***
Походкой холостого бродяги, по жизни симпатяги, в кожанке, штанах оверсайз, с сигаретой во рту и солнечными очками на макушке Эд не спеша вышагивает по выложенной серыми кирпичиками дорожке в сторону сосисочного фудтрака. Антон ставит локти на карниз и смотрит на этого гламурного подонка прищуренными глазами, заранее настраиваясь на худшее. А в их случае худшее — это если Эдик от смеха забрызгает его слюнями. — Ну что, волосатая сосиска, закончил? — одаривает друга своей фирменной ухмылкой Выграновский. Шаст закатывает глаза, снимая фартук и выключая всю жарящую и парящую аппаратуру. — Долго придумывал? — Пока сюда шёл, — как-то слишком гордо ответил Эд. — Давай вылезай из своей сосисочной норы и пойдём прогуляемся. Антон закрывает свой фудтрак и под руководством Выграновского бредёт куда-то в не особо известном направлении, скрестив руки на груди, будто заранее пытаясь отгородить своё тело от предстоящих насмешек. Не то чтобы Эд был настолько плохим другом, но Шаст его слишком хорошо знает, да и сам на его месте застебал бы себя, потому что его случай — это феерический проёб. Однако чему быть, того не миновать, и по пути Эд всё-таки вытрясывает из него историю вчерашнего фиаско и присвистывает, узнав всё до мельчайших подробностей. Антон благодарен, что тот хотя бы не ржал так явно, заплёвывая его слюнями. — М-да… твой Арсений, видно, выиграл у удачи в покер, и та должна ему по гроб жизни, — вынес вердикт Эд. — Хуя ты философ, — фыркнул Шаст, отмахиваясь от этой не шибко обнадёживающей мысли. — А ты думал… Минут пять они идут молча. Темнеть стало позже, поэтому солнце только-только коснулось горизонта, и его лучи пока ещё грели жителей промозглой Москвы своим теплом. Слов у Антона не находится, потому что в теле до сих пор бурлят одни эмоции. — Что планируешь делать? — спрашивает Эд, выкидывая сигарету. — Хрен его знает, — вздыхает Шаст, — надо придумать ещё какой-нибудь изощрённый способ поднасрать этому павлину. Эд усмехается, стоит ему услышать эту до простоты банальную мысль, потому что факт того, что Антон не отступит, был понятен и устоялся в голове так же, как и знание о том, что земля круглая, что бы там кто ни говорил. — Есть идеи? — Хотел бы я сейчас как в Голливудских фильмах: подмигнуть и завершить на этом эпизод, но… Братан, я в полной жопе, мой мозг выдаёт сейчас только красочные картины похищения. Типа взять и отвезти его в лес, припугнуть, — Антон зловеще дёргает бровью. — Не варик. Если не собираешься его убивать, тебя сразу после осуществления этого плана, как минимум, в ментовку отвезут, а, как максимум, в психушку отправят, дядь, — Эд, по ощущениям, реально прикидывает все возможные исходы в своей голове, нащупывая все подводные камни, способные их утопить. — Я пошутил, если что… — услышав это, попытался оправдаться Антон. — Нет, ну так подумать, не самый худший вариант… — Эд… — Ладно, ладно… но тогда я вообще без понятия. Хотел бы я помочь, сам знаешь, обязательно помог бы, но в этой штуке, — Выграновский стучит по дырявой, как его собственное очко, головушке, — мозга столько же, сколько у тебя было половых партнёров, то есть их там нет. — У меня был секс! — возмущённо отвечает Шастун, заставляя подходящую к его фудтраку Зинаиду Павловну сменить направление в сторону Арсения. — Сука, Эд, это была моя постоянная покупательница. — Переживёшь. — А она — нет, сейчас отравится этими ссаными котлетами, и это будет твоя вина! — Антон ранен в самое сердце и уже готов пасть ниц замертво от такого поворота, потому что уход к конкуренту строителей он ещё мог пережить, но Зинаида Павловна — это удар прямо в спину. — И я не девственник, просто не бабник, как некоторые. — У меня Булка, ты сам об этом прекрасно знаешь, но моё сравнение ты понял, — Антон слушает друга уже вполуха, всё ещё обречённо смотря на ушедшую бабушку, которая стала ему уже как родная. Не будь тут жужжащего на ухо Эда, Шаст, возможно, даже заплакал бы. — То, что ты еблан, было понятно ещё при знакомстве, Эдюнь, но, знаешь, признание своей проблемы — это уже первый шаг на пути к её решению, — Антон чувствует себя очень умным, а Выграновский смотрит на него, как на дебила, выразительно ухмыляясь. — То, что ты стал цитировать Шпроту, ещё не делает из тебя психолога, — и то было верно, так что Антон лишь обречённо вздыхает, решая добить друга хотя бы одним неоспоримым фактом, который должен сработать на все сто процентов: — Справедливо, но ты всё равно еблан, — Зинаида Павловна довольная уходит из его поля зрения, держа в руках пресловутый бургер, заставляя Шаста вновь обречённо выдохнуть и ещё раз метнуть взгляд, полный осуждения, в сторону Арсения. — Не спорю. Слушай, Тох, ну не расстраивайся ты так, вернётся твоя старушка, ты ж её одной улыбкой привораживаешь. Она наверняка твоя поклонница, — Эд подмигивает, разминая затёкшую от долгого стояния спину. — Точно… — тянет Шастун как-то завороженно, но Эд не обращает на это внимания, продолжая свою мысль: — Нет, ну а что, старушкам же тоже могут нравиться парни, особенно молоденькие, — Антон только сейчас обращает внимание на активно двигающего бровями друга, понимая, что в его дурную голову пришла наконец-то стоящая идея. И он надеется, что она не связана с бедной бабушкой. В Эдову голову вообще обычно приходит что-то максимально странное, не подходящее под рамки логики, хотя с Антоном по уровню тупых идей они примерно на одной ступени. Однако, заранее прерывая чужое разгулявшееся воображение, Шаст решает выдать пришедший и зудящий на подкорке сознания план первым, чтобы не слушать про совращение бабушки: — Да я не об этом. Приворожить… — Старушку? Дядь, да я думаю, что она и без магии уже влюбилась, ты же молодой, пылкий, как раз в её вкусе… И вот опять. Это начинает раздражать, потому что Зинаида Павловна как раз таки в его гениальном плане не фигурирует. И вообще Антона не привлекает. И, блять, вообще, стоп. Любить и уважать старших, конечно, надо, но не в этом же, сука, смысле. — Да я не об этом! Эд, я об Арсении, — обрывая ржущего уже в голос парня, Антон начинает радостно улыбаться, наконец-то придумав отличный способ мести, — надо на него порчу навести. — Дядь, ты шо, ёбу дал? Какая, нахуй, порча? — лицо Выграновского олицетворяет такой широкий спектр эмоций, что по нему можно картины писать. «Состояние непонимания и отчаяния от осознания неисправности положений вещей», двадцать первый век, лицо, достойное конкуренции с Моной Лизой, что может одновременно соединять в себе несколько эмоций, начальная стоимость — бесценна. — Нам нужна хорошая гадалка, лучшая в городе… — начинает размышлять Антон, пытаясь детализировать план. — Какая, нахер, гадалка, дядь, ты вообще про что? — У меня знакомая как-то обращалась к такой, ну, на бывшего насылала, так он на следующей неделе отравился, — видя офигевающего Эда, Антон решает уточнить. — Не до смерти, пропоносил недельку и как огурчик. Оксана, так подругу эту мою зовут, рассказывала, что потом у него машина начала ломаться часто, да и в личной жизни одни неудачи после были. — Это могли быть просто совпадения, Тох, ты же знаешь, — Эдик всегда был настроен скептически. — А если нет? Действительно, почему нет, если да. Попробовать однозначно стоило, и эта мысль настолько сильно закрепилась в антоновском сознании, что Эд лишь пробурчал что-то невнятное в ответ, заранее понимая, что спорить с Антоном равносильно тому, что заставлять лежачего полицейского превратиться в человека.***
— Это здесь, — поднимая глаза от телефона и пялясь на железную дверь, которую простой смертный явно не откроет, уверенно произносит Антон. — Ты уже третий раз так говоришь, — хрустя чипсами, купленными одну примерно такую же дверь назад, отвечает Эд. Он скептически оглядывает её и добавляет: — К тому же, открыть это способны лишь высшие силы. Антон закатывает глаза и осматривает стену на предмет табличек или хотя бы кнопки звонка. Вообще, он представлял дверь в приёмную, или как вообще место обитания гадалки назвать, немного иначе. Типа увешанную ловцами снов и всякими шаманскими штуками. Нет, конечно, отсутствие всяких сатанинских иероглифов радовало, но всё-таки обычная железная, словно в тюрьме, тяжеленная пластина уж точно не присутствовала в его фантазиях. — Это точно тут, — разводит руками Шаст. Хотя сам уже начинает в этом сомневаться, — навигатор в третий раз ошибиться не мог. Или мог, вот тут хер его знает, но Антон уже сейчас перебрасывает спутник и навигационные приложения в клуб к синоптикам и новостным федеральным каналам. Вообще, он каждый раз находит этот уголок мозга под названием «Не доверять» забавным, потому что иногда клетка его разума, отвечающая за возглас о добавке алкоголя, за которой абсолютно точно стоит сходить, просыпается и бьёт тревогу. По всем законам логики в отделении «Не доверять» должна сидеть и гадалка, тихо шепчась с синоптиками, но жизнь и желание отомстить любым способом решили иначе. — Может, ты просто позвонишь гадалке, и она нас встретит? — изогнул бровь Эд. Антон неожиданно обернулся и посмотрел на него, как на идиота. Хоть это и шло вразрез с их ситуацией, потому что именно Шастун придумал и потащил друга к гадалке. Идиотом тут можно было назвать только его самого, потому что Эд пошёл с ним только для того, чтобы убедиться в основательности своего скептицизма. — Ты в своём уме? Она же гадалка… Человек не от мира сего! — с очень важным видом проговорил Шаст. — У тебя нет номера? — Да, — фыркнул парень, не желая этого признавать. — Да и куда я ей позвоню? Если только в мозг. — У неё есть телефон, — закатывает глаза Эд и, запихнув пачку с остатками чипсов в карман, забирает у Антона смартфон и сверяется с данными навигатора, — тебе повезло. Это здесь, — он вздыхает, выключает мобильник и подходит к двери, пытаясь открыть её. Но железная глыба не поддаётся. Выграновский дёргает ручку и бьёт кулаком, создавая громкий, неприятный звук. Всё это напоминает сцену из советского Винни Пуха, где медведь отчаянно ломится в дверь с криками: «Сова! Открывай, медведь пришёл». Но если Винни при этом выглядел более-менее мило, то Эд похож на разъярённого панка, который пришёл пиздить шарлатана. — Может, лучше пойдём пожрём? — отчаявшись проникнуть в это логово тьмы, арендованное явно не у лучшей конторы города, Эд опускает руки и умоляюще смотрит на Антона, отойдя от двери. Внезапно что-то щёлкает, и железная глыба со скрипом приоткрывается. За образовавшейся щелью видна кромешная тьма. И если до этого момента у Шаста ещё были какие-то сомнения по поводу реальности происходящего, то в эту секунду они рассыпались, как бабушкин сервиз из коробки — так же пугающе, — в аккомпанементе с осознанием страха за свою жизнь. — Охуеть… — выносит вердикт Антон. Глаза его загораются, и он открывает дверь полностью. Вообще, Шаст — то ещё ссыкло, но сейчас, пока он тут, на светлой и не страшной улице, ему жутко интересно, что же там во тьме. И это идёт в такой разрез с инстинктом самосохранения, что банально будоражит сознание. — Глаза выколи… — тянет Эд, заглядывая внутрь. — Идём, — заговорщически шепчет Шаст и переступает порожек, заходя во тьму. Эд идёт за ним, щурясь и пытаясь разглядеть хоть что-то. Включить бы фонарик, но в руках только телефон Антона, а у него глюканутый фонарик, который периодически самостоятельно вырубается, заставляя очко поджаться, а ноги затрястись от подступающей паники. А собственный телефон лежит под пачкой чипсов, и фиг поймёшь, почему Эд его просто не достанет. Шуршать не хочется — единственное оправдание, которое приходит в голову. Честно говоря, Эду самому становится стрёмно, но он не подаёт виду и лишь пытается привыкнуть к своей «слепоте», но Антон замечает это по изменившейся походке, как бы тот и ни пытался это скрыть. Шаст шагает медленно, постоянно оглядываясь назад. Вообще-то, не хочется, чтобы Эд видел, насколько ему ссыкотно, но с другой стороны, инстинкт самосохранения подначивает проверить, не захлопнулась ли за ними дверь, как в самых банальных ужастиках. Потому идут они, как два придурка, строящие из себя невесть что и боящиеся показать страх. Хотя Антон думает, что лучше бы они взялись за ручки, и пусть напоминали бы двух пересравших перед сессией студенток, зато было бы в разы комфортнее. — Ты это слышал? — Шаст вдруг резко останавливается, и Эд чуть не впечатывается носом в его затылок, недовольно фыркая. — Да. Это черти вырвались из ада и теперь варят картошку в котлах, — саркастично, но почему-то шёпотом отвечает Выграновский. — С чего ты взял, что черти — белорусы, которые настолько сильно одурманены именно картошкой? И вообще, я серьёзно говорю про звук. Вдруг за нами кто-то следит? — слегка испуганно произносит Антон, снова обернувшись. Но на этот раз, чтобы попытаться рассмотреть Эда. — Только если врачи из психушки, оценивающие безнадёжность нашего случая. Пойдём, — друг толкает Шастуна вперёд, заставляя недовольно фыркнуть, но всё-таки двинуться дальше. Они идут, точнее, плетутся вдоль узкого коридора уже около минуты, а он всё не кончается. Это напрягает. — Я не понял, мы квест проходим, что ли? — снова подаёт голос Эд, бросив попытки рассмотреть что-то и возвращая свой взгляд на Антона, пытаясь не выпускать его из виду. Тот ведь от страха инфаркт словить может. Уж лучший друг-то знает, что Шаст боится всего, что движется. Особенно, если движется в темноте. Как бы он ни храбрился сейчас. — Хуй его знает, но я ссу пиздец, — отвечает Шаст, выставив руки вперёд. Не зря. Они тут же упёрлись в тупик. Пошарив немного руками по стене, Антон нашёл ручку и открыл дверь в небольшую комнату. Вся она была увешана фиолетовыми шторами, пластмассовыми звёздочками и коврами. Посередине комнаты стоял столик. Вместо стульев возле него лежали маленькие подушки. Света в этой комнате почти не было, лишь над столом светила чересчур яркая лампочка. Антон с облегчением выдохнул, обрадовавшись, что их импровизированный поход во тьме наконец закончился. — Сколько показухи… — тянет Эд, разрывая тишину, пока Шаст уже с любопытством разглядывает помещение. Страх уходит на второй план. Антон всегда был суеверным, не настолько, конечно, чтобы, уронив на пол ложку, наряжаться в древнерусский костюм и ждать в гости мужика с хлебом и солью. Но, когда видел воробья, купающегося в песке, брал с собой зонт. И пузырики со свежезаваренного чая лопал — к деньгам. Кстати, ту же ложку из чая он не доставал, потому что жениться он был не намерен, а замуж звать некого. Вот и это место кажется ему мистическим, загадочным, хранящим тайны мироздания. А то, что звёздочки тут из пластика, его ничуть не смущает. — Ау! — через минуту кричит он, и его голос отталкивается от стен гулким эхо. Сразу после этого, словно по сценарию, не пойми откуда взявшаяся дверь сбоку резко открывается, и из неё светит какая-то яркая хрень по типу прожектора, заставляя сощуриться. — Вы!.. — зловещий голос оглушает, и становится не на шутку страшно. Длинная и дряхлая тень показывается из дверного проёма и наполняет собой всю комнату. Слышится стук каблуков, приближающийся к ним с каждым шагом, заставляя даже Эда нервно втянуть воздух. — Записаны на 15:20? — голос становится совсем не зловещим, а, в общем, даже милым и добродушным. Неожиданно тень уменьшается, и в проёме показывается маленькая худая старушка, одетая в какие-то цыганские платья, увешанная серьгами, бусами и браслетами. Она закрывает сильно скрипучую дверь, из которой только что вышла, и комната снова становится тёмной и атмосферной. В этот же момент из-за спины старушки показывается пушистая чёрная кошка с длинным хвостом и горящими зелёными глазами. Она грациозно проходит мимо Антона с Эдом, пребывающих в полном ахуе, и запрыгивает на накрытый фиолетовой скатертью столик, сворачиваясь клубочком. Шаст думает, что всё по канону и законам стандартного набора колдуньи, а вот радоваться этому или плакать — он пока не решил. — Какие высокие юноши, — тонким старческим голосом констатирует гадалка, оглядывая парней, а затем садится на одну из подушек. Сама она ростом где-то метр сорок, не выше. — Брысь отсюда, — фыркает она на кошку, и та с пронзительным мяуканьем спрыгивает со стола. — Так зачем пожаловали? Антон смотрит на старуху с неприкрытым восхищением и лёгким страхом, пока Эд явно со всем своим скептицизмом кладёт упаковку с недоеденными чипсами на пол и садится за стол, недовольно хмуря брови. — Проклять одного тюбика надо, сможете? — Выграновский, хоть и не веруя в этот «уебанский план» своего друга, начинает разговор с дамочкой самостоятельно, дёргая Антона за подол рубашки, тем самым выводя из благоговейного ступора. — Простите, господи, моего друга, но, в общем и целом, он прав, нам бы порчу навести на одного недоброжелателя, — Шастун присаживается на соседний стул, протягивая руку, чтобы огладить мягкую спинку кота, на что тот шипит и запрыгивает на колени к владелице. — Не произносите этого вслух! Он всё слышит, — вскрикивает гадалка, вгоняя Антона в лёгкий ступор. — Кто слышит? — Господь бог, к которому вы обратились. Не упоминайте его имени здесь. Старуха тянет свою костлявую руку к Антону, заставляя того под неодобрительным взглядом друга протянуть свою в ответ. Вообще, особенно после предыдущей просьбы, происходящее начинает знатно так напрягать, и не то чтобы Шаст прям верный атеист, но подслушивающий его обычные ругательства бог кажется чем-то за гранью. Бабка тем временем обводит длинными ногтями, чуть царапая кожу, Антонову потную ладошку с обгрызаными от волнения до встречи с гадалкой ногтями, смотря Шасту прямо в глаза так, что по коже парня пробегают стаи мурашек. И тут уже никакой бог не поможет, даже если он сейчас начнёт орать на всю комнату стандартное обращение. — Вижу… — прикрывая глаза, шепчет старуха. Как можно видеть что-либо с закрытыми глазами — вопрос, конечно, не из простых, что и заставляет Эда хихикнуть, а Антона — пнуть друга ногой, чтобы не разрушать обстановку магии и мистики вокруг. — Вижу, что путь твой сложен, ты на развилке из сомнений… Антон думает, что гадалка глядит прямо в его душу, а Эдик думает, что Тоха — доверчивый идиот и сказать такое можно буквально про каждого человека. Выграновский сам сейчас на развилке сомнений: взвыть от всего сюра происходящего и потащить друга к выходу или терпеть этот цирк до последнего. — Вижу, что ненавидишь человека одного, — Эд видит, как ругает Антона благими матами после сеанса, — ох, как насолил он тебе, — сейчас пыль в глаза пускает только сама старуха со стороны постороннего наблюдателя, а именно Выграновского, которому хочется начать орать вслух. — Да! Этот урод мне весь бизнес подрывает! — Вижу, младой, вижу мужчину нестандартного, что отобрать по праву твоё пытается, — гадалки — те же психологи, что умеют ухватиться за брошенную им кость от самих же клиентов, которые, сами того не видя, кидают им те факты, которые надо просто красиво подать. — Вижу синий свет… — А я говорил тебе, что Арсений — голубой, Эд! — Антон победно бьёт свободной рукой друга в плечо. — Ага, а то, что синий — это не голубой, и это может обозначать вообще всё что угодно от цвета глаз до машины, ты не подумал? Господи помилуй, это же просто наёбка для уёбка, Шаст! — Не упоминай имя Его! — вскрикивает гадалка, но видя, как Эд капитулирующе поднимает руки, соглашаясь, что тут реально накосячил, старуха вздыхает и по-матерински, будто они её нашкодившие дети, изгибает бровь, создавая давящую атмосферу. — А ты, милый, не веришь мне, значит? — Вы простите, конечно, но всё, что вы говорите, — это прям вообще нечётко, слишком размыто, да и антураж этот слишком уж клишированный, — Антон напрягается, глядя на начавшего закипать друга. — Но раз уж вы ко мне пришли, то, значит, пути другого не видали, значит, что уж слишком Арсений вам мешает… — Видишь, Эд, она даже имя его узнала! — Дядь, ты сам его минуту назад произнёс, но в одном вы, многоуважаемая, правы. И если уж в вас есть хоть грамм честности, то лить ссанину в уши вы нам перестанете. — Эд! — Шастун уже сам начинает заводиться, потому что если друг продолжит в таком же ключе, то помощь хоть какую-то они не то что не получат, так их ещё и самих проклянут вдобавок. — Что ж, молодой человек, вы правы, я не ясновидящая, но бабка моя ведьмой была, и её бабка, поэтому проклятье наслать я могу, но для этого мне нужно будет провести ритуал, — старуха с кряхтением встаёт и вытаскивает из ящика обычный листик и ручку из Ашана, — но для этого мне понадобится волос вашего Арсения, одна вещь, ему принадлежащая, и любой цветок, именно вами выращенный. — Прям цветок? — Антон с натяжкой пытается вспомнить хоть одно растение, кроме полузасохшего кактуса, что у него не сдохло. Своим оправданием он считает то, что это не память у него дырявая, а времени на поливку цветов просто нет. — Любое растение подойдёт. А остальное я сама принесу, — бабка даёт написанный не лучше, чем у докторов, почерком список Антону. Главное теперь — не забыть, а то прочесть это корявое месиво у него вряд ли получится.***
Антон уже битый час ходит взад-вперёд по своей квартире и думает. Вообще-то, такое поведение ему не свойственно. Обычно решения он принимает на лету и тут же берётся за исполнение своего необдуманного плана, что бы это ни было. Он всё-таки больше практик, чем теоретик. Но тут всё по-другому. С этим Арсением просто и с ходу ничего не получается. Здесь надо пораскинуть мозгами, не путать с «пораскидываться», как приметил Эд. Антон тогда лишь фыркнул, но потом понял, что друг был прав, и легче было раскидать мозги, чем ими пораскинуть. Грань между этими понятиями, как оказалось, очень тонка. Если посмотреть со стороны и поразмыслить, то становится понятно, в какой же они жопе. И хоть в жопе Антон, может, был бы и не против побывать, но вот их проблемы, описывающиеся метафорической жопой, точно не вызывают приятных чувств. Ему предстоит украсть что-то у человека, с которым он даже не общается, с которым он, можно сказать, враждует, находится по разные стороны баррикад, точит против него шашни и так далее по списку, который предлагает ряд эпитетов и метафор по этому поводу. Один фиг — всё равно никак не поможет. Спустя минут десять размышлений Антон пришёл к выводу, что переть надо что-то ценное, но то, чего Арсений не сразу хватится. Спустя ещё двадцать минут эту светлую — в прямом смысле этого слова, благодаря почти блондинистым, а на деле русым кудряшкам — голову посетила «гениальная» мысль. — Ключи от фургона! — с довольной лыбой, которую на данный момент может лицезреть только сам Антон в отражении зеркала, сообщает он в телефонную трубку после затяжной паузы. — Дядь, ты ёбнутый? Сейчас почти час ночи. Какие ключи? От какого фургона? — вопрошает сонный голос Эда на том конце провода. — Мы спиздим у Арсения ключи от его фудтрака и принесём гадалке, — всё такой же довольный, с улыбкой до ушей поясняет Шастун. Сна у него ни в одном глазу, адреналин бурлит в крови, и как он до сих пор не выветрился — остаётся загадкой, а от осознания собственной «гениальности» хочется взорваться новогодней хлопушкой и разлететься цветным конфетти по всей земле. Причём таким конфетти, которые потом хуй отпылесосишь. — Бля, Шаст, иди поспи, а… — измученно тянет Выграновский, судя по звукам, падая на кровать. — Да подожди. Ты думаешь, это не сработает? — Антон задумчиво закусывает губу. — Но это же просто идеально. Получается, мы насолим ему дважды: спиздим ключи, он не сможет уехать, обыщется их, проклянёт всё на свете, думая, что потерял, а потом мы ему ещё и порчу сверху ёбнем. Это же просто гениально, посуди сам, — довольная лыба снова вырисовывается на антоновском лице. — Допустим, так… — вздыхает Эд, понимая, что спорить и просить перенести тему на завтра бесполезно. — А с волосом чё делать? — Бля… Может, у него в бургере поищем? Там наверняка найдётся парочка, — язвительно выдаёт Антон, закатывая глаза. — Мегаостроумно, — произносит Эд, а потом секунд с пятнадцать издаёт кряхтяще-шипяще-мычащие звуки сильно думающего человека. Да, этот процесс давался ему сложно, потому что ещё пару минут назад он безмятежно спал в мягкой постельке, но Шаст терпеливый, подождёт. — Как думаешь, волос с его руки или ноги подойдёт? — По-твоему, его будет легче добыть таким образом? — Впарим ему восковую полоску. — Да, и попросим пописать в баночку заодно, — скептически произносит Антон. — Как ты себе это представляешь? — Не знаю, но других вариантов у меня нет, — бурчит друг. Видно, скептицизм Антона показался ему неуместным, учитывая их утренний поход к гадалке, хоть такое отношение к его вере в мистику и вызывает сплошное недовольство, потому что это не равно вере в долбоебизм, но и этот факт наверняка Эду покажется лишь очередным плевком в воздух. — Ладно, ты прав. Надо будет подумать, как ему эту полоску всучить, — говорит Шаст, заранее смиряясь с проигрышем в этом диалоге. — Не надо полосок! — вдруг слышится голос Егора на фоне, а после Эд обращается уже к нему: — У тебя есть идеи? — он, видно, ставит на громкую связь, и на фоне становится слышно, как Егор задумчиво отвечает: — Раз уж вы ключи собрались пиздить, то в его фургон вам всё равно придётся проникнуть. Пусть один его отвлечёт на пару минут, а второй в вещах покопается. Там точно где-нибудь волос найдёте. — А это идея, — хмыкает Антон и саркастично добавляет: — как ты, Егор, такой умный с этим долбоёбом живёшь? — Завались, — беззлобно кидает Эд и желает сладкой дрочки, сбрасывая звонок.***
День накаляет атмосферу с самого начала: едва не подгоревшие сосиски тому виной. Антон правда надеется, что им с Эдом сегодня удастся осуществить их злобный план. Ну или как там говорят все антагонисты. Шастун, конечно, в их с Арсением конфликте не считает себя виноватым, но гадалка с её тёмными силами и проклятиями на поступок героя уж точно не похожи. Ну и пускай, Шаст не герой. Он и не претендует, подумаешь… Зато эта заносчивая задница получит по заслугам. Закрывать фургончик в час пик — самая болезненная вещь для людей в малом бизнесе, но, скрепя сердце и чуть заржавевшей дверью, Антон оставляет всех своих потенциальных покупателей на произвол судьбы и идёт за угол здания навстречу Эду, предварительно пославшему ему голосовое сообщение, которое гласило о том, что Тоха еблан и как Выграновского заебали все его уебанские идеи, а про просьбы помиловать Арсения и продолжить мирно существовать Антону вообще хотелось бы забыть и откусить другу голову за такую инициативу. — Ну и что дальше? Ты хоть придумал, как мы будем его отвлекать, дядь? — Эд сегодня одет куда проще, чем в предыдущий раз. Обычная белая футболка, чуть порванная в районе правого плеча, и большие шаровары «для денег», как выразился он сам. — А то! Сначала я думал включить пожарную систему в соседнем здании и попросить тебя начать умолять Арса спасти твоего забытого в квартире кота, но понял, что этот педант вряд ли будет готов пожертвовать своим возможным здоровьем даже ради такого красавчика, как ты. Но потом меня озарило, что можно проколоть ему колесо, а ты, как не засвеченный ранее джентельмен, укажешь ему на насущную проблему. Плюс он будет занят до конца дня, вызывая мастера, и, скорее всего, не сразу заметит пропажу, — Антон деловито поправляет рабочий фартук, — ты, кстати, уже можешь начинать говорить о моей гениальности. — Ты еблан? — Эд вздыхает. — Нет, неправильно. Ты еблан. Это утверждение, можешь даже не спорить. — Но по-своему я всё-таки гениален. Ладно, погнали, сейчас как раз время обеда, и он точно не обратит на нас внимание, — Антон разворачивается, делая уверенный шаг в сторону арсеньевского фургона. — Куда ты упорхал, бабочка недоделанная, ты ж еблан, авось не продумал, как колесо прокалывать будешь, — Эд догоняет его уже на полпути, резко разворачивая к себе лицом за плечо. — Эдюнь, ты меня недооцениваешь, — Шастун показывает маленькую заточку из кармана, криво ухмыляясь. — Ты всё равно еблан, этого не отнять, потому что это уже часть характера… Ладно, давай дуй вперёд, я постараюсь пока не появляться в его поле зрения. Антон подходит с тыла, чувствуя себя сапёром на минном поле, который не имеет права на ошибку. Не хватает только боевого раскраса и песни «Последний герой» в наушниках. Люди не обращают на него внимания, пока он, стоя сзади фургончика, присаживается, делая вид, что завязывает шнурки. Заточка из рукава выскальзывает буквально на пару сантиметров, и если бы чувство убийства, хоть и обычной шины, могло вызвать долю вины, то оно вызвало. Убийца не тот, кто убит, а тот, кто убивает. Ауф. Тихо выдохнув, Антон одним резким движением втыкает маленький, но остро заточенный нож в колесо и, резко встав, уходит, накрыв голову капюшоном. Свидетелей быть не должно, потому что на убийство шины прохожим в общем-то насрать, да и Антон, как истинный профессионал своего дела, сделал всё тихо и незаметно. Шастун, конечно, не Том Круз и не выходит с взрывами и пафосной музыкой на фоне, но чувствует себя примерно так же. — Я своё дело сделал, настала твоя очередь, боец, — Эд смотрит на него, как на полного придурка, но Антону долбоебизма не занимать. Может, поэтому Выграновский с ним и дружит. Вновь тяжело вздохнув и легко хлопнув Тоху по плечу, друг направляется к фудтраку уже на свою миссию. Встав в небольшую очередь к окошку арсеньевского фургончика, Эд со скептически недовольной миной оборачивается к Антону, но его на прежнем месте не оказывается, и Выграновский вздыхает, оглядывая всю площадь в поисках этой шпалы. Исчез так же, как и Эдова вера в успех. Тем временем очередь рассасывается, и он уже стоит перед заёбанной рожей Арсения. Ну вот тебе и здрасьте. — Здравствуйте, что будете брать? — отчеканивает дежурную фразу Попов, вопросительно смотря на Эда. — Один классический, пожалуйста, — Выграновский уже собирается включить свою актёрскую игру и осмотреть фургончик, чтобы «случайно» обнаружить спускающее колесо, но Арсений как-то слишком внезапно начинает заваливать вопросами: — Двойной сыр, горчицу, курицу вместо говядины, картошку фри, соус, напиток не желаете? — Э… нет, спасибо. Просто бургер. Классический, — отвечает Эд, хотя и бургер-то ему тоже нахуй не нужён. Арсений кивает и принимается за готовку, а Выграновский делает вид, что очень заинтересованно разглядывает фудтрак. Машина для этого бизнеса вполне обычная, без всяких излишеств, ничего интересного. — Молодой человек, — обращается Эд, спустя секунд тридцать пялянья в практически спущенное колесо, — у вас тут колёсико подпускает. Арсений поднимает голову и хмурится. — Какое? — Да вон то, заднее, — Эд указывает на поломку. Он оглядывается по сторонам и всё ещё не теряет надежды выцепить Антона, но его до сих пор нигде не видно. «Если эта глиста не явится в поле моего зрения, — думает Выграновский, — то я насажу его жопой на расклённый вертел». А Антон не появляется. К сожалению, раскалённого вертела под рукой тоже не оказывается. Зато оказывается Арсений, который наскоро доделывает бургер, подаёт его Эду и, сняв фартук, выходит из фургона. Пока Арс осматривает колесо и недовольно матерится себе под нос, Выграновский, засунув бургер под мышку, быстро строчит Антону сообщение:Эдик-педик
15:20
Ты где?
На большее его не хватило, потому что уже пришло время сделать вид крайней заинтересованности в проблеме Арсения.***
Антон игнорирует сообщение Эда, блокирует телефон и засовывает его обратно в карман. Он уже в фургончике, и если друг его не заметил, значит, враг и подавно. Опустившись на корточки, Шаст неуклюже по-гусиному проползает вдоль стены фудтрака к водительскому месту и по-тихому вытаскивает ключ со странным брелоком с чёрной металлической надписью «Рыбку съесть…». Антон додумывает сам, закатывает глаза и убирает ключи в карман. Остался волос. Шаст чуть привстаёт и внимательно исследует столешницу, водительское сидение, даже фартук, который Арсений оставил на холодильнике. Ни волосинки. Ёбаный педант, у него всё стерильно, как в операционной. Шаст шёпотом чертыхается и уже собирается встать с корточек, как вдруг громко бьётся головой о столешницу, создавая достаточно сильный грохот. После повисает тишина. Антон готов уверовать прямо в этот момент, только бы Арсений ничего не услышал. Но голоса на улице предательски стихают, и слышатся приближающиеся шаги. Шаст чертыхается и не придумывает ничего лучше, как втиснуться между водительским сидением и педалями. Отсюда ничего не видно, но зато не видно и его. По крайней мере, хочется в это верить. Антон слышит, как Арс поднимается в фургон и останавливается примерно в метре от сложившегося буквой «зю» Шастуна. Тот в этот момент жалеет, что заранее не составил завещание. Арсений делает шаг, и Антон зажмуривается. Ещё чуть-чуть и… — Я нашёл! — спасительный голос Эда раздаётся за секунду до того, как Арсений наклоняется, чтобы увидеть двухметрового эмбриона под своим сидением. — Иду! — отвечает Арсений, и Шаст выдыхает, слыша удаляющиеся шаги. Адреналин бьёт ключом, и Антон не успевает подумать, насколько ему повезло. Он вылезает из своего убежища, ломая, кажется, все косточки и растягивая каждое сухожилие. «Похуй на волос, потом чё-нить соображу», — думает он и быстро пересекает фургончик, подходя к двери. Голоса кажутся достаточно тихими, и Антон приоткрывает дверь, надеясь, что он успеет выбежать незаметно. И у него получилось! Почти… Гордость за себя уже было подбежала волной к сердцу, но ту бессовестным образом обламывают, не давая и шанса на внутреннее ликование. Арсений оборачивается аккурат к моменту, когда Шаст стоит уже у подножья лесенки. — А ты какого лешего тут забыл? — изумлённо спрашивает Арс, выгибая бровь. Кажется, его тут же посещает теория о личности коварного преступника, проколовшего колесо. — Судя по всему, тебя, — огрызается Антон, собираясь быстро свалить, как вдруг замечает то, что ему прямо сейчас необходимо. — На каком глазу ресница? — спрашивает он, в один шаг оказываясь на расстоянии нескольких сантиметров от Арсения. Тот настолько ошарашен, что на миг забывает о том, что Антона тут, вообще-то, быть не должно. — Что? — в неком ахуе, как выразился бы Антон, переспрашивает он. — На правом… — тянет Антон и, сосредоточено высунув язык, смачивает слюной указательный палец и подушечкой снимает ресничку. — Не угадал. Желание теперь моё. Он аккуратно зажимает ресницу в кулаке и улыбается. Хотя улыбка эта, скорее, говорит: «Убейте меня, чтоб я не мучился». И через несколько секунд созерцания полного непонимания и какого-то ступора на лице Арсения он разворачивается на пятках и, кинув через плечо «Чао-какао», лёгкой, но быстрой походкой даёт по съёбам. Пока, к счастью, не в закат на заре своей завершённой счастливой — какой, он надеется, она будет, — жизни. — И что это было? — тихо спрашивает Арсений то ли сам себя, то ли Эда, смотря в спину удаляющемуся парню. — Сам в шоке, честно, — так же тихо отвечает Выграновский. Эд хмурится, пытаясь понять, что он ничего не понимает и вникнуть в происходящее в голове друга. Арсений же нервно поправляет выбившуюся чёлку, пытаясь стряхнуть с волос невидимые пылинки. Проходящий мимо парень лет девятнадцати жуёт чипсы, так что у Эда самого начинают течь слюни, не хватает только пива, и вся эта немая сцена будет шедевром авторского кино. — Я, наверное, пойду, у тебя тут явные проблемы, — Выграновский действительно понимает, что пора доебаться до друга с просьбой объяснить ему то, что только что произошло. Нет, он, конечно, догадывался, что это резкое желание мести может быть вызвано симпатией, но это было лишь гипотезой, — я имею в виду, что тебе наверняка сейчас мастера вызывать и куча всякой ебатории, в общем, пойду я, пожалуй. — А бургер? — Арсений звучит подавленно, внимательно оглядывая колесо. — Чё? — может, Эд тупой, но при чём тут вообще бургер? То ли он стал проговаривать мысли своего оголодавшего желудка вслух, то ли Попов умеет их читать, что звучит слишком фантастически. — Ты бургер заказывал, я тебе его не отдал. — Отдал, — Эд достаёт успевший чуть помяться бургер из кармана, показывая его Арсению. Тот вздыхает и возвращается в фургончик, извиняясь за то, что задержал, и грозясь переделать или, на крайняк, подогреть остывший и помятый бургер, но получает отказ, сопровождённый восторженным стоном от наконец-то попавшей в желудок пищи. Слава богу еды, что Антон не слышал этого, а то Эд не знает, насколько бы тот разозлился от картины, где его друг смеет употреблять какие-то котлеты, а не священные сосиски. Попрощавшись с Поповым, Выграновский начинает думать, что ему даже немного жаль того. Арс вроде парень неплохой, угораздило же его с Антоном столкнуться. Тот, конечно, тоже не злой и не плохой человек, но сосисочная для него — святыня. Сам Антон собственной персоной находится сидящим на корточках у собственного фудтрака. Он курит сигарету, судя по всему, не первую, плавно выдыхая в воздух клубы едкого дыма. — Ну и что это было? — Выграновский подсаживается к другу, доставая из кармана свою пачку. — Ты про что? — передавая зажигалку, Антон непонимающе хмурится, пытаясь понять, о чём конкретно спрашивает его друг. За какие-то пять минут он успел побыть и вором, и хулиганом, и даже заботливым недо-любовником, что, казалось бы, в этой ситуации неуместно, но Антон не Антон, если у него всё не пойдёт по пизде, точнее, учитывая его предпочтения, по жопе. — Про то, как ты Арсения чуть не засосал… — Я его не пытался засосать! — как Эд о таком вообще мог подумать? Шаст от удивления и осуждения даже давится дымом. — Нам же нужен был волос, а внутри я его не нашёл, этот чистоплюй, небось, платит по несколько косарей в неделю на клининг, пришлось импровизировать. — А ключи-то спиздил, жук? — Обижаешь, — Антон ухмыляется, звеня ими в кармане, — ну что, ковбой, готов пойти сыграть по-крупному? — Ебать, ты сейчас принизил наши заслуги, — выкидывая окурок, Эд встаёт, потряхивая затёкшими ногами. — Ой, а ты-то как старался, особенно, когда бургер его этот противный уплетал, — Шаст заранее прерывая возражения друга, добавляет: — и даже не смей отрицать, я видел твоё блаженное лицо, предатель. — Ну, Антошааа… — Никаких Антош, я тебе ещё это припомню, а теперь идём, — злить Шастуна, особенно в связи с последними событиями, действительно не стоит, а то он, гнида злопамятная, ещё ему в пиво ярко-голубую краску добавит, и будет Эд ходить с синими губами. А такое развлечение Эдику нахуй не нужно, поэтому он, нацепив на лицо фальшиво-извиняющуюся улыбку, под бурчание друга направляется за ним внутрь фудтрака.***
На этот раз пересекать длинный тёмный коридор было не так жутко. К тому же, времени на все формальности не было. Ключи надо было вернуть как можно скорее, иначе кранты им и их «гениальному» плану. Этот Арсений и полицию может вызвать, обнаружив пропажу. Хуй вообще его знает, что в эту головушку придёт. Ребята с завернутой в салфетку ресничкой, ключами с красноречивым брелком и кактусом в горшке буквально врываются в комнату, пролетев этот длиннющий коридор, и замирают, стараясь не делать больше лишних движений. На подушечке за столом сидит среднего роста мужчина, а из-за его бока выглядывает гадалка, вопросительно изогнув бровь. И, судя по лицам присутствующих, ни один из них как-то не рассчитывал на то, что их всех тут окажется так много и в одно время. — Э… здрасте… — в полголоса произносит Антон, почему-то махнув рукой. Наверное, от неожиданности. Хотя чего тут неожиданного? С их стороны очень наивно было полагать, что здесь только их и ждут, считая минуты. — Здравствуйте, — сказала гадалка и вновь вернулась взглядом к клиенту. — Простите, но сеанс придётся прервать. Дверь открылась, и аура наполнилась нечистью. Ритуал надо начинать заново. — И за это я отдал такие деньги? — недовольно пробурчал мужчина, и Антон аж приоткрыл рот от удивления, узнав голос. А когда тот обернулся, сомнений и вовсе не осталось. — Снова ты?! Шастун нервно улыбнулся и махнул ему рукой. Павел, чьё отчество он уже не вспомнит, с не меньшими эмоциями смотрел на него, видимо, желая навести уже на самого Антона порчу, раз всё равно пришёл к гадалке. Шаст, конечно, не раб стереотипов и всё понимает, но здесь он искренне не въезжает. Этому мужику лет сорок, не меньше, и становится уже по-настоящему интересно, что вынудило этого Павла Батьковича пойти сначала к семейному психологу, а потом, судя по всему, в отчаянии наведаться к гадалке. — И снова я… — выдаёт Антон, закусывая губу, чтобы сдержать смех. — У меня такое чувство, что ты меня преследуешь, — ворчит Павел, поднимаясь с подушечки. — Аналогично, — отвечает Антон, получив на это угрожающий взгляд. Мужчина фыркает и, видно, собирается уже выходить, но Шаст, поддавшись внезапно разгулявшемуся бесенёнку, озадачивает его внезапным вопросом, ответ на который его, в общем, не особенно ебёт. — Кто вы, блять, такой? — Антон сам согласен, что это не самая удачная формулировка, не отражающая прям-таки суть его вопроса, но в целом производящая нужный эффект. Мужчина останавливается и пристально смотрит сначала на него, потом на Эда. — А вы, блять, кто такие? — заебись диалог. Антон закатывает глаза. — Я святой Лука, а это пророк Моисей. По твою душу пришли, — театрально отвечает Шастун, взмахивая руками в воздух. Свет внезапно гаснет и загорается вновь, стоит лишь Антону нервно ойкнуть. Слова, сказанные ранее шутки ради, производят совсем не тот эффект. Мужик оказывается глубоко верующим, хотя как тут не поверить после такого-то совпадения. Тут любой скептик наделает кучу в штанах. Глаза Павла округляются, и он переводит знатно охуевший взгляд с одного парня на другого. — Вы?.. — обезьяна в его голове, должно быть, знатно сходит с ума, пока он пытается прийти в себя от осознания. В его глазах Антон — с кактусом в руке, растрёпанными волосами и в длинной футболке — выглядит точь-в-точь как святой Лука, а Выграновский, которого, к слову, почти не видно из-за плохого освещения, в капюшоне, стоящий за плечом Антона и смотрящий чуть свысока, был самым настоящим пророком. Видно, настолько мужик отчаялся. У Шастуна вообще голова очень странно работает, она всегда рождает идеи, за которые потом окружающие, как правило, испытывали испанский стыд. Но его уже не остановить. Как говорится, горит сарай, гори и хата, поэтому он ставит кактус на пол, кладя рядом с горшком всё остальное, и водружает ладони на плечи мужчины, впадая в образ Луки, вселившегося в обычного человека ради священной миссии по спасению конкретно этой человеческой души. — Не бойся, о, смиренный брат Павел, — говорит он каким-то загробным голосом и смотрит в удивлённые глаза, — мы пришли к тебе, чтобы ты познал смирение и верил, что все твои проблемы вскоре разрешатся. Белая полоса сменит чёрную. Павел смотрит на него, как на последний луч надежды, пока этот самый луч пытается сдержать улыбку. Мужчина переводит вопросительный взгляд на Эда, ища в нём доказательство антоновских слов. Выграновский мельком смотрит на гадалку, которая скептически наблюдает все это время за этими идиотами, но лезть не решается, так как, по сути, занимается тем же, чем и Антон на протяжении всей своей жизни, ещё и деньги за это берёт. В Эде столько же адекватности, сколько и в Антоне, поэтому он делает максимально серьёзное лицо и кивает. Павел снова переводит взгляд на Антона и завороженно растягивает губы в улыбке облегчения. — Иди домой, брат мой. Всё будет хорошо, — говорит ему Шастун, одобрительно кивая и отпуская его плечи. — Мы помолимся за тебя. — Спасибо вам, спасибо! — говорит мужчина и, подталкиваемый чужой, между прочим, почти священной ладонью, выходит из помещения в коридор, всё ещё изредка оборачиваясь. В этот момент оба парня поворачиваются, смотрят друг на друга, а после на гадалку и взрываются смехом. — Вот олухи. Мало того, что вы постоянно Господа кличете, так теперь и людей дурите, — еле слышно ворчит старушка, а потом чуть громче добавляет: — Ну, чего вы там принесли? — она вздыхает, потирая переносицу. — Несите сюда, посмотрим. — Вот, держите, тут ключи от фургончика, мой полузавядший кактус Валера и самая отборная ресница, принадлежащая нашему, так сказать, «другу», — Антон протягивает полиэтиленовый пакет бабке, пытаясь сохранить серьёзное лицо и не заржать с того, как гадалка тыкает сморщенным пальцем в Валеру, что под её ногтями чуть ли не разваливается, держа свою жизнь на последнем корешке. Эд же, в отличие от друга, не сдерживает смеха от данной картины и тихо ржёт Шасту в плечо. — Хорошо! — таким громким голосом, что соседи наверняка испуганно встрепенулись, закричала старуха. — Тогда приступим к ритуалу. На стол опускается медный таз, и главное, чтобы им не накрылся их план, думает Антон, пока гадалка поджигает слишком вонючие свечи, погружая комнату в затхлый запах чего-то пряного. — Можжевельник, каплю бергамота, щепотка перемолотых листьев старого дуба… — бормочет себе под нос бабка, параллельно подглядывая в книгу с рецептом заклинания. Знание о том, что для проклятий есть свой собственный универсальный рецепт, вгоняет Антона в лёгкий ступор, но обнадёживает, давая понять, что раз этот рецепт существует, значит, должен работать. — Садитесь за стол и возьмитесь за руки, попытайтесь сконцентрироваться на образе вашего «друга», — зловещим тоном произносит она. Антон ощущает пробежавшие по телу мурашки, когда старуха начинает нашёптывать какое-то заклинание на непонятном ему языке, параллельно отрезая от кактуса маленькие кусочки. Живодёрство какое-то, Шасту хочется плакать по несчастной валериной судьбе. Ресницу постигает та же участь оказаться в тазу, и Антон уже боится представить, что будет с ключами, но те пока всё так же лежат на столе во время того, как гадалка берёт их с Эдом за руки. — А теперь повторяйте за мной, — она бросает на них быстрые взгляды, видимо, уже пребывая в каком-то подобии транса. — Америго. — Америго! — хором произносят парни, чувствуя лёгкий сквозняк в помещении. — Проспендио… — Проспендио! — Антон закрывает глаза, в деталях воссоздавая в памяти Арсения. Тёмные, чуть вьющиеся волосы, небрежно лежащие на чужом лбу, чуть приплюснутый какой-то несуразной кнопкой нос, голубые, как ясное небо, глаза и губы… — Версилионеро… — Версилионеро! — образ становится чётче, а воспоминания скользят по красивой подтянутой фигуре с множеством родинок на руках, лице, шее, а дальше Антон не заглядывал, хотя думает, что те у него по всему телу лежат целыми созвездиями. — Его имя! — выкрикивает гадалка, кидая ключи в таз с остальным содержимым. — Арсений, — говорит чётко Антон, и все свечи в комнате в мгновение ока потухают, оставляя их в кромешной темноте. Хорроры — самый ненавистный жанр в кинематографе для Антона, и парень весь скукоживается, крепче вцепляясь в чужие руки, страшась возможному злу, что они вызвали. Однако, вопреки всем банальным сценам ужастиков, как только бабка выдёргивает его руку из своей и включает свет, оказывается, что в комнате всё осталось неизменным. Никаких тебе демонов или клоунов-убийц за спиной, хотя оборачиваться Шаст всё же не решается. А то мало ли. — Получилось? — Эд расцепляет их руки, вопросительно поглядывая на колдунью. — Если это то, чего вы искренне желали, то да, — она наклоняется к ближайшему шкафчику, доставая маленький прозрачным бутылёк с какой-то жижей внутри, — намажьте это перед сном и уже завтра увидите результат. — Спасибо вам, — Антон вскакивает с места, пожимая бабульке руку и вытаскивая ключи, успевшие искупаться в мешанине из трав и прочей лабуды. — Деньги, молодые люди, пожалуйста. — Точно, — Шастун достаёт из кармана смятые, трудом и потом заработанные пять тысяч рублей, отдавать которые ему пиздец как жалко, но он надеется, что это того стоило. — Прощайте, — алчно говорит гадалка, убирая деньги в маленький сундучок на комоде. Эд и Антон медленно выходят на улицу, щурясь от яркого солнца, которое въедается после темноты в глаза так, что хочется плакать. Антон обдумывает то, что произошло с ними буквально пару минут назад, и думает, что Эд, даже будучи ярым скептиком, наверняка готов признать правдивость магического чуда, произошедшего с ними, и, будто прочитав его мысли, громогласно подытоживает: — Ну и что это было, блять, такое? — Если ты про этого Павла, то там охуенная история, — начинает было Антон, но Эд, которого тот уже порядком задолбал, перебивает его: — Не сомневаюсь, я видел, как вы нашли общий язык, — вспоминая эту белибердень, Выграновский усмехается, — но я имел в виду ритуал этой двинутой старухи. Чё это было вообще? — Во-первых, не «двинутой старухи», а гадалки, будь осторожен в выражениях, я тебе ещё бургер не простил, — предупреждает Антон, на что Эд фыркает, но спорить не решается. — Во-вторых, как по мне, ритуал был вполне действенный. Я этого Арсения прям очень чётко перед глазами видел. Тем временем, они подходят к фудтраку и забираются в кабину. Антон заводит мотор, и машина, кряхтя, трогается с места. — Ну, это не гадалкина заслуга, — как-то по-странному улыбнулся Выграновский, покосившись на друга. — На что ты намекаешь? — возмущённо спрашивает Антон, выезжая на трассу и набирая скорость. Надо вернуть ключи как можно скорее, иначе этот Арсений весь изведётся. А ещё и копов может вызвать. Вернее, Арс может вызвать копов — это первостепенно, а то, изведётся он или нет, уже Антона волновать не должно, хоть почему-то чуть-чуть и волнует… — А мне и намекать не надо. У тебя на лбу написано, что ты в этого Арсения въебался, — хмыкает Эд. — Я, блять, на него только что порчу навёл! — Так это ж первый признак. Ты ж только так и умеешь свои чувства проявлять, — непонятно, что он имеет в виду. Точнее, Антон отказывается Эдовы слова каким-либо образом воспринимать. — Ты типа его за косы, как девчонку, дёргаешь. — Да, вообще-то, ты прав… — с выдохом произносит Антон, и у Эда чуть челюсть не отваливается. — Чё, в натуре?! — Нет, конечно, баклан, — закатывает глаза Антон. Он бы усмехнулся, но ему по какой-то причине не до смеха. Чужие слова буквально зазвенели в голове, и Шаст мысленно уже надел беруши, чтобы заткнуть эту мысль к хуям собачим. — Так себе из тебя психолог. — Да я и не записывал себя к шпротиным сородичам, — фыркнул Эд. Вообще, он не шибко поверил Антону и облегчения от последней фразы не особо испытал. Выграновский всё-таки был хорошим другом и, как бы ни ворчал и ни отшучивался, он хотел, чтобы Антон нашёл, наконец, свою любовь. И как бы друг сейчас ни убеждал его в заблуждениях, Эд, судя по всему, остался при своём мнении, и это раздражало. Остальную часть дороги они проехали молча. Этот день сильно вымотал обоих, так что на болтовню энергии как-то не было. Да и говорить не хотелось. К тому же, надо было поднакопить сил для того, чтобы незаметно подкинуть ключи обратно Арсению и не спалиться.***
— Я его не вижу, — почему-то шёпотом констатирует Эд, выглядывая из-за широкого ствола дерева, которое росло тут, кажется, со времен мезозоя. — Я тоже, — также шёпотом отвечает Антон, выглядывая с другой стороны того же самого дерева. Оба рассматривали знакомый фудтрак с бургерами. Антоновский же фургон было решено оставить где-нибудь подальше. Место нашлось на муниципальной парковке, за которую придётся платить, если не забрать машину через час, поэтому времени на размышления и планирование у них оставалось не так уж и много. — Может, отошёл куда? — Да куда он уйдёт? Только идиот оставит открытый фудтрак без присмотра, — отвечает парню Эд. — К тому же, после того, как мы спустили колесо и спиздили ключи. — Тогда, он, скорее всего, внутри, — выдвигает последнее предположение Антон. — В этом случае, я не знаю, как нам сделать всё так, чтобы он не заметил, — Эд закусывает губу, раздумывая. — Нам нужен третий, чтобы отвлечь его. — Я Шпроте звонить не буду, — сразу же отсекает Шаст. — Я ей за платье должен. — Тогда лучше сразу пойти и твоему Арсению сдаться с потрохами, — хмыкает Выграновский. — Всё равно от Ирки не скроешься, а деньги у тебя появятся, только когда твой Арсений сосиски продавать начнёт. Антон фыркает, но ничего не отвечает. Он думает ещё несколько секунд, а потом вздыхает: — Ладно, пойдём хоть чё-нить разведаем. Эд кивает, и оба уже собираются выйти из укрытия, как позади раздаётся многозначительный кашель. Антон оборачивается и обсирается, кажется, собственным сердцем, а Эд многозначительно присвистывает, осознавая, какого уровня теперь пиздец, в который он, по глупости своей, ввязался. — Ну и куда это мы так спешим? — Арсений стоит теперь уже прямо перед ними, скрестив руки на груди и, видно, ожидая ответ. — А тебе какое дело, Попов? — Антон берёт себя в руки быстрее, чем сам бы мог подумать. Папа бы гордился тем, как он быстро выкручивается из ситуаций, ну а тем более, что он брал пример с него же. Так быстро уйти за хлебом с максимально железным ебальником надо ещё уметь постараться. Сравнивать себя с отцом, ушедшим из семьи, конечно, Антону не очень приятно, но он всё равно собирается с мыслями, чтобы не запалить их по кусочкам разрушающийся план. — Ты что-то забыл, Арсений? — Боюсь, я не запомнил ваше имя, — полностью игнорируя Антона, Арсений обратился к Эду, сверля того взглядом. — Эд, — представился Выграновский, протягивая руку, сразу же получая по ней от Антона. Удар не сильный, но, видимо поняв, какую очередную, после поедания конкурентного бургера, он совершил ошибку, Эд засовывает её обратно в карман. — Эд… — вертя чужое имя на языке, Арсений показательно морщится, — а я уж думал, что вы приличный человек. Хотя, как правдиво говорят, скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. — Если хочешь продолжать плеваться ядом, то сходи в террариум, твои ползучие братья наверняка заждались, — казалось, что в глазах Арсения сверкнули молнии, а Антон лишь нервно сглотнул, думая, что разозлил гадюку, которую бить палкой по голове точно не стоило. — Значит, слушай сюда, — Попов подходит к парню вплотную, поднимая голову и смотря прямо в зелёные глаза напротив. Антон хоть и выше, но на фоне метающей бури на чужом лице явно начал переставать чувствовать, что целиком и полностью владеет ситуацией, — во-первых, ты вернёшь мне ключи, которые украл. Во-вторых, вы заплатите мне за ремонт колеса. И в-третьих, я жду извинений, и только попробуй ответить мне что-нибудь язвительное, я молчу про плату за моральный ущерб, скажи спасибо хоть за это. — А если я откажусь? — Антон пододвигается ещё ближе, становясь вплотную, так что места между ними почти не остаётся, а носки кроссовок сталкиваются между собой. — Я вызову полицию, и вы оба сядете за кражу. Мой друг — хороший адвокат, и внутри фудтрака висела камера, которая сняла момент, как ты спёр ключи, — Эд со стороны стоит и хлопает глазами, потому что выглядит эта картина очень накаленно. Ему явно не хватает пива и чипсов, потому что парни, пялящие или пилящие — хотя, по мнению Эда, именно пялящие — друг друга взглядом, сейчас то ли засосутся, то ли подерутся. То ли Антон харкнёт Арсу в лицо, но сцена, по личному мнению Выграновского, заслуживала голливудского Оскара, ну или отдельного видео на порнхабе. Антон достаёт из кармана ключи, всем сердцем надеясь, что их план с гадалкой сработал и Попов получит по заслугам. Внутренний чертёнок бесится, и Шаст бросает ключи на землю, будто случайно, и криво улыбается, смотря, как Арс краснеет от злости. — Колесо мы починим, у Эда мастерская, поэтому завтра будет твоя красавица в порядке, — война войной, но машины Антон искренне уважал. Его фудтрак был ему как импала для Дина, и оставлять, пускай и арсеньевскую машину, в таком состоянии было бесчеловечно по отношению к железному братству. Да и перспектива полиции не очень радовала: блефовал ли Попов по поводу камер, неясно, но перестраховаться не было лишним, их миссия в любом случае была выполнена. — Чего-то ещё ждёшь, булочка? Ах да, извинения… Пошёл нах… Договорить Антон не успевает, потому что ему по лицу прилетает звонкая пощёчина. Арсений вздёргивает подбородок и присаживается на корточки, поднимая ключи, и если бы Антон не стоял, разинув рот в немом шоке, ухватившись за щёку, то пошутил бы про минет, но щека горела, и осознание произошедшего начало доходить до него, лишь когда Эд положил ему руку на плечо. Ненависть к Арсению тёмными язычками поползла куда-то к сердцу, а руки сжались в кулаки, но бить ебальник Попову было уже поздно, потому что тот скрылся за углом рядом стоящего здания. — Дядь, ты как? — Я Антон, а вот Арсений — гандон. — Сильно же он тебя, хотя вроде не по голове, а мозгов как будто поубавилось, — Эд явно пытается пошутить и хоть чуть-чуть сбавить градус агрессии на квадратный метр. — У меня нет мозгов, но зато есть идея, — Шаст ухмыляется, смотря на друга, в глазах которого мечется что-то между тревогой и недоумением. — Что на этот раз?