Мужчина, чье сердце подобно осеннему небу

      Сатору не помнил, когда последний раз ему было так комфортно в компании кого-то чужого. Сам он был тем, кого называли социальной бабочкой — активным, берущим инициативу на себя, но в тот вечер он говорил едва ли больше пары предложений за раз, в основном слушая Кенто. Показавшийся ему отчужденным мужчина неожиданно раскрылся Сатору с другой стороны. Ему нравилось говорить, хотя явно не привык к тому, что его могут слушать — иногда Кенто замолкал, словно одергивал сам себя, но стоило Сатору подтолкнуть его, как оживленный монолог продолжался. Несмотря на внешнюю отчужденность, усилившуюся с годами, Кенто обладал яркой харизмой. Сатору уже подметил в нем не выраженную, словно скованную сексуальную страсть, но, как оказалось, Кенто был таким во всем: он будто долгое время удерживал себя в каких-то строгих рамках и теперь, наконец позволив себе проявить чуть больше эмоций, не мог остановиться. Сатору любил ярких и страстных людей, потому не мог оторвать он него взгляд, прослушав истории Кенто до поздней ночи. Они расстались лишь в четвертом часу утра, когда уже невозможно было скрыть зевоту. Кенто вежливо предложил Сатору оплатить такси, а тот не стал возражать, хотя и напомнил хозяину квартиры о том, что тот задолжал ему завтрак. Сказано это было скорее в шутку, чтобы поддразнить медленно моргавшего Кенто. Но тот с серьезным видом ответил, что все равно не оставит Сатору у себя.       — Это была шутка. Пригласишь меня на завтрак в следующий раз, — улыбнулся Сатору прежде, чем уткнуться в его шею носом и вдохнуть запах на прощание.       Он оказался без ума от того, как пахла кожа Кенто и прощание не поцелуем, а неспешным потиранием о шею быстро вошло в привычку. Как и приглашение на ужин от Кенто, когда он хотел увидеться с Сатору. Иногда это был просто ужин: Кенто писал в десятом часу вечера, что будет дома через полтора часа и не хочет ужинать в одиночестве. В такие дни Сатору составлял ему компанию, сидя на диване и слушая истории о том, как прошел день Кенто. А иногда они с порога начинали раздеваться, торопясь дойти до спальни.       Спустя полтора месяца с их повторного знакомства у Сатору вошло в привычку утром писать Кенто сообщение с вопросом как начался его день. Ничего примечательного в таких вопросах не было: обычная вежливость и возможность завязать разговор, при этом четко обозначая для собеседника, что с ответом не обязательно торопиться. Их отношения за эти недели не претерпели особых изменений. Разговоры добрых друзей, секс, словно между воссоединившимися после долгой разлуки любовниками, и полная свобода в решении, как себя вести и где остановиться. Было ли это продиктовано тем, что у Сатору не было серьезных отношений, кроме как с отцом Мегуми, или слишком большой загруженностью Кенто на работе, но обоих устраивал такой сценарий.       Единственное, что хоть немного волновало Сатору, так это то, что за это время он так и не понял, кем именно являлся по своей натуре Кенто. В постели тот не проявлял никаких наклонностей ни к садизму, ни к мазохизму. Единственной зацепкой стала попытка Сатору найти его эрогенные зоны. Больше всего Кенто сходил с ума, когда целовали внутреннюю часть бедра. Распаленный тем, как честно реагировали на его действия, Сатору вылизывал и прикусывал упругую кожу, пока Кенто не притянул его к себе и не наклонился, задыхаясь прошептав, что тот может быть жестче.       — Я хочу помнить о том, что было сегодня до нашей следующей встречи, — горячо выдохнул ему в губы Кенто.       Это стало отправной точкой одержимости Сатору желанием оставить как можно больше засосов на его бедрах. Он просил остановить себя, если Кенто будет неприятно, но так ни разу и не встретил сопротивления с его стороны. Последствия своей жадности он наблюдал лишь спустя несколько дней, когда они вновь занимались сексом. Постепенно желтеющие синяки выглядели болезненно, но Кенто продолжал просить оставлять их.       Сумбурный секс и вечерние дружеские посиделки неожиданно прервались к концу второго месяца. Кенто пару раз отменил встречу, а после и вовсе перестал отвечать на сообщения, предупредив, что сейчас у него завал на работе. Сначала Сатору смутила такая резкая перемена. Он попытался вспомнить, сделал ли что-то неприятное в последние их встречи, однако это были их привычные вечера с ужином и простыми беседами. Пришлось копнуть глубже в память, к ночи, когда был их последний секс. К собственному удивлению Сатору обнаружил, что последний раз, когда едва не плача от наслаждения, Кенто просил взять его сзади выпал на восьмое число октября.       Покопавшись в воспоминаниях еще немного он понял, что почти каждый их голодный секс выпадал на числа возле тех дат, в которые Кенто когда-то посещал «Сад роз». Выходило, что вместо посещения салона, он встречался с Сатору. Странная закономерность, которой он не смог найти объяснение. Но спустя день, когда он провел с этими мыслями ночь, Сатору понял, что ищет подтекст в том, что являлось обычным совпадением. В конце концов реальность большинства людей их возраста заключалась в том, что работа отнимала слишком много сил и времени. Если самому Сатору повезло, это не значит, что у Кенто был такой же счастливый брак с работой.       Смирившись с непредвиденной паузой в их встречах, Сатору сам ушел в работу с головой. Как он и предсказывал, смерть шурина вакагаширы оказалась началом мелкой междоусобицы. В одном из офисов Сонода-икку случился погром, вину за который повесили на кобунов Зенин-кай. Из-за вмешательства в дела нижней организации оябуну пришлось вызвать к себе руководителей, но к единому решению так и не пришли. Обвинять кайтё в том, что он мешает собственным подчиненным вести отдельный бизнес, дальновидный Сонода не стал, но отдал приказ своему вакагашире провести аудит на подконтрольной территории.       И Сатору в этом тоже участвовал. Он знал, что под аудитом подразумевалось обычное выбивание информации и денег с помощью грубой силы или угроз. Однажды ему не посчастливилось отправиться в Кабуки-чё вместе с Тоджи, который в прежние времена возглавлял «аудиторскую» группу Шию. Тогда он лично смог наблюдать за причиной регулярных травм Тоджи, который в одиночку перевернул вверх дном офис не желавших платить «профсоюзный» взнос Сонода-икку держателей банного бизнеса. В тот раз Сатору увязался за ним из любопытства, но позже, когда он начал работать с Шию, ему самому пришлось наведываться к частным бизнесменам перед аудиторской группой в обязательном порядке. Сонода-сан предпочитал вести дела по-простому, через законные методы с помощью юристов, но если харизма Сатору не срабатывала, Шию отправлял к непонятливым бизнесменам пару крепкий вакасю. Они уже не тыкали людям в нос бумажки с подписями и печатями. Такие люди работали простым методам — с помощью кулаков. Одного визита было достаточно, чтобы бизнесмены признавали свои ошибки.       После того, как в подконтрольных Сонода-икку заведениях начался аудит, в Кабуки-чё стало заметно менее спокойно. Обычные посетители баров и саун конечно же не заметили каких-либо изменений. Разве что на улицах по вечерам стали часто появляться компании мужчин в чуть более вычурных костюмах, чем обычно носили отдыхающие здесь белые воротнички.       Из-за решения поднять аренду заведения стали обращаться за поддержкой к другим организациям и градус территориальной напряженности только нарастал. Спустя всего неделю активной работы на Сатору напали с ножом, когда он пришел с вакасю в офис пачинко-салона. Увернуться от удара не составило труда, на Сатору не осталось ни царапины, но Шию все равно предложил приставить к нему на время аудита постоянного охранника. Это предложение польстило Сатору, но он отказался, сказав, что это привлечет к нему больше внимания.       — Почти весь район и так в курсе, откуда эта лиса приходит, — засмеялся помощник Шию, когда тот посетовал, что вести дела с внештатным юристом теперь сложнее. — Только ленивый еще не разбрехал, что на проверки бегает белая лиса, после которого обязательно жди беды.       — В какое время мы живем, чтобы человека сравнивали с лисой? — Шию закатил глаза. — Сатору даже не в Сонода-икку, а столько почестей.       — Может пора уже пересмотреть твое решение держать его вне семьи?       Шию помолчал некоторое время, после чего закурил и дал ответ:       — Таков был уговор с Тоджи. К тому же Сонода-сан все еще надеется, что Мегуми пойдет по стопам отца.       — Какой толк в мальчишке, который ничего не умеет, — цыкнул мужчина.       — Никакого. Я был бы даже рад, если он ни разу не столкнется с нашим делом. Но его дядя тоже не сидит сложа руки. Для Соноды-сана держать Мегуми подальше от родной крови дело принципа. К тому же у нас могут возникнуть проблемы с Сатору, если парнишку пригреют Зенины.       — А Сатору что говорит по этому поводу?       — Что сам убьет любого, кто полезет к сыну Тоджи. У меня есть подозрение, что он до сих пор не рассказал Мегуми всю правду о его отце.       — Что он был якудза? Думаешь, он в детстве не понял?       — Да я не о том, — отмахнулся Шию.       Этот разговор случился спустя две недели после того, как в одном из их офисов произошел погром. Шию не любил суматоху и предпочитал разбираться с неприятностями сразу, жестко подавляя любое сопротивление, но сотё четко дал понять, что сейчас важнее показать себя бизнесменами. Именно поэтому ему приходилось регулярно гонять Сатору по их заведениям, чтобы пустить пыль в глаза и приучить людей решать вопросы с помощью слов.       За это время Сатору ни разу не выразил свое недовольство ни за то, что ему звонили посреди ночи, ни за сверхурочную работу. Он продолжал каждый день наведываться в офис, откуда в сопровождении вакасю они ехали в новое заведение, чтобы объяснить, чем важны профсоюзные взносы.       И все же несмотря на видимое спокойствие, Сатору все сильнее хмурился, когда возвращался домой. Было глупо делать вид, что дела идут хорошо, когда он приходил насквозь пропахшим сигаретами и потом. Перебирая вещи перед стиркой, Сатору однажды заметил капли крови на своих брюках. Когда Мегуми надоест играть в наивного подростка, оставалось лишь вопросом времени.       К тому же Сатору беспокоила еще одна вещь. Мегуми ходил в одну из лучших школ в префектуре. Но эта школа имела славу заведения, в котором учились бандитские дети. Так вышло, что дом Фушигуро находился в том же муниципалитете, откуда когда-то начала свое семейное расширение Зенин-кай. Постоянная связь с кланом была неизбежна — только в параллели Мегуми училось трое отпрысков членов Китаку-кай. Даже его друг — Юджи Итадори был ребенком борёкудан. Только его матери хватило духу развестись с мужем и забрать сына с собой, дав тому шанс вырасти нормальным человеком.       Отношения детей якудза тоже являлись той еще проблемой и Сатору не сомневался, что вскрывшийся волдырь межкланового спора уже успел коснуться отпрысков и их взаимоотношений. Сомнения, стоит ли затевать этот разговор, одолевали Сатору всего пару дней ровно до следующей попытки напасть на людей Шию. В этот раз кто-то даже отправился в больницу.       — Как дела в школе, — за ужином спросил Сатору, заставляя Мегуми подозрительно прищуриться.       — Готовимся к школьному фестивалю.       — С одноклассниками все в порядке?       — Ну, — Мегуми почесал лоб. — В школе ходят слухи и, раз ты задал вопрос, то думаю, что они правдивые. Но можешь не беспокоиться за меня.       — Как я могу не беспокоиться за тебя, Мегуми-чан, — Сатору лучезарно улыбнулся, надеясь сбавить градус неловкости.       — Я прекрасно знаю, чем занимается семья отца. Как ты и учил, я обратился к учителям, когда заметил их людей у ворот.       — Погоди, — беззаботная маска сползла с лица Сатору. — Кого ты встретил?       — Наою-сана.       — Что он забыл в школе?       — Точно не доучиться решил. Не знаю, — Мегуми пожал плечами. — Я видел как он разговаривал с Маки-семпай.       Сатору нахмурился. Если ему не изменяла память, то это была одна из дочерей-двойняшек Оги Зенина — младшего брата оябуна. Кажется, ее мать пыталась поступить как и мать Юджи: развестись и забрать дочерей, но женщину признали недееспособной и после развода дети остались с Оги. Он плохо помнил рассказы Шию и Тоджи, поэтому не до конца был уверен в том, как сейчас обстоят дела в семье.       — Разве Маки это не та девушка, которая пыталась поменять в прошлом году фамилию?       — Она поменяла, — кивнул Мегуми. — Но, судя по слухам, теперь ее пытаются заставить бросить школу, чтобы выдать замуж.       Сатору склонил голову на бок, пытаясь осознать услышанное. Заметив его хмурый вид, Мегуми решил объяснить.       — Брак по расчету, когда женщину выдают за муж ради выгодных отношений между семьями.       — Ты сейчас серьезно?       Несколько секунд Мегуми смотрел в глаза Сатору, после чего опустил взгляд в тарелку и кивнул. С годами ему становилось неловко от понимания, что Сатору все еще не знал какие-то банальные вещи, потому что его воспитывали не в семье.       — Ей же семнадцать лет. — Сатору нахмурился, пытаясь представить, какими были его эмоции если бы кто-то сказал, что через два года Тсумики необходимо забросить учебу и выйти замуж за незнакомого ей мужчину. — Погоди, ее выдают за Наою?       — Он ее двоюродный брат, — настала очередь Мегуми скорчиться в отвращении. — Надеюсь, что нет, хотя это возможно. Юджи с Нобарой искали в интернете.       — Если снова встретишься с ним, держись подальше.       Мегуми утвердительно кивнул на предостережение Сатору, хотя оно не требовалось — он и без того не особо любил своего двоюродного дяду. Когда он был совсем маленьким, Наоя пару раз оставался приглядывать за Мегуми и Тсумики, пока их отцы уезжали по своим делам. Он позволял им играть на своей приставке и тогда для ребенка такое внимание казалось настоящим подарком. Возможно Мегуми до сих пор относился бы к нему как и прежде с чуть восхищенным детским трепетом, если бы не смерть отца.       Хотя проводить церемонию вместе с маленькими детьми было трудно, Сатору все равно взял их с собой. Он убедил Зенин, что дети должны проститься с отцом как подобает. Сатору и без того мало кто любил и воспринимал всерьез. Похороны только усилили недоброжелательное отношение к непрошеному юнцу. Наоя, будучи всего на пару лет старше Сатору, был один из самых его ярых ненавистников. Тогда Мегуми еще не понимал, почему дядя так относится к другу отца. Но даже не до конца осознавая, что значили крики о том, что грязному пидору нельзя позволять жить с детьми Тоджи, мальчик затаил на него обиду. Потому что Сатору был единственным, кто открыто горевал из-за смерти Тоджи. Лишь с возрастом Мегуми смутно начал понимать связь между мерзким поведением Наои и слезами Сатору, который первый месяц жизни в этом доме почти каждый день по вечерам запирался в ванной и ревел.       Мегуми был лишен отеческой любви в детстве. Первым взрослым, что стал относиться к нему с теплотой, стал Сатору. И именно поэтому Мегуми всей душой не любил Наою.       Разговор за ужином вынудил Сатору связаться с Шию. Они оба не сомневались, что погромы в районе Кабуки и попытка выдать несовершеннолетнюю Зенин за муж были кусочками одной мозаики. Вероятно, внутри Зенин-кай назревали серьезные перемены. И было бы хорошо, если эти перемены обойдут их семью стороной — думал Сатору.       Шию попросил у него немного времени, чтобы проверить информацию, которой они теперь обладали. Он не дал конкретных сроков, но Сатору все равно ощущал выматывающее беспокойство из-за происходящего и долго не мог уснуть. Лишь к двум часам ночи его мозг сумел отпустить волнение и позволил заснуть.       Стоило этому случиться, как Сатору тут же разбудил телефонный звонок. В последнее время он привык к такому, потому на автомате поднес телефон к уху и произнес чистым не заспанным голосом:       — Слушаю?       — Извини за поздний звонок, — в трубке послышался голос, который он не слышал уже пару недель. — Мне стоило написать. Ты свободен?       — Да. У тебя голос убитый. — Сатору сел на кровати и кинул взгляд на часы, стоявшие на столе. — Нанамин, все в порядке?       — Ты… Берешь работу вне салона?       Сатору тихо выдохнул, накрывая глаза ладонью. Он до сих так и не признался Кенто, что соврал в тот раз.       — Ты хочешь, чтобы я приехал? — Сатору решил проигнорировать вопрос о работе «на дому».       — Я оплачу такси.       — Ненужно. Я буду у тебя в течение часа.       — Спасибо.       Отложив телефон в сторону, Сатору с минуту смотрел в одну точку, пытаясь прийти в норму после того как был разбужен сумбурным звонком Кенто. Мозг упорно ленился и не желал просыпаться. Сатору пришлось принять душ, чтобы все-таки заставить тело и сознание очнуться. Вместе с искусственной бодростью к нему понемногу пришло осознание странности звонка Кенто. Почему он позвонил так неожиданно? Да еще ночью. Подобное было не похоже на поведение, к которому привык Сатору и это его взволновало. Всю дорогу до Кенто он вертел телефон в руках, то и дело заглядывая в их переписку. И лишь оказавшись на пороге квартиры, он ощутил резкое нахлынувшее спокойствие, будто окатившее его холодной волной. Вместе с медленным глубоким вдохом, он нажал на кнопку звонка.       Кенто словно караулил его все это время: стоило Сатору отнять палец от звонка, как дверь открылась. Не говоря ни слова, он вошел в квартиру и сразу направился в темную гостиную. Никаких видимых причин для беспокойства не было, хотя Сатору и заметил на столике у дивана открытую бутылку с бренди и раскиданные в беспорядке вещи. Такая небрежность удивила его: Кенто был тем, кто после секса сразу начинает собирать грязное белье, всегда проветривает комнату и не оставляет посуду «на утро».       — У тебя все в порядке? — Сатору повторил тот же вопрос, что задавал во время звонка.       Кенто, шедший за ним следом, обошел Сатору, взял что-то с дивана и вернулся к гостю. В его хмурящемся лице читалось сомнение, но Сатору не мог уловить причину.       — Я пойму, если ты откажешь мне. Не думай, что я прошу сделать это бесплатно. — В очках блеснуло отражение ламп из кухни, когда Кенто резво вскинул голову.       Сатору заметил движение и опустил взгляд на протянутую к нему руку. В ладони Кенто был зажат сложенный поводок. Толстая кожаная полоска заставила сердце сжаться в томительном ощущении. Сатору знал, что это означает. С секунду он смотрел на ладонь, не веря, что это происходит на самом деле.       — Ты сможешь быть моим топом сегодня? — Кенто наконец озвучил приглашение, которое Сатору уже распознал по протянутому ему поводку.