Плен, превратившийся в удовольствие.

В спальню Ричард пришел через час. За это время Рокэ успел подготовиться, и даже разделся и нырнул под одеяло. Ричард казался очень довольным его послушанием. Присел рядом на кровать, выудил Рокэ из-под одеяла, долго и нежно целовал. Приказал: — Раздень меня, хороший мой. Рокэ привычно помог ему разоблачиться. Ричард прошел к комоду, вернулся в кровать… неся с собой веревки, несколько платков, еще что-то, чего Рокэ не разглядел. Рокэ напрягся, чувствуя холод в животе. Что же задумал его хозяин? Он помнил, что Ричард обещал не причинять боли — но к чему тогда его связывать? Ричард тем временем велел: — Ляг на спину, голову удобно устрой на подушке. Руки в стороны и вверх, возьмись за нижнюю перекладину изголовья. Ноги согни в коленях, разведи пошире. Рокэ молча повиновался. Ричард обмотал его запястья платками, и накрепко примотал к кровати. — Мы же не хотим, чтобы мое сокровище повредило руки, если вздумает вырываться, — прокомментировал он насмешливо. От его тона и слов стало по-настоящему страшно, но Рокэ вновь промолчал. Далее подошла очередь ног. Вновь подкладка из платков, и вот уже пятки оказались плотно прижаты к ягодицам, а согнутые в коленях ноги — связанными и притянутыми к кровати. Теперь он не мог свести колени или хотя бы отползти, оказавшись полностью обездвиженным, а Ричард получал полный доступ к его промежности. — Давай для начала займемся моим сокровищем, и послушаем, как ты стонешь и просишь, сладкий мой. Покричи для меня, — промурлыкал Ричард. Его маслянистые пальцы — сразу два, а потом и больше — оказались внутри. В этот раз он был безжалостен: сразу нашел самые чувствительные места, резко надавил, вырывая стоны, двигался жестко, точно и с силой налегая на простату. Рассмеялся, когда Рокэ заметался, ускорился, трахая с большой амплитудой, не давай передохнуть ни на миг. Рокэ сдался, запросил, задохнулся стонами и криками. Соскучившееся по хозяйской ласке тело реагировало, как сумасшедшее, а удерживающие веревки и страх усиливали ощущения, оголяя нервы. — Ричард… Ричард, прошу, — молил он, не имея возможности даже подмахнуть или насадиться сильнее, извиваясь в своих путах, способный лишь покорно принимать все, что хозяин захочет сделать. — Сегодня ты, мой проигравший друг, по условиям игры и решению колоды моя собственность, а я — твой господин, — усмехнулся Ричард. — Хочу, чтобы ты так меня и звал. Умолять «прошу, господин» оказалось неожиданно сложнее, хотя Рокэ казалось — уж к этой-то мысли он должен был привыкнуть, но выбора у него все равно не оставалось, и Окделл услышал все, что хотел — и беспомощные стоны, и крики, и покорные мольбы. — Хорошо, жемчужина моя, — сжалился он наконец. — Пора сменить дислокацию. Он устроился между широко разведенных ног Рокэ, легко втиснул немалый член по маслу глубоко внутрь, заставляя задохнуться. Наклонился над пленником. — Ты сегодня был не слишком хорошим мальчиком, правда? Кое-кто бессовестно врал своему господину, лукавил. Настала пора наказать тебя, моя жемчужина. Как ты говорил? Зафиксированный моллюск? Сейчас посмотрим, как умеет умолять действительно хорошо зафиксированный моллюск. — Господин… — выдохнул Рокэ, чувствуя, как внутри все сжимается от ужаса. — Мне не обязательно делать тебе больно, мой маленький моллюск, чтобы заставить умолять и жалеть о каждом неправильном поступке, — хищно оскалился Ричард. — Видишь ли, Рокэ… Я хорошо изучил твое тело, и кое-что заметил. Он провел ногтями по натянутой коже на груди Рокэ, и вдруг резко ткнул пальцами прямо между ребрами. Рокэ выгнулся, насколько позволяли веревки, ловя удивленный вскрик. И тут же болезненно рассмеялся, когда Ричард продолжил. — Я заметил, что моя жемчужина всерьез боится щекотки, — доверительно сообщил Ричард. — А знаешь, кстати, что говорят о тех, кто боится щекотки, Рокэ? Что они созданы подчиняться в постели. Что из таких получаются прекрасные рабы. Вот и проверим. Он снова ткнул Рокэ под ребра, провел кончиками пальцев по бокам. Перемежая тычки легкими касаниями и умелыми царапаньями, он вновь и вновь заставлял своего пленника содрогаться от смеха и стонов. Бока, подмышки, них живота, шея — ни одна из самых уязвимых частей тела не осталась в стороне. Ричард касался и тыкал пальцами, щекотал языком. Дал возможность Рокэ разглядеть наконец, что еще принес с собой в постель, когда проводил по его беспомощно бьющемуся телу длинным жестким пером и тонкой волосяной кисточкой из тех, что используют для красок. Рокэ держался совсем недолго, сорвался в смех, потом в тонкие, жалобные всхлипы, тихий задыхающийся скулеж. Он не знал, сколько длилась эта странная, не болезненная, но совершенно невыносимая пытка, но все тело под руками Ричарда стало сверхчувствительным, и даже легкое касание перышком вызывало почти боль, провоцировало судорожные спазмы мышц. Рокэ не мог даже молить, задыхаясь бессильным, уже почти беззвучным, жалким смехом. — Знал бы ты, как ты сейчас великолепен внутри, — добил Ричард, и Рокэ вдруг понял, что хозяин и правда сейчас в нем, а он бьется, извиваясь, надетый на его член, и не может даже попросить его остановить эту пытку — просто не хватает сил. Все, что он мог из себя выдавить, ловя воздух искривленными губами — жалкие огрызки слов: — Хо… зя… гос… хва… хва… хватит… гос… Ричард не останавливался, пока Рокэ не начал биться в настоящих судорогах, уже ничего не соображая, сходя с ума уже не от касаний — лишь от того, что Ричард просто дул ему под мышки или вдоль ребер. И лишь тогда Окделл перестал, плотно, тесно провел ладонями по телу, вызывая беспомощную дрожь, но и помогая — снимая остроту ощущений. — Ты что-то хотел сказать? — Умо… умоляю… госпо… господин, пожалуйста, не… не надо, — выдавил Рокэ. — Тебе больно? — спросил Ричард с улыбкой. — Не… нет. Пожалуйста! — Я перестану не раньше, чем кончу в тебя, моя жемчужина. Ты меня понял? Возьмешь в рот для начала. — Да, господин, — торопливо закивал Рокэ, и Ричард снова рассмеялся: раньше он никогда не требовал у Алвы минета, уже побывав внутри него, словно понимая, что не стоит так унижать своего пленника. — Будешь очень старательно сосать, сокровище мое. Покажи мне, какой ты послушный! Он выскользнул из Рокэ и пересел выше, прижав его к кровати. Направил член ему в рот. Рокэ всегда старательно готовился, так что Окделл знал — никакого особого нарушения гигиены не было, но сам факт того, как безропотно и старательно Рокэ принялся вылизывать и обсасывать его член, доставлял Окделлу особенное удовольствие. — Вот так, хороший мой. Умница. Продолжай. Он трахал податливый, молящий рот Рокэ, иногда намеренно поддавливая в горло и заставляя давиться — просто чтобы показать, что может, лишь на пару мгновений. Рокэ смотрел так умоляюще, выглядел так соблазнительно уязвимо, что хотелось видеть это выражение в его глазах всегда. Длинные, черные ресницы слиплись от слез и казались еще темнее и длиннее, синие глаза влажно блестели, с упоительной мольбой следя за господином. Ричард остановил пленника, убрал член, отодвинулся. Наклонился над Рокэ. — Так какая карта у тебя была на самом деле, маленький лжец?.. Рокэ сглотнул, беззвучно шевельнул губами. Глаза от страха и внезапного понимания распахнулись еще шире. Он помнил — Окделл ненавидел ложь. Ричард вдруг снова резко ткнул его под ребра — и еще, и еще, пока Рокэ не зарыдал, бессвязно моля о пощаде. — Какая карта, жемчужина моя? — Дама! Пиковая дама, господин! — выкрикнул пленник. — Зачем ты солгал хозяину, плохой мальчик? — обманчиво ласково спросил Ричард. — Мне… Мне стало стыдно и не понравилась выпавшая карта, — признался Рокэ. — Стыдно быть дамой-подстилкой для короля-вепря, сладкий мой? — надавил Ричард. — Да, да! — прорыдал Рокэ. — Ты же знаешь, что бывает с непослушными моллюсками, жемчужина моя? Знаешь? — издевался Ричард. — Прости меня, господин, прости, — плакал Рокэ, вскрикивая от каждого безжалостного тычка, каждого касания. — Прощение надо заслужить, Рокэ. Ты же хочешь заслужить мое прощение? — Да, господин! — Хорошо. Сейчас я тебя развяжу, сладкий мой. Ты перевернешься на живот, вытянешь руки и ноги, и я снова свяжу тебя. И буду трахать и наказывать, трахать и наказывать, пока не кончу. А ты будешь умолять меня о пощаде — потому что так, под твои жалобные, послушные мольбы, моя черноволосая красавица-дама, твой король и господин кончит быстрее. Ты меня понял? Рокэ принялся было молить о снисхождении, но новый тычок быстро заставил его одуматься и уверить, что он все понял. Ричард развязал его, и Рокэ, борясь с непослушными, затекшими и сведенными конечностями, поспешно перевернулся на живот. Ричард подложил ему под бедра высокий жесткий валик, приподняв зад. — Вытяни руки и ноги. Скуля и рыдая, Рокэ беспрекословно вытянул руки вперед, выпрямил ноги, позволяя вновь связать себя, примотать к изголовью и основанию кровати. Ричард одним толчком вошел в задранный зад пленника, склонился над ним. Ткнул в ребра с двух сторон, провел пером по спине. Рокэ понял, что пытка стала лишь острее — спина, до того не подвергавшаяся нападкам щекотки, сейчас реагировала лишь сильнее, а от резких тычков по бокам тело прошибало словно молнией. Он молил и молил, но всхлипы, судорожные смешки и вскрики не давали толком ничего произнести, а пытка все длилась и длилась, сводя с ума, и он не мог ни кричать, ни просить, задыхаясь и теряясь в топящих, сводящих с ума ощущениях, и даже не чувствовал, как Ричард жестко вбивается в судорожно сжимающееся, извивающееся тело, получая небывалое удовольствие. Когда Ричард наконец кончил и остановился, Рокэ уже мог лишь сухо всхлипывать и не переставая дрожать. — А теперь скажи, что усвоил урок и больше никогда не будешь врать хозяину, — приказал Ричард. Сознание Рокэ плыло, и лишь по голосу Окделла он понял, что тот сейчас не шутит, это не часть его игры — он вполне серьезен. — Ни… Ни… Никогда, хозяин, — еле слышно выдавил он. — Прости меня, господин. Никогда больше. Ричард распустил узлы, развязал веревки, перевернул Рокэ, целуя, отер ладонями слезы. — Если это повторится — наказание будет более суровым, Рокэ. Запомни это. — Да, господин Окделл, — прошептал Рокэ. — Умница, моя жемчужина, — успокаивающе улыбнулся Ричард. — Умница. Хороший мой. Его руки гладили все тело, массировали, с силой проходясь по измученной, сверхчувствительной коже, словно стирая невыносимые ощущения, прогоняя беспомощную дрожь. Рокэ подставлялся этим теплым сильным рукам, едва слышно плача — уже от облегчения, которое они дарили. От того, как расслаблялись сведенные судорогой мышцы, снимались болезненные зажимы. — Кстати, ты подо мною кончил, — усмехнулся Окделл. — Что?.. господин? — не понял Рокэ. — Игра закончена, жемчужина моя, не надо больше так меня звать, — отозвался Ричард. — Говорю, ты кончил, пока я тебя трахал и щекотал. Щекотка — мощный сексуальный стимул. Но и настоящая пытка для таких чувствительных людей, как ты. Я не усердствовал, просто слегка поиграл. Возьмись я за тебя всерьез — было бы и правда жестокое наказание. Представь, что тебя можно заковать в колодки, фиксируя ноги, и щекотать стопы — только стопы, ведь ощущения, сконцентрированные лишь в одном месте, бесконечно острее — пока не потеряешь сознание, а это произойдет очень нескоро. Рокэ поежился, осознавая, что все произошедшее было лишь легкой демонстрацией, а Ричард продолжал: — Если я еще раз услышу ложь — ты поймешь, что такое пытка, а не сексуальная игра. Ясно? — Да, гос… Да, Ричард. Я не хотел тебя злить, просто не придал значения, — виновато отозвался Рокэ. — Ложь не бывает неважной, сокровище мое. И всегда начинается с малого, переходя в большие предательства. — Я понял, — быстро уверил Алва. — Я знаю, — мягко ответил Окделл, целуя Рокэ. — Я знаю. Рокэ не думал, что возбудится вновь после того, как уже кончил, и того, что Ричард с ним делал, но ошибся. Умелые ласки внутри, покусывания сосков, и вот он уже снова извивался и выпрашивал разрешения коснуться себя, а Ричард больше не мучал, разрешил сразу и даже помог, и оргазм, захлестнувший его с головой, еще никогда не был так ярок. Отдышавшись и успокаиваясь под поцелуями и ласками хозяина, Рокэ почувствовал, как медленно проваливается в сон — измученное тело брало свое, истощенное жестокой игрой и сокрушительным удовольствием. — Дикон, — тихо спросил он, уже почти на грани сна. — Дикон, тебе правда хотелось меня наказать, или просто нравится меня мучить? Что, если бы я просто сразу сказал, что вытянул даму? Эта ночь… какой бы она была? Такой же? Ричард покачал головой, коротко поцеловал в висок, прижимая к себе и грея в объятиях. — Нет, сокровище мое. Я показал бы тебе, какой сладкой, упоительной и возбуждающей бывает щекотка для людей с такой чувствительностью, как у тебя. И еще покажу как-нибудь — это правда очень приятно. Но когда ты солгал — мои планы изменились. Так что ты сам виноват, что все испортил. — Прости пожалуйста… — Простил. Спи, жемчужина моя. — Можно я попрошу, Дикон? — едва слышно произнес Рокэ. — Конечно, хороший мой. — Не зови меня моллюском. Пожалуйста. Никогда не зови. Это… Это невыносимо. Лучше ударь, хорошо? — Обещаю, жемчужина моя. Больше никогда, — серьезно поклялся Окделл. — Даже если решу наказать — больше так не назову. — Спасибо, господин Окделл, — прошептал Рокэ, отключаясь-таки окончательно. Несмотря на непривычно долгий сон, он еще пару дней чувствовал боль в перенапрягшихся мышцах, и понимал, что такой урок и правда не забудет. И раз за разом вспоминал слова Окделла о том, что те, кто боятся щекотки, созданы, чтобы подчиняться и служить в постели. Он понимал — это лишь глупые приметы и предрассудки, не имеющие отношения к реальности. Но знал и то, что Ричард не боится щекотки совсем — просто не представляет, что это такое. И это знание унижало его, словно подтверждая, что ему суждено быть рабом Окделла самой природой и судьбой. Впрочем, это не мешало ему быть как можно более старательным в постели, чтобы не давать Ричарду повода для недовольства. Несмотря на яркие ощущения при последовавшем за наказанием оргазме, получить еще один подобный урок он очень не хотел.