Эти написанные слова

      Сокка лениво поигрывает с пустой миской из-под завтрака, когда в коридоре прокатывается знакомое топанье и гвалт повышенных голосов. Он в спешке вскакивает на ноги и быстро оправляется. Не будет лгать: ему с нетерпением хочется поговорить с кем-то — вчера часы казались бесконечными, когда Зуко оставил его, — но не желает выказывать своего рвения.       Если он собирается усыпить их бдительность, чтобы дверь камеры снова осталась открытой — генерал Айро, как и следовало ожидать, оказался гораздо внимательнее Зуко, — то нельзя выглядеть чересчур восторженным. Пускай от мысли, как Зуко входит в комнату, в груди всё предвкушающе трепещет.       Кроме того, Сокка до сих пор чувствует себя зыбко — нужно беречь силы. Он уверен, что быстро поправится. Оставаться уставшим, замедленным и выбитым из равновесия, чтобы поспевать за потрескивающей энергией Зуко, — не выход.       В комнату вламывается Зуко со следующим за ним по пятам Айро. Снова облачённый в доспехи, с идеально затянутым фениксовым хвостом — каждый его дюйм обозначает крикливого принца, кроме комплекта синей ткани в руках. Айро говорит: «успокойся», «подумай хорошенько» и «взвесь все варианты», а Зуко с заметно стиснутыми зубами не обращает на дядю внимания. Вот это достаточно знакомая территория, чтобы Сокка подпрыгнул от удовольствия.       А то, что Зуко немедленно идёт открывать дверь камеры, гораздо менее знакомо.       Сокка напрягается, задаваясь вопросом, подходящая ли это возможность совершить побег… но нет, Зуко тут вместе с Айро. Хоть он и старик, но всё ещё крупный мужчина, генерал и человек, который прямо сейчас выглядит необыкновенно расстроенным.       Сокке уже не по нраву то, что должно случиться — и это до тех пор, пока ему в грудь не летит одежда Племени Воды. Свободный рукав бьёт его по лицу.       — Какого…       — Готовься, — резко и жёстко обрывает Зуко.       — К чему? — спрашивает Сокка, стараясь не упустить свежую постиранную одежду. Пытается поймать взгляд Зуко и чувствует себя сильно сбитым с толку, когда тот вместо этого поворачивается к дяде.       — Племянник, — настаивает Айро, обе королевские особы пропускают вопрос мимо ушей, — ты уверен, что это лучшее решение?       Зуко гневно смотрит на генерала.       — По-твоему, позволять Джао вот так ступать на борт — лучшее решение?       Айро вздыхает, соглашаясь с его мнением с обращённым на Сокку серьёзным взглядом. Сокка теснее прижимает к груди свою одежду, мысленно пытаясь собрать все части воедино. Он уже знал, что на острове Полумесяца Зуко ненавидел Джао, а тот презирал его в ответ так же сильно. Сокка думал, что это дело личное, но… вчера Зуко сказал, что у изгнанного принца меньше власти, чем у выполняющего прямые указания Хозяина Огня адмирала. И если Джао — этот адмирал… у принца Зуко существенно меньше поддержки вооружённых сил его народа, чем полагал Сокка? Мог ли Зуко… действовать самостоятельно? Попытки захватить Аватара как своего рода одиночная миссия? Или же Сокка попросту наблюдает за борьбой двух высокопоставленных членов знати за власть?       Так или иначе, присутствие Сокки на корабле является тайной, которую Зуко страстно желает сохранить. Из-за чего подскакивает адреналин: будь это правда, тогда и у Сокки в руках внезапно появилась некая власть.       Хотя, подумывая о Джао, он не особо стремится воспользоваться этим рычагом.       — …опередить их? — вопрошает Айро, и Сокка втягивается обратно в разговор. Чем больше он сможет узнать о трещинах в самом сердце власти Народа Огня, тем лучше. Особенно если он их причина. — Мы всё ещё на достаточном расстоянии, чтобы правдоподобно избежать…       — Тогда мы опередим и Аватара. — Немногословный и раздражённый Зуко явно уже обсуждал это. — Если поступим так, то просто…       Взгляд на Сокку.       Вот оно что. Они в безвыходном положении, застрявшие между желанием избежать столкновения с Джао — по поводу чего Сокка разделяет чувства — и необходимостью оставаться доступными для Аанга. Потому что Сокку используют как приманку, хоть Аанг и не поведётся на это. Вот в чём его ценность здесь. Вот почему его кормили, заботились и развлекали. Из-за Аватара. Вот и всё.       Точно.       — Почему ты не готовишься? — рычит Зуко. Требуется время, чтобы осознать, что он обращается к нему — принц Народа Огня перестал сердито смотреть на дядю.       — К чему? — раздражённо повторяет Сокка.       — К заплыву, — угрюмо отвечает Зуко, хотя Айро произносит:       — Есть и другие способы, племянник.       — Чтобы что, не пускать адмирала на «Вани»? Мы не военная комиссия, но всё равно находимся в его подчинении до тех пор, пока пребываем в его водах.       — А не пускать Джао на «Вани» — главная цель?       Зуко прожигает Айро таким взглядом, от которого у Сокки спирает дыхание. Он ждёт, когда принц Народа Огня взорвётся. В итоге Зуко привычно хмурится и отводит взгляд, чтобы впериться им в Сокку.       — Ты не готовишься.       — У нас может быть возможность…       — Возможность для чего? — почти орёт Зуко, разворачиваясь к Айро и буквально выплёвывая искры. Вау. Сокке надо присесть. — Джао будет в ярости, он только что упустил Аватара! Он будет намного хуже обычного. Здесь нет возможности попробовать урезонить его.       — Постой, — встревает Сокка с растущим внутри сильным страхом за Аанга. — У Джао был Аватар?       На мгновение генерал Айро прикрывает глаза, обозримо набираясь терпения, и устремляет на Сокку многозначительный взгляд.       — Принц Зуко, хотя бы не забывайте о слушателях.       — Как будто Аватар в любом случае не расскажет ему, — огрызается Зуко, скрестив руки и избегая взгляда Айро.       Генерал выглядит ещё несчастнее.       — Принц Зуко, я не желаю знать, что Аватар может сказать нашему уважаемому гостю. Или почему у вас есть основания знать содержимое подобного разговора.       Поза Зуко меняется с оборонительной в непоколебимую, когда он резким жестом отмахивается от слов дяди.       — Я не собираюсь позволять Джао снова встревать в последнюю секунду и красть моего… шанс восстановить мою честь.       В напряжённом молчании Сокка гадает: он один услышал речевую заминку Зуко? Задумывается, что он хотел сказать. Размышления прерываются, когда Зуко снова направляет на него взгляд.       — Готовься, — приказывает он и звучит в точности как принц. — У тебя несколько часов.       Сокка так до конца и не понимает, к чему ему готовиться, но Зуко выметается из комнаты — вместе с Айро, с виноватым видом закрывшим за ними дверь, — поэтому ему придётся это выяснить. Снимая с себя одежду, Сокке становится интересно, правильно ли он толкует его слова. Потому что создалось впечатление, что Зуко намерен… убрать его с корабля? Чтобы Джао не нашёл его? И каким же образом организация побега Сокки — или это скорее спасение? — вяжется с впечатляющей речью Зуко о том, что изгнанный принц не важнее адмирала?       Как бы то ни было, Сокке надо собираться. Похоже, он будет плыть.

***

      Сокка пытается совладать с нервами и усидеть на месте — расхаживание лишь потратит его энергию, чего он не может допустить, особенно когда восстанавливается, — когда Зуко возвращается без топанья, предупредившего бы о его приближении. Со всплеском нервозности Сокка подскакивает на ноги, чувствуя себя чересчур открытым, когда Зуко только одаривает его мерцающим взглядом. Молчаливый и суровый принц вытаскивает кинжал — дерьмо, дерьмо, дерьмо, — быстрыми умелыми движениями кромсает затвор на входной двери, а после и на двери камеры. Сокка поражённо моргает. Выглядит совсем как вскрытие замка. И ладно, это… ладно, да, теперь похоже на побег. Точно.       — Идём.       Голос Зуко натянутый, настроенный на равнодушие. Сокка пытается поймать его взгляд, найти какой-нибудь способ спросить о том, что происходит, но тот отворачивается осмотреть коридор, дав ему не больше короткой вспышки золотого.       Сокка с опаской подбирается к двери, отчасти ожидая, что всё это окажется тщательно продуманной ловушкой. Но в бесшумной спешке и с едва сдерживаемым напряжением вперёд него шагает Зуко, несомненно подстраиваясь под его скорость. Ноги Сокки слабее, чем хотелось бы, но им придётся постараться, потому что они в самом деле сбегают.       Зуко оперативно проводит их по коридорам, внимательно прислушивается на перекрёстках, сливается с тенями, если вокруг них появляется тусклый свет факелов, и беззвучно движется вперёд, чему Сокке с трудом удаётся соответствовать с полым металлическим покрытием.       Довольно удручающе осознавать, что этот горластый, метающий огненные шары, топающий принц крадётся лучше, чем он. Сокка слишком занят управлением усиливающейся тревоги, чтобы по-настоящему озаботиться этим, когда становится всё более очевидно, что они стараются избегать не только Джао — ещё они пытаются не натолкнуться на экипаж Зуко.       Духи, Зуко действует самовольно. Сокка ускоряет шаг и ступает тише, страшась представить, на что будет вынужден пойти принц Народа Огня в случае поимки.

***

      На следующем перекрёстке Зуко жестом показывает вести себя тихо, и Сокка пригибается. Прислушиваясь, Зуко склоняет голову, а Сокка напрягает слух, но улавливает лишь шаги над ними, неясный гомон отражающихся от металлических стен голосов и… ох. Нет никакого шума. Двигатели корабля не работают, непрерывный механический гул стих впервые за всё пребывание Сокки на корабле.       Над ними вдруг возникает переполох, и Сокка вскидывает взгляд на потолок. Они где-то поблизости палубы. На борт взошёл Джао?       Внимание Сокки рывком возвращается в реальность, когда тёплые пальцы аккуратно обхватывают его запястье. Зуко легко тянет дальше — будь внимателен, приготовься — и выглядывает из-за угла. Сокка не успевает выдернуть руку, потому что Зуко проскальзывает вперёд, надёжным захватом удерживая его близко к себе. Ведёт их по череде невероятно тесных коридоров в проход технического обслуживания и в какой-то момент поворачивается боком, чтобы протиснуться через узкий зазор между трубами, в который Зуко не пролезть в доспехах. С раздражённым видом он дёргает за собой Сокку, стоит тому упереться.       К тому времени, когда они достигают лестницы, Сокка разворачивается обратно. На их пути это не первая лестница, но именно её они и искали, судя по довольному хмыканью Зуко. Он ставит Сокку перед собой с тихим:       — Взбирайся.       Сокка медлит, оглядывается, но лицо Зуко жёсткое и нетерпеливое, поэтому он тянется к первой перекладине и начинает взбираться. Запинается, когда Зуко поднимается вслед за ним быстрее, чем ожидалось, и пытается сосредоточиться на торопливом и бесшумном передвижении. Старается не обращать внимания на Зуко ниже и одновременно за собой, словно он хочет убедиться, что Сокка не оступится, и источает жар такой же ощутимый, как прикосновение.       — Стой, — бормочет Зуко, когда они добираются до вершины. Сокка тут же замирает, крепко прижавшись к лестнице на лёгкое давление пальцев к своему плечу.      Зуко поднимается над ними открыть люк: доспехи вжимаются в спину, и Сокка усиливает хватку на перекладине. Духи, да пошёл Зуко к чёрту за то, что такой высокий и может дотянуться до люка, при этом стоя ниже Сокки на половину ступеньки. Пошёл он за то, что полностью окружает своим жаром. И за то, что отвлекает его сейчас.       — Иди, — шепчет Зуко, дыханием щекоча ухо, и Сокка резко взбирается на палубу, отрываясь от жара за спиной и впервые за неделю ступая в солнечный свет.       — Блин, — ворчит он, яростно моргая на свет, пытаясь обозреть окружение. Они в какой-то дальней части корабля за очень кстати размещённой грудой ящиков. День пасмурный, но безветренный — Сокка различает звук собирающегося на палубе экипажа. Зуко приседает рядом с ним с поднятой головой, внимающий каждому звуку, и мягкой рукой пригибает Сокку ниже. Духи, каким образом Сокка так запросто распознаёт его намерения лишь через прикосновение? Другой рукой Зуко тянется в тень ящиков и вытаскивает небольшой мешок.       — На случай, если тебе придётся ждать Аватара, — тихо поясняет Зуко и пихает его в руки Сокки, в первый раз с момента побега — спасения, да чем бы оно ни было — взглянув на него. Золотые глаза пристально смотрят на него, изучая лицо в поисках… чего-то, Сокка толком не уверен чего. — Мы максимально приблизились к берегу. Течение должно сыграть тебе на руку.       Сокка способен только безмолвно кивнуть и надёжно перекинуть мешок за спину. Он благодарен за короткое отвлечение на размещение сумки так, чтобы она не запуталась в его одежде или не ограничивала спектр движений. В ушах всё громче и громче бьётся сердце, мешая попыткам сфокусироваться на побеге с этого корабля.       — Ожидай сигнала, — шёпотом говорит Зуко, слабо пробежавшись по его запястью для привлечения внимания. Сокка вскидывает на него взгляд, сопротивляясь порыву ухватиться за осевшее на коже тепло. Поднявшись, Зуко мешкает, перемещает взгляд на что-то над плечом Сокки, выдыхает и, кажется, приходит к заключению. — И вот, твоё… Ты не захочешь оставить это здесь.       Ему что-то впихивают в руки, и Сокка опускает взгляд. Недолгое время он не в состоянии разобраться, что это такое: знакомое ощущение бумаги, тени написанных слов. Зуко твёрдо придерживает его руки, следя, чтобы он не упустил письмо. Потому что это оно и есть: письмо, ответ, от его друга.       Обозначение того, что он держит в своих руках, заставляет мозг снова начать работать.       — Почему ты это делаешь? — выдыхает Сокка, отрывая взгляд от свитка. Зуко прикусывает щеку, открывает и закрывает рот — за раз на его лице мелькает столько эмоций, что Сокка и не надеется распознать их.       — Твой друг будет рад получить ответ от тебя, — наконец произносит Зуко, снова смотрит за его плечо, затем опускает голову и возвращается к люку. — Ожидай сигнала, — добавляет он.       А потом принц исчезает под палубой до того, как Сокка успевает подумать спросить, какого именно сигнала ему ждать.       Долгое мгновение Сокка всматривается в пространство, где стоял Зуко, после чего разворачивается посмотреть, что находится позади него. В тени ящиков на перилах восседает почтовый ястреб — бордовый, величественный и с одним неровным крылом.       — Соколик, — в неверии выдаёт Сокка и прочно вдавливает трясущиеся руки в палубу в желании найти опору, потому что весь мир вдруг кружится. Бумага сминается под пальцами.       Позже. Разберёшься во всём позже.       Сокка решительно отметает надвигающееся открытие или паническую атаку. Совершенно ни о чём не думает, когда поднимается и засовывает свиток в шлею Соколика — так ему не придётся волноваться, что бумага не переживёт плавания. Нет никаких сомнений, что почтовый ястреб последует за ним, а сейчас ему следует сосредоточить всё своё внимание на побеге. Чёрт, можно было бы подумать, что Зуко намеренно отвлекает его, если бы не было так очевидно, что именно принц организовал.       Люк вывел его в маленькое пространство между удачно расположенной грудой ящиков и перилами корабля. Так, чтобы легко было заметить: корабль стоял удачно близко от береговой линии для плавания. И ой, посмотрите, прямо рядом с Соколиком, удачно ожидающим на перилах.       Сокка должен быть впечатлён: Зуко действительно подстроил всё это довольно хорошо. Особенно ту часть, где друг Сокки ответил как раз вовремя, чтобы передать ему письмо. Написанное столь недавно, что Соколик до сих пор здесь и держит свиток в сохранности от воды.       Разберёшься. Позже.       Сокка насильно отключает разум, в полной готовности всматривается в берег и держит ухо востро для любых звуков, которые возвестят о приближении к его укрытию или объявят об его пропаже. Страх клокочет в груди с каждой прошедшей без сигнала секундой. Чем дольше Сокка находится на палубе, тем больше вероятность, что его обнаружат. Ему необходим сигнал. Вдруг ему уже подали знак, а он пропустил его? Возможно, стоит попытаться сбежать. Он не нуждается в плане Зуко, каким бы он ни был. У него свои планы. Это он эксперт, в конце-то концов, и сам может…       — Кто позволил заключённому сбежать?!       А вот и Зуко во всём своём крикливом великолепии — голос разносится по всей палубе и отражается от океана. Следует мгновение абсолютной тишины, а потом на корабль обрушивается суматоха. Солдаты кричат, Джао требует узнать «какой заключённый», и над всем этим Зуко ревёт о поднятии трапов и блокировании путей эвакуации на той громкости и звуковой частоте, что весь корабль практически вибрирует от его бешенства.       Топот шагов удаляется к противоположной части корабля, и Сокка не в силах удержать облегчённой улыбки в сторону Соколика. Вот это эффективный сигнал.       Низко склонившись, Сокка движется к лестнице и перелезает через ограждение. У другого корпуса виднеется корабль Джао, и хотя отсюда обнаружение кажется маловероятным, Сокке всё равно следует поторопиться и не издавать ни звука. Теперь с поднявшейся общей тревогой проверка за перилами не займёт много времени, как бы настойчиво Зуко ни пытался отвлечь внимание на дальнюю часть корабля.       Сокка добирается до конца лестницы над водой. Он напрягает пресс, чтобы не раскачиваться, и спускает ноги с перекладин, только с помощью рук продолжая путь вниз — и спасибо тому, кто бы его там ни слушал, что он все эти недели тренировал верхнюю часть тела, хотя мышцы уже подрагивают от затяжной слабости после болезни.       В конце концов, Сокка цепляется за нижнюю перекладину — руки полностью выпрямлены, волны в нескольких метрах от его ботинок.       Вот оно.       Сокка думает лишь о побеге. Не о том, какое большое расстояние между кораблём и берегом; не о том, что ему ни за что не передумать, если окажется, что болезнь высосала из него больше сил, чем он осознавал; даже не о том, что он будет совсем один и видим двум кораблям позади, полных солдат и магов огня.       Отпускай.       В океан Сокка падает подобно кинжалу, едва создав всплеск, и погружается вниз. Бодряще холодная вода накрывает с головой, и он борется с инстинктивной потребностью втянуть воздух, позволяя инерции утянуть себя глубже. Задирает голову и продирает глаза в жгучей соли, чтобы наблюдать за удаляющейся поверхностью там, где она встречается с тёмной линией корабля.       Когда погружение замедляется, Сокка разворачивает себя к берегу и упирается ногами в корпус, благодаря Духов, что по каким-то причинам Зуко ухитрился выключить двигатели корабля. Отталкиваясь от корабля, он старается сделать это как можно изящнее, а движения чёткими и целенаправленными. У него нет запасов энергии, чтобы тратить впустую темп и силы. Шанс только один.       Подняться Сокка разрешает себе только когда в груди начинает жечь от потребности кислорода — раньше, чем хотелось, и позже, чем он опасался после кашля — и напрягается, позволяя вынырнуть только лицу. Вдыхает, опускается обратно, глотает свежий воздух, снова ныряет, делает очередной глубокий вдох и тогда вновь погружается под волны, гребёт руками в сторону суши.       На следующем всплытии Сокка оказывается лицом к побережью и втягивает дополнительную порцию воздуха от облегчения, что он всё ещё на верном пути. На втором всплытии прислушивается к погоне и злобно улыбается, не слыша ничего позади себя. На последующем сосредотачивается только на кислороде.       Пляж близок. Бёдра начинает жечь от плавания в тяжёлых ботинках, плечи находятся под поверхностью воды, но у него получится. Течение помогает ему. Даже если ему придётся всплыть и рисковать засветиться, оказаться видимым и уязвимым, его всё равно будет нести к берегу до тех пор, пока течение не изменится.       Заплыв, придерживание обдуманного устойчивого темпа, успокаивание сердцебиения, чтобы не истратился воздух — всё это выжигает из головы Сокки прочие мысли. Ему надо только двигаться, ещё один рывок, ещё один вдох. Иного выбора нет, как и места придумать что-нибудь другое.       Сокка настолько нацелился на плавание, что ему не сразу удаётся осознать: течение дёргает его одежду вперёд, прижимает мешок к спине.       «Чёрт. — Он стискивает зубы, пытаясь заглушить панику. — Отбойная волна или подводное течение».       Должно быть, он развернулся, уплыл обратно в море или параллельно берегу и теперь…       Вода вокруг него вдруг плотно зажимается, вытягивая из его рта удивлённый всплеск пузырьков.       Ой-ой.       А потом Сокку швыряет вперёд, вытягивает над поверхностью воды — он втягивает воздух, хоть и старается погрузиться обратно, — несёт прямиком к побережью зримым, но очень быстрым потоком воды. К пляжу, где заняли стойки фигуры в оранжевом и голубом и двигаются плавно и синхронно, вытаскивая его на берег.       Водный поток выплёвывает Сокку на песок, и короткую секунду он наслаждается ощущением твёрдой неподвижной земли под собой, прежде чем подняться. Успевает только встать на колени, как к нему в руки бросается Катара, чуть не заваливая его обратно в волны.       — Вся в песке будешь, — выдавливает он, крепче прижимает её к себе и прикрывает глаза от её родного запаха свежей воды, Аппы и дома.       — Сокка.       Она сильнее зарывается лицом в его шею, как бывало, когда на юге она просыпалась от кошмара, а мамы с папой не было.       — Сокка, — вторит Аанг, зависнув в нескольких шагах. Голос полон облегчения. — Ты цел?       — Со мной всё хорошо. — Сокка пробегается ладонью по волосам и с недоумением посмеивается от того, что может в самом деле сказать это. Катара недоверчиво рассматривает его, с напряжённым от волнения лицом выискивая скрытые повреждения. — Да правда всё хорошо. А вы как, ребята?       — У нас тоже всё хорошо, — отвечает Катара с легкомысленной от облегчения улыбкой.       — Мы следили за кораблём, — добавляет Аанг.       — Думали, что придётся спасать тебя! — От этой перспективы Катара выглядит малость кровожадной, и это настолько привычно, что Сокка не может сдержать улыбки.       — Мы задержались, — произносит Аанг чуть тише, виноватее. — Мы… Я мог бы появиться раньше.       — Нет, — торопится возразить Сокка. — Нет, ничего страшного. Мне не понадобилось…       Спасение. Понятие не вызывает спокойствия и вновь обращает внимание на мысли, которые он выбрасывал из своей головы на протяжении недели. Нельзя сказать, что Сокка сбежал лишь посредством своего мастерства. Зуко…       — Вы в любом случае были на финишной прямой, — заверяет их Сокка и благодарно улыбается Аангу, отодвигая все размышления подальше ещё на немного.       — Катара заболела, я боялся оставить её, — всё равно объясняет Аанг.       — И Джао захватил Аанга! — выпаливает Катара, разворачиваясь к Аангу, словно ей до сих пор требуется наглядное подтверждение, что с ним всё в порядке.       — Стой, тебя захватил Джао?       Ох. Вот дела. Теперь кое-что встаёт на свои места. Не всё, но этого достаточно.       — Он сбежал. — Катара звучит изрядно самодовольной.       — Меня освободили, — поправляет Аанг с таким значением в словах, что Сокка замирает. Серьёзный, отяжелённый каким-то ожиданием взгляд устремляется к нему, из-за чего пульс подскакивает от волнения. Он не готов затрагивать эту тему, пока нет. Дайте ему сперва насладиться возвращением.       — Я тоже был болен, — после молчания говорит Сокка, желая разрядить обстановку. — Жутко было. Многого не помню, но медицина у Народа Огня испорчена: я проснулся с лягушкой во рту.       — Погоди, и я! — восклицает Катара, скривив лицо при воспоминании отвращения. — Как же отвратительно! Аанг достал её у какой-то сумасшедшей леди с болота.       — У травницы. — Аанг звучит порядком обречённым, словно повторяет это уже не раз. — Лекаря из Царства Земли. Сработало же.       — Ну, тогда мою Зуко наверняка взял оттуда же. Лягушки не особо распространены…       — Минутку, Зуко что? — прерывает Катара.       — В смысле, это мог быть и не Зуко?       Сокка вдруг чувствует себя обличённым, оробевшим. Он всеми силами старается откопать свою привычную подозрительность, чтобы соответствовать хмуро сощуренным глазами Катары. Ведь в то время как они раздумывали над его спасением из лап врага, Сокка… позволял врагу готовить ему завтрак. Учил разбираться в картах. Разговаривал, пока купался. Духи, как мог он быть таким тупым.       — Подчинённый, скорее всего, — глухо произносит Сокка, борясь с согревающим щёки румянцем, который он не сможет объяснить без смерти от смущения. — Зуко всего лишь… Они не допускают смертей заключённых, если могут помочь.       Слова выходят слишком горькими. Духи, ему нужно собраться и вспомнить, что Принц Козлов, наследный принц Зуко из Народа Огня, не… Зуко. Не забывать, что ему было суждено быть простой приманкой.       — На самом деле, — неуверенно говорит Аанг, — мне кажется, это был Зуко.       Он скованно переступает, стоит Катаре с Соккой обратить на него недоверчивые взгляды.       — У меня не было времени упомянуть это, но… он помог мне сбежать от Джао.       В потрясённом неверии Катара издаёт писк, говорит: «что это значит» и «как ты забыл упомянуть нечто подобное», а Сокка только способен смотреть на Аанга, стремясь оттеснить вспышку негодования. Он не должен негодовать. Но что это за чушь собачья? Принц не может выступать против адмирала, а Зуко именно это и сделал. Только… только если это правда, что принц не может, а Зуко всё равно поступил так и потом отпустил Сокку…       — Всё разумно, он эгоистичный, — едко подмечает Катара, выжигая трепет… чего-то, что Сокка не должен ощущать в принципе. — Принц Козлов никому не даст захватить тебя. Он хочет всю славу себе, поэтому должен выполнить всё сам. — Она с отвращением закатывает глаза. — Только и говорит о своей чести.       — Я не уверен в этом, — хмурится Аанг, неопределённо прикусив губу. — Он сказал…       — Я бы не стал верить тому, что он сказал, — обрывает Сокка, слова царапают горло. — Думаю, Катара права. — Он избегает проницательного взгляда Аанга, пытаясь стряхнуть с себя песок. — Надо предполагать скрытый мотив для… для всего.       Даже у Соколика, письма и мешка припасов за его спиной.       — Не знаю, — неуверенно говорит Аанг. — Мне он не показался таким уж плохим.       — Как и Джет, — замечает Сокка более жёстко, чем требовалось, но ему самому пригодится это напоминание. — И посмотри, чем всё обернулось.       — Мне не кажется, что это тот же случай. — Аанг насупливается.       — Однозначно не тот же, — торопится сказать Катара чересчур категорично, вдруг тоже сильно увлёкшись стряхиванием с себя песка.       — Случай довольно похожий, — вздыхает Сокка, потеряв нить того, кто и кого пытается незаметно оправдать. — Человека волнует только одна цель и… больше ничего. Который… который сделает всё возможное.       Слова предназначаются и ему. Он выбрался с корабля Зуко и вернулся в реальную жизнь. Ему необходимо вспомнить, как здесь обстоят дела, особенно когда Аанг, из всех людей, пытается сказать, что принц Народа Огня у них на хвосте может быть не таким уж плохим, что…       Не обманывай самого себя.       Создаётся ощущение, словно два отдельных мира сталкиваются, вот только Сокка знает, что настоящий из них один. Тот, в котором Зуко разговаривал без криков и волновался об удобствах его сна, был временным. Сном наяву. Созданной разумом фантазией, чтобы выдержать комнату без окон, где Сокка чувствовал себя почти зависшим вне времени, с присутствием Зуко, которое служило опорой ему. Грёзами, такими же настоящими, как и все предыдущие, которые рассыпаются на части под ярким дневным светом.

***

      Зуко притворяется, что не чувствует ползущих по спине взглядов экипажа. Он стоит у перил с военной точностью, сцепив руки за спиной и глядя на Гао — почтовый ястреб летит к проплывающему мимо берегу. Зуко необходимо излучать спокойствие, уверенность, безучастность и, быть может, лёгкое раздражение. Не огорчение и уж точно не беспокойство.       Джао предсказуемо пришёл в ярость, узнав, что он удерживал в качестве заключённого одного из спутников Аватара и не уведомил его. Со стиснутыми зубами Зуко сдерживал в себе комментарии про обоюдную передачу информации о заключённых и молча прожигал взглядом Джао во время его разглагольствования о полномочиях, правах и повышении, только набросившись на возможность изречь ровное «да, мы слышали» в ответ на оглашение его адмиральства. Любое сотрясание воздуха, которое мужчина тратил на отчитывание Зуко, было сотрясанием воздуха не на поиски Сокки.       Зуко всё ещё донельзя признателен за своевременное замечание дяди, что оба побега заслуживают тщательного расследования, вследствие чего Джао унёсся обратно на свой крейсер. И за высказывание, что Джао заинтересован в публичном унижении Зуко больше, чем в попытках проверить нижние палубы. Слова, которые пришлось подавить, до сих пор горчат и отдают кислотой на корне языка.       Хотя бы у лейтенанта Джи хватило здравого смысла придержать отчёт о побеге Сокки до ухода Джао, ведь тогда Зуко вряд ли смог бы промолчать, если бы пришлось разбираться с ними двумя в один момент. Зуко с ворчанием отозвался на «нет нигде на корабле», «продолжим поиски» и «должно быть, в его руки каким-то образом попал нож» и решительно не отреагировал на нейтральный тон голоса лейтенанта, означавший: «Но рядом с ним всё время были только вы».       Впервые план Зуко по-настоящему сработал. Но, Агни, как же больно разыгрывать некомпетентность. У него более чем достаточно собственных честно заработанных провалов, чтобы ещё и желать изображать дополнительную бездарность. Но возражать он не может — всё, что он скажет в своё оправдание, выдаст его с головой. И, являясь сердцем плана, Зуко знает, что его успех и был провалом — провалом, чтобы снова вычислить Аватара. Провалом его личного решения, чтобы сделать всё необходимое, когда придёт время.       Он страшится того, что будет содержать следующее письмо Азулы.       Аромат чая обозначает бесшумное появление дяди. Он присоединяется к Зуко у перил, расположившись с его правой стороны и напоказ в задумчивости потягивает чай, пока они оба создают видимость интереса к проплывающему мимо берегу.       — Племянник.       Зуко хмыкает.       — Говорят, взмах крыльев шмелемухи может вызвать муссон.       Зуко косится на него.       — Сегодня ты сделал много разных выборов, — прямо говорит дядя. — Сразу после этого дня они окажут существенные воздействия.       — Я знаю, — бормочет Зуко, заставляя себя держать руки расслабленными и не стискивать их в кулаки, вынуждая внутреннее пламя оставаться уравновешенным. Гораздо больше разных выборов, чем считает дядя.       — Ты готов к ним?       Какой бессмысленный вопрос.       — Мне придётся.       Потом Зуко в конце концов покидает палубу, сосредоточившись на том, как доспехи вынуждают тело двигаться определённым образом, на этикете и правилах, диктующих поведение и действия капитана перед своим экипажем, хотя он вполне уверен, что они не распространяются на ситуации подобного рода. Он держится строго соответствующе, проходя по длинному коридору комнат мимо склада и теперь пустой камеры.       В тишине слова дяди звенят в ушах, нарушая его равновесие и вызывая головокружение, когда он замирает посреди своей комнаты с закрытой позади дверью. Смотрит на горделиво висящую эмблему Народа Огня над рабочим столом, на аккуратно сложенную пачку писем Сокки, и наконец-то позволяет себе потерять самообладание.       Отложенная паника наваливается на него. Контроль дыхания безвозвратно потерян, сердце стучит так усердно, словно может оставить ушибы внутри груди, руки трясутся столь неистово, что даже сжатые кулаки не помогают унять дрожь. Зуко прижимает кулаки к глазам, медленно приседая на мыски ног под полноценным осознанием, что всё кончено. Всё уже сделано, к лучшему или худшему, и Сокка ушёл.       Нет, не «ушёл», словно это произошло само собой. Зуко отпустил его.       Он не знает, является ли освобождение правой руки Аватара из тюрьмы, чтобы не дать ему попасть в лапы адмирала, с технической точки зрения государственной изменой. Однако можно не сомневаться, что когда начинаешь присоединять технические точки зрения в одно предложение с «государственная измена», уже слишком поздно.       Зуко принуждает себя сесть на пятки и опускает ладони на колени, прерывисто дыша, стараясь вернуть хоть какое-нибудь подобие хладнокровия. Даже здесь, в одиночестве, он не может… не может сделать этого. Не может дозволить себе выглядеть так. Зуко сложно выявлять даже малейшие трещины. Дядя показал, что закроет на всё глаза, но лейтенант Джи и остальная часть команды… все знают, что Зуко проводил с заключённым крайне много времени. Если кто-нибудь строил догадки по поводу содеянного им, в любой момент, не только в конце…       — Идиот, идиот, идиот, — шепчет Зуко. Он не подумал. Вернее, подумал, но совершенно не о том. Он думал о Сокке, шансах и возможностях. Ломал голову над мучительным страхом о том, что чем сильнее Зуко тянулся к нему, тем больше Сокка отдалялся от него. Агни, он действовал на основе этого страха: проник в крепость Похай, сжигал самого себя в попытках снизить жар, отвечал на вопросы Сокки и подогревал ему еду — и всё это пока выискивал в голубых глазах какой-нибудь признак, возможность, что они чуть больше сблизились. Намёк, что происходящее между ними, чем бы оно ни было, не одностороннее.       Скрываясь в своей комнате, Зуко позволяет страху охватить себя, дрожа от адреналина, взволнованности, недоумения и стыда. Он способен обосновывать и разъяснять своё поведение другим, хорошо избегает неприятной правды, но лгать он не умеет, даже самому себе. И в глубине души он знает, что всё это — прошедшая неделя, видимость плана, в основе которого не было ничего, кроме инстинкта и всепоглощающей потребности — зашло слишком далеко.       Зуко всматривается в аккуратную пачку писем на столе до тех пор, пока глаза не начинает жечь, а внутреннее пламя не ощущается так, словно обжигает его изнутри. Даже сейчас они привлекательны в предложении компании, понимании и принятии. И очень опасны, отвлекающие от цели, от возложенной на него Хозяином Огня миссии.       Зуко должен отпустить Сокку. Должен очистить память от того, каково знать, что парень из Южного Племени находился дальше по коридору, лишь в нескольких шагах отсюда. Должен выжечь отголоски волнения, предвкушения, страха, восторга, замешательства и сам факт, что он не имел ничего против этих чувств. Должен отбросить в сторону письма и восстановить по кусочкам то, кем ему следует быть. До тех пор, пока ему не скажут обратное, Зуко по-прежнему остаётся наследным принцем Народа Огня, хоть и в изгнании. Этому сопутствуют ответственность, обязанности и ожидания, чей вес тяжелее и более ограничивающий любых доспехов.       Ему стоит сфокусироваться на своей миссии и стремлении, а не на неосуществимой мечте. Он знает, что мечтания не для него, помнит об этом, у него есть Азула, напоминающая про это в каждом своём письме. Именно сейчас из всех времён Зуко нельзя отвлекаться — только не когда Джао буквально дышит ему в затылок, а до цели рукой подать. Не когда стандарты Хозяина Огня настолько высоки, что прежде Зуко никогда не удавалось встретиться с ними, но теперь, на этот раз, если он только будет достаточно хорош…       Неважно, что у него было с Соккой. Всего лишь безответная фантазия. Отвлечение от задания, которое целых три года являлось единственным предназначением Зуко — задания, питающего его внутренний огонь, когда тому хотелось ослабнуть и потухнуть. Теперь он не может позволить себе отвернуться от своей задачи. Это всё, что у него есть. Поэтому Зуко нельзя отвлекаться, когда столько людей рассчитывают, что он в кои-то веки сделает всё правильно.       Зуко переводит взгляд с писем на эмблему Народа Огня, стараясь видеть перед собой лишь флаг. Пытаясь медитировать над долгом, ответственностью и честью, собирая себя по кусочкам, даже если его никчёмное сердце продолжает отбивать «а вдруг, а вдруг, а вдруг».

***

      Тем же вечером Сокка разглядывает звёзды, жар костра греет спину. Он вслушивается в тихую возню устраивающегося на ночь Аппы. Катара с Аангом шёпотом обсуждают какую-то технику магии воды. Момо тёплой тяжестью прижимается к его боку, бумеранг привычной линией лежит на бедре. Сокка не в силах перестать восхищаться мягким бризом, ласкающем его лицо, смешанными запахами океана и леса. Что земля до сих пор под ним.       Сокка не осознавал, насколько скучал по всему этому. В клетке не разрешал себе думать, а теперь не может перестать удивляться звукам животных в лесу, изменением света проходящего дня, мыслью, что Аанг с Катарой могут добраться до него и от их шагов не будет содрогаться пол. Отчасти тревожит, что всё это ощущается странным и выделяющимся, но Сокка чрезвычайно рад снова быть вместе с ними. Иметь возможность смотреть в небо и видеть узнаваемые очертания созвездий, а не трубы и пласты металла.       Шаги Катары отдаются приглушённым хрустом листьев. Она располагается рядом с ним, подтянув колени, чтобы опустить на скрещенные руки подбородок. Сокка сразу же обхватывает рукой её плечи, наслаждаясь возможностью вступить в контакт. Последняя неделя — самый долгий промежуток времени, когда они с Катарой были разлучены. Из-за того, как непринуждённо она льнёт к его боку, кажется, словно частичка него самого становится обратно на место.       — Сокка, — тихо говорит Катара, приглядываясь к деревьям, — у тебя точно всё хорошо?       — Со мной всё в полном порядке, Катара, — заверяет он её, зная, что это правда во всех подразумевающихся ею смыслах. Не желая затрагивать ту тему, которую она не имела в виду.       — Мы просто… Туи и Ла, мы бросили тебя там. Надолго. Всё что угодно… Всякое могло…       — Не переживай, — успокаивает Сокка и медлит, взвешивая, скольким поделиться, а что приберечь. Он не хочет давать ей новый повод для беспокойства. — Было не так уж плохо. В смысле, не так плохо, как могло быть.       Её шёпотом яростен:       — Одна лишь мысль, что ты был наедине с этим чудовищем…       — Нет, всё… Со мной всё было хорошо. — Сокка морщится в растерянности, разрываемый между желанием объяснить, как его берегли, и придержать всё то, что Катара не поймёт. — Не было никаких… То есть, может, и были какие-то психологические игры?       Сокке не нравится, что он не знает наверняка, и это должно быть чёртовым показателем само по себе.       — Но в целом ко мне хорошо относились. Чистая одежда и лежанка для сна. — Он подталкивает её и изображает слабую улыбку. — Ежедневная горячая еда. В плену было довольно неплохо.       — Я очень боялась за тебя, — говорит напряжённая и расстроенная Катара, проигнорировав его попытку юмора. — Не могла перестать представлять, что он может сделать с тобой.       — Я тоже боялся, — отвечает Сокка, виновато поняв, что он ведёт абсолютно другой разговор, чем думает Катара. — Вряд ли мне вообще угрожал риск, не… не в этом смысле, — признаёт он, не обращая внимания на то, как перехватывает горло. — Им просто нужна была… приманка. Дело касалось Аанга. Не меня.       Сокка ненавидит то, что создаётся впечатление, словно он пытается убедить кого-то словами и не знает, Катару или себя.       — Я так рада, что ты вернулся к нам, — выдыхает Катара, опустив голову на его плечо. — Как же хорошо, что мы снова можем вернуться в нормальное русло.       — Ага, — прочистив горло, слабо соглашается Сокка. Что теперь означает для него «нормальное»? Возвращение к тому, кем он был до бури? До Джета? До того, как прочитал первое письмо или впервые положил глаз на принца Народа Огня? До того, как они нашли Аанга в самом начале?       После того как Катара уходит спать, Сокка продолжает смотреть на небо, ещё не готовый залезать в спальный мешок и отрезать себя от лёгкого бриза. Его не удивляет, когда место Катары рядом с ним суетливо занимает Аанг со скрещенным ногами.       — Не спится? — спустя долгое время спрашивает Сокка, прослеживая взглядом формы созвездий и выбирая лучшее для навигации.       Аанг только пожимает плечами, неспешно измельчая травинки.       — А тебе?       — Пока нет ощущения реальности, — негромко признаёт Сокка. — Словно… всё это окажется просто сном, и я проснусь и окажусь там, а…       — Ты всегда можешь рассказать, знаешь, — предлагает Аанг, приступая к другой травинке. — Если… если всё кажется нереальным, или… если чувствуешь себя неуверенным или ещё что.       Сокка отрывается от звёзд и бросает на Аанга озадаченный взгляд.       — Я ценю это, приятель, — после промедления отвечает он, и это правда: он честно ценит. Просто не ожидал, что спустя столько времени Аанг заметит потребность Сокки услышать именно эти слова.       Аанг отбрасывает кусочки травы и запрокидывает голову, чтобы вместе с ним смотреть на небо.       — Прочтёшь письмо?       Сокке стоит испугаться, но… он весь вечер рассеянно касался его в кармане, нащупывая края развернутого свитка. Маг воздуха глядит вверх — Соколик едва заметен в ночном небе, но если постараться, Сокка сможет различить его очертания, лениво кружащего под звёздами.       — Ты… С тобой всё в порядке? — встревоженно спрашивает Аанг пониженным и настоятельным голосом, когда ответа не следует. — Знаю, ты сказал Катаре, но…       — Я в порядке, — повторяет Сокка, делая слова уверенным и пытаясь найти способ объяснить. — Хотя поэтому-то всё настолько странно. Я ожидал кошмарной тюрьмы Народа Огня. Готовился к… допросам или чему-то. А вместо этого…       Вместо этого были колкое общение, пай-шо, невозмутимая сосредоточенность, румянец и неожиданно впихнутый ему в руки свиток в самый неподходящий момент.       «Приманка, — напоминает он себе. — Для Аанга. Для тебя».       — Предугадать Зуко трудно, — тихо соглашается Аанг, и Сокка только фыркает от глубины этого понимания. — Я рад, что ты вернулся и цел, Сокка. Просто… оставайся в безопасности. Будь осторожен.       — Буду, — шепчет Сокка, когда Аанг поднимается уйти в постель, и задумывается, будет ли достаточно осторожен, пока в кармане прожигает дыру свиток. Теперь, полностью оставшись наедине, он боится читать его. Боится его содержимого. Боится, что не получится быть осторожным, как только приступит.       Сокке действительно следует просто выкинуть его и окончательно завершить всё это. Чёрт, ему не нужно было отвечать, когда письмо передавал Зуко вместо Соколика. Духи, он днями избегал этих мыслей. Избегал размышления над очень многими вещами. Был бы он — ты всё ещё — так увлечён Зуко, если бы уже не грезил о безымянном друге по переписке, не испытывал сочувствие, сопереживание и связь к какому-то магу огня? То, что Зуко и его друг…       Сокка даже не способен закончить мысль и выразить её словами даже в собственном сознании. Но он не может просто исчезнуть из жизни своего друга без предупреждения, без заверения, что он невредим. Не может допустить, чтобы кто-то постоянно задавался этим вопросом, и оставлять его в том же подвешенном состоянии, в котором Сокка пребывает каждый день со своим отцом, когда отсутствие новостей — хороший знак, но только не внезапно. Лучше оборвать всё с последним письмом и объяснением. Найти способ сказать, что в голове Сокки всё запуталось, что всё становится только непонятнее, и это не вина его друга, а проблема Сокки, с которой необходимо разобраться…       Дело не в тебе, дело во мне.       Рот изгибается в лишённой веселья улыбке, когда он наконец позволяет себе развернуть свиток и прочесть последнее послание.       У меня мало времени, поэтому буду более кратким, чем заслуживает твоё последнее письмо.       Мне ненавистна мысль, что тебя лишили свободы. Больше, чем должно быть, как выясняется. Скажу одно: ожидания других могут сковывать, но также они предоставляют тебе совершенно иной выбор. В этом моя сестра лучше меня. Она использует ожидания в свою пользу и превращает допущения в оружие. Такое ощущение, что ты был бы хорош в       В последнее время я часто спрашиваю самого себя, что будет означать, если у меня не получится. Сейчас как никогда кажется, словно эта миссия отгораживает меня от всего, чего я желаю, а не приближает к этому, как я думал. Мне вообще не следует писать такое. На меня полагается столько людей. Провал недопустимое предательство немыслим.       Ты говоришь, что нужно отложить в сторону личные чувства ради лучшего будущего. Я должен отложить свои личные чувства, чтобы акцентировать внимание на своём долге. Я не Всё равно создаётся впечатление, что речь не о моих чувствах, а о других. Так какая разница, если я отложу свои? Ты когда-нибудь чувствовал себя так, словно тебе хочется многого, а дозволено очень мало? Временами, когда я не могу заснуть, это чувство будто душит меня. Я даже не могу задуматься, что бы я делал, если бы война закончилась. Загадывать наперёд опасно рискованно это словно испытывать удачу. Единственное, что могу сказать — я хотел бы быть рядом с тобой.       Это письмо — полная неразбериха. Извини. Я даже не знаю, будешь ли ты хотеть слышать от меня что-нибудь. Я правда не знаю, зачем я пишу это. Очевидно.       Есть кое-что, о чём я бы хотел спросить тебя и могу сделать это только в письме. О чём у меня не хватило смелости спросить вслух. Ты до сих пор не понял? Или уже знаешь какое-то время, но притворяешься, чтобы отделять всё это? Чтобы найти оправдание в своей голове?       Ответь побыстрее. Пожалуйста Пожалуйста. Я пойму, если скажешь, что больше никогда не напишешь, или проклянёшь меня, или назовёшь ужасным человеком. Только дай знать, что тебе удалось выбраться из воды. Никак не могу перестать представлять       Надеюсь Всё ещё       Твой друг       (Ты не так понял моё предыдущее письмо. Ты спросил, как бывает в Народе Огня, если правитель совершает неправильные постановления. Я ответил, что Хозяин Огня не делает неверных указов. Вот как всё обстоит. А если кто-то сомневается, тогда это потому, что он не понимает, и его обязанность исправить это.)       Сокка рад, что Катара и Аанг спят. Значит, никто, помимо Соколика, не увидит, как он бесшумно и оцепенело поплетётся искать уединённое место в деревьях подальше от лагеря. Он чувствует… что-то… бурлящее под оболочкой оцепенения, накрывшей разум, и ему надо убраться от остальных, прежде чем оно прорвётся наружу.       Первым высвобождается сущий ужас. Ужас, что он так долго сполна дурачил самого себя. Что не заметил раньше. Хотя на самом деле заметил, разве нет? И это ужасно само по себе, что Сокка не хотел признавать находившегося прямо перед ним, что желал не замечать всех крошечных неподходящих кусочков головоломки, чтобы мог удержать своего друга на одно письмо больше.       Чтобы он мог удержать Зуко.       Потому что теперь, когда ему пришлось взглянуть на всё, Сокка не в состоянии обманываться. Конечно, на том корабле мог быть и другой молодой маг огня, который знал, что он будет плыть. Но прямо как когда он метает бумеранг и чувствует, что тот попадёт, Сокка просто знает.       Чёрт, случай с Джетом повторяется. Только хуже. Ведь это Зуко. Грёбаный принц Народа Огня. Хуже, потому что это происходит долго, потому что Сокка открылся, потому что он многого хотел. Духи, как он мог быть таким глупцом.       У него кружится голова. Он судорожно возвращается ко всему сопливому дерьму, написанному его другу, всей эмоциональной уязвимости, едва скрытому желанию под вычеркнутыми символами, которые, как они оба знали, были не чем иным, как притворством. Проклятье, Сокка писал ему, что сомневается, может ли доверять Зуко. Он умрёт от смущения и гнева.       Зачем Зуко делать это? В чём смысл морочить Сокке голову? Что он мог получить, кроме извращённого чувства власти, стараясь изо всех сил заставить Сокку… заставить его…       Сокка опускает взгляд на письмо и хочет разорвать его на части. Да, ему хорошо знакомо, каково хотеть многого, а получать мало. И он ненавидит Зуко, ненавидит всей душой за то, что вынудил его испытывать это чувство, что навязал его. За то, что заставил вожделеть его тело, пускай Сокка продолжал прикидываться, что не знает, чьи золотые глаза преследовали его фантазии. Ненавидит за то, что даже здесь и сейчас, с раскрывшейся правдой, у него всё ещё получается вытягивать из Сокки ощущение абсолютного соответствия.       Но, быть может, не стоит винить во всём принца. Разве это Зуко вызвал в нём это ощущение? Или же Сокка сделал всё сам, читав то, чего не было, чувствовав себя таким сообразительным, видя между строк те послания, которые не предназначались к отправлению? Потому что проще простого оглянуться назад и увидеть Джета в качестве манипулятора, умышленного обольстителя, играющего с чувствами людей в своих целях. Но оглядываясь на Зуко? Духи, да по наблюдениям он даже своему экипажу понравиться не может. Сокка не в силах сопоставить увиденное с тем, что принц — какой-то выдающийся манипулятор.       Именно так бы и выглядел искусный манипулятор, и чёрт, такими темпами Сокка будет вечно гонять мысли по кругу.       Хотя пытаться он не перестаёт — возможно, причина в неумении Сокки сопоставить наследного принца Зуко из Народа Огня и своего друга, который скучает по матери, оправдывает отославшего его отца и считает, что не так хорош в магии. Который хочет вернуться домой настолько рьяно, что едва пишет об этом. У которого есть заботливый дядя, любящий пай-шо, но он всё равно продолжает думать, что он один. Который отчаянно старается быть уверенным и сильным, не имея понятия, что делает. Который… кричит, знает всё о власти, беспокоится о Сокке и скрывает свои смущение и ранимость под колючей защитной реакцией…       Сокка смеётся на грани истерики из-за того, что вообще не замечал всего этого. Духи, было так чертовски очевидно. Какое подходящее время выявить в себе удивительный талант самообмана вдобавок ко всему тому, что Зуко дал ему понять.       И, духи, откуда он узнал? Когда узнал? С самого начала? Неужели он как-то отслеживал первый полёт ястреба и намеренно создал приманку? Нет, ястреб был связан и ранен, а то письмо казалось глубоко личным… По всей вероятности, Сокка как-то выдал себя, пока утверждал самому себе, что всё в порядке, что он осторожен, что обмен письмами безобиден. Ведь Зуко безусловно выяснил. Вот почему в письмах содержалось сомнение по поводу его мотивов, почему выискивались причины и выражалось недоверие.       Сокка думает обо всех отправленных им утешениях, пожеланиях успешной миссии, и ему становится дурно. Он вспоминает написание последнего письма, когда Зуко бросал на него взгляды украдкой, и вдавливает основание ладоней в глаза. Даже представлять не хочется, что тот видел на его лице и как соотносил увиденное со словами на бумаге.       Духи, прежде всего на кой чёрт Зуко писать ему ответ, удерживая его как заключённого? Однако именно на этот вопрос Сокка знает ответ. Это из-за Сокки и его открытой просьбы в эмоциональной поддержке, из-за разговора о месте, где они могли бы знать друг друга. Письмо за письмом Сокка продолжал снова и снова подтверждать, что они друзья. Стоит ли удивляться, что Зуко в конечном итоге поверил ему?       Сокка вздыхает и роняет руки, запрокидывая голову к звёздам. Пытаясь сосредоточиться на чём-то, пытаясь взять себя в руки.       А самая худшая часть этого? Зная, кем на самом деле является его маг огня, Сокка всё равно не может думать о Зуко так же, как о Джете. Он держится за тот мир, куда они с Зуко просто… случайно попали каким-то образом. В то, что есть между ними. Разновидность реальности, где ни у кого не было подлых намерений.       «Потому что намерения имеют значение», — вспоминает он с очередным приливом стыда. Духи, его поведение… Немудрено, что после всего дерьма, которое Сокка сказал ему, Зуко сломался и наконец спросил, знает ли он.       Вполне возможно, это и есть худшая часть. То, что Сокка чувствовал близость к другу, к… к ним обоим. Духи, он хотя бы может признаться в том, что… что не потрудился по-настоящему задуматься, почему Зуко никогда не относился к нему как к врагу. А Сокка никогда не вёл себя так, словно они противники, даже когда сидели по разные стороны решётки.       Он так зол. Не только из-за того, что Зуко обманывал его, но и что тот отобрал у него его друга. Из-за того, что в первую очередь никакого друга не существовало. Боль этой потери практически так же сильна, как ощущение горечи предательства. Даже зная, кто находится по другую сторону, Сокка не хочет, чтобы эта близость была вне досягаемости, и по-прежнему страстно желает утешения и понимания, которые находит в их письмах.       Но если учесть, сколько он избегал правды, отказывался размышлять над своими подозрениями, отбрасывал мысли на потом, должен ли Сокка удивляться, что после признания всего этого ему всё равно хочется верить, что это могло быть настоящим? Что бы между ними ни было.       Незначительная часть разума тихо впустую протестует, напоминая о смущении Зуко, его румянцах и всех примитивных эмоциях, едва спрятанных под сердитыми взглядами и гневом. О заботе, которую Зуко не обязан был предоставлять ему.       Сокка не понимает, как прислушиваться к себе после Джета, но, Духи, Зуко с трудом может солгать самому себе. В самом ли деле он способен на осуществление выдающейся и тщательно продуманной эмоциональной манипуляции? Или это впечатление было каким-то… каким-то восприятием, какой-то верой, которую Зуко развивал в других, каким-то… рядом ожиданий, которые он совершенствовал для использования в качестве оружия? Может быть, этому принц научился у своей сестры. Может быть, она научилась у него.       Однако если поверить в то, что ранние письма были правдой, не видимостью, что Зуко и сам правда ничего не знал до недавнего времени — и Сокка хочет верить в это, ему нужно поверить в это, — тогда у них с сестрой не самые лучшие взаимоотношения, судя по всему.       С низким досадливым стоном Сокка падает на траву. Таким образом он может вечность ходить по кругу, эмоции завязываются в нескончаемый узел между тем, что он хочет сделать, что должен, что надеется, что боится.       Итак. Сокка здравомыслящий человек. Как ему здравомысляще прийти к решению проблемы, чтобы утром посмотреть на Аанга с Катарой без нервного срыва? Взглянуть им в глаза и сказать, что у него всё хорошо, так, чтобы это по большей части было правдой, хотя бы в тех смыслах, которые важны для них.       Сокка заставляет себя сделать глубокий вдох и пытается обдумывать без груза вины, предательства, ужаса и печали. Что в конце выдало Джета? Не слова, его действия. То, что он делал и что хотел сделать. Поэтому основное внимание Сокка уделит действиям Зуко, а не его красивым словам. Не то чтобы у него действительно были красивые слова, скорее взгляды, покраснения и колючие вспышки мгновенного сожаления…       Сосредоточься.       Сокка мысленно переносится к его поведению, стараясь быть настолько беспощадно добросовестным в отношении всего сделанного принцем, насколько это возможно. Зуко неустанно преследовал их, нападал, пытался поймать Аанга. Сжёг деревню Киоши, сотрудничал с пиратами, обидел Пра-Пра. Конечно, Зуко освободил Аанга и заботился о Сокке, когда он был болен, но с таким же успехом это могли быть корыстные действия, которые косвенно принесли пользу другим.       Но ещё Зуко всячески старался подогреть ему пищу до нужной температуры, из чего выгоду извлёк только Сокка. Спрашивал в письме о любимой еде и потом приносил её — Духи, Сокка в самом деле был слеп. Зуко дважды относил его одежду в стирку, чтобы ему было комфортно в синих тканях Племени Воды вместо красных Народа Огня. У него были обязанности по стирке, пока он не поджёг чью-то одежду во избежание светской беседы, если можно верить этой истории.       И он помог Сокке сбежать. Спланировал всю эту затею к своему огромному личному риску, если растущее понимание Сокки о политике Народа Огня верное. Зуко весьма активно действовал против указов Хозяина Огня. Хозяина Огня… его отца. Хозяин Огня — его отец, который изгнал Зуко в тринадцать лет и поручил ему невыполнимое задание, чтобы он доказал свою ценность.       Сокка закрывает лицо ладонями. Духи, как Зуко потенциально не сошёл с ума, живя со всем плохим, что его отец сделал ему, и со своим неумолимым настоянием, что Хозяин Огня всегда прав? Так ли удивительно, учитывая всё это, что Зуко ухватился за возможность дать волю своим чувствам в письмах первому попавшемуся незнакомцу не из Народа Огня, который случайно повстречался его ястребу?       Сокка рассматривает вероятность того, что, принимая во внимание его положение, у Зуко имеется поразительное отсутствие инстинкта выживания. Или, наоборот, потрясающие инстинкты, раз он всё ещё жив. Похоже, Сокка и сам ничуть не лучше, ведь даже зная всё это, имея все кусочки… Он делает глубокий вдох и задумывается о снах с Зуко, которые снились ему месяцами, о вибрирующем напряжении между ними на минувшей неделе, о румянце Зуко, жаре прижатой ко рту ладони, расплавленном золоте его глаз. Думает о том единственном, по поводу чего грёбаный монстр из Мира Духов оказался прав.       Сокка надеется, что сможет вернуться в нормальное русло, как сказала Катара. Что получится возвратиться к моменту до всего этого, когда фантазии были расплывчатыми: всего лишь Суюки, прижимающая его к полу, вес её доспехов и дразнящая ухмылка. До того, как он остался последним мужчиной на Южном Полюсе, а всё, что у него было — бесформенная неизвестная нужда.       Да, думает Сокка. Ему известно всё о том, что не дозволено иметь. Просто он не знает, как отказаться от всего этого, когда его предательское сердце всё ещё отбивает «хочу, хочу, хочу» по венам.