Блики на воде

Они встречаются в тот же вечер, буквально четыре часа спустя, и Хенджин, отвечая «До встречи💗» Чану в телеграме, не может не улыбнуться тому, насколько тот нетерпелив. Будто только и ждал его сообщения. Это мило и, наверное, на вкус большинства парней даже слишком легко, но если честно, он не любит мужчин, которые стараются казаться чем-то большим, чем они на самом деле являются, и напоминают Хенджину, что он — не самая важная часть их жизней. Если бы Чан обиделся на него за долгое молчание и начал играть в очень занятого продюсера, Хенджин просто сказал бы ему «окей» и больше не стал появляться в его жизни. В чем смысл тратить свое время на человека, который не тянется к тебе, зачем Хенджину обращать внимание на кого-то, кто даже не может выделить на него время? Может, он немного высокомерен и эгоистичен, но это здоровый эгоизм. После всех неудачных попыток отношений он уверен, что он заслуживает не меньшего, чем поклонения. — Привет, — нервно улыбается ему с порога Крис, и Хенджин отходит в сторону, пропуская его в свою тесную студию. — Привет, — тянет он дружелюбно, стараясь смотреть скорее открыто и мило, чем голодно. Это сложно. Чан, очевидно, старался приодеться для него, но так, чтобы это было не сильно заметно. Он одет повседневно, но стильно, так, чтобы подчеркнуть все достоинства своей фигуры — темная футболка плотно облегает его грудь и плечи, тонкая серебряная цепочка виднеется в вырезе и подчеркивает сильную шею, и Хенджин испытывает практически непреодолимое желание забраться рукой в ворот, оттянуть его в сторону и укусить Чана за ключицу так сильно, чтобы зубы проткнули кожу, чтобы навсегда оставить на нем шрам. — Будешь что-нибудь пить? Чай, кофе, домашний лимонад, вода? — Я не против лимонада, — отвечает мужчина и вешает свою джинсовую куртку на крючок на двери. И что-то в этом действии, таком привычном, будто Крис — просто его друг и в сотый раз пришел к нему в гости, выбивает Хенджина из колеи. Он замирает на секунду, смущённый тем, что его поразило и ввело в смятение что-то настолько повседневное, а затем разворачивается и идёт на свою тесную кухню, пытаясь разложить эмоции, скомканные и давящие, в чем-то даже тревожные и горькие, по полкам. Он наливает лимонад из графина в высокий стакан, и пытается их разобрать и назвать. Добавляет кубики льда, и все ещё пытается назвать. Не получается. — Видел, что твое видео со мной разлетелось, — говорит тем временем Крис, присаживаясь на барный стул за высокую стойку, ограждающую спальню-гостиную от кухни. — Это круто, ты заслуживаешь ещё больше подписчиков. Он слишком милый, и сердце Хенджина тает в ответ на эту похвалу. И вдруг он понимает, что у него не получится использовать Криса так, как он изначально хотел. Хенджин собирался просто проверить свою догадку, не ставя того в известность, но теперь это кажется нечестным по отношению к Чану. — Кстати, об этом, — мнется Хенджин, водружает на стойку два бокала с лимонадом, в которые воткнуты трубочки для питья — все секс-работники пьют исключительно через трубочки, даже дома? , спрашивает себя Чан — и садится напротив. — У меня деловое предложение к тебе. — Я… слушаю? — кивает Крис, предельно серьезный и внимательный. Видимо, что-то его настораживает в словах Хенджина. Например, та «деловая» часть в предложении сделки, поступающей от порноактера. — Я не ожидал, что видео с тобой так разлетится, — начинает парень, задумчиво гладя тонким пальцем стеклянный бок стакана. Глаза Чана долгие секунды загипнотизированно провожают эти движения, прежде чем вновь обрести осмысленность и вернуться к лицу Хенджина. Кончики его ушей едва уловимо краснеют, и это так мило — Хенджин едва удерживается от того, чтобы умиленно улыбнуться. Чан действительно не может спокойно смотреть на его руки, не так ли? Такой слабый для Хенджина, так жаждущий его прикосновений, разве это не очаровательно? — И если быть честным, я сделал огромную кучу денег на этом. — Насколько огромную? — уточняет Крис осторожно, не уверенный, что имеет право задавать такие вопросы. — Две тысячи только в первые сутки, — признается Хенджин. Крис кашляет, поперхнувшись напитком, тот едва не идёт у него через нос. — А если учитывать повышение популярности других видео и канала в целом, и количество сессий, которые я провел благодаря тому, что это видео разлетелось, то десять за весь месяц. — Сколько? — задыхается парень. А затем вытирает бумажным полотенцем лимонад со столешницы. — Охренеть. Ну… Эм. Поздравляю? — Другие мои видео после твоего не показали такого результата, как бы я не старался, и в этот раз я хочу проверить одну догадку. Если новое видео с тобой тоже зайдет аудитории настолько, я отдам тебе половину того, что заработаю на нем, и мы могли бы… Знаешь. Снимать вместе. Постоянно. Если ты хочешь. Это предложение не спонтанное — если честно, Хван подумал предложить Чану сотрудничество ещё в ту секунду, когда увидел, сколько он заработал за 12 часов после загрузки, но он не планировал переходить к этому вот так сразу. Он думал, что он снимет ещё одно видео с Чаном, проверит реакцию аудитории, и только после этого будет о чем-то пытаться договориться, но… Наверное, Чан изначально заслуживает знать, во что ввязывается. И если честно, даже сам Хенджин не уверен в том, что он в это предложение вкладывает и как он собирается справиться с этой тягой, постоянно держа Криса под рукой. В руках. Во всех смыслах. Но, может, ему и не нужно бороться с этим притяжением. Может, ему стоит поддаться ему и просто посмотреть, куда это его приведет. Он пока не уверен, как ему расценивать то, что между ними происходит, пока не знает, куда эта тяга его закинет, но в одном Хенджин уверен точно: ему хочется снова увидеть, как дрожит это великолепное, точёное тело на пике удовольствия, хочется снова заставить Чана плакать от оргазма, хочется вновь услышать, как он просит. И он не видит смысла отказывать себе в таком удовольствии. Крис приподнимает брови и явно хочет что-то сказать, но проглатывает невысказанные слова вместе с новым — излишне нервным — глотком лимонада. Он держит стакан, как бокал с виски, и долгое время молчит, пустым взглядом уставившись куда-то Хенджину за плечо. Его темные глаза непроницаемы, его лицо, обрамленное слабо вьющимися темными кудрями, выглядит непривычно мягким и уязвимым в слабом свете кухонных ламп. Хенджин ловит себя на том, что хочет поцеловать эти щеки. И тогда это чувство, царапающее солнечное сплетение, давящее куда-то под щитовидку, наконец, обретает смысл. Ему просто захотелось, чтобы Чан остался. Не только до утра в его постели — вообще в его жизни. Захотелось видеть его каждый день. С признанием своих эмоций Хенджин никогда не испытывал проблем. Ему повезло с родителями — они никогда не требовали от него быть кем-то, кроме себя. Он всегда внимательно слушал нутро, шел туда, куда вела его интуиция, и позволял чувствам свободно течь сквозь его тело, позволял эмоциям превращаться в творчество и украшать его жизнь. В искусстве нельзя было иначе, искусство бы не простило ему самообмана. Искусство не простило бы ему неискренности. Сейчас его интуиция вела его к Чану. Это не была просто симпатия, нет — он четко различал ее эмоциональный зов и настоящий, глубинный зов его души. Что-то говорило ему, что с Чаном ему будет хорошо. Что с ним ему будет безопасно. Возможно, его преданные взгляды, возможно, его нежные губы, возможно, его теплые объятия, возможно то, как легко Чан падал в его сети — оставалось только ловить. Осознать эту тягу не составило труда, а в секунду, когда он ее осознал, решение было принято. Так что если он хочет, чтобы Чан остался, нужно просто заставить его тоже этого захотеть. — Я пока не уверен, что я готов согласиться на это, как на постоянную работу, ты сам понимаешь… — Чан морщится, стараясь мягче подбирать слова, но Хенджину не нужно, чтобы с ним были осторожными. Он знает, каково это — когда определенные пути будущего для тебя закрыты из-за сомнительных жизненных решений. — Репутационные риски. Мне нужно это ещё обдумать, но я согласен на ещё одно видео. И… если это было счастливое совпадение, и я не зайду твоей аудитории в этот раз… то что тогда? — Тогда я не стану настаивать на дальнейшем сотрудничестве, но мы все равно поделим доход с последнего видео. Можем договориться подсчитывать его раз в месяц. — Мы больше не увидимся? — спрашивает Крис так, будто вопрос денег не волнует его совершенно. Он так очевиден в своей привязанности, что Хенджин уже даже не сомневаетеся, что у него все получится — раньше или позже, но он получит Чана для себя. Вполне возможно, он уже его заполучил, с руками и ногами, со всеми потрохами. Если Чану просто нужно немного времени, чтобы свыкнуться с этим, и чуть больше уверенности в самом Хенджине, чтобы открыться и сделать более решительные шаги навстречу, то Хенджин даст ему это. Так что он разрешает себе немного отпустить самоконтроль и позволить крошечной части его страсти полыхнуть на дне его глаз маленькими кострами. Он окидывает красноречивым взглядом тело Чана — просто не может позволить себе не полюбоваться. Он убеждается, что Чан этот взгляд заметил. Даже этого достаточно, чтобы заставить Криса тяжело сглотнуть. — Тогда, — понижает он голос слегка и мягко захватывает коктейльную трубочку полными губами, не отрывая от мужчины пристального взгляда, и видит мурашки, покрывшие тыльную сторону его предплечий. О, он разложил бы Криса на этой стойке прямо сейчас, с радостью кинувшись выполнять все те порочные, запретные вещи, что Бан только себе напредставлял в этой прелестной кудрявой голове, но, возможно, ему нужно немного растянуть эту игру и дать себе и его будущему парню ещё немного насладиться искрами предвкушения. — Мы могли бы договориться на индивидуальные сессии. Не для съемок. Я сделаю тебе скидку в девяносто восемь процентов, как постоянному клиенту. — Правда? — Кивок Чана рассеянный и торопливый — кажется, он получил намного больше в ответ, чем надеялся. — Я имею в виду, да, здорово, хорошо. — Тогда мы договорились? — Договорились. Они сидят ещё мгновение в тишине, каждый размышляя о своем. Точнее, Чан старается не замечать, как Хенджин языком играется с коктейльной трубочкой, и упорно делает вид, что думает о важных вещах, тогда как Хенджин даже не пытается отвести от лица мужчины ожидающего взгляда. — Приступим? — в итоге предлагает Крис преувеличенно-бодрым голосом, будто предлагает приступить к еде, а не к его разрушению, и когда Хенджин ставит посреди комнаты стул и расстилает на нем полотенце, начинает стягивать с себя футболку.

***

Длинный палец осторожно и мягко проталкивается внутрь, пока другой рукой Хенджин растирает по его пылающему телу масло. Он сидит прямо перед Чаном, между его разведенных бедер, и не скрывает голода в глазах, когда любуется перекатывающимися под блестящей кожей, напряжёнными от удовольствия мышцами. — Это первый раз, когда кто-то посторонний касается тебя так? — спрашивает Верхний. На камеру, понимает Чан, потому что они уже обсуждали этот вопрос, когда они обсуждали список дозволенного, и Чан сказал, что не против попробовать фингеринг. — Да, сэр, — выдыхает рвано Чан. Пальцы Хенджина кажутся бесконечными, они твердые и рельефные, с узловатыми суставами, и Крису кажется, что проходит вечность с момента, когда Хенджин начал проталкивать средний палец в него. И наконец, вечность спустя, он полностью в него погружен, до самых костяшек. Этого много, это так непривычно, и все же — недостаточно. Чан провел месяц, трахая себя пальцами минимум дважды в неделю и мечтая о том, как Хенджин заполнит его собой. Это было неплохо, но сейчас все иначе, может, потому что это не его рука, а человека из его фантазий, или, может, из-за его отравляющего, сладкого голоса. — Тебе повезло, что именно я — первый человек, который сделает это с тобой, — мягко говорит парень, успокаивающе поглаживая подрагивающее от напряжения бедро, а затем немного сгибает палец внутри и проворачивает. Это движение, уверенное и четкое, как касания врача, безошибочно нажимающее на простату, выдавливает из Чана нечто, похожее на жалкое мяуканье, и все его тело вздрагивает и вспыхивает огнем от стыда из-за этого звука. — Я так хорошо о тебе позабочусь. — Боги, — всхлипывает Чан, ошеломленный интенсивностью этого ощущения, а Хенджин улыбается ему ласково и самодовольно. — Что такое, щеночек? — едва ли не мурлычет он, и трет пальцем, снова безжалостно нажимая прямо на чувствительное место внутри Чана, заставляя его резко вздохнуть и вскинуть бедра. — Вот так хорошо? — Так хорошо, боже, — лепечет Чан, не в силах держать открытыми глаза. — Больше, пожалуйста, сэр. — М, уже? — улыбается слегка изумлённо Верхний, но даёт ему то, о чем Чан так молит. — Жадная дырка. Лицо Чана горит, потому что — да, это он, Хенджин прав абсолютно, и Чан никогда не чувствовал себя настолько нуждающимся, как под его руками. Указательный палец медленно добавляется к среднему внутри него, растягивая именно так, как нужно, и Крис с прерывистым стоном выдыхает, двигая бедрами навстречу. — Посмотри на себя, до чего же жадный, — тянет Хенджин почти восхищённо. Его шепот уносит все мысли из головы Чана, заполняет собой все его существо, и Крис никогда в жизни не чувствовал себя более зависимым. И свободным. Вдруг движение пальцев внутри останавливается, ладонь замирает. — Давай, малыш, поработай бедрами для себя, — приказывает мягко Верхний, и Чан, не в силах сопротивляться его голосу, сам насаживается на чужие пальцы. Движения неловкие, резкие и отчаянные из-за того, что он низко сполз по стулу и все ещё пристегнут к его раме за запястья и лодыжки, он сильно напрягает пресс и тихо поскуливает, ощущая себя не больше, чем нуждающимся, грязным животным. И Хенджин, кажется, в восторге от этого. Чан не может смущаться, не тогда, когда Хенджин предпочитает его таким. — Я близко, сэр, я — о мой бог, ох, блять, — бормочет он, задыхаясь, слезы наворачиваются на глаза от того, как хорошо, как правильно, как идеально, и он правда собирается кончить только от пальцев Джинни внутри, даже без его рук на своем члене. — Блять, я скоро, я… — Стоп. Чан обрывает движение бёдрами тут же, в ту же секунду, и насаживается на пальцы глубоко, замирая на месте с нуждающимся поскуливанием. Даже если он не двигается, он все ещё судорожно сдавливает их внутри, его тело пытается приблизить оргазм, как может, но этого недостаточно. Хенджин не торопится убирать руку и облегчать ему задачу — нет, Чан сам должен сдержаться и не двигаться на ней, когда все, что ему хочется — насаживаться на пальцы своего Хозяина, пока не кончит, захлебываясь слюнями и слезами, даже сквозь кольцо. — Умница, Чанни, — хвалит Хенджин ласково, и сгибает пальцы внутри Чана снова, с силой нажимает, заставляя его сдавленно взвыть. Вторая рука, наконец, обхватывает его сочащийся предъэакулянтом член, нежно сдавливает в кольце умелых пальцев, и Чан теряет рассудок. — Готов к третьему? — Пожалуйста, пожалуйста, сэр, — бормочет Крис, пытаясь заставить свое зрение сфокусироваться. Он чувствует, как пот выступает на его лбу, на его спине, на груди, чувствует, как отчаянно горят щеки от осознания того, насколько он уже разъебан, насколько слаб и безволен, когда этот мужчина говорит с ним таким тоном, когда называет его умницей. — Оу, посмотри, как тут мокро, — пальцами другой руки Хенджин собирает скользкий предъэакулянт с его живота, там, где его ноющий член прижимается к коже. А затем кладет два пальца в рот, пробуя его вкус, и зрение Чана на секунду, кажется, белеет. — Так мало нужно, чтобы заставить тебя потечь. До чего же чувствительный. Интересно, смогу ли я заставить тебя кончить сквозь кольцо, не касаясь твоего члена? М? Эта мысль, это осознание, что Хенджин действительно собирается заставить его это сделать, что он не отступит, пока не доведет Чана до абсолютного сумасшествия, бьёт молнией по его нервам. По телу лавой разливается возбуждение, обжигая его внутренние органы желанием, сжигая до костей, и Крис приближается к своему краю позорно-быстро. Только фиксатор на члене не даёт ему кончить, но, кажется, легчайшего толчка для этого должно быть достаточно. Но Хенджин не разменивается на лёгкие толчки, Чан знает. Его слова всегда сбивают с ног и перемалывают мысли и волю Чана в крошево, как столкновение с фурой, его касания ведут Чана в вальсе по краю, чтобы потом одним сильным точным ударом столкнуть его куда-то в огненную пропасть, и Крис падает, и падает, и падает, десятки километров, пока тело не станет пеплом во все приближающемся жаре, пока столкновение с землёй не раздробит его в пыль. И он жаждет этого. Он знает, что у Хенджина ещё достаточно припрятано для него в запасе. Он не уверен, переживет ли этот вечер, но вне зависимости от того, удастся ему выйти отсюда живым или нет - он ни о чем сожалеть не станет. Если ему суждено сгореть от желания в этих руках, он будет наслаждаться каждой секундой. — Я не знаю, сэр, я никогда… Никогда раньше не… — Никогда не достигал оргазма совсем без рук? — Да, сэр, — кивает Чан. Хенджин смотрит на него, прищурившись, с самой нежной из своих улыбок, от которой сердце Чана сбивается с ритма, заставляя ощущать собственный рваный пульс всем своим пылающем телом, и Чан чувствует себя так, будто глядит в лицо своей смерти. И думает: О, она прекрасна. — Давай проверим?