Лагерь

Семён нерешительно замер перед дверью, думая, стоит ли стучать. Вообще-то, все спокойно ходили друг к другу по комнатам, не думая о приличии — он и сам не раз заглядывал к девчонкам, не особо переживая о том, что его могут не ждать. Только вот к Тихону так просто вламываться почему-то не получалось. Если бы была уверенность, что Тихон его впустит, постучал бы не раздумывая. Если бы точно знал, что хочет ему сказать, вломился бы, как к себе. Семён не знал, зачем именно идет и чего хочет добиться, и так и стоял у двери. Наверное, Игорь прав — Тихону не помочь, пока он сам о помощи не попросит. Но ведь это не повод оставлять его в беде, не повод делать вид, что этой самой беды нет, раз о ней никто не говорит! Просто нужно подтолкнуть Тихона, убедить рассказать, если придется — даже заставить просить о помощи. Ради его же блага. Только вот где гарантия, что это действительно окажется благом? Не позволяя себе снова отступить, Семён все же решился на компромисс: коротко стукнул костяшками по двери и тут же дернул ее на себя, не дожидаясь ответа, спросил, уже заходя: — Ты ж не против? Тихон был явно против, Семён видел это и по вдруг согнувшемуся позвоночнику, и по прищуренным глазам. Но отвечать он не стал, и Семён решил, что это хороший знак. — Слушай, — начал он, плотно закрывая за собой дверь и по-хозяйски усаживаясь на свободную кровать. — Ты же знаешь, что у детей есть права? Вышло неестественно, слишком официально, и Семён в который раз пожалел, что не додумался, подготовить речь заранее. — Знаю, — уверенно кивнул Тихон. — И что? Семён поджал губы. Тихон же прекрасно знает, что! Просто прячется, делает вид, что все хорошо… — Тебя не имеют права бить, даже если… — Меня не бьют, — решительно перебил Тихон, принимая воинственный вид. — Но… — Уйди. Семён почувствовал, как ползут вверх по лбу брови, и рассердился. Ему ведь помочь хотят, поддержать, а он? Неужели не понимает, что это — ненормально?! По комнате разлилась мелодия звонка, делая атмосферу еще более неуютной. Семён медленно, не сводя с Тихона глаз, достал телефон, принял вызов и нерешительно спросил: —Да? Разумеется, ему не могло повезти: это была не реклама, не мошенники и даже не глухой вызов. — Семён! — радостно позвала мама. — Сыночка, как ты там? Я так соскучилась. Семён покосился на дверь, понимая, что говорить при Тихоне будет совершенно неправильно, поднялся, пошел к выходу, бросив одними губами: — Сейчас вернусь. — Семён, мы тут с папой… Папа тоже скучает. Поговоришь с ним? — продолжала тараторить мама. Семён так и не ответил — не смог, от одного упоминания отца горло перехватило удушливым спазмом. — Дай сюда, — потребовал откуда-то издалека отец, а потом в динамике раздалось громкое и отчетливое: — Здравствуй. — Здравствуй, — все-таки смог выдавить Семён, поспешно забегая в туалет и запираясь в нем от лишних взглядов. — Мать говорит, ты не тренируешься, — с деланным спокойствием сказал отец, и Семён почувствовал, как от его тона начинают трястись колени. — Я бросил бег, — сказал он, надеясь, что звучит злорадно, а не перепугано. — И вообще спорт. Стихи пишу. — Педик, — презрительно бросил отец. Семён шумно втянул в себя воздух, стараясь не принимать на свой счет. Проблема не в нем, проблема в отце. Семён не виноват, что у него такая семья — не он ее выбирал. — Я вернусь — побегаешь у меня, — пообещал отец. — Я из тебя мужика сделаю, ты у меня все наверстаешь… — Значит, буду надеяться, что ты не вернешься, — как можно тверже сказал Семён и сбросил вызов. Перед глазами тут же встала картина, как разъяренный отец бросается на маму, но Семён запретил себе думать об этом. Там охрана. Спасут. Он выключил звук на мобильнике, надеясь, что больше его ничто не потревожит, вышел из туалета, снова подошел к комнате Тихона и толкнул дверь. Та не открылась.