Дорога до дома заняла рекордные пятнадцать минут. Юдзуру оставил сумку в машине, взяв с собой только телефон.
В гостиной в глаза моментально бросилась аккуратно сложенная на кушетке черная толстовка, а в голове зароились привычные беспокойные мысли, вопросы, сомнения.
Имеет ли он право требовать объяснений?
Продолжать ли вести себя как обычно или всё-таки дать понять, что тебя это задело? Не просто задело, а, чёрт побери, причинило такую боль, что в какой-то момент показалось: ему должно быть стыдно за свои чувства, которые он с трудом контролировал.
Думая об этом, он впервые ощущал себя настолько уязвимым, пока в груди все скручивалось жгутом и хотелось просто свернуться калачиком в постели, игнорируя весь хренов мир вокруг.
Юдзуру стянул с себя кепку, кроссовки и спортивку и сразу протопал в ванную. Телефон оставил на полке.
Возможно, он воспринял слова не так, как следовало, и не стоило придавать этому слишком большое значение.
Возможно, Юдзуру ― просто глупый влюбленный мужчина, с лихвой огребающий последствия своего выбора.
Ну, господи.
В этом и заключались все его проблемы: он был
так безумно влюблен, что не хотел признавать: есть и другие ― лучше, достойнее, куда более доступные в плане общественного одобрения, в конце концов. Вот почему простой, казалось бы, ответ так сильно вывернул его наизнанку, обнажая то болезненное, о чем он не хотел даже думать и успешно этого избегал последнее время.
Здорово же, что теперь весь мир знает, что Нейтан Чен свободен и открыт к отношениям, а Юдзуру сам как-нибудь разберется со своими чувствами.
Они не говорили об этом.
Вслух.
Он небрежно обтерся полотенцем, закинул на сушилку и зачесал назад уже порядком отросшие волосы. Есть не хотелось, от мыслей о еде вообще дурно становилось, так что он сразу отправился в спальню, снова и снова прогоняя в голове кусочки из интервью.
Никуда не деться ― он все еще бесконечно сомневающийся, с истерзанными телом и душой человек, который так и не понял, почему «его правда» никому не нужна и особо неинтересна.
Но ведь это было всего лишь интервью.
Одно из многих.
Если ты доверяешь человеку, то чего тебе бояться?
Боже, Ханю, будь добр, замолчи хоть на секунду!
Мысленно он уже тысячу раз приказывал себе заткнуться, потому что знал свою дурацкую способность раздражать самого себя бесконечными хождениями по кругу одних и тех же мыслей.
Юдзуру расстелил футон и, закутавшись в плед, включил телефон. Долгим, задумчивым взглядом гипнотизировал электронный билет, а после просто закрыл вкладку. Отменить заказ можно в любой момент.
А еще он хотел ему написать. Но, боги, как же это сложно, когда ты сам с собой не в состоянии сладить, а тревожные мысли то тут, то там вспыхивали мелкими яркими светлячками, мешая сосредоточиться.
Юдзуру апатично перевел взгляд на потолок, освещаемый бледным лунным светом, затем на стену и, наконец, посмотрел в окно, за которым рос столетний раскидистый вяз. Величественный и непоколебимый ― что в летний зной, что в дождь и ветреную изморось, что в снегопад. Своим видом он уже внушал спокойствие, силу и уверенность, так что Юзу стоило бы у него поучиться. Ментально он мог себя разве что с каким-нибудь дурацким тофу сравнить, а это, очевидно, было совсем не в его пользу.
Он со стоном перекатился на спину и медленно сосчитал до двадцати.
Вот хоть бы раз это помогло.
Откинув одеяло, он встал, дошел до кухни, где еще с утра оставил ноутбук, и вернулся обратно. Намерения выложить новое видео на ютуб еще на прошлой неделе сорвались из-за непредвиденных обстоятельств, так что пока у него есть время, можно этим заняться. Заснуть все равно не получится.
Видео было коротким ― всего пятнадцать минут.
Когда загрузка завершилась, он снова взглянул на время, автоматически зачем-то прикинул разницу во времени, но мгновенно себя одернул.
Он должен вести себя подобающе. Как бы ни хотелось поддаться глубоким разрушительным чувствам, ему уже не пятнадцать, чтобы обижаться и бросаться игрушками. И он сейчас вовсе не о настоящих игрушках.
В конце концов, наверное, Юдзуру должен быть ему благодарен за то, что ничего компрометирующего в его адрес не прозвучало. Как бы он отреагировал, если бы Нейтан вдруг загадочно сообщил, что у него кто-то есть? Это в свою очередь породило бы волну новых слухов и догадок, а их и без того из-за нескольких фото в Торонто уже «поженили».
В Японии не было такого повсеместного толерантного отношения к представителям нетрадиционной ориентации, их не ждали на каждом углу с радужными флагами и поддерживающими лозунгами ― мало где вообще так было, так что ожидать одобрения даже ему с целой армией поклонников и поклонниц тоже не следовало. Потому что он ― Ханю Юдзуру и на него многие равняются.
О чем бы подумали его консервативно настроенные соотечественники, узнав, что их Юдзуру не собирается выбирать себе спутницу, с которой создаст счастливую семью и будет воспитывать детей, как подобает каждому уважающему себя японцу?
В этом плане они удивляли не только многих иностранцев, но и его самого: они могли считать абсолютно нормальным какие-то странные, даже извращенные вещи, не говоря уже о том, как сильно у него в стране развита индустрия эскорт-услуг, и при этом осуждать тех, кто посмел влюбиться в человека своего пола.
Хотя в последнее время всё чаще можно было услышать и слова поддержки, а некоторые вещи даже продвигались законодательно ― Осака, конечно, значительно опережала все остальные префектуры в этом отношении.
Наконец, не выдержав, он все же открыл мессенджер и, пока не засомневался, быстро отправил:
«Все-таки не надо было ее надевать. Извини».
А еще так легкомысленно относиться к ночным тренировкам, позволив себе расслабиться всего на секунду и забыть, что реальность всегда начеку и никуда не исчезала, а жизнь шла своим чередом.
Проблема в том, что никогда прежде Юдзуру не терял способность мыслить здраво и контролировать эмоции рядом с кем-то, все происходило впервые, и он не всегда был к этому готов.
Рядом с таким Нейтаном он и себя самого открывал заново, забывая об элементарной осторожности.
Не в его случае — любить открыто. По крайней мере, не сейчас. Так что к Нейтану вроде как и вопросов никаких быть не должно, но они
были и за них ему было стыдно.
Нельзя. Не должен. Забыть, как будто и не было ничего.
Или вообще поблагодарить Нейтана за смекалку, потому что теперь мало кому придет в голову искать между ними что-то большее, чем дружбу.
― Я не думал, что это интервью тебя заинтересует, ― честно признался Нейтан, перезвонив ему через полчаса. Комментариев под видео на его канале уже перевалило за две сотни. Юдзуру закрыл страницу и выключил ноутбук.
― А если бы знал, что-нибудь поменялось?
― Юзу…
― Это не претензия, ― перебил он, постаравшись выровнять дыхание. Несмотря ни на что он скучал. Так чертовски сильно скучал.
― Это
звучит как претензия, ― сухо произнес Нейтан.
― Тебе напомнить, как прозвучали твои слова? ― Юдзуру мысленно чертыхнулся: получилось грубее, чем он ожидал. Черт. Это снова происходило. Он сжал двумя пальцами переносицу, закрыл глаза и добавил: ― Вот это претензия, Нейтан. Безосновательная, я знаю, извини. Зря я вообще тебе написал.
Ему просто нужно обо всем забыть и двигаться дальше. Как всегда.
Вопреки ожиданиям Нейтан молчал совсем недолго:
― А ты бы хотел, чтобы я признался тому кретину, что мы действительно трахались? И как бы это по-твоему выглядело? Ты бы вот
так хотел это услышать?
― Нет, ― бессильно опустив голову, тихо выдохнул Юдзуру. Из него разом вытянули все силы, оставив пустую оболочку. ― Забудь, пожалуйста. Мне нужно идти, спокойной ночи, Нейт.
Юдзуру отключился, выключив заодно звук, и отложил телефон в сторону. Он очень сильно устал.
Вопрос, которым он задавался в последнее время все чаще и чаще, каждый раз откликался в нем все болезненнее.
Должен ли он жертвовать своими желаниями в угоду желаниям других? Да он так всю сознательную жизнь провел, являя миру того Юдзуру, которого хотели видеть, от которого чего-то ждали, на которого возлагали большие надежды.
Какая-то извращенная и неправильная проблема вагонетки.
Он натянул одеяло почти до подбородка, поняв, что подрагивает от холода несмотря на то, что в доме было довольно тепло.
Снова шумно вздохнув и цокнув, он резко поднялся, прошлепал босыми ногами в гостиную и напялил поверх футболки чужую толстовку, поняв, что соскучился даже по запаху ― у Нейтана были потрясающие духи с сандалом и ванилью, которые вперемешку с запахом кожи, давали какую-то одуряющую смесь ― даже сейчас Юдзуру ощущал его на себе.
Он вдохнул поглубже, подушечками пальцев оглаживая мягкую ткань, и поплелся обратно.
Боже мой, он так сильно влип.
***
Нейтан разочарованно простонал и сбросил звонок. Телефон отправился на кровать, а он с грохотом закрыл дверь и вышел из комнаты.
С кухни доносился приятный аромат специй и запекающейся курицы, где-то в гостиной раздавался смех Джанис, и ему совсем не хотелось портить семье настроение своими переживаниями по поводу буквально всего, что успело произойти за последние пару недель.
То единственное, из-за чего его одолевали одновременно и обида за то, что ему толком объясниться не дали, и злость, потому что Юдзуру едва ли не последний, кого он хотел бы намеренно оскорбить, если вообще хотел, и даже страх вернуться к тому, с чего они начинали.
Конечно, это было не так, и нечего было преувеличивать. Но все-таки ― пусть на долю секунды ― он поверил, что это может оказаться правдой, а, значит, он сделает все, чтобы добиться его заново.
Все вот эти рассуждения «мне лучше уйти и отпустить несмотря ни на что» он оставил для идеальных во всех отношениях засранцев, к которым он себя никогда не причислял. Зато он был тем, кто имел отвратительное чувство гордости и упрямство размером с космос и кому требовалось время, чтобы вернуть мозги на место, а крыша окончательно не съехала.
― Мы, похоже, собрались всей семьей, чтобы целыми днями лицезреть его недовольную физиономию, ― донесся до него голос Тони. Нейтан не шелохнулся, продолжив методично крошить кусочек сахара вилкой.
Решение делать вид, что все у него хорошо, нет никаких проблем, оказалось не так легко воплотить в жизнь.
Юдзуру так глубоко и крепко забрался прямо под кожу, в подкорку, и у него просто не было шансов это игнорировать.
Что вообще его так взбесило в чертовом интервью? Не мог он сказать иначе, грамотно уйти от темы ― запросто, только если вы заранее обговариваете вопросы, чего сделано не было. Да, это проёб, но с другой стороны отказ говорить на тему каких-то фанатских пабликов и прочего, выглядел бы еще более странно. Или же…
Нейтан уже запутался.
Когда на кухне осталась только мама, которая до этого молча суетилась возле плиты, он, наконец, оторвался от своего занятия, отложил вилку и закрыл лицо руками.
― Не поделишься, что у тебя случилось?
Поделиться…
Он ведь до сих пор им ничего не сказал.
Странно, наверное, скрывать что-то от самых близких людей, как и испытывать боязнь, а вдруг не поймут, вдруг не примут.
Нейтан устало вздохнул, зарылся пальцами в непослушные кудри и посмотрел на нее в упор.
― У меня сейчас отношения с мужчиной, в которого я безумно влюблен и которому сделал больно, заявив на весь мир, что по-прежнему одинок, ― быстро проговорил он, буквально на одном дыхании, и продолжил: ― Так что я буквально олицетворение выражения «быть нормальным ― идеал для неудачника», и мне жаль, что ты узнала обо всем вот так. Прости. Но мне сейчас так погано, что принимаются любые возмущения в мой адрес. Хуже вы точно не сделаете.
Возникшая тишина после паузы угнетала, усиливая ощущение неопределенности и какой-то жуткой беспомощности. Нейтан покорно ждал хоть какой-нибудь реакции, потому что молчание тяготило.
Мама казалась только немного удивленной, никакого шока на лице он не увидел, и это было… воодушевляюще? Боже, ему следовало уделять больше внимания психоанализу в университете.
― Если всё так, почему ты сейчас не с ним? ― наконец, она заговорила, но это было совсем не то, что он ожидал услышать, и несколько выбивалось из придуманного им же самим сценария, где его донимают расспросами, как так получилось, что это за мужчина, почему не сказал раньше ― в лучшем случае.
― Мам, ты меня сейчас слышала вообще? Я же…
― Помолчи. Я все прекрасно услышала. Ты сказал то, что посчитал нужным сказать, а мы учили тебя не жалеть о поступках. Даже о самых противоречивых, помнишь?
Он вяло кивнул.
― Так почему ты сейчас здесь? Ждешь, что все как-то само разрешится?
― Мам!
― Я говорю серьезно. ― Она даже приосанилась и нахмурилась. ― На твоем месте я бы не сидела в ожидании, что кто-то скажет ему всё то, что должен сказать ты. Это не так работает.
У нормальных взрослых людей, видимо, да, все как-то иначе складывается. А их двоих нормальными он мог назвать с большой натяжкой.
― Ты ведь поняла, о ком я говорил?
Он наблюдал за тем, как она отложила овощи в сторону, снисходительно улыбнулась и пожала плечами. Все-таки его мама была лучшей на свете. Да, поняла, и, нет, настаивать на каких-то подробностях не будет, пока сам Нейтан об этом не скажет.
Он заключил ее в крепкие объятия, совсем как в детстве, и понял, как же сильно ему порой этого не хватает. Того самого ощущения, когда любая проблема кажется мелочью, с которой маленькому Нейтану помогут разобраться родители, и жизнь снова станет яркой и беззаботной.
Наверное, в жизни у каждого когда-то наступает такой момент, и он был бесконечно благодарен за то, что у него есть возможность хотя бы так, на мгновение, вернуться в детство. А со всем остальным позже он обязательно разберется.
***
Юдзуру прибыл в Канаду ранним пятничным утром, а уже ближе к четырем часам после полудня появился в Крикете, успев застать там и Брайана, неспешно листающего новенький журнал, и Джейсона, взъерошенного и жутко уставшего. Его-то он и встретил первым.
― Твой энтузиазм впечатляет, ― присвистнул Джейсон, кивнув в его сторону. Юдзуру слегка поклонился и помахал рукой еще на подходе к нему. ― Не успел вернуться, а уже стремишься на лед.
― Здравствуй. Ну, кататься я сегодня точно не намерен. Брайан здесь еще?
― Был у себя. По крайней мере, минут тридцать назад точно. Эй, Юзу, погоди! ― Джейсон подошел к нему, оглянулся по сторонам и спросил: ― А ты случайно не в курсе, что с нашим рокетменом стряслось? Он такой раздраженный вернулся. Я давно его таким не видел.
Юдзуру недоуменно нахмурился и только после понял, о ком идет речь. Джейсон выглядел взволнованным.
Какого черта успело случиться, пока его не было? Ну кроме того конфликта из-за дурацкого интервью. После этого Нейтан звонил еще два раза и всё ― как отрезало. Его бы это расстраивало, если бы он сам при этом нашел в себе силы позвонить первым.
― А почему ты
меня об этом спрашиваешь?
Юдзуру постарался улыбнуться и взять себя в руки. В любой ситуации главное ― держать лицо, несмотря на внезапную, душащую, тревожную мысль: уезжает. Он говорил, что задержится здесь на год, но кто бы ему помешал расторгнуть договор и вернуться домой уже сейчас?
Только он собирался ответить, как сзади неожиданно послышался низкий, грубый голос самого Нейтана.
― Потому что больше всего времени я провожу с тобой, и он это знает.
Он подошел к ним поближе, засунув руки в карманы джинсов. Даже кепку не удосужился снять. Маскировка отличная, но не в том месте, где тебя знает каждый первый.
Юдзуру застыл, чувствуя, как начинает пылать лицо и деревенеют мышцы, а непослушное сердце снова сбивается с размеренного ритма. А вот Джейсон совсем не смутился.
― Слушайте, я вас как будто за чем-то неприличным застал, ― беззвучно ухмыльнулся он и тут же пробубнил: ― Чего, я надеюсь, никогда не произойдет. Не стану я трепаться об этом, перестаньте. Ну, серьезно, с тобой точно все в порядке?
― Джей, еще один такой вопрос, и я…
― О чем трепаться-то? Или ты из тех, кто считает, что у нас с ним…
Юдзуру не договорил и обернулся ― Нейтан впервые выглядел настолько очевидно растерянным.
Если бы можно было соотнести эмоции со словами, было бы всё гораздо понятнее и проще, но он молчал, и в его молчании было что-то пугающее, словно еще немного и всё ― сломается.
Юдзуру на секунду задержал дыхание, поймав его взгляд.
У нас с ним — что? Говори, Юзу.
Губы дрогнули в мимолетной улыбке.
Забавно же, правда, Нейт?
Спать со мной и упрямо продолжать говорить прессе, что ты свободен для отношений.
― Простите, мне нужно идти.
