Лагерь

Серый беспомощно сжал телефон, сам не понимая, о чем думает. Все выходило как-то странно и неправильно. Неправильным был он, лагерь, даже родители! На последней мысли противно защемило в груди. Какие они ему родители? И как их называть, как о них думать, раз все вот так? Он же и первых своих опекунов звал мамой и папой, и вторых — там только с братом не сложилось, так и остались по именам, — и этих… Наверное, это все и портило. Не бывает же так, чтобы у человека за жизнь получалось по две-три-четыре мамы, а у него — да. Потому что ни одна из них настоящей и не была… Телефон снова пиликнул, и Серый скривился. А может, он все это только надумал? Может, никто и не собирается его на этот раз выгонять, может, его и правда просто отправили в лагерь? Вон тут сколько домашних, и ничего. Не поедут же они потом всем лагерем в детдом, в него столько просто не поместится. Только вот все остальные же и правда домашние, а он — нет. Подбирашка, взятый из жалости и сострадания. Не родной и не нужный — зачем его держать? Какой толк? А зачем мама звонила первые дни, а потом стала писать, поняв, что трубки Серый не берет, если он им не нужен? Зачем папа каждый день интересуется, как его дела? Зачем они оба говорят, что скучают? Только душу травят, нет бы честно сознаться уже, что бросили его! И все равно Серый чувствовал, что все непросто. Говорил Никите, что к побегу нужно готовиться, и ведь правда готовился, собирал всякого потихоньку, подворовывал незаметно, прикидывал, как и где лучше пойти… И все равно сомневался, надеялся, что зря все это задумал. Представлял, как родители приедут к нему, как увидят, что он скучал, и передумают, не захотят его возвращать обратно директрисе. Серый открыл чат, увидел, что в этот раз сообщение от папы — селфи, на котором они с мамой вместе на диване. Сидят, улыбаются, даже в камеру толком не смотрят. Конечно, улыбаются и не смотрят, зачем? Выгнали его и радуются, вдвоем-то им всяко лучше, чем с ним! Вот и показывают ему правду, намекают — так и останется… — Ноги сдвинь, — угрюмо попросил Никита и тут же пнул его, показывая, как Серый ему мешает. Серый поспешно заблокировал экран, лишая его возможности хоть что-то увидеть, и постарался не вестись. Ясное дело Никита злится, он-то домой хочет, а не сбежать, ему за радость, если его вышвырнут из лагеря, вот он и уверен, что Серый ему мешает. Так и заявил вчера — если бы не Серый, он бы уже дома был. Еще и в драку кинулся, придурок. Не объяснишь же ему, что Серому нельзя, чтобы его выгнали. И так слишком часто выгоняют… — Слышь, — крикнул он, не давая Никите уйти из комнаты. — В штаны нассышь, — в тон ему отозвался Никита. — К тебе сегодня приедут? Суббота же, выходной. Никита неопределенно дернул плечом, спросил: — А к тебе? Серый пожал плечами. Говорить Никите, что он именно на это и надеется было нельзя — а как тут скажешь? «Если приедут, я никуда не побегу»? Лучше уж промолчать и потом вместе дернуть… — Короче, — вздохнул он. — Если тебя сегодня добровольно не заберут, ночью валим. Собери, че там тебе нужно. И не нарывайся, а то я тебе не только нос разобью.