***
— Проходи. — Цзюнь пускает сына внутрь коридора, закрывая за собой дверь. Он снимает пальто и, повесив его на крючок, сильнее кутается в кардиган молочного цвета. — Мы теперь будем жить здесь? С отцом? — спрашивает Ёнджэ, снимая ботинки и ставя их на полку в прихожей. Он прямо смотрит на папу, что только закрыл дверь и повернулся к нему. Децзюнь нервно сжимает губы и смотрит на своего ребёнка. Подгоняя его внутрь квартиры, говорит: — Да, отныне мы будем жить здесь. Уже поздно, Ёнджэ, а тебе завтра в школу. — парень видит, как напрягаются мышцы родителя, как вены набухают, а под нижней челюстью, прямо на шее, красуются едва видимые красные пятнышка. — Если хочешь есть, на столе остались блинчики с сыром. Потом можешь идти ложится спать. — Ладно, пап. Тогда спокойной ночи. — И тебе сладких снов. — Сяо посылает сыну нежную улыбку и следит за тем, как юноша, скидывая с плеч рюкзак, закрывается в новоиспеченной спальне. Децзюнь сильнее кутается в тёплый кардиган и поворачивается в сторону кухни. Он сталкивается с бывшим мужем, что держит в руках пустой стакан, а на его теле красуется атласный синий халат. — Иди ложись, я скоро приду. — сообщает Джено, ставя кружку в посудомойку. Децзюнь складывает руки на груди и хмурится, смотря на Ли, как на дурака. — Не думай, если я к тебе перебрался, то буду спать с тобой. Доброй ночи, Ли Джено.***
Был холодный пасмурный день двадцать девятого декабря. Этим утром никто не захотел зашторивать окна, так что буквально на их глазах расцвел великий, загруженный зданиями и мостами город. Стол только накрывали, а макароны с сыром готовились на сковороде, заполняя пространство приятным запахом. — Что мы будем делать с Енджэ? — внезапно спрашивает Джено, стоя сзади и прикасаясь ладонями к рукам омеги. Децзюнь хмурится, не отрываясь от горячей сковороды. — Это ты с ним разорвал связи семь лет назад. Теперь сам с этим разбирайся. Ли попятился назад, ошеломленно глядя в черную макушку. Альфа презрительно прищурился и собирался было что-то сказать, но не успел. — Доброе утро. — прозвучал сонный голос в гостиной. — Привет, солнышко. — здоровается омега. Он отрывается от плиты и, подойдя к подростку, целует его в макушку. Подталкивая к столу, следом говорит: — Сейчас будем завтракать. Джено неотрывно смотрит на мужчину, на которого красиво падает дневной свет. В такие моменты Децзюнь был ещё привлекательнее — кажется, лицо его стало более вытянутым и худым, тень от ресниц красиво падала на впалые щеки, а тёмные волосы идеально уложены лёгким слоем лака. Мужчина невозмутимо жевал пищу, которую сам и приготовил, время от времени отрывая взгляд от тарелки и глядя на мальчика. Ли переводит взор на сына — его идентичная копия. Чёрная челка ровно лежит на лбу, подчеркивая красивые миндалевидные глаза, в которых ещё блестят искорки детства. Улавливая на себе папин взгляд, парень усмехается и на его лице играет прекрасная, невероятно завораживающая улыбка. От этого самому альфе хочется улыбнуться. Его мальчик так повзрослел. А ведь он помнил его ещё ребёнком, подающим надежды на великий спорт в будущем. — Ёнджэ. — вдруг проговорил Джено, привлекая внимание подростка. Странно, это имя прозвучало для него, словно чужое. Парень замер, но глаз не поднял. — Как у тебя жизнь сложилась? — Спасибо за завтрак, пап. Было очень вкусно. — благодарит родителя через несколько минут молчания. Он поднимается и ставит грязную тарелку в раковину. — Не за что, милый. — проследив за тем, как подросток покидает столовую, Сяо переводит убийственный взгляд напротив. — Тебя разве не учили, что за столом неприемлемо разговаривать? Теперь, когда Ли остался один за столом, он сильно стиснул челюсть, откладывая вилку. «Тебя разве не учили, что за столом неприемлемо разговаривать?». Передразнивает у себя в голове. Единственное, чего альфа хотел именно сейчас, это втрахнуть этого упертого омегу в этот чертов стол! Всё пошло не так, как он себе представлял.***
— Я иду в супермаркет. Тебе что-нибудь нужно? — интересуется Децзюнь, поднимая со столешницы сумку и кошелек. Джено, сидящий в кресле, оторвал взгляд от макбука. — Нет, мне нечего не нужно, любимый. Спасибо. — Ладно. Я оставляю Ёнджэ наедине с тобой. И, пожалуйста, не говори ему ничего лишнего. — предупреждает брюнет, посылая бывшему мужу умоляющий взгляд. — Ты же сам видел, что он не идёт со мной на контакт. Но это пока. — держит позитивную планку Ли и искренне улыбается. — Я все равно в одиннадцать часов иду по делам, нужно кое-что решить с коллегами. Цзюнь понятливо кивает плечами, принимая информацию и соглашаясь с мужчиной. В последний миг он подхватывает сумку и идёт в сторону прихожей, где исчезает за входной дверью. Снежинки большими хлопьями оседали на белоснежные тротуары и дороги. Они красиво танцевали в воздухе, тая на куртках и головных уборах прохожих. Город будто бы погрузился в мглу, мимо проходящие люди и автомобили казались размытыми и блеклыми. Децзюнь прищурился — снег временами падал прямо в глаза, от чего было неудобно. Он приставил ладонь к переносице и ускорил шаг. До торгового центра оставалось двенадцать минут. Людей, как и до рождественских праздников, было слишком много. Большинство из них были туристами, что приехали посетить все возможные достопримечательности и музеи, погулять и полюбоваться видами на невероятно красивое, небесного цвета озеро Мичиган. Были и те, кто прибыл сюда отпраздновать с родными Рождество и Новый год. — Сорок долларов, пожалуйста. — просит кассир, смотря на невысокого молодого человека в бежевом пальто. Тот понятливо шатает головой и протягивает купюру, следом складывая продукты в пакет. Омега забрал сдачу, а вместе с ней и чек, следом вышел из огромного супермаркета. В его руках было два пакета и теперь это чудо нужно было дотащить до дома. Сосредоточившись на том, чтобы вернуть кошелек в сумку, Цзюнь услышал, как ему кто-то звонит. Проговорив какой-то мат под нос, не уследил за тем, как упал кошелек. Молодой человек попытался дотянуться до него, следом пуская пакеты на землю. — Кому я вдруг понадобился в это время? — возмущается брюнет, интенсивно ища телефон на глубине сумки. Тот продолжал вибрировать и издавать какую-то назойливую песню. Спустя считанные секунды омега находит гаджет и тяжело выдыхает, читая имя того, кто звонит. — Да, па… Звучит треск и телефон резко падает на светлую плитку торгового центра, отлетая всего на четыре фута. Экран включается и по ту сторону гаджета сразу слышатся тихие голоса. — Ой, извините. — мужчина, что только задевший омегу, деловито поправляет сумочку из кожи крокодила и наконец поворачивает голову в его сторону — угольного цвета волосы туго убраны назад лаком, в ушах блестят золотые серьги с рубинами. Его лицо идеально белое, казалось, он сошел с обложки какого-нибудь модного журнала. — Да ничего. — недовольно бубнит Децзюнь, все же поднимая телефон с пола, следом подбирая пакеты. — Да, пап, прости. Случилась небольшая авария… — мужчина присматривается к случайному прохожему, что под конец бросил на него пренебрежительный взгляд. Кого-то ему этот высокомерный молодой человек напомнил, вот только Сяо никак не мог вспомнить кого. — Лу Цаньцзюнь? — звучит неуверенный голос, заставляющий незнакомца остановиться и медленно повернуться, следом приглядеться к Децзюню. Он несколько секунд неподвижно рассматривал Сяо, пока в последний момент из его рта не вылетело: — Не может быть… Децзюнь? Сяо подтверждает слова кивком и ступает к нему ближе. Он тоже, как и мужчина, позволяет себе его рассмотреть — человек выглядит достаточно богато, не скрывает свой статус. На нем чёрный костюм, под пиджаком которого скрыта молочного цвета блуза с рюшами. Брюнет был в двое десятков сантиметров выше из-за туфель на невысоком каблуке. Почему-то на глаза Сяо накатываются слезы агрессии, и он слезливо сглатывает, пытаясь не подавать слабых эмоций. — Здравствуй, дорогой. — Цаньцзюнь тянется к нему, чтобы обнять одной рукой и чмокнуть в щеку. «С каких это пор я для тебя дорогой, братец?» — За все плачу я. — проговаривает старший, крепко хватая кисть Децзюня и увлекая за собой в ближайшее кафе.***
— У вас тут так много народу, все так разукрашено. — делится эмоциями Цаньцзюнь, следом делая глоток зелёного чая. Он смотрит на мужчину напротив и снова улыбается. — Да, Америка значительно отличается от Китая. Здесь, в отличие от Азии, люди открытые и толерантные. — кажется, брат так и не понял, к чему клонит младший. Он пропускает мимо ранее сказанные слова и продолжает болтать: — Я приехал в Чикаго с Дже, это мой муж, если что, к его родителям. Мы долгое время обещали им прибыть в Штаты, но постоянно откладывали эту идею в дальний ящик. К тому же из-за занятости и детей, — в этот момент старший омега приложил ладонь к своему животу, — мы не смогли полететь на другой континент планеты. — Ясно. — Сяо в который раз небрежно разглядывал кузена с ног до головы, показывая всем своим видом, что ему не хочется продолжать этот разговор. Но несмотря на желание, он все же продолжает: — Так вы приехали праздновать Новый год, верно? — Именно так. Дядюшка Чон захотел, чтобы мы с Дже приехали к ним именно на Рождество, потому что нет лучшего праздника, чтобы собраться вместе. Не правда ли, Децзюнь? — его улыбка превращается в ухмылку, а глаза сверкают многозначительными огнями. Этот молодой человек все больше начал раздражать его. Больше чем когда-либо. — Не волнуйся, милый. Они не узнают. — Цзюньцзе гладит шелковые волосы сына, заглядывая ему в лицо. Только два дня назад они прибыли в Цзянси, в дом умершего дедушки Сяо. Децзюнь все равно вешает нос, пытается не заплакать. На нем надет джемпер цвета индиго и старые потертые джинсы. Он охватывает всего себя, будто бы пытаясь защититься. — Пройдут месяцы и скрывать это уже будет невозможно. — бубнит омега, смотря куда-то влево. — К тому же это уже седьмая неделя, странно будет списать все на ожирение. — Сейчас ничто никого не интересует кроме поминок дедушки. Так что давай забудем об этом и почтим память Сяо Цзинью. Сяо понятливо кивает и выходит из крошечной кухни, направляясь в гостиную. Здесь очень блекло, из-за чего стены кажутся грязными и хмурыми, а мебель не меняли с восемидесятых годов. Там уже собралось множество родственников: двоюродные дедушки, дяди, их мужья и дети. Посередине маленькой комнаты стоял большой стол, выставлено множество блюд, еды и напитков (в основном это были вино и водка). Возле телевизора отложено небольшое место, где дядя Чжоу оставил палочки благовония вместе с портретом и небольшой миской риса. Когда кто-то выключил ранее жужжащий телевизор, все стихли и разместились вокруг стола. Несколько минут длилась тишина, даже дети, привыкшие создавать хаос и которым было всего около пяти лет, молчали. Старшие читали молитвы, младшие тихо слушали, опустив головы. Мало кто помнил дедушку Сяо. И хотя он был отчасти отвратительным, надоедливым ворчливым стариком, который всю жизнь только и делал, что жаловался на детей, но эти самые дети предпочли вспоминать и благодарить папу за жизнь и за воспитание. Спустя приблизительно сорок минут все наконец смогли полакомить едой, которую сами же приготовили: утка по-пекински, рис, три вида лапши, острая курица, томатный суп, салаты и другие блюда присутствовали на столе, а по краям стояли бутылки с горьким алкоголем. Децзюнь аккуратно накладывал на тарелку рис, следом подхватывая какой-то салат с овощами. Он пытался вести себя спокойно (в принципе, как всегда), не выделяться и слиться со стеной, когда родственники начали затрагивать все темы, которые только можно затронуть. — Подайте, пожалуйста, соль. — просит парень у одного из мужчин и сразу же солит салат. Спустя какое-то время слышит: — Децзюнь, возьми чарку байцзю. Выпьем же. — настаивает дядя и подаёт племяннику стеклянный прибор с прозрачным алкоголем. Сяо нервно посматривает на папу, но тот лишь от безысходности нехотя улыбается. Нужно было выпить. — Простите, но я не пью. Вы же меня знаете. — выдает Цзюнь, пытаясь выкрутиться. И казалось, у него получается. — Правила есть правила, нужно выпить. — раз за разом повторял каждый старший, находящийся в кругу. — Хотя бы глоток байцзю. Это необходимо. С этой секунды на омегу что-то нашло. Студент резко откинул чарку, от чего та отлетела достаточно далеко и разбилась о стену оливкового цвета. Алкоголь окрасил ее в темно-зеленый свет. Цзюнь глубоко дышал, становясь все более агрессивным и злым, его лицо покраснело. — Я не пью алкоголь. — процедил сквозь зубы, постепенно рассматривая каждого присутствующего человека. Его взор привлёк темноволосый парень с достаточно красивым лицом и тонкими руками. Кузен сперся подбородком на кисти рук и произнес: — Это потому что ты беременный. Признай это, Децзюнь. Ведь так? — каждое сказанное им слово было словно удар ножом в тонкую чувствительную плоть. Цзюнь ощущал, будто у него отняли воздух, да и в целом жизнь. Он резко ухватился за сердце, склоняясь над столом и пытаясь равномерно дышать. Не получалось. — Это правда? Ты носишь ребёнка? — Шлюха! — О, Великий Будда, как же так! Помилуй! — Ты просто жалкая подстилка для альф, Децзюнь. Чем больше было подобных предложений, тем хуже Сяо себя чувствовал. Это то, чего он так сильно боялся — унижения со стороны родных. Сейчас в его глазах они опустились ниже плинтуса. Особенно кузен Цаньцзюнь. — Перестаньте! — просил Цзюньцзе, бодро поднимаясь с места и подбегая к сыну, тут же пытаясь успокоить его и унять панические атаки. Со страхом в глазах он аккуратно, по-родному обнимает сына за плечи и, колыхая, словно маленького ребёнка, поднимает на ноги. Парень весь дрожит, на лице не видно жизни, он весь бледный. — Ничего, малыш, я рядом. Папа всегда с тобой. — шепчет Цзюньцзе на ухо младшему, помогая ему идти. — Ну и уходите! — Валите нафиг из этого дома! — Шлюхам здесь не место! — Чтобы вашей ноги больше здесь не было! — Я увидел ваше истинное лицо, дорогие. Увидел, какими черствыми людьми вы являлись. Такими же как папа. Катитесь вы все к черту! — мужчина ступил назад и протянул правую руку, показал жест, именуемый средним пальцем. — Извинись перед Буддой, Цзюньцзе! Потом вновь обнял сына, и они вместе покинули этот богом забытый дом. — А как же дни рождения, день благодарения, Новый год? Все это тоже достойные праздники, которые стоит праздновать. Но праздники — это не повод встретиться, ведь так? — Слушай, Сяо я не хочу ссориться. Опять. — Да что ты, Цаньцзюнь! За столько лет настолько преисполнился, что стал святым? — колко спрашивает младший, даря брату заносчивый взгляд. — Децзюнь, я изменился. Все мы изменились. Многие уже ушли из жизни, оставив после себя всего пару человек. Поверь, они не желают тебе зла, как и я. Я осознал свою ошибку, осознал, что это было влияние дедушки, родителей и их нравов. Я хочу забыть ту ссору, хочу начать новый этап в нашей жизни. Сяо вдумчиво поджал губы. И хотя ответ для него был очевиден, что этих слов было мало для извинений. Ведь тогда он почти потерял сознание из-за стресса и именно с того момента они с папой остались без связей с родственниками и без поддержки.