Плен, превратившийся в удовольствие.

С утра Ричард покинул постель намного раньше Рокэ. Алва слышал сквозь сон, как тот тихо, по-военному быстро собрался и ушел, но предпочел сделать вид, что крепко спит. Лишь когда Окделл отбыл, он выполз из кровати, и долго-долго отмокал в купальне, пока вся теплая вода, оставленная ему заботливым хозяином, не стала ледяной. И лишь потом отправился в свои покои. Он успел почитать и даже осторожно поупражняться, собираясь вернуть былую форму, чего раньше даже не пытался делать, когда Ричард позвал его к себе. — Знаю, ты уже отобедал, так что можешь просто угоститься шадди, жемчужина моя, — поприветствовал он Рокэ. На столе и правда стоял ароматный напиток, десерты и фрукты. Окделл по привычке нарезал бритвенно острым ножом лепестки фруктов на тарелку. — Почему жемчужина? — спросил Рокэ, с благодарностью принимая чашку шадди, и вдыхая уже позабытый за время заключения аромат. — Что, прости?.. — Ричард казался смущенным, словно не желая отвечать. — Ты зовешь меня по-разному, но часто — жемчужиной. Это странно, разве нет? — Тебе не нравится? — Не знаю, просто пытаюсь понять. Жемчуг обычно или молочно-белый, или разных светлых оттенков. Кремовый, розовый. Не очень мне подходит. Окделл вздохнул. Глянул на Рокэ. — Или черный. Разве нет? Тебе ли не знать об уникальных черных жемчужинах Марикьяре? Алва пожал плечами, улыбнулся. — Хочешь сказать, я правда ассоциируюсь у тебя с черными жемчужинами Кэналлоа? Хрупкими драгоценностями, которые так любят богатенькие дамы? Странная ассоциация. — Ты же знаешь, как рождается жемчуг? — утвердительно поинтересовался Ричард. — Тончайшие песчинки попадают в раковины, раня нежные тела морских обитателей. Но определенные моллюски способны обволакивать такие песчинки перламутром. Некоторые жемчужины формируются так веками. Это плод страданий, терпения, силы и уникальных способностей. — Плод страданий. Дикон, тебе не говорили, что твои комплименты чудовищны? — горько спросил Рокэ. — У нас была дома такая жемчужина. — Окделл словно не слышал. — У знакомой матери, одной из Ларак, Марисабель. Она рассказывала нам с Айрис про ловцов жемчуга. Что даже в простейшем варианте это одна из самых опасных профессий в мире. Им приходится нырять на самое дно, вылавливать моллюсков, и надеяться, что хоть в каких-то их них окажутся драгоценные жемчужины. Все выловленные моллюски, независимо от того, был ли в них жемчуг, погибают. Многие ловцы — тоже. Алва встал, нервно прошелся по комнате. Подпер плечом шкаф с книгами и документами, уходящий под самый сводчатый потолок. История почему-то больно цепляла что-то внутри. Он уставился на сидящего Окделла. — И?.. — И все. Почти, — странно улыбнулся тот. — Но иногда… Крайне редко, так редко, что это списывают на легенды, находятся особенные ловцы жемчуга — именно черного жемчуга. Они наблюдают за моллюсками, и, пока те еще открыты, отмечают те из них, в которых особенно прекрасны жемчуга. То есть буквально выслеживают свои жемчужины, ныряют на самое дно раз за разом, пока моллюск-жемчужница, за которым они наблюдают, не привыкнет, не начнет воспринимать их частью своего бытия. И тогда, только тогда, они забирают из доверчиво распахнутых раковин жемчужину специальными палочками — за миг до того, как створки захлопнутся. Говорят, если не убивать моллюска, если не сопровождать получение жемчуга варварским вскрыванием создавшей его жемчужницы, такой жемчуг никогда не теряет своего блеска, не стареет и не умирает. Говорят, такие жемчужины уникальны, волшебны и имеют особую силу. — Зачем ты мне это рассказал? — голос Рокэ звучал хрипло, сдавленно. — Зачем все эти сказки о терпеливых ловцах и доверчивых жемчужницах? Тебе ли не знать, Окделл, что все гораздо проще, и хорошо зафиксированный моллюск не сумеет закрыться? Не сможет помешать любому вынуть жемчуг, разрушая хрупкую плоть? Или ты не слышал, что жемчуг можно выращивать? Рассказать, как? Моллюск беспомощен. Его легко вскрыть, поместить внутрь что-то как можно более острое, ранящее. Например, мелкий осколок, который не убьет, но превратит жизнь несчастной склизкой гадины в бесконечную агонию, и чем сильнее будет боль, тем быстрее та породит драгоценность. Лишь для того, чтобы тут же лишиться ее, и снова получить в мягкое, беззащитное нутро очередное орудие пытки — и так до бесконечности, пока не умрет. Ему даже умереть не дадут, этому жалкому созданию, пока не получат все, что у него можно забрать. Достаточно поймать и обездвижить. И моллюск никуда не сбежит, и никак не сможет остановить эту агонию. Что еще рассказать тебе про жемчуг… хозяин? Ричард дернулся от такого обращения, как от удара. Лицо Повелителя Скал казалось по-настоящему каменным. — Ты так это видишь? — спросил он одними губами. — Сокровище мое, ты видишь все, что было между нами, только так? Рокэ упал в кресло, уронил лицо в ладони. Вспышка отняла все силы, и он покорно, безразлично ждал заслуженного наказания. За неблагодарность наказывают, и поделом. Окделл быстро заставит его жалеть о сказанном и молить о пощаде. — Я понял, — тихо сказал Ричард, и Рокэ сжался в своем кресле, ожидая приговор. — Я услышал тебя… вас, эр Алва. Вы... можешь идти. Обещаю более вас не тревожить. Рокэ поднял голову, встретился с серым, будто окаменевшим взглядом Окделла. — Я не могу вас отпустить, и даже позволить вам покинуть пределы этого дома не могу, — спокойно продолжил Ричард, уже, видимо, вполне собой овладев. — Не потому, что мне так хочется, а потому, что служу моему королю, а главное — людям, и не имею права допустить новой войны. Но больше я вас не побеспокою. У вас всегда будет доступ к библиотеке, свои покои, где вам мне посмеют мешать. Прощайте, эр Алва. Рокэ сидел в своем кресле, не смея шелохнуться, не веря во все, что произошло. И решился выползти из него и отправиться к себе лишь когда Окделл молча встал и ушел, на удостоив его более ни единого взгляда. *** Окделл отсутствовал несколько дней, во время которых Рокэ исправно подавали все необходимое и не мешали торчать в библиотеке. О том, что хозяин дома вернулся, он узнал от слуг — в хозяйскую спальню его больше не звали: Окделл держал данное ему слово. Алва даже не всегда знал, в доме ли Ричард, уехал ли, жив ли вообще — обещание Повелителя Скал не досаждать ему было само подобно скале — нерушимым. Прошел почти месяц, когда Рокэ, не давая себе более ни секунды на раздумья, постучался в двери спальни Окделла. Он понятья не имел, дома ли Ричард, и загадал сам для себя, что, если нет — больше никогда сюда не придет. Окделл был дома. Распахнул двери, глянул удивленно и встревоженно, пропуская ночного гостя внутрь, запер за ним тяжелые створки, приглашая пройти. Рокэ запоздало поразился тому, что его никто не остановил, а значит — Окделл не велел за ним следить и не пытался от него оградиться, как от врага. Не ждал от него ни козней, ни подлости, ни нападения. И если боялся — то не его, а за него. Один из Людей Чести, что сказать. — Что-то случилось, эр Алва? — прервал его мысли Ричард. Его голос звучал с искренним участием и беспокойством. Рокэ шагнул вплотную, заглянул в глаза. — Я проспорил тебе. Долги чести нельзя отменить. Глаза Ричарда удивленно распахнулись, когда он понял, о чем говорил Алва. — Рокэ… — Еще одно слово — и я уйду, Дикон, — прошептал Рокэ. И задохнулся беззвучным стоном, обмякнув в мгновенно обездвиживших его руках, когда горячие губы Окделла закрыли ему рот.