***
За 7 дней в лагере Минхо не обращал внимание, кто его будил. На восьмой день он возненавидел Дженни. — Голубки, подъем! — прокричала она и вышла из комнаты, громко хлопая дверью. — Кто бы говорил! — кричит в ответ Хёнджин и не глядя закидывает руку на глаза Феликсу, а тот тихо ойкает. Минхо ещё какие-то пару секунд не может понять, почему ему так тесно в кровати, а потом, пошевелив левой рукой осознает, что ущипнул кого-то, и не просто кого-то, а Джисона! Он попытался удивиться или хотя бы внушить себе неадекватность ситуации, однако тело решило избавиться от разума и притянуло Хана ближе к себе, ибо тот чуть с кровати не свалился. С Джисоном приятно, это он конечно начал понимать ещё давно, практически в самые первые дни, даже когда детская ревность к спальному месту внушала обратное. Он теплый, мягкий, донельзя милый и... ну как плюшевая игрушка, других ассоциаций не находиться. От него веет доброй аурой, в точности как от Феликса в первые дни общения, и этот случайный факт вызывает ещё большего доверия к Хану. Впервые за несколько лет он открылся кому-то. Вывернул душу наизнанку, в страхе отвержения и злобы, а его приняли. Джисон даже слова не сказал, но его объятия стали спасательным кругом. В его объятиях Минхо находил покой. Вставать с кровати, если честно, совсем не хочется, но утренняя ругань Хёнджина на весь мир не даёт закрыть глаза, поэтому Ли слабо зевает и трёт глаза. — Джисо-он, уже утро, — тихо говорит Минхо, сжимая плечо Хана. В ответ слышит недовольное мычание, что вызывает улыбку. — Ну давай, вставай, нас Дженни убьёт, Джисо-о-он, Сонни, — он сам не понимает, как произносит эту формы имени парня, но это, видимо, подействовало, ведь Хан открывает глаза и резко садится. Минхо усмехается и вскакивает с кровати, убегая куда-то. Джисон слабо протирает глаза, кажется, его сердце не в состояние переваривать только что сказанное, до чего ласковое "Сонни". Он хотел подумать обо всём ночью, хотел понять, что за испытания послала ему жизнь и что он должен с этим делать, но Минхо так сильно прижимался к нему, создавая между телами своеобразное тепло, что Хан просто взял и... уснул. И Джисон не может сосредоточиться, когда чувствует присутствие Лино, он будто повсюду. Джисон в принципе ненавидит думать, копаться в себе и тому подобное, однако в последнее время он засыпает и просыпается с мыслью о Минхо и что с ним делать. Бабушка сказала бы "Ты слишком много думаешь, сынок, доверься сердцу", но как, блять, можно довериться этому несчастному органу, что и в помине не работало до появления Минхо? Он и сам не понял, как быстро прошло время, ведь после завтрака парень сидел на кровати в наушниках, слушая заезженный, но такой родной плейлист. Хёнджин и Феликс снимали какое-то танцевальное видео, раз за разом прогоняя одну и ту же хореографию, которую Джисон уже успел зрительно выучить. И он так же не заметил, как перед ним стоял никто иной, как Ли Минхо, спрашивая, можно ли сесть рядом. Хан на автомате кивает и немного двигается в сторону, но Лино, кажется специально садится вплотную и вытаскивает из его уха наушник, вставляя в своё. Джисон вопросительно смотрит, а когда рыжие волосы начинают щекотать плечо и шею, сердце Хана сжимается в огромных лапах судьбы, разрываясь и походя на корм бабочкам из живота. — Включи свои любимые, — тихо произносит Минхо и Джисон, повинуясь этому прекрасному голосу, нажимает на самый первый трек. А Лино не знает, зачем он это делает. Абсолютно не понимает, какой смысл имеют его действия и что он пытается отыскать в Джисоне. Забыть Сынмина за пару дней попросту невозможно, как и влюбиться так быстро в другого парня, тем более, что им осталось каких-то 4 дня вместе. И Минхо стоит между сердечным и разумным выбором: отдаться желаниям или дать сразу же всё понять. Сопливые книжки, умирающие на дальней полке минхоновской комнаты, ударяют в голову и выбирают свой вариант, а Лино не сопротивляется. Усталость от борьбы с самим собой порядком надоела, как и бесконечный побег от истинных чувств. Ему ведь больше нечего терять, казалось, самое худшее уже пройдено, что может пойти не так? И даже мысль о скорой разлуке не страшила и не вызывала желание грустить, наоборот, призывала действовать. Минхо поддаётся, окунаясь в эту пропасть с ног до головы, отказывается думать о Сынмине или прошлых моральных ценностях, потому что это больше не нужно. Лино ни в чём не нуждается, ему следует поменьше загонять себя в рамки "правильное" и позволить хотя бы одному человеку не причинять себе боль. Позволить хотя бы одному человеку полюбить себя. А Джисон не может расслабиться и не может перестать думать, поскольку Минхо находится непомерно близко. Тело словно свинцом пробило, а орган, перекачивающий кровь, что давно отказал, вдруг воскрес и начал биться с великой скоростью. Звуки акустической гитары раздаются в наушниках и он откровенно надеется, что Лино не пошлёт его нахуй со словами "Что за говнище ты слушаешь?". Ли не посылает, мирно лежит на его плече и ровно дышит в шею. Песня до боли знакома, как и её строчки, какими значительными они когда-то являлись. Он заметно удивлён выбору Хана, ожидал что-то более энергичное, однако так даже лучше, не хочется портить образовавшуюся мирную атмосферу между ними. Песня болезненными аккордами бьёт по сердцу, выбивая из него не оставшиеся силы и пытается достучаться до правильности, которую Минхо убил, растоптал и выкинул остатки к чертям. Адекватность ни к чему, думает он и закрывает глаза, расслабляясь на плече Джисона.Уже вчера, любовь игра
Осколки сердец и доктора
Лечу тебя, сто слез подряд
Но кто я такой? Все зря, все зря.
***
Сидя на желанных коленях Бан Чана в вожатской, Чонин не задумывается о последствиях, как и все остальные разы. Он не думает, к чему приведут его очередные чувства, взаимны ли они или нет, он действует по зову сердца, доверяет ему и целует пухлые губы Криса. Сколько бы раз его не бросали, сколько бы раз над его сильным сердцем не издевались, не прокручивали мясорубке, он всё равно продолжает любить. Всё также кидается в объятия любому, чьи глаза покажутся хоть немного добрее прошлых. Если он скажет, что ему нравится это, он соврёт. Если его опять назовут шлюхой, ему будет обидно. И сколько бы раз он не поддавался обещаниям и клятвам о любви, у него всё ещё есть живое, чистое сердце, которое хотело обычного, простого, домашнего тепла. С самого детства он научился искать любовь там, где ее попросту нельзя найти. Приносил уличных котят и щенят домой, в надежде оставить, подарить каждому дом, но мама устало качала головой и не принимала его попытки отдать свою любовь животным. Тогда он начал проявлять её к людям, заводить знакомства, первый раз дружить и познавать боль предательства. Чонин тянулся к ровесникам, с раскрытыми руками принимал каждый недостаток своего друга и помогал справиться с различными трудностями, полностью забывая о себе. Пока родители отшивались на работе и приходили поздно ночью, сразу же скрываясь с восходом солнца за дверью, Ян учился всему сам. Учился любить, учился терять, учился учиться и смог с колен встать. Мама родила его в семнадцать лет. Будучи несамостоятельным ребенком, она со своим парнем, он же отец Чонина, сбежала из дома и начала новую жизнь. Новую жизнь, в которой нет места маленькому Йенни. В младшей школе Чонин, светлый, солнечный мальчик, который спит со всеми игрушками сразу, чтобы никого не обидеть, познал первую горечь обиды. Друг, которого он считал лучшим, сказал, что не знает его и обозвал злыми словами, что сидели у Чонина в голове до окончания средней школы. Тогда он перестал верить людям, перестал приносить всем сладости и угощать в ущерб себе. Он закрылся, думая, что никому не интересна его забота. Мама в свой выходной однажды спросила, почему он ходит грустным, что Чонин рассказал ей всё, позорно расплакавшись. Он ожидал чего угодно от матери, думал, та начнет кричать или максимум скажешь, что он себе накручивает, но мама будто одумалась. Уволилась с работы, начала заниматься ребёнком, заново пробуждая в нём тёплые чувства. Когда ровесники начали влюбляться, заводить отношения, Чонин тоже захотел. Никто не объяснял ему, как нужно любить, поэтому он опять учился всему сам. Целуя мягкие губы Криса, он вновь искал в них искренность и взаимность, пытался добиться доброй, нежной, мягкой любви, а не то, что у него было. С девочками приятно, ванильно, но почти каждая бросала его, узнавая в нём не защитника, а того, кому нужна опора и поддержка. Парни пользовались, пытались добиться его в постели. Чонин даже начал задаваться вопросом, вдруг это с ним что-то не так? Но при виде Бан Чана все его страхи растворились в добрых, до чего милых карих глазах. Ян подумывал, может, те одноклассники, называвшие его шлюхой и правы, ведь лезть целоваться с человеком на восьмой день знакомства крайне странно, однако... Чонин никого не слушал, кроме сердца. Любовь от мозга не зависит, считает он и перехватывает рваное дыхание Криса губами. Чан нежен с ним, аккуратен, словно Ян какой-то драгоценный камень и Чонин думает, что вот она, его родственная душа, которую он искал всю жизнь. Бан Чану едва ли семнадцать исполнилось и Йенни первый, кто его целует по настоящему. Это лишь будоражит Чонина. Он сжимает руками шею Криса, от чего тот задыхается. Они не хотят большего, нет, Яну достаточно целоваться с ним и дарить все свои теплые чувства. Крис принимает их и отвечает тем же. Они не умеют думать, у них нет времени на самокопание, они просто наслаждаются друг другом, пока могут.***
Феликс считал любовь глупостью и бессмысленным поводом для разбитого сердца до перехода в 8 Б класс 40 школы. Спонтанное решение после очередной травли одноклассников, не более. Надежды на добрый приём в новом классе он не питал, как и не тратил сил на поиски друзей. Однако, удача сама встала на его сторону и свела с самым, наверное, красивым человеком, что он когда-либо встречал. Хван Хёнджин, весёлый, обаятельный, местами слишком эмоциональный, но настолько искренний, будто ребенок, не познавший суровость этого мира. Его лучший друг, холодный и отстранённый Ли Минхо, который в итоге окажется таким же хорошим, хоть и не до конца раскрытым, тоже отлично отнёсся к блондину и был рад подружиться. С Сынмином Феликс никогда близко не общался и даже не смел говорить о нём ничего в присутствии парней, потому что... Ли видел их взгляды в его сторону. Восхищённые, будто Ким пример для подражания и авторитет для них. Об отношениях Хёнджина и Сынмина он узнал в последнюю очередь, заглянув домой к Минхо. Говорили они долго, до самого утра, если ему память не изменяет. Пытались разобраться в чувствах, что разъедают изнутри и постепенно сближались. В конечном итоге Хван первый поцеловал его в лагере, а Феликсу не оставалось ничего, кроме как ответить, ведь он так хотел этого. Они не обсуждали, не разговаривали, что происходит между ними, потому что это и так было понятно. В их дружбе не изменилось ни черта, только если Хёнджин не позволял Феликсу оставаться наедине с собой и постоянно находился рядом, даже если не требовалось. А поцелуи, пока никого нет поблизости Ли не засчитывал, они тоже входили в его понятие дружбы с Хван Хёнджином. Нужно будет как-нибудь обсудить это с Минхо, думает Феликс, а затем понимает, что у Лино своих то проблем до кучи и лишь Бог знает, какие интриги между ним и Джисоном закрутились. Не Феликсу судить, однако их взаимоотношения кажутся довольно таки странными. Пока все веселятся, Минхо вновь страдает, а Хан почему-то оказывается рядом в нужный момент. Зная Лино, он бы никогда не доверился плохому человеку так быстро и не позволил бы находиться так близко, однако зная ситуацию с Сынмином... Ли хотел бы спросить у Минхо напрямую, но Лино только-только нашёл кого-то, кто немного осчастливил его, что лезть не в свое дело Феликс передумал. Ему хватает Хёнджина, который никогда не говорит о своих чувствах, но так активно их проявляет. И сейчас, пока Минхо сидит с Джисоном вплотную на кровати и слушает что-то в его наушниках, Феликс пытается поговорить с Хваном, ибо поведение Лино настораживает и даже пугает. А Хёнджин будто и не слышит, предлагая снять тренд в Тиктоке. Феликс обещает себе позже напомнить красноволосому о разговоре, а затем соглашается на просьбу Хвана. Думает сначала, что это обычное танцевальное видео, но когда Хёнджин нажимает на известную маску "kiss here", Ли широко открывает глаза и смотрит на парня, у которого в свою очередь хитрая улыбка на лице. — Э... Ну мы ж не одни... — неуверенно проговаривает Феликс. — Да у них свои дела, мы им не интересны, — уверяет его Хван и Ли согласно кивает, надеясь, что Минхо не решит повернуться в ненужный момент. — И не факт, что маска покажет именно на губы. Или постой, ты что, только об этом и подумал? — опять коварно улыбается Хёнджин и придвигается непозволительно близко. Феликс театрально толкает его в плечо, на что красноволосый смеётся и включает запись видео. Маска попадает на щеку Ли и Хёнджин оставляет на ней лёгкий поцелуй с громким звуком. Феликс смеётся и нажимает на экран, пока маска выбирает, куда блондин должен поцеловать парня. Останавливается на уголке верхней губы и Хван коварно улыбается. Феликс закатывает глаза и пытается исполнить должное, но Хёнджин перехватывает губы Ли полностью, когда таймер видео заканчивается. Отстраняется так же быстро, как только слышит недовольное бурчание Минхо сзади, мол "Вы не одни". Феликс пересматривает получившиеся видео и понимает, что получилось довольно таки мило, ему нравится. Хёнджин нажимает на "опубликовать" и выключает телефон, утаскивая Ли за собой на кровать. Им комфортно без лишних разговоров, они не боятся проявлять искренние чувства, им комфортно любить.***
Близится вечер, Минхо в предвкушении ждёт восьми часов — Дженни объявила о первой дискотеке. Удивительно, но это первый день, прошедший крайне спокойно, без лишних тревог. Да, мысли о Джисоне частенько посещали, но Минхо старательно отпихивал их в угол своей черепной коробки, отдаваясь приятным чувствам. С Джисоном легко, думает Лино, пока его голова покоится на плечах Хана. Он не помнит, сколько они так просидели, час, может два, впрочем, это не так важно. С Джисоном время шло быстрее, с Джисоном боль испарялась, с Джисоном... — Хотите погадаю вам? — врывается в комнату Чонин с картами в руках. Хёнджин лениво поднимает голову с кровати и кивает, Феликс тоже соглашается, а Минхо устал раздумывать. Джисон плетётся с ними, ибо в карты верит — бабушка имеет опыт. У Чонина и Бомгю комната чистая, светлая, в ней приятно и комфортно, будто это вовсе и не мужской корпус. Ян мешает карты таро и садится на свою кровать под заинтересованным взглядом Бомгю. — Кто первый? Все замолчали. Минхо решил, что терять уже всё равно нечего и придвинулся ближе к Яну, на что тот кивнул, перетасовывая карты. — На что гадать-то будем? Блондин, подперев одну щеку рукой смотрел в каком-то неопределённом направлении. Минхо не видел его глаз, но отчётливо почувствовал, когда тот перевёл взгляд на него. — На любовь. — расплылся в улыбке и промурлыкал Хёнджин. И ответом ему была тишина. На то, чтобы переварить сказанное, у Минхо ушло несколько секунд, а сразу после его губы судорожно сжались в попытке сдержать смех. Он сразу же прикрыл рот рукой, чтобы успокоиться, но к сожалению это не помогло, и в итоге он стоял и трясся от беззвучного хохота, как придурок. Минхо сначала хотел возмутиться, но видя неловкие манипуляции Чонина с картами, передумал. В свете стоящей за его спиной лампы, тени от торчащих волос Минхо темными полосками покрывали его щёки, что по мнению Джисона, сидящего рядом, выглядело просто волшебно. Да что уж, он просто залюбовался, не хотел рушить момент, и продолжил сидеть с той же глупой улыбкой, ожидая когда он закончится сам. В конце-концов отсмеявшись тоже, Чонин сгреб с полок всё нужное для ритуала и с полными руками пошёл к столу. Ногой он слегка отодвинул стул и приземлившись на него вывалил всё добро перед Минхо. Пошуршав различными предметами, спустя некоторое время, Ян остановился, разглядывая карты — Ты это, не обижайся только. — Минхо отвёл глаза в сторону. — Я не над тобой смеялся, просто ситуация нелепая такая. — Всё нормально, я понял. Сейчас спрошу, хотят ли они работать с нами. — пояснил Чонин и достал одну карту примерно из середины. Повернув её лицевой стороной к себе, он удовлетворённо хмыкнул и вернул её к остальным. — Вот и отлично. Минхо, до этого нависший над столом, чтобы рассмотреть всё поближе, выпрямился и немного растерянно посмотрел на парня. Ничего не было понятно, но было очень интересно. — Итак, называй имя. — карты пропархали между ладоней ещё раз. — Имя? — Ли непонимающе наклонил голову вбок. — На кого расклад-то делать? — Хм. — Лино приложил палец к подбородку. — А это обязательно? Чонин от неожиданности остановился. — В смысле? Ли неуверенно почесал затылок. — Хочу оставить это в секрете, так же можно, да? Не называя человека, всё посмотреть? Брови Чонина поползли вверх. С такими необычными просьбами он ещё, конечно, не работал. На мгновение он задумался, стоит ли соврать, чтобы выудить любовные подробности побыстрее, или сказать правду. Но зачем же всë это, если не будет веселья, и в карих глазах вспыхнул огонёк азарта. — Конечно можно, но карты могут описать личность предельно точно, карты ничего не скроют. Ну что ж. С вашего позволения, — перекидывания карт из руки в руку прекратились и теперь они собрались в ровную стопку. — Предлагаю начать с общего расклада, какие у вас отношения на данный момент. Чонин стал по очереди брать верхние карты и складывать их на стол рубашкой вверх. Три слева, три справа и одна по середине, получилось что-то похожее на букву «Н». Минхо сверлил каждую взглядом, но кроме одинакового рисунка диагональной клетки ничего не видел — Ну так? — пожалуй, это была самая неестественная улыбка за всю его жизнь. — Знаешь, всë отлично, если коротко. — сказал Ян и принялся переворачивать остальные карты. — О, а вот тут интересно. Восьмерка кубков и влюбленные... — Что это значит? — спросил Минхо, напрягаясь. — Тебе стоит отпустить прошлую влюблённость, если быть точнее, отречься от нее, чтобы у тебя всё получилось с загаданным человеком. Минхо током прошибло. Джисона тоже. Хёнджин еле заметно кивнул головой Феликсу. — Тут ещё карта смерти лежит, — все открыли рот в страхе, а Чонин рассмеялся. — Да никто не умрет, не переживайте. Это значит, что стоит похоронить прошлые отношения, ну в принципе одно и то же. Джисон, признать честно, начал подозревать, что Минхо и вправду загадал его в раскладе: уж слишком ситуация подходит. — О, а здесь все замечательно, — улыбнулся Ян. — Незапланированное знакомство, которое может перерасти во что-то большее! — радостно сказал Чонин и забрал карты обратно в колоду. Минхо никогда не верил в мистику и гадание, но ситуация которую разъяснил Чонин была настолько похожа на нынешнюю, что Лино и вправду поверил в сказанное. Джисон сидел не двигавшись, видел задумчивое выражение лица Минхо и его демон на плече ликовал. Неужели Лино принял правила его игры? Пока Чонин делал расклады остальным в комнате, Ли хотел застрелиться. Опять. Снова. Вновь. Да, он загадал Джисона, сам не понимая, зачем. Наверное потому что с ним было легче. С Сынмином приходилось задумываться обо всём, о каждой клеточке своего тела, ибо он так сильно боялся не понравиться. Боялся осуждения в свою сторону и косых взглядов, которых вообще-то никогда не получал. С Кимом хотелось быть идеальным, когда с Джисоном можно просто наслаждаться. Наверное поэтому он так легко доверился ему. Именно поэтому он позволит когда-то Хану склеить своё сердце.***
Звёзды сверкали на небе, утопая в бескрайнем черном полотне. Музыка раздавалась по всей территории лагеря, призывая детей веселиться, признаваться в любви и забывать и трудностях. Огромнейший танцпол наполнялся людьми, заезженные песни с 2015 не становились скучными, когда Минхо с друзьями собирался на первую дискотеку. Хёнджин не жалел косметики на себе и на Ликсе. Тот просил замазать веснушки, а Хван уверенно отказывался, даже не объясняясь. Минхо надел черные, протёртые джинсы с темно-зеленой футболкой, решив не заморачиваться над внешним видом, так же не поддаваясь уговорам Хёнджина накрасить его. А вот Джисон был очень даже не против предложениям Хвана. Ждать друзей Минхо не захотел, ушёл вместе с Чонином раньше — Бомгю покинул корпус более получаса назад. Зажигающая музыка адреналином разливалась по крови и побуждала тело двигаться под бит с широкой улыбкой, орать во весь голос старенькие, но заученные песни и забыть обо всём. Хёнджин и Феликс незаметно приблизились к другу и вместе с ним начали танцевать с счастливыми лицами. Эмоции переполняли Минхо через край, эйфория от музыки разливалась по телу, заглушая ноющие раны на сердце. Тревожность, мучившая парня последние года уходила, оставляя место для счастья. Казалось, будто мир растворился в этом ночном празднике, в многочисленных звёздах, что так особенно покрывали небосвод сегодняшним вечером. Тело расслаблялось под неизвестные, странные движения, которые исполнял Хёнджин, а Феликс с Минхо повторяли. Эта дискотека была гораздо лучше школьной, счастливая аура приятно действовала на мозг, отключая ненужную часть, отвечающую за чувства. Хван выходил в центр танцпола, исполнял известную самому себя хореографию пока девочки снимали на телефоны и восхищённо кричали. Минхо и Феликс, смеялись, хлопали, подпевали и веселились. Ли не мог вспомнить, когда чувствовал себя так легко, не задумывался ни о чём и полностью отдавался ощущениям. Он сделал правильный выбор, оплатив недешёвую путёвку и пройдя через уговоры родителей, вечных ссор и вечеров разочарования. Если Минхо скажет, что ему жалко денег, он соврёт. Если он скажет, что ему некомфортно, он соврёт. В кричащей толпе людей, Лино хотел раствориться, остаться навсегда в этих счастливых лицах, пришить на себя искренние улыбки, что не часто посещают его лицо, и больше никогда не возвращаться домой. Джисон его энтузиазма не разделял. Среди огромного количества людей он хотел поскорее вернуться в корпус, который Дженни закрыла ключом и слилась с толпой. Приступы социофобии не посещали его с самого заезда и чувствовать это спустя неделю было не самым лучшим событием в его жизни, тем более на первой дискотеке. Жажда одиночества или хотя бы нахождение среди знакомых людей усиливалась не на шутку, но Джисон не мог заставить себя сдвинуться с места, он будто прилип к сидению на трибунах и всё, что ему оставалось — судорожно трясти ногой. Час спустя, немного выдохшись после активных танцев, к Минхо вернулся мозг и умение думать. Беспокойство о местонахождении Джисона тоже самым подлым образом ударило в лицо сильной пощёчиной и Лино, сказав друзьям, что вернётся через пару минут, отправился на растерзание к толпе, в надежде найти Хана. Причину своих действий он не нашёл, подумает как-нибудь потом, ведь, самокопание в лагере не к чему, так ведь? Обойдя практически весь танцпол и получив по голове чьей-то тяжёлой рукой, Минхо хотел отчаяться, пока не заметил на трибунах знакомую синюю макушку, освещённую таким же синим светом. Лино сорвался на бег и запрыгнул на трибуны, присаживаясь рядом с Джисоном, тот свою очередь вздрогнул и выпучил глаза на парня. Улыбка Минхо вмиг согрела душу, заставив позабыть о недавних страхах. Он выглядел таким счастливым, таким настоящим, таким искренним, его улыбка — это наверное самое лучшее что Хан когда-либо узрел в своей жизни. Запомнить Минхо таким теперь стала главной целью для его переполненного тревожностью мозга. — Хэй, ты в порядке? Почему не танцуешь? — наклонившийся к его уху, прокричал рыжий. У Джисона по спине мурашки пробежали от горячего дыхания. — Нормально всё, просто скучно, а ты почему здесь? — тоже старался как можно громче сказать Хан, ибо музыка перекликала нормальный тон. Минхо пожал плечами. — Я уже натанцевался, устал, — глядя прямо в синие радужки, сказал Лино. Джисон кивнул, пока его сердце разрывалось от бешеного ритма, казалось, его стук превышал громкость басов из колонок. Ли донельзя живой. Прошлый Минхо, что так отчаянно жался к нему, плакал в плечо, будто и не существовал. Или, может теперь у них всё наладится и Джисон сможет... Мерцающие до этого софиты стали создавать романтическую атмосферу приглушённым светом. С ними изменилась и музыка с громкой и басистой на что-то медленное и спокойное, ассоциирующееся с каким-нибудь мультфильмом про принцесс. Танцующие прежде ребята тоже подверглись изменению. Кто-то садился на трибуны, наблюдая за парочками, что сейчас так же медленно, как и время пока они вместе, закружатся в танце. Кто-то приглашает свою возлюбленную, которой давно хотел признаться в любви, а может они уже состоят в отношениях или они просто хорошие друзья. Джисон теряет дар речи, будто его рот зашили толстой нитью, ноги сводит судорогой, а глаза превращаются в две огромные планеты, когда Минхо встаёт перед ним протягивает руку в знак приглашения на танец. Он неуверенно тянет свою в ответ, словно боиться обжечься и всё равно обжигается, поскольку ладонь у Лино огненная, как и его взгляд, волосы, как его сердце. Минхо тянет его за талию и прижимает к себе, утыкаясь носом в плечо, пока Джисон откровенно желает растаять в его руках. Хан и представить не мог, что Лино станет подобным богу огня, настолько безрасудным выглядело нынешнее мгновение. — От тебя вкусно пахнет, — произносит тихо Минхо, пока у Джисона душа разделяется и сливается с крепкими руками Лино. — Ты меня до могилы доведёшь со своей прямолинейностью, — дрожащим голос говорит Хан, крепче обнимая его. Только сейчас он замечает, насколько Минхо выше и больше. Джисон никогда не влюблялся... — Заметь, не я первый начал. Осознание черным конвертом врезается в Хана, выбивая из него абсолютно каждую частичку, каждую буковку из фразы "я никогда не влюблялся", потому что Минхо прав. Минхо всегда прав. Минхо Минхо Минхо... Это имя так долго крутится в его черепной коробке, что он позабыл собственное. Они так мало знакомы, но так близки друг другу, словно их души с рождения были сплетены одну единую. Будто никакого Сынмина и не существовало, а Джисон всю жизнь был влюблён. Пара, кружащаяся в танце под звёздным небом, переходящем в не менее бескрайний океан. Весь мир меркнет в их глазах, когда так близко наполненные любовью и заботой молодые лица друг друга. И пусть им говорят, что это просто порыв, который пройдёт со временем и забудется, как запись на песке, смытая недремлющим морем. Пусть другие не верят в истинность их чувств. Пусть даже они окажутся правы – это будет потом. А сейчас всё настоящее. Всё оживает в ритме биения одного сердца. Одного на двоих – настолько они едины. Это их танец, их никому не разлучить. Лишь угол танцпола. Лишь музыка и огни. Лишь он. Он удивителен. Невероятен. Глаза искрятся жизнью, вдохновением. Сердце его стучит быстро, учащенно. Волнуется. А счастье захватывает. Счастье Минхо – его восхищенный взгляд. Его улыбка – лишь движение минхоновской руки. Хрупкий, как стебель цветка, который гнется от малейшего дуновения ветерка, движения воздуха. Но не ломается, лишь вновь прогибается. Не сломлен — жив. И его жизнь – танец. Ночь темна и пуста — звёзды на небе лишь отблески далёкого света; яркая луна — иллюзия светила; весь замок — тень, в которой прячутся люди и их желания, их тихие шаги и безмолвные взгляды. Минхо прогнулся в пояснице, потому что его ладони с силой надавили на хрупкие позвонки в попытке притянуть ещё ближе, хотя ближе уже было некуда. — Ханни, ты меня сейчас сломаешь, — промолвил Минхо, а Джисон рассыпался в его руках звездным порошком Ему сейчас казалось, что они вдвоём сольются в единый организм — с таким болезненным нетерпением он прижимал Минхо к своему телу. Ему хотелось быть с ним. Быть им самим. Только бы не терять этот контакт. Только бы не рвать эту спасительную струну, соединяющую их отчаяние. Джисон слышал, буквально слышал бешеный пляс его сердца в унисон с собственным.Он был так близко. Так близко к тому, чтобы поглотить Джисона. Как же ему хотелось этого. Лино прижимал в ответ с такой горячностью, что казалось вот-вот треснут рёбра. Джисон жаждал его прикосновений. Хотел его всего. Минхо любить приятно, думает он, пока звучат последние аккорды песни и они с неохотой отстраняются. Лино дарит на прощание самую милую улыбку и скрывается в толпе. Минхо никогда не доверял людям, а Джисон никогда не смотрит назад.***
Чужая одежда норовила улететь вслед за печальным ветром. Минхо бы хотел, чтобы он унёс за собой всю грусть и никогда не возвращался. Он не думает, как ему хочется очутиться рядом с Сынмином, нет, его сердце окутала глубокая, тяжёлая обида на самого себя. Потраченный на пустые страдания, ведь этот год мог принести уйму радости. Ли распорядился им неправильным образом. Не было никакого смысла в повседневных мечтах, что вызывали непонятные эмоции, которые Минхо сейчас уверенностью назовет "страх". Не существовало прекрасного чувства влюбленности, не рождалось никакое доверие к Сынмину, лишь страх и желание признания. Жажда похвалы со стороны Кима, что так приятна слуху. "Умница" и "ты хорошо постарался" не способны вызвать абсолютно никаких чувств, кроме наркотического эффекта. Хёнджин давно говорил, что это не любовь, а Ли не слушал, продолжал боготворить Сынмина, сваливая на подростковую влюбленность, которая, как оказалось в итоге, была сильным наркотиком и мотивацией продолжать жить. Ким вытащил его из пучины отчаяния — Минхо перед ним обязан. И это чувство благодарности понесло за собой год тревожности, надежд и разочарований, отрицания и принятие. Чертовски хотелось курить. Дрожащими руками он поднёс ко рту сигарету и большими усилиями поджог её: ветер всё не утихал. Холодная земля уходила из-под ног после тяжёлого дня. Минхо сел на сырую траву, прислоняясь спиной к железным воротам. Место, где развешивали бельё огорожено от детской радости и счастья, его никто не найдёт. Так он думал, пока не услышал бархатный смех над ухом. Синие волосы развевались, спутывались, заслоняли глаза. Незваный гость указал на сигарету Минхо и попросил затянуться один раз, присаживаясь рядом вплотную. Ли протянул ему ее, но он не взял. Просто обхватил ладонь Минхо, поднес к губам и сделал затяжку. Пару минут они так и застыли: рука Лино в руке Джисона, затем его пальцы касаются и с непозволительной нежностью гладят запястье Лино. Тот переложил сигарету в другую руку, и их пальцы переплелись. Хан сжал ледяную ладонь Минхо, положил на свое плечо и, вдруг очутился так близко, что Лино всего окутал аромат его одеколона. От этого запаха хотелось задохнуться в пучине непонятных чувств, что так внезапно накрыли быстро стучащее сердце. Ли выронил сигарету и коснулся ладонями его лица. И тогда Джисон склонился, запустил пальцы в мягкие, рыжие волосы, что так притягивали с первого дня и поцеловал его.