Вторая смена. Жаркий июль

Дождь не перестал ни утром, ни днём. Зарядку проводили в корпусе, линейку вообще отменили. Раз уж пришлось сидеть в корпусе, решили провести отборочный тур рисунков на конкурс. От Юрки ничего не требовалось, кроме как следить, чтобы ребята не передрались из-за карандашей и фломастеров. Мысли его были не заняты, и от этого в голову лезла всякая чепуха. Хорошо хоть верный Олежка постоянно спрашивал, как пишется то или иное слово или где глаза у голубя. Это хоть немного отвлекало от нерадостных раздумий. В тихий час можно было отвлечься, барабанный стук капель убаюкал мальчишек в считанные минуты. Дождь немного поутих, так что Юрка решил выйти на воздух. Он спустился к реке, дежурных на месте не было — кто ж пойдет на реку в такую погоду! Накрытые брезентом лодки покачивались на воде. Сразу вспомнилось, как они прятались от Маши, и чем это закончилось. Вот бы сейчас лечь в лодку, чтобы его бедро прижималось к Володиному, чтобы его горячее дыхание согревало лицо, и почувствовать вкус его губ, а сухие и теплые руки обнимали его спину под футболкой! Сердце сжалось, обосновавшаяся в груди пустота распирала изнутри, грозя вырваться наружу рыданиями. Юрка почувствовал непреодолимое желание добраться до ивы. Он снял кроссовки, закатал спортивные штаны и пошёл через брод. Мелкий холодный дождь намочил плечи, но это не имело никакого значения. Он должен был туда пойти. Под ветвями стало сыро, но всё равно это место не утратило волшебства. Свет, проникая сквозь гибкие ветки и серовато-зеленые листья, был неярким. Зеленый купол трепетал на ветру, и казалось, это был какой-то отдельный маленький мир, который знал их с Володей секреты. Здесь можно не таиться, а быть собой. Юрка потрогал вырезанные на коре буквы. Затем сел на мокрый песок спиной к стволу и закрыл глаза. Дождь усилился, капли падали на лицо, стекали по спине. Вокруг Юрки образовалась небольшая лужа, но ему было наплевать. Как будто это капали его невыплаканные слёзы, которые он все эти дни носил в себе. Хоровод мыслей кружил голову. «Почему всё так нескладно? Отчего меня тянет к Володе, а к Наташе или той же Ане я совершенно равнодушен? Или всё же не совсем? Насколько бы проще было, будь я такой же как Миха или Костя. А может, я всё сам себе выдумал? Но почему же так невыносимо больно?! Как перестать думать о Володе?» И снова он вспоминал те минуты, что они провели вместе. И неважно, что они делали, целовались, ласкали друг друга, просто обсуждали сценарий или молчали, кружась на карусели, это было СЧАСТЬЕ. Так он просидел, наверное, больше часа. Если бы не надо было вернуться к подъёму, он так и остался бы под ивой. Да, он изрядно продрог, но не всё ли равно? Очередная репетиция шла своим чередом. Юля взяла инициативу в свои руки, Володя теперь был на подхвате. Актёры повторяли текст, запоминали свои места на сцене и движения. Аня набрала себе актив и уже не приходила на репетиции, они готовили декорации. Юрка с помощью Михи задвинул пианино за кулисы. Теперь он сидел за инструментом и тихонько наигрывал мелодии, прикидывая, какие отрывки можно использовать. Он решил сделать упор на песни того времени, а не на классику. Вдруг кто-то коснулся его плеча. Наташа. — Что играешь? — Так, разное, выбираю музыку. — Можно я послушаю? Сейчас Женя и Тимур репетируют, а я пока свободна. — Ну послушай, — обронил Юрка без энтузиазма. Наташа примостилась рядом. Она мешала думать, отвлекала, но он не мог ей об этом сказать — было неловко. — А, вот вы где! — Володя заглянул в кулису. — Уже выбрали музыку? Он улыбался, но вот только глаза у него были тоскливые, как будто нижняя половина лица принадлежала одному человеку, а верхняя — другому. — Пока нет, то есть кое-что наметил, но это ещё не окончательно, — буркнул Юрка. — Нужна будет тема Тимура и что-то лирическое для сцены с отцом, — вклинилась в их разговор Юля, выглянув из-за плеча. — Да, Володечка? Юрка оборвал мелодию. Невозможно сосредоточиться, когда кругом столько народу. И ужасно разболелась голова. Как будто ударили кирпичом по затылку. За ужином он совсем не мог есть. Последние два дня он и так больше возил ложкой в тарелке, чем ел, а тут даже вид еды был ему противен. Но он героически досидел до конца, чтобы помочь убрать грязную посуду и проводить ребят до отряда. — Ты ужасно бледный. С тобой все в порядке? — Да нормально, Лен, что у нас по плану на вечер? — Слушай, да ты горишь! — Лена приложила ладонь к его щеке. — Сходил бы ты в медпункт, похоже, у тебя температура. — Ладно, схожу за таблеткой, а то башка раскалывается. Ты справишься одна? — было тяжело даже открывать рот. Лариса Сергеевна выдала Юрке градусник. Оказалось, что температура у него действительно есть, и немаленькая — 38,5. — Покажи горло? Болит? А ещё что болит? Та-ак, вот тебе таблетка, и давай-ка ложись сегодня здесь. Не хватало нам ещё инфекционных заболеваний, придется весь лагерь на карантин сажать! Она проводила Юрку в комнату с двумя кроватями — изолятор. — Располагайся, я сейчас чай травяной принесу, тебе надо пить побольше. Голова гудела как трансформатор, перед глазами плыло, и ужасно саднило горло. Пожалуй, зря он сидел под холодным дождём и потом не переоделся. Да какая теперь разница! Зато почти не болело сердце. Не дождавшись чая, Юрка закутался в одеяло — его знобило — и провалился в сон. Потом приходила Лариса Сергеевна, опять измеряла ему температуру, заставила выпить ещё одну таблетку и сладкий чай. И снова липкий затягивающий мрак. Трудно было сказать, сколько он проспал, но из сна его вытянуло ощущение, что происходит что-то хорошее. Юрка почувствовал прохладную ладонь у себя на лбу, ему подоткнули одеяло, а затем поправили подушку. Непохоже на Ларису Сергеевну, та была слишком деловитой. Не открывая глаз, он перехватил руку. Ладонь была сухая и гладкая, такой знакомой формы. Да не может быть! Зачем бы Володя пришел к нему, да он бы и не знал, где искать своего помощника. А может, это просто сон? Тогда пусть он длится подольше. Юрка был готов не просыпаться никогда. — Юрочка, ты как? О, сон ещё и со звуковым сопровождением! — Скажи что-нибудь, я же вижу, ты не спишь. — Ты мне снишься? — Нет, я здесь, — Володя легонько сжал его пальцы. — Я не видел тебя весь вечер, а когда зашёл в отряд, Лена сказала, что ты заболел. Врач говорит, у тебя температура высоченная была. — Ты давно здесь? — Часа три, наверное. — А зачем? Тебе не всё равно? — Ты же знаешь, что нет. Я волнуюсь за тебя. — Как вожатый за подопечного? Не переживай, Лариса Сергеевна не даст мне помереть, — саркастически ухмыльнулся Юрка. — Как друг. — Какие же мы теперь друзья? Помнишь, ты мне так сказал? Но с тех пор многое изменилось. — Не во мне. — Так и не во мне. Это ты сказал, что всё кончено. — Ты же понимаешь, так лучше. Так у тебя есть шанс на нормальную жизнь. Ты перерастёшь и забудешь это все как детскую шалость. — И не надейся. Первую любовь не забывают. А может, она будет единственной. — Юра, ну что ты говоришь?! — То, что думаю. На смертном одре не врут, — криво улыбнулся Юрка. — Не смей пороть чушь! — рассердился Володя. — И, конечно, мы друзья. — Володя, если ты до сих пор не понял, то я не просто зациклился на тебе. И никакая это не шалость и не любопытство. Я никогда раньше такого не чувствовал, и мне очень дорого то, что было между нами. Но ради твоего спокойствия я готов отступиться. Я уже говорил тебе. Так что можешь идти. Володя встал, его ладонь выскользнула из Юркиной руки. Он уже повернулся к двери, но вместо того, чтобы открыть ее и выйти, резко повернулся и буквально бросился к кровати, упал на колени и зарылся лицом в Юркин живот. Его очки вдавились в диафрагму сквозь тонкое одеяло. — Я не могуууу. Да что же это такое? Я не могу уйти от тебя, я не могу отказаться от тебя. Честное слово, я пытался. Я дал тебе шанс. Но это сильнее меня. А ты ещё говоришь такие вещи! Я же вижу, что причиняю тебе боль. Я думал, это боль во спасение, но я же мучаю и тебя, и себя! Может ты прав, ведь мы никому ничего плохого не делаем. Неизвестно, сколько потом нам придётся страдать и прятаться, но сейчас мы же можем побыть вместе? Володя всхлипнул и сильно втянул в себя воздух. Затем повернул голову и посмотрел на друга. В свете фонаря его лицо казалось бледным, было заметно, что он страшно устал. — Ты простишь меня? Ещё не поздно? Юрка положил ему руку на затылок и потянул к себе. Они судорожно обнялись, так, как будто не виделись тысячу лет, и как будто хотели никогда не разрывать это объятие. — Я очень хочу тебя поцеловать, но боюсь заразить. Вдруг это что-то инфекционное? — Да наплевать! И Володя сильно прижался губами к Юркиным сухим и шершавым губам. — Юр, тебе надо поспать, это хорошо, когда болеешь. — И тебе надо. Ты выглядишь ужасно, как Кощей Бессмертный. Иди. И, пожалуйста, не передумай до утра, хорошо? — Я приду к тебе после линейки. — После завтрака. И поешь по-человечески, ладно? — Договорились.