Second Generation / Второе поколение

Сириус не должен получать от этого удовольствие. Но на самом деле, он наслаждается моментом. Очень сильно. Слои его удовольствия многочисленны и разнообразны. Во-первых, тот факт, что Римус выглядит чертовски неловко. За все годы их совместной жизни — как друзей, а затем и как чего-то большего — Сириус редко видел, чтобы Римус выглядел как-либо иначе, кроме как полностью расслабленным в своей шкуре. Даже когда он превращал Сириуса в бессвязное, влюблённое месиво, Римус сохранял большую часть своей сообразительности, настолько, что Сириус иногда сомневался, не были ли их отношения немного однобокими. Именно поэтому есть что-то такое глубоко удовлетворяющее в том, чтобы хоть раз увидеть, как он корчится, особенно если учесть, что Сириус, пусть и косвенно, причастен к тому, что это происходит. Во-вторых, это реакция, которую явно вызвала у него встреча с Сириусом. Сириус знает, что хорошо выглядит, и упорно работает над этим. Римус — как мог бы сказать Лео — явно не был на расслабоне, пока его глаза блуждали вверх и вниз по телу Сириуса. Он практически чувствовал, как потеют его ладони. Наконец — и Сириус никогда бы не признался в этом вслух — он наслаждался тем, что снова видит Римуса. В свои сорок Римус каким-то образом выглядит точно так же и бесконечно лучше, чем в 18 лет. Римус всегда был золотым, совершенным и красивым, а теперь все эти качества словно перешли в нечто ещё более пьянящее, как выдержанный виски. Лили всегда жаловалась на несправедливость того, что с возрастом мужчины выглядят только лучше, и, черт возьми, если это неправда в отношении Римуса Люпина. Сириус понимает, что всё ещё смотрит на Римуса, когда тот устраивается во втором кресле, не снимая пиджака. — Мистер Люпин, мистер Блэк, спасибо вам обоим за то, что пришли сегодня, — говорит мистер Дамблдор. Он выглядит не намного старше их — может быть, на 10 или 12 лет, не больше — и спокойно сидит за столом с небольшой улыбкой на лице. — Судя по тому, что вы сказали по телефону, мистер Люпин, я полагаю, что отношения Тедди с Лео Блэком стали для вас неожиданностью. — Отношения? — восклицает Римус. — Ему 16 лет. — У кого-то короткая память, — говорит Сириус себе под нос. Римус бросает взгляд в его сторону. — Да, мистер Люпин, отношения, — говорит мистер Дамблдор. — Они могут быть очень интенсивными в этом возрасте, но они не менее реальны или значимы, чем отношения взрослых. Они нормальны и здоровы, и я поощряю детей исследовать свои чувства безопасными, ответственными и подходящими способами. Но заниматься сексом в здании школы — это неприемлемо, о чем, я уверен, мне не нужно вам говорить. — Мне очень жаль, мистер Дамблдор, — говорит Римус, по его щекам ползёт красивый румянец (Перестань считать его красивым, ругает себя Сириус). — Тедди обычно невероятно ответственный. Я понятия не имею, откуда могло взяться такое поведение. — У меня есть кое-какое предположение, Луни, — смеётся Сириус, косо поглядывая на Римуса. Он знает, что не должен. Но он просто не может удержаться. — Знаешь то выражение про яблоко от яблони? — Вы двое знаете друг друга? — спрашивает мистер Дамблдор, переводя взгляд между ними. — Да, — отвечает Сириус в тот же момент, когда Римус говорит: — Мы знали. Сириус смотрит на Римуса, который, кажется, старательно избегает его взгляда. Что-то в этом ответе — "мы знали" — задевает, хотя он полагает, что он правдивее, чем его собственный ответ. Они действительно не знают друг друга. Уже нет. Сириус слышал, что Тедди родился через несколько лет после случившегося, но кроме этого он ничего не знает о мальчике. Несмотря на то, что прошло уже 20 лет с тех пор, как они общались, осознание того, что он ничего не знает о самом важном в жизни Римуса, кажется грустным и странным. Ведь так долго он был самым важным в жизни Римуса. Или, по крайней мере, он думал, что был. Мистер Дамблдор обдумывает на мгновение их слова и медленно кивает. — Что ж, это начало, — говорит он. — В каком смысле начало? — спрашивает Римус. — Я обнаружил, что когда семьи встречающихся учеников дружат и проводят время вместе, дети меньше склонны хранить секреты и скрываться, — говорит мистер Дамблдор. — Пригласите мистера Блэка и его племянника к вам домой, мистер Люпин. Пригласите их на ужин. Пусть Лео почувствует себя желанным гостем. — Племянника? — спрашивает Римус, наконец-то посмотрев на Сириуса, вопреки своему желанию. — Значит, Лео... — Сын Регулуса. Ты знаешь, какой он, — говорит Сириус, глядя прямо ему в глаза, и Римус кивает в знак понимания, как будто просто звучание имени его брата является достаточным объяснением. Что ж, по крайней мере, некоторые вещи между ними остаются прежними. — Конечно, мы можем пригласить их как-нибудь, — говорит Римус, поворачиваясь обратно к мистеру Дамблдору. — Но сначала Тедди будет наказан на какое-то время. — Да ладно, Римус, — говорит Сириус, снова, кажется, не в силах сдержаться. — Дай ребёнку передышку. Сириус не в восторге от того, что Лео делал минет в школьном туалете (на самом деле очень даже), но он не собирается раздувать из этого проблему (ха!)*. Он смотрит, как Римус поджимает губы и закрывает глаза на несколько секунд, прежде чем ответить. — Спасибо за твой вклад, но ты, кажется, более снисходителен с Лео, чем я с Тедди, — говорит он, и Сириус чувствует, как от него исходит запах превосходства. — Возможно, — соглашается Сириус, распрямляя одну ногу и скрещивая другую. — Но, по крайней мере, я знал, что у Лео есть парень. — Знал? — Да, — теперь настала очередь Сириуса проявить превосходство. — Как... как долго? — Как долго они были вместе? Около трех месяцев. — Три месяца? — Я знал, что в классе Лео по французскому есть симпатичный парень по имени Тедди. Я видел фотографию Тедди на телефоне Лео. Я знаю, во что был одет Лео в тот день, когда Тедди наконец-то пригласил его на свидание... — Тедди пригласил его на свидание? — И я знаю день и место их первого поцелуя. — О боже! — говорит Римус. — Кстати, это было в Старбаксе. У Лео было немного молочной пены на губах, и... — Ладно, я понял, я в полном неведении, — говорит Римус. — Спасибо, что тычешь мне этим в лицо. — В любое время, Луни, — говорит Сириус с довольной улыбкой и подмигивает, а Римус выдыхает воздух через ноздри. — Как вы решите наказывать мальчиков дома, зависит от вас, — вклинивается мистер Дамблдор. — Здесь, в школе, они оба будут лишены своих пропусков в зал студенческого совета на две недели. — Звучит справедливо, — говорит Сириус. — А что по поводу поездки музыкальной группы? — спрашивает Римус. — А что с ней? — отвечает мистер Дамблдор. — Стоит ли разрешить Тедди поехать? Я рассуждаю. Хотелось бы услышать ваше мнение, — говорит Римус. Сириус открывает рот, чтобы вмешаться, но Римус бросает на него подавляющий взгляд, прежде чем он успевает что-то сказать. Сириус вздыхает и закатывает глаза. — Я считаю, что наказание должно соответствовать проступку, мистер Люпин, — говорит мистер Дамблдор. — То, что сделал Тедди, было неуместно, но не предосудительно. Конечно, последствия его поступка в конечном итоге будете решать вы, но я совершенно не против, чтобы Тедди отправился в Нью-Йорк. — А Лео будет там? — спросил Римус, как будто это может как-то повлиять на его решение. — Лео в оркестре, а не в группе, — говорит Сириус. — Конечно, он в оркестре, — бормочет Римус. — Думаю, мы закончили, — говорит мистер Дамблдор. Ему, наверное, не терпится выпроводить этих двух препирающихся сучек из своего кабинета, думает Сириус, сдерживая смех. — Если только у кого-нибудь из вас нет ко мне ещё вопросов? — У меня нет, — говорит Сириус, встаёт и пожимает директору руку. — Спасибо за всё, мистер Дамблдор. — Да, спасибо, — говорит Римус, также пожимая ему руку. — Ещё раз, извините. — Спасибо вам обоим, — говорит мистер Дамблдор. — Хорошего вечера. Римус и Сириус подходят к двери кабинета и одновременно берутся за ручку. Их пальцы соприкасаются, но ни один из них не отстраняется сразу, и Сириус чувствует, как между ними искрит и потрескивает старое, знакомое электричество. Вот ещё кое-что, что не исчезло, думает он. Он знал, что это никогда не исчезнет. Вместо этого они смотрят друг на друга ещё несколько секунд. У Римуса вокруг глаз теперь тонкие морщинки — ему это идёт, думает Сириус, делая его ещё более неотразимым, чем 20 лет назад — но в остальном они точно такого же оттенка темного янтаря с вкраплениями золота и зелени, которые ловят свет, словно маленькие драгоценные камни. Сколько раз он смотрел в них, когда... Римус отдергивает руку первым и выпрямляет спину, оставаясь выше Сириуса по крайней мере на три дюйма, и делает шаг назад с натянутой улыбкой. — После тебя, — он тихо жестом указывает на дверь. — Спасибо, — говорит Сириус. Он собирается открыть дверь, но колеблется. — У тебя есть несколько минут? Поговорить? Когда Римус не отвечает, Сириус быстро добавляет: — О мальчиках, я имею в виду. Лицо Римуса немного расслабляется. — Хорошо, — кивает он. Сириус открывает дверь, кивает Римусу и выходит в коридор, где Лео и Тедди сидят на скамейке, держась за руки, и тихо разговаривают, склонив головы. Это зрелище заставляет Сириуса улыбнуться, и он чувствует, как что-то тёплое расцветает в его груди. Но когда Тедди видит своего отца, он отдёргивает руку и напрягает плечи. Римус смотрит на сына, стиснув челюсти и засунув руки в карманы, ожидая Сириуса. — Мы сейчас вернёмся, — вкрадчиво говорит Сириус, обращаясь к Лео, и слегка улыбается Тедди. Он следует за Римусом по коридору, за угол и выходит через дверь в маленький дворик с пластиковыми столами для пикника. Сириус садится, но Римус нет. Он стоит там, засунув руки в карманы своих вельветовых брюк (на нём всё ещё те вельветовые брюки), пока Сириус не поднимает на него брови в ожидании, и Римус сдаётся и садится. — Ну, привет, — говорит Сириус с яркой улыбкой, когда Римус, наконец, устраивается на противоположной скамейке и кладет руки на стол. — Давно не виделись. — Сириус, о чем ты хотел поговорить? — Я просто... не будь слишком строг к Тедди, хорошо? Он кажется очень хорошим ребёнком. — Он и есть очень хороший ребёнок, — говорит Римус. — И на это есть причина. — Лайалл сказал бы то же самое о тебе, — поддразнивает Сириус. — Именно, и посмотри, чем это обернулось! — говорит Римус. — От меня забеременела случайная девушка, когда мне было 23 года, потому что она сказала, что у меня красивые губы, которые напомнили ей её бывшую девушку. Думаешь, я хотел стать отцом, когда мне было 24 года? Думаешь, я хотел работать над докторской диссертацией с ребёнком? — Я не думаю, что Тедди собирается забеременеть от Лео, Римус, — говорит Сириус. — Это просто выстрел в темноту. — Дело не в этом. Дело в том, что я был пиздецки безрассудным и слишком умным для своего собственного блага. Я думал, что у меня всё схвачено. Я не хочу этого для него. — Я знаю, — говорит Сириус. — Но дети будут детьми. Они будут заниматься этим дерьмом, знаем мы об этом или нет. Я бы предпочёл знать, что делает Лео — и, возможно, помочь ему, если он в этом нуждается — чем заставлять его думать, что он должен скрываться, как это делали мы. И как Тедди, очевидно, делает сейчас. — Ты ничего не знаешь о Тедди, — огрызнулся Римус. — Я знал о нём кое-что, чего не знал ты, всего десять минут назад. — Я не могу в это поверить. Не могу поверить, что мы — я и ты — ведем этот разговор, в этой школе, где... — Где мы занимались тем же дерьмом, что и эти двое? — закончил за него Сириус. — Да! — отвечает Римус. — Я не хочу, чтобы они занимались тем же дерьмом, что и мы. — Слишком поздно! Они уже делают это! Может, мы просто поможем им не делать этого в школьной кладовке? — Что ты хочешь сделать, построить им комнату для секса? Сириус взрывается от смеха. — О, у меня уже есть одна; они могут просто использовать мою, — говорит Сириус. — Римус, ты вообще себя слышишь? Секс-комната? Я подумал, может, мы могли бы убедиться, что у них есть презервативы и смазка, и что они проходят тесты, и всё такое. Ну, знаешь, безопасный секс? — О боже, — стонет Римус, потирая глаза так сильно, что Сириус думает, что он собирается вдавить их себе в мозг. — Этого не может быть. — Что, ты собираешься сказать им, что они не могут быть вместе? Неужели Ромео и Джульетта тебя ничему не научили? — Нет, мы не собираемся говорить им, что они не могут быть вместе, — говорит Римус. — Мы сделаем то, что сказал мистер Дамблдор, и убедимся, что когда они будут вместе, мы тоже будем рядом. — Ты хочешь, чтобы мы каждый раз обламывали наших детей? — сказал Сириус. — Я не думаю, что Дамблдор имел в виду именно это. — Ты хочешь, чтобы я сказал Тедди, что он больше не может видеться с Лео? — Нет. — Тогда считай это компромиссом. — Они просто найдут новые способы улизнуть. — Возможно, нет. Они могут оценить... ну, знаешь... просто разговоры. — Да, и как много разговоров мы с тобой оценили? — спрашивает Сириус. — Эй, — хмурится Римус, и впервые его лицо смягчается, становясь похожим на ласковое. — Не говори так. Мы много говорили. Всё время. Сириус чувствует, как его сердце подпрыгивает к самому горлу и возвращается обратно в грудь. Правда в том, что он до сих пор ни с кем не говорил так, как с Римусом, который сейчас выглядит таким милым и искренним, как тот парень, которого он когда-то знал, но лучше, глубже. Ему хочется сомкнуть пальцы и взять его за руку, а потом переползти через стол, забраться к нему на колени и крепко обнять. За двадцать лет он ни разу не получал таких объятий, как те, что дарил ему Римус. И, подумать только, в его жизни было время, когда его можно было обнимать вот так постоянно, когда бы он ни захотел. Он задаётся вопросом, не воспринимал ли он тогда это как должное, но он уверен, что нет. — Ты прав, — говорит Сириус тише, чем хотел. — Мы говорили.

===

Дорога Римуса и Тедди до дома проходит в напряжении, и они не разговаривают, пока не въезжают на подъездную дорожку. Римус знает, что Тедди думает, что это потому, что он злится, но на самом деле это из-за Сириуса. Мысли Римуса выходят из-под контроля, и всё, что он может сделать, это держать обе руки на руле и пытаться помнить дорогу к дому. В итоге он проезжает прямо по своей улице и вынужден развернуться, когда Тедди тихо напоминает ему, где они находятся. Тедди не двигается с места, когда они, наконец, приезжают домой. Римус глушит машину, поворачивается к сыну и кладёт руку ему на плечо. — Мне жаль, что ты не рассказал о Лео, — говорит Римус. — Похоже, он действительно важен для тебя. — Прости, пап, — говорит Тедди. — Ты просто так строго ко всему относишься. Я не думал, что ты поймёшь. После того как Тедди ложится спать, Римус всё ещё думает об этих словах — "я не думал, что ты поймешь" — копаясь в груде коробок, которые лежали, нераспакованными и нетронутыми, на чердаке с тех пор, как он вернулся в дом своего детства три года назад. Он находит нужную ему коробку с надписью R+S и осторожно открывает её, стараясь не порвать, пока отрывает пожелтевший скотч. Она наполнена вещами, которые он не видел с тех пор, как заполнил и заклеил её 20 лет назад: фотографии, письма, билеты на концерты и в кино, его школьный галстук, проездные билеты на автобус и поезд, гитарные медиаторы, тексты песен, рисунки луны и звёзд, пустая пачка из-под сигарет, которая когда-то должна была что-то значить, но сейчас он не может вспомнить что именно, и десятки других безделушек и воспоминаний. Он находит конверт с надписью "Для поездки всей твоей жизни", в котором лежит пустая упаковка от презерватива с датой 10/03/99, написанной на ней черным Sharpie. Это был 17-й день рождения Римуса, день, когда они с Сириусом "сделали это" в первый раз. Это не было самым ярким событием в их жизни. На 99% это было беспорядочно, болезненно и неловко, и они продолжали растворяться в нервных приступах хихиканья, пытаясь сделать всё правильно. Но последний 1% — их дрожащие пальцы, сплетённые вместе, их рты, отчаянно ищущие друг друга, и великолепная разрядка, которую они чувствовали как одно целое — всё это стало одним из самых прекрасных моментов в жизни Римуса. Он задавался вопросом, у всех ли первый раз был таким, или у них с Сириусом действительно было что-то волшебное, как он часто подозревал. 10 марта 1999 года Сириусу было бы примерно столько же лет, сколько сейчас Тедди. Когда Римус смотрит на Тедди, он видит не того, кто в любой день может впервые заняться сексом со своей второй половинкой. Он видит остатки круглых щёчек Тедди в младенчестве; то, как Тедди всё ещё заползал в кровать Римуса посреди ночи во время грозы всего несколько лет назад; то, как он закидывает одну руку за голову, когда засыпает, как он делал это с двух лет; то, как он всё ещё не хочет есть спаржу или грибы. Римуса пугает мысль о том, что Тедди может испытывать хотя бы часть того, что он чувствовал к Сириусу. Потому что то, как Римус любил Сириуса, пугало его; пугало настолько, что ему приходилось убегать от этого. Единственный раз, когда он видел такую любовь вблизи, она уничтожила его отца, когда всё закончилось. Римус не мог спокойно смотреть на такое опустошение. Он не думал, что сможет пережить это. Но потом родился Тедди, и Римус почувствовал новый вид ужасающей любви, от которой он не смог бы убежать, даже если бы попытался. Он ещё немного покопался в коробке. Там была фотография Римуса и Сириуса, прижавшихся друг к другу на гамаке во дворе Римуса, их ноги так спутаны, что невозможно определить, чьи колени и лодыжки кому принадлежат. Есть фотография Мародёров на сцене в маленьком, наполненном дымом баре (в те времена, когда в барах ещё можно было курить, и никто не возражал, если на разогреве выступали подростки). Римус и Сириус смотрят друг на друга поверх своих гитар, а Джеймс откидывает голову назад в ответ на какую-то неизвестную шутку. Есть ещё одна фотография, на которой Сириус целует макушку Римуса на пляже. Они оба без рубашек и загорелые, локти и ребра выпирают на их подростковых телах, Римус сидит, скрестив ноги, на песке, а Сириус стоит позади него, согнувшись пополам, его руки лежат на плечах Римуса. Глаза Римуса закрыты, пока Сириус с удовольствием зарывается лицом в кудри. Он находит траурную карточку с похорон матери, для которой Сириус написал короткое стихотворение. "Смерть — это не конец. Ведь у нас всегда будет любовь. У нас всегда будут воспоминания. У нас всегда будет Надежда". Римус помнит день похорон матери так, словно это произошло на прошлой неделе. Джеймс, Питер и Сириус, конечно, были там, но только Сириус сидел рядом с Римусом на передней скамье, и его рука была последним, что держало Римуса на земле. После похорон, когда дом опустел от скорбящих, отец Римуса удалился в свою тёмную спальню, оставив Римуса, Сириуса, Джеймса и Питера убирать пустые подносы с холодными закусками и блюда с запеканками. Но только Сириус свернулся калачиком в постели Римуса и обнимал его всю ночь, пока тот плакал. Только Сириус помогал Римусу заставить Лайалла есть в течение недель и месяцев после того ужасного дня. Наконец-то, Римус находит то, что искал: старую кассету с самодельной надписью "R+S Love Mix". В коробке лежит кассетный плеер (Римус сохранил его именно по этой причине), и он вставляет кассету в деку, перематывает на самое начало и нажимает "Play". "Это для тебя, Лунный лучик", — раздаётся из динамика подростковый голос Сириуса, звучащий одновременно и по-другому, и так же, как голос, который он слышал сегодня, а затем Сириус играет на пианино и поет песню Boyz II Men "I'll Make Love to You" с искренностью, которая всё ещё заставляет Римуса прослезиться 22 года спустя. Римус до сих пор помнит тот день, когда Сириус удивил его, выучив эту песню на пианино, после того как безжалостно высмеял его за то, что он её любил. ("Но их гармония!" — протестовал Римус). Сириус не только сыграл и спел для него эту песню, но и нарядился в фирменную одежду Boyz II Men: шорты, рубашка на пуговицах, галстук-бабочка, кардиган с V-образным вырезом, очки и бейсболка на бок. Он сидел на скамейке у пианино в гостиной Римуса в этом дурацком, идеальном наряде, напевая и играя тайно любимую песню Римуса и так вкладывая в исполнение душу, изливающуюся из его пальцев и гортани, что Римус метался между смехом, слезами и подпеванием, как будто его сердце испытывало слишком много эмоций, чтобы правильно выбрать одну. Когда он закончил с этой песней, Сириус сыграл несколько тактов Motown Philly, а Римус опустился на скамейку рядом с ним. Он был так прекрасен, как его тёзка-звезда в сверкающей человеческой форме. Римус немного приподнял бейсболку на голове Сириуса, чтоб иметь возможность заглянуть в эти бесконечные серо-голубые глаза и получить доступ к его губам. Они целовались на скамейке у пианино в течение следующего часа, довольствуясь лишь тем, что могут быть в объятиях друг друга. Нет, Тедди, я понимаю, хочет сказать Римус своему сыну. Я слишком хорошо понимаю.