Рокэ искренне считал, что в жизни бывает всякое, но пока человек хоть что-то может — она продолжается. Он пока мог — мог хотя бы сохранять рассудок, набираться сил, собирать крупицы информации и думать, что будет делать в будущем, если и Создатель, и Леворукий, соблаговолят отвернуться достаточно надолго, чтобы он мог выкинуть какой-то фортель.
С какого-то момента он начал ловить себя на том, что в список таких «фортелей» не входило причинение какого-либо вреда Ричарду Окделлу — и не только потому, что сейчас Ричард был намного сильнее, обладал безусловной властью над окружающими и самим Алвой и в целом мог легко превратить его жизнь в нескончаемую пытку.
Нет, дело было не в этом, хотя Рокэ понимал, что до того момента, когда он смог бы хоть попытаться как-то навредить Ричарду, и не попасться раньше, чем придумает стоящий план, очень далеко — и скорее всего такой момент не настанет вообще никогда. Окделл обладал звериным чутьем, прекрасно угадывая предвосхищая любые потенциальные угрозы, к тому же чувствовал ложь. Впрочем, Ворон все-таки был бывшим маршалом Талига, великолепным стратегом и серьезным противником, так что лгать хотя и не любил, но при необходимости — умел.
Но суть была не в этом, а в том, что с некоторых пор он просто никак не мог увидеть в Ричарде врага. Да, тот служил ненавистному Альдо, которого Рокэ мечтал отправить в закат своими руками, и надеялся, что ему это рано или поздно удастся. Но в остальном…
Окделл оставался толковым управленцем, грамотным и справедливым, всеми силами облегчал и улучшал жизнь подданных и в целом населения, за которое был в ответе. И даже его службу у Альдо Рокэ, как ни бесился, мог-таки оправдать. Окделл был человеком чести, и этих своих понятий о чести придерживался накрепко. А честь велела ему служить Раканам.
К тому же Ричард никогда не мучил Рокэ по-настоящему, хотя мог. Алва точно понимал: попади он, бывший первый маршал, сильнейший из сильнейших, вечный объект ненависти и зависти окружающих, в полную власть кому-то другому — могло быть похлеще, чем во времена плена у проклятого Ракана.
Изобретательный владелец-изверг заставил бы Рокэ вспоминать добрым словом саму Багерлее, если бы пожелал. Но Ричард ничего такого не желал никогда. Напротив, даже позволил отказаться от физической близости, хотя никогда не скрывал, как сильно хочет Рокэ в постели. И если они оставались любовниками — это было решением Алвы.
Нет, надеждами Рокэ себя не тешил: Ричард любил им владеть. Именно так. Никакого трепета и телячьих нежностей — Ричарду хотелось его трахать, ставить на колени, заставлять кричать и просить.
И все же… Это всегда были крики удовольствия, мольбы об удовольствии, и удовольствие неизменно было обоюдным. Да, Ричард любил жесткий секс, любил унижения. А еще — видел, что самого Рокэ это заводит. А если понимал, что его любовнику по-настоящему не нравится происходящее, и это нельзя уже отнести к сексуальной игре — неизменно останавливался. И это заставляло Алву относиться к Окделлу с гораздо большим почтением и уважением, чем если бы тот просто имел и мучил пленника в свое удовольствие, как это делал тот же Альдо.
И даже фантазии Ричарда — грязные, гадкие и пугающие — были по-своему сладкими и возбуждающими для Алвы как раз потому, что он знал: Ричард не станет его по-настоящему пытать и унижать, оставаясь пусть и его господином, но все же в первую очередь — человеком чести.
Такие мысли посещали Рокэ уже не впервые. Особенно часто он думал с теплом о Ричарде, гуляя по его владениям и с каждым днем все четче подмечая, насколько разумно и с любовью все было устроено в Надоре. Алва всегда был самодостаточным, поэтому одинокие прогулки по окрестностям стали для него настоящим благословением, благотворно повлияв на тело и успокоив душу.
Пожалуй, единственными разами, когда Окделл казался всерьез опасным для Рокэ, были случаи, когда Ричард считал, что ловил своего пленника на лжи. Этого Алва не понимал. Первый раз, напоровшись на такую реакцию, он искренне удивился — понятно было, что измученный тюрьмой и пытками пленник скажет и пообещает своему новому хозяину что угодно, лишь бы вымолить пощаду.
Едва ли это можно было считать ложью. А уж с картами и вовсе было обычное баловство и вредность, но никак не злой умысел. Однако у Ричарда в голове были какие-то свои странные выверты, и Рокэ решил, что уж к этому точно можно привыкнуть.
Дойдя до будто бы бескрайнего, тонущего вдали в молочном тумане зеленного поля, по кромке которого шли вешки, отмечающие границы имения, он уже привычно вгляделся в изумрудную даль. Здесь было по-настоящему красиво: с одной стороны поля, такого зеленного, что, казалось, от него окрашивалось зеленью даже суровое северное небо, шел кромкой непролазный лес, с другой были обрывистые скалы. Само же поле тянулось куда-то вдаль, и обрывалось рекой, впадающей в северное море — этого Алва видеть не мог, но знал, потому что спросил как-то у Ричарда.
Рокэ задумчиво обошел пару раз по кругу каждую вешку — вбитый в землю столб с человеческий рост, помеченный краской в цветах дома Окделл, — с тоской оглянулся на зеленеющий, манящий простор, и отправился обратно в свои покои. До вечера можно было почитать, а там и Ричард должен был вернуться.
***
За книгой Алва засиделся допоздна, благо светильников и свечей для него никогда не жалели, а когда спохватился, высунувшись из своих покоев, мчавшийся мимо слуга сообщил, что хозяин уже дома. Рокэ наспех привел себя в порядок, чувствуя, что от чтения устали глаза, плеснул в лицо воды, и отправился к своему господину. Ричард встретил поцелуем, хотя и казался усталым и хмурым, как пасмурное северное небо.
— Что-то случилось? — решился спросить Рокэ.
— Просто устал, жемчужина моя. Была долгая поездка, но я решил не останавливаться по пути, спешил к тебе. Поэтому так поздно прибыл.
От слов Ричарда на душе стало на удивление тепло. Окделл спешил — спешил к нему, к Алве. Это грело.
— Шадди сейчас пить не стоит, не уснешь потом нормально, а вот вина я тебе, пожалуй, налью, — улыбнулся Рокэ Ричарду.
Тот с благодарностью принял бокал, осушил одним глотком. Алва добавил ему вина, и второй бокал Ричард уже цедил привычными мелкими глотками. После легкого ужина, во время которого Алва, переняв привычку Окделла, нарезал ему лепестками свежие фрукты на десерт, Ричард коротко поделился новостями, но в подробности, ожидаемо, вдаваться не стал — да Рокэ и не требовал, понимая, что положение пленника не располагает к обилию информации.
— Пойдем в постель, жемчужина моя, — позвал тем временем Ричард. — Я сумасшедше устал.
Рокэ ждал, что Ричард, соскучившись, решит наверстать упущенное за пару дней отсутствия, и придумает что-то особенное в своем обычном стиле, однако тот, видимо, и правда так утомился в дороге, что секс получился не изобретательным, а скорее нежным, щемяще сладким, каким-то почти семейным, по-хорошему привычным.
Ричард ласково, любовно растягивал Рокэ, обильно смазывал, зацеловывал и вылизывал горящую от его касаний кожу. Достаточно быстро кончив, еще долго помогал руками и губами, пока не получил свой оргазм и Рокэ, зато потом, словно окончательно выдохнувшись, откинулся на подушку и сразу уснул, обнимая Алву. Спать в обнимку с Окделлом всегда было спокойно и приятно, и Рокэ мысленно порадовался, что тот наконец приехал.
***
Сны ему снились очень даже приятные и вполне грешные, так что проснулся Рокэ, невольно рассчитывая на какое-то продолжение вечерних ласк. Однако Ричард уже встал, был одет и даже что-то писал, утроившись за столом и чуть слышно поскрипывая пером. Рокэ потянулся, наскоро умылся и оделся, уселся на краю кровати, накинув на свежие простыни край покрывала.
— Все трудишься с утра пораньше?
— Дел много, сокровище мое. Скоро будем завтракать.
— Ты еще не завтракал?
— Тебя ждал, — улыбнулся Ричард, оторвавшись от бумаг. — Кстати, Рокэ, я просил не покидать пределы имения. Не делай так больше, пожалуйста. Хотел сказать еще вчера.
Алва удивленно вскинул бровь.
— Но я не покидал его пределы.
Ричард вздохнул.
— Не надо, я же не ругаю тебя, не угрожаю. Просто прошу больше так не делать.
— Но я действительно не делал ничего такого, — искренне ответил Рокэ.
Глаза Ричарда неожиданно опасно сузились.
— Рокэ, я просил тебя никогда мне не лгать!
Алва почувствовал одновременно гнев и непонимание.
— Дикон, я тебе не лгу!
Он не ожидал с утра ни этой странной ссоры, ни, тем более, того, что Ричард вдруг холодно, зло бросит, впечатывая каждое слово:
— Не смей. Мне. Лгать!
Рокэ лишь замотал головой, потеряв дар речи. Ричард вышел из-за стола, подошел к нему, с неожиданной жесткостью вздернул на ноги:
— Ты перешагнул вешки. Где? Отвечать!
До Рокэ начало доходить, что, видимо, произошло недоразумение.
— А, вот ты о чем! Ох, закатные кошки! Слуги меня видели? Ричард, я никуда не уходил, просто покружил вокруг вешек, клянусь. Не злись. Там такое красивое изумрудное поле, помнишь, я спрашивал, куда оно ведет, я просто прогулялся там возле вешек.
