In Fine Mundi

Есть причины, по которым для Куникиды Доппо всё происходящее вокруг — личный апокалипсис. И дело не только в том, что он переступает по окровавленным и разбитым полам, таща в руках тяжёлое тело крошечного мальчишки без сознания. И даже не в том, что только что Куникида едва не ухнул вниз в неизвестность, когда земля ушла из-под ног и образовала в нём чернеющую дыру, из которой пыхнуло бордовым паром. Как и не в том, что Йосано Акико, едва услышав отдалённый и странный голос Ранпо, впопыхах рванула вперёд, исчезнув за закрывшейся стеной. Хотя в этом всём тоже, конечно. Когда он получил вместе с ужином записку о надвигающемся побеге, то не смог этому по-настоящему обрадоваться. Его скромная, если не сказать очень аскетичная, камера три на три была укреплена так, словно тюремщики опасались по меньшей мере ядерного взрыва. Они были не прагматичны, на взгляд Доппо: он бы не стал бросаться бомбами внутри коробки, которая способна отбросить гранату назад, прямо в него. Куникида сносил своё заключение максимально спокойно, глупостей не делал и наружу не рвался, но по ночам, лёжа на жёсткой полке, застеленной плохо пахнущей простынёй, не мог не думать о тактике побега. И вот эта записка, заставшая его почти спустя два месяца после начала тюремных будней. В ней было сказано всего ничего: «Через десять часов все камеры будут открыты. Охрана бьёт на поражение. Постарайся выжить и встретиться с остальными, чтобы попасть на этаж выше. Береги себя» Она была написана от руки, почерк незнакомый. Куникида тогда вздохнул, покрутил послание так и эдак. На всякий случай потёр пальцем по тарелке с курицей, собрав на него соус, и написал на внешней стороне бедра «зажигалка». Серая кожа отделилась от тела легко и почти безболезненно, выбросив на ладонь загаданный предмет. Записка от неизвестного помощника не содержала в себе скрытых намёков, которые бы выдал огонь. Стало ещё хуже. Бумагу Куникида спустил в унитаз. Он не любил таких вещей. Заключение ему не нравилось тоже, конечно, но оно уже было понятным, выученным: Югэн поддавался собственному строгому графику, задерживаясь лишь иногда с обедом на минуту и пару секунд. В остальном они знали, что делали. Как именно спланировал подрыв системы безопасности «доброжелатель», Куникида не знал, и от этого его слабо потряхивало. Остаться в своей комнате он не сможет, бежать в неизвестность — опасно, нерационально, слишком много «но» и «если». И когда спустя десять часов в камере потух свет, а затем вспыхнул заново кроваво-алым, Доппо смог только отчаянно помолиться на лучшее, чего он прежде никогда не делал. В коридорах своего этажа он заблудился почти сразу: выйти из них на чистой логике у него бы не вышло, настолько тупики, бесконечные переходы и обманчиво-понятные указатели сбивали с толку. Однако кое-что у него получилось сделать сразу: вытащить способностью пистолет и использовать его, чтобы пробить первую из десятка черепных коробок. Куникида прежде убивал, так уж вышло, и он никогда не желал повторения того опыта. Это противоречило его идеалам и принципам, противоречило любой человечности, которую он смог сохранить в сердце даже спустя годы после принятия закона об эсперах. Однако… «Вынужденные меры» — так он окрестил происходящее и держался за эту мысль, как мог. Руки не дрожали, в душе умирало что-то важное, а Куникида шёл вперёд и отстреливался от нападающих, создавал одну за другой гранату и подрывал толпы. Следуя плану кого-то, кто Доппо абсолютно незнаком. Увидеть в толпе одинаковых чёрно-серых людей вспышку света было как знак свыше. В него Куникида вцепился всеми силами, потянулся в один из бесконечных коридоров и там столкнулся с женщиной, которую прежде видел лишь на фотографиях в школе детективов. Её красные волосы качались, словно на волнах, изящные кисти рук вскидывались вверх, роба колыхалась, когда Коё Озаки направляла своего Золотого Демона в толпу охранников. Она несильно вздрогнула, когда пуля, выпущенная Куникидой, свистнула мимо неё и с хрустом врезалась в тело военного. — А, — бархатным голосом произнесла Коё, — ты тот юноша-математик Фукузавы. Её было слышно даже через крики и гудящую сирену. Куникида на «юношу» не оскорбился, только кивнул и встал рядом, перезаряжая Дезерт Игл. — А Вы та леди со способностью, как у Кёки, — отозвался он и тактично проигнорировал, как исказилось лицо Озаки. — Она в порядке. — Ты её видел? — поспешно спросила Коё. — Нет. Но мы позаботились о том, чтобы она научилась управлять своим даром, чтобы защищать себя. Этого для женщины оказалось более, чем достаточно. Куникида не мог этого видеть, но взгляд Коё потеплел, налился уверенностью и спокойствием. Сражаться плечом к плечу с ней было правильно и безопасно: Озаки знала, как управляться с оружием, и у Доппо не было ни малейшего сомнения, что его спина прикрыта. Когда, петляя в коридорах, они нашли ещё и пожилого Рюро Хироцу, как раз крошащего череп охранника одной рукой, Куникида даже не поморщился. Вот как бывает, подумал он тогда: стоит только столкнуть их разрозненные группы с общей опасностью — и границы очень легко смываются. Те, кто был строчками на бумагах и слайдами в обучающей презентации, стали сильными союзниками, готовыми биться ради одной цели. С другой стороны, не была ли школа детективов Фукузавы Юкичи лучшим тому примером? Не была ли Портовая мафия Мори Огая доказательством? Их разделяло в коридорах и сталкивало вновь, толпы военных всё не заканчивались, но патроны Куникиды были бесконечными, как и желание найти всех своих живыми и здоровыми. В очередном разрыве с Озаки и Хироцу он выбрался к завалу, который образовали взрывы. Пройти через него вышло только с применением своей взрывчатки, и она подарила ему гораздо больше, чем Доппо ожидал. Живая и почти невредимая Йосано Акико в его руках была тёплой, дрожащей, совсем не собранной. От её слёз сжималось сердце и клокотала глухая ярость, которую Куникида изо всех сил старался сдерживать. Если он не будет держаться за логику, здравый смысл, хоть какой-то порядок и план, написанный едва ли не на коленке, его сознание окончательно утопится в крови и мутной злобе. Куникида в тот момент не задумывался даже о том, что для своих восемнадцати лет он мыслит на все сорок — только ответственность, готовность поддерживать и вести за собой, защищать стали приоритетом. Югэн был омерзителен в каждом своём проявлении. Агония умирающих, несмолкающая сирена, красные всполохи огней на стенах, уничтоженные до бетонной крошки полы. Серая ледяная кишка коридоров, наполненных ужасной вонью, вела Доппо и Йосано вперёд, пока они не нашли Кенджи. Хотя Куникида и старался не выдавать эмоций, он всецело разделял чувства, которые были написаны на лице Акико: жалость, сочувствие, желание отомстить за причинённую боль. Господи, подумал тогда Доппо, Кенджи всего десять, как и крошке-Кёке. Ацуши едва стукнуло четырнадцать, Джуничиро — тоже. Дети, они все дети, у которых должна быть семья, любовь, глупые школьные проблемы, ветрянка, побитые коленки, корявые записки с признанием в чувствах. Но вместо этого у Кенджи — серое лицо, разорванная тюремная одежда, кровавые разводы на теле и точка укола от неизвестной ампулы. У него спутанные грязные волосы на голове, свешенной с руки Куникиды, безвольно болтающиеся руки и, скорее всего, абсолютно угасший разум. Думать о том, что по пробуждении может выясниться, что Кенджи больше никогда не вернёт себе здравое сознание, физически больно. Когда на следующем этаже их столкнуло с чем-то за гранью понимания, Куникида осознал, что и сам больше не станет прежним. Они с Йосано шли по пустым переходам, подбирались к незнакомым лестницам с провалившимися ступенями, которые, поднимаясь, вели их обратно вниз. Всё напоминало бредовый сон, какой Доппо увидел однажды в лихорадке. Над их головами пропадал потолок, за ним чернела вселенная красных звёзд. Стены сменялись решётками, из-за которых к Йосано тянулись гнилые руки в струпьях. На пути попадались двери, ведущие в никуда, выдолбленные в бетоне проходы к странным комнатам. Проходя мимо одной из таких, Куникида рискнул мельком заглянуть внутрь и увидел, как мимо проплыла гигантская рыба с чёрными глазами-бусинками. Пахло ужасно, было холодно и чудовищно, до липкого пота страшно. Хотя Доппо и старался говорить с Акико, предполагал всевозможные причины происходящему, он скорее убеждал сам себя, чем действительно верил в сказанное: никакой логики не хватало, чтобы объяснить, почему проходы покрылись бордовым льдом, а на шахматном полу проявились записи. «Эксперимент И-34» «Мозговая активность снижена» «Проявление дара» «Смерть» Иероглифы плясали, менялись, складывались в что-то абсолютно бессмысленное, вроде «не поднимайте трубку под небом», «остерегайтесь желудка» и «найти шнур от мозга». Куникиде казалось, что они никогда не выберутся из алого тумана, заполняющего пространство. Вокруг было тихо, их больше не преследовали военные, но лучше бы, ох, лучше бы всё-таки они были: тогда бы Доппо мог зацепиться за реальность тюрьмы и не думать, почему его затошнило от осколка какого-то зеркала, упавшего под ноги с потолка. — Не так ты бы хотел провести этот вечер, а? — сказала вдруг хрипло Йосано спустя десятки минут. Это было так неожиданно, что Куникида даже вздрогнул от звука её голоса. — В моих планах такого не было, — отозвался он, невесело хмыкнув. Акико замолчала, продолжая брести вперёд, наверх по лестнице, в которой не хватало ступеней. Часть из них сменялась с бетона на стекло, хлюпала невидимой кровью или вовсе хрустела так, будто они прошлись по костям. — Брюнетка, — зачем-то брякнула Йосано, и Куникида недоумённо промычал. — Ну, брюнетка. Рост… Пусть будет метр восемьдесят. Любит поэтов семнадцатого века, носит зелёное, на завтрак пьёт капучино. Доппо не знал, что может проникнуться к Акико ещё большим уважением, чем до этого. Но сейчас происходит именно это. В поглощающем его мозг тумане эта старая шутка об идеальной спутнице жизни — как глоток свежего воздуха. Куникида невольно улыбнулся, чувствуя, как треснул уголок губ. Мыслями его вытащило из западни Югэна и вернуло на несколько месяцев назад. Тогда Йосано впервые придумала суть игры для всей школы детективов. Тёплый летний день, запах бесчисленных бумаг на столах, светлый кабинет, хруст снеков, которыми бесконечно закидывался Ранпо-сан, шуршание тетрадей, в которых Ацуши, Кёка, Кенджи и Танизаки решали математические примеры. Где-то на улице мяукала кошка, прикормленная директором, Куникида учился работать с программами для ведения бухгалтерии, а Йосано сидела рядом в кресле и помешивала ложечкой свой чай. Идиллия, которую Акико решила нарушить, вцепившись в недавно обнаруженный список в блокноте Доппо. Слово за слово, она изобрела головоломку для всех: набрасывать пункты, составляя портрет идеальной женщины и пытаясь угодить в сто процентов точности для Куникиды. Это было так давно, хотя прошло меньше полугода. Для Доппо, кажется, минула вся жизнь, но сейчас он вспомнил, что она была у него. — Кофе на завтрак вреден для здоровья, — отрезал он строго, хотя прозвучало это очень тепло. — Зелёный чай. — А с остальным угадала? — Со стихами… — Тебе нравится Мацунага Тэйтоку, — поспешно возразила Акико. Её нога едва не провалилась в дыру на лестнице, которая снова перестала вести выше и резко ушла в сторону. — Я это точно знаю, видела его сборник у тебя на столе. — Тэйтоку-сан прекрасно объясняет каноны поэтической лексики, но его комические танки мне не по нраву, — поправил её Доппо. — И если мы говорим про ту эпоху, то Кигин-сама с его шуточными рэнги слишком новаторский для меня. Так что скорее промах, чем попадание. Йосано издала горестный вздох. Прозвучало так обречённо, что Куникида успел похолодеть, но потом эта прекрасная женщина обернулась и посмотрела на него с очень живой улыбкой. — Какой же ты педант, — рассмеялась она. Доппо был готов продолжать это вечно, спасая себя и Акико от безумия, но их прервал очень знакомый голос. Он зазвучал вдруг отовсюду: из пола, стен и потолка. Истерика, которая никогда не была свойственна Ранпо-сану, была ошеломляющей и страшной. — Йосано, где бы ты сейчас ни была, если ты меня слышишь: он здесь, Очи Фукучи здесь! Он ищет директора и доктора Мори! Этаж Дзуйхицу попал в парадокс пространства, не пытайся искать в нём логику, просто попробуй обнаружить их как можно скорее! От упомянутого имени оборвалось что-то в груди. Куникида всего на мгновение потерял способность думать и говорить. Цепочка воспоминаний заполонила сознание, подбросила картины того, как сентябрьским вечером их, сидящих в скромном освещённом офисе, повязали люди в чёрном. Способность директора, которая до этого сдерживала дефекты, прекратила своё действие внезапно: как порвавшаяся струна, хлестнувшая всех на отлёте. И точно так же ощущались слова Ранпо-сана. Куникида не успел прийти в себя, когда Акико с изумлённым вскриком рванула куда-то в бок. Доппо поспешил за ней, но опоздал: проход, из которого явнее всего слышался голос детектива, захлопнулся за спиной Йосано и оставил Куникиду одного. Стало снова тихо, намного тише, чем прежде. Всё, что теперь оставалось у поражённого Доппо, — тяжесть Кенджи в руках, сумасшедший алогичный этаж и одиночество. Конечно, он попытался разбить стену. Стараясь не выпускать тело Миязавы из хватки — неизвестно, куда его могла утащить проклятая тюрьма, — он выстрелил трижды по бетону. Пули исчезли, едва коснулись поверхности, так и не повредив её. Тогда его накрыло паникой, которую Куникида старался сдерживать. — Йосано! Ранпо-сан! Директор! Он кричал имена, переступал по искажённым ступеням туда-сюда вдоль забаррикадированного проёма, где скрылась Акико, вопил всё громче и отчаянней, пока не сорвал голос. Последний вопль сжал ему глотку и вышел изо рта хрипом. Прошло не так много времени с того момента, как Куникида смог взять себя в руки. На его ответственности — ребёнок без сознания и тонна мыслей о том, как можно помочь остальным, и всё это необходимо нести за собой дальше. Но прошёл он совсем ничего: в какое-то мгновение пол под ногами начал странно вибрировать. Не было свиста и скрежета, как в прошлый раз, но Доппо всё равно не смог устоять на ногах. Наверное, это было к лучшему: он едва успел вжаться лицом в пол и закрыть собой Кенджи, когда над головой пронеслась обжигающе горячая волна. Что-то чудовищное, из другого мира, завыло где-то за стеной, совсем близко к нему, и земля полностью исчезла под телом. На мгновение гравитация перестала существовать, и Куникиде показалось, что он завис в невесомости, держась за холодную мальчишескую ладонь. А затем их обоих швырнуло на пол вновь со страшной силой. — Чёрт! Во рту появился привкус крови, когда Куникида с размаху влетел лицом в бетон. Машинально потрогав шатающийся зуб языком, он смог поднять голову и осмотреться. Только что возле них в черноте и звёздах пролетало обезглавленное тело и вырванная с корнем железная дверь, а сейчас — это просто обычная стена, пошедшая трещинами. Пол был грязным, в пятнах крови, но без следов бессмысленных надписей. Обнадёживающая и очень яркая мысль стрельнула по мозгам, и Доппо с замиранием сердца поднялся на ноги. Это был незнакомый ему холл, который мало напоминал коридоры Ёмихона. Всё ещё металлические и тяжёлые, но явно более слабые двери с номерными табличками, мигающие красным аварийные лампы, узкие проходы направо и налево без указателей. Его этаж больше был похож на узкий лабиринт, этот же — на больницу крайне спорной архитектуры. Одно лишь Доппо понял точно: у него больше нет ощущения алогичности и путанности. — Наконец-то, — вздохнул он с облегчением. Пусть это всё ещё была тюрьма, но она хотя бы настоящая, построенная людьми и по человеческим законам физики. А Куникида, уважающий логику и законы физики, может в ней ориентироваться. Подняв на руки Кенджи и тихо застонав от того, как немилосердно заболели ушибленные колени, он направился в правый коридор, туда, где останков военных и крови было больше. Если они куда и смогли добраться, то только в начало этажа, где их остановили эсперы. И он не ошибся: проход вывел его к небольшому залу с тёмно-бордовым от крови полом и чудовищным запахом гнилой плоти. Трупы с отсутствующими конечностями в военной форме почему-то выглядели так, словно лежали здесь неделями: серая кожа обтягивала черепа и кости, одежда лежала на смертельно худых телах беспорядочными свёртками. Как одна большая братская могила, которую венчала лестница наверх с разбитыми ступенями. То ли их кто-то взорвал, то ли та неизвестная дрянь, что выла минутами ранее, разнесла их в щепки, но путь на следующий этаж был отрезан. Эта зона превратилась в склеп. Куникида никогда не был сильно верующим человеком, хотя с учётом того, что являлся эспером, допускал возможность существования высших сил. Только Югэн, кажется, находится за пределами божьего глаза. От того, как это всё выглядело и ощущалось, становилось не просто не по себе. В голове стало вдруг пугающе пусто. Доппо не мог посочувствовать себе, Кенджи, мёртвым солдатам, выполняющим приказы — ему резко сделалось никак, очень спокойно. Настолько, что он, почти не дыша, медленно прошёл через сваленные останки, попав ногой в хлюпнувшие органы, и приблизился к лестнице. Ему уже не хотелось кричать, звать кого-то, кидаться по сторонам. Та часть его интеллекта, в которой царила рациональность, подсказывала, что эта реакция ненормальна, здоровый человек не стал бы так умиротворённо прогуливаться по трупам. Но как бы Куникида ни хотел этого, воззвать к эмоциям не выходило. Как будто в голове с грохотом опустилась стена, отсекающая его психику от реальности. Поскребя пальцем по чужой крови на полу и нарисовав пару скромных иероглифов, Доппо достал из зелёной вспышки проволочный пистолет. Рану под оторванной кожей тут же защипало, но Куникида не обратил на это почти никакого внимания. Вместо этого он прицелился и выстрелил крюковой частью снаряда вверх под диагонали, туда, где ещё торчали остатки арматуры, поддерживающей верх лестницы. Короткий прыжок едва не окончился плачевно и для самого Куникиды, и для Кенджи, когда Доппо соскользнул ногой по осыпавшимся ступеням. Он успел удержаться над пропастью, повиснув вместе с чужим телом, и мысленно спросил у себя, где же испуг, который должен был возникнуть. Хоть какая-то его искра, которая бы заставила бешено заколотиться сердце. Вместо неё была пустота, и когда Куникида смог взобраться на целые ступеньки выше, он не ощутил никакой радости от этого. И сейчас, стоя на том, что помечено табличкой как «технический этаж», он думает, что, возможно, понимает тех эсперов, которые когда-то массово начали совершать самоубийства по всей Японии. Теперь это кажется по-своему разумным: подростки, от которых отказались семьи; дети, выброшенные из приютов или сбежавшие из них, как тот же Ацуши; женщины и мужчины, чьих партнёров навсегда забрал Отлов. Тогда Куникида думал, что бороться необходимо всегда, хотя бы в первую очередь за себя и свою жизнь. Но сейчас, ощущая холодную пустоту на душе, он и сам не понимает, откуда можно взять желание сопротивляться происходящему. Поплутав в тишине по зоне, он сворачивает правее, туда, откуда, ему кажется, слышно голоса. Возможно, это военные, которые поджидают их. Но Доппо уже выбросил ненужный проволочный пистолет и заменил его огнестрельным, так что он готов встретить новых членов охраны. Дверь, перед которой он стоит, кажется более укреплённой, моргает панельной «ошибкой» и сообщает, что здесь находится «Центр управления связью: этаж Дзуйхицу и техническая зона». В углу крошечного коридора, окончившегося тупиком, лежат отрубленные фаланги пальцев, от которых до самой двери тянется бордовая дорожка. Рациональность подсказывает, что сперва стоит постучать. Если там кто-то из своих, понимает Куникида, его могут убить прямо на пороге, не успев разобраться в том, что происходит. На стук реагируют мгновенно: за дверью становится тихо. — Кто? — раздаётся спустя секунды незнакомый голос, принадлежащий мужчине в возрасте. — Куникида Доппо, — чеканит Доппо в ответ. — Со мной Кенджи Миязава, он без сознания. — Отойди на два шага назад, — требует всё тот же голос, и Куникида послушно отступает. В двери что-то странно хрустит, а затем, чуть выше его уровня глаз, проявляется отверстие. Совсем узкое, его как будто выплавляют: металл съёживается, собирается в блестящие полосы по кругу, а затем в получившейся дыре мелькает чей-то глаз. — Ах! — громко вскрикивает уже другой голос. Глаз исчезает из отверстия, а дверь со скрипом толкают с обратной стороны. — Куникида-сан! На пороге небольшой комнаты замирает Ацуши Накаджима. Он выглядит не лучше, чем все они вместе взятые: порванная серая роба, копоть и грязь на коже и ткани, кровавые разводы и мелкие раны по всему телу, чумазое лицо. Но даже такое — растерянное и с печатью скорби — оно немного сияет, словно Ацуши наконец-то увидел хоть что-то хорошее в кромешном аду. Хотя Куникида не может разделить его радости, вид живого, хоть и не невредимого, мальчишки заставляет его сердце слабо ёкнуть. Доппо и сам не понимает, как слабо дёргает уголком губ в намёке на улыбку. — Привет, пацан. Его простых слов хватает, чтобы Ацуши издал странный звук и метнулся вперёд. Куникида едва удерживается на ногах и прижимает к себе Кенджи, когда тигриные лапы с острыми когтями обхватывают его за плечи и чужое дыхание горячим воздухом ложится на плечо. Ацуши не плачет, не вздрагивает в истерике — он просто дышит и стискивает в неловком объятии Куникиду. Что-то сродни отдалённой грусти поселяется в груди Доппо, и он невольно вздыхает, пытаясь ощутить это сильнее. — Куникида-сан, — повторяет Ацуши, чуть отступив, но не убрав лап с рук Куникиды. — Вы в порядке же, да? И Вы смогли остановить Кенджи, он… — Спит, — поспешно прерывает его Доппо. — Йосано вколола ему что-то и… — Госпожа Йосано? Вы её видели? — Куникида. Его зовут откуда-то из глубины комнаты. Ацуши поспешно возвращается туда и ведёт за собой Доппо, который наконец-то впервые за долгое время видит живых людей со всеми конечностями на нужных местах. Рубка связи — все пару шагов вперёд и в стороны — заполнена людьми. В углу напротив двери, вжавшись спиной в стену, сидит Кёка. Она не поднимает головы и смотрит куда-то себе под ноги, которые обхватила тоненькими ручками. Недалеко от неё, скрестив руки на груди и прислонившись виском к бетону, замер знакомый Доппо по бумагам Акутагава Рюноске. Возле входа застыл Тачихара Мичизо, следящий за Куникидой внимательными светло-карими глазами. Но больше всего внимания Доппо обращает на Ранпо-сана. Он и Рюро Хироцу глядят на Куникиду с немым вопросом в глазах и чего-то ждут. Он никогда прежде не видел такого взгляда у Эдогавы Ранпо. Тот всегда был немного не от мира сего, и хотя Куникиду раздражали крошки от снеков на столе и диванах, высокопарные речи и громкий голос, он не мог не признавать, что Ранпо — гений и их своеобразный клей в семье. Даже в самые плохие дни, когда появлялись новости о строящейся тюрьме или новых смертях, он находил возможность сказать какую-нибудь умную глупость и отвлекал на себя внимание. Ребёнком он уже давно не был, но всё равно светился тем солнечным сиянием, которое было присуще крошкам в детском саду. Безумно талантливый не-эспер с большим сердцем — вот кем был Ранпо для Куникиды. И хотя он ни капли не изменился за этот месяц и даже, кажется, пострадал физически меньше всех, его лицо стало другим. Поджатые губы, острый взгляд, строго сведённые брови — Ранпо словно мигом повзрослел до своего настоящего возраста и ещё сверху на десяток лет. — Ранпо-сан. — Хорошо, что ты жив, — Ранпо действительно говорит то, что думает, но тут же продолжает: — Когда ты видел Йосано в последний раз? Почему вы разделились? — Мы были на том этаже, который странно изменился, — говорит Куникида. Он аккуратно опускает тело Кенджи на пол и потому не замечает, как большинство присутствующих понимающе переглянулись. — В какой-то момент она услышала Ваш голос. Вы говорили, что ей необходимо найти директора и Мори Огая, а потом… Он замолкает, сцепив зубы. Теперь, когда внутри поселилась загадочная прохладная пустошь, Куникида воспринимает всё как констатацию фактов. «Облажался, не успел следом, отпустил одну» — как набат в голове. — Потом, — продолжает он, когда получается перекрыть голос в черепной коробке собственным, — она убежала через проём в стену. Проход закрылся, и у меня не вышло пойти следом. Больше я её не видел. В комнате повисает почти полная тишина, только негромко шуршит одежда Ацуши, присевшего на одно колено возле Кенджи. Куникида же смотрит в знакомые зелёные глаза, и ему кажется, что сейчас он увидит там тяжёлое обвинение. Но вместо этого Ранпо медленно кивает и даже пытается улыбнуться как раньше, но выходит ломаный нервный оскал. — Ладно, — говорит он, чтобы сказать хоть что-то, и поворачивается к пульту рубки. Над ней сияют экраны, лишь один из которых показывает крошечный пятачок коридора нижнего этажа, остальные же залиты помехами. Ранпо мониторы мало волнуют, он наклоняется над тонким микрофоном и негромко бубнит в него: — Йосано, если ты меня слышишь: мы справа от места, где ты могла только видеть… Шифр, понимает Куникида. Тот, который сможет понять только Акико, но не остатки военных, всё ещё шатающихся по комплексу в попытке найти эсперов. Хотя, с другой стороны, Доппо бы не удивился, узнав, что сами охранники, оставшиеся в живых, сейчас жмутся по углам и ждут, когда всё кончится. Одарённым не привыкать спасать свои шкуры, а вот эти все… Эти. Его мысль прерывается, когда Куникида снова смотрит на Кёку. В отличие от остальных, она ещё ни разу не посмотрела в его сторону. Изуми всегда была нелюдимой, мало контактировала с ними, предпочитая выражать всё глазами. То, что она не говорит, неудивительно, но полное отсутствие реакции заставляет Доппо направиться к ней. — Не надо, — его останавливает хватка железных пальцев на плече, и Куникида оборачивается, столкнувшись взглядом с Тачихарой. — Оставь её пока что. Ваш полосатый кот пытался с ней поговорить, но сделал только хуже. — Что случилось? — вопрос, который срывается с губ Доппо, кажется ему очень глупым. Понятно, что произошло. С ним самим сейчас это происходит. Но ответ Мичизо всё равно выбивает воздух из груди. — Озаки умерла, — произносит он шёпотом, помявшись, и, стиснув зубы, добавляет: — Когда Кёку защищала. Куникида не знает, как описать то, что он ощущает в это мгновение. Стена в голове, которая уберегала пошатнувшуюся психику, слабо хрустит и покрывается трещинами, когда по ней наносят новый удар. Озаки Коё не так сильно ему знакома — можно сказать, вообще не знакома, не считая короткого боя плечом к плечу. Но даже эта мимолётная связь, которая у них появилась, заставила Куникиду почувствовать что-то к женщине. Она была талантливым и немногословным воином, очень трепетно относилась к Кёке, которую когда-то привела среди ночи к офису Агентства. Тогда Доппо задержался там на партию в го с директором и застал момент, в который Фукузава принимал к себе домой Изуми и Накаджиму. Лица Коё Куникида не успел разглядеть, так быстро скрылась в холодной темноте женщина. Но он всё же записал для себя пару строк в блокноте о том, что есть помимо школы детективов эсперы, которые стараются помогать друг другу. Для него потеря Озаки — ещё один гвоздь в крышку гроба справедливости. Для Кёки же… Куникида готов предположить, что этот ребёнок потерял только что мать. Он не двигается с места, только бросает ещё один взгляд на девочку и стискивает пальцы в кулаки. — Расскажи, что ещё вы узнали, — просит он Тачихару, пытаясь избавиться от желания хотя бы обнять Кёку за плечи. Вместо этого он, Мичизо и Ацуши садятся прямо на пол в другом углу. Подобравший под себя ноги Накаджима поднимает ненадолго голову, чтобы посмотреть на не шевелящегося Рюноске, вздыхает и начинает негромко: — Акутагава потерял способность. Мы не знаем, надолго ли, но в него попали дротиком с какой-то сывороткой. Ранпо-сан сказал, это разработка местной лаборатории, эффект рано или поздно пропадёт, но сейчас у Акутагавы нет возможности защищаться. Он из-за этого… Ну… На взводе, так что лучше не говорите с ним. — Такой же дротик попал в Кенджи, поэтому мы с Йосано и смогли его скрутить и усыпить, — припоминает Доппо. — Хреново, — хрипло заявляет Тачихара. — А если у них этой дряни литры? Или они могут пустить её как газ? Ацуши неловко пожимает плечами. Ни у него, ни у Куникиды ответа на этот вопрос нет. — Где остальные? Вы знаете что-нибудь о них? — спрашивает Доппо, и на этот раз нервная складка пролегает уже на лбу Тачихары. — Ну? — Мы Кью потеряли, — сдавленно сообщает он и поясняет: — Это ребёнок, который жил с нами у Мори Огая. Когда на нас с Кёкой напали на том дебильном этаже со стрёмными стенами, Кью выпал через дыру в одной из них. И это не самое хреновое даже: ему глаза зашили. Больные ублюдки. Кью теперь ничего не видит и может навернуться в любую пропасть. Куникида невольно вспоминает разбитую лестницу, через которую сам едва пробрался, и медленно кивает, соглашаясь. Он честно старается не представлять, как выглядит дитя с нитками в веках, но воображение в этот раз оказывается быстрее рациональности, и его передёргивает. — Почему вы не пошли его искать, когда нашли путь сюда? Вместо Тачихары ему отвечает Ацуши: — Ранпо-сан сказал, что прямо сейчас мы не должны это делать. Он послал Кью сообщение по громкой связи, чтобы он не сходил по возможности с места и что скоро мы за ним придём. Но сейчас идти туда нельзя: технический этаж ближе всего к военным, из нас всех пока что сражаться могут только Хироцу-сан, Тачихара-сан и я. И теперь Вы. Если кто-то из нас уйдёт, а на нас нападут, мы не сможем защитить всех, — он прерывается, чтобы сипло вдохнуть, и добавляет с горечью: — Вот бы Дазай-сан нашёл нас. Он точно смог бы придумать что-то. — Дазай… — Он помог нам всем сбежать, — поспешно объясняет Накаджима. — Дазай-сан разработал этот план. Куникида помнит о Дазае по документам в школе детективов. О нём было не так много информации: возраст, описание внешности да способность. Обнуление даров звучало как что-то очень непрактичное с точки зрения Доппо, но он не мог не признать, что такой талант при правильном использовании был способен изменять судьбы. Однако план от этого человека? Куникида не просто плохо знает Дазая, он не знает его совсем, в отличие от той же Коё. Загадочный носитель уникальной способности, которому они все доверились: насколько это вообще было разумно? — Есть предположение, где он может быть сейчас? — Дазай-сан и его друг скоро должны прийти, — вдруг подаёт голос Рюноске. — Не надо его недооценивать. Куникида резко поворачивается, но Акутагава даже не смотрит в их сторону, продолжая сверлить взглядом закрытую дверь. Доппо медленно разворачивается обратно и ловит чуть смущённый взгляд Ацуши, но решает больше не лезть в это. — Значит, Йосано ищет Фукузаву-доно и Мори Огая, госпожи Озаки больше нет, Кью потерялся, вы все здесь… Танизаки? Катай? — Без понятия, — говорит Мичизо. — И насчёт Каджии, который у нас в больнице жил, тоже. Ещё этот Ранпо упоминал какого-то Николая, но никто из нас не в курсе, кто это вообще и откуда он взялся. Знаешь о нём что-нибудь? Куникида мотает головой в отрицании: этого имени он и правда никогда не слышал. — Куникида-сан, — Ацуши зовёт его так тихо, что Доппо приходится наклониться вперёд, чтобы его услышать, — может, Вы поговорите с Ранпо-саном? Он… Он не хочет нас слушать. Я предлагал кому-нибудь из нас ненадолго выбраться на разведку, нам кажется подозрительным, что сюда больше не спускается охрана. Но… — Но если Ранпо-сан сказал, что вам нужно оставаться здесь, — перебивает его Доппо, — значит, так и есть. Ты провёл в школе гораздо меньше времени, чем мы, поэтому не привык, но никто из нас никогда не подвергал слова Ранпо-сана сомнению. Ацуши захлопывает рот и пристыженно отводит взгляд, хотя смирившимся не выглядит. Куникида по-своему согласен с ним, да только с него достаточно. Известия о смерти Коё, потерянная в себе Кёка, Акутагава Рюноске, лишённый дара, исчезнувшая Йосано — если даже план этого Дазая учитывал все моменты изначально, сейчас всё просто полетело к чертям. Куникида уверен: ни один стратег не мог предугадать, что целый этаж превратится в туманную ловушку, что во всей преисподней Очи Фукучи сумеет их обнаружить и тем самым спровоцировать Акико бежать на помощь. Если сейчас отойти от плана, погибнет ещё больше людей, Куникида уверен в этом. И хрустящая стена в голове непрозрачно намекает, что следующего урона нужно избегать всеми силами. Чью бы смерть он сейчас не увидел — это изменит его навсегда. Он собирается спросить ещё что-то, но осекается: в двери рубки вдруг что-то хрустит. Подрываются все сразу, даже Кёка приподнимает голову, а лишённый дара Рюноске всё равно принимает подобие боевой стойки. Куникида подбирает отложенный в сторону пистолет и направляет дуло в сторону, где медленно сдвигается заслон. — Стоять! — рявкает Тачихара, и дверь перестаёт шевелиться. — Сначала назовитесь! Воздух в рубке, и без того спёртый и воняющий потом, заполняется тягучим напряжением, когда ответ раздаётся не сразу. Доппо чувствует, как по виску катится холодная капля, а сердце сбивается в ритме. — Мори Огай, — наконец негромко сообщает мужской голос по ту сторону двери. Ранпо издаёт свистящий выдох и срывается с места, отталкивая в сторону Тачихару, чтобы навалиться на заслон и окончательно его распахнуть. Он замирает на мгновения и отходит на несколько шагов, когда в проёме появляются двое. Сперва Куникида замечает самого Огая, известного ему лишь по фото: высокого худого мужчину с копной прямых чёрных волос и отросшей щетиной. Затем рядом с ним встаёт Йосано, от вида которой у Доппо ухает вниз сердце. Если Ранпо был не похож сам на себя, то на лице Акико словно застыла чужеродная маска. Окончательно Куникида перестаёт дышать, когда замечает в её руках до боли знакомую катану в окровавленных ножнах. — Йосано… — Мори-сенсей… — Где он? — перебивает их всех Ранпо. Сталью в его голосе можно убивать. — Йосано. Где он? Где Фукузава-сан? Доппо понимает, каким будет ответ прежде, чем кто-либо его озвучивает. Он может только привалиться плечом к стене, ощущая, как трещины в стене психики паутиной расползаются во все стороны и окончательно её уничтожают. Он плакал в своей жизни не так часто, контролируя себя и свои эмоции настолько, насколько получалось, но влага в глазах становится просто невыносимой. Как сквозь толщу воды, он слышит тихий мат Тачихары, сиплый вздох Ацуши, шуршание робы вставшей на ноги Кёки и, наконец, тот самый чёртов ответ: — Ранпо, — тихо шепчет Акико мёртвым голосом. — Прости. Я опоздала. Его… его больше нет. Когда-то Куникида задумался о том, сколько лет сможет прожить, учитывая закон об эсперах. У него вошло в привычку рассуждать о годах, отведённых ему, ведь планирование своей судьбы без хоть каких-то примерных дат невозможно. За этим занятием он провёл недели, а потом, когда получилось насчитать приблизительно семьдесят два года, Куникида переключился на членов школы. Дойдя до директора, он застопорился. По меркам Японии, Фукузава был довольно-таки молод и здоров, полон сил и тоже планов, болезным не выглядел. Но почему-то даже крайне высокие девяносто к нему не выходило применить. Доппо вывел карандашом вопросительный знак возле его имени: в какую-то секунду его даже посетила мысль, что Юкичи может жить вечно. Представить школу, да и всю Йокогаму, и мир без него не представлялось возможным. Но Фукузава не просто не дожил до старости. Он ушёл раньше, чем кто-либо из их школы. Ушёл, не имея возможности попрощаться, как всегда делал, когда покидал на ночь офис. Самое ужасное — он ушёл, не попрощавшись с Ранпо, которому когда-то дал смысл жизни, дом и семью. — Ты врёшь, — тихо произносит Эдогава, не сдвигаясь с места. — Йосано, ты врёшь, я вижу это. Зачем тебе это? — Это правда, — вместо Акико говорит Мори Огай. Хоть он и звучит спокойно, отрешённость в его голосе предательски мёртвая. — А ты вообще замолчи, — зло отмахивается Ранпо и приближается к Йосано, чтобы схватить её за плечи и коротко встряхнуть. — Йосано! Я же знаю, что ты мне врёшь! Я бы почувствовал, если бы он… Я бы почувствовал точно! Его способность, если бы она перестала действовать, я бы это узнал как член школы, понимаешь?! Куникида сжимает зубы до боли. Они правда почувствовали это: тот момент, когда «Все люди равны» перестала сдерживать дефекты и способности. Это случилось ночью 4 сентября и ощущалось, как треск невидимой ткани в груди, словно что-то прорвалось через плотный заслон. Но Ранпо не мог этого знать и сказать что-либо никто не успел. — Ранпо-сан, — зовёт его Доппо, но теряется в словах, когда Эдогава резко глядит на него блестящими зелёными глазами. Что вообще можно сказать сейчас ему, когда у самого так больно в сердце? — Ранпо, прости меня, пожалуйста, — Акико обнимает себя за плечи и, тяжело вздохнув, крупно вздрагивает, когда слёзы вновь начинают стекать по её лицу. — Я опоздала. Она протягивает перед собой дрожащими руками катану в ножнах, и Ранпо отшатывается назад, безошибочно узнав оружие. — Нет… Нет! Его колени подкашиваются, но никто не решается подойти ближе, когда Ранпо рушится на пол и впивается в бетон пальцами. Отросшие ногти чертят полосы, ломаются и оставляют на земле красные разводы. Плечи Ранпо трясутся, дрожь передаётся всему его телу, и сейчас он гораздо больше похож на ребёнка, чем когда-либо. В тишине комнаты продолжают раздаваться тихие всхлипы Акико и тяжёлое дыхание Ацуши, но от самого Ранпо не исходит и звука: тихая, безмолвная истерика прошибает его и заставляет свернуться в защитную позу на стылом грязном полу. Время в рубке замирает, когда Мори медленно приближается к колотящемуся Ранпо и присаживается рядом на одно колено. — Что… — вдруг шепчет Эдогава, и от его голоса Куникиде становится в разы больнее. — Что… Что мне теперь делать?.. Огай отвечает ему совсем тихо, но его слова слышат все: — Говорят, что когда у мальчика умирает отец, то он плачет. Ты имеешь право это делать, но не забывай, где ты находишься. Подними голову и посмотри на людей вокруг. Они рассчитывают на тебя. И Юкичи тоже рассчитывал. — Да откуда тебе знать?! — рявкает Ранпо, вскинувшись. В его глазах и правда проступают сверкающие слёзы. Он отталкивает ладонями Огая и, качаясь, поднимается на ноги. — Ты вообще не имеешь права говорить этого! Почему вы оставили его там?! Почему забрали только меч! К чёрту вас всех, я иду туда. Я не дам ему остаться здесь! Он правда успевает сделать несколько шагов, когда Йосано со вскриком останавливает его, схватив за руки. — Ранпо, пожалуйста, остановись! Ты не найдёшь его, этаж… — Да плевать я хотел на ваш этаж! — Я знаю, что он бы не хотел этого, — вновь подаёт голос Мори, и на этот раз Ранпо разворачивается к нему и, впервые в жизни на памяти Куникиды, заносит руку, чтобы кого-то ударить. — Потому что он был моим самым близким человеком все эти годы. То, как он это произносит, заставляет Ранпо остановиться и замереть. Голос Мори Огая звучит очень ровно, спокойно. В нём нет следов истерики или слёз, однако каждое слово переполнено больной, страшной скорбью. Обречённостью. Её вряд ли бы заметили в обычное время, но сейчас Куникида слышит её отчётливо и сквозь собственные чувства по-настоящему сочувствует малознакомому доктору. То, с какой стойкостью и упорством Мори запрещает себе проявлять эмоции, то, как он сосредотачивается на том, чтобы вывести остальных — это поражает. Чудо, что Йосано сумела спасти хотя бы его. Но всего на мгновение Доппо улавливает на чужом холодном лице нечто, что даёт понять: возможно, Огай не хотел, чтобы его спасали. Эта тонкая связь между Ранпо и Мори сейчас гораздо крепче, чем даже между членами школы, лишившимися своего отца и наставника. Куникида не сразу замечает этого, но из-за спины Акико вдруг появляется слабо сияющая фигура девушки с волной светлых кудрявых волос. Незнакомка проходит мимо них всех, не обращая ни на кого внимание, и становится возле Эдогавы и Огая, чтобы что-то шепнуть. В отличие от остальных, Ранпо слышит её слова и прерывисто вздыхает. Он запрокидывает голову, издаёт надсаженный всхлип и утирает глаза тыльной стороной ладони. — Ладно, ладно, — сипло бормочет он. — Ладно. Я… Я понял. Так, нам нужно… Что именно он собирается сказать, никто так и не узнаёт. — Подождите, — перебивает его Акутагава и хмурится. — Слушайте. Он указывает пальцем туда, где всё ещё открыта дверь в рубку, но это уже и не нужно. Мелкая дрожь, которая идёт по полу, мало походит на землетрясение, вызванное перестройкой нижнего этажа. Теперь это больше похоже на многотонные шаги, которые едва не подбрасывают всё над землёй. Вибрация сопровождается грохотом сотни упавших с большой высоты камней. — Ранпо-сан, взгляните! Они все синхронно оборачиваются к единственному рабочему монитору. Хироцу, крутящий крошечные рычаги на панели, отходит в сторону, открывая обзор на сменившееся изображение. Экран больше не показывает коридор на Дзуйхицу — теперь он отображает вид с другой камеры, видимо, висящей напротив центральной лестницы к зоне безопасности. То, что она показывает, нельзя увидеть даже в самых ужасных кошмарах. К бесконечным трупам, крови и, чёрт возьми, даже смертям они уже привыкли, однако это не идёт ни в какое сравнение с вновь возникшей угрозой. Ступени заполняют мерно ступающие вниз друг за другом существа, мало напоминающие людей. Их тела — частично обломки бетона и железа, опасно сверкающей арматуры и искрящих проводов. И на другую половину это всё же человеческая плоть: разломанные черепа с вытекающим серовато-бурым мозгом, искривлённые сломанные конечности, влитые в мёртвую составляющую глаза и надорванные органы. Тошнотворное зрелище, от которого даже у Мори вырывается сдавленное: — Вот…чёрт. — Кто… Что это такое? — упавшим голосом шепчет Ацуши. — Они же не могут двигаться, как вообще… — Это големы, созданные способностью, — произносит Ранпо, обращая на себя внимание. Ещё не высохшие дорожки слёз на его щеках слабо блестят, а голос надрывается, когда он добавляет: — Когда Дазай приходил в мою камеру, чтобы рассказать о плане, он упоминал, что в тюрьме есть свои эсперы, которых, возможно, получится вывести из комплекса на эту ночь. Но, видимо, вышло не со всеми. — И как эту дрянь вообще убирать с дороги?! — Тачихара в сердцах бьёт по панели. — Их же целая армия, и я сомневаюсь, что просто пробить остаток черепа — это выход, посмотрите, у некоторых даже сердце в камень вросло, а им хоть бы что! — И они явно идут в нашу сторону, — хмуро добавляет Хироцу. — Мори-сенсей, будут указания? К Огаю поворачиваются все, кроме Ранпо, но даже он слабо вздрагивает, когда Мори вдруг мягко пожимает плечами и выдавливает из себя подобие усмешки. — Дазай-кун не меня назначил координатором побега, а к его решениям я предпочитаю как минимум прислушиваться. Ранпо-кун, какие будут указания? Эдогава оборачивается к ним спустя мгновения тишины и громко вздыхает, прикрыв глаза. Когда он вновь распахивает веки, менее разбитым он не выглядит, но говорит уже чуть твёрже: — Из боевой мощи у нас есть старик Хироцу, Мори-сенсей, Ацуши-кун, Тачихара-кун и Куникида-кун. Акутагава пока не в игре, но я уверен, что скоро дар к нему вернётся. — Я тоже буду сражаться, — тихо говорит Кёка. Ранпо смеряет её долгим взглядом, а потом благосклонно кивает. — Я знаю, что ты справишься, — произносит он, и в глазах Изуми что-то слабо сверкает. — Големы управляются эспером, и здесь бы очень пригодился дар Дазая, будь он здесь. Я попытаюсь послать ему сообщение: теперь, когда этажи в порядке, он должен нас услышать. Пока он не отключил способность, мы можем только искать слабые места и держать оборону. Ацуши, твой Тигр здесь на передовой. Тачихара, на тебе все существа, которые явно имеют в себе железо, попытайся их задержать. Кёка, ты пускаешь впереди себя Снежного Демона, сама близко не подходи, чтобы не спровоцировать дефект. Мори-сенсей, ваш дар тоже может подходить вплотную, потому что нематериален, Куникида сделает Вам пистолет, стреляйте издалека по тому, что похоже на живые органы. Как врач, Вы должны отличить мёртвое от рабочего. Йосано, ты как можно дальше от поля боя, но старайся следить за происходящим, возможно, твой дар понадобится нам всем. Старик Хироцу, остаёшься здесь: нужно защитить Кенджи, меня и Акутагаву, пока к нему не вернулся дар. Он замолкает, переведя дыхание, и смотрит на Куникиду тяжёлым взглядом. — Я знаю, что ты хотел бы помочь здесь, Куникида, но у меня огромная просьба для тебя. Попытайся спуститься на этаж ниже и найти остальных. Будь осторожен и сделай всё, что получится: они рассчитывают на тебя. В коридор они все выходят друг за другом в выстроенной последовательности. Когда Рампо слышит первый боевой вскрик Ацуши, он рвано вздыхает и оборачивается к панели с микрофоном. — У Вас прекрасно выходит, — тихо сообщает Хироцу. — Он бы точно Вами гордился. Плечи Эдогавы больше не вздрагивают, когда он, не глядя на Рюро, тяжело роняет: — Он мог бы это делать сейчас, будь он жив. Думаешь, мне теперь это нужно? Он коротко встряхивает головой и уже наклоняется губами к самому микрофону, когда монитор над ним вдруг идёт рябью. Изображение с камеры вздрагивает и исчезает, а вместо него проявляется чёрный экран, поверх которого простыми белыми строчками прописано сухое: «Система связи 4-09-02 отключена удалённо. Обратитесь к администратору центральной связи на охранном этаже» — Твою мать.