Блики на воде

Когда он приходит в себя, первое, что он чувствует — он пиздец какой голодный. В комнате темно, и темнота эта рассекается только светом от ноутбука; Чан лежит на животе, переодетый в чьи-то свободные спортивные штаны и футболку, укрытый одеялом. Стук чужого сердца мерно бьёт ему в ухо, и Чан осознаёт, что он устроился наполовину на груди у Хенджина, закинув руку и ногу на его стройное тело. Тонкие пальцы того бездумно перебирают пряди у него на затылке, и Чану впервые в жизни хочется мурчать. Он не ощущал себя так легко и спокойно уже долгие, долгие годы. — Проснулся? — тихо спрашивает Хенджин, когда чувствует, как меняется дыхание Чана и сердце сбивается с устойчивого ритма. И Крис не уверен, должен ли он прямо сейчас встать, собраться и уйти, или ему позволено так полежать ещё немного. С другой стороны, никто не заставлял Хенджина укладывать Чана себе на грудь и гладить его по голове, так что мужчина решает попользоваться положением ещё немного. Он сонно угукает и трётся лицом о чужую домашнюю худи в районе ключицы, чуть крепче сдавливая парня под собой в объятиях. — Как себя чувствуешь? — Великолепно, — бормочет он и сам удивляется хриплости своего голоса. — Давно так не отсыпался. Хенджин тактично игнорирует тот факт, что Чан был в отрубе всего около четырех часов. Вместо этого он протягивает ему стоящую у кровати пол литровую бутылку воды. Чан садится, принимает ее с благодарным кивком и делает несколько жадных глотков. — Будешь есть? — спрашивает парень, потягиваясь. — О, у тебя есть еда? — удивляется Чан. — С радостью. Я такой голодный, будто не ел несколько дней. Джинни идёт на кухню, виртуозно обходит в темноте барную стойку и начинает шуршать какими-то пакетами. — Это нормально, — отвечает он Крису. — Происходит периодически. Я не знал, что ты будешь, потому заказал нам удоны с курицей. Надеюсь, ты ешь такое. Правда, они уже остыли, потому что я не думал, что тебя отрубит так надолго. Слышится щелчок закрываемой дверцы микроволновки и ее тихое гудение. Чан бросает взгляд на экран ноутбука — на нём открыто какое-то аниме. Джинни возвращается с двумя картонными коробками и палочками для еды, и протягивает одну из коробок Чану. Тот открывает ее и блаженно вдыхает аромат лапши с курицей. — Боже, я тебя обожаю, — бормочет он бездумно, запихиваясь едой. Курица сочная, на вкус эта лапша - как лучшая еда в его жизни, и это так приятно — быть тем, о ком заботятся, чьи желания и потребности предугадывают, кому хотят обеспечить комфорт. Обычно это он тот, кто готовит еду, обустраивает место, придумывает сюрпризы, проверяет, все ли в порядке, и заботится об удобстве партнера. Так непривычно просто расслабиться и позволять кому-то ухаживать за собой. Хенджин улыбается смущённо, какой-то совсем притихший, и Чан кивает на экран. — Что это? — «В лесу мерцания светлячков», — отвечает тот, забираясь на диван рядом. — Один из моих комфорт-мультфильмов, в каком-то смысле. — Один из? — спрашивает Чан просто чтобы зацепиться хоть за что-то. Сидеть в тишине невыносимо — гул незаданных вопросов уже начинает давить на лёгкие, вновь забивая собой его беспокойную голову. Как сладко это было — не думать некоторое время. Просто наслаждаться чужими касаниями, просто стараться быть хорошим, просто следовать за мягким голосом, просто лежать, уткнувшись носом куда-то под острую челюсть, позволяя чужому запаху заполнять лёгкостью и спокойствием его разум. — Какие ещё? — Наверное, почти все из Миядзаки, — жмёт плечами Хенджин и вдруг чувствует себя странно уязвимо. Это не то, что он обычно обсуждает со своими нижними. Но если уж говорить честно, он ни с кем из своих прошлых нижних не оказывался вот в такой ситуации. Никому не показывал рисунки, никому не рассказывал об учебе, никому не хотел разрешить остаться. На самом деле, он бы даже об этом попросил. Он хочет попросить об этом, но не знает, насколько правильно будет давить на Криса вот так. — А если говорить не только об аниме, но в целом о комфортных фильмах, то ещё «Гордость и предубеждение», «Назови меня своим именем», «Маленькие женщины» и «Общество мертвых поэтов». — Клёво, — кивает Чан и признается с неловкой улыбкой: — Не смотрел ни один из них. Хенджин хочет возмутиться, но вовремя прикусывает язык. Каким образом Чан занимается сексом с мужчинами, просто, как он оказался здесь, в руках Хенджина, обнимаясь с ним после такого интенсивного, кинкового опыта, и притом ни разу не слышал о «Назови меня своим именем»? — А какие у тебя комфорт фильмы? — аккуратно спрашивает он. — Не знаю? — жмёт плечами Крис. — Мне сложно выбрать комфортные, я так над этим особо и не задумывался. Наверное, максимально близкими к этому будут Скотт Пилигрим и «Интерстеллар». И вот здесь. Здесь Хенджин начинает настораживаться. — А вообще из любимых? — Если так подумать… — Чан задумчиво тянет, набивая рот лапшой. — «Бесславные ублюдки» и «Большой куш», я видел их раз десять оба, не меньше. Какое-то время моим любимым фильмом был «Бойцовский Клуб». Красный флаг, красный флаг, красный флаг, орет сирена в мозгу Хенджина. Серьезно, «Бойцовский Клуб»? И он не может удержаться от лёгкой подколки: — А как тебе «Криминальное чтиво»? — Классика, — улыбается Чан совершенно неиронично. Катастрофа. Хенджин оказался в одной кровати с гетеро. Ужасно. Почему они не поговорили раньше об этом? — Понятно, — вздыхает он, но Чану, очевидно, непонятно, что значат эти странные нотки в его тоне. — Как давно ты, говоришь, осознал, что ты би? — Года два назад, почти три. А… При чем тут это? — Ясно, — вздыхает Хенджин снова. Это может стать проблемой, если срочно что-то с этим не сделать. Хенджин больше в жизни не собирается дрочить человеку, который своим любимым фильмом считает Бойцовский Клуб. Они сидят в тишине, поглощая свой удон, и Чан внезапно выглядит ещё более сонным, чем минуту назад. Хенджин не уверен в том, что ему стоит сделать сейчас как профессионалу и хорошему верхнему. Но как Хенджину ему хочется, чтобы Крис лег обратно ему под бок, и обнимать его, пока они оба не уснут. — Можешь остаться до утра, — говорит он так тихо, что не уверен, расслышал ли его Чан. — Если хочешь. Ты устал, наверное. Чан смотрит на него долгую секунду изумлённо. — Ты серьезно? — Что не так? — Нет, все хорошо, — тут же мотает головой Крис и утыкается взглядом в свой удон. — Спасибо. Он выглядит почти смущенным, и это мило, так мило — парню двадцать пять, а он краснеет под его взглядами и не может поднять на него глаза. Хенджин ставит опустевшую коробку возле дивана и забирается под одеяло обратно. — Ты не против, если я включу что-то из моего списка комфортных фильмов? — Конечно, как хочешь, — соглашается тут же Чан, видимо, здраво рассудив, что, как гость, которому и так позволили остаться дольше положенного, он не имеет никакого права голоса в этой ситуации. Умный мальчик, хочет проворковать Хенджин, но вспоминает про сраный «Бойцовский клуб» и передумывает. Когда еда заканчивается, Чан ставит пустую упаковку на пол, рядом с коробкой Хенджина, и неожиданно выглядит неуверенным в том, что ему стоит делать со своим телом. И хотя он мощнее Джинни, сейчас он, сонный и растрёпанный, выглядит маленьким и потерянным в огромной домашней футболке Хенджина, которая слишком длинная даже для него самого, и внезапно Джинни понимает, что тот настолько же сомневается в том, что ему позволено сейчас. Тогда Хенджин включает «Ходячий замок Хаула», устраивается поудобнее и распахивает руки в ожидании объятий. — Иди сюда, — мягко зовёт он. И Крис с готовностью скользит обратно под одеяло, ему под бок, закидывает на Хенджина свои конечности и устраивает голову у него на плече.

***

Джисон в любом случае не собирался оставлять его в покое, и только вопросом времени было, когда он придет, чтобы тщательно обо всем Чана расспросить. Его любопытство усиливалось тем фактом, что Чан практически не выходил на связь в течении двух дней после того вечера. Джисон ожидал, что лучший друг расскажет ему о впечатлениях, как только вернётся домой — в конце-концов, это именно Джисон устроил Чану эту встречу, он свёл его с Хенджином и этим самым обеспечил исполнение самых смелых мечтаний Кристофера. Так что он определённо заслуживал свой кусок сплетен. Вместо этого утром после свидания Чан просто бросил в Сонни усталым «я только вернулся, потом расскажу», отвечал унылым «хах» на отправленные ему смешные видео, а на следующий день отмазывался тем, что занят на работе. Это было просто несправедливо. Чан не мог потрахаться с другом Сонни на первом свидании а потом лишить его подробностей. Поначалу Чан даже не собирался открывать. Он лежал в своей холодной, одинокой, пустой кровати, слыша отдаленный стук во входную дверь, и надеялся, что, может, если игнорировать Джисона достаточно долго, тот уйдет. Ладно, он не собирался действительно заставлять Джисона уходить, просто немного вредничал. В какой-то момент тот от стука должен был перейти к заунывным воплям на весь этаж, и вот тогда Чан планировал встать. Плюсом к этому, покидать свою обитель одиночества и вылезать из-под одеяла было действительно лень. Позади был долгий, выматывающий, полный бессмысленной и монотонной работы день, и он просто хотел свои несколько часов спокойного залипания в стену, лёжа на боку в абсолютной тишине и одиночестве. Он зашевелился только тогда, когда услышал странное копошение, а после этого — звук открываемого замка. Нет, это была уже наглость. — Я дал тебе этот ключ не для того, чтобы ты вламывался в мою квартиру ради свежих сплетен, — вместо приветствия проворчал Чан, на ходу натянув на себя тусклую черную худи не первой свежести. — Ты игнорировал меня! — Джисон выглядел обиженным. В руках он держал два пакета с KFC. — Вдруг у тебя случился сердечный приступ или ты опять загнался по какой-то херне и сейчас лежишь и тонешь в жалости к себе? Я беспокоился! — Умоляю, я не игнорировал тебя, я просто отвечал тебе без эмодзи. У меня работа, — Крис отходит в сторону, чтобы друг мог зайти. Дверь за ним защелкивается, и Сонни привычно сбрасывает кроссовки в прихожей, чтобы пройти в спальню. — Как все прошло? — без обиняков приступает к расспросам Джисонни, даже не думая делать вид, что пришел сюда за чем-то ещё. Чан со стоном утыкается лицом в руки. — Я проебался, я так сильно проебался. — Все было настолько плохо? — удивляется Джисон, плюхаясь на кровать. — Все было идеально, — не соглашается Чан, присаживаясь рядом, и трет лицо ладонями. — Даже слишком хорошо. Я никогда не испытывал ничего похожего, типа, я имею в виду… Это пиздец, я никогда в жизни… Просто, кажется, мне понравилось больше, чем должно. — Что это вообще должно значить, чувак? — фыркает Джисон. — Тебе понравилось настолько, насколько понравилось, какие там вообще могут быть «должно»? — Я имею в виду, — прерывает его лекцию по здоровому принятию своей сексуальности Крис. — Я имею в виду, Хенджин. — Ага? — кивает ожидающе Сонни. Его ожидающий взгляд круглых глаз такой умилительно-тупой, думает с нежностью Чан. Он больше похож на крошечного зверька в ожидании угощения, чем на человека. — Что с ним не так? — С ним все так, — трагично вздыхает Чан, и Джисон, видимо, все ещё не понимает. — Настолько, что я теперь просто, типа… Не хочу, чтобы это был один раз. — О, — вдруг округляет глаза Джисон. — Думаю, для тебя я смогу договориться с ним на ещё одну сессию, ты же не какой-то ноунейм, я за тебя поручусь. Я рад, что ты в восторге! И не удивительно, что тебе понравилось, Джинни внимательный, милый и симпатичный… — Симпатичный? — переспрашивает Чан голосом на грани истерики и смотрит на Джисона, как на клоуна. — Он сраное божество. А ты даже не предупредил меня, что тебе дрочил толкиеновский эльф. Я тупанул и не попросил его фото заранее, и когда я впервые увидел его в ресторане, я забыл, как дышать, и я не помню первую половину нашего разговора, вообще не помню, что отвечал, потому что не мог прекратить пялиться. И он не просто милый и внимательный, я не знаю, как, но он будто влез мне в голову, все там перетряхнул, вытащил на свет самые мерзкие, грязные и постыдные вещи, что я когда-либо вообще воображал, претворил их в жизнь, заставил меня плакать и забыть свое имя, забыть вообще все, а потом, когда я отключился в душе, уложил меня на диван, и когда я проснулся, мы поели удон, который он заказал, пока я спал у него на груди, и самое худшее в этом то, что больше всего в этом опыте мне понравилось не то, что я впал в сабспейс от его поцелуя, и не то, что я кончил трижды, а то, как мы обнимались после еды и смотрели «Ходячий замок Хаула», пока я снова не отрубился. Он прерывает свой монолог, тяжело дыша, и долгую секунду злостно смотрит в стену. — И знаешь, что? Должно быть, он выдрочил мне все мозги, потому что знаешь, что я сделал, когда пришел домой? Я не лег спать дальше, и не занялся своей работой. Знаешь, что я сделал? Джисон смотрит на него с немым вопросом, не решаясь прервать эту исповедь. — Я сел писать музыку. И я написал пару текстов и песню, — вздыхает Чан и смотрит на друга обреченно. — Про соулмейтов. — Ох, мужик, — выдыхает сочувственно Хан и тянется, чтобы обнять его. Чан позволяет Джисону сгрести себя в охапку и похлопать по спине. — Ты такой лох. — Спасибо, я знаю. — Ты так проебался, — продолжает гладить его по спине Сонни. — А я тебе о чем. — Что ты планируешь делать? — Сонни кладет голову ему на плечо, сдавливая в объятиях, и Чан чувствует его успокаивающее тепло даже сквозь худи. — Не знаю, я не знаю, — горько выплёвывает он. — Обычно, если кто-то из моих пацанов влюбляется, я говорю им идти и добиться этой детки. Но это не тот случай, — Джисон его, наконец, отпускает и отстраняется, и начинает доставать из пакетов еду. Чану не нужно спрашивать, что друг принес — тот всегда притаскивает каждому по тройной порции картошки, бедрышки, сырные палочки и байтсы, когда у них вечер вредной еды. Вкусы Чана в этом очень устойчивы и не менялись, наверное, курса со второго. — У Джинни есть, эм… Границы. У нас у всех они есть. Если бы кто-то из моих мемберов или коллег после сугубо рабочей дрочки вдруг начал загонять про любовь или звать на свидание, я бы просто его заблокировал. Это крипово. — Да, я в курсе, я сам уже все это обдумал тысячу раз. Но дело в том, что я не ощущал себя так, словно это было сугубо рабочей дрочкой! — шипит Чан почти панически, запутавшийся в ситуации. — Да, в этом и смысл, — тянет Сонни и макает сырную палочку в сырный соус. Чан уже даже не морщится — слишком привык. — Заставить тебя ощущать себя настолько комфортно — это часть работы верхнего… — Но мы так здорово болтали, обменялись тиктоками, он пригласил меня к себе сразу после ресторана, и мы даже какую-то минуту держались за руки, пока шли из такси в подъезд, а потом ещё болтали, уже на балконе, он показал мне свои картины, а потом, потом все случилось, и я видел, что ему понравилось, и потом он меня поцеловал, когда я попросил, и потом… И я проснулся у него на груди, и я чувствовал себя так спокойно, Сонни. Я не думал. Вообще не думал, ни о чем. Так тихо. Понимаешь? А потом мы просто уютно обнимались, пока смотрели тот мультфильм, а утром вместе позавтракали и обнялись на прощание, и чувак, я не уверен… Я не уверен, что это чисто рабочее. Не для меня точно. Но если для него да? — Не может быть, — почти шепчет Хан с восторженным лицом, а затем возмущённо шлёпает Криса по ляжке. — Вы поцеловались, а ты мне не сказал?! — Я прямо сейчас тебе говорю! — Два дня спустя! Ты должен был позвонить мне прямо из спальни! — Я знал, что ты не оставишь меня в покое, а мне нужно было время, окей? — вскидывает в защитном жесте руки Крис. — Я собирался рассказать все за один раз. В общем и целом, да, поцелуй был, но я буквально, э, умолял его, так что мы заключили небольшую сделку, и… — Но он мог и не делать этого. В такой работе очень важно крепко отстаивать свои границы, и Джинни не стал бы соглашаться просто потому, что ему неудобно отказывать тебе. Ему вообще не сложно. Он столько отказов в своей жизни раздал, сколько тебе предложений не поступало. Поцелуи, это… Джинни романтик, знаешь. Это как в тех фильмах про проституток — сравнение ужасное, конечно, и у всех секс-работников по разному, кто-то любит целоваться просто для настроения — но Джинни… Он таким не разбрасывается. Мы не целовались, например. И он, конечно, всегда заботится о своих нижних после сессии, но то, что он сделал для тебя, немного выходит за границы его обычной, м, профессиональной заботы. Обычно это… Дать воды, отвести в душ, покормить. Такое. Потом — на выход и до свидания. Когда он начинал работать Домом, я беспокоился за него из-за личных встреч и возможных сталкеров среди клиентов, и мы вместе придумали и установили себе правила, типа, не обмениваться нерабочими контактами, не оставлять на ночь и все такое. Он ни разу не рассказывал мне про кого-нибудь, кому предложил остаться бы, а если бы там был реально горячий парень и между ними что-то случилось бы, его было бы не заткнуть. — И он… — тянет Чан неуверенно. — Ничего ещё не рассказывал тебе? Джисон самодовольно улыбается. — Ты же понимаешь, что если нет, я не скажу тебе правду, а если да, то я не стану тебе пересказывать? — Минхо плохо на тебя влияет, — бормочет Кристофер. — Не помню, чтобы мой старый добрый приятель Джи был настолько коварным. Я не узнаю тебя, Сонни. — Эй, — вскидывает в защитном жесте руки этот самый Джи. — Я просто даю вам шанс самим разобраться, окей? Я уже сделал достаточно. Я знаю, что если позволить вам, вы сядете мне на уши и будете гонять, как почтового голубя, а я не хочу быть в этой ситуации испорченным телефоном или, упаси господь, семейным психологом. — Тогда я не буду тебе о нем рассказывать, раз ты не хочешь рассказывать о нем мне. — Это не совсем то же самое. Я даю вам возможность самим узнать, как вы друг к другу относитесь, разве это не здорово? Разве это не захватывает дух? Квест, история, приключения, любовная интрига! Долгий путь друг к другу! Я делаю твою жизнь интереснее. Ты должен меня поблагодарить. Крис определенно не собирается. Они сидят минуту в тишине, думая каждый о своем, и Чан отчаянно пытается понять, что ему дальше делать и как интерпретировать поведение Хенджина вообще. Если бы это было обычное свидание с обычным парнем, которого Чан подцепил где-нибудь в гриндере, то он, несомненно, расценивал бы это как стопроцентный успех. Все выглядело так многообещающе с этими их уютными искренними разговорами об искусстве и океане, с взрывной химией во взглядах, в том, как Хенджин касался его с жаром и благоговением, в том, как пристально он на него смотрел — будто пытался впитать глазами, будто пытался запомнить и сохранить в сердце каждую деталь. Их общение было лёгким и естественным, и зелёных флагов, казалось, было более, чем достаточно. Кроме того, что они не были просто парнями, которые ищут свиданий или отношений. Что, если это была часть работы Хенджина? Заставить каждого чувствовать себя особенным. — Так… — тянет неуверенно Хан, не глядя на Криса, и очень увлеченно что-то рассматривает в телефоне, пока жуёт куриное бедро. — Ходячий замок? — Ага. Хан ухмыляется самой знающей своей улыбкой. — Тут без вариантов, мужик, он уже строит планы на тебя. — Не обнадеживай меня, — взмаливается Чан и, наконец, тоже присоединяется к еде. — Он уже предлагал тебе посмотреть «Гордость и предубеждение»? — Нет, но упоминал, что это его любимый фильм. — Когда он предложит, готовь кольца. — Прекрати, — стонет в ладони Крис и, забывшись, трет жирными руками лицо. Тихо матерится и берет салфетку, чтобы стереть с щеки и брови масляные отпечатки. — Мы ещё даже не трахались, а ты уже про кольца. — Мне кажется, у тебя реально есть шанс, — уверяет его Сонни. — Но писать ему — все ещё плохая идея. Это может спугнуть его. — Класс, — резюмирует Чан и, последовав дурному примеру, обмакиваем сырную палочку в сырный соус. Да, он в отчаянии вот настолько. Сейчас ему нужно как можно больше сыра, никто не может его осуждать. — Совсем не замкнутый круг. И что ты предлагаешь мне? — У него есть твой телеграм, думаю, он сам тебе, если что, напишет. Тебе остаётся… Знаешь… — Джисон жуёт губу и утыкается взглядом в телефон обратно. — Как с котами. Просто оставить дверь открытой, и надеяться, что он зайдет.