Завтра снова здесь припаркуюсь

— Готово? — Арсений показывает Эду большой палец вверх в боковое зеркало, Выграновский переключает передачу и трогается с места. — Почему не я за рулём? — щёлкнув ремнём безопасности на пассажирском, бурчит Антон. — Потому что из-за тебя я вынужден хуячить в ночную, — отвечает Эд, аккуратно выворачивая руль антоновского фудтрака. Бургерная Арсения, прицепленная тросом к фаркопу, движется следом. Насупившись и чуть ли не свернувшись калачиком на сидении, Антон наблюдает за тем, как его друг ведёт машину вдоль трассы, периодически посматривая в зеркала, чтобы убедиться, что не снёс арсеньевским фудтраком полдороги. Сам Попов выглядывает из окна, подставив лицо прохладному ветру. Антон переводит на него взгляд и морщится. «Павлин», — проносится в его голове, и Шаст только презрительно фыркает и отворачивается, потому что дальше разглядывать чужое довольное лицо вообще не хочется. Доезжают они за полчаса, хотя без дополнительной ноши справились бы куда быстрее, но Антон топит в себе подходящее к горлу раздражение. Отчасти он сам в этом во всём виноват. Кажется, порча подействовала в обратную сторону, и Шаст уже готов ехать и требовать от гадалки возвращения своих денег. Эд, открыв широкие двери своего гаража, отцепляет трос. — Заталкивайте машину, я ща вернусь, — он снова садится в антоновский фургончик и отъезжает, чтобы отогнать его на стоянку. Арсений вылезает на улицу и, немного укачанный такой ездой, промахивается ногой мимо ступеньки и чуть не заваливается прямо лицом в асфальт. Антон откровенно ржёт, чуть не давясь только что подожжённой сигаретой. Он смотрит на недовольное лицо Попова, что, кажется, позеленел от того, насколько его укачало, и его внезапно осеняет — карма всё-таки работает! Внутри у Антона теперь ликует каждый орган, пока глаза наблюдают за пытающимся прийти в себя Арсением, а гадалка у него теперь — лучшая бабка в мире. Да, биполярочка торжествует. — Ты чего встал? — недовольно кричит Попов, обойдя-таки свой фургон и уже приготовившись толкать. — Помогай давай! — А сам никак, что ли? — усмехается Антон, но, вопреки своим словам, выкидывает сигарету и встает рядом с Арсением. — Нашёлся, тоже мне тут, белоручка. Шаст наваливается на фудтрак всем телом, не дав Арсению ответить. Да и тому, признаться, было не до пререканий, так что он тоже начинает толкать, передвигая ногами, изображая такие потуги, что его лицо аж краснеет, будто бы он сейчас обосрётся. Не без усилий они заталкивают машину на нужное место и облокачиваются спинами на холодный металл, восстанавливая дыхание. В этот момент возвращается Эд и, покручивая в руке ключи от антоновского фургона, усмехается, увидев эту картину маслом: два парня, немного вспотевшие, стоят рядом друг с другом, еле держась на ногах, и загнанно дышат. Красота, прям как концовка горячей порнухи. — Видно, вы прекрасно провели время в моё отсутствие, — нагло ржёт друг, кидая в Антона ключами. Тот их, конечно, не ловит, и связка с противным лязгом падает куда-то в ноги Шастуну. — Завались, — выдыхает Антон, но всё-таки поднимает ключи и бредёт к уже родному сундуку, на который планирует уронить свою задницу. Желательно до конца всей этой экзекуции, а ещё прекраснее было бы, сидя на нём, не вырубиться. Выграновский тем временем напяливает свой рабочий комбинезон и указывает Арсению на освободившийся, потрёпанный жизнью стул. Сам же он подходит к пострадавшему, полностью спустившему колесу и помятому местами диску, осматривая на предмет серийного номера. — Ну, чего ты расселся, сосиска, — он поворачивается к Антону, вставая с корточек, — тащи домкрат. Шастун вздыхает и, кинув взгляд на довольного Арсения, залипшего в телефоне, встаёт с глухим стоном мученика, чтобы подать другу нужный инструмент. — Если всё нормально будет, то я тебе за полчаса колесо твоё залатаю, — выносит вердикт Выграновский, забирая поданную Антоном вещь. Арсений лишь согласно мычит и снова утыкается в телефон. «Мудак, — думает Антон, — его же тачку чиним, проявил бы хоть каплю интереса. Я уж молчу о помощи», — и всё так сильно закипает внутри, что даже недопадение этого же самого Попова пару минут назад не спасает его от праведного гнева Шастуна. Антона реально тошнит от этой довольной рожи парня. Но сделать, увы, ничего нельзя. Сам эту кашу заварил, сам её и расхлебывай. Работа движется по чуть-чуть, пока Эд заливает еле заметную дырочку резиной и прикрепляет вулканическую заплатку, которая, между прочим, стоит немалых денег. Время движется уже к девяти вечера. А Арсений тем временем давно не сидит в телефоне, а, кажется, клюёт носом, скрестив руки на груди. — Так бы и врезал по этой довольной роже, — фыркнул Антон практически Эду на ухо, чтобы Попов не услышал, но тот, судя по приоткрытому рту, из которого чуть ли слюна не течёт, не планирует просыпаться. — Успокойся уже, врезатель, — протянул Выграновский, покосившись на друга, и продолжил возиться с колесом. В этот момент входная дверь потихоньку приоткрылась с очень противным звуком, так что по телу Антона непроизвольно пошла дрожь, и в проём просунулась светлая голова. — Привет, — медленно тянет Егор, подходя к Выграновскому и оставляя поцелуй на его щеке. Эд расплывается в довольной улыбке, аки кот, обожравшийся сметаны, и чмокает в ответ. — Чёт ты засиделся. Привет, Тох. Антон кивает ему в знак приветствия и снова возвращается к делу, чтобы не дай бог не лицезреть чужие приветственные лобызания и сюси-пусинье. — Да вот, клиентик нарисовался, — отвечает Эд и кивает на всё ещё сидевшего на стуле и пребывающего в шоке Арсения, который явно разлепил свои глазёнки пару секунд назад. — Арс? — Егор вопросительно изгибает бровь и подходит, чтобы обнять друга. — Егор? — с такой же интонацией спрашивает Эд, наблюдая за своим парнем, который какого-то хуя сейчас идёт приветственно обжиматься с их недоврагом. — Эд? — вторит им крайне охуевший от такого действа Шастун. — Антон? — переводит его же вопрос на него самого Выграновский, будто думая, что этими обращениями они придут к чему-то логичному их одним на двоих мозгом. — Э… Егор, привет, — чуть заторможенно Арсений встаёт со стула и обнимает только что пришедшего, на что получает два полностью растерянных взгляда в ответ, — так, а какими судьбами ты здесь? — Я пришёл к Эдику, подумал, что он заработался как обычно, и хотел его домой забрать. А ты, зараза, почему даже не упоминал, что знаком с моим парнем? А, голубоглазка? — Булаткин, улыбаясь во все свои белоснежные зубы, разворачивается к Антону с Эдом, тут же подозрительно выгибая брови. — Парню? — полувопросительно шепчет Арсений, получая в ответ два уверенных кивка. — Я, конечно, знал, что ты с кем-то встречаешься, но не ожидал, что у тебя настолько специфический вкус, — пытаясь максимально тактично обосрать выбор друга, Попов поджимает губы, на что Антон осуждающе бросает на него гневный взгляд. У Выграновского внешность была, конечно, достаточно выразительной. Куча татуировок по всему телу делали его похожим на какого-то то ли бандита, то ли репера, но уж точно не на урода. — Именно, парню, — Эд обнимает Егора за талию, и по его взгляду, направленному на Арсения, прямо читалось: «Это моя Булка, ищи себе другую, я жадина, и только попробуй пустить слюнки на моё сокровище». — А вот ты откуда Булку знаешь? — Он мой друг с университета, мы до сих пор общаемся иногда, — Арсений говорит это чётко, не оставляя никаких сомнений у присутствующих, но Эд перестаёт сверлить его взглядом, только когда Егор обнимает его крепче в ответ и мимолётно чмокает в губы. — Бля… — коротко, а главное, по делу, излагает весь спектр своих эмоций Антон, молчавший до этих пор. — Так, а что вы тут делаете-то? Арс, у тебя проблемы с машиной? — самая жопа в этой ситуации происходит, когда Егор озвучивает вопрос, на который нормально ответить не получится. Антон уже начинает продумывать план побега из мастерской, когда Попов, ядовито улыбнувшись, переводит взгляд прямо на него. В его глазах проскальзывает что-то зловещее. — Да, знаешь, какие-то хулиганы колёса прокололи… — Арсений смотрит прямо в глаза Антону, накаляя обстановку, обсуждая с Егором весь ужас и кошмар дел, устраиваемых уличными вандалами, которым непременно должно прилететь по заслугам. — Да, ни стыда, ни совести, но хоть коллеги любезно согласились мне помочь с моей проблемой. Да, Антон? Я тебе так на самом деле благодарен, что ты не поддерживаешь каких-то долбоёбов и любезно попросил своего друга починить мне колесо. Антон скалится в ответ и думает, что для него страшнее: наступить на собственную гордость и включиться в непонятную Арсеньеву игру или же получить пизды от Егора, при этом подставив Эда, потому что ладно он один, но обрекать друга на безсексовую неделю за их совместный долбоебизм — это, конечно, жестоко. Шастун оглядывается на Выграновского и, получая от того кивок — немое согласие на сохранение собственного достоинства, — улыбается предстоящему скандалу. Дружеская солидарность — она такая, Эд, конечно, ему потом пиздов навставляет за обломанные ночи, но доставить Попову такое удовольствие, как продолжать унижать их — куда страшнее. — Егор, это я проколол колесо, — Антон смотрит прямо Арсению в глаза, не моргая. — Чего? Непонимание в глазах Арсения растёт в геометрической прогрессии, тот явно не ожидал такого поворота событий. Честно говоря, Попов даже предположить не мог, что всё в принципе так далеко зайдёт. Думал, полаятся пару недель да забудут, но Антон оказался слишком упёртым, а Арс уступать намерен не был. И то читалось по лицу, которое за несколько секунд прошло все стадии: от шока до смирения. Пусть будет так, выбор был сделан. — Он занял моё место на площади, где я работал, — ответил на вопрос Шаст, всё так же не отрывая от Арсения ядовитого взгляда. — Там не написано было, что оно твоё, — включился в перепалку Попов, и Егор перевёл взгляд на него. — А про неписанные законы ты не слыхал? Я тебе ясно дал понять, что место моё. Словами, — не отступал Антон, и Булаткин теперь смотрел на него, начиная напоминать болванчика, который поворачивает голову то вправо, то влево. — Я так и не понял, кто сказал-то, что место твоё? Покажи мне этого человека! — фыркнул Арсений, сложив руки на груди. У Егора, кажется, скоро шея отвалится, но он опять смотрит на своего друга. — Я так сказал, — Антон распрямил плечи, опуская на пол кусок резины, который до этих пор агрессивно мял, и сделал шаг навстречу Арсению, ткнув себе пальцем в грудь. — И вообще, не я это начал. Ты расписал мой фургончик, как гжельского слоника! На этот раз Егор посмотрел на друга со злостью в глазах, метая в него невидимые молнии. На что Попов лишь развёл руками: — Я приехал раньше, а он меня прогнал в шею, — теперь он уже говорил с Егором, — а после ещё и натравил на меня свою подружайку. Соблазнить меня хотела, а в итоге свитер испоганила. — Ты был первым! — практически крикнул Антон, сделав ещё один шаг навстречу Арсению. — Нет, ты! — не уступил Попов и тоже приблизился к Шастуну, чуть задрав голову. Они стояли уже почти вплотную друг к другу, гневно дыша и, кажется, пуская дым из ушей. Антон сжал пальцы в кулаки и всерьёз готов был разукрасить наглую рожу, что прямо сейчас смотрела на него потемневшими от злости голубыми глазами, так же, как сам Арс разукрасил его фудтрак. Поняв, что к добру это не приведёт, Егор втиснулся между ними. Эд же, сидевший до этого в сторонке, поднялся и положил руки Антону на плечи, чтобы, если что, оттащить его подальше от Попова. Не то чтобы он был против драки, скорее, защищал Егора, которому тоже могли ненароком прописать по мордахе. — Отставить петушиные бои! — прикрикнул Булаткин, отталкивая Арса подальше от Антона, увидев, что второго держит Эд. — У меня уже башка болит от вашего кудахтанья. — Реально, заебали бычиться… — попытался вставить своё Выграновский, но тут же наткнулся на пламенный взгляд своего возлюбленного, готового в данный момент разделать его, аки кусок свинины, и пустить на шашлык. — Молчи, презренный, до тебя сейчас тоже дойдём, — отсёк он, толкая Арсения обратно на стул и поворачиваясь к Эду. — Твоя идея была шпроту приплести к этим игрищам? — Как ты?.. — удивился тот, выглядывая из-за антоновской спины. — А кто у этого и у тебя, — Булаткин показал на Антона, — ещё из подруг общих есть? Я других не знаю. — Эй! — возмутился Антон, но его тут же пихнули в бок, не давая ничего сказать. Эд вышел из-за его спины, отпуская плечи, которые из-за накала начал сжимать, и подошёл к Егору. — Да, я ему помогал, — сказал он, стойко принимая молнии в глазах своего парня. — Так откуда ж я знал, что этот Арсений — друг твой? — Да дело даже не в этом! — ответил Егор, повышая тон и смотря на Выграновского снизу вверх. — Арс же ничего такого не сделал, а вы вдвоём на него накинулись, как собаки! — Ничего не сделал? — Эд тоже повысил голос и всплеснул руками. — Да он вёл себя как хамло последнее. Ты бы видел, что он с Шастовым фургоном сделал! Я тебе про это, блять, недавно рассказывал, и ты сам сказал, что тот, кто сделал это — полнейший урод, — в этот момент парень показал рукой куда-то в сторону Арсения, не отрывая взгляда от Егора. Сами Арсений с Антоном наблюдали за этой ситуацией, чуть приоткрыв рты и не решаясь вмешиваться. Это было похоже на заседание суда, где адвокаты защищали своих клиентов. Не хватало только судьи, который бы стукнул молотком и призвал к порядку. Пиздец как не хватало, но влезть кому-то из них в ругань парочки — всё равно, что подписать себе смертный приговор или на крайняк отправиться за решётку, получив очередное обвинение. — Если бы Антон не включил доминантного самца и не взъелся бы из-за территории, которая, к слову, общая, то этого всего бы не было! — выдал Егор и, сжав зубы, добавил: — Да ладно бы взъелся просто, так он же нахамил, небось, в своём репертуаре. Так ещё и тебя приплёл! — Эд хотел что-то ответить, но Булаткин не дал. — А ты мало того, что ему помог, так ещё и меня сюда приплёл. А я ведь толком даже не разобрался, что произошло. Егор метнул в своего парня ещё парочку молний, а потом развернулся на пятках и, хлопнув Арсения по плечу, вышел из гаража. Эд вздохнул, прикрыл глаза, попытавшись успокоиться. — Сука, Шастун, — процедил он, сделав ещё парочку вдохов-выдохов, а потом крикнул: — Егор, стой! — и кинулся за своим парнем, схватив с вешалки кожанку. Антон с Арсением остались одни в помещении и только сейчас получили возможность столкнуться одинаково охуевшими взглядами. Не сговариваясь, парни замерли и притаились, пытаясь расслышать крики с улицы. Слышно было плохо, но мат, сквозивший от ссорящейся парочки, был слышен наверняка и за несколько километров. — Да, Арсений тоже виноват, но, Эд, вы с Антоном уже перешли все границы… — Да он же разукрасил, блять, Тохе всю тачку, мы провозились хуеву… Антон разворачивается к Арсению, выгибая бровь, мол «Да, Эд прав, ты первый начал, и, между прочим, око за око», на что получает вытянутый средний палец в ответ. Шасту очень хочется наброситься сейчас на Попова с оскорблениями — и с кулаками чуток тоже, — хотя в их взаимоотношениях только мордобоя и не хватало. Останавливает Антона только то, что Егор яростно орёт, заставляя даже парней в мастерской нервно дёрнуться, что уж говорить про бедного Эдика. Друга во всей этой ситуации было жалко даже, похоже, Арсению, потому что тот начал остервенело теребить низ собственной кофты, весь обратившись в слух. — Это статья! Ты вообще понимаешь, что вы легко отделались?! Антон нервно ведёт плечами, потому что Булаткин в целом прав, но признавать его правоту до боли не хотелось, особенно учитывая рядом стоящего Попова, который в данный момент выглядел как нахохлившийся петух с блошиного рынка, стоило ему только услышать эти слова. Антон показывает ему фак в ответ, видя, как нервная ухмылка медленно перерастает в оскал на чужом лице. Разукрасить чужую тачку — тоже, между прочим, статья. Они плывут в одной лодке, и в их ситуации преимущества нет ни у кого. — Булка, послушай… — продолжение фразы они уже не слышат, потому что шаги отдаляются дальше от мастерской. — Вот и что ты тут устроил? Доволен, пидор несчастный? — Антон агрессивно обращается к Арсению, понимая, что разговор друзей они точно не услышат и беречь тишину, висящую в помещении, больше не нужно. За парочку Шаст искренне переживал, но помочь им сейчас было точно невозможно. Примирением бесящихся дикообразов можно было заняться позже, тут одна голубоглазая проблема требовала немедленного решения. — Попрошу без ваших гомофобных высказываний, — фыркает этот напущенный индюк. — Пидр — это черта характера, а не ориентация, придурок. С кем ты трахаешься, меня волнует меньше всего. — Да пошёл ты! Вообще-то, ты первый это начал, и не надо перебрасывать свою вину на меня! — уже открыто кричит на него в ответ Арсений, хотя раньше казалось, что вывести этого человека из себя было почти невозможно. Он, конечно, был зол на его проделки и не раз, но голос никогда раньше не повышал, предпочитая оставаться непоколебимо хладнокровным. — Я тебе на словах сказал, а ты мне всю тачку изуродовал, вандал ты эдакий… Ты на самое святое покусился, не стыдно тебе? Я ж тебя до этого по-хорошему просил… И главное слово тут — просил! Ты первый хуйню творить начал! — Ты мне угрожал! — Иди нахуй, Арсений! — буквально пустые слова для обоих. Вся эта ссора, переругивания ни к чему не вели. У них абсолютно разные точки зрения на этот конфликт, и взаимные оскорбления только усугубляли и без того накалившуюся обстановку. Антон не выдерживает и толкает Арсения в грудь так, что тот отлетает в стенку. «Если драка неизбежна, бить надо первым», — сказал однажды один глупец, возомнивший себя богом, однако Шастун прислушался к данным словам и занёс кулак. Зачем? Он сам не знает, но злость на произошедшее за последние дни вытесняет все остатки разума. Арсений бьёт его в нос быстрее, чем сам Антон успевает сообразить, что вообще происходит и какую поеботу он только что начал. Они сцепляются руками, пытаясь ударить противника посильнее, но на деле просто пытаясь вырваться из чужой хватки. Со стороны они наверняка напоминают двух пиздящихся в семь утра мартовских котов, которых баба Валя разгоняет тапками, чтобы не мешали её внучке спать. Антон бьёт Арса по скуле, коленом в живот, а сам получает с локтя по губам и врезается прямо рёбрами в арсеньевскую машину, надеясь, что на ней хотя бы останется вмятина, чтобы этот ублюдок подавился, ибо нехер его так швырять. Не мешок же с картошкой, так и до серьёзных травм недалеко. Подножка — это, конечно, приём, сворованный у старшеклассников, которые ржали над первоклашками, когда те слишком часто бегали по коридорам, раздражая всех вокруг, но Антон пользуется им, роняя Арсения на землю. «А ты хорош…» — уже хочет усмехнуться подсознание, пока Попов не хватает его за руки, утягивая его за собой. Антон оказывается сверху, прижимая руки Арса к земле, и поза выглядит весьма неоднозначно, учитывая их запыхавшиеся красные физиономии и нахер разбитые рожи. Будто они гопники, а не взрослые и умные люди, у которых есть язык, чтобы решать проблемы, а не только кулаки, чтобы ими махаться. — Я сверху, я выиграл! — как-то по-детски внезапно произносит Шаст, скашивая глаза на такого невъебически разгорячённого Арсения под собой. Красивый, пусть и жутко раздражающий своей этой мордашкой, и взлохмаченный после драки. Ну а что? Мужскую красоту он мог оценить по достоинству, пускай даже и такого придурка, как Попов. Тот лежал, тяжело дыша и пытаясь вырвать руки, со спутанными волосами с синяком под глазом, ака пират недоделанный. — Это мы ещё посмотрим, — резко шепчет Арс сквозь зубы, отпихивая парня от себя так, что они оказываются лежащими параллельно друг другу на грязном полу. Оба теперь лежат и нервно пытаются привести сердца в стабильное состояние, адреналин всё ещё бурлит в крови, но драться больше не хочется. Антон прикрывает глаза, надеясь, что негласное правило «Лежачего не бьют» сработает. Слева слышится потихоньку приходящее в норму дыхание Арсения и лёгкое копошение, будто тот садится, проверяя своё тело на травмы. — Ладно, я согласен на ничью, — Антон открывает глаза, еле как садясь рядом и смотря на своего недруга впритык. — Идёт, подебоширили, и хватит, — поднимаясь на ноги, отвечает Арсений, протягивая ему руку, чего Шаст ожидать не мог никаким образом, однако осторожно протягивает свою в ответ и, к своему удивлению, не оказывается снова в лежачем положении, а действительно встаёт на ноги, вытирая текущую из носа кровь. — Тут случайно салфеток нет? — вопрос обрывает Антон, уже стащивший с себя футболку и вытирающий кровь с лица прямо ей, — понятно, сука… — Не ной, держи, — протягивая уже пропитавшуюся потом из-за драки и кровью футболку, говорит Антон. — Фу… Даже эта фраза уже не выводит Антона из себя, и он лишь пожимает плечами, понимая, что вся злость в мгновение ока сошла на нет, оставляя лишь странное спокойствие, будто он перебесился. — Какой же ты… — фраза обрывается резким выдёргиванием той самой футболки из его рук, на что Шаст показательно фыркает. Тоже мне, привереда нашёлся.

***

— Булыч, ну стой! — кричит Эд и ловит егоровское запястье, крепко сжимая его. — Признаю, мы слегка перегнули, но назад дороги не было. Егор вздыхает, наконец останавливаясь, поворачивается к Выграновскому и трёт переносицу. — Арсений тоже молодец, конечно, — говорит он, запуская руку в волосы. — Не знаю, какая муха укусила эту интеллигентную задницу. — Вот и я о том же… — Эд! — Молчу, молчу, — он, наконец, отпускает его запястье и поднимает руки в безапелляционном жесте, на что Егор усмехается. — Как бы мне ни хотелось этого признавать, но ваша идея с гадалкой была шикарной, — говорит он и, увидев ухмылку на лице своего парня, закатывает глаза, — но Арсений всё-таки мой друг! — Да понял я, понял, — Эд запускает руки под расстёгнутую кофту Егора и притягивает его к себе, разместив ладони где-то на его пояснице, — и, если тебе интересно, идея была Антона, я просто помог воплотить. — Да помолчи ты уже, — беззлобно фыркает Булаткин и поднимается на носочки, целуя своего парня в губы. Эд улыбается в поцелуй, чувствуя, как тонкие руки обвивают его шею, и прижимает Егора ближе. — Люблю тебя, — отрываясь, шепчет Эд. Вообще, от Выграновского редко когда услышишь такие нежности, но сегодня в нём проснулось что-то такое… розово-сопливое. — Я тебя тоже, дурень, — улыбается Егор и вырывается из цепкой хватки своего парня. — Пойдём уже, а то те двое щас друг другу глотки перегрызут. Остальное дома обсудим, а то такое положение вещей вот вообще некстати. — Да нас всего десять минут не было, — фыркает Эд, но тем не менее двигает вслед за Егором обратно в сторону гаража. Звуков оттуда никаких не доносится — так тихо, что парни уже думают взять по палке, чтобы кинуться на того, кто связал этих двоих. Иначе же объяснить тишину было нечем. Егор заходит в гараж первым и замирает, успевая закрыть Эду рот ладонью, чтобы тот не спугнул открывшуюся картину: Арсений стоит, наклонившись, оттопырив задницу и подставив ладони под струю холодной воды, намывая лицо. Шастун с голым торсом стоит рядом и агрессивно жмёт на небольшой рычажок, чтобы эта самая вода лилась. — Хватит уже рожу свою намывать, — шипит Антон, пока Арс брызгает водой так, что капли разлетаются во все стороны. Сам парень тоже повернут спиной к друзьям, так что им не видно его разукрашенного хлебала. — У меня сейчас рука отвалится. — Не моей идеей было кулаками размахивать, — фыркает, хотя скорее булькает Попов и, наконец, разгибается, встряхивая руками. — Утрись, с тебя течёт, как слюна из бульдожьей пасти, — Антон подаёт ему свою футболку, и Арсений вытирает ей лицо. Шаст тем временем переводит взгляд на ахуевших Эда с Егором, которые всё это время стояли молча. — Японский городовой… — тянет Булка, увидев разукрашенную рожу друга. Эд, видимо, предпочитает промолчать. — Не обзывай Арсения, он не настолько узколобый, — выдаёт Шаст, безбожно заржав. — Не узколобый, а узкоглазый, баклан, — поправляет Арсений и многозначительно добавляет: — Нагибайся. Антон закатывает глаза и, обойдя Попова с другой стороны, наклоняется к его уху и шепчет: — Кто ещё нагибаться будет… — ухмыляется он, сразу нагибаясь к кранчику. Арсений же нажимает на рычажок и, когда струя ледяной воды с силой брызгает Шастуну в лицо, начинает ржать как конь, пожалуй, впервые за всё время их знакомства.

***

Утро добрым не бывает. Особенно утро после драки. Антон садится на край кровати, вырубив орущий будильник, и разминает затёкшую шею, проводя по ней ладонью с болящими пальцами и саднящими костяшками на них. Он поднимается и на еле разгибающихся ногах шлёпает в ванную. Тело неприятно ломит, будто он вчера грузчиком подрабатывал. Хотя почему «будто»? Арсений — тот ещё кирпич. Такой же тупой. Из зеркала на него глядит собственное отражение с синяком вдоль левой скулы и ссадиной поперёк нижней губы. Шаст касается синяка, пытаясь не надавить сильно, но всё равно морщится от боли. И даже губу не закусишь — сука, больно. Но делать нечего. Антон умывается, чистит зубы и приводит в порядок электризующиеся кудряшки, которые успел вчера помыть. Заодно промывая тело и нос после воды из мастерской. После быстрого перекуса он натягивает толстовку, хрустя всем, что только может хрустеть, хватает куртку на случай, если будет холодно, и спускается к родненькому фудтраку. На площади людей сегодня не так много, даже подростки поныкались куда-то, покупали только напитки, а сосиски оставались предательски подгорать на гриле. Зато у Арсения бургеры уходили только в путь, но вот только продавец не очень справлялся. Все валилось из рук, мясные котлетки оказывались на полу, и приходилось переделывать, кетчуп брызгал на фартук, оставляя на нем красные разводы, покупатели галдели и жаловались на всё, на что только можно было пожаловаться. — Простите, пожалуйста… — только и вылетало из уст запыхавшегося Арсения, — я сейчас всё переделаю, извините… Не кричите, пожалуйста, я вас слышу. Соус? Да, одну минутку… Сейчас достану ваш напиток, подождите секундочку. А Антон облокотился на своё окошечко, подпёр здоровую щёку рукой и любовался этой картиной. Он так засмотрелся, злорадствуя и наслаждаясь видом взмыленного Арсения, что не сразу заметил, как к чужому фургончику приблизились двое мужчин в полицейской форме. Они растолкали народ, прося шумную очередь расступиться. — Оперуполномоченный Музыченко, — представился более высокой и широкий в плечах мужчина с убранными в аккуратный пучок волосами. — Инспектор по санитарным нормам Личадеев, — проговорил второй, более худой, с удлинённой чёлкой и выбритыми висками. Только сейчас Антон заметил, что его форма отличалась от формы первого. — Добрый день. Чем могу помочь? — спросил Арсений, немного выдохнув, потому что минутка покоя никогда на дороге не валяется. Шаст же поднапрягся. Его чуйка забила тревогу. — Поступила жалоба на ваше заведение, — инспектор, представившийся фамилией Музыченко, подошёл вплотную к окошку раздачи и заглянул внутрь фургончика, — прошу вас закрыть ваше заведение и выйти к нам с документами и лицензией. Естественно, если таковая у вас имеется. Антон видит, как Арсений исчезает в глубине своего фудтрака, и начинает беспокоиться, потому что происходящее его слегка напрягает, но подошедший клиент отвлекает его от событий, разворачивающихся рядом, и заставляет сосредоточиться на работе и придушить тревожного лягушонка, скребущегося внутри. Проверки — не есть хорошо, да и внутреннее предчувствие надвигающейся бури не обманешь. — Здравствуйте, один двойной, пожалуйста, — бормочет пухленький паренёк лет двадцати, протягивая три сотни. — Да, конечно, сейчас будет, — пытаясь отыскать мелочь, Антон поглядывает на арсеньевский фургон, но, судя по всему, инспекторы вместе с Поповым уже успели покинуть машину и куда-то отошли, — ваша сдача. Шастун в своей жизни делал уже эти сосиски примерно тысячу раз, поэтому движения, заливающие в булочки кетчуп и горчицу, выходили уже чисто механическими, и в сам процесс Антон не особо вникал, его руки уже были заточены на то, чтобы нажать на кнопку подогрева на гриле и воткнуть сосиски в две дырки. Шаст, в принципе, уже мастер по втыканию сосисок в дырочки, как бы странно это ни звучало. Мысли челночным бегом прыгали по голове. Может, проклятие гадалки действительно сработало? В этом и состоял их с Эдом план, но странное чувство в груди неприятно ныло, не давая успокоиться и перестать забивать себе голову происходящим у Арсения. — Вот, пожалуйста, приятного аппетита вам, — привычно желает всего хорошего Антон, отдавая сосиску и краем глаза замечая, как в паре метрах от него проезжает машина, за которой едет Арсеньев фудтрак. Арсений действительно уезжает с их боевого поля для соревнований «Кто круче»? Антону бы начать отмечать свою явную победу, но то самое странное чувство не покидает его до конца рабочего дня. Оно не отступает, даже стоит ему вернуться домой. Не отступает, пока Антон поливает новый кактус по имени Виктор, который сменил своего отдавшего жизнь ради мести брата. Чувство отстранённости и того, что произошло что-то плохое, не уходит, даже когда он садится кушать скромную яичницу всего лишь из двух яиц. Почему-то Антону начинает казаться, что та на него смотрит именно опечаленными желтками. Шаст не дурак, чтобы не понять, что причина его внутреннего расстройства — произошедшее утром с Арсением. Только почему это вообще его ебёт? Не отвечает даже самая конченая клетка мозга, и это начинает разъедать изнутри. Антон даже думает набрать Эду с Егором, чтобы спросить про поеботу в его голове. Ну и, может, совсем чуток ему хочется узнать, что с Арсением и в порядке ли он. Телефон лежит на столе тяжёлым грузом рядом с начинающей остывать яичницей, а руки так и чешутся набрать номер друга. Не сдержавшись, но не став при этом готкой, Антон всё-таки берёт телефон и набирает Эда, надеясь, что тот сможет помочь ему разобраться с тараканами, что топчут ему мозг весь день. — У аппарата, — раздаётся знакомый голос, заставляя Шастуна сморщить нос. — Фу, перестань говорить как мой дед, тебе не семьдесят лет, Эдик, — Антон трёт переносицу, не зная, как продолжить разговор и не спалиться, что он реально начал переживать за судьбу чувака, которого собственноручно проклял. — Егор зол, и ещё он хочет тебя убить, — пресекает его внутренние метания Выграновский, даже не спрашивая, зачем он звонит. — Да я же не знал, что проклятье именно так сработает! — наверное, это его единственное оправдание. Нет, он, конечно, хотел отомстить Арсу, но это ведь действительно уже перебор. Ломать человеку бизнес, оставлять в долгах, лишать работы, а в дальнейшем, возможно, и жилья, обрекать на голод — это не про Антона. Он же не настолько придурок, чтобы реально сломать человеку жизнь. Даже такому придурошному человеку, как Арс. Да и проверка — это крысиный поступок, реальные пацаны ментов в разборки не привлекают. — В смысле? Так это не ты вызвал проверку? — звучит голос внезапно появившегося Егора с того конца трубки. — Вы чего? Я не настолько ублюдок! Вы что, думаете, это я их вызвал? — Антон был в шоке, и это ещё ничего не сказать. Становится обидно от мысли, что друзья настолько плохого о нём мнения, и это раздражает. Конечно, Шаст, может, и не самый лучший человек, но и не мразь тоже. — Ты говорил, что у тебя есть план… Ты не сказал его мне, — строго отчитывает его Эд с угукающим Булаткиным на фоне, который явно разделяет мнение своего парня. А может, это и было умозаключением, но тогда это ещё более обидно, потому что ладно Эдик считает его долбоёбом — это, в принципе, обоснованно, — но булка хоть и раньше называл его придурком, но никак уж не считал конченым ебланом. А в этих понятиях есть разница. — Так это же было давно, и я вообще планировал купить большую вывеску с надписью «бургеры с гавной» и прицепить на углу! — на фоне слышится, как угорает Эд, но Антон настоятельно берёт себя в руки, пытаясь передать голосом всё скопившееся возмущение. — Эд, Егор, ну вы же меня знаете, я ведь не настолько, ну… конченый. — То, что ты конченый, — это факт, — раздаётся весёлый голос Выграновского, на что Антон поджимает голову, втягивая её в плечи, — но идея с вывеской правда в твоём стиле. Я, в общем-то, удивился, когда Егор сказал, что ты мог вызвать инспекторов. Уж слишком это на тебя, знаешь… не похоже. — Так вы мне верите? Ну, то, что это не я вызвал проверку, — молчание в ответ не вселяет уверенности. — Верите же?.. — Антон начинает действительно сомневаться в том, что ему поверят, но ждёт ответа, нервно теребя кольца на пальцах. — Дядь, да куда мы-то денемся, верим. Я не думаю, что ты настолько мстительный человек, — Егор явно недовольно бормочет что-то на фоне, — тем более вы вроде как вчера помирились. Да, подпортили сначала друг другу физиономии, но это не критично, — Антон не понимает, кого Эд в этом пытается убедить: себя, Егора или его. Однако звучит он убедительно, и Шаст в душе соглашается с ним. После вчерашнего он стал относиться к Арсу гораздо лучше, по крайней мере, просто угорал с его неудач, но уж точно не планировал продолжать свою мстительную миссию. Вернее, продолжить он бы и мог, но вот в более стёбном виде, тем более, что вывеску он уже заказал. — Как он там? — тихонечко спрашивает Антон, частью себя надеясь, что его вопрос не расслышат. — Отстаивает свои права в полицейском участке, — выдыхает Егор в Эдову трубку. — Нашли у него там какую-то ошибку в документах. — В смысле… как ошибку? — Шаст буквально падает на стул и опирается лбом на собственную руку. Ритм сердца учащается, и то самое нераспознанное ранее чувство становится более назойливым, и Антон агрессивно пытается заткнуть его. — Не знаю, — отвечает Булаткин как-то слишком нервно. Видно, он не на шутку разволновался. — У него там всегда какая-то дичь была, а тут его ещё и эти эксперты прессанули. Шастун сглотнул. Это точно проклятье. Все арсеньевские проблемы всплыли сразу после похода к гадалке, так что Антон, естественно, начинает приписывать все эти события на свой счёт. Это сразу вызывает несколько противоречивых чувств. С одной стороны, это хорошо, что деньги не пропали, и гадалка оказалась женщиной честной, но вот с другой… Плохое в этой ситуации было то, что Антон не этого хотел, да и вообще к Арсению он стал относиться в разы проще, придя к внутреннему дзену после драки. — И он… выкрутится? — с надеждой спросил Шаст, запустив руку в волосы. Он сам толком не знал, что и почему его так мучает, но что-то внутри жаждало знать, что у Арсения всё хорошо. — Выключи свой жалобный тон, — фыркнул Эд, и Антон был уверен, что тот закатил глаза. — Ты не виноват. — Что? — возмущённо протянул Шаст, весь прямо набычившись. — Я даже и не думал об этом! — на самом деле, он врёт, но сам этого не до конца понимает. Антон считает себя виноватым только где-то в глубине души, а на деле в голове бьется заглушающая всё остальное мысль: «А нехуй было выёбываться». Хотя это больше походило на позицию маленького ребёнка, но он упорно не хотел этого признавать. — Я фибрами души чувствую, что тебя мучает матушка вина, — злорадствующе проговорил Эд, потому что ему явно доставлял удовольствие тот факт, что друга он может прочесть даже по голосу. — Мучает меня только одна матушка — моя, — фыркнул Антон. — А в этой ситуации я не виноват. — Да-да… в твоём голосе так и сквозит уверенность, — буквально пропел друг. — Я не вызывал проверку! — в негодовании практически крикнул Шастун. — Но навёл порчу! — крикнул Егор, прерывая своё копошение на том конце провода. — Да вы сговорились! — процедил парень и, пожелав друзьям сладкой дрочки, положил трубку. «Ну я же правда не виноват», — сказал он самому себе в зеркало. Вообще, он не заметил, как измерил всю квартиру шагами и запутал вконец свои кудряшки на голове. Посмотрев в свои очень честные и нисколечко не виноватые глаза, он закусил губу, но тут же дёрнулся от боли. Арсений его, конечно, знатно отмутузил. Антон и сам от него не отставал, но гордости это сейчас как-то не вызывало. В ментовке вполне могли бы принять Попова за дебошира. Вряд ли его бы судили по разукрашенному хлебалу, но смягчающим обстоятельством это не стало бы. Этой ночью Антон спит плохо, ворочается, всё думая о судьбе своего недоврага. Как бы Шаст ни злорадствовал, в душе он надеялся, что Арсения отпустят без каких-либо проблем. Он же всё-таки не садист, чтобы желать такого даже конкуренту, да и не мазохист, чтобы потом получать пизды от Егора на пожизненной основе за эту историю с гадалкой.

***

Шаст стоит возле окошечка своего фургончика и протирает свой разделочный столик, педантично смахивая каждую крошечку. Его нервозность увеличивалась в геометрической прогрессии. Именно она заставила Антона встать сегодня за целый час до будильника, прошататься по квартире, находясь в какой-то прострации, а потом собраться и поехать на родненькую площадь, не зная, чем ещё заняться. Поэтому он уже пятнадцать минут протирает дырку в столике. На площади почти пусто, так что не заприметить быстро направляющуюся в сторону антоновского фудтрака фигуру почти невозможно. Шаст сосредоточенно вглядывается, пытаясь распознать, кто и в каком настроении к нему идёт. А когда приходит осознание, не понимает, выдохнуть ему или напрячься. — Ты, — начинает Попов, стиснув зубы, встав на какой-то выступ на стенке фургона и оказавшись на уровне Шастуна, — сука, ты этого добивался? — волосы его растрёпаны, одежда помята, он весь на взводе, будто ему в задницу воткнули вибропробку и не дают кончить уже третий день. — И тебе доброе утро… — растерянно выдаёт Антон, сделав шаг назад, но Арсений тут же хватает его за грудки, заставив упереться руками в намытый столик. Теперь Попов в буквальном смысле держится за Антона, но такое положение вещей некомфортно обоим, и как перевести этот нагнетающий диалог в более спокойное русло без насилия его бедной толстовки, Шаст в душе не ебёт. — Доброе?! Пиздец какое доброе! — Арс не повышает голос ещё больше, наоборот, чуть ли не начинает хрипеть, видно, уже наорался за вчерашний вечер в ментовке. — Ты этого добивался, сука?! — Я не понимаю… — и это чистейшая правда. Шаст понятия не имеет, чем закончилась вчерашняя история. Судя по всему, не особенно хорошо для Арсения. — Объясни по-человечески. — Ах, по-человечески… — кулаки на антоновской толстовке сжались сильнее. — А ты, сука, со мной по-человечески поступил, да?! — ещё чуть-чуть, и Арсений бы начал плеваться ядом. — Ну, я, конечно, должен отдать тебе должное… Ты победил! Не думал, что ты на такое способен… Но да ладно. Молодец, я сдаюсь! Место твоё! Поздравляю! Он хотел было тряхнуть Антона хорошенько, но потерял равновесие. Шаст схватил парня за рукава и притянул к себе, упирая каштановую чёлку прямо в стекло, чтобы тот не шваркнулся своей симпатичной головой об асфальт, наверняка делая только хуже, потому что теперь это выглядит, будто Антон намеренно треснул его об стекло. — Объясни мне нормально, что происходит?! — потребовал он, уже изрядно заводясь и надеясь, что разговор о важной проблеме заместит очередной поток ругательств от человека, которого он только что, в надежде удержать, приложил об стекло. Жалко было только то, что заводился Антон только эмоционально, а не в сексуальном плане, потому что в данный момент Арсений его вообще не привлекал. — А ты, конечно, не в курсе… — прошипел Попов, становясь вплотную к окну обратно и впившись в антоновскую толстовку похуже испуганной кошки, явно не научившись ничему после удара об стекло. Или у него тоже девять жизней, или Шаст готов диагностировать этому человеку отсутствие мозга. — Я не присылал к тебе проверку! — окончательно взбесившись, повышает голос Антон. И Арсения, который уже мечет молнии, это не особенно успокоило. — Ну да, конечно! Она сама припёрлась ни с того ни с сего и конфисковывала мой фудтрак! Любопытные зеваки уже начали собираться возле фургончика с сосисками, когда Антон медленно начал расцеплять своими руками чужие пальцы на груди, пытаясь сделать это нежно и осторожно, чтобы случайно снова не вписать Арса в стекло в попытках отодрать от себя. — Как… конфисковали? — заторможенно спросил он, прерывая свои махинации с чужими пальцами и в замешательстве глядя на разъярённое лицо Арсения. — Только давай вот теперь без этого «я с ними не так договаривался», «я не хотел, чтобы всё так далеко зашло», — коряво спародировав голос Антона, Арсений выпускает наконец из рук его толстовку и спускается со ступеньки вниз, ловя равновесие и крича уже оттуда: — Я пришёл тебя поздравить! Поздравляю! Ты победил! Антон всё ещё находится в лёгком шоке. Он молча пялит в одну точку и не может до конца осознать, что только что произошло. Он же действительно не вызывал проверку, да даже не думал о такой подлости. Неужели проклятье реально сработало? — Блять… — выдыхает Антон, запуская руку в волосы. Приходя к гадалке, он больше надеялся, что проклятье сработает, нежели верил в это. Но теперь, когда всё, что он нагадал, начало действовать, стало как-то до жути некомфортно. Лишать человека работы он уж точно не собирался. А после драки вообще как-то даже проникся Арсением, как бы странно это ни звучало. Антон думает прямо сейчас сорваться к гадалке и, чего бы ему это ни стоило, уговорить её снять проклятье, но потом в голову приходит мысль, что подействует это слишком поздно, а нужно в ближайшее время. Шаст хватает телефон и судорожно роется в контактах. Не думал он, что когда-либо воспользуется этим номером снова, особенно после того, как он повёл себя с этим человеком, но сейчас выбора особо нет. Знакомых в Москве у Шастуна не так уж и много, что уж говорить о связях, но один трепетно хранившийся контакт долгое время лежал, дожидаясь своего заветного часа. Долгие гудки не вселяют надежду, и Антон уже начинает переживать, что его контакт был удалён с чужого телефона или не дай бог он своим звонком оторвёт человека от важных дел. Однако, когда парень уже собирается сбросить трубку и действительно направиться к гадалке, надеясь, что хотя бы та сможет всё исправить, хриплый голос радостно и весело произносит: — Здорóво, любовь моя, — Макар будто давно ждал его звонка. И это странно. — Привет, Илюх, ты прости, что не набирал так долго, сам знаешь, работа, — Антон ведёт диалог непринуждённо, пытаясь задушить тревожную змейку, которая шепчет ему, что он самый хуёвый в мире друг, который сбрасывал звонки, да и вообще динамил доброго Макара, как тварь редкостная; что они нормально не общались уже больше года. Это мерзкое чувство, когда понимаешь, что ваше общение с человеком резко прекратилось из-за твоего собственного кретинизма, а набирать потом уже становится стыдно. Змея начинает стягивать шею невидимой верёвкой. — Да, конечно, работа, — саркастически отвечает ему бывший лучший друг, прекрасно понимая, что год молчания слово «работа» никаким лешим не оправдывает, — что тебе надо, Тох? Вряд ли ты смог отвлечься от «работы», если бы не нашлось чего-то поважнее. — Бля, Илюх, прости меня, — Антон потирает переносицу, чувствуя, как краснеет от стыда, — я придурок. Ты прав, мне действительно нужна твоя помощь, и, блять, я еблан последний, что спустя столько месяцев молчания внезапно врываюсь, чтобы попросить тебя о помощи, — Шаст чувствует себя тем самым бесящим одноклассником, что пишет ботану, которого высмеивал в школе, ради просьбы скинуть домашку; или другом, что стабильно раз в месяц звонит с просьбой скинуть сотку в долг. И это чувство мерзко скребёт по сердцу, заставляя начать загоняться по поводу своего диагноза «истинный еблан». — Да ладно тебе, братан. Ну, поступил ты со мной, не буду спорить, как козёл. Но, во-первых, за мной должок, а во-вторых, думаю, ты бы никогда мне не позвонил, не будь это действительно крайним случаем, — Антон готов скулить от того, насколько Макар хороший, и от того, какой сам он придурок, но радостный и беззлобный голос бывшего друга вселяет уверенность, что ничего ещё не потеряно и они могут наладить общение, потому что спустя всё это долгое время Шаст чувствует, что он действительно соскучился. — Спасибо… — Что спасибо-то, брат? Рассказывай, что стряслось, — Илюха, в принципе, никогда не любил тянуть и был человеком деловым, что свойственно его профессии. Он был подполковником, занимающимся особо тяжкими преступлениями в центральном районе города. А также единственным человеком, кто сейчас мог действительно что-то предпринять и помочь Антону исправить собственную ошибку. Нет, проклятье, конечно, надо тоже снять, но этим Шастун займётся чуть позже. — Я проклял одного человека, у него конфисковали фудтрак и теперь проблемы с инспекцией, — на одном дыхании тараторит Антон. И замолкает, ожидая реакции собеседника, но тот предательски молчит в ответ, и Шаст уже начинает думать, что Макар сейчас сбросит трубку. Это ему, конечно, не свойственно, но эти несколько секунд тишины заставляют Антона начать переживать. Илья внезапно разражается смехом так, что по ощущениям Шастун глохнет на одно ухо. — Братан, я даже не знаю, с чего мне смешнее: с того, что ты якобы проклял человека, или с того, что ты правда в это веришь, — чуть успокаивая свой смех, отвечает Макар, на что Антон поджимает губы, понимая, как его ситуация звучит со стороны. Особенно для скептиков. — Но ситуация вообще звучит как пиздец. Как зовут твоего человечка? — Арсений Попов. — Так, секундочку, сейчас я пробью его. А чего ты его, как сказал, проклял? Бывший твой, что ли? — на фоне слышно клацанье клавиатуры, и Антон надеется, что у Арса нет судимостей. — Чего? Нет, он мой конкурент, мы с ним за место на парковке воюем, и я решил, что это поможет его отсюда убрать, но я же не думал, что проклятие таким образом сработает. Да и мы вроде как до этого помириться успели. Он гандон редкостный, но я же не думал, что у него бизнес захотят отобрать, это неправильно… — что бы там Арсений ни думал, Шаст ведь по-настоящему переживает, надеясь, что такой сильный сглаз не работает ещё хуже, и Попов не провалится по дороге домой в люк, переломав себе все кости. Он-то надеялся на мелкие пакости по типу разлитого по всему фургончику кетчупа или засорившегося толчка, воняющего на всю квартиру. Да максимум на понос или появившуюся перхоть! — Да ни при чём тут твоё проклятие. На него жалоба поступила за несвежую котлету, какая-то женщина отравилась и обратилась в санитарную инспекцию, вот и все дела. А отобрали у него фудтрак по причине отсутствия некоторых документов, — повисает небольшая пауза, — вроде бы страховки, но это надо уточнять. За её отсутствие машину обычно не отбирают, и если её действительно нет, то надо ехать разбираться. Такая процедура проводится не часто, но они сейчас изучают все его документы, перепроверяя, а пока на время и конфисковали. Если служащие эти не продажные и сам твой этот Арсений им не насолил, то вернут. Но пока выглядит, будто его подставили, потому что за такое, вообще-то, никогда ничего не отбирают… Странно это всё… — Так а делать-то что, Макар? Я тут уже с ума сошёл с этими твоими «странно» и «не должно быть», — Антон ходит взад-вперёд, запуская руку в торчащие кудряшки. А если это действительно не он, а кто-то другой виноват? Мысль про эту странную женщину, подавшую в инспекцию за якобы просроченные котлеты, никак не вылезала из головы. Арсений ведь не дурак, чтобы людям просрочку продавать, — это первое и главное негласное правило такого бизнеса, влияющее на репутацию только начавшего развиваться любого ресторанного предприятия. — Я сегодня позвоню им и поговорю, расспрошу, что да как, у меня там знакомый работает, Юра, ты его не знаешь. Если всё хорошо пройдёт, то завтра вернём мы твоему любовничку машину. Я отзвонюсь, как разузнаю, в общем, не ссы, — расслабленный и уверенный голос успокаивает, и Антон радостно вздыхает, пропуская мимо ушей фразу про любовника. — Бля, спасибо тебе, брат, огромное! — облегчение сквозит в голосе, и Шаст даже прикрывает глаза. Макар — грамотный специалист, он знает, что делает. — Ты прости меня ещё раз за тотальный игнор. Может, встретимся, пивка попьём? — Хочешь повторить то, что нас с тобой связало на века голубой нитью? — нагло смеясь, выдал Илья, и Шаст закатил глаза. — Макар, сука, я же серьезно, — проныл он и, кажется, покраснел, вспоминая всю боль той ситуации. — Ладно-ладно, я ж шуткую, — Шаст не видел, но знал, что Макаров довольно улыбается, — сначала проблему с твоим дружком решим, а там посидим где-нибудь. — Замётано, жду звонка. — Ага, не хворай, — с этими словами Илья кладёт трубку, и Антон падает на табуретку, проводя рукой по лицу. Теперь остаётся только ждать и надеяться, что Илюха всё разрулит.

***

Клиентов сегодня в два раз больше, чем обычно. Очередь постоянно увеличивается, и Антону даже некогда выйти на желанный перекур. Стоит признать, когда на площади работал ещё один фудтрак (пусть и конкурентский), работать было попроще. Конечно, деньги лишними не бывают, но упахиваться в хлам тоже не хотелось. Хотя выбора особо не было — клиенты приходят, надо обслуживать. Время близилось к вечеру. Солнце весной садится медленнее, поэтому к шести часам было ещё светло как днём. Люди возвращались с работы, парочки подростков вылезали на площадь с красивым видом и сосались, сидя на скамейках. Обычная картина конца мая на окраине Москвы. Шастун уже привык. Облокотившись на стену собственного фудтрака, Антон поджигает желанную сигарету, блаженно затягиваясь, и, запрокинув голову, выдыхает клубы дыма в воздух, потому что среди всей дневной суматохи у него наконец-то выдалась свободная минута покоя. Лёгкий весенний ветерок бьёт в лицо, заставляя волосы не шибко эстетично бить хозяина по лицу. Шаст косится в сторону места, где обычно стоит арсеньевский фудтрак. Осознание того, что он действительно победил, убрал конкурента, как говорится в большом бизнесе, липкой тоской разливалось по телу. Ему бы радоваться, но как-то не получается. Всё-таки Арсений не такой уж гандон, и Антон очень надеялся, что Илья сможет вернуть арсеньевский фудтрак, потому что если нет, то парень не отделается от чувства своей вины никогда. Мозг выдаёт крайне смешанную идею о том, что он делает это только потому, что внутри трепещется эта противная хуйня, которой он до сих пор не подобрал название, а совсем не потому, что он так хочет помочь этому Попову. Он вообще на него наорал. Почему он должен ему помогать? И проклятье Арсений заслужил! Но всё равно луч сомнения ползёт по груди, заставляя усомниться в своих словах. Антон фыркает собственным мыслям и стряхивает пепел с сигареты, поёжившись от холода. *б-зз* Антон чуть не роняет сигарету, когда слышит знакомое жужжание где-то в недрах фургона. *б-зз* Он выкидывает сигарету, попадая какой-то облезлой кошке в бок. Бедная, какой же он всё-таки конченый. Путаясь в конечностях, он взбегает по лесенке и чуть не растягивается по полу фургончика. *б-зз* Шаст роется в рюкзаке, нащупав мобильник где-то на самом дне среди всякого хлама. Находит телефон спустя пару бзыков и смотрит на экран, с которого на него смотрит лыбящаяся рожа Макара. Антон выдыхает и берёт трубку. — Тохыч, ликуй! — проорал радостный голос друга, и Шастун оторвал телефон от уха, зажмурившись. Какой же Илья всё-таки громкий. — С документами всё улажено. Юрка согласен отдать твоему Арсению тачку. — Серьезно? Уже сегодня?! — радостно выдыхает Антон, улыбаясь во все тридцать два. — Да-да… — слышно, как Макар роется в бумажках, шуршит, зажав, видимо, телефон между ухом и плечом. — Давай звони ему, и дуйте сюда, пока Юрец не передумал. — Ага… стоп! — Шаст прекращает метания по фургончику и внезапно останавливается посередине. — Я не могу ему позвонить. У меня номера нет. — Блять! Ну как так-то, Тох? — слышно, как что-то падает. — Раньше нельзя было сказать? — Макарчик, ну у вас же там по-любому есть номер. Позвони, а, пожалуйста! Я прямо сейчас выезжаю, — взмолился Шастун, заводя мотор. — Ладно, — вздохнул Илья. — Я тебе адрес смс-кой скину, поезжай туда. — Люблю тебя! — и сбрасывает звонок раньше, чем Макар успевает что-либо ответить. Он заводит мотор и выезжает со своего места. Введя в навигатор скинутый Илюхой адрес, Антон гонит по трассе, желая, наконец, встретиться с другом и избавиться от двух грузов вины одновременно.

***

— Макарыч! — припарковавшись на еле найденном свободном месте и завидев друга издалека, Антон бежит к нему и врезается в большого, во всех смыслах этого слова, Илью. — Тоха! — кажется, тот ничуть не злится. Он стискивает его своими большими лапами до хруста костей, и Антон невольно пытается унять расползающуюся по лицу довольную лыбу. — Ты из меня кишки сейчас выжмешь! — хрипит сжатый Антон, прохрустевшийся во всех местах, которые до сих пор жутко ноют, как бы он ни мазал тело мазью от ушибов и ссадин. Он хлопает друга по спине, и тот, наконец, выпускает его. — Как хилым был, так и остался, — качает головой Макар, положив громоздкие ладони Антону на плечи и только сейчас обратив внимание на лицо друга. — А это что за боевой раскрас племени голубозадых? — Иди нахуй! Я сколько бы ни набирал массы, до тебя мне никогда не добраться, — фыркнул Шаст, но после оглянул друга с улыбкой. — Сейчас придёт художник хуев. — Художник? — до Ильи часто туговато доходит. — А… — тянет он, несколько секунд лицезрея снисхождение на лице Антона. — Это этот тебя так… ну, Попов, что ли? — Да, ты бы видел, как я его! — тут же перевёл все стрелки Шаст с нескрываемой гордостью в голосе. — То есть он сейчас с такой же физиономией ходит? — Макаров поднял бровь в явном удивлении. — Хуже, вот увидишь, — распетушился Антон, закуривая. — Ну-ну… Шаст делится с Ильёй сигаретой, и тот благодарно улыбается. Макар начинает рассказывать про свою жизнь, службу и любовные делишки, а Антон просто слушает, потому что ему как-то и нечего рассказывать. Работа, посиделки с Эдом, пиво по вечерам, ну и Арсений, чтоб его. Вот и вся его жизнь. —…так вот, теперь она моя невеста, — с нотками мечтательности заканчивает свой не шибко длинный рассказ Илья, и Антон давится сигаретой, чуть не проглотив её. Друг хлопает его по спине, и от этого Шасту кажется, что он выплюнет свои лёгкие. — Ты женишься?! — выдаёт он, прокашлявшись. — Ну да. Чего это тебя так сильно ошарашило? — наигранно-оскорблённо спрашивает Макар. — Да у меня в голове не укладывается, брат, — Антон действительно знатно прихуел, но тут же посерьёзнел и выдал: — Ты же гей. Чапалах так и не попадает по его затылку, потому что Шаст успевает пригнуться, ухохатываясь взахлёб из-за собственной шутки. Главное, чтобы юмор нравился его автору, а то зачем это всё. — Ты мне всю жизнь об этом напоминать будешь? — нахохлившись, фыркает Илья, делая затяжку. — Прости, дружище, — Антон кладёт руку на плечо друга и, опять сделав самое серьёзное хлебало на свете, томным голосом выдаёт: — Прости, Илюш, но я всё никак не могу забыть тот страстный поцелуй. Я ведь так страдал, воспроизводя его во снах… Шаст уже хочет дать волю смеху и заорать на всю улицу, но желание как-то пропадает, стоит ему увидеть приближающегося Арсения. Он вглядывается в знакомое лицо за спиной друга и пытается распознать эмоции, которые оно не слишком ярко, но всё же выражает. И что Антону удаётся понять сразу, так это то, что Арсений явно слышал только последнюю фразу, сказанную с самым серьёзным хлебалом. — Тох, ты серьёзно, что ли? — видя всю ту же серьёзность на лице друга, выдаёт Макар. Кажется, все уже давно поняли, что до него очень туго доходит. — Конечно, ты же разбил мне сердце, — Антон выделяет эту фразу голосом, полным сарказма, надеясь на то, что друг наконец поймёт его шутку. Их с Макаром история зародилась ещё лет пять назад, когда Шаст только перебрался в Москву и мучился на постоянных подработках, пытаясь найти лишнюю копеечку на жизнь в столице. Так в один из вечеров, когда Антон от горя спивал последние деньги, потому что у него не получилось заработать на аренду комнаты, в которой он жил, из-за чего пришло время возвращаться в родной Воронеж, становясь очередным разочарованием семьи, у которого нихуя не получилось, в его жизнь ворвался Макар с рюмкой текилы и тёплым разговором ни о чём и обо всём одновременно. Илья оказался тоже приезжим бедным студентом и его земляком, учеником последнего курса полицейской академии и по счастливым обстоятельствам человеком, позвавшим его пожить вместе в маленькой съёмной однушке. Так они и ютились вместе добрых два года, пока оба не набрали достаточно средств на отдельное жильё, а Антон не взял кредит на фудтрак. — Привет, я Арсений, — Арсений подходит к ним, протягивая Макару руку, — Антон, — не удосуживает его такой же чести Попов, просто кивая головой в его сторону, явно находясь в замешательстве от их разговора, который невольно подслушал. Год назад, пока они с Макаром не перестали общаться по вине самого Шаста, Илюха влип в неприятную историю со своей ныне бывшей девушкой. Та в упор не хотела с ним расставаться, давя на жалость, а Макар, парень с чистым и добрым сердцем, не смог придумать ничего лучше, как попросить Антона ему подыграть. Они притворились парочкой, вернее, только Илья притворялся, ну а Шаст — по натуре своей персона голубая — не смог ему отказать в этой глупой просьбе. Да и тот самый «страстный поцелуй» был скорее нелепым чмоком в уголок губ, ни капли не нарушающий крепкой мужской дружбы. С того момента утекло много воды, а гейские шутки так и остались присущи их дружбе. Гейские шутки — это вообще лучшая вещь, придуманная человечеством. — В общем, сейчас пойдём к Юрцу, он парень ровный, ему твой фургон не всрался, но с документами, пожалуйста, уладь вопрос в ближайшее время, — Макар обращается к Арсению, начиная двигаться по направлению к штрафстоянке, из-за которой уже показался тот самый инспектор, которого Антон и видел ранее. — Не знаю, кому ты там так наговнил, что они сообщили выше, но лучше так больше не делай. — Все претензии к Антону, — Попов заправляет выбившуюся прядь волос за ухо и кидает злобный взгляд на Шаста, который не успевает возмутиться и сказать тому пару ласковых, потому что к ним подходит Музыченко. — Здрасьте, — тот пожимает им всем руки, параллельно удивляясь присутствию Антона. — Я Антон Шастун, — представляется парень, сам понимая, как наверняка это выглядит: «Я хуй пойми кто, здесь для не пойми чего, но имя, будь любезен, запомни». — Это мой друг, у нас с ним назначена встреча была чуть попозже в кафе неподалёку, — Антона спасает Илья, вовремя поняв, что Шаст сам не в себе и банально затупил. — Хорошо, проходите, Арсений, ваша машинка стоит вон в том углу, — показывая пальцем на самый далёкий угол на стоянке, говорит Юра, — впредь прошу быть осторожнее с документами, и, конечно, мы придём к вам с проверкой через недели две. Надеюсь, вам хватит этого времени, чтобы разобраться в бумажках. — Конечно, большое спасибо, — говорит Арсений, прослеживая за пальцем оперуполномоченного, и кивает головой. — Не за что, — отвечает Илья и своей тяжёлой рукой хлопает Попова по плечу. Тот сдавленно улыбается, сдержанно кивает Антону и уходит в указанном направлении. Макар переводит удивлённый взгляд на друга. — А чё это он… не знает, что ты ему фургончик помог вернуть? Или твой этот паренёк по жизни людей хороших не благодарит? — И пусть лучше никогда не узнает, что я тут замешан, — Шаст зло смотрит вслед уходящему Арсению, который, конечно, догадывается, что Антон сюда не случайно забрёл, но это только подтверждает его подозрения по поводу того, кто вызвал проверку. Илья благодарит Юру, крепко пожимая его руку. Музыченко кивает, поправляя фуражку на голове и удаляясь куда-то в участок. На другом конце штрафстоянки слышится кряхтение мотора. Видно, Арсений выезжает со своего места, и Антон ловит взглядом движущуюся точку вдалеке и провожает её до самого выезда. В голове зарождается мысль о том, что Попов на площадь торговать больше не приедет, и Шастуну она совсем не нравится, но вот почему, он пока и сам не понимает и лишь грустно вздыхает уезжающему — походу, из его жизни — Арсению вслед.