Вход в Облачные Глубины открыт для демонов и небожителей

      Оставшиеся пятнадцать адептов очень умело расположились в лесу, прячась по одиночке в неприметных местечках, но и команда Лянь-Ляня теперь была куда сильнее. Вчетвером юноши быстро, словно пастушьи собаки пугливых овец, загнали сокурсников. Солнце еще не успело перевалиться на другой бок, чтобы медленно скатиться к закату, а группа «мертвецов» с присоединившимся и последним пойманным Шэнь Цзю возвращалась к площади Спокойствия.       Еще издали молодые люди услышали чарующие звуки флейты: они насторожились, но любопытство взяло верх в юных сердцах и адепты аккуратно приблизились. Прямо на траве в центре площади сидел Вэй Усянь, наигрывая легкую мелодию, а вокруг него замерли приглашенные студенты, внимательно внимающие ей. Но не это поражало: вслед за мелодией вокруг Старейшины Илин медленно кружил небольшой призрак. Размером он был не большего одного чи и не имел собственной формы: тело призрака состояло будто из невесомого черного песка, что ссыпался сам собой в воздухе, обрисовывая что-то вроде вытянутого дайкона. Несмотря на забавный внешний вид, от призрака веяло темной ци и опасностью, что можно было почувствовать в жарком летнем воздухе.       Подошедшие адепты замерли, наблюдая, как призрак следует за звуками флейты, словно игрушка на ниточке. Наконец Вэй Усянь доиграл очередную высокую ноту, вслед за пронзительным приказом которой призрак послушно нырнул в мешочек цянькунь на поясе Старейшины. Вэй Усянь лихо прокрутил Чэнцин меж пальцев и спрятал ее в рукаве одежд, с улыбкой бросая:       — Это был мой маленький помощник сегодня. Через него я следил за соревнованием.       Адепты, что первый раз видели проявления темной магии так близко, пораженно выдохнули, а Шэнь Цзю, до этого момента лучащийся довольством, вдруг напряженно сжал губы. Взгляд Вэй Усяня скользнул по нему, но Старейшина ничего не сказал, лишь жестом пригласил пришедших занять свои места, чтобы объявить результаты.       Садясь, Лянь-Лянь тревожно шепнул Шэнь Цзю:       — Думаешь, учитель Вэй знает?       — Даже если так, у него на нас, видимо, планы, — так же тихо отозвался юноша. Он закрыл половину лица расписным веером и продолжил: — Если не отчитал сразу, как мы вернулись, значит не сделает этого и в ближайшее время. Но не думаю, что он видел нас, ведь энергия этого духа довольно заметна. Лянь-Лянь растерянно кивнул, отмечая про себя, что в какой-то момент он так увлекся игрой, что перестал обращать внимание на происходящее вокруг. Он вряд ли бы заметил духа, даже если тот уселся бы ему на голову.       Но спросить о странностях в соревновании кого-то еще Лянь-Лянь не успел: Старейшина Илин начал объявлять результаты. По ним выходило, что лишь несколько человек, попавшихся самыми первыми или не давшие никакого отпора, провалили это испытание, остальные же были допущены к ночной охоте. А-Юань был как никогда близок к провалу, но его результаты за тест Хангуан-цзюня были слишком хороши, чтобы лишать юношу права практики. Вэй Усянь искренне похвалил всех и дал несколько рекомендаций — одному Лянь-Ляню достались только поощрения. Его работа как «мертвеца» поразила всех и никто не нашел в себе наглости в чем-то его упрекнуть. Юноше оставалось лишь благодарно улыбаться, но сердце его довольно трепетало от теплых слов.       После обсуждения взволнованным молодым людям пришлось вернуться в учебную комнату, где до вечера проходили лекции и чтения. Первое время юноши не могли успокоиться, переговариваясь и смеясь между собой, за что самые шумные получили наказание в виде стояния за пределами комнаты, за занавешенным белой газовой тканью окном. Однако с приближением вечера даже в пышущих энергией молодых телах зародилась сонливость и с последней лекции адепты выходили устало и тихо. Кто-то вполголоса обсуждал прошедшую игру, кто-то — предстоящий ужин из зелени и овощей, а Лянь-Лянь, тяжело вздохнув и потерев точку между бровями, отправился к Хангуан-цзюню. Перед самым уходом Шэнь Цзю поймал юношу за локоть и, прикрываясь веером, заговорчески шепнул:       — После ваших личных занятий мы будем ждать Хуа-сюна в комнате Бинхэ.       Лянь-Лянь заинтересованно кивнул и отправился к центру Облачных Глубин, где в одном из аккуратных домиков, расположенных полукругом подле главного зала, расположился личный кабинет Хангуан-цзюня. Эта комната была обставлена в лучших традициях Гусу, с легкими белыми занавесками, строгими полотнами на стенах и едва заметными узорами облаков, украшавших каждую поверхность. У стен, гордо распрямив задние стенки, выстроились ровной колонной высокие шкафы с собранием книг и нотных записей, на специальной подставке отдыхал семиструнный гуцинь, и лишь на рабочем столе заклинателя, словно в насмешку над сдержанной серьезностью кабинета, стояла громоздкая статуэтка черепахи. Эта тяжелая фигурка, слепленная с неубедительным и по-детски наивным старанием, имела зелёные горошины-глаза, что косили в разные стороны, и кривой фарфоровый панцирь. Она выглядела так нелепо и неуместно, что, заметив ее, Лянь-Лянь хотел рассмеяться и долго не мог отвести взгляд: зато напряжение, сковавшее железным обручем грудь, чуть отпустило.       — Добрый вечер, Хангуан-цзюнь, — четко поприветствовал Лянь-Лянь, сложив руки у груди и поклонившись. Заклинатель, сидевший за столом с идеально прямой спиной, поднял на юношу взгляд светлых глаз и кивнул. Отведя руку в длинном белом рукаве, он указал Лянь-Ляню на место в стороне, у круглого окна с декоративной резьбой.       Юноша бодро устроился на подушке, сложив руки на коленях и, чуть поерзав, принялся рассматривать окно. Резьба отражала сюжет сражения небожителя с демоном: тонкими деревянными перекладинами была обозначена внушительная фигура темного существа и орды его приспешников за широкой спиной, а рядом с небожителем цвели цветы шиповника и лилий. Фигурка бога была совсем проста, но в его замершем движении чувствовались изящество и уверенность. Пусть сюжет резьбы был далек от счастливого финала, смотрящему не было нужды переживать за силуэты простых людей, что замерли с краю в молитвенных позах. Ведь небожителям не нужно волноваться за проигрыш.       Через какое-то время зашуршали тяжелые ткани и Хуангуан-цзюнь поднялся со своего места, подходя к Лянь-Ляню и устраиваясь на подушке напротив него. Теплый свет свечей и закатного солнца освещал его правильное лицо и спокойное выражение, когда мужчина ровно сказал:       — С этого дня каждый вечер Хуа гунцзы должен выполнять эту медитативную практику для увеличения своих сил. Она действует как растяжка для мышц: может быть неприятно, но с каждым занятием вам будет доступно все больше и больше ци. Для начала соберите духовную силу в даньтянь… — голос Хуангуан-цзюня был достаточно громок, чтобы не вызывать неудобств у слушающего, но и сдержан. Фразы были четкими и чуть резкими: под такую лекцию не получилось бы задремать и Лянь-Лянь внимательно слушал, вслед за словами старшего управляя своей внутренней силой. Юноша был собран и сосредоточен — но ровно до того момента, как его взгляд скользнул по шее Хуангуан-цзюня и он увидел небольшой красный след, игриво выглядывающий из-под плотно закрытого воротника.       Лянь-Лянь подавился воздухом и на мгновение забыл обо всем — он точно знал, как появляются такие алые, чуть неровные следы! Он неоднократно видел их на шее шидзе и тогда не обращал внимания, но сейчас… В единый миг возвышенный образ Хангуан-цзюня в глазах юноши был разрушен в мелкую крошку, он некстати вспомнил и о своих поверхностных познаниях тесных отношений между людьми, и о вольных фразочках насчет Вэй Усяня, что кидал пару дней назад Шэнь Цзю. Очень живо буйное воображение нарисовало сцену того, как такой след мог появиться на чужой шее, и, побледнев, Лянь-Лянь попытался выдворить ее из своей горячей головы.       — Не выходит? — спросил Хуангуан-цзюнь, заметив, как в один момент переменился взгляд Лянь-Ляня. Тот замотал головой, и старший, решив, что Лянь-Лянь не справился с собственным духовным потоком, терпеливо пояснил: — Не стоит спешить. Из даньтянь ци должна плавно переместиться…       Лянь-Лянь очень старался вслушиваться в слова, что ему говорили, и делать, что требуется, однако непослушные глаза то и дело возвращались к вороту чужих одежд. След был достаточно яркий, чтобы посчитать его свежим, а в центре метки был заметен синеватый отсвет — тот, кто оставил этот знак любви явно и не думал сдерживаться. К тому же была в этом доля озорства — след был оставлен так, что когда Хангуан-цзюнь двигался, смещающиеся одежды полностью закрывали его, и показывали лишь когда мужчина оборачивался или вытягивал голову. «Очень в характере учителя Вэя», — с восхищением подумал Лянь-Лянь. Он старательно прогонял ци по меридианам, как ему подсказывал Хангуан-цзюнь, но мысли более не желали возвращаться к тренировкам. Зато ярко звучали в голове слова Шэнь Цзю, предлагающего сменить путь совершенствования. Если у Лянь-Ляня и были сомнения, что Хангуан-цзюнь разбирается в подобном, то теперь они были напрочь уничтожены алой меткой.       — Сосредоточьтесь, — сказал Лань Чжань и меж его ровных бровей появилась едва заметная складка. Лянь-Лянь торопливо кивнул и, сказав себе, что обдумает все позже, действительно постарался сосредоточиться на собственных силах.       Хангуан-цзюнь сказал мысленно обратиться к морю ци — но Лянь-Лянь чувствовал, что в его даньтяне настоящая пустыня. Сухой воздух резал глаза и горло, зловещий ветер обнимал песочные барханы — и лишь в глубокой расщелине меж камней красного песчанника можно было найти тонкий ручеек ци. Но и этот ручеек был теплым и мутным, таким, что даже под палящим солнцем в него не хотелось опускать руки — Лянь-Лянь печально выдохнул про себя, но последовал наставлениям Хангуан-цзюня, прогоняя по меридианам поток ци. Юноша думал, что неплохо будет повысить собственные силы, но все же не надеялся на серьезное улучшение и в душе уже смирился, что цигун будет его единственной сильной стороной. Однако Лянь-Лянь не печалился, ведь у шисюна был достаточно большой запас ци, чтобы уравновешивать его. Это делало их отличной заклинательской парой…       Лянь-Лянь закончил три круга циркуляции ци когда стемнело и Хангуан-цзюнь решил окончить занятие. Перед уходом юноши он проверил его меридианы и довольно кивнул чему-то в своих мыслях. Следующим вечером их ждала еще одна подобная встреча.       Юноша вышел из кабинета вымотанным. Ему казалось, что сейчас он может ощутить каждый меридиан в своем теле — и все они противно пусты. Лянь-Лянь будто стал оболочкой самого себя, сброшенной кожей, и от этого ощущения хотелось избавиться как можно быстрее. Идя по каменной дорожке, юноша вдыхал полной грудью свежий воздух, стараясь наполнить зудящие легкие, вслушивался в окружающие звуки. Скоро должен был прозвонить отбой и адептов стало совсем мало — никто не обратил внимания, когда подойдя к комнатам учеников, Лянь-Лянь прошел мимо своей двери и аккуратно постучал в комнату Бинхэ, что была чуть поодаль, на углу.       Изнутри послышался шум и приглушенные голоса, а затем на пороге показался владелец комнаты — Ло Бинхэ выглядел взволнованным и бодрым, явно не думая засыпать в ближайшее время. Ничего не говоря, юноша осмотрел безлюдный двор за спиной Лянь-Ляня и затянул того в комнату, плотно закрыв дверь. В небольшом пространстве, большую часть которого занимала кровать и рабочий стол, стоявший на небольшом возвышении в центре, было довольно много людей: Шэнь Цзю и Шэнь Юань сидели рядом, заглядывая в одну книгу, Лю Цингэ, мрачно скрестив руки на груди, замер у двери во внутренний дворик, легкое покрывало на кровати было сбито Бинхэ. Но больше всего внимание Лянь-Ляня сразу привлек стол: на нем гордо стояли несколько пузатых кувшинов, перевязанных красной веревкой, и лежали бумажные пакеты с закусками, на которых в рыжем свете свечей можно было заметить пятна масла.       Лянь-Лянь прищурился:       — Так Шэнь гунцзы за этим покидал территорию? — строго спросил он, но в янтарных глазах не было осуждения, лишь интерес.       — Наконец-то Хуа-сюн закончил, — улыбнулся Шэнь Цзю, откладывая книгу и игнорируя вопрос. Умелыми движениями он достал несколько бамбуковых чаш, которые можно было купить в винных лавках, и раскрыл пакеты с закусками. — Занятие прошло хорошо?       — Да, мне показали несколько техник медитации, — ровно отозвался Лянь-Лянь. Шэнь Цзю покивал, а А-Юань с улыбкой подозвал юношу к столу.       — Хуа-сюн стесняется? Не стоит, мы лишь хотим немного отпраздновать сегодняшнюю победу и наше знакомство.       Лянь-Лянь чуть нахмурился:       — Мой путь совершенствования…       — Разве Хуа-сюн не собирался его менять? — прервал юношу Шэнь Цзю. — И потом, неужели ты ни разу не нарушал запрет?       — Нарушал, но… — Лянь-Лянь замялся, не зная, как описать свой яркий, но несколько постыдный опыт. — Ситуация в тот момент была иной, и я этим не горжусь.       — Готово, — довольно улыбнулся Шэнь Цзю, закончив расставлять закуски и взявшись за один из кувшинов. Глянув в сторону выхода во внутренний дворик, он бросил: — Лю шиди, долго будешь там стоять?       Лю Цингэ напрягся, хотел ответить что-то, но промолчал, вместо этого усевшись за стол. Рядом с ним устроился Ло Бинхэ, напротив все еще несколько нерешительно опустился Лянь-Лянь. Шэнь Юань протянул ему чашу, наполненную прозрачным вином, сладкий аромат которого щекотал ноздри. Рядом с Лянь-Лянем сидел Шэнь Цзю и, подняв свою чашу, он довольно улыбнулся. Хитрые глаза феникса скользнули по напряженно замершему Лянь-Ляню и Шэнь Цзю одним глотком, что вышел изящным, но черезчур поспешным, осушил свою чашу. Чуть подумав, Лянь-Лянь поступил так же.