До самого неба

      Гарри ошарашенно отступил назад, абсолютно забыв и про собственную наготу, и про то, как явно его тело сигнализирует о своём состоянии.       Он плохо спал. Не сказать, что его грызла совесть или терзало сожаление за совершённое убийство, но по клеткам расползалось неприятное чувство горечи. И он чертовски боялся, что напугал подругу. Перешагнул черту, перестал быть её героем. Тем, кого она всегда поддерживала. Тем, в кого беззаветно и непоколебимо верила.       Гарри не боялся разочаровать целую страну, но до безумия боялся разочаровать Гермиону.       И вот сейчас он просто смотрел в её шоколадные глаза, не в силах пошевелиться. Внутри взорвался мощный снаряд, рассыпая возбуждение по всему телу, наполняя все органы, мышцы, вены и капилляры. Но его словно парализовало. Уверенность взрослого мужчины покинула его, превращая в смущённого подростка, теряющего дар речи при виде красивой девушки.       Она стояла в полушаге от него, в закрытом пространстве душевой кабины, в одной тоненькой сорочке в мелкий голубой цветочек, практически ничего не скрывающей, и была близка, как никогда. Хотя данный момент был донельзя интимным, Гарри никак не решался к ней прикоснуться.       Он разжал пальцы, роняя полотенце под ноги. А её хрупкие руки потянулись к крану и включили воду. Тёплые струи водопадом полились сверху прямо на них, врезаясь пиками в чересчур чувствительную кожу. Волосы Гермионы намокли и утратили пышность под собственной тяжестью, а одежда прилипла к телу, открывая взору всё то, что было ранее запретным, незнакомым, не предназначенным для него…       Гарри облизнул пересохшие губы, зачарованно опуская взгляд на шею, словно лаская им выпирающие ключицы, и замер на набухшей груди, чьи соски топорщились через насквозь мокрую ткань, окончательно переставшую служить хоть какой-то зрительной преградой между их телами.       Хотелось, до сумасшествия хотелось, вжать её в ближайшую стену и зацеловать до исступления. Содрать эту мокрую тряпку с прекрасного юного тела. Проникнуть внутрь, погрузиться в неё полностью, пьянея от этой возможности сильнее, чем от крепчайшего огневиски. Но Гарри не решался. Просто стоял и смотрел на неё, любуясь, ловя драгоценные секунды глазами и струи воды кожей.       Гермиона же немного напоминала напуганного оленёнка, по собственной воле оказавшегося в капкане. Но она боялась не друга, а того, что с ней происходит. Боялась своих желаний, боялась оказаться отвергнутой, боялась несвойственных ей ранее реакций тела, которое просто горело от одного взгляда друга. Бывшего друга…       Она осторожно взяла его за руку, разворачивая ладонью к себе, поглаживая запястье, где красовался рваный уродливый шрам, оставленный пером розовой жабы. «Я не должен лгать»… Глядя на свидетельство произвола работника Министерства, Гермиона с трудом поборола вспышку гнева в груди. Ей захотелось заавадить эту мерзкую суку! Пожалуй, ни одного из Пожирателей она не ненавидела так, как Долорес Амбридж.       Гарри затаил дыхание, наслаждаясь этими невесомыми, лёгкими и необычайно приятными прикосновениями. А когда она поднесла её к губам и поцеловала шрам, так бережно и трепетно, что из его груди вырвался негромкий стон, он закрыл глаза.       Её ладони медленно поднимались по его рукам, оглаживали бицепсы, ласкали плечи, остановились на еле заметных вчерашних шрамах, которые практически свёл бадьян, оставив лишь тонкие полоски, да и те испарятся через день, другой.       Хлюпнула вода под ногами, и Гермиона оказалась совсем рядом. Их тела практически соприкасались, а определённый орган, который Гарри не мог контролировать, так вообще упёрся подруге в живот.       Она обвела губами место укуса Нагайны на руке, принялась целовать плечо, плавно и нежно передвигаясь к овальному шраму на груди от ношения медальона-крестража. Проклятые напоминания о Волан-де-Морте, навсегда впечатанные в его кожу, которая сейчас воспламенялась под столь потрясающими, волнующими и полными любви поцелуями, что хотелось заплакать от накатывающей нежности.       За свой короткий, но довольно пылкий роман с Джинни, Гарри думал, что успел познать все нюансы секса хотя бы поверхностно. Но сейчас эти невесомые прикосновения и неловкие поцелуи просто сводили его с ума.       Его никогда так не целовали. Только Гермиона могла дарить ему объятия, такие отличные от любых других. Поддерживающие в самые сложные моменты жизни, спасительные и просто необходимые. И она же могла целовать его по-детски невинно, по-матерински заботливо, чувственно и настолько искренне, что всё внутри просто переворачивалось.       Гарри прижал подругу к себе, утыкаясь носом куда-то в район шеи. Вся недосказанность, непонимание, путаница утекала вместе со струями воды, оставляя их совершенно обнажёнными друг перед другом. Её гладкая влажная кожа, настолько безупречная… Изгибы тела — манящие. Губы… Он наконец-то поцеловал их, нежно раздвигая языком, погружаясь в неё медленно, эротично, смакуя каждое движение и касание. Испытывая настоящую эйфорию от ответной реакции, от переплетения её язычка с его в пылком танце.       Пальцы осторожно скользнули по плечам, стягивая вниз лямочки мешающей сорочки, двинулись ниже, оголяя прекрасной формы аккуратную грудь, накрыли её, идеально помещая в ладонь. Для него она была великолепна. Совершенство, как оно есть.       Наконец, надоедливая сорочка соскользнула с тела на пол, оставляя подругу в одних лишь светлых трусиках, сквозь которые явно выделялись набухшие половые губы.       Они оба были порядком возбуждены, но не хотели спешить, мечтая подарить друг другу всю невысказанную за эти годы нежность. Ту любовь, которая пряталась за дружбой и заботой, а сейчас открывалась им с новой стороны обоюдной страстью.       Она изучала губами его жилистое тело, цепляясь за руки и плечи. От наплыва неведомых, но удивительно сильных чувств, на глаза выступили слёзы.       Это было чертовки опьяняюще — целовать его вот так, пока тёплая вода стекала по обнажённым телам, обнимая их своими струями. Ладони прошлись по крепким мышцам, зарылись в мокрые волосы, тело прильнуло к нему. Внутри всё затрепетало, словно крылья бабочки, когда его требовательные руки протиснулись под резинку белья, стягивая его вниз, сжимая упругие ягодицы. Затем побежали по позвоночнику, лаская каждую косточку, заставляя её выгнуться, словно кошку от приятных поглаживаний.       Гермиона расплывалась в его руках, в его прикосновениях и губах, пока вода глушила тихие вздохи и стоны. Такая знакомая и родная… Гарри только сейчас понял, что никого ближе у него никогда и не было.       Он неистово желал услышать от неё все ответы, хотя и не собирался торопить её. И вот он получал их. Без слов. Через нескончаемые поцелуи, постепенно становившиеся требовательнее и жарче, через касания пальцев, впивающихся ноготками в его поясницу, через закрытые от удовольствия веки и звуки, вырывающиеся из её груди. Она дала ответ, как обычно, безмолвно.       Гарри не хотел торопиться. Она была слишком маленькой и хрупкой, и он боялся сломать её, когда прижал к стене, заставляя нежную кожу покрыться мурашками от контрастного соприкосновения с холодным кафелем. Гермиона не скупилась на ласки, перехватывала инициативу, воспламенялась и пылала будто огонь, в который плеснули горючее вещество.       Она укусила его за губу, раззадоривая, заводя, заставляя терять голову, оставляя самоконтроль в далёких и неосуществимых планах.       Он переключился на тонкую молочную шею, скользнул по ключицам, втянул в рот горошины сосков, заставляя её стонать всё громче. Провёл языком по шраму под грудью, оставшимся от проклятья Долохова. Гарри уже почти не соображал, он просто хотел уделить внимание каждому сантиметру её потрясающей гладкой кожи. Пальцы требовательно побежали по внутренней стороне бёдер, добравшись до чувствительного места, принялись поглаживать манящие складочки, осторожно проникая внутрь, купаясь в обильной смазке.       Он сел перед ней на колени, смотря снизу на то, как раскраснелись её щеки и расширились от возбуждения зрачки глаз. Палец проник глубже, нащупывая изнутри горошину клитора, надавил на неё.       Гермиона вцепилась пальцами в его плечи, чтобы удержаться на ватных ногах. Разум заволокло туманом, она сгорала от смущения и млела от удовольствия. Никто и никогда не касался её так интимно…       — Гар-ри, пожалуйста, — вырвалось из уст, хотя она и не понимала, о чём просит.       Эйфория накрыла её с головой, появилось нетерпение. Ей внезапно стало мало. Мало этих прикосновений, этих губ, этих рук. Она захныкала, когда он вытащил палец и чуть не рухнула на друга, ведь ноги уже дрожали.       Гарри перехватил её умоляющий взгляд, от которого его возбуждение разгорелось ещё сильнее, став напоминать гранату с вытащенной чекой.       — Боже, ты прекрасна, — прохрипел он, утыкаясь ей в живот, прикусывая зубами кожу, зализывая, засасывая.       Язык прочертил дорожку до самых райских ворот и ворвался внутрь, пробуя её, такую сладкую и желанную, на вкус. Гермиона застонала, с силой цепляясь в его мокрые волосы, вжимая его в себя и выгибаясь навстречу. По телу будто пропустили разряд тока, морок удовольствия притупил все звуки, превращая всю её в сплошную эрогенную зону.       Её дыхание стало частым и прерывистым. Она хотела большего, отчаянно нуждалась в большем. Наконец, Гермиона кончила довольно громко и едва не скатилась на пол по холодной стене, но руки друга подхватили её, заставляя оставаться на ногах. Он что-то шептал ей на ухо, чуть прикусывая зубами нежную кожу на шее, смял зацелованные губы, проникая языком в рот. Мелодия оргазма ещё отдавалась в голове и только его крепкое тело, прижимающее её к стене, не давало ей окончательно соскользнуть вниз.       В глазах взрывались звёзды, а в мозгу рождались и умирали новые вселенные. Гермиона окончательно потеряла связь с реальностью. Она словно была роялем, на котором умелые пальцы Гарри задевали нужные клавиши, заставляя её звучать прекрасной мелодией.       Он толкнулся в неё бёдрами, отчего головка фаллоса потёрлась о клитор, заставляя её заёрзать в нетерпении. Поцелуи становились безжалостными, дурманящими, выбивающими из неё последний дух.       Наконец, Гарри подхватил подругу под бёдра, приподнимая и направил член в неё, чуть раздвигая половые губы, проникая осторожно внутрь, медленно, но настойчиво. Сердце отплясывало сумасшедшую чечётку, а внутри всё сжалось от нервозности. Страх смешался с предвкушением чего-то волшебного. Ведь секс с любимым человеком просто не мог быть другим. Гермиона закусила губу, надеясь, что это не выдаст её волнения.       — Мерлин, какая же ты тугая… восхитительно тугая, — шептал друг, глядя на неё вожделенным взглядом, в котором она погибала и воскрешалась, словно феникс.       Он толкался внутрь, закрывая глаза от пленительного ощущения того, как стенки влагалища сжимают его сильнее и сильнее. И когда при последнем небольшом толчке, позволяющим, наконец, опустить её на всю длину, Гарри услышал тихий вскрик и её ноготки мёртвой хваткой вжались в его плечи, в мозгу молнией мелькнула догадка.       Он тут же отстранился, пронзив её своим гипнотическим взглядом, словно василиск. Сердце ухнуло в груди, замирая.       — Гермиона?       Она обвила его шею руками, притянула к себе и выдохнула прямо в губы.       — Всё хорошо. Продолжай.       От осознания этого, столь приятного факта, Гарри совсем растерялся. Мозг уже давно отключился, утонул в море нескончаемого удовольствия, даруемого её прикосновениями и поцелуями.       — Ёпт… Это ж… Тебе не кажется, что об этом стоит предупреждать заранее? — хрипло простонал он, соприкасаясь с ней лбами, не в силах произнести что-то более внятное.       — Ты так и будешь болтать или продолжишь делать то, что должен? — поддела Гермиона, очерчивая прелестными пальчиками контур его скул, смущая его ещё больше, нежели была смущена сама.       Она, улыбаясь, смотрела ему прямо в глаза, мокрые тяжёлые волосы прилипли к юному телу и струились по нему вместе с водой. Подруга напоминала ему прекрасную русалку из детской сказки.       — Больно? — извиняющим тоном поинтересовался Гарри, пока беспокойство и блаженство от нахождения внутри неё смешивались в нём в единое целое, в своеобразный коктейль противоречий.       — Нет, родной. Продолжай, — она зарылась в его волосы, наклоняясь к губам.       Он вышел всего на несколько сантиметров и снова вонзился внутрь, срывая с её губ новый стон. Ещё и ещё…       Небольшой дискомфорт становился всё меньше, внутреннее напряжение спадало. Тело всё ещё привыкало к Гарри, а мозг ликовал от этого единения, от ощущения наполненности, непохожего ни на что другое. От того, что её держали самые нужные руки в мире, а целовали самые желанные губы. Это было сродни сильнейшему наркотику, к которому привыкаешь с первого раза и на всю жизнь.       Когда они познакомились, у Гарри не было ничего, кроме сумасшедшей отваги, шрама в виде молнии и частички Бога внутри. А ещё в нём сидел крестраж, являясь порождением самого дьявола. Только вот светлое и доброе всегда побеждало, сколько бы не пыталось зло затянуть его в свои сети. Она рассмотрела в нём главное и полюбила его за это. За стойкость характера, веру в справедливость, жертвенность и верность. За силу и мужество. И немного… совсем чуть-чуть за его удивительное обаяние.       После ещё нескольких толчков дыхание Гарри сбилось, а движения стали более хаотичными. Его голодные губы глотали её стоны. Он был почти на грани, до боли вжимая её в холодную стену, оставляя на ягодицах отметины от впившихся в них сильных пальцев.       Из лёгких будто вышибли воздух, стук капель по полу становился более глухим, а Гермиона податливо выгибалась навстречу, подстроившись под его сумасшедший ритм. Он выкрикнул её имя, переходящее в рык и взорвался внутри неё, испытывая сильнейший в своей жизни оргазм, наполняя её своим семенем, окончательно делая её своей и только своей.       Когда напряжение пошло на спад, он облокотился на кафель, чуть сползая вниз вместе с ней. Обмякший орган вышел из неё, струи воды продолжали бежать по пылающим телам. Его глаза какое-то время были зажмурены, а затем распахнулись, обдавая её изумрудным сиянием. Он глухо рассмеялся, прижимая её к себе.       — Ты великолепна, ты знаешь это?       Гермиона, абсолютно обессиленная, лишь промычала в ответ что-то нечленораздельное. Он поднялся на дрожащих ногах, протягивая ей руку. Сделал воду чуть погорячее и, прижимая её к себе, позволил живительной влаге стекать по ним несколько минут, смывая следы их близости и даруя особое блаженство чувствительным кожным рецепторам.       Позже они с трудом нашли новое полотенце, взамен полностью намокшему, которое так и осталось лежать на полу вместе с женской сорочкой. Гермиона высушила волосы чарами горячего воздуха, хотя палочка послушалась её только с третьего раза, настолько трудно было сосредоточиться после всего произошедшего.       Не в силах расстаться, молодые люди переместились в постель к Гарри, где ещё какое-то время продолжали лениво целоваться, а потом задремали, невзирая на поднимающееся за окном солнце.

***

      Гарри проснулся от того, что кто-то водил ноготками по его обнажённому плечу: то вверх, то вниз. От этого кожа взрывалась мурашками, и он вздрогнул, размыкая веки.       — Доброе утро, — улыбнулась обладательница самых красивых шоколадных глаз в мире.       — Доброе. Но что-то мне подсказывает, что давно уже день…       — Угу, — мурлыкнула она.       Гарри притянул её за талию к себе, целуя в висок.       — Я говорил, что люблю тебя?       — Да. Вчера, — хихикнула Гермиона, зарываясь в его волосы.       — Ну и где моё ответное признание? — брови друга недовольно изогнулись, стараясь придать взгляду наиболее суровый вид.       — А разве ты ещё не догадался? — проведя пальцем по его губам, поинтересовалась она. — Мне кажется, я любила тебя всегда… но боялась это признать.       Да, она любила его давно… Любила этого мальчишку, который спас её от горного тролля и над которым она взяла негласное шефство. Любила его как символ света, своего личного, не зависящего от глупых пророчеств. Любила отважного парня, которого не смогли сломать пытки Амбридж и целое Министерство. А теперь любила как единственного мужчину в своей жизни, способного не думая прыгнуть за ней до самого неба с любой высоты.       Сейчас всё приобрело совершенно новый смысл. Это глубокое чувство пронизывало её до самой глубины души, и она инстинктивно знала, что это навсегда. Это было предопределено и просто невозможно изменить. Слишком многое они пережили вместе, он был единственным человеком, которого она подпустила настолько близко. И речь шла не только о близости тел и той страсти, которой они предавались несколько часов назад. На самом деле их связь была более глубокой, более личной, связавшей их в единое целое уже давно.       — Неужели есть что-то, чего боялась Гермиона Грейнджер? — его глаза, любуясь, изучали черты её лица, мелкие морщинки вокруг глаз, несколько веснушек на щеках, бархатные щёки и губы, которые магнитом тянули к себе даже после испытанного сексуального удовлетворения.       — Я всегда боялась потерять тебя… — созналась подруга вздыхая.       — Не потеряешь никогда. Обещаю…       Гарри потянулся к девичьим губам, но тут волшебный галлеон, лежавший на тумбочке и служивший для связи с Макалистером, требовательно завибрировал.       — Чёрт! Это Эндрю, — парень схватил монету, читая сообщение.       — Что-то случилось? — в голосе подруги засквозила тревога, возвращая её с небес на землю и напоминая, что история с Пожирателями ещё не окончена.       — Ну… если не считать, что он отчитал меня как юнца, то больше ничего… Извини, мне надо наведаться к нему.       — Я с тобой, — Гермиона мигом соскочила с кровати, кутаясь в полотенце, которое нашла на полу.       Он явно боролся с собой, выдерживая молчание.       — Гарри! Я уже говорила, что не собираюсь сидеть и ждать, пока ты будешь разбираться со злодеями! Я всегда шла за тобой и пойду до конца! Если ты снова собираешься от меня что-либо утаивать…       — Не собираюсь, — сдался парень. — Ты права, вместе, так вместе… Раз уж ты не бросила меня после вчерашнего…       — Я не в восторге от этого, Гарри, — честно призналась она. — И надеюсь, больше нам не придётся переступать черту. И пожалуйста, верни палочку Дамблдора на место, она пугает меня.       — Я и сам собирался это сделать, — кивнул Поттер. — Ну, идём, пока Эндрю не отчитал меня во второй раз.