In Fine Mundi

— Кем он был? — Точно не помню, возможно, Ринтаро его препарировал когда-то. Больше Дазай вопросов не задаёт, да и нет смысла в них. Новый облик Элизы, над которым Мори старался в слепом пятне видеонаблюдения, именно такой, какой Осаму хотел видеть: максимально нейтральный, невзрачный. Тёмные волосы с самой стандартной стрижкой, карие глаза, невыразительное лицо без опознавательных деталей вроде родинок или шрамов. Одежду Мори воссоздал по памяти и почти идеально вписался в то, как выглядят охранники Югэна, разве что рации на поясе нет и автомата в руках — таких изысков способность Огая не способна сотворить. Прошло трое суток со встречи с Чуей, и за это время Дазай успел перебрать в голове множество вариантов, как стоит действовать дальше, и единственный адекватный способ продвинуться — это всё ещё собрать информацию в Архиве. Любая попытка что-то спланировать обречена на провал, пока нет более чёткой картинки перед глазами, поэтому, вытаскивая из камеры Огая Элизу в мужском образе, Осаму мог только надеяться, что сможет решить часть вопросов уже сегодня. Он закрывает дверь комнаты Мори, чувствуя, как холодеют пальцы от опасности происходящего. Есть два варианта того, как Элиза сможет попасть внутрь и не вызвать подозрений у следящего за Огаем отдела безопасности: либо удастся зайти после Архива в комнату Катая и получить новый код от двери, либо Дазай выцепит по дороге охранника, которого можно безвозбранно убить, чтобы воспользоваться его картой. — Второй вариант разумнее, — говорит Элиза, когда Осаму делится с ней мыслями. — Если у тебя будет модуль доступа, система безопасности увидит только его сигналы и спишет это на плановые проверки камер или вроде того. — Сомневаюсь, что у охранников этого этажа настолько высокий уровень, чтобы они могли спускаться на этажи ниже без подозрений. — По крайней мере, — настаивает девушка мужским басом, — ты сможешь более свободно перемещаться по этому этажу. Дазай никогда в этом не признается вслух, но присутствие Элизы по-своему успокаивает. Как будто они снова бродят по Йокогаме в поисках одарённых и ведут задушевные беседы, которые у способности Мори всегда получались на диво занимательными. Вот только количество переменных, которые не зависят от них двоих, не даёт Осаму привести мозги в полный порядок. Теперь он знает, что Катай без устали следит за ним и подтирает перемещения Дазая по периметру, а ещё зацикливает нужные кадры на видеонаблюдении. Элиза же, будучи в новом образе, не вызовет никаких подозрений, даже если попадёт в объективы, а её отсутствие в камере Мори можно объяснить тем, что он нередко отпускает свой дар сноваться по небытию. И будь везение на их стороне — Дазай правда мог бы с помощью дара Огая украсть карту доступа, чтобы проходить в чужие камеры без ожидания цифровых кодов. Но это всё как будто по лезвию ножа ходить: больно, неудобно и риск свалиться выше, чем если бы ты перемещался по тротуару как любой нормальный человек. Охранники вполне могут сдавать какую-то отчётность в конце рабочего дня, и, если тот, которого настигнет смерть от рук Элизы, не появится, начнутся проверки. Катай может ошибиться: гений он или нет, но человеческая натура превыше всего. Камеру Мори могут навестить, потому что потому, просто так — Дазай уверен, что знает недостаточно, чтобы прогнозировать иной исход. И тогда всё пойдёт ко дну. То самое чувство ответственности, навязанное ему теперь им же самим и окружающими, не даёт расслабиться и действовать по наитию. Не в таких условиях, где деталей так много, что он просто не успеет их заменить, когда они придут в негодность. — Сюда, — шёпотом зовёт Элиза, когда они подходят к холлу с лестницами. Девушка предусмотрительно не касается Дазая, только манит его за собой ладонью, и вдвоём они ныряют по ступеням к Ёмихону, чтобы замереть на пролёте. — Слышу, — Осаму отвечает ей одними губами и хмурится. Прямо над ними, спускаясь по лестнице с технического этажа, гулко стучит ботинками по полу сотрудник безопасности. Дазай чувствует, как густеет воздух возле него: мурашки от промозглого сквозняка Исповеди бегут по его телу, когда Элиза рядом подбирается и сверкает неестественно яркими глазами. — Иди за нами, — шёпотом просит она и резко поднимается. Её тяжёлые шаги — нарочито громкие и отчётливые, отдаются на ступенях вибрацией, и Элиза возвращается на Дзуйхицу. — Эй! У Осаму волосы на затылке дыбом становятся, стоит окликнутому охраннику обернуться и встретиться нос к носу с образом Мори. Он прекрасно понимает, чего хочет добиться Элиза, и может только надеяться, что она правда настолько умна, насколько Осаму привык о ней думать. — А, ты… — бормочет охранник, и Дазай, не видящий его лица, чувствует, как где-то в голове вспыхивает. Этот голос ему знаком: его он слышал четыре раза за прошедший месяц, последний — несколько дней назад. — Как там тебя? — Ринтаро, — спокойно отзывается Элиза. — Почему ты ещё здесь? Не получил сообщение от верхней лаборатории? — Какое сообщение? — настораживается сотрудник. — Они собираются устроить тест скрещенных способностей. Использовать наработки Мори Огая на тех, кого выловили в его больнице, — мужской голос Элизы — строгий и тяжёлый бас — звучит уверенно и внушительно, она ни разу не запинается в словах и продолжает абсолютно спокойно: — Советник Сакагучи приказал присутствовать всем на случай непредвиденных обстоятельств. — Я… Не слышал об этом, — признаётся охранник, явно тушуясь. Упоминание фамилии Анго, видимо, действует на него как триггер, и Дазай всего на секунду позволяет себе зло сцепить зубы: чтобы иметь такой эффект, Сакагучи явно не один год выслуживался перед Югэном. — Когда советник хочет нас видеть? — Скоро. Думаю, нам стоит идти. — Но мой патруль… — Советник Сакагучи приказал отменить все действия, препятствующие появлению на опытах, — веско возражает Элиза и добавляет, понизив голос: — Тебе же не нужны проблемы с ним? Охранник намёк улавливает: он равняется с Элизой, медленно качает головой, мол, нет, никаких проблем, и следует за ней наверх по лестнице. Дазай, беззвучно ступая по ступеням, движется следом, то и дело цепляя взглядом камеры видеонаблюдения: некоторые сдвинулись в противоположную от Осаму сторону, другие беспрерывно горят зелёным, явно не работая как следует. Пока что Катай справляется с возложенной на него ответственностью, а Элиза тем временем достаточно громко, чтобы Дазай слышал, говорит: — Сначала зайдём в Архив. — А это ещё зачем? — Советник Сакагучи потребовал передать ему предыдущие протоколы опытов до того, как всё начнётся, — в ответ на это охранник издаёт неопределённое мычание. — Что ещё? — Обычно ведь его приносят администраторы или в крайнем случае ассистенты. — Они заняты подготовкой, — не моргнув глазом, врёт Элиза и уверенно направляется по коридору в нужную сторону. Дазай медленно перемещается следом за ними, задерживаясь лишь у поворотов, чтобы пропустить девушку с глуповатым сотрудником немного дальше. Он прислушивается к звукам в отдалении: на их удачу, никто не приближается к Архиву прямо сейчас. Чем меньше людей вовлечено, тем лучше. Он едва ли не вслух прыскает, когда выглядывает из-за угла. Сопроводитель Элизы самостоятельно и без намёков достаёт из нагрудного кармана карточку и отбивает её о панель на нужной двери. Когда он и Элиза заходят внутрь, Осаму в два коротких прыжка преодолевает расстояние, ныряет между закрывающихся дверей бесшумной тенью и прислоняется к стене. Архивом оказывается огромный, пахнущий бумажной пылью зал с довольно высокими потолками, от одного конца до другого заставленный стеллажами и картотеками. Полки и секретеры между ними завалены медицинскими журналами, стопками исписанных листов и книгами без опознавательных знаков. На мгновения Дазай теряется и перестаёт вслушиваться в чужие шаги: он мотает головой по сторонам и нервно сглатывает. На то, чтобы найти нужное, могут уйти сутки, если не недели. — Так какие именно протоколы им сегодня нужны? — раздаётся мужской голос где-то вдалеке, а потом шуршит бумага. — Отчёты о том, что было извлечено у Мори Огая, где-то здесь… А, точно вот они. Что нужно отсюда? Секунды полной тишины прерываются мерзким хрустом и различимым звуком падающего тела. Дазай ускоряет шаг и сворачивает за ряд стеллажей, чтобы увидеть, как Элиза шарит ладонями в одежде лежащего на земле охранника. Из его окровавленного глаза, распадаясь на сиреневые искры, медленно исчезает сияющий шприц. — Видеокамер нет, — говорит Осаму и присаживается на одно колено около трупа, разглядывая знакомое лицо. — Но мы не можем оставить его тут. — Спрячем, — буднично отвечает Элиза и откладывает в сторону снятую рацию. — Начнёт вонять через сутки, — возражает Дазай. — Где-то здесь должен быть мусоропровод. Девушка согласно мычит и наконец достаёт карту доступа, протягивая её Осаму. Она по размеру не больше кредитки и принадлежит Ото Сугецу, уровень доступа — 2, для технического этажа и зоны Дзуйхицу. С фотографии три на четыре на Дазая смотрит умиротворённо нынешний труп. К нему у Осаму жалости нет: именно этот охранник все четыре раза хладнокровно выполнял свою работу и сопровождал его на эксперименты. Тот самый «постоянный» и изучивший повадки Дазая, чтобы конвоировать было проще. Это кажется безумно странной удачей: то, что именно он подвернулся под шприц Элизы. На такие совпадения Осаму привык смотреть с подозрением, но искать сейчас причинно-следственные связи у него нет времени. — Что-то ещё полезное? — спрашивает он у Элизы. — Ничего, — качает головой та, — но форму придётся забрать. И автомат с рацией. Думаю, Ринтаро придётся подправить мне лицо. Опять. Они, не сговариваясь, обходят часть периметра по стене, пока в углу не натыкаются на скромную деревянную дверь. Она не заперта, и Дазай удовлетворённо присвистывает, когда за ней оказывается широкий желоб мусоропровода, прикрытый жестяной крышкой. Пока притащенное к нему тело Сугецу в одном белье с неприятным хрустом и грохотом бьётся о стенки и летит вниз, прямо в контейнер сжигателя, Элиза вдруг говорит: — Я могу понять, почему здесь есть мусоропровод. В архивах довольно много скапливается всякой переработки, от которой нужно избавляться. — Но? — понимающе уточняет Осаму. — Но это всё равно кажется странным. Мне не нравится. Дазай её сомнения разделяет полностью. Ему череп изнутри скребёт непонятным и смутным чувством, от которого хочется почесать макушку и подёргать себя за волосы. Как будто мелкие насекомые ерошат затылок и не дают сосредоточиться. Дазай отстранённо мажет взглядом по стенам комнатушки и качает головой. — Пойдём, нам нельзя сильно задерживаться. — Что мы вообще ищем? — уточняет Элиза, когда они возвращаются обратно к стеллажу, к которому их изначально привёл охранник. Она присаживается на одно колено и принимается аккуратно сворачивать украденную одежду, пряча в ворохе торчащий Фамас и рацию. — Протоколы? — И их тоже, — задумчиво отзывается Дазай и хмыкает, заметив знакомое сочетание символов. Папка «И-1,2,3…» довольно увесистая, из неё торчат листы, и Осаму дёргает за сжимающую края бечёвку, чтобы вытащить один из них. Эксперимент И-1. Тестирование прототипа, полученного у объекта №56, Мори Огая. Краткое описание: описываемый прототип — 10 мл венозной крови, с явными признаками сверхъестественного следа (прим., слабое свечение голубого цвета по краям пробирки). Согласно приобретённым записям, прототип принадлежит объекту №41, Дазаю Осаму, из чего следует вывод о содержании в изучаемой крови дара, связанного с нивелированием иных даров. Ход эксперимента: д-р Ватару Ширай (код доступа: 34.1.5) в лабораторных условиях смешал в чистом виде 1 мл образца И-1 с образцом З-1 (прим., 1 мл крови, полученной в результате эксперимента с объектом №49, Озаки Коё; см. Протокол эксперимента 3-1). Спустя 0,1 секунды установленного времени явные признаки следов дара в образце 3-1 (прим., слабое жёлтое свечение) полностью исчезли. При повторном анализе было установлено, что образец 3-1 не имеет следов дара и мог бы принадлежать человеку без сверхъестественных способностей. — Что там? — спрашивает Элиза и подходит ближе, чтобы склониться над папкой в руках Дазая. — Они пытаются использовать мою кровь отдельно от меня. Дазай хмурится и листает одну бумажку за другой. Они практически идентичны, к каждой приложена копия биохимического анализа крови и даже какие-то снимки, а в полях мелькают знакомые имена: Кенджи Миядзава, Ацуши Накаджима… Чуя Накахара. Его эксперимент, И-19, закончился так же, как и остальные: полученная у Чуи кровь лишилась признаков его дара. Осаму сжимает пальцы на скреплённых листах, когда видит внизу пометку: Для чистоты эксперимента следует увеличить дозу образца объекта №41 и ввести его напрямую путём инъекции. — Это сумасшествие, — тихо произносит Элиза, когда читает предложение вслед за Дазаем. — Смешивать кровь таким образом — ни один врач не пошёл бы на такое. — Кроме тех, что работают в Югэне, — веско возражает ей Осаму. Он знаком с генетикой по книгам, которые валялись на полках больницы Мори. Не самый лучший способ обрести полезные знания, но даже этого хватало, чтобы понять: всех содержащихся внутри комплекса эсперов планомерно ведут к смерти. Чуе с его В группой крови собираются ввести АВ кровь Дазая. В тех малых дозах, в каких смешивали до этого образцы, это не такая критическая проблема: если у Накахары в порядке почки, они всё отфильтруют. Но если инъекции увеличивать, как минимум, ему грозит почечная недостаточность, а следом за ней — весьма прозаичная, но мучительная смерть. Дазай нервно перелистывает папку дальше, а затем отставляет её на полку, чтобы взяться за следующую. И уже в ней он находит то, что искал: протокол эксперимента И-34, который случился с ним несколько дней назад. Эксперимент И-34. Тестирование образца крови объекта №41, Дазая Осаму, в компоненте 41-29. Краткое описание: описываемый прототип — 10 мл венозной крови, с явными признаками сверхъестественного следа (прим., слабое свечение голубого цвета по краям пробирки). Ход эксперимента: д-р Хирофуми Като (код доступа: 89.1.5) в лабораторных условиях провёл опыт введения образца крови объекта самому объекту №41 путём инъекции. Дальше Осаму не читает, прекрасно помня, что случилось с его телом. Гораздо большее непонимание вызывают эти скромные две строчки. Значит, тогда Исповедь сработала не просто на какую-то сыворотку. Она отозвалась на саму себя, введённую извне в организм. И осознавая, что с ним тогда происходило, Осаму чувствует, как ему перестаёт хватать воздуха. Он никогда не думал о том, что случится, если вдруг его дар обнуления столкнётся с чем-то аналогичным. Исповедь исключительна, и сколько бы Мори не искал, скольких бы одарённых Дазай не притаскивал на опыты Огаю, — никогда и нигде не встречался человек, который мог бы справиться с чужими способностями так, как это делает Осаму. И Мори… Он явно не думал о том, чтобы попытаться ввести выкачанную из Дазая кровь ему обратно — даже сама идея звучит как абсурд. Но, кажется, Югэн так не считает. Речь не о чистой плазме, её с чем-то комбинировали, но полученный раствор теперь действовал как плохо работающая, но всё же существующая сыворотка для обнуления чужих даров. Они безумно далеко продвинулись, и мысль о том, что скоро от Осаму избавятся, конечно, его посещает. Но вместе с ней быстрая и чудовищная по своим масштабам идея вдруг захватывает его голову. Может ли быть так, что, когда Югэн преуспеет, в их руках окажется нечто, что может обнулить самого Дазая? Убрать Исповедь, изничтожить мерзкий дефект… Это… — Дазай! — М? — он отрывает невидящий взгляд от папки и осоловело смотрит на застывшую рядом Элизу. Её мужское лицо хмурит брови и поджимает губы. — Что с тобой? Осаму коротко качает головой и запихивает папку назад на полку, пристроив её как можно аккуратнее. — Да так, задумался о всяком. Пойдём-ка, попробуем найти ещё что-то полезное. Он уходит, борясь с желанием начать насвистывать какую-нибудь мелодию, чтобы отвлечься от беспокойно роящихся мыслей. Придуриваться в том месте, где они находятся, опасно: прозорливая способность Мори может начать задавать вопросы, на которые у Осаму нет ответов. Шагая между стеллажей и водя пальцем по корешкам папок, Дазай не может отделаться от посетившего его озарения. Конечно же, он не собирается искать способ получить себе прототип сыворотки, этого странного «подавителя», который уже начали тестировать. Просто сама перспектива избавиться хоть ненадолго от замершего в крови льда прельщает больше всего на свете. Он мог бы побыть обычным человеком и почувствовать то, что ощущают обнулённые им эсперы — как не только дар, но и мерзкий дефект пропадает, растворяется на глазах. У Чуи больше не было бы шрамов, а Мори смог бы снять перчатки. Коё не боялась бы своих лезвий, а Кёка смогла бы спокойно общаться со сверстниками. Акутагава избавился бы от ужасных когтей, а Ацуши… Ацуши, на котором уже тестируют сыворотку, и судя по всему — успешно. Дазай захлёбывается осознанием и замирает. — У нас очень мало времени, — негромко произносит он, ни к кому конкретно не обращаясь, но чувствуя, как позади замерла Элиза. — Они могут синтезировать устойчивый препарат после любого опыта надо мной. — Тогда хватит витать в облаках, — мимо, не касаясь его ничем, протискивается девушка и оглядывает полки. — Любая полезная информация про комплекс, помнишь? Заполонившие голову мысли о «подавителях» тут же откладываются куда подальше: гораздо важнее то, что из себя представляет Югэн и как можно из него бежать. Перемещаясь между многочисленными полками с заметками об экспериментах, Дазай вдруг краем глаза зацепляется за знакомое имя. Очень толстая и старая папка с пометкой «№1, Поль Верлен» заставляет Осаму остановиться. — Поищи что-нибудь об устройстве комплекса, — говорит он Элизе и, игнорируя её недовольный взгляд, вытаскивает папку. — Хочу кое-что проверить. Ему не нужны свидетели, потому что, если мелькнувшая вчера догадка верна, никто кроме самого Осаму не должен об этом знать. Записей о Поле Верлене безумно много, и они датируются едва ли не прошлой декадой. Везде фигурирует единица как номер объекта, и Дазай делает предположение, что именно Верлен был первым заключённым Югэна. Кроме него встречается и двойка, «Артюр Рэмбо», и судя по заметкам — они содержались здесь вместе. Оба французы, учёные-генетики с особенными дарами. Рэмбо управлял чем-то, что в записях отмечено как «подпространство», и Дазай едва не фыркает, когда понимает, что был прав. Именно дар Артюра — причина, по которой весь этаж Моногатари представляет собой смертельно опасную ловушку и концентрируется вокруг камер особо опасных эсперов. С листа, посвящённого Артюру, на Дазая смотрит молодой мужчина с копной чёрных как смоль волос. Его заострённые черты безупречно красивы и аккуратны, но только до момента, пока лицо Рэмбо не перетекает во что-то омерзительное: на месте, где должна быть правая скула, у мужчины растёт бледно-жёлтый куб. Кожа натягивается у нижних граней, а потом обрывается, врастая в торчащую из лица Артюра сферу размером с ладонь. Судя по умиротворённому выражению, Рэмбо это мало беспокоит, но даже привыкшего ко всему Дазая подташнивает при взгляде на чужой дефект. Как будто идеально ровная и объёмная опухоль, гигантский зубной флюс распирает изнутри и рвётся наружу. Осаму переворачивает лист, чтобы как можно быстрее убрать с глаз мерзко-красивое лицо Артюра, и осознаёт, что совершил ошибку, потому что увиденное дальше — хуже. Профайл Поля Верлена ничем особенным не выделяется сперва, и на снимке нет страшных искажений и чёртовых кубических флюсов. Есть другое, гораздо более ужасное. У Верлена светлые волосы, завязанные в хвост и покоящиеся на плече, мягкая улыбка на губах, светлые глаза. И шрамы в форме глаз, наконечников стрел и спиралей, покрывающие лицо и шею. Будь фотография живой, Дазай уверен, что увидел бы, как рваные полосы перемещаются по коже Верлена. Он точно знает, потому что видел это вчера, когда смотрел на Чую. Догадка становится всё более очевидной, и Осаму судорожно вчитывается в сухо настроченные данные, чтобы в итоге найти нужное: Верлен управлял силами гравитации, ну кто бы мог подумать? За профайлами его ждут не описания экспериментов, а весьма подробная история. Она мало похожа на обычные отчёты, скорее на детальное описание всего, чем занимались Артюр и Поль в Японии. Дазай не знает, как ему относиться к тому, что он видит: с одной стороны, пожалуй, он должен гордиться своими аналитическими способностями. С другой же, он не может до конца определить, что чувствует, когда читает о том, с чего начинался Югэн. На месте нынешнего Сурибачи — оплота грязи и беспризорников — располагался военный объект, об этом известно вообще всем: даже агитплакаты первых нескольких лет кричали о том, что «эсперы не просто напали на какой-то склад, они посягнули на важное правительственное учреждение, став угрозой для безопасности всей страны». Ядовитая пропаганда лилась в уши, играла на двух любимых скрипках каждого политика: страхе смерти и общем враге. Японии было удобно выставить одарённых злом номер один и сплотить всех вокруг этого, но за военным кварталом стояло гораздо большее, чем было принято рассказывать. Англия, Франция, Италия, Израиль, Мальта, Германия — одна страна за другой продолжала отправлять в Йокогаму своих «дипломатов», на деле оказавшихся ценными учёными, среди которых особенно выделились Верлен и Рэмбо. Дар первого управлять гравитационными полями — не единственное, чем умный француз пользовался, и вскоре ему и его помощнику Артюру дали полный карт-бланш на свинство, позволив проводить опыты с дарами. Под их заинтересованные руки попадали дети определённого возраста и склада тела, с некоторыми особенностями и важными чертами, пока перед горой трупов не остался стоять один живой и полноценный объект. И именно он, напичканный препаратами и вместивший в себя воссозданный Верленом дар, не сдержал его, взорвав военный квартал десять лет назад. Аккуратный кратер с разбросанными на мили вокруг ошмётками тел и кусками построек — всё, что осталось Йокогаме на память о «важном правительственном объекте». Старый отчёт в руках Дазая грустно сообщает, что устроившего взрыв ребёнка никто не смог найти, в отличие от защитившего себя и напарника Артюра. Их эксперименты обернулись против них самих: правительство допрашивало, пытало, выцепляло любые подробности случившегося, а массовая истерия внутри страны и вопли из зарубежья росли и высились. В какой-то момент Франция потребовала вернуть на родину тела двух своих учёных и даже получила их — пустые подделки, искусно сотворённые эспером из Отдела по делам одарённых. Настоящих Артюра и Поля Япония приберегла для себя, а когда пришло время и увенчались успехом опыты по извлечению даров, оба иностранца волшебным образом исчезли со всех радаров. «Были ликвидированы» — говорит отчёт. «Убиты за ненадобностью» — расшифровывает Дазай. Он держит в пальцах бесчисленные листы и едва ли вчитывается дальше, продолжая их мять. Для него история Верлена и Рэмбо закончилась вполне тривиально: это просто судьба учёных, чья жажда создать нечто за гранью понимания завершилась плачевно для них самих и миллионов других людей. Открывая свежие записи, датированные этим месяцем, Осаму уже знает, что увидит, и может только вздохнуть. Конечно же, ребёнком неудачного эксперимента был Чуя Накахара. Насильно врученный ему дар стал причиной взрыва в будущем Сурибачи. Чуя — то, из-за чего существует закон об эсперах. Он причина, по которой есть Югэн. Он заперт здесь вместе с теми, кто должен быть на свободе. Если бы не Чуя, возможно, Ода Сакуноске всё ещё ходил бы по улицам и оставлял на светлой кухне лилии в вазе. Так рассуждал бы Дазай, будь он тупым куском дерьма, зацикленным на собственной ярости. Но Осаму оставляет за собой право зваться умным человеком и захлопывает папку, чтобы пристроить её на полку. Он бы сейчас с огромным удовольствием нашёл то, что Югэн оставил от тел Верлена и Рэмбо, и плюнул в это. О, разумеется, наука, двигатель всего прогресса, сотрудничество с другими странами, военные разработки и создание искусственных одарённых — как же это высоко и поэтично! Вот только ублюдки из правительства покрывали пытки детей, среди которых оказался Чуя, а потом, когда всё пошло не по плану, ещё и выставили это всё под соусом вины неуправляемых одарённых. Так защищать собственную задницу от порицания могут только эти твари. Злая и холодная ухмылка держится на губах Дазая, когда он продвигается между стеллажей в поисках Элизы. Он не станет ей говорить об этом и уж тем более не собирается раскрывать всю историю Чуе. Этот маленький комок глупости и наивности на полном серьёзе чувствует вину перед Овцами, которые его сдали, а если Накахара прознает о своей причастности к Сурибачи, то Дазаю придётся вспоминать, как откачивать самоубийц. У него таких знаний, прямо говоря, и нет. Нет уж, Чуя не должен знать об этом. А вот Югэн за свои махинации пойдёт под нож, как только Осаму найдёт способ выбраться наружу.

***

Шагающая впереди Элиза понимающе молчит. Она лучше многих знает, что разговаривать с думающим Дазаем чревато. А поразмыслить есть над чем. Пока он предавался философствованиям о том, есть ли вина Чуи во всём происходящем, Элиза провела время с пользой и раскопала в Архиве данные о строительстве Югэна. — Пять этажей глубоко под землёй, — Осаму бормочет сам себе под нос то, что услышал от девушки, и сцепляет зубы. — И всего один лифт с этажа охраны. Он вглядывался в чертежи и сомневался в том, что видит. Оказалось, что каждый следующий этаж больше предыдущего: Моногатари как узкое горлышко конуса, чуть расширенный Ёмихон, самый большой из зон содержания эсперов Дзуйхицу, разросшийся технический этаж, а следом — огромное пространство для службы безопасности. Перебираться по такой площади незамеченными невозможно, речь может идти только о полной диверсии и конфронтации со всей охраной, которая сбежится на сирену. Более того: если верить отчётам о Верлене и Рэмбо, кто-то из местных сотворил поддельные тела, и их отправили во Францию, чтобы не случилось ещё большего конфликта с иностранными филиалами. А значит, у Фонда есть свои одарённые помимо Анго, и кто знает — среди них вполне могут оказаться боевые дары. Но самое странное — это то, что выход на поверхность сквозь толщи земли всего один: защищённый грузовой лифт, который идёт только с охранного этажа. Дазай может представить, почему при перестройке тюрьмы был выбран именно такой вариант, но разве это не глупо? Япония — не самая безопасная страна с точки зрения природных катаклизмов, банальное землетрясение может похоронить все пять нижних этажей, а если случится какая-то проблема изнутри — да хоть та же утечка газа, — выбраться наверх будет непросто. Всё это просто отвратительно. Как можно вообще придумывать какой-то план, когда время настолько поджимает, а единственный выход наружу не способствует тому, чтобы девятнадцать одарённых смогли пройти через него? Из тяжёлых мыслей Дазая вырывает шипящая рация Сугецу, украденная Элизой: — Пост 12.45, начинаем плановый обход, подтвердите возможность. Осаму кивает взглянувшей на него девушке, и та, поднеся прибор к губам, как можно тише и спокойнее буркает: — Подтверждаю. Видимо, это работает, потому что больше на рацию сигналов не поступает. Они переглядываются. — Тебе нужно возвращаться в камеру, — говорит Элиза, — дверь в неё всё ещё открыта. Дазай на это только качает головой и коротко машет, подняв голову. На их этаже содержания видеонаблюдение работает исправно, но по-прежнему крутит глазками в обратные стороны от места, где стоит Осаму: Катай приглядывает. — В той стороне, где сидит Мори-сан, — произносит Дазай, припоминая увиденный план этажа, — должна быть комната 234. Сейчас у тебя рация Сугецу, который отвечал за мой досмотр, значит, он по идее обязан проверять именно этот коридор. В него никто не пойдёт сейчас, поэтому сперва заглянем поздороваться. Лицо Элизы — такое же невзрачное и унылое, как раньше — выражает здоровый скепсис, но возражений с её стороны не поступает. Быстро и тихо шурша больничной обувью по полу, Дазай спешит мимо двери Йосано, своей камеры, комнаты Мори, пока наконец не заворачивает в небольшой коридор, оканчивающийся тупиком. В нём почему-то отсутствует видеонаблюдение и располагается всего одна дверь. Выглядит тяжелее и старее остальных, как будто никто не стал заморачиваться и оставил тюремный оригинал из прошлого. Как и говорил Таяма, цифровой панели на ней нет, только считыватель карты, и когда Осаму подносит украденный пластик к нему, он может только надеяться, что всё сработает. В замке негромко щёлкает, железная ручка поворачивается с глухим скрипом. Камера, в который они оказались, мало чем отличается от любой другой на этом этаже. На вдолблённой в стену полке, спиной к вошедшим, спокойно восседает некто. Человек даже не вздрагивает, когда Дазай с сомнением зовёт его: — Кто ты? Плечи в тюремной робе коротко дёргаются, а следом бледная ладонь ерошит затылок и перебрасывает с плеча назад толстую косу серебристых волос. — Хороший вопрос! — весело отзывается незнакомец. Высокий, но однозначно мужской голос звучит так, будто его обладатель действительно сомневается в том, кто же он такой. — А как ты думаешь? Дазай хмурится и сжимает губы. Этот ответ его не просто не удовлетворяет, он действительно раздражает: у них не так много времени, чтобы играть в шарады. — Без понятия, — цедит он сквозь зубы, — но у тебя другие условия содержания. Нет слежки, цифрового кода, старая дверь, камера в тупике коридора. Ты сидишь здесь давно? — Давно, — нараспев тянет мужчина, всё ещё не поворачиваясь к Дазаю. — Очень растяжимое понятие! Давно с точки зрения динозавров и Будды? Очень вряд ли. Давно с точки зрения дерьмового ужина, который принесли вчера? Безумно! — Послушай, — вдруг встревает Элиза, — у нас мало очень времени. — Мало с точки зрения существования Вселенной? — перебивает её заключённый, и Дазай буквально может ощущать, как у него начинает болеть желудок на нервной почве. Он решает зайти с другой стороны. — Я не знаю, кто ты такой, но судя по тому, что сидишь тут, как минимум у тебя есть способности. И ты тоже находишься под действием закона об эсперах. В твоих же интересах сейчас отвечать на наши вопросы, если ты хочешь сбежать отсюда. После этих слов эспер издаёт странный клокочущий звук, похожий на смех, а затем, кряхтя, перемещается по постели, чтобы наконец-то сесть лицом к Осаму и Элизе. Первое, что понимает Дазай, — ему абсолютно незнаком этот человек. Он не фигурировал в записях Мори, его не было на фотографиях сотрудников дома Фукузавы, он не встречался в отчётах архива. И он не японец: европейский разрез глаз на это сразу намекает. Светло-каряя, почти жёлтая радужка в белом яблоке сверкает живым интересом, несмотря на пересекающий левое веко тонкий вертикальный шрам. Пушистая белая чёлка закрывает одарённому лоб и несколькими прядями спадает ниже, к высоким скулам и аккуратному носу. — Сбежать? Хорошее слово, звучит как «свобода», мне нравится! — заверяет эспер на идеальном японском без следов акцента. На каком-то подсознательном уровне человек, сидящий на кровати, кажется Дазаю неправильным. Несмотря на экзотичную по азиатским меркам красоту и абсолютное отсутствие враждебности, иностранец в чём-то смущает. Дело ли в его интонациях или каких-то чертах, но Осаму настораживается. — Отлично, — говорит вместо него Элиза, — мы… — Но я тут не затем, чтобы сбегать, — снова перебивает её мужчина и с его губ срывается странный смешок. — Я здесь по своей воле вообще-то. — Ты… — Кто ты такой? — настойчиво спрашивает Дазай. Он коротким жестом заставляет Элизу замолчать и весь подбирается, скрестив руки на груди. Тикающее за их спинами время перестаёт так сильно беспокоить, когда неясное и странное чувство заполняет тело Дазая. Ему кажется, что это похоже на проход по парапету больницы Мори: один неверный шаг может стоить Осаму жизни, и его это скорее завораживает, чем пугает. У незнакомого одарённого аура непредсказуемости и смертельной опасности. — Одноглазый послушник, который дружен с женщинами, — вдруг говорит эспер и склоняет набок голову. Элиза рядом издаёт непонимающее «а», а Дазай, дёрнув уголком губ, отвечает: — Это старая загадка. Игла. Мужчина поднимает руки и коротко хлопает в ладоши. Прежде, чем Осаму успевает что-либо сказать, бледные пальцы эспера тянутся к лицу. — Неправильно, это я! — с весёлой истерикой в голосе возражает незнакомец и сжимает верхнее и нижнее веко правого глаза. Яблоко издаёт мерзкое «чпок» и вываливается из глазницы прямо в подставленную ладонь, оставляя на своём месте сухую зияющую дыру. — Можешь звать меня Николай. На мгновения в камере повисает тишина, только где-то в отдалении слышны шаги на этаже, но Дазай на них мало внимания обращает. Он переводит взгляд со сверкающего жёлтого глаза в руке Николая на то, что осталось от него на лице, и наконец произносит: — Это не просто дефект. — Ух, кого-то ты мне напоминаешь, умница, — Николай кивает головой, как китайский болванчик, и мнёт пальцами глаз в своих пальцах. Тот сжимается и возвращает себе привычную форму, словно желе. — Мой дорогой друг такой же спокойный и прозорливый. Нет бы испугаться, как все нормальные люди. — Ты сказал, что находишься в Югэне по своей воле. Что ты здесь искал? — продолжает Осаму. Такие личности, как этот Николай, — они всегда говорят много и быстро, скачут от темы к теме, вихляют в своих изречениях как ужи на сковороде и кажутся пустыми балаболами. Но Дазай, учившийся выживать в условиях закона и писавший завуалированные письма Чуе, прекрасно понимает, что нужно искать в чужих словах. Намёки, подсказки — с Николаем нельзя напрямую. — Одну занимательную вещицу, — охотно отзывается одарённый. — Неудачно немного получилось, ваши соотечественники забрали мой любимый плащ и оставили меня сидеть тут! — Что за вещица? Артефакт? — Но-но-но, — Николай наставительно тычет в Осаму рукой, держащей глаз, — это большой секрет, и он тебе не пригодится для побега. Задай правильный вопрос, Дазай-кун. Вот оно. Тот самый намёк. Элиза, всё ещё прижимающаяся плечом к дверному косяку и нервно слушающая шаги охраны на этаже, резко дёргает головой. — Откуда ты его знаешь? Сам же Осаму задумчиво прикусывает губу и разглядывает протянутый ему глаз. Он блестит слизью и слабо сияет под искусственным светом ламп. Чёрный провал зрачка расширяется и сужается, как будто им всё ещё управляет нерв головного мозга. Николай — молодой и эксцентричный иностранец — явно попал в Югэн уже после Сурибачи, а значит не входил в стан тех, кто работал на военном объекте до взрыва. Он искал некий артефакт, который спрятан где-то в специальной зоне на Дзуйхицу, но был пойман. У Николая забрали плащ, видимо, тоже не обычный — что-то вроде куклы Кью. Этот одарённый знает фамилию Осаму и упоминает «друга», на которого он похож с явным намёком на родственность интеллекта. — Ты и твой друг находитесь в Йокогаме не один год и знаете о том, как устроен Югэн, а ещё что-то о местных одарённых, как минимум обо мне, — утверждает Дазай. Николай очень показательно делает вид, что интересует его только собственный вырванный глаз, а потому Осаму продолжает: — Вы искали определённый артефакт, но после того, как тебя поймали, ты не смог выбраться наружу. Могу представить, почему, другой вопрос — как вообще ты сюда попал. У тебя забрали плащ, и ты сделал на этом акцент. — Тепло, Дазай-кун, — кивает ему Николай. — В твоём плаще портал? — Бинго! — кивает ему иностранец и ребячески дует губы, посылая воздушный поцелуй. — Зришь в корень, просто насквозь всё просматриваешь. Думай ещё, у тебя неплохо выходит. Дазай понимает, к чему клонит Николай, его мысли проносятся в голове быстрее, чем Осаму успевает их формулировать вслух. Он отсекает все ненужные детали, чтобы сказать с уверенностью: — Второй портал находится в твоём теле, на месте глаза. — Что? — раздаётся изумлённое Элизы, но Дазай её игнорирует: он смотрит на улыбающегося Николая, который с хлюпаньем суёт глазное яблоко на положенное ему место и моргает, шевеля зрачком. Это очевидно: Николай не удивился их появлению. Он не задаёт никаких вопросов, перебил Элизу, когда она попыталась рассказать о том, кто они. Одарённый ведёт себя так, будто в курсе всего — и планов, и идей, и хода мыслей Дазая. У эсперов не бывает двух способностей одновременно, и портальный дар не даёт уж точно возможности видеть будущее или считывать информацию с того, кто стоит перед тобой. Значит, есть только один вариант, откуда Николай может знать больше, чем предполагает его положение: он общается со своим «другом», ведшим расследование, и, судя по всему, делает это через послания, отправленные порталом в глазу. — Дорогой Фёдор говорит, что для умных поступков мало одного ума, — певуче тянет Николай и трёт открытый глаз пальцем, как будто пытаясь достать из него прилипшую ресницу. — Местные гении, конечно, далеко продвинулись со своими знаниями, но так и остались идиотами. — Они не поняли, что твой глаз — это не обычный дефект, решив, что весь дар в плаще, — Дазай кивает сам себе. Он вспоминает Акутагаву Рюноске и невольно кривится. Ацуши сказал, Акутагаву полностью лишили одежды, а значит и способности управлять тканями и использовать Расёмон. Не будь у Югэна таких деталей о даре, они бы поступили с Рюноске, как с Николаем: забрали бы только пальто, которым тот чаще всего пользуется. Злые чёрные мысли не дают сосредоточиться, и Осаму, спеша избавиться от них, говорит: — Этот Фёдор, твой друг, может помочь извне? Мне нужна информация. Он ожидает, что Николай в своей странной манере начнёт по-птичьи взмахивать руками и спрашивать, какая им с этого выгода. Или завуалирует отрицательный ответ. Или сделает всё, что угодно, но никак не это: — Разумеется, Дазай-кун. Что бы ты хотел знать? — Подожди, — Элиза машинально хватается за плечо Осаму и поспешно одёргивает руку, когда тот тихо шипит. — Прости. Ты же не собираешься ему довериться? Это клоун какой-то, ты не можешь так просто пойти на поводу. — Если бы он хотел нас обмануть, то не рассказывал бы обо всём. Он ищет артефакт, имея способность к телепортации, но до сих пор не попал в зону хранения вещей, чтобы забрать нужное. Значит, не может этого сделать, потому что портал в глазу не работает так, как украденный плащ. Ему нужен не побег, а нарушение системы безопасности, чтобы все двери открылись, и он смог выполнить задание, забрать необходимое и сбежать. Ему нужны мы, а нам нужна помощь снаружи, и только он знает, как связаться с этим Фёдором. Дазай говорит это быстро, глотая окончания слов, и не смотрит ни на Элизу, ни на раскачивающегося на постели, как маятник, Николая. Приходится объяснять очевидные ему самому вещи, чтобы от него отстали и дали подумать. Всё, что нужно знать для побега, находится внутри самого Югэна, все боевые силы и люди, на которых можно рассчитывать, тоже тут. Но в архивах нет личных дел сотрудников, а самое главное — информации об эсперах, которые работают на комплекс. Дазай не сможет во время операции носиться по зданию и вылавливать Исповедью каждого, кто способен убить или хотя бы задержать сбегающих одарённых. И если Фёдор и Николай смогли достать данные о самом Осаму, значит, у них есть возможность разузнать что-то об эсперах тюрьмы. — Мне нужен список всех одарённых, которые работают на Югэн, — говорит он Николаю. — Взамен ты получишь возможность забрать артефакт и свой плащ, когда мы начнём побег. — Договорились, — радушно отзывается Николай, всё ещё колупающий свой глаз. Он снова достаёт его из черепа и принимается чесать подушечками пальцев поверхность, как будто сметая с неё пыль. — Заглядывай, м, через пару дней. И передавай привет рыжей катастрофе, когда снова встретишь его. В мозгах щёлкает и замыкает. Ничего не ответив, Дазай разворачивается и заставляет жестом Элизу выйти наружу. Захлопывая за спиной дверь, он слышит смех и следом весёлое: — Как ни глупы слова дурака, а иногда бывают они достаточны, чтобы смутить умного человека! — Он знает про Накахару Чую, — шипит Элиза. Её тяжёлые шаги гулко звучат в коридоре, отзываясь на те, что слышны вдалеке: охрана продолжает обход. — Дазай, ему нельзя доверять, откуда ему известно про твои письма? Не письма, понимает Осаму, и тяжело глотает слюну через пересохшее горло. «Катастрофа» Чуи в том, к чему он причастен — Николай и Фёдор тоже собрали данные о случившемся десять лет назад. Элиза права: доверять нельзя, но не по той причине, о которой она думает. Выбора, впрочем, у Дазая нет. За последний час код с двери Мори не изменился. Не получив ответ на свои слова, недовольная Элиза буркает в рацию «Чисто, проверка закончена» и ныряет в приоткрытую камеру Огая, оставляя Дазая в коридоре. Теперь она может пользоваться чужой рацией, одеждой и припрятанным в слепой зоне камеры Фамасом. Мори сможет поправить ей внешность, ориентируясь на описания лица убитого охранника. А ещё она обо всём расскажет Огаю. Не то, чтобы это сильно беспокоило Дазая, но ему начинает казаться, что список охраняемых им тайн слишком быстро пополняется из-за Чуи. Чёртова проблема, но именно к ней Осаму собирается попасть снова, потому что… Чёткого ответа, как и приснопамятного выбора, у него не имеется.