железные двери, потолок стал ниже и кажется, что он физически давит на макушку, заставляя пригибаться. Узкая коридорная кишка петляет и изгибается, повсюду встречаются тупиковые ниши в стенах, не ведущие буквально никуда, и только изредка попадающееся обозначение с лестницей позволяет понять, что Дазай движется хоть куда-то. Ему это не нравится. В затылке начинает свербеть нервным напряжением, слух обостряется и улавливает каждый крошечный шум, от которого мышцы ног конвульсивно дёргаются, заставляя Дазая прижиматься спиной к стене в ожидании. Ёмихон ещё ужаснее, чем Дзуйхицу: здесь безумно просто заблудиться без навигации, и если местные охранники знают, куда идти, то они безошибочно могут загнать сбежавших эсперов в ловушки, зажимая их в узких проходах. О том, почему здесь висят таблички с рисунком лестницы, Дазай догадывается, когда чудом выбирается к ней. Он попадает в небольшую комнату с удивительно узкими дверными проёмами. Кажется, петляя в лабиринтах и ориентируясь по указателям, он минул почти целый этаж и, что удивительно, не встретил ни одной камеры эспера. По словам Катая, их здесь должно быть трое, и они потеряны в пространстве Ёмихона. В отличие от тех пролётов, что соединяют технический этаж с зонами содержания, этот другой. Здесь находится куб лифтёрной, с плотно сжатыми дверьми лифтов, готовых открыться только после того, как к ним приложат карту доступа. Лестница выглядит новее других: металлические поручни, не покрытые никакими пятнами ступени, ухающие вниз. — Так вот оно что, — понимающе тянет Дазай и, оглянувшись напоследок, медленно спускается. Раз здесь новая лестница, а та, что соединяла этажи раньше, заперта, это может значить только то, что старый путь вниз больше не используется. Учитывая, кого именно содержат в зоне Моногатари, Дазай легко может представить, как у чокнутых учёных Югэна что-то пошло не так, в результате чего старую лестницу обвалило. Это навевает некоторые мысли о том, а есть ли возможность её использовать в будущем, сократив путь передвижения между Ёмихоном и Дзуйхицу. Цепочка размышлений искажается и рвётся, когда Осаму понимает, что температура в воздухе упала настолько, что с его губ срывается облачко пара. Холодящая его сердце Исповедь почему-то резонирует и болезненным толчком стремится от груди по телу, как будто улавливая чей-то дар поблизости. Дазай зябко ёжится и наконец делает последние шаги, чтобы оказаться на этаже Моногатари. Если Ёмихон сперва показался странным из-за единственного коридора, то зона, в которую попал Осаму, буквально сразу кричит о том, что здесь не стоит находиться неподготовленному человеку. Низкий потолок огораживают железные решётки, за которыми, если приглядеться, можно увидеть безумное количество каких-то труб и проводов. Они змеятся, сплетаются друг с другом и пропадают где-то впереди, за стеной, в которую встроено всего две одинаковые двери. Даже не железные, вполне обычные: похожие были в больнице Мори, подобные могли бы быть в офисном здании. Деревянные и невзрачные, с обыкновенными ручками, они вызывают у Дазая какую-то невнятную дрожь, впечатляя сильнее железных ворот лаборатории. Это не выглядит как часть лаборатории. Один факт того, что Осаму не видит здесь ни кодовых панелей, ни камер видеонаблюдения настораживает. На Моногатари тихо, слишком тихо и промозгло холодно. Самый опасный, по словам Катая, этаж выглядит как… Как то, чего не должно быть в месте вроде Югэна. Медленно приблизившись к дверям, Дазай замечает, что на серой стене между ними висит табличка без всяких рисунок, только длинный перечень пунктов: Правила нахождения на этаже Моногатари. Пожалуйста, прочтите внимательно прежде, чем пройти в зону содержания. 1. К нахождению на этаже допускаются только непосредственно ответственные за эксперименты и лабораторные опыты с объектами повышенной опасности, сопровождающие их представители спецподразделения и особенно уполномоченные (здесь и далее — Охотники). 2. Прежде, чем войти в зону содержания Моногатари, убедитесь, что вы изучили всю предоставленную ниже информацию во избежание чрезвычайных и непредвиденных обстоятельств. 3. Если вы находитесь в составе группы исследования, пожалуйста, воспользуйтесь дверью слева и пройдите в комнату управления автоматических коридоров. Воспользуйтесь своей персональной картой доступа и подтвердите личность специальным цифровым кодом безопасности, чтобы привести в действие механизм стен. 4. Если вы входите в состав группы Охотников, пожалуйста, воспользуйтесь дверью справа и пройдите в зал хранения специального обмундирования. Наденьте защитный костюм прежде, чем пройти в зону содержания Моногатари. Убедитесь, что маска сидит на лице достаточно плотно, а поступающий в неё кислород исходит из баллона костюма. 5. Не передвигайтесь по зоне Моногатари в одиночку, дождитесь сопровождающего прежде, чем перейти в зону содержания. 6. Для группы исследования: чтобы попасть в камеру содержания одарённого, пожалуйста, воспользуйтесь картой доступа или специальным цифровым кодом. Панели считывания станут активны, как только стены коридоров будут полностью подняты. 7. Для Охотников: входить в камеру содержания одарённого строго запрещено. Под странным списком остаётся один-единственный параграф, и когда Дазай его читает, то не сдерживается от смешка, полного иронии. Внимание! Не входите в зону содержания Моногатари без специального обмундирования или в случае, если механизм коридоров не исправен! Пространство вокруг камер объектов наполнено составом из извлечённых и скрещенных даров, чьё соединение губительно влияет на организм человека или одарённого! Если вы по каким-то причинам оказались под воздействием состава, немедленно покиньте зону содержания и свяжитесь по экстренному каналу с медицинским персоналом! Игнорируя левую дверь с пультом управления коридорами, Дазай толкает правую, чтобы беспрепятственно попасть в комнату со «специальным обмундированием». Теперь понятно, почему здесь нет ни людей, ни видеонаблюдения: без карт особого доступа сюда не попасть, а ровно выстроенные в ряд костюмы на постаментах упрятаны за плотным стеклом с панелью считывания отпечатка пальцев. Нет никакого шанса прошмыгнуть в зону содержания Моногатари, не будучи пойманным системой безопасности или не отключившись от «соединения даров». Это Дазаю кажется самым интересным. Катай упоминал, что в Югэне прежде содержались двое: Поль Верлен и Артюр Рэмбо. И их способности были извлечены. «Они используются прямо сейчас» — так сказал Таяма, который, по всем видимости, получил доступ к записям об этом, но не смог проникнуть на этот этаж, а потому не в курсе, как именно пригодились иностранцы. — Вы так облажались, — Дазай не может не веселиться от понимания, насколько предусмотрительными оказались местные учёные. И насколько они не были готовы к варианту, когда на этаж решит проникнуть кто-то со способностью обнуления. Конечно же, зачем оборонять дверь, ведущую из комнаты с костюмами в зону содержания, если никто в здравом уме не полезет незащищённым на верную смерть? Осаму мажет взглядом по даже на вид тяжёлым и неудобным костюмам, кривит губы в усмешке и проходит мимо них, к стеклянной стене. Она тут же покорно сдвигается в сторону, не требуя никаких подтверждений личности, а когда Дазай проходит вперёд, закрывается за его спиной. Крошечная коробка метр на метр обита металлическими пластинами, а на бликующем от света потолке зияют отверстия. Осаму предусмотрительно закрывает глаза и правильно делает: из дыр в него плюются струи пара, пахнущего кипятком и спиртом — дезинфекция. Как только она заканчивается и перед Дазаем открывается следующая дверь, он невольно столбенеет. Перед ним расстилается нечто из абсолютно другого мира. Единственное освещение — кроваво-красные лампы где-то под потолком, теряющимся в высоте, и их отблесков едва ли хватает, чтобы разглядеть хоть что-нибудь. Безошибочно видно только одно: густой бордовый туман, клубящийся по всему этажу. Он отвратительно пахнет чем-то душно-сладким, похожим на аромат гниющего мяса. Амбре забивается Дазаю в нос, и он спешно прикрывает лицо ладонью и машинально сглатывает. Морозь Исповеди поднимается выше по его груди и схватывает изнутри горло, покрывая его ледяной коркой. Пальцы Осаму холодеют, чувствительность на них начинает пропадать. Это даже близко не та боль, через которую ему пришлось пройти во время эксперимента, но приятного мало. Дазай судорожно обхватывает плечи руками и нервно их растирает, но его кожа здесь абсолютно не при чём: холодно изнутри, леденеет кровь и стынут жилы, сжимается кислород в застывших лёгких. Это не смертельно, но, чёрт возьми, не то, чего Дазай когда-либо хотел. Он рефлекторно клацает зубами, когда приоткрывает рот, чтобы выпустить через губы струю пара. Бордовый туман, в который Осаму медленно шагает, расступается перед ним, вспыхивая белым. Это похоже на какую-то сказочную интерпретацию защитного поля: вокруг Дазая сыплются бледно-голубые искры, они расчищают пространство для следующего шага и слабо освещают путь, хотя Осаму не имеет понятия, куда идёт. Словно дурной сон, нечто из горячечного бреда, в который Дазай провалился под лекарствами Мори. Непроглядная алая тьма, сияющий кокон ледяной Исповеди и бесконечная дорога. — Как, чёрт возьми, искать тебя? — голос Осаму хрипит, а горло неприятно колет болью. Он всматривается в кровавую тьму перед собой и оборачивается лишь раз, чтобы просто убедиться: двери, из которой он пришёл, больше не видно. От осознания этого Дазай, скрепя сердце, признаётся, что ему не по себе. Логический расчёт подсказывает, что попасть в ловушку искажённого пространства он не сможет банально из-за работающей исправно Исповеди. Но давящая тишина этажа, скрадывающая даже звуки его шагов, стойкий запах трупного разложения и бордовые разводы перед глазами — это всё забивается Осаму в голову, перекручивает мысли, стекает волной к заполошно бьющемуся сердцу. Когда начинает казаться, что в бесконечном тумане ничего не найти, Дазай глухо вздыхает: он едва не упирается носом в железную стену. Абсолютно ровную и обычную. Осаму протягивает заледеневшие пальцы и проводит ими по гладкой поверхности. Кончики покалывает от прикосновения, но ничего особенного не происходит. — Это не может быть конец зоны, — бормочет сам себе Дазай и едва не дёргается от звука собственного голоса: настолько странно он звучит в мёртвой тишине этажа Моногатари. Не отрывая ладони от стены, чтобы не раствориться вновь в тумане, Дазай на пробу двигается влево. Он чувствует под пальцами зазоры в железной обшивке и изо всех сил сосредотачивается на них, чтобы не поддаться вновь животной панике. Когда полоса металла вдруг обрывается, Осаму машинально сгибает фаланги и понимает, что схватился за угол. Сердцебиение резко ускоряется от понимания: это не стена, это короб в центре зоны содержания. Камера. Он ускоряет шаг, сворачивая в сторону, и едва ли не прижимается грудью к внешней обшивке комнаты, игнорируя боль в леденеющем теле. С губ вместе с облачком пара срывается облегчённый выдох: Дазай стоит прямо перед массивной дверью с прозрачным окошком на уровне глаз. Приподнявшись на цыпочки, Осаму заглядывает внутрь и невольно присвистывает. Ему видно не так много и внутри сидит не тот, кого он искал. Но находка всё равно поразительная. Он вспоминает список правил из комнаты перед зоной содержания и обшаривает глазами дверь: так и есть, панель для считывая карт и цифровых кодов не горит, будучи отключённой. Но в отличие от проходов в камеры на Дзуйхицу, на местных дверях есть ещё и широкая железная ручка. Схватившись за неё пальцами, Дазай резко дёргает рукой вниз. Югэн положился на несколько вещей. Первое — Охотники, кем бы они ни были, не имеют права заходить к эсперам. Второе — те, кому всё же нужно попасть внутрь, сможет воспользоваться только считывателями, работающими, когда загадочные «коридоры» подняты. Третье — даже если заключённые найдут способ открыть двери изнутри, они не смогут сбежать: бордовый туман убьёт их раньше, чем они добегут до выхода. Всё так просто и искусно, наука, чтоб её, и чёткий свод правил — то, на чём держится весь комплекс. О, как печально для них, что именно Дазай с ненавистной ему Исповедью оказался здесь. — Вы… Это Вы. Господи боже.