Плен, превратившийся в удовольствие.

Тот тяжело, словно бы с усилием выдохнул сквозь зубы. — Тебе повезло, что у меня хватает воли и выдержки не трахнуть тебя сию же секунду, — хрипло выдавил он. Алва невольно распахнул глаза, глянул Ричарду в лицо. Жестокая, хищная жажда в горящих стальных глазах напугала его до сбитого дыхания. Он понимал — Окделл и правда с трудом сдерживается, чтобы не наброситься на него — раскрытого под ним, беспомощного, покорного. Лицо Ричарда там временем медленно расслабилось. Губ коснулась привычная спокойная мягкая усмешка. — Ничего, сокровище мое. Ты стоишь большего. И я не испорчу нам обоим удовольствие. Не меняй позицию, пока я не позволю. Сначала теплые, умелые руки заскользили по вздернутым ногам, бедрам, затем — по члену и мошонке, и Рокэ затопило приятной волной мурашек. Все-таки Окделл умел так его касаться, что, несмотря на все страхи, возбуждался Алва очень легко. Затем пришла очередь промежности. Ричард проминал тугие мышцы, еще не проникая — только обозначая проникновение, оглаживал ягодицы, мягко сжимая. Потом толкнулся внутри — лишь кончиком пальца. Дождался сдавленного, испуганного вскрика, и убрал руку. — Это так, напоминание. Чтобы хорошо себя вел, — прокомментировал он, усмехнувшись, и потянулся за маслом. Рокэ осторожно выдохнул. Он понял и усвоил предупреждение хозяина. Как бывает, когда нещадно дерут по сухому, он отлично помнил. Впрочем, масла Ричард и на сей раз также не жалел, только запах был словно более сладким, тяжелым. — Масло согревающее, с корицей, так что будет приятно и тепло, не пугайся, — предупредил он Рокэ. И действительно, внутри быстро стало горячо, но легкое, чуть заметное жжение не причиняло дискомфорта — наоборот, усиливало ощущения от ласк. Рокэ кусал губы, сдерживая стоны, но те все равно прорывались, как бы он ни старался, а умелые пальцы Окделла растягивали и трахали его вздернутый зад так, что хотелось рыдать от остроты удовольствия. Еще хотелось погладить себя, но он не осмелился убрать руки, по-прежнему придерживая себя широко раскрытым для хозяина. А тот словно поставил себе цель свести Рокэ с ума — и все усиливал давление, менял угол, что-то такое делал внутри, от чего пленник быстро не выдержал, начав ерзать, словно стремясь подмахнуть. Ричард не трогал член Рокэ, но гладил стройные ноги, бедра, поджавшуюся мошонку. И трахал, трахал жесткими пальцами послушно подставленный зад, пока Алва не сорвался в жалобные мольбы и голодное поскуливание. — Я больше не могу, пожалуйста! Ричард протянул вторую руку, не прекращая двигать пальцами внутри него, коснулся губ Рокэ. — Оближи! Впихнул в готовно раскрывшийся рот один палец, потом — второй, третий. Толкнулся, словно трахая и его в такт заду. Спросил, на секунду убрав руку: — Как думаешь, Рокэ, сколько пальцев сейчас у тебя в заднице? Рокэ даже не задумывался. Попытавшись сообразить, наугад ляпнул: — Два?.. Ричард рассмеялся, снова впихнул пальцы ему в рот. — Ну же, если не чувствуешь задом — попробуй языком! Дождавшись, пока Рокэ не начнет давиться, убрал руку. — Итак? — Три, — отдышавшись, ответил пленник. Ричард покачал головой. — Четыре. — Рассмеялся, глядя в испуганно распахнувшиеся синие глаза. — Да, хороший мой, четыре. Вот так. — Он осторожно вынул маслянистую руку, показал сложенные пикой пальцы. — Нет, я, конечно, не впихивал до костяшек, ты же еще совсем неопытный и узкий, а когда вводил на всю длину, было два, максимум — три. Но если не до упора — то и четыре ты переносил вполне нормально. А теперь скажи мне, Рокэ, чем принципиально отличаются четыре пальца от члена? Ведь пальцы — даже жестче, с членом будет легче, разве нет? — Член у тебя тоже твердый и очень большой, — ляпнул Рокэ, не подумав, как это звучит. Окделл не выдержал, расхохотался в голос. — Сокровище мое, ты так говоришь, словно это недостаток! Рокэ вновь залился краской. — Прекрати! — Все, все, видишь, уже прекратил, — все еще смеясь ответил Ричард. — Даже руку убрал. Сейчас будет что-то поинтереснее. Рокэ уже ждал этого, с обреченной ясностью понимая — теперь Окделл не остановится ни за что на свете. Поэтому даже не принялся вновь умолять, когда тот приставил член к его растянутому входу, лишь стиснул собственные икры до боли, пытаясь подготовиться к новой пытке. — Посмотри на меня, — позвал Ричард. — Рокэ, я помню, что обещал. Он двинул бедрами, надавил. Головка проскользнула внутрь, распирая, как никакие пальцы не могли. Рокэ заскулил, уже не пытаясь сохранить лицо — жалобно, униженно, с мольбой. Ричард вдруг накрыл маслянистой рукой его член, несколько раз резко двинул рукой, отвлекая, и Рокэ инстинктивно толкнулся в теплую руку. И еще, и еще. Ричард давил, медленно проникая в его плоть, распирая изнутри, и одновременно умело, уверенно ему дрочил, отвлекая, не давая сконцентрироваться на этих острых, распирающих ощущениях. И вдруг стало горячо. Не больно даже — именно горячо. Видимо, на лице Рокэ что-то такое отразилось, потому что Ричард, внимательно наблюдающий за ним, хищно оскалился в довольной, победной усмешке, и до упора вдавил его в кровать, вставляя на всю длину. — Подожди, — взмолился Рокэ. — Больно? — Немного. Просто не двигайся. Совсем чуть-чуть. Можно? Я привыкну. Ричард замер, продолжая его ласкать, отвлекать. Стало действительно проще, терпимее. Рокэ поразился тому, что даже в таком состоянии, дорвавшись-таки до него, Ричард все же его слышал — и был готов щадить. Он благодарно кивнул, стараясь расслабиться. Окделл, увидев в этом разрешение продолжать, двинул бедрами — и Рокэ вновь ощутил всю величину огромного органа внутри. Он не мог даже стонать, ловя губами воздух, и чувствуя, что его собственный член тоже готов буквально взорваться от возбуждения. Когда Ричард, оставив в покое член Рокэ, начал двигаться в нем — жестко, неумолимо, Алва наконец закричал на выдохе, задергался. Ричард не дал, подхватил сам его ноги, закинул себе на плечи, удерживая. Приказал: — Ласкай себя. Ну же, Рокэ, ты слышал. Коснись себя, давай! Алва потянулся к своему члену, поймал в кулак, проехался по стволу — снова и снова. Сложенный практически напополам, с ногами на плечах Окделла, он не мог даже попытаться увернуться от таранящего его зад огромного члена, и да — ему было больно. Вполне терпимо больно, распирающе туго. Горячо. И по-настоящему хорошо. Он быстро, жадно гонял в руке член в такт мощным рывкам вколачивающегося в него Окделла, стонал громко, бесстыдно, и его стоны переплетались с хриплым рыком Ричарда, присваивающего его себе — на сей раз уже по-настоящему. — Руки за голову, — вдруг велел Ричард. Рокэ, потерявшийся в незнакомых ощущениях, не сразу понял, но шлепок по заднице быстро отрезвил, и он послушно убрал руки. Ричард скинул его ноги с плеч, ухватил под колени, широко развел, вбиваясь в покорное, раскрытое ему тело. — Смотри на меня! Рокэ смотрел. Ричард брал его, брал жестко, безжалостно — во всяком случае, смотрелось это так. Этакий огромный северный медведь, терзающий жертву. А вот чувствовалось… Чувствовалось, что Ричард держит его бережно — крепко, но мягко. Что выбрал такой угол, при котором внутри было туго, но не больно, а крупная головка особенно ярко цепляла простату, разливая по телу жидкое пламя. Рокэ завороженно смотрел на сильные руки, натянутые мышцы, мокрые растрепанные волосы Окделла, и думал, что, несмотря на хищный, опасный вид, тот вовсе не стремится ему навредить. Наоборот. Ричард чуть сменил угол, и Рокэ вновь ахнул: теперь он жестко долбил прямо в самую чувствительную точку, заставляя беспомощно задыхаться и кричать от остроты происходящего. Еще минута, и Окделл с каким-то сытым, довольным рыком упал сверху, погребая Алву под собой. Рокэ лежал под горячим, тяжелым, пылающим жаром телом, и испытывал огромное облегчение, благодарность и… сожаление. Какое-то странное, неожиданное сожаление и голод. Потому что его собственный член мучительно горел, внизу живота тянуло, и получить хоть какую-то разрядку хотелось так, что хоть плачь. Но, видимо, хозяин взял свое, и теперь отдыхал, наслаждаясь полученным. И от этого было до глупого обидно. Окделл вдруг заворочался, сполз с Рокэ, потер руками лицо. Ухмыльнулся пленнику. — Думаешь, я забыл про тебя? Ну нет, хороший мой, я не такой злодей, чтобы не позаботиться о моей жемчужине. А ну-ка повернись-ка. Встань на колени, и обопрись на локти. Если бы не то, что Ричард только что его уже трахнул, Рокэ бы не выдержал, начал бы отбиваться и сопротивляться, несмотря на все безумие этой затеи. Потому что ненавидел коленно-локтевую позу, ненавидел, когда его трахали в ней — это было не только безумно больно, но и предельно грязно и унизительно. Но сейчас, когда голос Ричарда звучал сыто, спокойно, довольно, а сам он явно больше не планировал иметь Рокэ… Что ж, стоило просто подчиниться. И Рокэ послушно встал на четвереньки, опираясь на локти, уронил на руки голову, спрятав горящее лицо. В его приподнятый зад тут же скользнули умелые пальцы, безошибочно найдя нужные места, чтобы вырвать у него сладкий стон. Второй рукой Ричард нашел его сосок, принялся потягивать, сладко сдавливать, прижал. До второго в этой позе Окделлу тянуться было, видимо, неудобно, но и так было очень приятно и хорошо. — Займись-ка ими сам, — приказал Ричард. Было неудобно, но Рокэ не прекословил. Уткнувшись лицом в простыню, потянулся к своей груди, сжал соски, чувствуя, как рефлекторно в ответ на эту ласку сжимается вздернутый зад, усиливая ощущения внутри. — Раздвинь пошире колени, — велел Окделл, и Рокэ послушно развел ноги. Ричард просунул руку ему между ног, обхватил член. Одновременно он ускорился, усилив давление на простату. Рокэ придушенно закричал куда-то в перину, гася собственные вопли. Прикусил ткань, пытаясь заглушить себя. Он не видел, не представлял, как выглядит, и какими глазами смотрит на него хозяин. Уткнувшись лицом в кровать, задыхаясь от криков и возбуждения, с высоко задранным задом, который умело трахал пальцами Окделл, он терзал собственные соски, неловко вывернув острые локти, и толкался бедрами в подставленную руку Ричарда, трахая ее, как голодный щенок, уже не соображая, что и как он делает, и что делают с ним. С почти животным, беспомощным воплем он наконец кончил, сполз, стек на кровать, распластавшись бессильной медузой, выброшенной на берег жестоким приливом, и опаленной безжалостным солнцем. Выплюнув мокрую ткань, он жадно ловил воздух, пытаясь отдышаться, и с трудом понимая, на каком он свете. Ричард ласково гладил его по спине, по мокрым волосам, по остро выпирающим лопаткам. — Что ты сделал со мной?.. — чуть слышно спросил Алва. — Во что ты меня превратил?.. За что?.. За что ты со мной — так?.. Окделл мягко поцеловал его плечо, отвел волосы, прижался губами к шее. — Я всегда тебя хотел. Всегда. Просто не был готов делить тебя с другими. А теперь ты только мой. — Ты таким меня хотел видеть? — голос Рокэ надламывался от горечи и прерывался от остроты пережитого оргазма. — Жалким? Послушным? Шлюхой, кончающей по твоему приказу в твоей постели? — Не жалким, а искренним. Моим сокровищем. Моей жемчужиной, тем, кому со мной хорошо, и с кем хорошо мне, — спокойно, без всякой злости и неудовольствия ответил Ричард. Заставил Алву повернуться, обхватил лицо, заглянул в глаза. — Рокэ, то, что с тобой делали… Ты же падал в детстве с лошади? Наверняка доводилось, как и всем нам. И наверняка, как и всех нас, твой отец учил тебя, как и мой меня когда-то, что, если упал — надо сразу снова сесть на лошадь. Иначе потом не сможешь. Будешь бояться всегда, всю жизнь. Поэтому встаешь — и сразу вновь ногу в стремя. Было такое? Рокэ кивнул, не понимая, к чему Окделл ведет. — Я хотел, образно говоря, посадить тебя на лошадь. Понимаешь? Иначе потом, после пережитого насилия, ты бы всегда боялся близости — любой, с кем угодно. Ты побывал в руках палачей и выжил, но сейчас ты не там — ты тут, со мной. Ты больше не падаешь, лошадь не несет, ты в безопасности. Я рядом, и я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной. Потому что мне с тобой — хорошо. Рокэ долго смотрел в лицо Ричарда, в светлые, честные глаза. Потом устало рассмеялся. — Ну и метафоры у вас, эр Окделл. Судя по вашим габаритам, речь ни о какой не о лошади, а о главном жеребце-производители стада, Леворукий вас подери. И предложили вы мне не стремя, а оглоблю. Ричард смущенно, но довольно фыркнул. — И что? Разве тебе было плохо? Прости, у меня нет… оглобли поменьше. — Дикон, кошки закатные по твою душу! — рявкнул Рокэ, не отвечая на вопрос. Окделл мягко накрыл его губы долгим поцелуем. — Вот так и зови, сокровище мое. Вот так и зови.