Звёзды прощальной ночи.

***

      Ранним летним утром, прохладный ветер, уносящий за собой запах вчерашнего дождя, охлаждал промёрзшего за ночь Минхо. Тоненькое одеяло совершенно не спасало и Ли искренне удивлялся, почему Хёнджин спит без футболки с упавшим покрывалом на пол. У Феликса на лбу светлые пряди взмокли, а Джисон судорожно выпивал не первый стакан ледяной воды. И только Минхо ощущал непереносимый холод, будто его кровь сворачивалась прямо под кожей. Вожатая пятнадцать минут назад объявила подъём и судя по всему, никто даже не думал подниматься с кровати, кроме Хана, умирающего от палящего солнца, что светило прямо в окно.       Ли ещё больше закутывается в несогревающий кокон из одеяла и легонько шмыгает носом: ночной поход на море был лишним для и без того слабого иммунитета парня.       Встать с кровати всё-таки приходится — Дженни буквально выгоняет мальчиков на построение. Не успел Минхо и шага сделать, как в глазах появились звёздочки, превращающиеся в кромешную темноту, а ноги мгновенно стали ватными. Только при столкновении носа с полом, тело, как на зло, почувствовало всё в ярких красках. Ли болезненно взвыл и помутневшими глазами увидел красные капли на полу. Через звон в ушах он услышал обеспокоенные крики друзей, голова все ещё кружилась и совершенно не закреплялась на плечах — кто-то придерживал её. Но думать об этом он совсем не мог, было страшно, такая быстрая смерть не была лучшем подарком в честь окончания лета.       — Феликс, срочно ватки неси! — командовал где-то голос.       — Чёрт... И часто такое с ним? — а этот голос прямо над ухом он узнает из тысячи. Что, блять, Хан Джисон опять делает? Из-за спутавшихся мыслей не получается нормально думать, поэтому Минхо лишь откидывает голову на чью-то руку и чувствует, как кровь с носа катится обратно, обжигая горло. Неприятно.       — Бывало в школьное время, но там долгая история... Сейчас же всё хорошо стало... Блять, — Хёнджин суетливо вытирал ему лицо и что-то приклеивал к носу, видимо пластырь. Феликс поглаживал обеспокоенного Хвана по оголённому плечу, слегка приобнимая сзади, а Хан держал голову Ли, который через полуоткрытые глаза смотрел на них, словно пьяный.       Постепенно Минхо приходил в себя и начинал немного соображать, что происходит. Он, не без помощи Джисона, поднялся на ноги и пробовал стоять самостоятельно, облокатившись рукой на дверку шкафа.       — Как ты? Ничего не болит? — спрашивает Феликс, прикасаясь рукой ко лбу Минхо. — Ой, да ты горячий.       — Все нормально, встал резко просто. А температура из-за жары, не бери в голову. — он старался выговорить слова связано и у него вроде как получилось, хоть и не совсем убедительно, потому что Феликс неуверенно поджал губы и кивнул, убирая грязные ватки.       — А сейчас нам нужно срочно покушать, это уже ненормально, второй обморок за неделю! — сказал Хёнджин и повел Минхо в сторону выхода из корпуса. Отряд давно ушёл в столовую, Дженни видимо совсем устала с ними бороться и оставила на попечение судьбы.       Запеканка с творогом было не самое худшее, что могли подать на завтрак в лагере и Минхо без отвращения, под присмотром Хвана, съел свою порцию. Желудок удовлетворённо наполнился, а его хозяин почувствовал небольшой прилив сил. Голова по прежнему расскалывалась и нескончаемый холод всё ещё окутывал тело. Солнце совершенно не грело, но на душе почему-то так тепло, что хочется улыбаться весь день. Джисон сегодня по особенному уютный: темно-синие, отросшие чуть ниже подбородка волосы, собранные в неаккуратный хвостик на затылке, белая пижамная футболка с принтом медвежат и клетчатые шорты с черными тапочками. Круглые очки на носу придавали ему ещё больше домашнего вида. Огромное количество колец теперь не покоилось на пальцах, а шею не обвивали множество цепей. Такого Джисона хочется очень-очень обнять и смотреть с ним какой-нибудь романтический сериал с кружкой горячего шоколада в руках. Сам же Ли выглядел, будто его переехал камаз.       Он искренне старался не выдавать состояние своего тела и дарить друзьям мягкие улыбки, но из-за сонных, опухших глаз и пластыря под носом, у него получалось лишь пьяное выражение лица.       События вчерашнего дня и ночи, до бабочек в животе прокручивались в голове Минхо. Хан поистине хороший человек, Хёнджин никогда не ошибается. Ли не понимает, каким образом он успел так быстро переобуться, но это уже не так важно. Танец, гитара, поход на море... Как же хотелось вновь повторить эти моменты. Подобного чувства Минхо не испытывал прежде и даже не смел думать о таком, ведь довериться первому встречному было несвойственно рациональному Лино. С появлением Джисона его жизнь стала иррациональной.       После завтрака их повели на трибуны слушать долгие и муторные учения приезжих военных, что очень громко стреляли в пол, показывая приемы обезвреживания гранат. Минхо искренне не понимал, зачем ему это, а Хёнджин трясся в руках Феликса от сильно громких звуков. Лино даже жалко его стало.       Надежды на отдых оказались разрушенными, когда Ким Техён сообщил и внезапном походе в лагерную библиотеку.                   Психологические тесты, выявления, как оказалось, низкой самооценки Минхо и слишком высокой у Хенджина заставили задуматься. Но совсем ненадолго, ведь комната во время тихого часа стала вовсе не тихой, когда рингтон на телефоне Минхо громко огласил о внезапном звонке, на экране красовалось приторное, до боли слащавое "Минни♡".       Минхо, с ужасно громко бьющимся сердцем поднимет трубку и выбегает на улицу, съеживаясь от обжигающего холода. Температура воздуха 34 градуса.       — Да? — судорожно выдыхает Ли, уходя к забору, вдали от корпусов.       — Привет, Минхо. — спокойный, как обычно голос произносит два простых слова, а у Ли в сердце салюты взрываются.       — Привет...       — Ну как ты там?       Улыбка до ушей застревает на лице и Минхо сдерживает истерический смех, потому что Сынмин сам позвонил ему, сам спросил о самочувствии, сам...       — Не знаю даже, всё сложно. — успевает ответить Лино и тихо усмехается. Боже, как он тупо себя ведёт!       — Почему? — лишь спрашивает Ким и Минхо плакать хочется, ведь, Сынмин, его прекраснейшая любовь, интересуется, почему же у Ли всё сложно.       — Представляешь, вместо тебя к нам в комнату подселили одного неформала!       — Правда?       — Да! Джисон его зовут. Я по началу ненавидел его, уж слишком он выскочка, а потом нам сказали учить совместный танец... — на конце фразы, тон голоса Минхо снизился, будто он говорил что-то запретное.       — Воу, это случайно не "красные огни" от Хёнджина? — посмеялся Сынмин, легкомысленно оценивая свои слова.       — Да... — стыдливо отвечает Лино.       — Ого. И как? Понравилось?       — Не знаю, это выглядело, как стриптиз, мне неловко было.       — Ещё бы, Хёнджин тот ещё извращенец.       — Ха-ха, да. — скорее грустно хохотнул Минхо, надеясь, что Ким адекватно воспримет его слова. Он решил упустить факт потери сознания, ещё бы не хватало лишних беспокойств. — Он потом меня на гитаре учил играть.       — О, правда? — искренне удивившись, спросил Сынмин.       — Да. — хотелось сказать про внезапный поцелуй в щёку и далеко не дружеские прикосновения (или так считал только Минхо), но Ли вовремя одумался. Он, как никак, разговаривает не с последним в его жизни человеком.       — Сыграешь мне что-нибудь, как приедешь?       — Да-да, конечно. — улыбка опять расцвела на лице парня. Солнечными лучами голос Сынмина грел сердце, а тело, что так требовало тепла, будто замолчало. Ким и вправду был его солнцем. Самой яркой звездой в небе.       — Как там Джин и Ликс?       — Это отдельная тема... — театрально закатив глаза, сказал Минхо. — Обжимаются, где только можно! Задолбали уже со своей любовью. — Ли специально сделал голос отвращения, на что Сынмин рассмеялся. Это согрело ещё сильнее.       — Так они начали встречаться?       — Не знаю, наверное да, когда я тебе позвонил они сосались. Мерзость то какая!       — Ха-ха-ха, рад за них. У меня тут кстати тоже...       Тоже что?       — Что?       — Говорю, девушка у меня появилась.       Фраза, сказанная Сынмином, больно бьет куда-то в центр всего существа Минхо.       — О. Рад за тебя. А кто она? — каждое слово даётся с трудом. Ком в горле нарастает и давит всё сильнее.       — Ли Сон Ми, из параллельного класса. Она очень добрая, — мечтательно проговорил Сынмин, пока у Минхо сердце рассыпалось звёздной пылью. — На тебя, кстати, похожа.       Стены, окружающие горячее сердце, рушатся и превращаются в руины.       Лино отшатывается назад. Ему кажется, что он босиком наступает на крупные обломки, ранит пятки, но продолжает твердо стоять на ногах.       Минхо шумно сглатывает и спрашивает:       — И как у вас с ней? Всё хорошо?       — Да, всё отлично, она идеальна.       Весь мир Минхо, а не только сердце, превращается в руины. Руины, где среди крупных обломков есть совсем мелкие. Это мысли. Мысли о Сынмине. Чувства к Сынмину. Как же Ли не хочется думать о нем, но чувства на то и чувства, чтобы заставлять мозг зацикливаться на том, кто нравится, в кого влюблен до безумия.       Лино дрожащей рукой сбрасывает вызов и судорожно проверяет ВК Кима. В друзьях находит эту Ли Сон Ми, на страничке которой множество совместных фотографий с Сынмином: где он обнимает её сзади, утыкаясь носом в длинные, рыжие, блять, волосы, где они соприкасаются губами на фоне заката, где он, сука, любит её.       Любовь.       Такое прекрасное, искреннее, неземное чувство, несравнимое ни с чем на белом свете. Такое нежное, хрупкое и упрямое, не терпящее промахов. И такое жестокое, болезненное и ужасающее, заманивающее в не распутываемые паутины.       Минхо оседает на ещё влажную от дождя траву и прижимается спиной к забору. Тело пронизывает холод, а солнце, какая ирония, прячется за надвигающимся тучами. Мерзкая, до чего отвратительная боль расползается по потерянной душе парня, сжигая всё на своём пути.       Минхо привык её чувствовать. Привык быть одиноким. Он давно понял — любовь не для него. Кому угодно. Но только не ему. Рыжеволосой красавице Ли Сон Ми, с веснушками и озорными зелёными глазами. Милому Феликсу с его этой загадочной притягательностью. Сексуальному Хёнджину со своей харизмой. Им. Но не ему.       Он знает что будет. Он думает трезво, он может: дальше он скажет что возможно стоит общаться меньше, через время. А потом вовсе уйдёт из его жизни. Останется ярким воспоминанием, которое Минхо будет задумчиво прокручивать дни и ночи напролёт. Останется чем-то светлым, хорошим, что приносило улыбку и заставляло смеяться.       Ли ненавидит себя за это. За то, что скорее всего не отпустит. За то, что его глупые чувства мешают. За то, что из всего что он сохранил в себе после стольких кошмаров, это возможность любить настолько искренне и чисто. Любить, будто бы боли в жизни не было, будто никогда он не думал о том что бы покончить со всем этим. Будто все кошмары сошлись на точке, где он смотрел Сынмину в глаза. Сошлись и разбились.       Больше всего Ли Минхо ненавидит себя за то, что эту чистую любовь он отдал именно Сынмину, у которого та будет пылится в полочке «нейтрально-негативно».       У Минхо в груди здоровенная черная дыра, в которую влетает без следа все, что только попадется: неловкая поддержка Феликса, странные шутки Хёнджина, внимание Джисона и комплименты от одноклассниц. Единственное, что остается, что цепляется за самые края — существование Сынмина. Он как будто оплел его собой, въелся в вены и артерии, прилип к небу, его не удается ни соскрести, ни забыть; только остервенело раз за разом касаться кончиком языка этой язвы, только чесать кожу над сонной, в надежде, что зуд пройдет, только, только, только…       Минхо любил Сынмина. По-настоящему, так искренне, всем своим большим сердцем, и Ким видел это. Замечал каким-то образом, как Ли кидает нервные и растерянные взгляды на его аккуратное лицо, мимолетно, так по-осторожному, переводя взгляд на пухлые губы, на вкус, наверное, как сладкий персик в июле. Хёнджин знает. Все знают.       Лино в дрожь бросало от этих взглядов, а весь мир переворачивался с ног на голову, словно он сам побывал в аду, только вместо огня он чувствовал необъяснимый холод.              И Минхо видел, что Джисон отлично к нему относится, а ему становилось от этого так комфортно, что в душе росли полевые цветы лета 2021, даже если за окном давно август 2022. Но боль от несправедливости никуда не исчезала. И сколько бы Хан не проявлял знаки внимания, сколько бы они не вели эту игру, он не сможет заменить Сынмина.       Минхо сидит уже который час на улице, промерзая на сильном ветре и, как видимо, высокой температуре тела. Сердце всё также болезненно ноет, но слёз нет. Разбитость забрала все силы и всё, что ему остаётся делать, это смотреть в одну точку и пытаться не слышать свои же мысли.       Минхо не помнит точно, когда это началось. Это произошло внезапно, ударило осознанием резко, заставило широко распахнуть глаза и в панике отдёрнуть руку, отмахиваясь от Сынмина тем, что он, якобы, задумался.       Просто в один момент Минхо понял, что ему больно улыбаться.       И тогда он перестал. Лет 14 было, вроде. Феликс беспокоился сильно, предлагал свою помощь, готовил много еды в школу и заставлял Минхо кушать. Сынмин подолгу обнимал, что становилось одновременно и спасением, и пропастью. Хёнджин задумчиво смотрел и не подходил, лишь изредка трепал по волосам и уходил.       В этот раз ничего не изменилось:       — Лино нет уже более трёх часов... Скоро стемнеет, — обеспокоено проговорил Феликс, касаясь губами ключицы Хвана. Спать или просто лежать с ним в обнимку, за последнее время, самое любимое его времяпровождение.       — Ликси, — промычал Хёнджин, не желая открывать глаза. — Если это так, то ему нужно побыть одному. Не только же с нами тусоваться.       — Хорошо, — согласился Феликс и прижался ещё сильнее к Хвану.       Они не обсуждали произошедшее, но продолжали соприкасаться губами, пока никого нет рядом. Феликс не был против, наоборот, ему нравилось и Хвану, вроде, тоже. Не было признаний в любви, не было официального предложения отношений, просто Хенджин стал находится слишком близко и Ли хотелось большего.       И вот снова Хван наклоняется ближе, смотрит своими медовыми глазами прямо в голубые очи Феликса и накрывает его губы своими. Мягко, нежно, не торопясь, словно Ли прекрасный цветок, живущий на солнечном поле. Блондин сразу отвечает, ведёт рукой под футболкой и легонько, почти невесомо оглаживает подтянутый живот, на что Хёнджин тихо стонет прямо в губы.       Он сбивается со счета. Ли уже у него на ногах, покусывает губы, гладит где-то под шеей и тяжело дышит. Приятно, думает Хёнджин. Он потерялся в этих ощущениях, в голове пусто и он желает еще. Руки уже смело лежат на бедрах, хочется немного выше или ниже, Хван не разобрался.       Феликс даже не думает углублять поцелуй, не спешит, как и Хван, медленно, лениво двигает губами и трётся носом о нежную щеку. Иногда отрывается от губ и целует столь любимую родинку под глазом. Хёнджин проделает тоже самое с его веснушками. Обнимает крепко, не оставляет и миллиметра между телами. И жаркие лучи солнца уже не кажутся такими обжигающими, как губы Хёнджина.       Темнеет быстро, почти незаметно. Они отстраняются друг от друга лишь с приходом Джисона, что весь день тусовался в женском корпусе.       — Фух, на улице так холодно, будто снег сейчас пойдёт! — жаловался Хан, потирая плечи, в надежде их разогреть.       Феликс и Хёнджин смотрят друг на друга в ужасе.       — Что случилось? — непонимающе спрашивает Джисон.       — Лино... Блять, мы совсем забыли про него! — кричит Хван, хватаясь за голову.       — А что с ним?       — Феликс, срочно чай сделай, я пошёл искать его, — игнорируя вопрос Хана, сказал Хёнджин.       Ли кивнул и побежал за чайником в вожатскую.       — Я с тобой! — крикнул Хан.       — Нет, нельзя. — оставил его Хёнджин.       — Но почему?       — Потому что он не хочет никого сейчас видеть!       — Но ты же идёшь!       — Мы с ним дружим больше десяти лет, а ты кто ему? — выпалил Хван, совершено не думая о последствиях.       Джисон открыл рот, но не смог ничего сказать. Хёнджин толкнул его в сторону и выбежал из корпуса.       Погода менялась со скоростью света, и если днём Хван был готов умереть от жары, то вечером его кровь замерзала в венах. Беспокойство и страх расползались медленно по телу, а сердце билось с не малой скоростью.       В течение десяти минут он не смог найти Минхо и это уже походило на что-то очень страшное. У Ли часто случались истерики и трогать его в такое время просто нельзя, но сейчас, зная, что может происходить внутри у Минхо, Хёнджин чувствует огромную вину за своё ужасное поведение. Неизвестно кто позвонил ему, но догадки, судя по яркой улыбке Лино, сами полезли в голову. Чёртов Сынмин.       Наконец, ступая по темной поляне, вдали от корпусов, Хёнджин, в гробовой тишине расслышал болезненные всхлипы и держась за единственную зацепку, помчался на звук.       На мокрой траве, сжавшись в комочек, под светом телефонного фонарика виднелась рыжая макушка. Хван моментально приблизился к мальчику и, присаживаясь рядом с ним, коснулся плеча. Тот вздрогнул и поднял голову. Хёнджин захотел плакать. Лицо Минхо было абсолютно сухим, но его выражение... Настолько болезненное и разбитое, что Хван даже подумать боялся о произошедшем с ним.       — Хёнджин? — охрипшим голос произнёс Лино. Красноволосый попытался улыбнуться, хоть как-то поддержать друга, но... — Хёнджин, я... — он не может договорить, слова в горле застревают, но Хван всё понимает. Минхо падает в руки Джина, давая волю эмоциям, он закрывает глаза, горячие слезы начинают течь по щекам.       — Минхо...       Хёнджин только начал откровенно верить, что у них всё наладилось... Только начал видеть его по-настоящему радостным и хоть немножко идилличным в сопоставлении с тем, каким зажатым, напуганным, напряженным до предела и нервозным он был всего лишь пару каких-то ничтожных дней назад. Хёнджин не имеет никакого права теперь сломаться тут из-за каждых неожиданно нагрянувших страхов из ужасающего прошлого и разрешить этому бушующему грозовому шторму поглотить их обоих.       Минхо крупно дрожит, крепко сжимая кофту Хвана, насквозь пропитывая её слезами.       — Хёнджин, он... Сынмин... — Ли не может связать и двух слов, заново разрыдавшись. Давно он так не выливал всю боль кому-то. Переполненный через край сосуд души норовил вот-вот лопнуть, если не уже.       — Тише, тише, я всё понимаю.       Тело у Минхо донельзя горячее, а руки, обнимающие Хвана за шею, уж слишком ледяные.       — Пойдем в комнату, ну же, ты простынешь... — Хёнджин аккуратно отстраняются и берёт руки Лино в свои, стараясь согреть.       — Хёнджин, я хочу домой... — и вновь падает в объятия Хвана. Тот держит обе ладони Минхо в своей большой руки, а второй гладит по рыжим волосам.       — Я знаю, Хо, я знаю. Пойдём, Феликс чай сделал.       Хёнджин не требовал слов, не требовал рассказов, он и так всё прекрасно понимал. Поэтому парень одной рукой приобнимает Минхо и медленным шагом ведёт его в корпус. Тот всё ещё дрожит и всхлипывает. Слеза за слезой катится по щекам и если честно, Хёнджин отдал бы всё, чтобы Ли снова стал счастливым. Неужели Джисон не настолько хорош, чтобы Минхо хоть немного отвлекся? Или Сынмин просто перешёл все границы? Это ещё предстоит узнать, а пока он хочет, нет, он обязан сделать все, чтобы Ли почувствовал себя легче.       В комнате тепло и уютно, Джисон сидит на кровати, обеспокоено встречая парней. Хван мотает головой, чтобы тот не лез, а Феликс присаживается на корточки перед сидящим на кровати Минхо и тепло касается горячей щеки. Лино опять всхлипывает и у Феликса сердце разрывается. Он встаёт и прижимает его к себе, поглаживая по спине, а затем протягивает кружку с горячим чаем, помогая немного отпить — дрожащие руки могут не удержать столь тяжёлую ношу.       Хан лишь смотрит, хочет помочь, но нельзя. Хёнджин что-то нервно печатает в телефоне со злым выражением лица, а Минхо тихо шмыгает носом и вытирает скатывающиеся по щекам слезы. Красный плед, накинутый на плечи и чай немного согревают, но не заполняет болезненную пустоту внутри. Она всё давит, не даёт покоя, а мысли о той рыжей девочонке заполняют эту пропасть желчью. Чем Минхо хуже? Почему Сынмин выбрал её, если она так похожа на самого Ли? Почему, блять, жизнь посылает ему так много испытаний? Когда он сможет отдохнуть?       Ни одного ответа он не слышит. Судьба над ним явно насмехается, бьёт ниже пояса, плюёт в лицо, делает всё, лишь бы Минхо не почувствовал и каплю облегчения. Только он начал искренне верить, что всё наладилось, как...       Когда сердце удается чуть-чуть успокоить, Минхо тихо благодарит друзей и отдаёт пустую кружку. Душ решает не принимать, потому что слишком холодно. Феликс даёт ему градусник, взятый с дома и забирает с ужасом в глазах.       — 38,7... Лино, да у тебя жар! — охает блондин и принимается искать в домашней аптечке жаропонижающее.       — Чёрт... Я не хочу в изолятор... — вздыхает Минхо, кутаясь в несколько одеял, что ему отдали друзья.       — Всё нормально, мы не скажем. Сейчас Феликс быстренько тебя подлатает! — пытается ободрить ситуацию Хёнджин, но никто не улыбается.       Джисон не выдерживает этой напряжённости и куда-то уходит. Минхо смотрит ему вслед и почему-то становится пусто без него. Он хотел взять в руки телефон, но Хёнджин был быстрее и положил устройство к себе. Ли даже спрашивать не стал, зачем он это сделал. Он повернулся лицом к стене и попросил выключить свет. Тело совсем ослабло, как и сердце парня, что рассыпалось стеклянной пылью.       Сон окутывает с ног до головы, освобождая Минхо от всей боли. Звезды потихоньку умирали, осыпались на руках, отдавались ночной тьме. Джисон никогда не влюблялся, а Минхо разучился остывать.