Плен, превратившийся в удовольствие.

Ричард вдруг побелел до серости, встряхнул его, как мешок тряпья, отшвырнул к стене так, что Рокэ с грохотом впечатался в холодный камень. Метнулся следом, замахнулся кулаком — Рокэ, которому в Багерлее на уровне рефлексов отбили способность защищаться, сопротивляясь избиениям, невольно зажмурился, ожидая удара, но Окделл лишь шарахнул по стене рядом с его головой, рявкнул вновь: — Идиот!!! Я же велел не переходить за вешки! И ты еще смеешь лгать мне, говорить, что не ослушался меня? Что не покидал пределы имения? Ты теперь сам решаешь, как именно выполнять мои приказы, Рокэ Алва, и что считать, а что не считать ложью? Так? Рокэ ничего уже не понимал, кроме того, что Ричард в ярости — в дикой ярости, он впервые видел Вепря таким. Он попытался было оправдаться: — Я не хотел, я не думал… И тогда Ричард впервые его ударил. Влепил пощечину — по-настоящему, без всяких игр. Причем так, что в ухе зазвенело, а из глаз брызнули звезды. Рокэ замер, вжимаясь лопатками в стену, беспомощно держась за горящую щеку. Окделл отвернулся. Прошел на середину, сжал пальцами виски, словно всеми силами пытаясь взять себя в руки. — Ты не понимаешь по-человечески, Рокэ Алва. С тобой просто нельзя по-хорошему, ты не готов услышать и усвоить простейшие правила. Я так хотел, чтобы вышло иначе. Он обернулся к Рокэ, и, если бы Алва уже не упирался спиной в стену — он бы шарахнулся от этого взгляда. — Видит Создатель, я этого не хотел. Но если тебя не наказать — ты так ничего и не поймешь. Раздевайся. Рокэ рефлекторно вцепился в собственный воротник, сжал руки, словно стремясь удержать сорочку на месте, замотал головой. Ричард одним хищным броском оказался рядом, вновь шарахнул кулаком в стену совсем возле лица Рокэ, заорал: — Я сказал — раздеться! Живо! Рокэ, честью клянусь, если ты сейчас меня разозлишь, ты пожалеешь, что родился на свет, а Альдо, Багерлее и все закатные твари с Леворуким до кучи покажутся тебе сказкой по сравнению с тем, что я с тобой сделаю! Алва принялся дрожащими руками распутывать завязки, стараясь не смотреть на хозяина. Он понимал, что, видимо, отчасти виноват, что не воспринял приказ не заступать за вешки на все сто процентов буквально, но разве это недоразумение было поводом для такой ярости?.. Но спорить с разъяренным Вепрем Ворон даже не пытался, понимая — это самое дурное, что он может попытаться сделать. Оставшись в чем мать родила, Рокэ невольно прикрылся ладонями: у Ричарда он уже отвык от того, что нагота при посторонних означала отнюдь не любовные утехи, а скорее унижение и боль. И сейчас было мучительно тяжело вновь ощущать себя беспомощным, жалким, и ждать чего-то по-настоящему страшного. Ричард тем временем выволок на середину комнаты тяжелый резной стул. Сел, расставив ноги. Холодно приказал: — Подойди. Рокэ почему-то подумал, что Ричард прикажет отсосать ему, и невольно скривился — так делал Альдо, это было невероятно унизительно, и ему очень не хотелось, чтобы Ричард тоже так с ним поступил. Но тот велел: — Ляг ко мне на колени. Лицом вниз, животом и бедрами сюда. Ладонями в пол. Зад подними! Рокэ ерзал, пытаясь устроиться в эту неудобную, ужасную позицию. На полу оставались только ладони и стопы, а сам он неловко лежал, задрав задницу, грудью и бедрами на широко расставленных коленях Окделла. Тот надавил ему на спину, заставляя прижаться теснее и опуститься ниже. И с размаху ударил открытой ладонью по ягодице. Рокэ вскрикнул — удар оказался неожиданно сильным, вовсе не похожим на те игровые шлепки, которыми его порой одаривал Ричард, и которые сам Рокэ, расхрабрившись, ему даже иногда возвращал. Ричард не стал выжидать, и огрел таким же жестоким, сильным ударом вторую ягодицу. На сей раз Алва поймал вскрик, упрямо сжал зубы, решив не унижаться стонами и мольбами и достойно перенести эту отвратительную экзекуцию. Он просто не знал, какая тяжелая у Окделла рука. Пара десятков безжалостных ударов, и он уже рыдал, а зад горел и казался распухшим, так, словно по нему били кувалдой. Алва елозил и выворачивался, невольно пытаясь уйти от очередного удара, и тогда Ричард без лишних слов запустил ему свободную руку под живот, обхватил свисающий член и мошонку, и жестко сжал, фиксируя пленника на своих коленях. Теперь Рокэ не мог даже уворачиваться — Окделл просто избивал его, нанося один за другим удары по горящему заду, пока Рокэ не зарыдал в голос. Когда следующего удара не последовало, Рокэ решил было, что Ричард, услышав его рыдания, собрался сжалиться над ним. И тут же задергался, почувствовав, как неумолимые, сильные пальцы вползли внутрь — сразу глубоко, на всю длину. Он, конечно, был растянут и смазан еще с ночи, но все равно такое проникновение было мучительным: жестко удерживая его на месте за гениталии, Ричард трахал его вздернутый зад без всякой жалости, явно наказывая. Потом принялся вновь за порку, и очередная порция ударов по многострадальному заду заставила Рокэ уже без всякой спеси умолять хозяина о пощаде. Но на этот раз Ричард не был склонен его щадить. Он бил его и трахал, бил и трахал, а когда Рокэ, не выдержав, попытался было задергаться и начать сопротивляться, так сдавил мошонку, что Алва взвыл. — Буду наказывать тебя, глупое мое, бестолковое сокровище, — сказал Окделл с какой-то горькой, бешенной нежностью, — пока не кончишь у меня на руках. Ты же обещал научиться кончать без рук. И тут тоже солгал — так ничего и не сделал, чтобы научиться. Теперь придется платить за свою ложь, жемчужина моя. За все приходится платить. Новый удар выбил очередной жалобный всхлип: Рокэ плакал, елозил, насколько позволяла жестокая удерживающая рука, по коленям Ричарда бедрами и животом, едва держать на подгибающихся руках и дрожащих ногах, умолял о снисхождении и точно понимал: он не сможет кончить. Не когда его так били и трахали, только не так. Хотя от жестоких, быстрых, злых толчков пальцев точно в простату, у него, конечно, стояло — и эта эрекция была унизительнее втройне. Ричард наказывал его, как подстилку, секс-игрушку, провинившуюся шлюху. Продолжал пороть и трахать снова и снова, пока багровый от ударов зад дрожал под градом ударов, а сам Рокэ рыдал, вымаливая прощение. Когда на слезы и слова уже не осталось сил, Рокэ тихо, обреченно завыл на одной ноте. И лишь тогда Ричард остановился. Спихнул с колен, позволил упасть бесформенным мешком на ковер к его ногам. Хлестнул холодным приказом: — Встать! На колени! Рокэ с трудом сгреб себя в кучу, кое-как поднялся на колени. Зад болел так, что от соприкосновения с его же пятками хотелось кричать. — Кончи для меня без рук, Рокэ Алва. Покажи, что ты послушный раб своего господина, — велел Ричард. Рокэ плакал, задыхался от слез — он не умел, так и не научился тому, что хотел от него Окделл, да и сам Окделл не раз говорил, что это не у всех выходит. Если уж у Алвы не получалось, даже когда Ричард ласково и умело драл его в зад, то как бы он кончил сейчас, просто сидя у его ног?.. Ричард закинул ногу на ногу, схватил Рокэ за волосы, дернул к себе, заставив прижаться промежностью к своему изысканному, Леворукий бы его подрал, домашнему ботинку. Прижал носком обуви ноющий член и мошонку Алвы. — Давай. Покажи, что ты будешь послушной псиной. Наглых кобелей надо наказывать, Рокэ Алва, так, чтобы неповадно было. Давай, или клянусь честью — я продолжу. Рокэ, скуля, притерся к ноге Ричарда, двинул бедрами. — Смотри на меня, необучаемая ты шавка, — приказал Ричард. — Как в тебя вбивать, скотина, простейшее правило: не сметь мне лгать! Он двинул ногой, пнул Рокэ в промежность — не так, чтобы покалечить, просто причиняя боль, показывая его место. — Двигайся, дерьмо собачее. Живо! Алва послушно заелозил по его обуви, как собака трахая хозяйскую ногу. В голове было пусто, словно набито ватой, и он уже плохо понимал, что происходит, видя все через пелену боли и покорного отупения. Он дергал и дергал бедрами, рыдая и умоляя о пощаде, а в глазах Ричарда вместо презрения горели только гнев и боль, и он не остановил пытку, пока Рокэ не кончил — униженный, избитый, раздавленный наказанием. И даже тогда Ричард не сжалился, не сменил гнев на милость — заставил слизать собственную сперму с его обуви, хотя никогда даже в самых жестких играх не принуждал Рокэ лизать ему ноги, и коротко бросил: — Пошел вон! Рокэ, с трудом шевелясь, пополз было к своей одежде, но Ричард не позволил, обошел Рокэ, наступил на его тряпки. — Я сказал — пошел вон. Живо! Или хочешь еще?.. Рокэ больше не хотел. Он встал, шатаясь, не глядя на Ричарда, и, стараясь двигаться как можно быстрее, поковылял к себе, неловко прикрывая руками позорную наготу. Он точно видел, что, когда, трясясь и всхлипывая, тащился по коридору, мимо пробегали слуги, но взгляда не поднимал и не знал, кто его видел в таком жалком состоянии. Добравшись до своих покоев, он трясущимися руками подпер дверь стулом, который едва нашел в себе силы сдвинуть, заполз, скуля, под одеяло с головой, и провалился в забытие.