Лагерь

В комнату к девчонкам Серый возвращаться не стал. Все равно Лена пошла на улицу, заявив, что ей нужны тишина и воздух, а значит не нужен Серый, а больше там общаться было и не с кем. Вместо этого он перешагнул коридор, пересекая те пару метров, что разделяли вожатскую и его комнату, и решительно вошел, едва не сбив с ног Семёна. — Че ты торчишь тут! — возмутился Серый, скорее по привычке. В детдоме оказываться виноватым было опасно куда лучше было выставить себя пострадавшим. Да и во второй семье, с братом вышло ведь так же, если подумать… Братишка заявил, что портится из-за Серого, и Серого убрали, чтобы не портил. — А че ты врываешься! — в тон ему отозвался Семён. Серый глубоко вдохнул, вспоминая папины слова: «Защищаться надо от врагов». Семён ему не враг. — Прости, — сказал он. — Не думал, что ты тут будешь. — Не думал он, — буркнул Семён. Серый хотел закатить глаза, но не стал, просто пошел к себе. Семён окликнул его в тот момент, когда он закрывал за собой дверь, отсекая конфликт: — Можно к тебе? Серый не ответил просто оттолкнул дверь обратно, открывая путь. Семён понял, зашел тоже, плотно закрыл дверь и попросил: — Тоже прости. Че-то я сегодня… Он замялся, видимо, подбирая достаточно емкое, но не слишком обидное определение своему поведению, и Серый сжалился, подсказал: — Ты садись. Настроение паршивое? Семён осторожно пристроился на кровати Никиты, кивнул, нехотя добавил: — Там Тихон. Серый нахмурился. Во имя сохранения рассудка, он убедил себя, что та сцена в душевой ему привиделась. Мало ли, что Тихон делал! Парень с линейкой — самая классическая из идиотских шуток, в конце концов. И это, вообще-то, работало, помогало хотя бы не думать о произошедшем. Но было и «но» — стоило подумать об этом, или просто увидеть Тихона, и Серый вынужден был признаться себе — не привиделось. Тихон действительно сам себя бил, и бил жестоко. И понимал ведь, что это неправильно, иначе бы не просил Серого об этом молчать! А Серый и молчал, отчасти потому что боялся, что Тихона за эту странность будут травить, а отчасти от того, что это было совершенно не его дело. Если бы его задницу после возвращения из дома все стали обсуждать, приятного было бы мало… — Он вечно там, — ответил наконец Серый. — Во всех смыслах живет в этой комнате. Семён сокрушенно кивнул и процедил: — Не могу с ним. Серый вздохнул. Сколько всего такого странного видел за смену Семён, что не хочет даже в комнату заходить? А каково Тихону знать, что с ним даже в одной комнате быть не хотят? Хотя, Тихону-то, наверное, как раз хорошо. Если бы он хотел общения, наоборот бы лип ко всем, торчал бы у девчонок или Михи — там вечно компании собирались, и никого оттуда не гнали. — Слушай, — начал было Серый. Семён мотнул головой, призывая продолжать, но Серый не спешил. А что говорить-то? Прямо спрашивать, почему Семён не хочет с Тихоном сидеть неудобно, это же тоже не его дело. Рассказывать о линейке подло, даже несмотря на то, что Тихону он и не обещал не говорить. Намекать — глупо, Семён либо не поймет и будет считать его идиотом, либо поймет и… И что? Если бы хотел обсуждать, сам бы уже заговорил. — А хочешь жить с нами? — нашелся наконец он. — Со мной и Никитой. — На полу? — хмыкнул Семён. Серый улыбнулся. Хочет, значит. Дело за малым. Он соскочил с кровати, без стука влетел в соседнюю комнату, напугав Тихона едва ли не до смерти, и выпалил, надеясь хоть об этом не пожалеть: — Давай комнатами махнемся?