Аттракция

2019

Улыбайся. Что бы они говорили. Что бы ни делали. Улыбайся. Это никогда не закончится. Толпа неистово кричала и хлопала, отовсюду слепили вспышки камер, чтобы запечатлеть момент триумфа одного и падения другого. Юдзуру поборол желание выбросить медаль в ближайшую урну, отправить следом коньки и сбежать с арены. Забыть о фигурном катании. Стереть из памяти каждую секунду, проведенную на льду. Что было на награждении он не вспомнит, даже если приставить пистолет к виску. Сплошное ослепительно-белое нечто, где в одно сливались звуки, цвета, запахи. А потом было это: ― Юзу ― величайший фигурист в истории… И бла-бла-бла. Нейтан, сидевший по левую сторону от него, рассыпался в комплиментах, смущенно улыбался и прекрасно изображал максимальное уважение к регалиям соперника. Как трогательно... Было бы, если бы не насмешливая улыбка и снисходительный взгляд аккурат перед пресс-конференцией. Я тебя обыграл. Видишь? Впервые Юдзуру такое поведение не проигнорировал. ― Ты спятил? ― Нейтан резко дернулся, вскинув подбородок выше, когда его максимально быстро и совсем не нежно оттолкнули к стене раздевалки. ― Придурок хренов. ― Наслаждаешься? ― А тебе что, так трудно принять поражение? Это всего лишь медаль. Расслабься. Нейт попытался вырваться из крепкой хватки ― безрезультатно. Не хотелось смотреть Юзу прямо в глаза. Не хотелось вообще как-либо с ним соприкасаться. Они должны существовать по отдельности, каждый в своей вселенной и своем мире. Конференц-зал постепенно пустел. Репортеры, прочие журналисты, фотографы гуськом направлялись к выходу, пропуская вперед спортсменов. Улыбайся. Разве кто-то должен знать? Разве незнакомые ему люди должны разделять его боль? Юдзуру вежливо поклонился, растянул губы в улыбке и скрылся в бесконечном лабиринте коридоров арены, подальше от камер и людских глаз. Он гордился своим прокатом. Остальное ― неважно. ― Блядь, Ханю, если тебе так хочется кого-то убить, выбери кого-то другого! Мне все эти игры неинтересны, ― с нескрываемой злобой выплюнул Нейт, снова дернувшись. На этот раз удачно. Отряхнувшись, он поправил ворот кофты, внутренне съежившись от дурацкого терпкого парфюма, которым тот пользовался. ― ... Юдзуру что-то пробормотал. Нейтан тяжело вздохнул, на секунду прикрыл глаза и резко обернулся. ― Что ты сейчас сказал? ― Я не буду с тобой бороться. Я выйду на лед ради своей мечты. ― Юдзуру наконец посмотрел на него. И посмотрел так, словно впервые видел. Казалось, что это будет длиться бесконечно долго, а потом вдруг ― раз! ― и Юзу словно подменили. Вместо озорного блеска в глубине темных глаз ― холод и разочарование, вместо обиженно поджатых губ ― неестественная улыбка, от которой наверняка скулы сводило. ― Трус, ― едко процедил Нейтан. ― Это со мной ты сражаешься! Это мне ты проигрываешь! Не хочешь бороться, так уйди и дело с концом. Или уйти побежденным ― один из твоих главных страхов? Ты же великий Юдзуру Ханю, который не может мириться с поражением, я прав? С каждым словом Нейтан приближался к нему, едва не вставая на цыпочки, чтобы быть наравне ― быть ему равным ― и просто впечатывать смысл фраз ему в голову. Хренов засранец только улыбнулся и даже бровью не повел, когда Нейтан приблизился настолько, что ощутил чужое дыхание на лице. Вернувшись в раздевалку, Юдзуру присел на лавку и откинулся к стене, часто и поверхностно дыша. Не астма. Он бы почувствовал. Ему было страшно. Годы спортсмена, тем более в фигурном катании, скоротечны, каждый новый цикл рождаются новые звездочки, и каждого второго нарекают гением независимо от уровня и титулов. Юдзуру не боялся потерять свои: он уже завоевал все, о чем даже не смел мечтать. Он боялся утратить доверие тех, кто всегда его поддерживал; кто устраивал грандиозные пухопады на соревнованиях; кто встречал перед выходом со стадиона и писал трогательные письма в его адрес. Он боялся разочаровать их отсутствием вожделенного золота. Маленький мальчик внутри еще во время пресс-конференции хотел вскрикнуть: «Я, правда, делаю все возможное, и я не знаю, что я делаю не так!». Юдзуру гордо молчал, стоически выслушивал дифирамбы в свой адрес и улыбался. Их словно затянуло в деланый фарс, но никто не разъяснил правила игры. Поэтому он следовал единственному и главному правилу в своей жизни: никогда не сдаваться. Даже если будет паршиво, если будет больно ― встань и сражайся или уступи дорогу другим. Ты можешь показывать свои слабости, можешь не сдерживать эмоций, можешь негодовать из-за оценок ― только там, не здесь. Лед все поймет и растворит в себе, а люди ― … Улыбайся, Юзу. Будто ничего не было. ― Все в порядке? ― голос Винсента прорезался как сквозь толщу воды. Нейтан покачал головой, делая шаг назад. Личное пространство японцев ― запретная территория, но это же Юдзуру Ханю ― он ничего вслух не скажет, только посмотрит долгим, красноречивым взглядом, выражая все свое негодование молча. ― Я научился принимать поражения и знаю, что это не менее ценный опыт, чем победы, ― ровным тоном ответил Юзу, не сводя с него глаз. Нейтан едва не вздрогнул всем телом от пронзившей холодной дрожи. ― Я научился ценить и уважать каждого соперника независимо от их места, национальности, поведения или ориентации. Но у меня есть мечта, Нейтан, которую я хочу осуществить, и ради нее пожертвую всем, что имею сейчас. Так что ты ошибаешься: я не боюсь проиграть тебе или кому бы то ни было. Я боюсь предать самого себя. Кажется, его не заботило, что Винсент тоже все слышал и только удивленно хлопал глазами, не вмешиваясь. ― Наслаждайся победой, Нейтан Чен. Юдзуру не ожидал, что дверь в раздевалку откроется с таким грохотом, что едва не слетит с петель. ― Аккуратнее, ― замечание, слетевшее с губ в ту же секунду, не должно было прозвучать вслух, но он слишком устал, чтобы об этом задумываться. А зря. Взвинченный и явно чем-то недовольный Нейтан, почти сгрузивший в сумку коньки, тут же выпрямился, отбросил ее в сторону и посмотрел на него. Взгляд у него был очень недобрый. ― Знаешь, а ведь в начале карьеры я хотел быть, как ты. Еще катаясь в юниорах, ― Нейтан сделал паузу. ― Я не могу быть на твоем месте и уж тем более никогда не буду тобой, но могу пообещать, что стану единственным, кого ты больше не обыграешь. ― Я уже это сделал, ― флегматично протянул Юдзуру, глядя на него снизу вверх. ― В Корее. Помнишь? ― Я вспоминаю это перед каждым стартом. В маленькой фразе, всего в нескольких словах была такая огромная порция боли, что отголосок ее слишком ярко и звонко отозвался в самом Юдзуру. Он бы ушам своим не поверил, если бы не видел перед собой заведенного, отчаянного человека, который поставил перед собой одну цель. И она сейчас была перед ним: истерзанная и не находящая в себе сил двигаться дальше. Впервые за весь вечер его улыбка была настоящей. Он почувствовал себя «нужным». Пусть и не в самом традиционном смысле. Я тебе нужен. Нужен, чтобы победить, чтобы превзойти и свергнуть с трона. ― Скажи это, ― потребовал он. ― Скажи, что я тебе нужен. Вот здесь, без камер и журналистов. Они снова смотрели друг на друга неприлично долго. Юдзуру почти не дышал. Когда голоса в коридоре стали более различимы, Нейтан тяжело сглотнул и отвел взгляд. Гордый. Ну он чего-то подобного и ожидал. Опустив голову, Юдзуру прислонился к прохладной стене и глубоко вздохнул. У меня тоже свой путь, и тебя там нет. Там никого нет, понимаешь? Внезапно рядом с ним прогнулась скамейка. ― Чувство стыда от победы перед толпой зрителей ― не то, на что я рассчитывал, ― усмехнулся Нейтан. Юдзуру не шевельнулся. Он слушал. ― Но то, с чем приходится мириться, выступая на одном льду с тобой. Юзу… Когда чужие прохладные пальцы бережно обхватили его запястье, Юдзуру открыл глаза. Сил вырываться не было. Лишь слабо вспыхнувший интерес: что дальше? Шум в коридоре постепенно стих. ― Тебе может показаться, что мне все равно, но это не так. ― Зачем ты мне это говоришь? ― Не хочу, чтобы ты так думал. ― Нейтан чуть сильнее сжал пальцы. ― У нас с тобой как-то все не заладилось с самого начала. Может, дело во мне… Не знаю. Ты же не думаешь, что я только и делаю, что хожу и выпрашиваю себе оценки? Юдзуру слабо ухмыльнулся. ― Я вовсе на тебя не зол. И я не одержим победами, ― добавил он. ― Все эти соревнования для меня рано или поздно подойдут к концу, как и для тебя, и для всех остальных. Когда придет время я, возможно, позволю себе быть более откровенным. Но не сейчас. И отпусти мою руку, пожалуйста. Повисшая неловкая пауза была прервана сдавленным «спасибо». Нейтан поправил челку, не слишком-то церемонясь с укладкой, и все же отошел. Улыбайся, Юзу, как будто ничего не было.