Остановись и гори

— Ты помнишь стоп-слово, малыш? — Эдди медленно целует его мягкий живот и приподнимается, заглядывая в глаза. Гарет перед ним полностью обнажён, его светлая кожа усыпана веснушками на груди и плечах и почти сошедшими следами засосов по линии рёбер и на животе — там, где их не так легко обнаружить. Если бы Эдди мог, он бы запятнал его в самых видных местах, чтобы показать принадлежность. — Конечно, Эдс, я его и придумал, — закатывает глаза Гарет, подаваясь бёдрами наверх в попытке потереться об Эдди. Они могут трахаться пьяными и накуренными, на адреналине после концертов, но сессии всегда проходят на трезвую голову, это одно из правил Эдди. Гарет уже распалён дразнящими касаниями его ласковых губ и твёрдого языка и хочет полностью погрузиться в процесс, а не в тысячный раз обсуждать правила. — Повтори его, — просит Эдди, поглаживая пальцами его обнажённое бедро, плавно и мягко, подбираясь снизу к бедренной кости. Он знает, как Гарета раздражает промедление, и ему чертовски нравится его дразнить. Гарет, облизывая губы, мрачно выдыхает: — Стив Харрингтон. Наше стоп-слово Стив, мать его, Харрингтон. — Хороший мальчик, — улыбается Эдди, фиксируя его руки веревкой, надёжно и туго. У Гарета очень нежная и тонкая кожа и в прошлый раз наручники растёрли ему запястья в кровь, поэтому они решили попробовать кое-что другое. Бандана широкой непроницаемой повязкой ложится на глаза, закрывая обзор, завязанная плотным узлом на затылке. Эдди отклоняется назад, чтобы оценивающе осмотреть дело рук своих, и ему нравится то, что он видит. Гарет дёргается на пробу, пытаясь высвободиться, и улыбается тонко, согласно кивая. Отлично, можно продолжать. Свеча прогреваясь, начинает подтекать, и первые пламенные капли падают на веснушчатую кожу чуть ниже ключиц. Гарет вздрагивает, выгибаясь в плечах, его дыхание сбивается, сомкнутые губы раскрываются широко и влажно. Новые капли опускаются совсем близко к соску, горячие и текучие, быстро застывающие тонкой коркой. Эдди улыбается. Воск течёт по животу, собираясь в плетёный узор, воск жалит поцелуями бедро, и Гарет скулит умоляюще, требуя большего. Его влажный язык постоянно облизывает пересохшие губы, а бёдра мелко подрагивают от избыточных ощущений, на которых он только сильнее концентрируется из-за повязки на глазах. Эдди замирает, чувствуя, как живот сводит острым желанием, как туго натягивается ткань джинсов в паху, и то, что он до сих пор остаётся в одежде, ещё одно из его правил. Он вбирает в рот горячую скользкую головку, жадно посасывая и наслаждаясь хриплыми стонами Гарета, выпускает, дразняще проводя по кругу кончиком языка. Свеча в его пальцах сменяется кубиком льда, на контрасте с тёплым дыханием вызывая волну мурашек на распалённой ласками и воском коже. Соприкасаясь с ней, лёд быстро таёт, стекая тонкими струйками с боков. Эдди берёт новый кубик, зажимая его губами, и медленно скользит им поочерёдно по острым соскам, обводя по границе ореол, выбивая из горла Гарета скулящие хрипы и тихие мольбы. Он мокрый от воды и пота, влажные кудри красиво обрамляют его мягкое лицо. Воск отскакивает легко под давлением пальцев Эдди, живот поджимается под его языком, член пульсирует под обжигающей мокрой лаской, пачкая кольца Эдди вязкой густой спермой. — Мой хороший, — шепчет Эдди, развязывая тугие узлы и растирая затёкшие запястья Гарета, целует невесомо куда придётся, стаскивая повязку с глаз: висок, подбородок, под челюсть. — Эдс, — шепчет тот в ответ, подставляя под поцелуи щёки и мягко жмурясь от приглушённого света ламп, ленивый и заласканный, — пожалуйста, позволь мне позаботиться о тебе. — Чуть позже, ладно, малыш? Когда мы приведём тебя в порядок. Они оба знают, что этого не будет. Что Эдди выйдет в ванную, возвращаясь с тёплым мокрым полотенцем, чтобы обтереть Гарета и укутать его в одеяло и свои объятия, убаюкивая. Они оба, в общем-то, не против.