Плен, превратившийся в удовольствие.

Раньше Алва искренне считал, что никогда не надо мчаться на зов, даже к королям. Королей, женщин и собак следует держать в строгости, иначе они обнаглеют. Сейчас же он послушно шел на зов хозяина по первому требованию, а в строгости держали его самого. Нет, признался он себе, напрасно я драматизирую. Ричард вовсе не держит меня в строгости. Да и бежать к нему по первому требованию я не обязан. Наверное. Проверять Алва не хотел — это был один из тех вопросов, ответ на которые ему не хотелось знать. Ричард был нежен. Как бы Рокэ ни относился к своему пленению — этого он не мог отрицать. Властен, бескомпромиссен, требователен, ненасытен — но нежен. Пожалуй, это был тот случай, когда Алва предпочитал сохранить статус-кво. Войну он уже проиграл, а нарываться на новую в его положении было безумием. К тому же он привык. Признаваться в этом не хотелось, но и врать себе было глупо: он привык к рукам Окделла, к его умелым, ласковым губам, горячим касаниям. А еще — и это было важнее — к их разговорам, совместному распитию вина или шадди, ни к чему не обязывающему времяпровождению, возвращавшему пленника в былые времена. Когда к нему относились, как к равному. Как к человеку. Но без первого не будет и второго — и он предпочел статус любовника, пусть и подчиненного, подневольного, статусу изгоя. Предпочел без радости, но и без сомнения. Это позволяло сохранять человечность, а с ней и надежду. Признавать проигрыш — но не поражение. «А еще тебе нравится, когда он тебя трахает», — сказал он себе. Ричард был прав, Алва был к себе безжалостен, и никогда не пытался себе врать. Да, ему нравилось. Даже то, что было прошлым утром, когда Окделл, собираясь покинуть свои покои и отправиться на службу, поймал Рокэ, намеревавшегося отправиться к себе, уже у самых дверей, заломил руку, вынуждая уткнуться лицом в столик для бумаг у входа, и отымел прямо там — наскоро, жестко. Сладко. Больно не было — Рокэ с ночи был растянут и податлив, а Ричард никогда не забывал про масло. О, масла было много, Рокэ весь им пропах за эти месяцы, как и запахом желания. Запахом Окделла. С этим он смириться не мог. Иногда ему казалось — даже с насилием смириться было проще. Он проиграл, что ж, такое со всеми могло случиться. Он попался в капкан, из которого не было выхода — даже к Леворукому, даже в небытие. Даже в объятья смерти. И все, что оставалось — страдать. Но там он хотя бы не выбирал — не выбирал быть собственностью Альдо, не выбирал перейти от него к Окделлу. А здесь… «А что ты выбирал здесь? — спросил он себя. У тебя был выбор между сексом без согласия, но и без сопротивления, и открытым насилием. Делает ли тебя то, что ты выбрал первое, расслабился и попытался получить удовольствие, хуже?» Ответа он не знал, но в душе понимал, что то, как Окделл его имеет, как течную суку, как последнюю крепостную девку, а Рокэ кричит под ним от удовольствия, он уже не сумеет оправдать в собственных глазах никогда. Оправдания Ричарду он находил, хотя тот едва ли нуждался в таких оправданиях. Себе — нет. *** Ричард ждал с бокалом в руках. Он казался непривычно недовольным и даже взвинченным. — Сокровище мое. Заходи. — Я невовремя? — осторожно спросил Алва. — Ну что ты. Я же сам тебя позвал. — Ты словно чем-то огорчен или зол, — заметил Рокэ. — Просто устал. И надеюсь, что ты мне поможешь снять эту усталость. Поцелуй был жестким, требовательным. Рокэ почувствовал укол страха — таким Ричард его все еще пугал, хотя серьезных неприятностей ждать вряд ли приходилось. — Хочу твой рот, — вдруг произнес Окделл. — Хочу чувствовать твои губы на своем члене. Рокэ замер. Странно бы было начать сопротивляться, особенно после всего, что было. После того, как он сам вернулся к Ричарду. После того, чем они занимались эти месяцы едва ли не каждую ночь — и не только ночь. И все равно эти слова оказались ударом. Окделл, видимо, как всегда, почувствовал его состояние. Усмехнулся невесело. — Ты же знаешь — принуждать не стану. Он медленно принялся раздеваться. Дернул какой-то неподатливый узел, ругнулся. Рокэ помог, распустил завязки. Выпутал из сорочки. Ричард мягко огладил отросшие волосы Алвы, благодаря за помощь. Рокэ нравилось смотреть на него обнаженного. Ричард был не то чтобы красив — скорее, отлично сложен и как-то особенно, по-воински гармоничен. — Я помню, что сам предлагал, и помню, почему ты отказался. Я не против, поверь. Просто я никогда не… Я не умею ублажать ртом, — тихо признался Алва. — Когда это было — я ничего не решал, да и не делал. И не всегда был в сознании. Зафиксированный моллюск… Ну, ты знаешь. Окделл на секунду прикрыл глаза, мягко обнял. Обниматься с кем-то обнаженным, оставаясь в одежде, было странно. И как-то… безопасно. Рокэ вдруг подумал, что Ричард не напрасно не стал его раздевать. Окделл всегда умел правильно выстроить ситуацию. Несмотря на всю ненависть к Альдо, Рокэ признавал — тот сумел окружить себя крайне толковыми и мудрыми управленцами, и Окделл был лучшим среди них. — Я не настаиваю, сокровище мое, — сказал Ричард. — Разве что, если сам хочешь попробовать, буду рад. Хочет ли он — Алва не знал, но в его положении как-то смешно было разыгрывать оскорбленную невинность, так что он просто молча кивнул. Почему-то ему казалось — Ричард сейчас надавит на плечи, заставит опуститься на колени, ухватит за затылок. Он сглотнул, прогоняя короткое удушье — наследие памяти об Альдо. Но Ричард сделал совсем не это. Взял за руку, повел за собой к кровати. Лег, утянул за собой, увлек в долгие, нежные поцелуи. Откинулся на подушках. — Попробуй сам, хороший мой. Я подскажу. Касаться Ричарда губами было приятно. Теплая, гладкая кожа отзывалась на касания его губ, словно прекрасный, чуткий музыкальный инструмент. Когда он спустился с поцелуями к низу живота, Ричард выдохнул, скомкал простыню в кулаке. Это было… ново. Непривычно и, пожалуй, увлекательно. Крупный, твердый член вызывал резонные опасения, но Рокэ уже знал — все не так страшно. Он попытался взять его в рот как можно глубже и тут же задохнулся, едва почувствовал головку, упершуюся в горло. — Стой, стой, не надо так, — тут же остановил Ричард. — Тебе точно будет неприятно давиться членом, а с непривычки выйдет именно так. Во-первых, совсем не обязательно брать глубоко — это вообще не все умеют, а рвотный рефлекс никто не отменял. Во-вторых — самые чувствительные все равно головка и уздечка. А ствол можно удобно удерживать рукой, регулируя глубину. Ну и в-третьих — не спеши, мы никуда не опаздываем. Рокэ слушал с искренним удивлением. Не надо насаживаться горлом на всю длину? Когда Альдо вколачивался в его рот, предварительно избив так, что у него не хватало сил свести фиолетово-бордовые от не успевающих зажить синяков и ссадин челюсти, он, казалось, доставал едва не до желудка, а ведь его габариты сильно уступали Окделлу. Алва потом долго блевал желчью и кровью — каждый раз все мучительнее. А когда его самого ласкал орально Ричард, он без проблем пропускал немаленький член Алвы в горло. Оказывается, этому можно было научиться. Можно, но не обязательно. И это было очередной странностью. Рокэ попробовал так, как советовал Ричард. Обхватил рукой ствол, и принялся обсасывать и вылизывать головку, старательно следя, дабы не прихватить зубами. Потом догадался двигать рукой в такт, усиливая ощущения. Иногда позволял себе взять поглубже — но так, чтобы и правда не давиться и не перебивать дыхание. И очень скоро заметил, что Ричард реагирует. Очень, очень ярко реагирует. И Рокэ отпустил себя. В нем проснулся словно бы погребенный в пепле души за времена плена экспериментатор. Он вылизывал головку, временами проводил языком по всей длине, помогал себе руками, посасывал. Не прекращая ласк, нырнул языком в промежность, забрал в рот мошонку, чувствуя, как перекатываются во рту под нежной кожей яички. Прошелся поцелуями по внутренней стороне бедер, и вновь вернулся губами к члену. Окделл стонал, комкая простыню, выгибался ему навстречу, жарко выдыхал его имя — ласково, призывно. Просяще. Рокэ вдруг осознал, что сейчас именно он, одетый, собранный, управляет удовольствием обнаженного, распаленного, открытого ему Ричарда — и это понимание накрыло волной тепла, ударило в пах, прокатилось жаром по всему телу. Ричарду было с ним хорошо — и то, что будет в следующую секунду, решал не он, а Рокэ. Это было упоительно — ласкать и чувствовать, как тебе доверяются. Раскрываются. Пускают так близко. Он ускорился, и уже даже не чувствовал паники, когда член упирался в самое горло, хотя и отстранялся, чтобы не испортить все. Испуганно дернулся лишь раз, когда Ричард отвел обеими руками его волосы с лица, собрав черные, тяжелые пряди сзади, на затылке. Окделл сразу понял, о чем подумал Алва, и поспешил успокоить. — Я просто придержу, чтобы волосы не мешали, жемчужина моя. Только это. Он и правда не давил, не натягивал ртом на себя, вообще никак не управлял процессом — лишь помогал, удерживая волосы в хвосте. Разве что принялся в какой-то момент толкаться бедрами, словно не сдержавшись, но Рокэ, уже без всякого страха, оседлал его ноги и не дал, да и рука на члене ограничивала толчки. Окделл застонал, подчиняясь ритму, который Рокэ ему навязал, и даже не командовал, не просил ускориться, словно доверившись своему любовнику всецело. И Рокэ не подвел: вскоре Ричард зарычал, резко отпустил простыню и передавил у основания член. — Все, сокровище мое. Видимо, он не хотел кончать Рокэ в рот, помня, как тот отнесся к подобным идеям. Но Алва вдруг, неожиданно для самого себя, уверенно отвел руку Ричарда, не выпуская член изо рта. Стало солоно и почему-то весело. Он сглотнул, глянул на Окделла снизу вверх с каким-то странным для самого себя вызовом. Тот смотрел изумленно, благодарно и очень тепло. Подтянул к себе, и вдруг принялся целовать, жадно вылизывать губы и рот, разделяя свой вкус на них двоих. Рокэ, почему-то ожидавший некой брезгливости со стороны хозяина, отвечал сначала неуверенно, заторможенно, но потом включился в эти страстные лобзания. Выдохнув, устроился у Ричарда на груди. Тот перебирал пальцами его волосы, потом просто сложил руку сверху. Рокэ показалось, Ричард засыпает. Кольнуло странной обидой — он сам был все еще возбужден. Разумом он понимал — хозяин просто устал, и после оргазма хотел спать. А вот сердцем чувствовал себя использованным. Отсосал — и все, на этом его функция заканчивалась. Это было глупо и даже смешно, а уж для пленника — тем более, но чувствовал он именно это. Ричард вдруг привстал на локте. — Отключаюсь. Это не дело. Ты-то у меня остался без сладкого, сокровище мое. — Он повел рукой по телу Рокэ, добрался до мучительно возбужденного члена, усмехнулся. — Ну вот, так я и знал. Я умоюсь, чтобы проснуться, жемчужина моя, а ты пока разденься. Рокэ удивленно смотрел Окделлу вслед. Затем поспешно стянул одежду. Ричард вернулся посвежевшим и одетым. В домашнее, но одетым. Рокэ, ожидавшему его голышом в кровати, стало неуютно, и он поспешно прикрылся одеялом. Окделл тут же сдернул его, откинул подальше. — Ну уж нет, не вздумай прятаться. — Он бросил Рокэ флакон с маслом. Тот машинально поймал, и Ричард продолжил: — Сегодня будет столько смазки, сколько ты сам себе обеспечишь. Давай, хороший мой, подготовься для меня. Сам. Если будет туго и сухо — это будет лишь твой недосмотр. Рокэ понял его очень хорошо. Это была очередная игра Окделла — жесткая, как все его игры, но оставляющая Рокэ выбор. Унизительно и старательно себя подготовить для хозяина, или гордо отказаться, и быть трахнутым насухую. Выбор оставался за ним — если это вообще можно было назвать выбором. — Скотина, — прошипел он. Ричард глянул с восхитительно бесящей невозмутимостью, безмятежно улыбнулся. — Еще одно слово, и я выставлю тебе лимит по времени на подготовку. Рокэ прикусил губу, не дав сорваться ругательству. Растягивать себя на скорость ему точно не хотелось, а еще он понимал — Ричард выполнит угрозу. Просто потому, что может. Это в Окделле его и пугало, и заводило, и злило. Иногда тот был крайне чутким, и не стал бы давить на больное, но порой, когда дело касалось каких-то важных лично для него требований, становился властным и беспощадным, и любое неподчинение было чревато неприятностями, которые Рокэ всячески стремился избежать. И сейчас был тот самый случай. Нет, он не верил, что Окделл действительно порвет его в наказание — уже не верил. Изучил за эти месяцы Ричарда, и понимал: тот человек чести, и точно себе такого не позволит. Но вот трахнуть с минимумом смазки — трахнет. Не покалечит, не порвет, но больно, гадко и унизительно будет. Этого Рокэ не хотел. Нет, не холодел от ужаса, как, например, при психованном садисте Уолтере Айнсмеллере, просто — не хотел. Это означало ощутить себя рабом. Вещью, использованной игрушкой. Он предпочитал оставаться любовником. Послушным, приниженным, не равным — но все же любовником, не жертвой. Не подстилкой. Ричард тем временем присел на край стола, налил себе вина. В его глазах, пожиравших Алву, горели смешливые огоньки, на губах играла жадная, уверенная улыбка. Когда он был таким — Рокэ его боялся. Интуитивно, вне рассудка, как боятся стихию. Ожившую скалу, способную как укрыть от грозы, так и похоронить под камнепадом. — Давай, — приказал Окделл, глядя на него сверху вниз. Рокэ сдался. Откинулся на спину. — Нет, ляг так, чтобы я видел, что ты делаешь, — велел Ричард. Шипя сквозь зубы что-то невнятное, Рокэ сделал, как велели. Лег поперек кровати, помедлил, и покорно раскинул перед Ричардом ноги. Согнул колени. Горя от стыда, плеснул на пальцы масла. Коснулся поджавшегося входа. — Поспеши, вдруг я решу, что пора тобой заняться, — подстегнул Ричард насмешливо, делая глоток. Хотелось швырнуть в него флакон с маслом и вцепиться ему в горло. Вместо этого Рокэ, скрипнув зубами, толкнулся пальцами внутрь, стараясь смазать себя как можно обильнее. Было обидно — только что Ричард лежал под ним, позволяя заласкивать себя до стонов, и вот уже вновь оказался хозяином положения, а Рокэ трахал перед ним пальцами собственный зад, и бессильно ругался про себя от злости. — Глубже, Рокэ, не халтурь, — велел тем временем Окделл. Рокэ сморгнул злые слезы, ввел пальцы глубже. Случайно коснулся особо чувствительных мест, едва сдержал стон, дернувшись. — Введи пальцы обеих рук и потяни в стороны, — продолжал измываться хозяин. — Покажи мне, какой ты широкий. Это было слишком. Слишком, Леворукий побери. Он подчинился, чувствуя ненависть к себе, гнев и стыд. Только поверил было, что все иначе! Идиот. Он задохнулся, широко растянутый, униженный. Раздавленный. — Больше масла, сокровище мое. Пока мало, — вдруг сказал Ричард. Пришло в голову, что он для этого и приказал растянуть себя. Чтобы убедиться, что смазки достаточно. И если так… это была забота. Ну почему, закатные кошки, почему он заботился таким образом, что хотелось лезть на стены и крыть матом? Рокэ добавил масла, толкаясь вглубь, туда, где уже набухало, требовательно ныло. От этих толчков его выгибало, но просить не хотелось. К Леворукому Окделла. Он выдержит. Не станет умолять. Конечно, он стал. Как только стало нестерпимо, сначала выдохнул тихое «хватит», а когда Окделл потребовал просить — принялся просить. Окделл тихо рассмеялся, отставляя свой бокал, и этот смех вновь всколыхнул всю муть со дна души. А Ричард вдруг завалился на кровать с ним рядом, одарил жарким поцелуем, и как ни в чем ни бывало заявил: — Ты сверху. Давай, хороший мой, не медли. Он наскоро стянул штаны, высвободил член и насадил Рокэ на себя. Такого еще не было, и Алва растерялся. Окделл хлопнул его по бедру, весело окликнул: — Эр Алва, не спите! — И поддал бедрами, вбиваясь снизу. Этого Рокэ ему не спустил, двинулся сам — жестко, резко. И тут же вскрикнул от силы ощущений. Так было даже сильнее, чем снизу. Может, угол был другой, а может он сильнее сжимался в этой позе, но было острее, ярче. Он принялся двигаться медленно, осторожно, молясь про себя, чтобы Ричард не торопил. Но тот, словно сделав для себя верные выводы из его возгласа, не пытался подгонять — напротив, позволил ему двигаться в своем темпе. По крайней мере — поначалу. Это помогло, Рокэ расслабился, устроившись удобно, и уже с удовольствием принялся насаживаться на член Ричарда. Тот терпел, сколько мог — Рокэ даже устал за это время скакать на нем верхом, но упрямо выдерживал ритм, — потом предупредил: — Надеюсь, ты привык, если станет больно — говори, — и принялся за него сам. Подхватил под ягодицы, начал вбиваться снизу — безжалостно, как всегда, с лютым напором, выбивая дыхание вперемешку с криками и стонами. Алва, уже не ожидая указаний, взялся за собственный изнывающий член — ему хватило пары минут, чтобы кончить, да и Ричард догнал достаточно быстро. — Я же говорил, что быстро кончаю только первый раз, улыбнулся он, ловя оседающего на него Рокэ в объятия. — Все хорошо, сокровище мое? — Иди ты к ызыргам, — пробурчал Рокэ. — Значит, да, — невозмутимо заключил тот, укрывая обоих одеялом. На купальню сил не оставалось, так что Рокэ отключился, как был, лежа у Окделла на груди. Несмотря на все выходки Ричарда, он и сам знал — ему понравилось.