Плен, превратившийся в удовольствие.

— Я — не Альдо, — повторял Ричард. — Не он. Мне можно и нужно говорить, если что-то не так. Можно и нужно. Я готов тебя слышать. Я не сделаю больно. Со мной будет хорошо. Мне уже плохо, — хотел сказать Рокэ. Неужели ты не понимаешь, уже плохо. Но слова не имели смысла, а руки Ричарда были мягкими и бережными, губы — нежными и горячими, и он больше не противился, позволяя себя ласкать, ласкать, ласкать. И даже когда маслянистые пальцы вновь скользнули между ног — больше не закрывался. Развел ноги, подставляясь. Шрамы не остановят того, кто решил присвоить его себе. И просьбы, и мольбы — тоже не остановят. Так пусть хотя бы боли будет как можно меньше. Чего он не ждал, так того, что боли не будет вообще. Масло было теплым от рук Ричарда, ароматным, и тот не жалел смазки, наоборот. Когда палец осторожно толкнулся внутрь, Рокэ дернулся, но не закрылся, а Ричард легко удержал, уговаривая, шепча нежности, и проникал все глубже, глубже… Но больно так и не стало. От удивления Рокэ забыл, как дышать. Ричард выглаживал его внутри, смазывая все обильнее, осторожно скользил пальцем, меняя угол и наклон, и вдруг сделал что-то от чего по низу живота прострелило молнией. Рокэ выгнулся от неожиданности, ахнул на вдохе. И тут же это ощущение накатило снова: Ричард двигался внутри него, и, кажется, палец был уже не один, куда-то давил, что-то делал, попадая в какую-то точку, и Рокэ беспомощно выгибало от остроты ощущений, которые он не мог определить. — Стой. Пожалуйста… Стой, — выдавил он. — Больно? — в голосе Ричарда сквозило беспокойство. — Н-н-нет, пожалуй, нет, — признался Рокэ. — Просто… непонятно и очень сильно. Слишком. Глаза Ричарда удивленно распахнулись. — Рокэ… Сокровище мое, ты никогда не… Ты не знаешь, как это, когда ласки достают до простаты?.. — О, конечно, знаю, мне ее ежедневно ласкали, — огрызнулся Алва. — Ну прости, хороший мой, прости, никак не привыкну, что ты у меня такой неопытный, — тихо рассмеялся Ричард. — Я буду нежнее, медленнее. Это сильные ощущения, к ним нужно притерпеться. — Я заметил, — искренне отозвался Рокэ. Ощущения действительно были очень сильными, но теперь, когда он был к ним готов, и правда оказались приятными. Ричард медленно растягивал его, оглаживал изнутри, находил все новые способы коснуться особенно чувствительного места, заставляя выгибаться и кусать губы, чтобы не стонать в голос. — Я не могу… Слишком сильно! — повторил Рокэ, задыхаясь. — Коснись себя, — посоветовал Окделл. Видя гневно сверкнувшие глаза пленника, улыбнулся. — О, Рокэ, ну доверься ты мне уже! У меня достаточно опыта, в отличие от тебя. Давай же. Коснись себя. Не члена, пока нет. Коснись груди. Сожми соски, покатай их пальцами. Только осторожно, лишь подушечками. Давай же. Ты сам все поймешь. «Иначе он все равно не отпустит, не отстанет», — подумал Алва. Да и что ему было терять. Он выдохнул сквозь зубы, провел кончиками пальцев по своей груди. Было стыдно и мерзко — и сладко там, внутри, что лишь усиливало стыд, а заодно и тяжелое, пьянящее, лишающее воли возбуждение. Он сжал губы и обхватил сосок. Сдавил — не как учил Окделл, а сильно, зло, причиняя себе боль. И неожиданно… стало легче. Он осторожно выдохнул, уже бережно потянул сжавшийся, чувствительный комочек плоти. Нестерпимые ощущения внутри словно бы растеклись по всему телу. Словно молния, бьющая в одну точку между ног, рассеялась мелкими искрами, окатив с ног до головы. Стеклась второй лужицей пламени — теперь на груди. — А теперь обе соска одновременно, — подсказал внимательно за ним наблюдающий Ричард. Рокэ подчинился. В его жестких пальцах грудь быстро запылала, пришлось вновь кусать губы, сдерживая крик. — Ты безжалостен к себе, сокровище мое, — с какой-то странной грустью окликнул Окделл. — Будь нежнее, хороший мой. Ты заслуживаешь нежности, не грубости. Он не умел. Алва не умел быть к себе добрым — никогда. Даже не пытался. И сейчас, оттягивая болезненными касаниями возбуждение вверх, к груди, возвращал себе контроль над телом, не думая, что боль — плохая цена. Рука Окделла мягко накрыла его пальцы, отнимая от измученного соска. Затем от второго. — Если быть нежнее, эффект будет не меньше — больше. Поверь, — Ричард склонился над ним, забирая натертый комочек в ласковый плен губ. Второму соску достались горячие, умелые пальцы. И снова Окделл оказался прав. Ласка действовала сильнее боли, запылало уже все тело, нестерпимо требуя разрядки. — Вот так и продолжай, — велел Ричард, и Рокэ бездумно подчинился, касаясь себя также, как его хозяин — осторожно, исследуя, но не мучая. Ричард наблюдал, пока Рокэ вновь не начал задыхаться, извиваясь на кровати, пытаясь удержать уже даже не стоны — жалобный голодный скулеж. — Ты прекрасен, моя жемчужина Кэналлоа. Еще немного, и все будет совсем чудесно, сокровище мое. Потерпи. Верь мне. Терпеть было совсем невозможно — пальцы Окделла там, внутри, творили какую-то безумную магию, выворачивая наизнанку. — Пожалуйста, ну пожалуйста! — не выдержал Рокэ. — Конечно, хороший мой. Все для тебя, — тут же отозвался Ричард. — Теперь послушай меня, послушай внимательно. Сейчас ты коснешься своего члена. И будешь себя ласкать. Но медленно, Рокэ, слышишь? Не вздумай быстро все закончить, я запрещаю. Медленно, неторопливо. Ускоришься, когда я разрешу. И не забывай про грудь, ее ты тоже не должен прекращать ласкать. Благо у тебя две руки. Ты понял меня? Когда он говорил так — властно, жестко, сопротивляться было невозможно. Рокэ подавил очередной стон, проглотив ругательство, и опустил одну руку на пульсирующий, жадно дернувшийся навстречу этому касанию член. — Медленно, — повторил Ричард. И правильно сделал, что повторил. Хотелось закончить все парой рваных движений. Прекратить наконец эту нестерпимую пытку удовольствием. Рокэ сжал зубы, обхватил член в кулак, и принялся оглаживать, как было приказано — медленно, плавно. И застонал уже в голос, выгнулся, ловя воздух сухими губами. — Создатель! — Молодец, хороший мой. Умница, сокровище мое, — подбадривал Окделл. Рокэ едва его слышал, двигая рукой, терзая по очереди соски и уже даже не замечая, что подмахивает, откровенно насаживается сам на трахающие его зад пальцы. Глаза Окделла горели фанатичным огнем, он словно пытался запечатлеть, впечатать, выжечь на собственной сетчатке образ мечущегося в сетях удовольствия пленника — навсегда. — О, закатные кошки, еще, — выстонал Алва. — Создатель, вот там, да, еще, сильнее! Пожалуйста, сильнее! Окделл склонился над ним, ловя каждый миг: искусанные губы, страдальческий залом черных бровей, закатывающиеся глаза и плывущий, дикий взгляд. — Все для тебя, мое сокровище. Все удовольствие мира — для тебя, — прошептал он, усиливая беспощадную атаку на самые уязвимые, правильные места внутри растянутого, пылающего тела. Рокэ закричал — отчаянно, громко, как в агонии. Плеснуло жемчужное семя, пачкая живот, руки, постель. Пленник выгнулся на миг, застыл натянутым луком на предельном изгибе — и рухнул, как подрубленный, на промокшие простыни. По мраморной коже скатывались крупные капли пота, от него же чернильные волосы повисли слипшимися сосульками, липли к горячечному лбу, к вискам. — Ты восхитителен, как бог, — шептал Ричард завороженно. — И ты только мой. Мое чудо. Моя жемчужина. Бесценный мой. Он ласково, осторожно размазывал вязкую сперму по плоскому животу пленника, втирая в кожу остро пахнущую удовольствием влагу. — Что ты делаешь, — хрипло прошептал Алва. — Это полезно для кожи, — усмехнулся Ричард. — Будет нежной и красивой. Хотел бы я посмотреть, как ты слизываешь семя с моих пальцев. Прикрытые глаза Алвы гневно распахнулись. — Прошу, избавь меня от своих мерзких фантазий, меня стошнит! Окделл казался искренне удивленным. — Тебе… Неприятно? Противно? Но почему мерзких, жемчужина моя? Ведь это же… Твоя сперма, не моя. Я еще могу понять, если бы речь шла и моей — но брезговать собою же? Рокэ растерялся. — Я… — пробормотал он, но так и не подобрал слов. Ричард, глядя ему прямо в глаза, поднес собственные пальцы к губам, медленно слизнул с них сперму Рокэ. — Я не брезгую тобой, хороший мой. В удовольствии — твоем удовольствии — нет ничего постыдного. Это просто ты. Тебе было хорошо, и это прекрасно, а не мерзко. Рокэ смотрел, не веря глазам. Он и правда не понял поначалу, о чем говорил Окделл, а когда понял — смутился. — Прости. Я… мне это непривычно, Окде… Ричард. Мне непривычно все, что происходит. Ты прав, мне нужно время. — У тебя будет все время мира, сокровище мое, — мягко отозвался Ричард. — Только будь к себе добрее. Ты этого заслуживаешь. Рокэ вздохнул. Попытался облизать пересохшие губы, закашлялся. Окделл протянул ему руку, помог сесть на краю кровати. Встал, налил обоим вина. Протянул Рокэ бокал. Тот лишь благодарно кивнул, жадно глотая благословенную пряную жидкость — пить хотелось дико, а сорт Ричард угадал безошибочно — легкий, не крепкий, кисловатый, с ароматами трав. Руки все еще слегка дрожали, как и ноги. Он оглядел Ричарда. Тот стоял со своим бокалом, высокий, крепкий. Совершенно обнаженный. И… с весьма внушительной эрекцией. Рокэ старался не смотреть на его член. Но взгляд все равно невольно останавливался именно там. Рокэ уставился на свой бокал, запретив себе думать о том, что увидел. Окделл насмешливо фыркнул, явно заметив его метания. — Да брось, Рокэ, это просто член. Он тебя не укусит. Зато порвет запросто, — подумал Рокэ. Альдо отличался внушительными размерами, как и сам Рокэ… Но член Ричарда явно был заметно больше. — Ты сам еще не… Ну, в общем, не кончил, — сказал он вслух. — Я же обещал, что не трону тебя сегодня, — Ричард вздохнул. — Настолько мне не веришь? — Нет, что ты, — Рокэ покачал головой, искренне добавил: — Верю. Ты не нарушал слова. Просто… А как же ты сам? — Заботишься обо мне? Это приятно, спасибо, — улыбнулся Окделл. Не о тебе, — мысленно закатил глаза Алва. Причем тут ты. Но я же не знаю, как ты в итоге захочешь сбросить напряжение. Окделл, не подозревая о его метаниях, спокойно продолжил: — Но, пока у меня есть руки, умереть от недотраха мне не грозит, не переживай. Все решается просто. Смотри. Почему-то Рокэ подчинился сразу: уставился на крепкий, перевитый венами член, с крупной, чуть выпирающей с переднего края головкой, нырнувшей сейчас в сжатый кулак Окделла. Тот ласкал себя неторопливо, словно красуясь, или просто чутко откликаясь на собственную реакцию. Прикрыл было глаза, и вдруг шагнул вперед, прихватил Рокэ за затылок, прижал щекой к своему бедру. Протянул ласково, жарко: — Если бы ты знал, жемчужина моя, как я мечтал о тебе. Его кулак скользил по члену прямо перед лицом замершего в оцепенении Алвы. Рокэ снова растерял все дыхание. Почему-то страшно не было — может, свой сегодняшний лимит он уже исчерпал. Равномерные движения, тихие непристойные, но почему-то совсем не неприятные звуки завораживали. Он смотрел, как Ричард удовлетворял себя, а тот мягко перебирал его волосы, гладил по голове, временами сильнее прижимая к бедру, и говорил, говорил… — Как бы я хотел чувствовать твои губы — на моих губах, на моем теле, на моем члене. Ласкать твой горячий рот, твой сладкий острый язычок, и получать ответные ласки. Сокровище мое, как я хотел владеть тобой, быть с тобой, всегда, как только увидел… Окделл задохнулся, прихватил Рокэ за волосы сильнее, теснее прижал, заработал рукой. На его предплечье, мелькавшем перед глазам Алвы, и внизу живота четко выступили вены, прорисовалась каждая мышца. Он тихо зарычал, кончая. Пережал у основания член, не давая брызнуть семени, отстранился, отпуская пленника — словно не хотел напугать его или испачкать. Потянулся к лежащему на стуле платку, и лишь тогда спустил, вытер член, выкинул измятую ткань. Коснулся пальцами подбородка Алвы, заставил поднять голову, заглянул в лицо. — Все хорошо, сокровище мое? Я не напугал тебя? Рокэ потрясенно покачал головой, что-то пробормотал. Окделл пах резко, хищно, чем-то соленым и незнакомым. Но почему-то это не вызывало отвращения. Только отстраненный интерес и отдаленный страх — страх, возникавший при мысли, что этот немалый член рано или поздно окажется внутри. «Лучше бы он правда кончал мне в рот, — подумал Рокэ. Это я перенесу, с этим смирюсь. Лишь бы не внутрь. Такую-то оглоблю. Он прикрыл глаза, устало вздохнул. Одним глотком допил вино». — Ты устал, хороший мой, — тут же чутко откликнулся Окделл. — Давай укладываться. Алва понял, что Ричард прав — у него и правда закрывались глаза. Наскоро прибрав постель, он устроился на подушках, в крепких, собственнических объятиях Окделла. И провалился в сон до того, как тот успел пожелать ему доброй ночи. *** Проснулся Рокэ, на удивление, вновь спозаранку. На этот раз Ричард спал, и Алва с невольным сочувствием подумал, что тот сейчас не высыпается гораздо чаще своего пленника. Усмехнувшись вновь давшей о себе знать утренней эрекции — вот что сон и хорошее питание могут сотворить! — осторожно выбрался из постели, стараясь не разбудить хозяина. Вышел в туалетную комнату, прилегающую к спальне Окделла следом за купальней, плотно запер за собою двери. Прислонился к стене спиной. Неуверенно провел рукой по собственному члену. Сжал ствол в кулаке. В целом обычно он просто пережидал в таких случаях, пока утренний стояк опадет, но сейчас, невольно вспомнив, как двигал рукой Ричард, изменил своим привычкам. Прикрыл глаза, вспоминая, как крупная головка ныряла в жилистый кулак, когда его хозяин удовлетворял себя. Задвигал рукой быстрее. Зажал себе рот свободной рукой, чтобы не издать ни звука — словно кто-то мог застать его на месте преступления. Поспешно кончив, вытер следы своего позора салфеткой. Задумчиво посмотрел на полоску перламутровой влаги, оставшейся на руке. Осторожно слизнул, прислушиваясь к ощущениям. Сперма была просто солоноватой. Не мерзкой, не отвратительной. Не вызывающей тошноту. Когда Ракан трахал его, полубесчувственного, глубоко в глотку, сдирая хрупкую слизистую горла, его тошнило не столько от вкуса и запах насильника, сколько просто от самого чудовищного процесса. Но ведь Окделл сам сказал — он не Альдо. Он не станет поступать с Рокэ так жестоко. А значит, теперь, убедившись, что он не начнет блевать сразу, как сперма коснется его губ, Рокэ мог немного успокоиться. Просто солоноватое нечто. Не более. От этого не умирают. Он вернулся в кровать, умиротворенный, словно найдя утешение в своем открытии. Окделл, не просыпаясь, сгреб его в охапку, обхватил поперек груди. Алва улыбнулся своим мыслям, вновь засыпая. Что ж, быть может, все не так ужасно, как ему казалось. Спасибо Создателю хоть за эту малость. Дальше он справится сам.