***
– Был уверен, что ты придешь. Уверенностью от Виктора пахло за километр. Каждый раз Женя чувствовал рядом с ним себя какой-то ничтожной пешкой. Стены давили, будто надвигались, дыхание затруднялось, и парень чувствовал, что ловит самую настоящую паничку. – Объясните мне, что происходило в универе, – говорить ровно было затруднительно, руки тряслись, а тело било ознобом. Ларионов догадывался, что делать при панической атаке, но на практике было куда сложнее сосредоточиться. Особенно при чужом человеке. – Называй предметы вокруг себя. – Что? – Это поможет успокоиться при панической атаке, – Виктор улыбнулся, положив руку на плечо парню, – И дыши глубоко. Через пару минут отпустит. Через пару минут не отпустило, а казалось, что только набирало обороты. Дрожь во всем теле неприятная, словно показывающая уязвимость в данный момент и Женя бы честно хотел смахнуть чужую руку и решительно начать запланированный допрос, но в глазах то и дело темнело, а страх нарастал, подкрадываясь сзади и обрушившись в один момент. А потом отпустило. Резко, внушительно быстро и неожиданно. И комната была обычной, никуда не плыла, и Виктор продолжал стоять в роли опоры. Дрожь унималась, плавно и совсем не синхронно со страхом. – Часто у тебя панические атаки случаются?***
– Мне Лера рассказывала, что про случай у тебя в унике уже куча людей знает, – рассказывал Игорь, закрывая за Женей дверь. На улице жарко и солнечно, совсем не под настроение. – Надеюсь, слухов о моей псевдо-ебнутости не будет, – Ларионову после визита к психиатру отойти было сложно. Все еще казалось, что что-то внутри продолжает подрагивать, окутывает холодом и липким страхом. С каждой минутой, проведенной в квартире друга, состояние постепенно улучшалось. – Тебе через пару месяцев диплом получать, не похуй ли? – Кристально поебать, – честно ответил Женя, по-собственнически заглядывая в холодильник и ища там варенье. Порция глюкозы после пережитого стресса была, как глоток воздуха после удушения, – Я сегодня к этому пидору ходил, прикинь, словил паничку, так он меня еще и поспрашивал опять, порекомендовал сгонять на личные консультации. Знаешь, че он мне на вопросы ответил… – Опять Лерка мне за съеденное тобой варенье пизды даст, – констатировал Игорь, зайдя на кухню и видя забавную картину – вроде взрослый и порядочный, а на деле с огромной радостью поедающий желе из ягод парень. – Это конфитюр, вообще-то. Так вот, я спросил, типо, хули приперся тогда, че за ересь нес, а он мне ответил, что приходил, потому что мое поведение показалось ему опасным для общества и что у меня есть склонности к шизоидам, – сейчас Женя рассказывал это, как не более, чем шутку, несерьезный рофл, но тогда, сидя в кабинете и слушая весь этот поток слов, ему явно было не то смеха. Тогда хотелось кричать от бессилия и непонимания, тогда возникало желание разнести кабинет к чертям и доказать, что он не шизоид – он нормальный адекватный человек. Та буря остановилась лишь одной фразой Виктора, оставив за собой глубокий след. – А если он того? – Игорь со скорбью глядел на уходящее варенье, или конфитюр, налив в бокал для вина тархун. Некий аристократ – на словах Лев Толстой, на деле хуй простой. Ларионов вопросительно глянул на друга, на несколько секунд даже оторвавшись от ягод, чтобы узнать, что значит «того» – Ну, тоже какой-нибудь шизоид. Типо, дурак дурака видит из далека. А то он так быстро определил этот диагноз. – Ты меня шизоидом назвал? – Все, закрыли тему, это слово слишком странное для меня, – Анисимов поморщился из-за теплого тархуна, добавляя сразу несколько кубиков льда. У Жени варенье закончилось, поэтому тот понятия не имел, чем теперь себя занять, – Не думаешь к нему на консультации походить? Травмы проработать, что там еще делают? – Я эти травмы уже давно перерос, – Женя пожал плечами, стараясь увиливать от этого вопроса. Игорь уже привык, если Ларионов о чем-то говорить не хочет, его под предлогом пыток не заставить, – Опять эту гадость пьешь? Дай попробую.***
– Часто у тебя панические атаки случаются? – Сегодня первый раз было, – обнимая себя руками, промямлил парень, стараясь дышать в спокойном режиме. Виктор заботливо принес ему воды, таблетку успокоительного и ждал, когда Женя продолжит разговор. – Поздравляю с потерей панической девственности, – психиатр лениво откинулся на спинку стула, продолжая пилить Ларионова взглядом. Где-то изнутри еще потряхивает, но зарождавшаяся буря больше не беспокоила, – Ты хотел что-то узнать, я правильно понимаю? После пережитого изначальный настрой был обрушен с треском и грохотом. Собраться сейчас воедино было труднее, чем забраться на Эверест, хотя Ларионов горы не любил и сравнивать эти две вещи было бессмысленно. Собственный пульс бил по ушам, заглушая посторонние звуки – в том числе голос Гончарова, доносившийся будто из-под толщи воды. Тонул в этой воде явно Женя. – Зачем вы наврали тогда в универе? Лицо Виктора озарила улыбка и даже всегда холодные голубые глаза сейчас светились внутренним ликованием. Будто он ждал этот вопрос, надеялся и верил. – Я людей насквозь вижу. Где-то под кожей пробежал холодок. То, с какой уверенностью и властью, Виктор это говорил пугало. Не навевало страх, а по-настоящему вводило в ужас. – А про Артема? Про вашего сына? – Я же говорил, у меня нет детей, – мужчина спокоен, решителен и совершенно не сомневается в своих действиях и словах. Своей уверенностью он вводил Женю в состояние неуверенности в своей собственной реальности, – Что-то мне подсказывает, что нужно провести с вами личную консультацию. – Нет! – Ларионова начинает вновь трясти, на этот раз от зарождавшейся злобы. Виктор врал, несправедливо и грязно лгал все это время, играя на психологических нитях, как профессиональный гитарист. Смотрел с ухмылкой, явно добиваясь этого эффекта, – Со мной, блять, все отлично, это вы лжете! Женя натурально кричал, все больше злясь от того, что Гончаров даже не дернулся, не удивился. Ровно та же улыбка, уверенный взгляд и расслабленное положение тела. Впервые в голове парня пронеслась мысль, что он хочет кого-то придушить. – Евгений, успокойтесь. Вот видите, вы не контролируете свои эмоции – это может быть опасно не только для вас, – Виктор протянул Ларионову стакан с оставшейся водой, продолжая улыбаться. Его это, кажется, забавляло и веселило, когда Женю, напротив, пугало и разочаровывало, – На счет консультаций просто скажу кратко: образ какого-то мальчика может вас преследовать из детских травм. Детская психика неустойчива, неокрепшая, мозг мог просто переделать вам воспоминания. Например, если у вас был друг в детстве, и он неожиданно пропал, то в воспоминаниях вы можете помнить его не как человека, а, например, как собаку, которую вы очень любили. Фокусы такие очень интересные и в них нужно разобраться. – Я вам не подопытная крыса, – процедил Женя, стараясь выкинуть из головы слова психиатра. От чего-то он начинал верить, прислушиваться к нему, но никак не хотел это делать. Рефлекторно схватив рюкзак с пола, парень дернулся к двери. Находиться в кабинете было сложно, словно весь кислород выкачали и оставили здесь помирать. – Все для твоего же блага, – как ни в чем не бывало отрезал Виктор, взглянув на наручные часы, – Как раз обед сейчас, рад был с вами поговорить, Женя. Жду во вторник, часов в пять здесь, если надумаешь.***
Вертя в руках разглаженную тысячную купюру, Ларионов еще долго прокручивал в голове этот крышесносный день. Женя во многом не мог разобраться, метался из стороны в сторону, но одно понял точно – Виктор не так прост, как мог показаться. Во дворе послышался гул отъезжающей ауди. Вторник, пять вечера, кабинет 28.