Лагерь

Зачем к нему на линейке подходил Олег и что он наделал, Виктор понял, когда было уже слишком поздно. План ведь был выверен до мелочей: они специально договорились с Кириллом, пометили сердца, Виктор убедил Тихона помочь ему и дать Олегу нужную половинку с окна — все шло по плану! Только вот Олег все равно все понял, а они этого не успели заметить… Наверное, проворачивать все это, пока у остальных в лагере пары подбираются совершенно случайно, было нечестно, но разве можно их в этом винить? Виктор совершенно не понимал, что произошло, почему Олег из заботливого и любящего старшего брата, который лишнего шага от сестры не делал, превратился в самого настоящего эгоиста, а потому не мог и придумать, как заставить его стать прежним, а его сестра тем временем закатывала скандал за скандалом, терроризируя и своих вожатых требованиями привести ей Олега, и их с Дарьей заодно, будто это они запрещали Олегу уходить в четвертый отряд. А теперь что? Олег радостно усвистал куда подальше со «своей» половинкой, а Виктор, подобрав якобы уроненное сердце с земли, теперь стоял перед ревущей Катей и напряженно соображал, как быть. На самом деле он, конечно, обрадовался, что Катя не хочет быть в паре с ним и требует Олега, с готовностью послал ее к брату договариваться, а сам тем временем поменялся оставшейся у него половиной сердца с каким-то мальчишкой из четвертого, который, к счастью, не хотел в пару с Олей, но ситуацию это не исправило. Олег, будто совсем окаменев, наотрез отказался становиться в пару с сестрой, а та, вернувшись и поняв, что ее пара теперь из ее же отряда, только усилила истерику! — Давай, мы с Виктором будем будто бы родителями, а вы — детьми, — попробовала предложить Оля, но ее слова, кажется, и наполовину не достигли Катиных ушей. — Со мной должен быть Олег! — ревела она. — Олег! Я все маме расскажу! — Да что ты расскажешь? — всплеснула руками Оля. — Это же игра, каждому пара досталась случайно… — Неправда! У Виктора была я, а теперь ты! Оля посмотрела на Виктора с мольбой, будто надеялась, что тот сейчас все решит, и Виктор сдался — пошел за Олегом сам. В конце концов, если все объяснить, надавить на совесть, призвать к ответственности, он же должен все понять, так? Он же не должен был красть половинку Виктора, и сам это знает! — Нашли дурака, — фыркнул Олег, нагло лыбясь прямо Виктору в лицо. И добавил, явно не собираясь идти навстречу и помогать: — Удачного дня с ней. Виктор впился ногтями в собственные джинсы, сдерживая раздражение, и пошел обратно ни с чем. — Вам придется играть по правилам, как и другим, — сходу заявил он Кате, едва приблизившись к Оле. Катин кавалер, буквально только что стоявший вместе с ними, куда-то улетучился. — Он сказал, что может и один, — будто прочитав мысли Виктора объяснила Оля. Катя от этого завыла еще громче. Виктор со страдальческим вздохом закатил глаза, взял Катю под мышки, перекинул через плечо и понес к плацу, сам еще не зная, что с ней делать. По-хорошему, конечно, сдать бы ее Призраку, да и Олега за одно… Только вот что говорить? Как это объяснять? Эта парочка в последние дни кипятила ему кровь даже хлеще, чем Никита с Серым в начале смены, и от того, что никаких правил при этом ни один из них не нарушал, было только хуже. Призрака на плацу не оказалось, там вообще почти никого не было — еще недавно переполненные детьми лавки и трибуны теперь пустовали, а оставшиеся парочки толпились вокруг Антона, устроившего гадания на дартсе. Катя, будто только теперь осознавшая, что ее несли не к Олегу, начала извиваться, рискуя вот-вот упасть с плеча Виктора, и он поспешно опустил ее на землю, за что тут же получил пинок по колену. — Катя! — воскликнула семенившая рядом с ними Оля. Виктор, задохнувшись от боли и возмущения, не думая ни секунды, резко дернул Катю за руку, разворачивая, а потом с силой шлепнул по шортам. Осознание содеянного настигло Виктора секундой позже, когда рассерженная Оля выдернула перепуганную Катю из его рук. — Я не… — начал было Виктор, но смолк, испугавшись Катиных визгов и Олиного взгляда. — Не плачь, успокойся, — твердила Оля, старательно гладя Катю по голове и растирая ее слезы по щекам. И Катя вдруг действительно затихла. Ее все еще сотрясали рыдания, рот был искривлен криком, но наружу не вырывалось ничего, кроме сдавленного шипения и хрипов.